Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 2"

Во время подготовки к концерту Игорь стал жаловаться на слабость, но Надя не обращала внимания на жалобы сына, давала ему витамины и кормила фруктами, понимая, что подготовка к кремлёвским концертам требовала усиленных репетиций. Уже после зимних каникул Надю насторожила растущая сонливость сына, тем более, что мальчик стал жаловаться на головную боль, и тогда она решила обследовать сына в своей поликлинике, где работала педиатром. Через день анализы крови Игоря были готовы, лаборант принесла их в кабинет врача, когда Надежда дописывала истории больных детей.

– Это неправда! – возмутилась она, пробежав глазами по лабораторному бланку. – Вы сами видели, что вы мне принесли?.. Так перепутать фамилии детей – это недопустимо! Нет-нет, это просто какая-то ошибка! Это случайность! Этот анализ не может быть анализом моего сына!

Надя не заметила, как она перешла на крик, как исступлённо трясла исписанным бланком перед лицом поникшей лаборантки, чтобы не принимать правду о болезни сына, ибо этот анализ крови был смертным приговором для него, он означал начало конца её материнскому счастью.

Потом дни шли своей чередой, и с ними угасала жизнь Игоря. Глядя на опухшего и бледного сына, Надя и Павлик радовались простой возможности быть рядом с ним, но час настал, их сынишка умер, а они так и не смогли подготовиться к его смерти. Эта потеря потрясла обоих, она лишила их сил жить дальше.

После похорон сына Надя перестала ходить на работу, а Павлику не дали время для траура, его вызвали на службу приказом, он был военным человеком. Возвращаясь со службы, мужчина пытался ухаживать за своей женой, но ей претила его заботливость. Надя не хотела утешаться, она хотела вернуть своего сына живым и невредимым. Даже мысли о работе детским врачом у неё не возникало, весёлые детские голоса во дворе делали её глубоко несчастным человеком.

Верина бабушка приехала в Москву по телеграмме Павлика, но она не стала ухаживать за дочерью, она была в таком возрасте, что сама нуждалась в заботе. Надя вынуждена была оставить хандру и готовить, убирать в доме и прогуливать маму по двору.

Однажды бабушка Мария захотела посетить Божий храм. После возвращения из храма уставшие от ходьбы женщины сидели на кухне и пили чай с пряниками. За чаем старушка обратилась к дочери.

– Бог услышал наши молитвы.

Надя удивилась этим словам и возмутилась духом.

– Мама, я не молилась в храме. Какой толк в молитве, если молись, не молись, а Игорька живым не возвратишь.

На эти горькие слова Верина бабушка грустно улыбнулась и заверила дочь, что и вздохи человека слышны Господу, поэтому никогда нельзя терять надежду. Она ещё сказала, что для Господа Бога нет ничего невозможного, Бог имеет право давать и забирать, он Творец.

– Когда Бог даёт, мы то с радостью берём, но не благодарим, а, когда забирает, то ругаемся, а надо верить, что Господь благ и Он слышит каждую молитву кающегося человека. Игорька Бог себе забрал, теперь Бог на престоле слышит его песнопение, ведь я, доченька, его втайне окрестила, когда он в деревне у нас отдыхал. Ты поверь мне, доченька, у тебя будет дитя. Это я услышала в сердце своём в Божьем храме.

– Ох, мамочка моя, да что ты мне говоришь? Мне уже сам Бог не поможет. В том году мне исполнилось 40 лет! Мама, мне 40 лет! Какая может быть беременность?! Мы с Павликом ещё молодыми хотели родить Игорьку сестрёнку или братика, но ничего не вышло, а ты своей надеждой только соль сыпешь мне на рану!

– А ты ручки на грудях крестом не складывай, це не поможе представитися до срока. Ходи до церкви, а работу кидати не потребно. Подивись про Павлика, не мучай ты его, он у тебя добре человик, всё у вас сладится.

Это последнее материнское слово было сказано на украинском языке.

После отъезда бабушки тётя Надя вышла на работу, занялась домом, а через десять месяцев у неё родилась дочь Юля. С ней Вера познакомилась во время своей учёбы в Москве.

 
                                          * * *
 

Тогда в Москве Вера под впечатлением этого рассказа тёти Нади приходила в храм, но уже не как турист, а как человек, нуждающийся в утешении, ставила свечки за здравие всех живых родных и за упокой умерших, которых знала по имени, и ещё за то, чтобы у неё тоже родилась здоровая девочка. По окончании учёбы в Москве тётя Надя купила для племянницы икону Николая-чудотворца, которую Вера и привезла домой.

Прошёл год, учёба в Москве и театральная суета ушли в прошлое, и настало утро, когда Женя повёл отяжелевшую Веру в роддом. Роды проходили стремительно, младенец застрял в родовых путях из-за обвития пуповиной. Как последний шанс спасти ребёнка от удушья, опытная санитарка с разбега плюхнулась на Верин живот – и через мгновение родилась прекрасная девочка, которая была названа Татьяной. От того, что у Танюши была сломана при родах ключица, любовь родителей к ней стала ещё крепче и нежнее. Рождение дочери принесло Вере столько счастья, что его бы хватило на всех страждущих, живших на земле. Этим счастьем женщина и поделилась со своими родителями, которые приехали с богатыми подарками порадоваться рождению ещё одной внучки.

По выписке из роддома гинеколог сказал на прощание Вере, как коллеге, что через два года она может приходить за мальчиком. Может быть, он это сказал в шутку, но молодая мама восприняла эти слова как наказ старшего по званию.

Если Катюшу молодые родители торопили расти, уча её сидеть, ходить и говорить, то развитием своей младшенькой они умилялись каждый день, а Вера стала замечать в себе несвойственную ей доселе нежность.

Однажды, когда она держала Танюшку у груди и любовалась её крошечным тельцем, в комнату вошла пятилетняя Катя. Девочка стояла у косяка двери и подозрительно поглядывала на маму, не совсем понимая, что та делает.

– Доченька, подойди ко мне. Давай я тебя тоже обниму, моя доченька.

– Вот ещё чего не хватало, – пробурчала Катя и смылась поскорее на улицу, потому что с рождением Танюши у неё появились и первые обязанности: нянчить сестру, гулять с ней во дворе и мыть посуду.

Пролетела снежная зима, и вновь весна пришла в городок. С её приходом двор до позднего вечера гудел детскими голосами.

Однажды на пороге квартиры Лебедевых появилась запыхавшаяся соседка с первого этажа.

– Вера Владимировна! …Таня! …Скорее! – прокричала она, не здороваясь.

Потом соседка устремилась на балкон, за ней последовала и Вера. С высоты пятого этажа был хорошо виден весь двор. На игровой площадке стояла белая детская коляска, купленная по специальному талону. К коляске тянулась длинная очередь из дворовых ребятишек, желающих покачать настоящую ляльку в настоящей люльке. Катюши в этой очереди не было. Вера тут же слетела вниз и успела спасти девочку, которую от качки чуть было не выбросило за борт. Когда Катю разыскали соседские ребята, она не поняла маминой тревоги и своей вины.

– Мама, зачем надо было так волноваться, если за Танюшей присматривал весь двор. Её уже сейчас надо приучать к самостоятельности. Смотри, как она мне улыбается, потому что моя сестричка знает, что я её в обиду не дам.

 
                                          * * *
 

Видя, как все дети во дворе едят ягоды, которые не купишь в магазине, молодая семья Лебедевых приобрели дачу. Все обеспеченные семьи в посёлке имели дачи. Дачи находились за 10 километров от Шантюбе между сопками у озера с прозрачными голубыми водами.

Всё у Лебедевых было, как у людей. Женя числился хорошим работником и пил алкогольные напитки только в отпуске. На работе к Вере относились с уважением. Дети росли здоровыми и слушались родителей, как в хороших приличных семьях.

Вскоре у Лебедевых появилась и личная машина. Для покупки этой машины Женя съездил в Караганду и объяснил тестю и тёще всю необходимость иметь машину, ведь с детьми на дачу очень трудно ездить на автобусах.

Для Риммы и Володи всё, что касалось дачи, было святым делом, тем более что Женя в этот свой приезд баловал их необычной любезностью. Когда Верины родители собрали все свои сбережения в кучу и прибавили к ним деньги, занятые в долг, то выяснилось, что на машину для зятя денег хватит. Перед оформлением документов на «Жигули» Вера настояла на том, чтобы машина была записана на имя мужа. Володя неодобрительно покачал головой, но выполнил эту просьбу дочери.

Став владельцем автомобиля «Жигули», Женя любезничать перестал и поспешил в обратную дорогу. Такую неблагодарность мужа к собственным родителям Вера не могла простить, но она… простила. Простила ради сохранения покоя в семье. Она уже привыкла молчать, лишь бы её муж не пил. Спокойно живёшь, когда смотришь на жизнь сквозь пальцы.

Пришло время, в семье Лебедевых удачно справили день рождения Танюши, девочке исполнилось два года, и потом началась суета, потому что к ним приезжали важные гости. Навестить родственников в Казахстане приехали два старших брата мамы, чтобы посетить места былой молодости. Их путь лежал через Шантюбе, к этому вояжу присоединилась и семья Саши.

Вера готовилась встретить гостей, договорилась с друзьями о размещении всех путников на ночь, а сама решила к их приезду наварить большую кастрюлю борща, отварить картошку и нажарить котлет. В кулинарном деле она уже преуспевала.

За день до приезда гостей Женя взял отпуск и решил его отметить, а так как водка в доме хранилась, то отметил как следует. (Две бутылки водки каждый месяц получала семья Лебедевых, и две бутылки водки стоила машина навоза для дачи.)

В день приезда гостей Вера обречённо смотрела на часы, которые тикали ей на погибель. Как встречать дорогих гостей, когда хозяин дома напился в стельку?

– Что делать? Что мне делать? – спрашивала женщина снова и снова, но ответа так и не последовало.

Её девочки гуляли во дворе, приезд гостей их интересовал гораздо больше, чем спящий у дивана папа, но Вера была другого мнения. Она пыталась спасти ситуацию, посадить мужа как-то поприличнее.

– Женя, проснись, негодный ты человек! Куда мне спрятать твоё пьяное тело, чтобы его не заметили гости? О Боже, на какой позор ты меня обрекаешь?! Такой позор можно смыть только твоей кровью!

От «негодного человека» пахло табаком и водкой. От этого запаха Веру чуть не вырвало прямо на грудь мужу. Предстоящий позор холодил её душу.

Женщина ещё раз прошлась по комнате, и тут, на высоте вздоха, её блуждающий взгляд упал на иконку, которую она привезла из Москвы, как сувенир от тёти Нади. Икона была небольшая и скромно стояла в стенке между стопками сервизных тарелок.

Женщина подошла поближе, взяла в руки деревянную икону в позолоченной рамке и стала рассматривать изображение Николая Чудотворца. Она очень хотела чуда, и чем внимательнее она всматривалась в лицо святого угодника, тем яснее ощущала его сочувствие. Целовать икону Вере хотелось, как это делали на службе все верующие в московском храме, но она не знала, к какому месту иконы надо приложиться губами, поэтому, осторожно сдунув со святого лика пыль, поставила икону на своё место в стенке.

Теперь Вере показалось, что настало время заплакать, но слёз не было, тогда она перевела взгляд на окно. По синему небосклону плыли белые облака, и это раздражало женщину: облака знали, куда плывут, а она не знала, как представлять маме и родственникам пьяного супруга.

Вера не говорила никому в семье о том, что её Женя опять стал прикладываться к бутылке, что последнее время они никуда не выходят вместе и спят в разных комнатах, а под смородиновым кустом муж каждый год пытается выращивать мак, непонятно для каких целей…

А вот теперь об этом узнает не только мама, но и её любимые братья.

Опустившись на колени рядом со своим пьяным мужем, женщина закрыла глаза, но всё напрасно, молиться она не умела, а стрелки часов неумолимо торопили время, когда падёт репутация семьи Лебедевых в глазах маминой родни.

– Бог, не допусти такого стыда! Задержи гостей в пути, чтобы мама и гости не узнали о пьянстве моего мужа. Это моя беда и мой позор, а Женя сам не знает, что творит!

Тут глаза Веры испуганно заморгали, потому что ей стукнуло в голову, что она наговаривает несчастный случай на близких ей людей, которые находятся в пути.

– Нет, нет, Боже упаси, не допусти и беды с моими родными в дороге. Я не знаю, каким образом, но сделай так, как будет тебе угодно, только пускай они не подумают, что мой муж пьяница несусветный, ведь он хороший человек!

Закончив разговор с Богом, Вера встала с колен, вновь прошлась по комнате и решительно взяла икону Николая Угодника, с закрытыми глазами приложилась губами к нарисованной руке и поставила её обратно. Всё, теперь со спокойной душой она пошла на кухню, доваривать борщ в большой красной кастрюле, предназначенной для варки варенья.

Борщ был готов, котлеты нажарены, а гостей не было. Прошло ещё два часа, а гости не приезжали. Уже вечерело, когда в квартире Лебедевых раздался телефонный звонок.

– Мама, мама, папа пошевелился! – одновременно со звоном телефона закричали девочки из зала, они уже давно пришли с улицы и смотрели передачу «Спокойной ночи, малыши».

Вера с нетерпением схватила телефонную трубку.

– Алло, Саша? Где вы?

– Алло, Вера, ты не волнуйся, всё нормально. Мама с папой и наши гости будут ночевать в деревне под Атбасаром, в совхозном клубе. У папиной машины спустило сразу два колеса и что-то застучало в карбюраторе. Почему сразу два колеса спустили, я до сих пор не могу понять, ведь я всё хорошо проверил перед поездкой. …За меня не волнуйся, я переночую в своей машине, нам утром обещают помощь в совхозной мастерской. Звоню из сельского клуба по просьбе мамы. До завтра!

– Спасибо, Саша, за звонок. До завтра!

В Вериной жизни произошло чудо, которое могло упасть только с неба.

Под утро Женя проснулся и уехал на дачу, чтобы не мешать своей жене достойно встречать гостей. Вере удалось произвести хорошее впечатление на родню и своей замужней жизнью, и своим наваристым борщом.

Через два дня отдыха гости отправились дальше в путь, и Вера с Женей на своей машине тоже присоединились к ним.

Этим приездом в Казахстан, в места ссылки польских семей, живущих на Украине, мама и её братья отдавали дань уважения своему прошлому, своим родителям, похороненным на степном кладбище, которое терялось в необозримости степи, выгоревшей дотла под палящим солнцем, а вдали тонкая нить горизонта чертила траурный круг, в центре которого находилось одинокое деревенское кладбище.

По дороге домой Вера увидела на вершине сопки высокий каменный крест. Этот крест, словно человек с раскинутыми в стороны руками, обнимал степь. Под крестом лежала поминальная доска, где золотыми буквами были написаны слова благодарности казахскому народу, который помогал ссыльным полякам выжить в этих безлюдных местах в суровую зимнюю стужи и в летнюю засуху.

Мама и её братья были реабилитированы только в 60-х годах, но они никогда не сетовали на то трудное время изгнания и жили полноправной жизнью советского народа.

Теперь время повернулось к ним спиной. Вера сердцем чувствовала боль при их расставании. Её поражала та горячая любовь между братьями и сестрой, над которой была не властна даже близкая старость.

К сожалению, это была последняя встреча мамы с братьями, но их переписка длилась до самой смерти сначала Мичеслава, потом Леонида.

Вера такой сильной братской любви и поддержки не имела. Да и общалась она со своим братом редко. Саша не мог простить родителям, что они купили для мужа сестры машину, которую Женя не заслужил, тогда как его жена Галя не имела цигейковой шубы.

Глава 2

Не успела Вера прийти в себя после отъезда гостей, как её стали донимать приступы тошноты по утрам. Когда свежие отварные пельмени приобрели запах протухшего мяса, то сомнений не осталось: Вера беременна третьим ребёнком. С чувством тревоги она ощущала в себе начало новой жизни. Эта новая жизнь росла независимо от желания самой женщины и сложившихся вокруг неё обстоятельств.

У Веры появилась тайная любовь.

С нетерпением влюблённой ждала она наступления ночи, чтобы в ночной тишине без помех любить растущего в её теле мальчика, судьба которого была уже предрешена, ибо ему не суждено иметь даже имя. Третий ребёнок в Вериной семье – непозволительная роскошь. Бессонными ночами чуть слышно беседовала Вера со своим любимым сыночком, положив ладонь на низ живота. Она знала без доказательств, что под её сердцем стучит сердечко сына.

– Тебе не нравятся пельмени?.. Ты думаешь, что они плохо пахнут? Но если бы ты хоть раз в жизни отведал их на вкус, то не привередничал бы так. Скажу тебе честно, что я не знаю, как надо воспитывать мальчиков. Я их с детства стеснялась, а скорее всего боялась. Теперь твой папа стесняется со мной выйти в люди, а ты? … Хотя я лишена счастья увидеть тебя взрослым мужчиной. Жалко, что тебе не узнать, как прекрасен и как жесток бывает этот мир, в котором тебе не суждено родиться.

Сонные шевеления старшей дочери, лежавшей под её боком, мешали Вере думать и заниматься желанным подсчётом.

– Так, сколько мне лет?.. 35. Уже прилично для родов. Когда мне будет столько же лет, сколько лет моей маме сейчас, то тебе будет уже… так, а сколько лет моей маме? Начнём считать сначала. Мама родилась в 28-м году. Это я точно знаю, значит, ей пошёл …61-й год! Если я буду в возрасте моей мамы, то к 60-летию я буду выглядеть не такой уж старой, судя по тому, как выглядит мама сейчас. Допустим, что мне исполнилось 60 лет, то моей Катюше …будет …ни много ни мало… не знаю, сколько лет. Так, я родила Катю в возрасте 27 лет, значит, разница у нас всего 27 лет. То есть моей старшей дочери исполнится в день моего 60-летнего юбилея уже 33 года, а Танюше …м-м-м… будет приблизительно …28 лет. К моему 60-летию тебе, мой мальчик, исполнилось бы уже… так, так, так… 25 или 26 лет. Я бы гордилась тобой, мой сынок, потому что уверена, что ты бы вырос добрым человеком с сердцем сильного и мудрого рыцаря!

Вере показалось, что в этот момент сынишка слегка зашевелился в её животе, и она ему нежно улыбнулась.

– Мой малыш, когда мне исполнится 60 лет, я буду достаточно молода и богата, чтобы плыть по синему морю на белом пароходе. Я буду сидеть в белом плетёном кресле у самого края палубы и под шум волн вглядываться в морскую даль, а рядом со мной будете носиться по палубе белого парохода вы, мои расшалившиеся дети. (Весёлые дети представлялись женщине не старше возраста Катюши.)

В этом навеянном с морским пейзажем и белым пароходом она видела себя красивой и молодой тургеневской женщиной, в белом воздушном сарафане, с белым ажурным зонтиком в руках. Дети тоже резвились на палубе, девочки в белых длинных платьях, а сынок – в белом матросском костюмчике с голубыми полосками. Так как представить себе Женю в мужском белом костюме она не могла, то в этих голубых фантазиях его персоны не было.

К тому времени Вера чувствовала усталость от своей покорности мужу, начальству и обстоятельствам, может быть, поэтому этот ночной разговор с малышом в возрасте плода был ей необходим, чтобы дать волю воображению, которое хоть как-то утешало женщину, прощающуюся с плодом, которому не суждено родиться.

– Катька, сколько раз тебе говорить, чтобы ты лежала спокойно! Не толкайся! Уже два часа ночи! – прошептала она дочери, которую не могли разбудить даже гром и молния.

Катя казалась Вере вполне взрослой девочкой, которой можно доверять семейные секреты, но о предстоящем аборте говорить с дочерью не хотелось, как и ни с кем другим.

– Так, продолжим. А если тебе, мой сынок, было бы столько лет, как Кате сейчас, то мне бы исполнилось …исполнилось… О, как я хотела бы увидеть тебя большим и смелым. Я знаю, ты бы смог защитить своих сестрёнок, когда меня не будет.

Этот утомительный счёт помогал женщине справиться с бессилием изменить судьбу своего сына. Таким странным образом прощалась она каждую ночь с тем, кто доверчиво рос в её животе.

Вера была рада, что единственная в больнице женщина гинеколог весь сентябрь пребывала в отпуске, потому что такое непредвиденное стечение обстоятельств отодвигало сроки аборта, но она насторожилась, когда после своего летнего отпуска её коллега-гинеколог уехала на двухмесячную учёбу в Москву. Теперь тянуть с абортом стало уже невозможно. Вера обратилась к другому гинекологу – мужчине, и он был рад помочь коллеге решить проблему «нежелательной» беременности.

Проведение аборта было назначено на пятницу. Страна готовилась отмечать ноябрьские праздники, а Вера – хоронить сыночка. В пятницу, когда солнце по-летнему припекало землю, она пришла домой в обеденный перерыв, чтобы подготовиться к операции по изъятию плода из её утробы. Она старалась не думать об этом, но её сыночек сам догадывался о своей участи и сжался в комочек. Все осуждающие мысли женщина держала под замком, чтобы не раскиснуть и не сбежать на другую часть света, но воспоминание о последнем разговоре с мужем лишало Веру права отступить назад.

Этот разговор с Женей случился днями раньше, и он проходил на кухне.

 
                                          * * *
 

Обычно муж возвращался с работы голодным как волк, а голодный кормилец семьи всегда был злым и очень нервным. В тот день Вера купила для мужа пельмени в кулинарии, чтобы устроить супругу праздник живота. Этими пельменями она хотела его задобрить перед тем, как он примет решение между абортом или рождением в семье третьего ребёнка.

– Женя, мне уже нельзя больше тянуть с абортом. Последний срок для операции заканчивается на этой неделе. Что нам делать?

Довольный ужином мужчина, привычным движением руки поглаживая усы пшеничного цвета, что говорило о его глубоком раздумье, разговор о третьем ребёнке начал издалека.

– Верунья-говорунья, ты же знаешь, что сейчас творится в нашей стране. Не сегодня, так завтра от нашего правительства могут остаться только «рожки и ножки». Перестройка по-горбачёвски скоро прикажет долго жить, в стране наступит безвластие. Страну без власти охватит анархия, так учит нас история, и вот тогда никому не будут нужны старики и дети. Кто знает, куда подует ветер перемен? …Нам надо уже сейчас думать, как выжить с тем, что мы имеем, хотя мы не так и много имеем. Если закроются шахты, то пойдём мы с тобой, Вера – бубончик от берета, по миру с протянутой рукой. Во время всеобщего застоя, кому понадобятся наши гараж, дача и квартира? В такое время думают не о квартирах и гаражах, а как бы прокормиться и иметь крышу над головой. …И не надо делать большие глаза, ты же читала последний номер «Огонька» … «Проснись и пой», забудь всё, чем мы жили при советской власти, такой строй не повторить дважды… Утопия равенства теперь никому не вскружит голову …Или ты хочешь ещё одну жертву социализма родить, а недостаточно ли жертв? Когда заканчивается последний срок для аборта?

– На этой неделе.

Да, Вера читала «Огонёк» от корки до корки. Публикации этого ежемесячного издания трубили набат по всей стране, перевёрнутой с ног на голову! Понять, где обман и вымысел, где правда и реальность, простому обывателю было очень трудно, и эта неясность прошлого, настоящего и будущего пугала.

Кому и чему теперь верить, Вера ещё не определилась. Книги самиздата оставались литературными произведениями, а не историческими фактами, в журнале «Огонёк» были опубликованы документы и свидетельства того странного времени, когда почти весь народ поверил в добро, а добро его детям и внукам уже казалось злом. Теперь во всём белом свете не видела она силы, способной защитить жизнь её не рождённого сыночка, но только Женя, как отец, мог вмешаться в его судьбу.

– Вера, посмотри вокруг, все, нормально обеспеченные семьи ограничиваются рождением одного ребёнка или, в крайнем случае, двух детей. Это реальный подход к сохранению благополучия семьи в такое неспокойное время. Иметь более двух детей – это как-то даже неприлично. Подлей-ка мне ещё крепкого чая, и прошу, на заварку не скупись. Как успехи у Катюши с изучением наук?

Вера не дала мужу увильнуть от ответа.

– Женя, мне делать аборт?

– Ты точно знаешь, что будет сын?

Да, Вера была уверена, что носит под сердцем мальчика, но ответила уклончиво:

– Один Бог это знает. Мне делать аборт?

– Да. Это будет разумно.

 
                                          * * *
 

И вот этот день аборта наступил. Вера спокойно приняла душ, оделась и стала откладывать необходимые вещи для больницы. Она уже не ругала свою страну, которой не нужен был её мальчик, не злилась на «гласность», пугающую народ своими разоблачениями, и не критиковала «перестройку», которая перестраивалась, топчась на одном месте. Она не обижалась на своего мужа, не желающего иметь сына, и душевно умирала вместе со своим ребёнком, которого носила под сердцем, и никому не было дела до её горя.

Вера методично собрала сумку, потом переобулась в уличную обувь, надела пальто, но перед выходом на лестничную площадку оглянулась, чтобы увидеть свой дом в трауре, ибо она вернётся уже другим человеком, человеком, пришедшим домой после похорон любимого дитя.

На кухне часто закапала вода из крана.

– Слышишь, мой мальчик, как по тебе плачет наш кухонный кран… Прости меня, мой любимый малыш.

Вера прошла на кухню, завернула вентиль покрепче, вода капать перестала, и тут в коридоре раздался резкий телефонный звонок. От неожиданности она даже вздрогнула, как от электрического разряда, в это время звонков быть не должно. Женя на работе, и никто не знал, что Вера пришла домой в неурочный час. …Кто может сейчас звонить? Разве что Бог!

– Алло. Алло? …Кто говорит?

Голос собственного мужа показался Вере незнакомым.

– Вера, как дела? …Каков настрой?

– Ох, это ты? Дела как дела, а настрой один – идти на аборт. Говорить мне некогда, потому что через десять минут меня будут ждать в операционной.

– Какое у тебя настроение?

Этот никчёмный вопрос разозлил Веру до глубины души.

– Какое у меня может быть настроение, если я иду на а-б-о-р-т?! Аборт – это операция по выскабливанию плода из тела матери!

– Верочка-голубая тарелочка, не кипятись, а пойди-ка ты в зал, сядь на диван и подумай хорошо, и то, что ты надумаешь, станет моим тебе ответом по поводу аборта! …Пи, пи, пи.

На этом разговор прервался.

Вере не надо было и садиться на диван, чтобы понять, что будет верным для неё и мужа, но она послушно прошла в зал, не снимая уличной обуви, и присела на край дивана.

Через пять минут женщина была уже в больнице. На пути в абортарий Вера зашла в кабинет главной акушерки района.

– Фаина Самуиловна, скажите мне, пожалуйста, кто у меня должен был родиться? Я знаю, что ваш опыт акушерки не ошибается в этих вопросах.

Фаина Самуиловна улыбнулась. Она внимательно посмотрела на Верин живот, и спросила дату рождения её и её мужа, а также срок беременности.

– Мальчик. У вас будет сын.

Уверенный ответ акушерки укрепил Веру в её решении. Минута в минуту вошла она в операционную гинекологического отделения, где её ждал тот гинеколог, который когда-то, два года назад, приглашал её прийти в роддом за сыном.

– Проходите, проходите, Вера Владимировна, и ложитесь на этот стол. Сейчас Ниночка сделает вам укол, чтобы…

– Укола не нужно, я буду рожать третьего ребёнка.

В операционном блоке наступило короткое молчание.

– Но мы с вами уже договорились на аборт. Аборт будет под очень хорошим наркозом!

– Нет, мы с мужем решили сохранить беременность. У нас родится сын.

– Откуда у вас такая уверенность?.. А если третьим ребёночком будет у вас девочка?! Как у вашей коллеги педиатра Ольги Романовны – три сына?

– Мне уже всё равно, какого пола у меня будет мой малыш. Я его люблю такого, какой он есть.

Первым делом Вера поставила в известность о своей растущей беременности главного врача медсанчасти. Главный врач от желания своего педиатра уйти в декретный отпуск поджал недовольно губы, но сухо поздравил подчинённую с будущим прибавлением в её семье. Потом очередь узнать новость из первых уст дошла до домашних. Женя с душевным облегчением узнал о решении жены сохранить ребёнка, и он тут же пожелал иметь сына, внешне похожего на Веру, с её смуглой кожей, карими глазами и короткой талией, потому что он стеснялся своих белых ног, которые не загорали, а краснели, и страдал от длинной талии, которая делала его спину слабой, и это мешало ему продолжить карьеру атлета. Катюша, которой исполнилось уже восемь лет, услышав новость о братике, слегка пожала плечиками и серьёзно задала вопрос, на который сами родители не смогли найти достойный ответ.

– Ну и зачем вам это надо?

 
                                          * * *
 

В мае 90-го года в семье Лебедевых родился здоровый наследник.

Первый акт мочеиспускания сына на пеленальном столике в роддоме привёл Веру в неописуемый восторг. Как прекрасен был её мальчик! Разве можно было не восхищаться крепостью прямоугольных плечиков сына, высокой струёй во время акта мочеиспускания и как можно было не гордиться большим носом сынишки, который казался ей просто великолепным?!

– Вы только посмотрите, нос моего сына виден со всех сторон, как у Буратино!

Третий раз в жизни Веру охватил наплыв необъяснимой любви не только к своему ребёнку, но и ко всему миру, и она пребывала в отделении родильниц в потоках славы, как мама будущего мужчины, настоящего рыцаря, а пока ещё младенца.

– Вера Владимировна, вы извините, но ваши девочки рождались такими миленькими, такими хорошенькими, а вот сынишка родился …ну, не такой красивый.

Детский врач роддома ещё не имела своих детей, и не ведала, какую чепуху городит, а Вера не уставала восхищаться своим ребёнком и всем, что он делает.

Имя для мальчика выбрал Женя. Он назвал сына Виктором. Имя «Виктор» Вера забраковала ещё во время беременности, но после рождения сына это имя приобрело красоту и значимость.

– Виктор! Виктория! Победитель! – прокричал Женя под окнами роддома, и Вера стала называть новорождённого сына Витей.

Когда счастливый Женя прорвался в родильное отделение, преследуемый погоней в белых халатах, то Вера тут же выбежала к нему навстречу с ребёнком на руках, чтобы скорее познакомить сына с его отцом. Схваченный санитарками с двух сторон, Женя перед самым выводом из отделения оглянулся назад и крикнул через плечо с надеждой в голосе:

– А нос? Не большой ли нос?

– Нос прекрасный! Нос вождя! – вдогонку прокричала ему Вера.

Весь педиатрический персонал радовался материнскому счастью Лебедевой, её навещали коллеги и приносили гостинцы.

– Вера Владимировна, но почему «Витя»? Разве нет других имен? Если будут вашего сына во дворе звать «Витька», как моего брата, разве вам это понравится? – недоумевала всё та же педиатр роддома, желая своей коллеге только добра.