Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 3"

Летняя пора, всё цветёт и благоухает, и никто никому не портит настроение, потому что дети на каникулах, а взрослые в отпусках, школы не работают и отдыхает комиссариат, так что и полулегальным беженцам в летние месяцы можно расслабиться и радоваться жизни, депортации летом не бывает.

Это письмо не пришло по почте, это письмо было подброшено в почтовый ящик Лебедевым. Его подбросила Тесс, и оно было написано ею собственноручно, чтобы уведомить Веру о том, что в пятницу к ней придёт некая Катрин, куратор ОСМВ, для «страшно важный беседа», «тет-а-тет».

До пятницы оставалось две ночи. Эти две ночи Вера не спала, она выворачивала свой ум наизнанку, чтобы найти причину для конфиденциального разговора с представителем социальной службы, но так и не находила. Эти два дня до встречи она мучилась от предчувствия надвигающейся беды. К назначенному сроку даже угроза депортации женщину не волновала больше, чем неизвестность замыслов социальных работников. В голове напуганной женщины не было ни одной позитивной мысли, и она приготовилась встретить роковой ход событий как можно достойнее.

Когда в пятницу на пороге её особняка показались незваные гости, Вера ко всем своим страхам поняла, что от волнения не может выдавить из себя ни одного слова, ни по-нидерландски, ни по-русски, и жестом пригласила пришедших войти в дом.

Куратором социальной службы являлась Катрин, а Тесс при ней служила переводчиком. Катрин имела приятную внешность, её доброта чувствовалась во взгляде и улыбке. Муж Катрин работал директором начальной школы, где учился Виктор, и в её семье воспитывались шестеро детей, четверо из которых были ими адаптированы.

Катрин села на стул, что стоял у стола, а Тесс расположилась в кресле, для себя Вера принесла табуретку из кухни и поставила её перед неприглашенными гостями, чтобы удобно было общаться.

Первой разговор начала Тесс. Это была не та Тесс, которую Вера уже хорошо знала, теперь на её диване сидела незнакомка, похожая на Тесс, с поджатыми губами и холодным взглядом.

– Мы есть свидетель Катия проституция, – сказала она с надменностью.

Лучше бы Веру ударили тяжёлым предметом по голове, чем услышать такую гнусную ложь про Катюшу! Какая мать стерпит, чтобы кто-то со стороны так хладнокровно порочили дочь в её глазах! Заниматься сплетнями – это подло!

Но тут пришли сомнения, а что, если и вправду Катя сбилась с пути! О боже, не допусти!

Катрин что-то говорила в утешение, но Вера не хотела утешаться. Неожиданно для самой себя она заговорила сразу на двух языках, одну и ту же фразу она говорила на свободном английском, потом повторяла эту фразу на том нидерландском, который подучила к тому времени, потому что Тесс вышла из её доверия.

– Я правильно поняла вас, – обратилась она к Катрин, используя эти два языка, – вы ко мне явились домой с целью опорочить меня, мою дочь и мою семью?!

Тесс опешила! Её услугами пренебрегли! В этот момент она потеряла над собой контроль!

Хорошая затея – помогать беженцам интегрироваться в Бельгии – уже давно превратилась для Тесс в кошмарный сон. До сих пор она исправно следовала инструкциям своего руководства по работе с мигрантами, приезд которых не возбранялся правительством, но почему-то именно эта русская Вера выводила её из себя!

Эта беженка приехала в Бельгию, словно здесь её ждали. Пособие получает, живёт и радуется! Тесс жалела, что не выведала истинную причину приезда Веры в Бельгию, но как её поймёшь, то она казашка, то русская, то украинка, а на самом деле полька! Но больше всего раздражал женщину её счастливый вид: всё ей хорошо, всем она довольна и за всё благодарна! А вот Тесс счастливой не была, и как ей быть довольной, если от неё ушёл муж, и в своей жизни благодарить ей было некого и незачем!

– Катрин, – продолжала Вера в спокойствии духа, – вы пришли ко мне в дом сообщить, что я мать проститутки?.. Теперь я хочу знать, на каком основании вы это делаете? Вы полицейский агент, прокурор или судья? Как мне к вам обращаться?

Катрин стало не по себе, она совсем не хотела причинить боль этой милой женщине, которая так красиво танцевала на празднике в ОСМВ русский танец, и теперь не знала, как деликатнее продолжить разговор. Воспользовавшись паузой, русскоговорящая Тесс взяла на себя ведение допроса, чтобы заставить Веру признаться в том, в чем она признаваться никак не хотела, а так как Тесс её давно раскусила и обо всём написала в рапорте, то теперь чувствовала себя в праве говорить прямолинейно.

– Стыдно иметь такой плохой дочь!.. Тюрьма воспитывать надо!

Катрин не понимала по-русски, но то, как Тесс обращалась с Верой, говорило само за себя, поэтому она сама перешла на английский язык, чем полностью лишала Тесс обязанности переводчика.

– Ваша дочь дружит с Жанной?

– Да. Девочки недавно встретились и подружились, но я ничего плохого в этом не вижу.

– До нас дошла информация, что Жанна одевается дорого и пропускает уроки. Такие дорогие вещи носят, когда ходят в ресторан, в театр или на банкет, но не школьники. Бедные не имеют возможности купить дорогую одежду, тем более беженцы. Логично думать, что Жанна занимается проституцией за деньги. Она находится в несовершеннолетнем возрасте. Мы, общественный совет при ОСМВ, беспокоимся за неё. Несовершеннолетним девочкам заниматься проституцией не разрешено законом. Жанна плохо учится и навряд ли перейдёт в следующий класс.

– Я услышала вас, Катрин… Катрин, вы видите у меня дорогую одежду? Я и мои дети носим поношенную одежду, посмотрите наш гардероб. Но мы за эту одежду очень благодарны вашей социальной службе. Поймите, Жанна – дочь богатого отца. Его убили в Казахстане. Это стыдно, быть дочерью богатого человека? Хорошо одеваться Жанне можно и запретить. Я не понимаю, какую роль в этом играет моя дочь, Катя?

Вера ожидала ответа от Катрин, но вместо неё заговорила на русском Тесс, чем Катрин была явно недовольна.

– Жанна, – почти кричала Тесс, – не ходить в школу! Бегать кафе! Так не можно! Почему ездить в Бельгию, если много денег? Нам тоже надо много денег учить дети. Я одна, я не работать, у меня два дети. Они не быть весёлый жизнь, они учёба в университет…

Тут Катрин встала, села рядом с Тесс и положила ладонь на её сжатые кулаки. Теперь разговор вели только Катрин и Вера.

– Вера, мы хотели вас предупредить о возможности плохого влияния Жанны на вашу дочь. Мы не хотели вас обидеть.

– Из-за этого… вы меня мучили целых два дня? Это ужасное письмо на плохом русском языке я получила два дня назад? Его написала Тесс, она его подбросила нам, как… воровка! Я ожидала беду! Вы поступили со мной так, как не поступают даже с преступниками.

Тут Вера почувствовала, что беда пронеслась мимо, и из её глаз закапали частые слёзы облегчения. Сквозь слёзы Вера продолжала говорить.

– Я одобряю вашу заботу о Жанне. Но почему никто не позаботился о моей дочери? Я в Бельгию приехала с детьми, когда Катя была ещё несовершеннолетней, и никто не подумал её устраивать в школу. Шесть месяцев она не выходила из дома!.. Почему это никого не волновало? Я приехала в Бельгию, меня никто не звал, но я приехала в Бельгию, чтобы иметь возможность жить с детьми… Вы мне мстите, Тесс? Вы завидуете Жанне, её богатой одежде? А Катю называете проституткой?.. Опоздали! Кате уже исполнилось 18 лет. Она учит язык только два раза в неделю, потому что за ежедневные курсы нужно платить, а этих денег у меня нет. Несколько дней назад Катя впервые в жизни влюбилась. Его зовут Коба, и он приходил просить её руки.

Катрин внимательно слушала женщину, которая раскрывала душу чужим ей людям. Видя искренность этого внимания, Вера вдруг поняла, что она здесь всегда будет чужой, и такую же участь она приготовила для своих детей! Хватит плакать!

– Катрин, я вам скажу честно. У моей Кати в Бельгии нет документов, чтобы учиться каждый день или работать. Как возвращаться нам назад, когда у меня в России нет дома, а на мою зарплату доктора не прокормишь троих детей. Даже выйти замуж за любимого человека Катя не может, у её жениха тоже нет документов. Социальное пособие рассчитано только на то, чтобы быть сытым и иметь над головой крышу. Шансы выучиться у детей равны нулю… Уважаемая Тесс, ваша идея примирить русских мигрантов хороша, но я не могу её реализовать. Ведь среди русских иммигрантов может быть бандит или душевнобольной человек. Не так давно сын мужчины, о котором вы меня попросили заботиться, до смерти напугал мою Катю. Он оказался психически больным. Вы об этом знали?.. Теперь моя смелая дочь даже в туалет ночью не ходит без меня. Вы мне жалуетесь, Тесс, на свою жизнь, когда у ваших детей есть документы и есть будущее. Скажите мне, вы сами застрахованы от того, что выпало на долю мне? Ведь и в Бельгии когда-то шла война. От кризиса и от развала никакая страна не застрахована! Так радуйтесь, что проживаете в такой хорошей стране! Если вы сами не радуетесь, то радоваться в вашем королевстве будут другие.

Когда гости покинули её дом, вечерело, и Вера отправилась в город для того, чтобы просто постоять у ворот закрытой церкви и послушать звон колоколов, которые вещали что-то небесное, потому что она сама так устала от земного.

Прошла неделя после «страшно важного» разговора в доме у Веры.

Витя играл во дворе и случайно заметил, как Тесс что-то кинула в почтовый ящик и побежала прочь. Любопытный мальчик по горячим следам нашёл в почтовом ящике белый конверт без адреса. Это было прощальное письмо Тесс, предназначенное для Веры. Оно было написано опять от руки и русскими буквами.

«Вера. Зачем плакал вчера? Я одна воспитывать детей тоже. Я не работать. Я учить русский язык. Я получать денег 28 000 франк на жизнь, а вы получать 31 100 франк. Мой дети взрослый дети получать денег 7000 франк. Твой дети маленький пособие 10 560 франк. Если я работать мой зарплата будет очень не хватать. Вам стыдно плакал. Вы получать много больше, чем я. Ты иметь абонемент автобус, а я абонемент не иметь. Вы хотите не работать, вы хотите получать денег. Так нельзя. Бельгия маленькая страна, нет места для много мигранта. Каждый хочет красть моя Бельгия. Бельгия – это не седьмое небо. Если найдете место под солнце, то мне нужно сказать. Я буду приехать. Я тоже жить на седьмом небе».

Вера читала эти строки и не верила своим глазам. Тесс посчитала её пособие и пособие на детей, но разве франками меряются душевные страдания матерей, которые не в состоянии дать детям хорошее будущее или просто их накормить? Такое письмо мог написать только глубоко несчастный человек. Этим человеком и была Тесс, и Верина обида на своего бывшего социального помощника сменилась жалостью к ней.

Хотя Вера ещё верила в свои силы оградить детей от зла, но она уже боялась оглядываться по сторонам, чтобы не пойти на попятную. Только ночью она так раскисала, а утром женщина опять улыбалась всем и солнцу, даже если его скрывали тяжёлые тучи. Должен же кто-нибудь ей улыбаться в ответ!!!

К вздыхающей на садовой скамейке маме подошёл Витя. Его начинало беспокоить то письмо, над которым мама размышляла уже так долго. Сладкий запах сирени вызывал головокружение, и от жары ему казалось, что солнце через лупу разглядывало его самого.

– Мама, пойдём в дом, я пить хочу.

На кухне было сумрачно и прохладно. Витя налил себе лимонада из холодильника и присел за стол. Мальчику становилось тревожно на душе от вида грустной мамы, которая сидела напротив и глядела на него невидящими глазами.

– Это письмо Тесс – плохое? О чём она пишет?

– Сынок, Тесс думает, что я ищу место под солнцем, а я это место под солнцем нашла. Бог привёл нас в Бельгию, чтобы мы могли жить вместе, всей семьёй. Нам надо только набраться сил, чтобы прижиться на этой земле и среди этого народа, не забывая, откуда мы родом, а мне Тесс жалко, она грустит, хотя живёт в такой прекрасной стране.

Витя выпил залпом лимонад из стакана и хотел уже уйти кататься на скейтборде, но передумал.

– Вот об этом я тоже думаю. Мама, на уроке учительница попросила поднять руку тех, кто верит в Бога. Я один поднял руку. После уроков ко мне подошёл Том и спросил, почему я верю Богу, ведь Бог лично для него не сделал ничего хорошего, никакого чуда, чтобы богу верить.

– И что ты ответил? – спросила Вера с любопытством.

– То, что он родился в Бельгии, это и есть чудо из чудес… Можно Том ко мне придёт в эти выходные?

В этот раз Вера кивнула головой утвердительно и опять задумалась.

Вите трудно было понять, с чем конкретно соглашалась его мама: или она одобряла приход в гости Тома или то, что приезд в Бельгию был чудом и для неё самой.

Часть 3

– Вера, не будьте такой наивной! Не рассказывайте о ваших планах своим русским!

После такого необычного приветствия уже не знаешь, нужно ли вообще здороваться с такими гостями. Вера с недоумением посмотрела на Даниэля, потом на Николь, ведь до этого дня они были примером вежливости и тактичности.

Во-первых, зачем врываться на кухню, как грабители; а во-вторых, зачем вместо пожелания здравствовать учить её жизни, особенно когда она в таком хорошем расположении духа допивала утренний чай. Понятно, что такое вероломное появление гостей на кухне не способствовало Вериной сообразительности, и быстро ответить на поставленный перед ней вопрос она не могла!

Чуть позже ситуация прояснилась.

– Вера, кому вы в последние дни говорили, что ищете работу «по-чёрному»?

– Никому я ничего не говорила… А, что случилось? – задала она встречный вопрос, разведя руки от недоумения в разные стороны.

– Случилось то, что вас, Вера, в понедельник вызывают на серьёзный разговор в ОСМВ. Мы вас об этом заранее извещаем и ещё раз просим, держите свои личные планы в секрете. Ваша откровенность вредит вам и вашим детям. Не беспокойтесь, кофе мы пить не будем, потому что у нас мало времени для общения. Так вы не передумали поехать с нами в выходной день посмотреть королевский замок?

Вера тут же дала согласие на воскресную экскурсию, чтобы не держать супругов на пороге, и это согласие подтвердила собачка Бетси, громким лаем, провожая гостей, не оказавших ей должного внимания.

Плутовку Бетси не так давно принесла в дом Таня, и в этом четвероногом друге человека радовали Веру только её маленькие размеры, хотя выгуливать собаку ей, если говорить честно, понравилось. После того, как ушли Даниэль с Николь, она вторично отправилась с Бетси на утреннюю прогулку, чтобы на свежем воздухе вычислить тайного осведомителя ОСМВ, которому она проболталась о своём желании найти работу по-чёрному.

С собачкой на поводке женщина скорым шагом шла по направлению к парку, она была в хорошей спортивной форме, а долгожданное замшевое тепло августа делало прогулку вдвойне привлекательнее.

Бежать по парку трусцой Вере мешала собачка Бетси, она постоянно путалась под ногами, ибо была не только крайне невоспитанной, но и имела пагубную привычку бросаться под колёса машин, не понимая, что это опасно и что за эту собачью вольность будут оштрафованы её хозяева. Бетси должны были выгуливать дети, но они на каникулах так разленились, что их самих надо было периодически выгуливать, отправляя в парк.

Чтобы отыскать доносчика, много времени не потребовалось, потому что идея работу «по-чёрному» пришла к Вере буквально три дня назад, то есть в прошлую среду, а её осуществление началось в четверг.

 
                                          * * *
 

Прошедший четверг выдался на редкость солнечным днём. Вера блуждала по дальним улочкам Мерелбеке, стучалась в двери особняков и с порога предлагала себя в качестве уборщицы. Это выглядело как попрошайничество, которое унижало её достоинство враньём, потому что, может быть, она и была хорошим врачом, но по наведению чистоты в чужих домах не преуспевала. Женщина была готова драить туалеты и скоблить полы, но, к прискорбию, в трудовом порыве не было нуждающихся.

На следующий день, в пятницу, когда солнце уже с утра нещадно палило землю и всё, что находилось на земле, Вера решила попытать своё счастье на «Хаве», где нищим и нелегалам раздавали бесплатные пакеты с едой. Получить эти пакеты ей удавалось редко из-за каких-то непредвиденных обстоятельств. То терялась нужная бумажка, по которой отпускались продукты, то не хватало денег на какие-то вступительные взносы, то она просто опаздывала на автобус, который до «Хавы» ехал почти три часа.

И в ту пятницу, по закону подлости, раздача продуктов закончилась раньше срока, поэтому Вера отправилась домой с пустыми сумками. Ехать на рейсовом автобусе предстояло долго, а наслаждаться комфортом езды женщина могла только первые десять минут, а остальные два часа её укачивало и мутило. Преодолевать автобусную скуку ей помогало вдумчивое сочинение стихов или знакомство со случайными попутчиками.

Если автобусные стихи у неё выходили заунывными, то знакомства – радостными и многообещающими.

В одну из таких поездок Вера имела счастье познакомиться в рейсовом автобусе со своей землячкой, приехавшей в Бельгию из Алма-Аты. Инга была изящной блондинкой, которая имела музыкальное образование и дар хорошей собеседницы, в конце пути они прощались уже подругами, а в ту, прошлую, пятницу Вера познакомилась уже с пожилой женщиной Ниной Васильевной, мамой семейной четы из Узбекистана, у которых дома имелась коллекция советских видеофильмов и большой казан для приготовления плова.

Они сидели на мягком автобусном кресле, и их беседе не мешала автобусная давка, только история приезда Нины Васильевны растревожила сердце Веры, ибо она думала о своих родителях, о которых не могла заботиться, хотя во время редких разговоров по телефону они никогда не жаловались дочери на судьбу.

– Ох, Верочка, когда у тебя в Бельгии всё хорошо, то мы уже счастливы, – успокаивал её папа, а мама добавляла, что она сама старается больше помогать другим людям, согревая себя надеждой, что по закону добрых дел и Вере на чужбине кто-нибудь да поможет.

 
                                          * * *
 

Три года, изо дня в день проплакала Нина Васильевна, когда дети привезли её в Бельгию как беженку, где она была и будет человек без прошлого и настоящего.

После выхода на пенсию Нина Васильевна вместе с детьми и внуками отправилась в Бельгию по туристической путёвке, а как оказалось, что насовсем. Дочь Ирина с мужем Андреем коренным образом изменили её судьбу. Они, не спрашивая её согласия, поставили перед фактом, что теперь они стали беженцами, и из всей семьи только Нина Васильевна после первого интервью получила позитивный ответ из комиссариата.

В Узбекистане Нина Васильевна купалась в почёте и уважении, как-никак она столько лет проработала директрисой детского сада, там был захоронен её любимый муж, и там она хотела стареть, а теперь она превратилась в ту «глухонемую глупую старуху», которой один удел – сидеть дома.

Год не выходила она из своей комнаты, несмотря на уговоры детей, но время всегда идёт вперёд, а не назад, в календаре исправно перелистываются листочки нового дня, и настало время, когда пожилая женщина приняла свою новую миссию – служить своей семье.

По прибытии в Гент Вера вышла из автобуса вместе с Ниной Васильевной, чтобы помочь той дотащить две тяжёлые сумки до квартиры, которой старушка очень гордилась. Напоив Веру чаем в просторной кухне, Нина Васильевна вдруг заметила на кухне записку.

«Бабулька, я приду домой в 5.30. У меня будет полчаса, чтобы поесть. Не забудь, что я не ем гречневую кашу».

– Ох, моя Лидочка придёт через полчаса! – забеспокоилась женщина. – Ох, а у меня и картошка не начищена.

Вера тут же пришла на помощь. Когда ужин был готов в срок и Вера засобиралась домой, проснулись дети Нины Васильевны, которые должны были проспать до вечера, потому что по ночам они трудились в цехе по разделке селёдки.

Супруги так обрадовались приходу Веры, что насильно утянули её с порога прямо в зал, где для неё была расстелена скатерть-самобранка и глаза разбегались от изобилия русских деликатесов, но всласть поесть ей никак не удавалось. Как только она подносила лакомство ко рту, нужно было отвечать на поставленные Ириной вопросы, и чем быстрее она на них отвечала, тем быстрее ей задавались новые вопросы. Иногда в разговоре наступала пауза, как на допросе, когда преступник хотел что-то скрыть.

О своей жизни Вера рассказывала без натуги, легко и правдиво, но когда случайный вопрос касался её подруги Дарьи, то она замолкала, ведь чужая жизнь – потёмки.

Когда интерес Ирины и Андрея к ней был исчерпан, Вера отправилась домой с чувством, что её вытряхнули, как коврик во время генеральной уборки.

 
                                          * * *
 

Собака Бетси нагулялась на два дня вперёд и теперь тянула хозяйку обратно к дому, которая шла неспешно, наслаждаясь прогулкой, так как она уже вычислила тех, кто мог сдать её социальной службе как нелегально ищущую работу «по-чёрному».

Когда знаешь предателя, то можно спокойно спать.

В понедельник Вера уже сидела напротив своего социального ассистента, который ещё раз, медленно и властно, предупредил её о том, что работать по-чёрному или по-белому для тех, кто получает социальное пособие, наказуемо.

Что приказано, то и сделано, работу Вера искать перестала, даже думать перестала о том, чтобы подзаработать денег на стороне.

Это было в понедельник, а во вторник к ней опять пожаловали незваные гости.

Вера сразу почувствовала себя важной персоной, когда к её дому подкатил чёрный автомобиль «Ланд-Ровер». Из джипа вышла миловидная Катрин, та, что не так давно, «тет-а-тет» говорила с ней о подозрительной дружбе Катюши с Жанной.

Пригласив гостью пройти в дом, Вера уже заранее готовилась к очередному допросу, и Катрин сразу стала проверять хозяйку дома на послушание властям.

– Вы, Вера, искали работу?

– Да, это правда. Я искала работу только один день, в прошлый четверг. Вчера мне было сделано официальное замечание.

– Хорошо, а сегодня вы ищете работу?

– Нет.

На какое-то время Вера потеряла контроль над разговором, не понимая, что хочет от неё эта добродушная женщина, улыбка которой подкупала, и она решила рассказать всё, как было у неё на духу, а потом – либо пан, либо пропал.

– Катрин, да, я очень бы хотела найти хоть какую-нибудь работу. Социальное пособие даёт возможность выживать, не более. Для меня это уже больше чем достаточно. Бельгия дала мне возможность жить вместе с детьми, но в Бельгии мои дети чувствуют свою ущербность, они не имеют того, что имеет и даже должен иметь каждый ребёнок вашей страны. Какая мать захочет, чтобы её дети постоянно чувствовали себя неполноценными в кругу своих сверстников? Я не могу купить Вите современный телевизор для того, чтобы работала компьютерная приставка… Да, я искала работу, что это преступление, меня уже предупредили.

Катрин внимательно вслушивалась в родную нидерландскую речь, которая в говоре русской Веры выглядела очень странно. Когда та уже в третий раз попыталась объяснить гостье своё отношение к поиску работы, Катрин разулыбалась счастливой улыбкой.

– Ух… это хорошо, что вы ищете работу!.. У меня есть подруга, они с мужем работают в аптеке полный рабочий день и очень нуждаются в хорошей помощнице по содержанию дома. У них подрастают двое сыновей. Вы согласны?.. За плату, конечно…

Вера, пренебрегая тонкостями бельгийского этикета, крепко обняла свою гостью, расцеловала в щёки и благословила её и её семью.

На следующий день, в среду, вновь полили дожди, подул холодный ветер, и от лета остались только обрывки воспоминаний, но настроение в такую непогоду у Веры было на редкость хорошее, ибо она вступила в ряды дам по наведению чистоты, которые на русском языке зовутся недостойно и даже грубо «уборщицей».

Вскоре в доме появились новый телевизор и компьютерная приставка. Витя был доволен этой покупкой, к тому же у него был друг Том, который уже несколько раз приходил в гости.

 
                                          * * *
 

Том, одиннадцатилетний мальчик, пытался держать себя в доме русского друга высокомерно, но его детское любопытство побеждало желание выглядеть надменным барчуком. Витин друг приглядывался к домашнему быту своего одноклассника и между делом поучал саму Веру правильно выговаривать нидерландские слова. Особенно веселило всю семью отношение Тома к пельменям, ибо разрезанный на семь кусочков пельмень выглядел печально и совсем неаппетитно.

 
                                          * * *
 

Дожди шли изо дня в день. Дети были рады, что в такую сырую погоду мама не тянула их к принудительному интегрированию среди сверстников и оставляла в покое.

Частые приходы Катюши скрашивали затянувшееся в природе ненастье. Когда она приходила, то празднично накрывался стол и вся семья собиралась вместе за чаем с пирожками, которые жарила мама по случаю прихода дорогих гостей.

Под бесконечные дождевые дроби по окну хорошо мечталось о планах на будущее или одолевала ностальгия по прошлому, которое теперь согревало их сердца. От частых дождей трава во дворе зазеленела как весной, хотя в воздухе уже чувствовалась осенняя грусть. Вера обрадовалась, когда на огонёк к ним зашли Катя с Кобой, и стала жарить беляши, а после ужина Катюша, подойдя со спины, обняла и прошептала на ухо: «Мамочка, ты не пугайся, но я… что теперь тут поделаешь… ты права, это была не инфекция мочевого пузыря… я беременна».

Вера сразу поняла, что не ослышалась, но не могла быстро осмыслить эту новость, которая не укладывалась в её голове. Какая может быть беременность в таком юном возрасте будущей мамы и при таком бесправном положении в Бельгии отца?

Беляши остывали на блюде, а Вера стояла под душем, и драгоценная вода хлестала её по лицу вместо слёз. Когда горячая вода закончилась, то холодные потоки остудили не только тело женщины, но и её душу. Выходя из ванной, она была спокойна и холодна. Переодевшись во всё тёмное, она вышла в зал, где на гостином диване ждали благословения сияющий Коба и её испуганная дочь.

– Катя, вы были у врача?

– Нет. Мама, я не знаю, к какому врачу нам надо обратиться.

– Хорошо, мы позвоним Николь…

Николь и Даниэль не заставили себя долго ждать. Вера не понимала радостного воодушевления Николь в такой тревожной ситуации с беременностью Катюши, но эта радость подруги была ей более симпатична, чем угрюмый вид Даниэля. Высокий, словно иссушенный годами и заботами мужчина ворчал себе под нос, но ворчал так, чтобы его ворчание могла услышать Вера.

– Понаехали сюда, беднота, да ещё детей привезли… встать на ноги не успели, и опять за своё… детей рожать…

Вере стало не по себе от услышанной фразы её бельгийского друга, и тогда она поняла, почему Бог дал Даниэлю хорошую жену, но лишил его потомства.

Может быть, зачатый в любви ребёнок почувствовал недоброжелательность Даниэля, неподдельный страх его юной матери, равнодушие к нему родной бабушки и ещё в утробе решил отказаться рождаться на этом свете, а гинеколог только это подтвердил, когда печально сообщил, что беременность необходимо прервать по медицинским показаниям, потому что плод «съедается плацентой», и Вера удивилась сама себе, насколько у неё ожесточилось сердце.

Катюше сделали аборт за счёт государства, а после выписки из больницы она вернулась домой, где её окружили заботой её родные, а Коба с друзьями одаривали цветами и фруктами, а через неделю она вновь захотела вернуться в дом Гоги.

В сентябре Таня и Витя пошли в школу, если девочка без энтузиазма, так как она не хотела оставлять собачку Бетси одну дома, то Витя с надеждой, что одноклассники оценят его возросшее мастерство скейтбордиста. Солнце всё тяжелее поднималось над горизонтом, оно не баловало людей теплом и часто скрывалось за низкими тучами.

В эту осень Вера впервые чувствовала, как быстро она начала уставать, но жаловаться на нагрузки не собиралась, и радовалась, что у неё есть подработка, а на ноющие боли в ногах внимания не обращала.

Гостей с началом учебного года поубавилось, а без гостей дни теряли свою привлекательность и были похожи между собой как две капли воды.

Как-то раз Веру навестил Борис. Он пришёл в нетрезвом виде около полуночи, и она не пустила наглеца даже на порог, хотя тот слёзно умолял, а после его ухода вновь серые будни и вечерняя тишина в доме.

Надо сказать, что такая стабильность в жизни и соблюдение режима дня пошли детям на пользу, они успешно учились в школе, да и Вера стала привыкать к работе уборщицы, два раза в неделю ходила на курсы нидерландского языка для взрослых, в субботу – на студию русского театра, а утром в воскресенье она вела детей в православную церковь, а потом в «Макдональдс».

Театр готовил детские представления к традиционным советским праздникам. После проведения новогоднего утренника к Вере пришла актёрская слава. Надо сказать, что образ разбойника у неё получился настолько красочно злым, что в зрительном зале расплакались все малыши без исключения. Потом ей доверили роли из пьес Чехова. На сцене женщина чувствовала себя совершенно другой, не такой, какой ей приходилось быть на самом деле, а свободной и счастливой.

В дни ноябрьских праздников православная церковь в Генте принимала верующих гостей из Москвы. Вера с радостью откликнулась на призыв батюшки помочь в размещении москвичей. Её гостями стали известный в России профессор по составлению гербов и его счастливая жена, добрая и улыбчивая Маша, которая подрабатывала в столичной библиотеке на общественных началах. С профессорскими детьми в отсутствие родителей сидела мама Марии.

Для Веры всё, что имела Мария: полная семья, достаток, собственный дом, работа на общественных началах и помощь в воспитании детей, – воспринималось как жизнь в раю!

История прихода Марии в церковь показалась ей даже уникальной.

Если сама Вера стала искать Господа от чувства потерянности, от неразрешимых проблем, то Мария – от душевной пустоты, которая мучила женщину в такой благополучной жизни.

Во время прощального чаепития с верующими москвичами, организованного церковным советом, Вера познакомилась с полковником в отставке, плотным в теле мужчиной, широким в плечах, с наголо выбритой головой и с ухоженной бородой лопаткой. Он пришёл в явное замешательство от истории её приезда в Бельгию.

– Как всё просто, взяли сумки, собрали детей и отправились жить в Бельгию??? С ума можно сойти от такой беспечности! Что-то вы темните, дорогая моя… Взять и приехать в чужую страну: здрасте, а нас тут не ждали? О чём вы, взрослая дама, сами думали-то, когда принимали такое безрассудное решение? Что-то вы хитрите… голубушка, что-то недоговариваете.

Вера уже забыла, что она думала, когда отправлялась в Бельгию, но презрительный тон бородатого москвича задел её за живое. Её ответ получился очень сухим и коротким: