Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 3"

К ноябрю осень в Бельгии окончательно потеряла свою привлекательность, начались бесконечные дожди, серые дни и длинные унылые вечера. Сырость в природе проникала в души людей и портила настроение впечатлительному человеку.

Вера с детьми по-прежнему жили одиноко, изолированные от мира заборчиком вокруг заброшенной церквушки, и с каждым вечером грустили всё больше и больше, под барабанную дробь дождя. Что там ни говори, а каждому человеку нужно общение родных людей, поэтому одним таким ненастным вечером Вера отправилась с младшими детьми на центральную площадь, где возле церкви стояла телефонная будка.

В это позднее время суток в телефонной будке горел тусклый свет, прожектором освещалось здание церкви, и в его голубых лучах мистически оживал барельеф распятого Христа. В дополнение к этому световому ансамблю ярким синим светом привлекала внимание витрина деревенского магазинчика, украшенная жуткими атрибутами старинного кельтского праздника Хэллоуина.

Пройдя через площадь, на которой не было ни души, Вера с Таней и Витей прямым ходом направились к телефонной будке, где было тесно, сухо и светло.

Сначала Вера попыталась дозвониться до родителей, но тщетно, потом позвонила брату, но его дома не было, поэтому она поговорила с его женой, голос которой на чужбине был такой родной. Телефонный разговор с Галиной прервался на полуслове, потому что деньги на карточке быстро закончились, и ничего другого не оставалось, как возвращаться домой.

На улице – ни души, дождик как моросил, так и моросит, а с полей подул холодный ветер. Вера продрогла и ускорила шаг, за ней еле поспевала детвора. Но на полпути к дому Витю словно муха какая укусила, он вбежал во двор богатой виллы и уселся на крыльце под навесом, а над ним тут же загорелся фонарь, словно мальчика здесь ждали.

– Витя, не дури, догоняй!

– Мама, я не пойду домой!

Вера остановилась, без сына бежать домой не было смысла.

– Витя, не говори глупости. Дождь идёт. Мы и так все промокли. Вставай и пошли домой, не тащить же мне тебя на руках как маленького.

– Нет, я лучше посижу здесь, до утра.

К такому упрямству детей Вера ещё не привыкла.

– Это почему же ты не пойдёшь домой? Вставай, а то мы все как один простудимся по твоей вине!

– Не пойду я в твой дом, он мне совсем не дом, а так, стены да крыша.

– Зато там нет дождя, сухо и тепло. Что тебе вдруг в голову взбрело? Зачем артачиться, когда до дома осталось недалеко?.. Ты что, до утра собираешься чужие ворота сторожить?! К чему такое упрямство?

– Потому что там живёт… привидение!

– Что за чушь? Какое ещё привидение? Ты сам как привидение, которое решило мокнуть под дождём. Витя, – убеждала сына Вера, сменив тон на более ласковый, – какие такие привидения ты выдумал, тебе всё примерещилось, а сейчас пойдём скорее домой. Пожалей Таню, она и так дрожит как цуцик, а Катя ждёт нас к вечернему чаю. Подумай сам, какое привидение уживётся с твоей воинственной сестрой?

После этих слов мальчик задумался, поднялся, недоверчиво посмотрел на маму и понуро зашагал следом за ней, в убеждении, что в новом доме живёт привидение, и даже не одно, но с Катей, которая всегда защищала Витю, ему было не страшно, ведь его сестру в деревне Андрюшино боялись все пацаны.

Подходя к дому, Вера даже вскрикнуть не успела, а только интуитивно прижала детей к себе, когда из распахнутой калитки на них выскочила как оглашенная Катюша и в тапочках на босу ногу, в фартуке поверх джинсовых брюк, рванула вдоль по улице, но потом опомнилась и вернулась. Подойдя к маме, указала пальцем на окна бывшей церковной школы, в них отражалось сине-голубое мелькание телевизора.

– Мама, мама, там… там… дома привидение!!!

Витя тут же взбодрился и ударил кулачком по воздуху, он был прав! Танюша тихо ойкнула.

– Катя, не мели чепухи! Какие могут быть привидения в наши дни?

Войдя в калитку, они прошли по двору гуськом, озираясь по сторонам. Впереди шла Вера, за её спиной крались дети, шествие заключала Катя с какой-то веткой в руке. Перед порогом дома что-то чёрное промелькнуло и тут же сгинуло.

– Чёрная кошка, – неубедительно произнесла Вера, потом все по очереди вошли в дом.

В доме было необычно тихо, безмолвно рябил экран чёрно-белого телевизора. Освоившись, Вера накрыла стол для вечернего чая. За чаем с заграничными печеньями Катюша рассказала историю о её встрече с домовыми.

– Мама, вы ушли из дома, а я принялась за уборку. Сначала убралась в спальне, потом в классной комнате, потом стала наводить порядок в комнате с баром. Вымыла полы и по привычке выключила свет, чтобы поставить чайник на плиту, но, как только свет потух, с верхней полки вешалки у входа свалилась мамина сумка и в меня полетел стеклянный стакан, что стоял на тумбочке под вешалкой. Слава Богу, что он разбился в метре от моих ног.

Вера тут же подтвердила, что сама поставила этот стакан на тумбочку для обуви перед тем, как уйти на переговоры, но поставила не на край, а у самой стены, чтобы даже случайно его не уронить. От этого факта рассказ Кати показался ещё более правдоподобным, а девушка продолжала:

– Тогда я ещё не испугалась, включила свет, замела стекляшки в совок и выключила, а передо мной падают часы, которые всегда стояли на шкафу за стойкой бара… чуть мне голову не разбили, но промахнулись!

Тут все разом посмотрели на высокий шкаф со стороны кухни, на котором красовались эти старинные часы, без стрелок на циферблате. Теперь эти старинные часы виделись не как часы, а как орудие убийства в руках домовых, и от этого страшно стало всем, а Катюша в полной тишине как ни в чём не бывало продолжала нагонять жуть.

– Я подняла часы, встала на цыпочки и поставила их обратно на место, но, когда я в третий раз выключила свет… сам собой включился наш чёрно-белый старый телевизор, повеяло холодом, затикали часы… Это всё.

– Я знал, знал, что в нашем доме живут привидения. Они хотят с нами войны!

– Витька, говори, откуда ты это узнал? – пристали к нему сёстры, но мальчик больше не произнёс ни слова.

Всем за столом стало не по себе от такого соседства, но надо было набраться смелости, чтобы сначала всем вместе сходить в туалет, а потом пройти в дальнюю комнату, где стояли кровати, ведь было уже поздно и всем хотелось спать.

– Дети, не волнуйтесь, будем всё делать сообща. Привидения или не привидения, но завтра Тане надо рано вставать, чтобы успеть на автобус в школу, – проговорила Вера почему-то полушёпотом.

Когда вся семья улеглась на свои кровати, пожелав друг другу «спокойной ночи» и Катя выключила в спальне свет, громко затикали часы.

– Мама, ты слышишь? В нашей кровати что-то тикает.

Витю поддержала и Таня, заявив, что под маминой кроватью террористы положили бомбу.

– Катька, а ты не смейся, мы о террористах фильм в школе смотрели, правда, фильм был на нидерландском языке.

Вера прислушалась. Громкое тиканье часов под дубовой кроватью, на которой лежали они с Витей, услышал бы и глухой.

– Катя, включи свет. Надо найти часы, которые кто-то обронил, когда ночевал. Кровать-то старинная, деревянная. Кто знает, что с ним произошло и почему его часы тикают до сих пор.

– Когда это было, мама? Мы уже который месяц спим на этих кроватях, и никакие часы до сих пор не тикали, – ворчала Катя, но свет послушно включила.

Дубовая кровать подверглась тщательному исследованию, был перевернут матрас, потом были исследованы щели по бокам кровати и пространство под кроватью, но никаких часовых механизмов не было обнаружено. Витя в этих поисках не участвовал принципиально, ибо знал, кто тикает в его кровати.

Теперь свет выключила Таня, а через десять минут послышалось вновь ритмичное тиканье: тик-так, тик-так. Повторные поиски часов результата не принесли, и было решено не обращать никакого внимания на слуховые галлюцинации и спать!

Теперь свет выключила Вера, первой уснула Таня, а за ней закимарил и Витя, а в полночь из-за закрытой двери, ведущей на склад Красного Креста, послышалось странное детское пение. Радио?

Потом из классной комнаты донеслись чьи-то лёгкие шаги. Коты?

Около двух часов ночи пение за дверью сменилось на детский стон.

Катя боялась даже прикрыть глаза, постоянно окликая маму, чтобы та, не дай Бог, не уснула, и только к рассвету дверь выть перестала, и Вера задремала. На следующую ночь всё опять повторилось как по программе: тиканье часов, шаги за дверью, детские голоса и стоны.

Что делать человеку, если домовые разбушевались? Главное, надо поверить в их реальность, а потом и думать, что делать.

Теперь Вера не сомневалась, что в её доме творится что-то нечистое. В первую очередь, она сняла со стен пугающие воображение детей плакаты Красного Креста с рисунками убитых, раненых и искалеченных людей, спрятав их за шкаф. Потом принялась снимать со стены увеличенные фотографии изувеченных бойцов времён Первой мировой войны, а те фотографии, которые со стены не снимались, были ею деликатно прикрыты лентами туалетной бумаги. Но и такая маскировка не помогла в борьбе с домовыми.

Тогда Вера обратилась к Тесс, которая в присутствие духов не верила, но пообещала посодействовать, и жилье русских беженцев было взято под особый контроль полиции. Шум колёс от патрульной машины хоть на короткое время, но отпугивал разгулявшихся бесов, которые чувствовали детский страх и отсутствие в доме взрослого мужчины.

Однажды утром после бессонной ночи Вера вспомнила об иконах, и на следующее утро она вытащила из сумок две иконы, купленные ею ещё в Тюмени, и поставила на видных местах: на кухонном столе и подоконнике в классной комнате. К утру обе иконы лежали ликами вниз.

Оставалось только одно – пойти за помощью в церковь.

Ольга и Игорь жили рядом с церковью. Они не только показали Вере, где находится православная церковь, но и пригласили после службы зайти к ним в гости.

Церковная служба проводилась на нидерландском языке, который казался русскому человеку абракадаброй, но хор иногда пел и по-русски: «Господи, помилуй!».

Вера нуждалась в милости Господа и тихо подпевала хору. Зажжённые верующими свечи медленно сгорали на медном подносе перед алтарём. Воздух в церкви был особо тягучим от запаха ладана, что создавало атмосферу защищённости от всякой нечистоты. Всю службу Вера покаянно простояла на ногах, а Таня и Витя сидели на ковровом покрытии у её ног. После службы верующие были приглашены для чаепития в просторный зал для гостей, который находился уже в соседнем здании. Разговоры среди русскоговорящих шли только об одном – как в Бельгии получить документы на жительство и где найти работу.

После чаепития Вера с младшими детьми зашли в гости к Ольге и Игорю. Было уже поздно, когда они засобирались домой, но на вечерний автобус, идущий из центра Гента в их деревню, опоздали, и теперь им предстояло сесть на проходящий автобус и пройти четыре километра по безлюдной дороге, чтобы попасть домой. Идти знакомой дорогой, пролегающей по краю полей, которые к вечеру пропадали в тумане, было страшновато, и Вера решила сократить путь, пройдя пригород Гента по диагонали, чтобы волшебным образом оказаться у порога их нынешнего жилья.

Путники проходили улицу за улицей, плутали между особняками и виллами, но знакомые места не проглядывались ни с какой стороны, тем более, что перекрёстки ничем не отличались друг от друга. В этом образцовом лабиринте Вера с детьми безнадёжно затерялись. Освещённая одинокими фонарями ночь уже вступала в свои права, в домах потухли огоньки, и они казались вымершими, и тогда настала время Вере запаниковать по-настоящему.

Вдруг послышался приближающийся шум мотора, в самом конце улицы показался движущийся силуэт автобуса.

– Дети, бежим! Нам надо остановить автобус! Там есть люди! Машите руками, бегите, не дайте автобусу проехать мимо!

Заблудившимся было всё равно, куда следовал этот автобус, лишь бы узнать у шофёра правильное направление пути, ведущего к дому, а Вера чуть ли не кинулась под колёса автобуса.

В автобусе ни шофёр, ни два пассажира долго не могли понять, что хочет узнать эта взволнованная русская женщина в такое позднее время, да ещё с детьми. На счастье, один пассажир смог из её нидерландской белиберды разобрать название знакомой улицы и пообещал показать заблудившимся дорогу домой, потому что ему было с ними по пути.

Когда Вера и дети вышли из автобуса, то сразу узнали знакомую дорогу, по которой они ходили в супермаркет из своей деревни. Эта дорога освещалась фонарями, и Вера уже не боялась сбиться с пути.

– Спасибо. Thank you very much. I’m happy. Bay!

Поблагодарив попутчика по-английски, Вера хотела и уйти по-английски, но попутчик очень любезно попросил её показать ему свой кошелёк.

«Конечно, за всё хорошее надо платить», – подумала женщина огорчённо, но кошелёк перед ним открыла, а в кошельке лежало сто франков и мелочь в монетах.

Тут попутчик её ещё сильнее удивил, когда достал из кармана брюк портмоне и широко раскрыл его перед Верой, в портмоне лежала толстая пачка бумажных купюр.

– Господин, я вас не понимаю.

Эту фразу Вера сказала на прекрасном английском языке и собралась было в путь, как попутчик взял её под локоть и с улыбкой на лице стал предлагать отдых в его квартире, так как он жил рядом, через дорогу. На какое-то мгновение женщине подумалось, что этот добрый богатый человек дан ей судьбой, но это было бы слишком просто.

– Sorry, ik ben geen vrouw. J am а grote moeder, – ответила Вера заумно первое, что в голову пришло, но мужчина, не выпуская её локоток, стал что-то заманчивое предлагать уже на нидерландском языке, но она смогла разобрать только одно слово «душ», которое и на русском означало то же.

Тут Витя больно толкнул маму в бок, потом стал тянуть её за рукав, так как уже давно раскусил этого «козла» в штанах и удивлялся наивности мамы. От толчка сына Вера как очнулась. Она хотела немедленно уйти от этого приставучего мужчины, но он крепко держал её локоть, что ещё больше насторожило, и тогда без всяких церемоний вырвала руку и с криком: «Бежим!», пустилась наутёк, и за ней еле поспевали дети. Мимо проехала машина, погони не было! Через час добрались они до церковной постройки. Катя ждала загулявшую маму, сидя у калитки, потому что боялась ночью оставаться в доме, где живут противные домовые.

Пережив свою неподготовленность к сексуальным домогательствам на улицах Бельгии, Вера стала действовать согласно знаменитой фразе Остапа Бендера, по которой спасение утопающих – есть дело рук самих утопающих, то есть, если помощи ждать не от кого, то надо самой охранять семью от вселенского зла, внешнего и внутреннего.

Прежде всего, женщина вновь поставила иконы на кухне и в классной комнате, хорошо их укрепив стопками журналов «Красный Крест», а перед иконами – блюдце с сахаром и хлебом. Перед иконой на ночь глядя она читала вслух молитву «Отче наш, сущий на небесах…», а перед сахаром и хлебом обратилась к домовым:

– Вот хлеб и сахар, этим я хочу вас задобрить. Я живу в этом доме по необходимости, нам с детьми больше некуда податься. Я не имею планов нарушить ваш покой. Как только найду другой дом, то сразу перееду, а пока давайте будем жить в мире.

С тех пор домовые успокоились, видимо, пошли на перемирие, но Вера по-прежнему уходила в спальню задом наперёд, крестя каждый угол на пути! Как-то Катя случайно увидела её ритуальный уход в спальню и очень удивилась.

– Мама, ты почему пятишься как рак?.. Ты тоже боишься привидений!

– Нет, Катюша, я уважаю их присутствие.

Когда Вера встретилась с Николь, женой Даниэля, то рассказала ей как подруге о своём ночном приключении, плохим героем которого был обладатель толстого кошелька. А на следующий день пришёл встревоженный Даниэль, он принёс газетные вырезки, где писалось о преступлениях Де Тру, который крал девочек, насиловал их и убивал, только тогда до Веры дошёл зловещий замысел «любезного» попутчика.

Для Танюши Даниэль принёс мобильный телефон, где были вбиты номера полиции и номер его телефона, который девочке пригодился, когда она проспала свою остановку и заблудилась.

Со временем семья Лебедевых стала привыкать к новой жизни, где Вера весь день занималась домашними делами, Таня училась в школе, а Катя, как в детстве, продолжала клеить бумажные домики, только Витя не знал, чем себя занять, и у него стал пропадать аппетит.

Русскоговорящая Тесс отказывалась помочь записать Виктора в школу, так как надеялась на скорую депортацию его семьи, и Вера обратилась к своей бельгийской подруге Николь, а та на свой страх и риск записала мальчика в деревенскую начальную школу, согласно его возрасту.

С покорностью овечки пошёл Витя в новый класс, решив, что лучше быть новеньким в чужом классе и в чужой стране, чем одному играть в пустом школьном дворе в окружении мамы и сестёр. В классе мальчика приняли радушно, и к нему быстро вернулись его хорошее настроение и отменный аппетит.

Наступил декабрь, резко похолодало, а в доме у Лебедевых отопления не было, кроме тех двух печек-буржуек, которые давали тепло при сгорании мазута на расстоянии двух метров. Кровати перенесли из спальни в классную комнату, потому что там стояла первая печка, а вторая находилась в прихожей, напротив бара.

Запасы мазута закончились через три дня. Перед сном постели разогревались бутылками с горячей водой, но по утрам никому не хотелось вылезать из-под одеял, холод пробирал до костей. Конечно, на улице не стоял трескучий мороз, как в Сибири, но Вере казалось, что и на северном полюсе теплее, чем зимой в Бельгии. Тут и пригодились Сашины сто долларов, на которые Даниэль купил мазут для печек, но его хватило только на десять дней.

Таня от постоянного замерзания заболела ангиной, Катя по утрам категорично отказывалась вылезать из кровати и жаловалась на боли в горле, а Вера молча тосковала по печкам в Андрюшино и вместо мазута сжигала в печах всё, что только могло гореть. На топливо пошли кипы старых журналов и газет, картонные ящики, сломанные табуретки и сухие ветки, собранные во дворе. Через неделю весь школьный двор был полностью убран от мусора, что очень положительно оценили представители Красного Креста.

К католическому Рождеству Николь и Даниэль сами подыскали Вере более комфортное жильё. Это был не просто дом, а дворянское поместье, которое находилось на окраине города Гента, в оживлённом районе, где улицы имели пешеходные тротуары и велосипедные дорожки, а ночной шум автострады теперь звучал для семьи Лебедевых как колыбельная песня.

Памятуя прошлый опыт, Вера сразу предложила мировую домовым, которые долгие годы были единственными жителями этого двухэтажного особняка, построенного украинцем, сбежавшим во время революции. Не дождавшись гибели социализма на родине, он женился на уроженке Гента, и у них родились дети, которые выросли и после смерти родителей разъехались по своим домам, поэтому он долгое время пустовал.

На первом этаже размещались столовая, гостиная, бюро и кухня, а на втором три спальни: одна для родителей и три для детей. На кухне и в столовой стояли печи, при первой попытке их раскочегарить со всех щелей повалил густой дым, и печки были оставлены в покое как предметы декорации, но в открытом очаге гостиной можно было разжечь даже костёр, хотя особого тепла от этого костра не было, но огонь в очаге создавал особый уют.

В пристроенном гараже размещалась высокая ёмкость с мазутом, который при сгорании нагревал воду в котле системы локального центрального отопления. Мазут хозяева дома на зиму запасли, и для Вериной семьи настало время домашнего благоденствия.

За домом простиралось поле, покрытое засохшим разнотравьем. У дальнего забора стояла стеклянная теплица с побитыми окнами.

Родственники Николь привезли для новосёлов ковры, хрустальные вазы, посуду, гостиную мебель, всякую другую домашнюю утварь. От этого богатства Вера почувствовала себя барыней, правда, без барина и прислуги. Катя со знанием дела принялась обновлять интерьер комнат, и вскоре дом похорошел и наполнился жилым духом. Тесс только руками всплеснула от восхищения, видя такое преображение заброшенных комнат, и тут же конфисковала часть ковров для передачи другим русскоговорящим беженцам, с которыми Тесс продолжала знакомить Веру.

– Вера, в летнем лагере для скаутов в Мерелбеке жить вчера один мужчин. Он несчастный и бедный. Грустить. Депрессия – это нехорошо. Помочь бедный – это хорошо. Ты должен туда ходить, тебе мы помогал тоже.

Что делать? Одной идти к одинокому мужчине с депрессией не хотелось, поэтому Вера попросила Ольгу, жену Игоря, её сопровождать. Признаков депрессии у мужчины, просившего убежища у властей Бельгии, не было, зато он имел богатую историю мигранта и побывал во многих странах, но своего места под солнцем так и не нашёл.

По возвращении домой Вера и Ольга были убеждены, что побывали в гостях у криминального авторитета, а на следующий день Вера его поила чаем у себя в доме. Дети прозвали этого русского бродягу Киллером, а киллер на всех языках есть киллер!

Под самый Новый год Тесс привела к ним в дом не Деда Мороза, а Толика, одинокого беженца, с сыном Пашей, и Вера пригласила их вместе встретить Новый год.

Свой первый Новый год в Бельгии семья Лебедевых встретила в обстановке повышенной криминальной активности. Только началось веселье и к столу были поданы горячие пельмени, как на кухне что-то загромыхало. Вера смело вернулась на кухню, там никого не было. Потом она услышала стоны, доносившиеся из тесного коридора, который не только соединял кухню с кладовой, но имел выход в сад. Тут она испугалась по-настоящему, из сада в дом заползал окровавленный человек, похожий на Киллера.

– Вы одни? – спросила она первое, что пришло ей в голову.

Киллер ответил лёгким кивком головы. Вера не поняла, что означал этот кивок, и на всякий случай закрыла на ключ дверь, выходящую в сад.

Оказалось, что Киллер собирался отмечать Новый год в Брюсселе, где его избили свои же соотечественники и напоследок ударили по голове чем-то тяжёлым, а потом посадили в такси, а так как ночевать ему было негде, то он приехал к доброй Вере.

Кто однажды дал клятву Гиппократа, тот не предаст до конца жизни, поэтому вместо проводов старого года хозяйка дома обрабатывала раны Киллера, посмотреть на которого пришёл и Толик, а потом, осуждающе взглянув на Веру, вернулся в столовую, доедать вместе с сыном пельмени и салат оливье. А Вера с помощью Кати перетащила раненого мужчину в бюро, заставила его выпить тёплый бульон от пельменей и уложила на импровизированную постель, которую расстелила прямо на полу. И успела встретить Новый год по московскому времени.

Первыми отправились спать дети, потом Катя поднялась по лестнице в свою спальню, неся в руках кухонный нож. Толик с Пашей тоже захотели воспользоваться Вериным гостеприимством и заночевать в гостиной, но в этом им было отказано.

– Неужели я тебе не интересен как мужчина? – спросил её Толик, когда Вера вышла закрыть за ним дверь.

– Я подумаю над этим, – пообещала она ему.

Конечно, она мечтала о любимом мужчине, но Толик этим мужчиной не являлся.

На следующий день зашли с новогодними поздравлениями Николь и Даниэль. Они удивились, когда узнали, что в доме их подопечной приютился избитый русский мигрант, имеющий бандитскую внешность. После длительных переговоров Даниэль подыскал для Киллера место в мужском общежитии полузакрытого типа. Надо сказать, что новогодний гость сдержал обещание, данное Вере на прощанье, и больше никогда не появлялся на её пути.

Подошло Рождество по православному календарю. На вечернюю службу в православную церковь отправились нарядно одетые Катя с Танюшей, а их мама осталась дома, ухаживать за приболевшим Витей, а через три часа девочек привезла полицейская машина. Оказалось, что церковь была закрыта, потому что в Бельгии православные верующие рождественский вечер проводят в кругу семьи, а утром собираются в церковь, на праздничное служение.

Веру могли и оштрафовать, так как детям положено после 10 часов вечера сидеть дома, но не оштрафовали, потому что Катя была уже совершеннолетней. Отметить Рождество по православному календарю у Веры не получилось, потому что был рабочий день, поэтому на семейном совете было решено отмечать рождественские праздники вместе со всей страной, в которой они так хотели жить.

В начале февраля Вера и Катя пошли в языковую школу, но если мама училась вечером, то её дочь – днём. Удивительно, но знание всего лишь десятка глаголов и некоторых нидерландских слов способствовало укреплению их жизненной позиции в чужой стране, которая уже становилась чуточку роднее.

Как-то раз Вера возвратилась после уроков в языковой школе домой. Было уже поздно, надо было ещё приготовить ужин для детей, в голове всё крутились нидерландские слова, и они не хотели в правильном порядке складываться в предложения. Открывая входную дверь, женщина остановилась у порога – на её кухне высокий мужчина готовил еду, а дети крутились рядом с ним. Это был Борис, с которым Вера познакомилась в православной церкви на похоронах одного из земляков, где все жалели, что тот умер, так и не дождавшись получения вида на жительство в Бельгийском королевстве.

Хотя Борис вёл себя как старый знакомый семьи, Вера недовольно подняла брови, покачала головой и вытащила телефон для звонка в полицию, но её окружили Витя с Таней.

– Мама, мама, это дядя Боря! Он весёлый и добрый. Представляешь, он заплатил пять тысяч долларов адвокату, чтобы мы могли в Бельгии навсегда остаться жить! Дядя Боря ужин приготовил, давай кушать!

Вера спрятала телефон в карман, а Борис в её фартуке стоял возле плиты и весело поглядывал то на детей, то на их маму, которая ему понравилась с первого взгляда, когда ставила свечи в церкви перед иконостасом. В её облике было что-то интригующее, когда и хочется, и колется, к тому же эта женщина была хороша собой.

– Борис, я требую от вас объяснений, – обратилась Вера, отстраняя его от плиты.

– Вера, а давай мы сначала поедим? Мы с детьми приготовили ужин по-югославски. Я ведь югослав, но хорошо говорю по-русски, а на сытый желудок знакомиться гораздо веселее. Одно могу сказать точно, мой адвокат уже занимается вашим делом по интеграции тебя и детей в Бельгии.

– Как он может заниматься, если у него нет ни одной моей бумаги?!

– Это неважно, главное, что за его работу уже заплачено.

«Логично», – подумала Вера, выдавая желаемое за действительное.

Ужин с Борисом проходил весело. Жареная картошка по-югославски заливалась взбитым яйцом, а незваного гостя нельзя было переслушать, ибо он в этот вечер представлял родного брата барона Мюнхгаузена, а его невероятные истории не имели ни начала, ни конца. Жаль только, что правдивость этих историй ускользала каждый раз, когда она должна была вот-вот проявиться.

По его собственным словам, Борис был не только непревзойдённым музыкантом, играющим на скрипке Страдивари, не только претендентом на Нобелевскую премию как профессор химии, который скрывался от мафии под чужим именем, так как вывел особое дешёвое топливо для автомобилей, но и к тому же героем, лётчиком югославской армии, который несколько лет назад чуть было не разбомбил Брюссель. К счастью для Бельгии, первый министр королевства вовремя пообещал Борису дать вид на жительство, поэтому Борис не выполнил приказ своего югославского командира и приземлился на столичном аэродроме с бомбами на борту.

Единственным проверенным фактом в этой истории была его белая карта мигранта, дававшая владельцу право проживать в стране законно, а Вера с детьми по-прежнему находились на полулегальном положении.

Судя по фотографии, приклеенной к его белой карте, Борис был вылитым бароном Мюнхгаузеном: удлинённое лицо, склонность к облысению макушки; мистически длинный, вытянутый книзу, заостренный нос с узкими ноздрями; высокий лоб, указывающий на исключительную сообразительность его обладателя, только жаль, что на фотографии не было торчащей вперёд бородки и вздёрнутых усов.

Позже свою причастность к игре на скрипке Страдивари гость подтвердил игрой на гармошке, а профессорские знания по химии – тем, что на мазуте для отопления помещений работал мотор его подержанной машины.

Борис взял за привычку навещать Веру и задерживаться у неё допоздна, но источник его невероятных приключений никогда не иссякал. Мужчина старался завоевать доверие одинокой хозяйки любыми путями, и в конце концов завоевал, да и дети полюбили весёлого Бориса, потому что с его приходом большой дом веселел тоже, теряя свою мистическую загадочность.

Вере самой хотелось поверить в невероятное, что у неё есть мужская поддержка, в которой она так нуждалась, если не друг, то хороший знакомый, но через месяц он исчез так же неожиданно, как и появился.

Зато русскоговорящая Тесс не исчезала из жизни Лебедевых и на майские праздники привела к Вере для знакомства ещё одну семью русских беженцев, которые имели первый позитив и жили обособленно от своих соотечественников. Супруги учились на профессию, на какую, они не говорили, а по ночам работали раздельщиками рыбы.

Ирина, бывшая мастер спорта по гимнастике, бывший инженер по ракетным установкам, и её муж Андрей были выходцами из Узбекистана. С ними жили двое детей и Иринина мама.

Надо сказать, что Ирина и Андрей усиленно рекомендовали Вере заходить к ним в гости, потому что имели домашнюю видеобиблиотеку советских фильмов, но для просмотра фильмов в доме у Лебедевых не было ни видеомагнитофона, ни нормального телевизора.

В конце мая силами социальной службы ОСМВ был проведён праздник, целью которого являлась дружба между беженцами из разных народов. Праздник для мигрантов удался на славу. Особо отличилась Ирина с Андреем – они приготовили вкуснейший плов по-узбекски. После презентации кухни народов мира состоялся концерт, который был подготовлен Ольгой, имеющей музыкальное образование, и Верой, которая хотела внести свою лепту в дружбу народов в рамках ОСМВ. Подруги по социальному положению непризнанных беженцев несуществующей страны обязали участвовать в концертной программе и своих детей.

Надо признаться, что Вера с детства мечтала исполнить за рубежом песню «Хотят ли русские войны», но передумала и под занавес станцевала барыню, представляя себя Наташей Ростовой, но этого никто из публики не понял, зато под зажигательную мелодию барыни заплясали все, кто во что горазд.

Что там ни говори, а дни в миграции бегут быстрее, чем белки в колесе, ничего при этом не меняя.

Однажды во время весенних каникул совершенно нежданно пришла с визитом Витина учительница. Она отметила, что Виктор мальчик старательный, но очень скрытный и молчаливый.