Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 34. Июль – октябрь 1917"

7. Перед демократией России, перед Советами, перед партиями эсеров и меньшевиков, открывается теперь чрезвычайно редко встречающаяся в истории революций возможность обеспечить созыв Учредительного собрания в назначенный срок без новых оттяжек, возможность обезопасить страну от военной и хозяйственной катастрофы, возможность обеспечить мирное развитие революции.

Если Советы возьмут теперь в руки, всецело и исключительно, государственную власть для проведения изложенной выше программы, то Советам обеспечена не только поддержка девяти десятых населения России, рабочего класса и громаднейшего большинства крестьянства. Советам обеспечен и величайший революционный энтузиазм армии и большинства народа, тот энтузиазм, без которого победа над голодом и над войной невозможна.

Ни о каком сопротивлении Советам теперь не могло бы быть и речи, если бы не было колебаний с их стороны. Ни один класс не посмеет поднять восстание против Советов, и помещики с капиталистами, проученные опытом корниловщины, уступят власть мирно перед ультимативным требованием Советов. Для того, чтобы преодолеть сопротивление капиталистов программе Советов, достаточно будет надзора за эксплуататорами со стороны рабочих и крестьян и таких мер наказания ослушникам, как конфискация всего имущества, соединенная с непродолжительным арестом.

Взяв всю власть, Советы могли бы еще теперь – и, вероятно, это последний шанс их – обеспечить мирное развитие революции, мирные выборы народом своих депутатов, мирную борьбу партий внутри Советов, испытание практикой программы разных партий, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой.

Если эта возможность будет упущена, то весь ход развития революции, начиная от движения 20 апреля и кончая корниловщиной, указывает на неизбежность самой острой гражданской войны между буржуазией и пролетариатом. Неминуемая катастрофа приблизит эту войну. Она должна будет кончиться, как показывают все доступные уму человека данные и соображения, полной победой рабочего класса, поддержкой его беднейшим крестьянством, для осуществления изложенной программы, но она может оказаться весьма тяжелой, кровопролитной, стоящей жизни десяткам тысяч помещиков, капиталистов и сочувствующих им офицеров. Пролетариат не остановится ни перед какими жертвами для спасения революции, невозможного вне изложенной программы. Но пролетариат всемерно поддерживал бы Советы, если бы они осуществили последний их шанс на мирное развитие революции.

Написано в первой половине сентября 1917 г.

Напечатано 9 и 10 октября (26 и 27 сентября) 1917 г. в газете «Рабочий Путь» №№ 20 и 21. Подпись: Η. К.

Печатается по тексту газеты

Большевики должны взять власть{81}81
  Письма Ленина «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание» обсуждались на заседании ЦК 15 (28) сентября 1917 года. Центральный Комитет принял решение назначить в ближайшее время собрание ЦК, посвященное обсуждению тактических вопросов. На голосование был поставлен вопрос: сохранить только один экземпляр ленинских писем. За это предложение голосовало 6 человек, против – 4, воздержалось – 6. Каменев, будучи противником курса партии на социалистическую революцию, внес на заседание ЦК проект резолюции, направленный против предложений В. И. Ленина об организации вооруженного восстания. Центральный Комитет отверг резолюцию Каменева. (См. «Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 – февраль 1918», 1958, стр. 55.)


[Закрыть]

Письмо Центральному Комитету, Петроградскому и Московскому комитетам РСДРП(б)

Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки.

Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет.

Большинство народа за нас. Это доказал длинный и трудный путь от 6 мая до 31 августа и до 12 сентября: большинство в столичных Советах есть плод развития народа в нашу сторону. Колебания эсеров и меньшевиков, усиление интернационалистов среди них доказывают то же самое.

Демократическое совещание не представляет большинства революционного народа, а лишь соглашательские мелкобуржуазные верхи. Нельзя давать себя обмануть цифрами выборов, не в выборах дело: сравните выборы в городские думы Питера и Москвы и выборы в Советы. Сравните выборы в Москве и московскую стачку 12 августа: вот объективные данные о большинстве революционных элементов, ведущих массы.

Демократическое совещание обманывает крестьянство, не давая ему ни мира, ни земли.

Большевистское правительство одно удовлетворит крестьянство.

* * *

Почему должны власть взять именно теперь большевики?

Потому, что предстоящая отдача Питера сделает наши шансы во сто раз худшими.

А отдаче Питера при армии с Керенским и К^о во главе мы помешать не в силах.

И Учредительного собрания «ждать» нельзя, ибо той же отдачей Питера Керенский и К^о всегда могут сорвать его. Только наша партия, взяв власть, может обеспечить созыв Учредительного собрания и, взяв власть, она обвинит другие партии в оттяжке и докажет обвинение.

Сепаратному миру между английскими и немецкими империалистами помешать должно и можно, только действуя быстро.

Народ устал от колебаний меньшевиков и эсеров. Только наша победа в столицах увлечет крестьян за нами.

* * *

Вопрос идет не о «дне» восстания, не о «моменте» его в узком смысле. Это решит лишь общий голос тех, кто соприкасается с рабочими и солдатами, с массами.

Вопрос в том, что наша партия теперь на Демократическом совещании имеет фактически свой съезд, и этот съезд решить должен (хочет или не хочет, а должен) судьбу революции.

Вопрос в том, чтобы задачу сделать ясной для партии: на очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства. Обдумать, как агитировать за это, не выражаясь так в печати.

Вспомнить, продумать слова Маркса о восстании: «восстание есть искусство»{82}82
  См. «Революция и контрреволюция в Германии» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 8, стр. 100).
  Работа «Революция и контрреволюция в Германии» была написана Ф. Энгельсом и опубликована в 1851–1852 годах серией статей в газете «New-York Daily Tribune» за подписью Маркса, который первоначально собирался написать это произведение сам, но, занятый экономическими исследованиями, передал работу над статьями Энгельсу. При написании этого произведения Энгельс постоянно советовался с Марксом, а также давал ему на просмотр статьи перед отправкой их в печать. Только позднее в связи с опубликованием переписки между Марксом и Энгельсом стало известно, что работа эта была написана Энгельсом.


[Закрыть] и т. д.

* * *

Ждать «формального» большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет. И Керенский с К^о не ждут, а готовят сдачу Питера. Именно жалкие колебания «Демократического совещания» должны взорвать и взорвут терпение рабочих Питера и Москвы! История не простит нам, если мы не возьмем власти теперь.

Нет аппарата? Аппарат есть: Советы и демократические организации. Международное положение именно теперь, накануне сепаратного мира англичан с немцами, за нас. Именно теперь предложить мир народам – значит победить.

Взяв власть сразу и в Москве и в Питере (неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может начать), мы победим безусловно и несомненно.

Н. Ленин

Написано 12–14 (25–27) сентября 1917 г.

Впервые напечатано в 1921 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 2

Печатается по тексту журнала, сверенному с машинописной копией

Марксизм и восстание

Письмо Центральному Комитету РСДРП(б)

К числу наиболее злостных и едва ли не наиболее распространенных извращений марксизма господствующими «социалистическими» партиями принадлежит оппортунистическая ложь, будто подготовка восстания, вообще отношение к восстанию, как к искусству, есть «бланкизм».

Вождь оппортунизма, Бернштейн, уже снискал себе печальную славу обвинением марксизма в бланкизме, и нынешние оппортунисты в сущности ни на йоту не подновляют и не «обогащают» скудные «идеи» Бернштейна, крича о бланкизме.

Обвинять в бланкизме марксистов за отношение к восстанию, как к искусству! Может ли быть более вопиющее извращение истины, когда ни один марксист не отречется от того, что именно Маркс самым определенным, точным и непререкаемым образом высказался на этот счет, назвав восстание именно искусством, сказав, что к восстанию надо относиться, как к искусству, что надо завоевать первый успех и от успеха идти к успеху, не прекращая наступления на врага, пользуясь его растерянностью и т. д., и т. д.

Восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это во-первых. Восстание должно опираться на революционный подъем народа. Это во-вторых. Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции. Это в-третьих. Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании и отличается марксизм от бланкизма.

Но раз есть налицо эти условия, то отказаться от отношения к восстанию, как к искусству, значит изменить марксизму и изменить революции.

Чтобы доказать, почему именно переживаемый нами момент надо признать таким, когда обязательно для партии признать восстание поставленным ходом объективных событий в порядке дня и отнестись к восстанию, как к искусству, чтобы доказать это, лучше всего, пожалуй, употребить метод сравнения и сопоставить 3–4 июля с сентябрьскими днями.

3–4 июля можно было, не греша против истины, поставить вопрос так: правильнее было бы взять власть, ибо иначе все равно враги обвинят нас в восстании и расправятся, как с повстанцами. Но из этого нельзя было сделать вывода в пользу взятия власти тогда, ибо объективных условий для победы восстания тогда не было.

1) Не было еще за нами класса, являющегося авангардом революции.

Не было еще большинства у нас среди рабочих и солдат столиц. Теперь оно есть в обоих Советах. Оно создано только историей июля и августа, опытом «расправы» с большевиками и опытом корниловщины.

2) Не было тогда всенародного революционного подъема. Теперь он есть после корниловщины. Провинция и взятие власти Советами во многих местах доказывают это.

3) Не было тогда колебаний, в серьезном общеполитическом масштабе, среди врагов наших и среди половинчатой мелкой буржуазии. Теперь колебания гигантские: наш главный враг, империализм союзный и всемирный, ибо «союзники» стоят во главе всемирного империализма, заколебался между войной до победы и сепаратным миром против России. Наши мелкобуржуазные демократы, явно потеряв большинство в народе, заколебались гигантски, отказавшись от блока, т. е. от коалиции, с кадетами.

4) Потому 3–4 июля восстание было бы ошибкой: мы не удержали бы власти ни физически, ни политически. Физически, несмотря на то, что Питер был моментами в наших руках, ибо драться, умирать за обладание Питером наши же рабочие и солдаты тогда не стали бы: не было такого «озверения», такой кипучей ненависти и к Керенским, и к Церетели – Черновым, не были еще наши люди закалены опытом преследований большевиков при участии эсеров и меньшевиков.

Политически мы не удержали бы власти 3–4 июля, ибо армия и провинция, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер.

Теперь картина совсем иная.

За нами большинство класса, авангарда революции, авангарда народа, способного увлечь массы.

За нами большинство народа, ибо уход Чернова есть далеко не единственный, но виднейший, нагляднейший признак того, что крестьянство от блока эсеров (и от самих эсеров) земли не получит. А в этом гвоздь общенародного характера революции.

За нами выгода положения партии, твердо знающей свой путь, при неслыханных колебаниях и всего империализма, и всего блока меньшевиков с эсерами.

За нами верная победа, ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даем всему народу верный выход, показав значение нашего руководства всему народу «в дни корниловские», затем предложив компромисс блокистам и получив отказ от них при условии отнюдь не прекращающихся колебаний с их стороны.

Величайшей ошибкой было бы думать, что наше предложение компромисса еще не отвергнуто, что Демократическое совещание еще может принять его. Компромисс предлагался от партии к партиям; иначе он не мог предлагаться. Партии отвергли его. Демократическое совещание есть только совещание, ничего более. Не надо забывать одного: в нем не представлено большинство революционного народа, беднейшее и озлобленное крестьянство. Это совещание меньшинства народа – нельзя забывать этой очевидной истины. Величайшей ошибкой, величайшим парламентским кретинизмом было бы с нашей стороны отнестись к Демократическому совещанию, как к парламенту, ибо даже если бы оно объявило себя перманентным и суверенным парламентом революции, все равно оно ничего не решает: решение лежит вне его, в рабочих кварталах Питера и Москвы.

Перед нами налицо все объективные предпосылки успешного восстания. Перед нами – исключительные выгоды положения, когда только наша победа в восстании положит конец измучившим народ колебаниям, этой самой мучительной вещи на свете; когда только наша победа в восстании даст крестьянству землю немедленно; – когда только наша победа в восстании сорвет игру с сепаратным миром против революции, сорвет ее тем, что предложит открыто мир более полный, более справедливый, более близкий, мир в пользу революции.

Только наша партия, наконец, победив в восстании, может спасти Питер, ибо, если наше предложение мира будет отвергнуто и мы не получим даже перемирия, тогда мы становимся «оборонцами», тогда мы становимся во главе военных партий, мы будем самой «военной» партией, мы поведем войну действительно революционно. Мы отнимем весь хлеб и все сапоги у капиталистов. Мы оставим им корки, мы оденем их в лапти. Мы дадим весь хлеб и всю обувь на фронт.

И мы отстоим тогда Питер.

Ресурсы действительно революционной войны, как материальные, так и духовные, в России еще необъятно велики; 99 шансов из 100 за то, что немцы дадут нам по меньшей мере перемирие. А получить перемирие теперь – это значит уже победить весь мир.

* * *

Сознав безусловную необходимость восстания рабочих Питера и Москвы для спасения революции и для спасения от «сепаратного» раздела России империалистами обеих коалиций, мы должны, во-первых, приспособить к условиям нарастающего восстания свою политическую тактику на Совещании; мы должны, во-вторых, доказать, что мы не на словах только признаем мысль Маркса о необходимости отнестись к восстанию, как к искусству.

Мы должны на Совещании немедленно сплотить фракцию большевиков, не гоняясь за численностью, не боясь оставить колеблющихся в стане колеблющихся: они там полезнее для дела революции, чем в стане решительных и беззаветных борцов.

Мы должны составить краткую декларацию большевиков, подчеркивая самым резким образом неуместность длинных речей, неуместность «речей» вообще, необходимость немедленного действия для спасения революции, абсолютную необходимость полного разрыва с буржуазией, полного смещения всего теперешнего правительства, полного разрыва с готовящими «сепаратный» раздел России англо-французскими империалистами, необходимость немедленного перехода всей власти в руки революционной демократии, возглавляемой революционным пролетариатом.

Наша декларация должна быть самой краткой и резкой формулировкой этого вывода в связи с программными проектами: мир народам, земля крестьянам, конфискация скандальных прибылей и обуздание скандальной порчи производства капиталистами.

Чем короче, чем резче будет декларация, тем лучше. В ней надо только ясно указать еще два важнейших пункта: народ измучился от колебаний, народ истерзан нерешительностью эсеров и меньшевиков; мы рвем с этими партиями окончательно, ибо они изменили революции.

И другое: тотчас предлагая мир без аннексий, тотчас разрывая с союзными империалистами и всякими империалистами, мы получим немедленно либо перемирие, либо переход всего революционного пролетариата на сторону обороны и ведение революционной демократией, под его руководством, действительно справедливой, действительно революционной войны.

Прочтя эту декларацию, призвав решать, а не говорить, действовать, а не писать резолюции, мы должны всю нашу фракцию двинуть на заводы и в казармы: там ее место, там нерв жизни, там источник спасения революции, там двигатель Демократического совещания.

Там должны мы в горячих, страстных речах разъяснять нашу программу и ставить вопрос так: либо полное принятие ее Совещанием, либо восстание. Середины нет. Ждать нельзя. Революция гибнет.

Ставя вопрос так, сосредоточив всю фракцию на заводах и в казармах, мы правильно учтем момент для начала восстания.

А чтобы отнестись к восстанию по-марксистски, т. е. как к искусству, мы в то же время, не теряя ни минуты, должны организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку, занять Петропавловку{83}83
  Александринка – Александрийский театр в Петрограде, в котором заседало Демократическое совещание.
  Петропавловка – Петропавловская крепость, расположенная напротив Зимнего дворца, на другом берегу Невы. При царизме в ней содержались политические заключенные. Петропавловская крепость имела громадный арсенал и являлась важным стратегическим пунктом Петрограда. В настоящее время – историко-революционный музей.


[Закрыть], арестовать генеральный штаб и правительство, послать к юнкерам и к дикой дивизии такие отряды, которые способны погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к центрам города; мы должны мобилизовать вооруженных рабочих, призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы и т. д.

Это все примерно, конечно, лишь для иллюстрации того, что нельзя в переживаемый момент остаться верным марксизму, остаться верным революции, не относясь к восстанию, как к искусству.

Н. Ленин

Написано 13–14 (26–27) сентября 1917 г.

Впервые напечатано в 1921 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 2

Печатается по тексту журнала, сверенному с машинописной копией

О героях подлога и об ошибках большевиков{84}84
  Статья «О героях подлога и об ошибках большевиков» была впервые опубликована в № 19 газеты «Рабочий Путь» от 7 октября (24 сентября) 1917 года в сокращенном виде под заглавием «О героях подлога». Та часть статьи, где Ленин критикует ошибки большевиков по отношению к Демократическому совещанию, а также ошибки Зиновьева и Каменева, в газете опубликована не была. Был опущен следующий текст: 1) от слов: «Удивительно ли было бы…», до слов: «И тут я подхожу к ошибкам большевиков» (настоящий том, стр. 252); 2) от слов: «Большевики должны были оставить…», кончая словами: «игры в бирюльки.» (стр. 253); 3) от слов: «которое явно только давало оттяжку…», до слов: «Десять убежденных солдат…» (стр. 253–255); 4) от слов: «Почему бы тем же пролетарским делегациям…» и до конца статьи. По всей вероятности, этот факт прежде всего имел в виду Ленин, когда в VI главе статьи «Кризис назрел», предназначенной для раздачи членам ЦК, ПК, МК и Советов, с возмущением писал, что Центральный Орган вычеркивает из его статей указания на «вопиющие ошибки большевиков…» (там же, стр. 282).
  В первом, втором и третьем изданиях Сочинений В. И. Ленина статья печаталась по газете «Рабочий Путь». Впервые полностью, по рукописи, статья была опубликована в 26 томе четвертого издания Сочинений В. И. Ленина.


[Закрыть]

Кончилось так называемое Демократическое совещание. Слава богу, еще одна комедия осталась позади. Мы все же таки идем вперед, если в книге судеб нашей революции предписано пройти не более как через определенное число комедий.

Чтобы правильно учесть политические итоги Совещания, надо постараться определить его точное классовое значение, вытекающее из объективных фактов.

Дальнейшее разложение правительственных партий эсеров и меньшевиков, явная для всех потеря ими большинства в революционной демократии, шаг вперед в объединении и оголении бонапартизма как г-на Керенского, так и гг. Церетели, Чернова и К^о, – таково классовое значение Совещания.

В Советах эсеры и меньшевики потеряли большинство. Поэтому им и пришлось пойти на подлог: нарушить свое обязательство созвать через три месяца новый съезд Советов, спрятаться от отчета перед теми, кто ЦИК Советов выбирал, подтасовать «демократическое» совещание. Об этой подтасовке говорили большевики перед Совещанием, и результаты его вполне подтвердили их. Либерданы{85}85
  «Либерданы» – ироническая кличка, укрепившаяся за меньшевистскими лидерами – Либером и Даном и их сторонниками после того, как в московской большевистской газете «Социал-Демократ» (№ 141 от 25 августа (7 сентября) 1917 года) появился фельетон Д. Бедного под названием «Либердан».


[Закрыть] и гг. Церетели, Черновы и К^о видели, что их большинство в Советах тает, а потому и шли на подлог.

Доводы вроде того, что кооперативы «имеют уже крупное значение в числе демократических организаций», а равно и «правильно» избранные городские и земские представители, эти доводы шиты настолько белыми нитками, что только грубое лицемерие может выдвигать их всерьез. Во-1-х, ЦИК выбран Советами и уклонение его от сдачи отчета и должности им есть бонапартистское мошенничество. Во-2-х, Советы представляют революционную демократию постольку, поскольку в них идут те, кто хочет бороться революционно. Кооператорам и горожанам двери не закрыты. Хозяевами Советов были те же эсеры и меньшевики.

Тот, кто оставался только в кооперативах, только в пределах муниципальной (городской и земской) работы, тем самым выделял себя добровольно из рядов революционной демократии, тем самым причислял себя к демократии либо реакционной либо нейтральной. Всякий знает, что в кооперативную и муниципальную работу идут не только революционеры, идут и реакционеры; всякий знает, что в кооперативы и в муниципалитеты выбирают преимущественно для работы не общеполитического размаха и значения.

Тайком протащить себе подмогу из сторонников «Единства» и «беспартийных» реакционеров – вот какова была цель Либерданов, Церетели, Чернова и К^о при подтасовке Совещания. Вот в чем их подлог. Вот в чем их бонапартизм, объединяющий их с бонапартистом Керенским. Обкрадыванье демократизма при лицемерном соблюдении внешности демократизма – вот в чем суть.

Николай II обкрадывал демократизм на крупные, так сказать, суммы: он созывал представительные учреждения, но помещикам давал в сотни раз более крупное представительство, чем крестьянам. Либерданы и Церетели с Черновыми занимаются мелкими кражами демократизма: они созывают «демократическое совещание», на котором и рабочие и крестьяне с полным правом указывают на урезывание их представительства, на непропорциональность, на несправедливость в пользу наиболее близких к буржуазии (и к реакционной демократии) элементов кооперативов и муниципалитетов.

С массами рабочей и крестьянской бедноты гг. Либерданы, Церетели и Черновы порвали, от них они отошли. Спасение их в подлоге, которым держится и «ихний» Керенский.

Размежевка классов идет вперед. Извнутри партий эсеров и меньшевиков крепнет протест, нарастает прямой раскол вследствие измены «вождей» интересам большинства населения. Вожди опираются на меньшинство – вопреки основам демократизма. Отсюда для них неизбежность подлогов.

Керенский как бонапартист все более разоблачает себя. Он считался «эсером». Теперь мы знаем, что он не только «мартовский» эсер, перескочивший сюда от трудовиков «для рекламы». Он – сторонник Брешко-Брешковской, этой «г-жи Плехановой» среди эсеров или «г-жи Потресовой» в эсеровском «Дне». Так называемое «правое» крыло так называемых «социалистических» партий, Плехановы, Брешковские, Потресовы, вот к кому принадлежит Керенский, а это крыло ничем серьезным не отличается от кадетов.

Керенского за дело хвалят кадеты. Он ведет их политику, он за спиной народа советуется с ними и с Родзянкой, он изобличен Черновым и другими в сообществе с Савинковым – другом Корнилова. Керенский – корниловец, рассорившийся с Корниловым случайно и продолжающий быть в интимнейшем союзе с другими корниловцами. Это – факт, доказанный как разоблачениями Савинкова и «Дела Народа», так и продолжающейся политической игрой, «министерской чехардой» Керенского с корниловцами под названием «торгово-промышленного класса».

Тайные сделки с корниловцами, тайное кумовство (через Терещенку и К^о) с империалистами «союзными», тайные оттяжки и саботирование Учредительного собрания, тайные обманы крестьян, чтобы услужить Родзянке, т. е. помещикам (удвоение хлебных цен) – вот чем занимается Керенский на деле. Вот его классовая политика. Вот в чем его бонапартизм.

Чтобы это прикрыть на Совещании, Либерданы и Церетели с Черновыми должны были подтасовать его.

И участие большевиков в этом гнусном подлоге, в этой комедии имело исключительно такое же оправдание, как участие наше в III Думе: и в «хлеву» надо отстаивать наше дело, и из «хлева» давать разоблачающий материал в поучение народу.

Разница тут, однако, та, что III Дума созывалась при заведомом упадке революции, а теперь заведомо идет нарастание новой революции, – мы очень мало знаем, к сожалению, о широте и быстроте этого нарастания.

* * *

Самым характерным эпизодом Совещания я считаю выступление Зарудного. Он рассказывает, что Керенскому «стоило только намекнуть» на реорганизацию правительства, – и все министры стали подавать прошения об отставке. «На другой же день, – продолжает наивный, младенчески-наивный (хорошо еще, если только наивный) За-рудный, – на другой же день, несмотря на нашу отставку, нас призывали, с нами советовались, нас оставили в конце концов».

«В зале дружный смех», – отмечают в этом месте официальные «Известия».

Веселые люди, эти участники бонапартистского надуванья народа республиканцами! Мы ведь все революционные демократы, не шутите!

«С самого начала, – говорил Зарудный, – мы слышали две вещи: стремиться к боеспособности армии и к ускорению мира на демократических началах. И вот, что касается мира, то за полтора месяца, пока я был членом Временного правительства, я не знаю, делало ли Временное правительство в этом отношении что-нибудь. Я не видел этого. (Аплодисменты и голос с места: «Ничего не делало», – отмечают «Известия».) Когда я в качестве члена Временного правительства осведомлялся об этом, я не получал ответа…»

Так говорил Зарудный, по сообщению официальных «Известий». И Совещание слушает молча, терпит такие вещи, не останавливает оратора, не прерывает заседания, не вскакивает, чтобы прогнать Керенского и правительство! Куда тут! Эти «революционные демократы» горой за Керенского!

Очень хорошо, господа, но чем же отличается тогда понятие «революционный демократ» от понятия холопа и хама?

Что хамы способны весело хохотать, когда «их» министр, отличающийся редкой наивностью или редкой тупостью, докладывает им, как Керенский гоняет министров (чтобы за спиной народа и «без лишних глаз» договариваться с корниловцами), это естественно. Что холопы молчат, когда «их» министр, взявший как будто всерьез всеобщие фразы о мире, не понявший их лицемерия, признается, что ему даже не отвечали на вопрос о реальных шагах к миру, это не удивительно. Ибо холопам так и полагается – давать себя надувать правительству. Но при чем же тут революционность, при чем же тут демократизм??

Удивительно ли было бы, если бы у революционных солдат и рабочих явилась мысль: «Хорошо бы, кабы потолок Александринки провалился и раздавил всю эту банду хамских душонок, которые могут молчать, когда им наглядно поясняют, как Керенский и К^о водят их за нос болтовней о мире; – которые могут весело смеяться, когда им говорят яснее ясного их собственные министры, что министерская чехарда есть комедия (прикрывающая сделки Керенского с корниловцами). Избави нас, боже, от друзей, а с врагами мы справимся сами! Избави нас, боже, от таких претендентов на революционно-демократическое руководство, а с Керенскими, кадетами, корниловцами мы справимся сами».

* * *

И тут я подхожу к ошибкам большевиков. Ограничиться ироническими аплодисментами и возгласами в такой момент – явная ошибка.

Народ измучен колебаниями и оттяжками. Недовольство явно нарастает. Надвигается новая революция. Весь интерес реакционных демократов, Либерданов, Церетели и пр. – отвлечь внимание народа на комедийное «Совещание», «занять» народ этой комедией, отрезать большевиков от массы, задерживая большевистских делегатов на таком недостойном занятии, как сиденье и выслушивание Зарудных! А Зарудные еще правдивее других!!

Большевики должны были уйти в виде протеста и для того, чтобы не поддаваться в ловушку отвлечения Совещанием народного внимания от серьезных вопросов. Большевики должны были оставить из 136 своих депутатов одного-трех для «службы связи», для телефонных сообщений о моменте прекращения гнусной болтовни и переходе к голосованию. Но большевики не должны были давать занять себя явными пустяками, явным обманом народа с явной целью притушить нарастающую революцию посредством игры в бирюльки.

Большевики должны были, в числе ⁹⁹/₁₀₀ своей делегации, идти на фабрики и в казармы; там было бы настоящее место делегатов, съехавшихся со всех концов России и после речи Зарудного увидавших всю бездну эсеровской и меньшевистской гнилости. Там, поближе к массам, следовало бы обсудить в сотнях и тысячах собраний и бесед уроки этого комедийного совещания, которое явно только давало оттяжку корниловцу-Керенскому, явно только облегчало ему новые варианты «министерской чехарды».

У большевиков получилось неправильное отношение к парламентаризму в моменты революционных (не – «конституционных») кризисов, неправильное отношение к эсерам и меньшевикам.

Понятно, как это получилось: история сделала, с корниловщиной, очень крутой поворот. Партия отстала от невероятно быстрого темпа истории на этом повороте. Партия дала себя завлечь, на время, в ловушку презренной говорильни.

Надо было уделить этой говорильне одну сотую сил, а ⁹⁹/₁₀₀ отдать массам.

Надо было, если поворот предписывал предложить компромисс эсерам и меньшевикам (мне лично кажется, что он это предписывал), сделать это ясно, открыто, быстро, дабы тотчас учесть возможный и вероятный отказ друзей бонапартиста Керенского идти на компромисс с большевиками.

Отказ был налицо уже в статьях «Дела Народа» и «Рабочей Газеты» накануне совещания. Надо было возможно более официально, открыто, ясно сказать, не теряя ни минуты сказать массам: гг. эсеры и меньшевики отвергли наш компромисс, долой эсеров и меньшевиков! Совещание, под аккомпанемент такого лозунга на заводах и в казармах, могло бы «смеяться» над наивностями Зарудного!

Атмосфера некоего увлечения «Совещанием» и обстановкой его складывалась, видимо, с разных сторон. Ошибкой было со стороны тов. Зиновьева писать про Коммуну так двусмысленно (по меньшей мере двусмысленно), что выходило, будто, победив в Питере, Коммуна может потерпеть поражение, как во Франции в 1871 г. Это абсолютно неверно. Победив в Питере, Коммуна победила бы и в России. Ошибкой было с его же стороны писать, что большевики сделали хорошо, предположив пропорциональный состав президиума в Петроградском Совете. Никогда ничего путного революционный пролетариат в Совете не сделает при таком пропорциональном допущении господ Церетели: допускать их значит отнимать у себя возможность работы, значит губить советскую работу. Ошибкой было со стороны тов. Каменева говорить первую речь на Совещании в чисто «конституционном» духе, ставя смешной вопрос о доверии или «недоверии» к правительству. Если нельзя было на таком собрании сказать ту правду про корниловца-Керенского, которая уже сказана и в «Рабочем Пути»{86}86
  «Рабочий Путь» – Центральный Орган большевистской партии, ежедневная газета; выходила с 3 (16) сентября по 26 октября (8 ноября) 1917 года вместо закрытой Временным правительством газеты «Правда». С 27 октября (9 ноября) газета «Правда» стала выходить под своим названием.


[Закрыть] и в московском «Социал-Демократе»{87}87
  «Социал-Демократ» – ежедневная газета, орган Московского областного бюро, Московского комитета, позднее – и Московского окружного комитета РСДРП(б); издавалась с марта 1917 по март 1918 года. В редакцию газеты в разное время входили М. С. Ольминский, И. И. Скворцов-Степанов, А. А. Сольц, Е. М. Ярославский и др.
  В «Социал-Демократе» был напечатан ряд статей и документов В. И. Ленина: «Письма из далека (Письмо 1)», «О задачах пролетариата в данной революции», «Речь об отношении к Временному правительству 4 (17) июня», произнесенная на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, статья «Кризис назрел» и др. (см. Сочинения, 5 изд., том 31, стр. 11–22, 113–118, том 32, стр. 263–276, настоящий том, стр. 272–283). В марте 1918 года в связи с переездом Советского правительства и ЦК партии в Москву газета «Социал-Демократ» слилась с газетой «Правда».


[Закрыть], то почему бы не сослаться на них и закрепить перед массами, что Совещание не хочет слушать правды про корниловца-Керенского?

Ошибкой было со стороны делегаций от питерских рабочих посылать ораторов на такое совещание, после речи Зарудного, после выяснения обстановки. К чему было метать бисер перед друзьями Керенского? К чему было отвлекать пролетарские силы на комедийное совещание? Почему бы те же делегации столь мирно и законно не отправить бы по казармам и наиболее отсталым фабрикам? Это было бы в миллион раз полезнее, насущнее, серьезнее, дельнее, чем путешествие к Александринке и разговоры с кооператорами, сочувствующими «Единству» и Керенскому.

Десять убежденных солдат или рабочих из отсталой фабрики стоят в тысячу раз больше, чем сотня подтасованных Либерданами делегатов от разных делегаций. Использование парламентаризма – особенно в революционные времена – состоит вовсе не в том, чтобы терять дорогое время на представителей гнилья, а в том, чтобы учить массы на примере гнилья.

Почему бы тем же пролетарским делегациям не «использовать» Совещания так, чтобы издать и показать по казармам и фабрикам, скажем, два плаката в объяснение того, что Совещание есть комедия? На одном плакате можно бы изобразить Зарудного в дурацком колпаке, пляшущего на подмостках и поющего песенку: «Нас Керенский отставил, нас Керенский оставил». А кругом Церетели, Чернов, Скобелев, кооператор под ручку с Либером и Даном, – все покатывающиеся со смеху. Подпись: «им весело».

Плакат второй. Тот же Зарудный перед той же публикой говорит: «Я полтора месяца спрашивал о мире. Я не получал ответа». Публика молчит, лицам придана «государственная солидность». Особенно солиден Церетели, который пишет незаметно в свою записную книжку: «Этакий балбес Зарудный! Такому олуху навоз бы возить, а не министром быть! Защитник коалиции, а режет ее хуже сотни большевиков! Был министром, а не научился говорить по-министерски, что-де я полтора месяца неуклонно следил за ростом кампании за мир и что я-де убежден в окончательном успехе этой кампании именно при коалиции в связи с великой идеей Стокгольма и прочее и прочее. Ведь тогда бы и Зарудного та же «Русская Воля» восхваляла как рыцаря русской революции». Подпись: «революционно-демократическое» совещание публичных мужчин.