Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 34. Июль – октябрь 1917"

Из дневника публициста

Если мы возьмем писателя Н. Суханова из «Новой Жизни», то наверное все согласятся, что это не худший, а один из лучших представителей мелкобуржуазной демократии. У него есть искреннее тяготение к интернационализму, доказанное им в самые трудные времена, в разгар царистской реакции и шовинизма. У него есть знания и желание разбираться в серьезных вопросах самостоятельно, что он доказал своей долгой эволюцией от эсеровщины по направлению к революционному марксизму.

Тем характернее, что даже такие люди могут, в ответственнейшие моменты революции, по коренным вопросам ее, угощать читателя столь легкомысленными суждениями, как нижеследующее:

«…Как ни много революционных завоеваний мы утратили в последние недели, все же одно из них, и быть может важнейшее, остается в силе: правительство и его политика могут держаться лишь волею советского большинства. Все влияние революционной демократии уступлено ею по собственному желанию; вернуть его демократические органы могли бы еще вполне легко; и при надлежащем понимании требований момента могли бы без труда ввести политику Временного правительства в надлежащее русло» («Новая Жизнь» № 106 от 20-го августа).

В этих словах содержится самая легкомысленная, самая чудовищная неправда по самому важному вопросу революции, и притом именно такая неправда, которая чаще всего распространялась в самых различных странах в среде мелкобуржуазной демократии и которая больше всего революций загубила.

Когда вдумываешься в ту сумму мелкобуржуазных иллюзий, которая содержится в приведенном рассуждении, то невольно приходит в голову мысль, а ведь граждане из «Новой Жизни» совсем не случайно сидят на «объединительном» съезде{64}64
  «Объединительный съезд» меньшевиков происходил в Петрограде 19–26 августа (1–8 сентября) 1917 года. Задачей съезда было объединить в единую партию отдельные меньшевистские группы. На съезде присутствовали меньшевики-оборонцы (плехановцы, потресовцы), меньшевики-интернационалисты (сторонники Мартова) и представители газеты «Новая Жизнь», принимавшей активное участие в созыве съезда. Большинством голосов съезд принял резолюции, в которых высказался за продолжение войны «до победного конца», одобрил вхождение социалистов в состав буржуазного Временного правительства и выразил ему доверие. На съезде был избран Центральный комитет, в состав которого вошли: П. Б. Аксельрод, Ф. И. Дан, Л. Мартов, И. Г. Церетели, Н. С. Чхеидзе и другие. Однако в ходе работ съезда среди его участников выявился полный разброд и задача объединения меньшевиков осталась фактически невыполненной.


[Закрыть] вместе с министрами, министериабельными социалистами, вместе с Церетели и со Скобелевыми, вместе с членами правительства товарищами Керенского, Корнилова и К^о. Совсем не случайно. У них действительно одна общая идейная основа: бессмысленная, без критики перенятая из обывательской среды, мещанская доверчивость к добрым пожеланиям. Ибо именно такой доверчивостью проникнуто все рассуждение Суханова, как и вся деятельность тех из меньшевиков-оборонцев, которые действуют добросовестно. В этой мелкобуржуазной доверчивости – корень зла нашей революции.

Наверное Суханов подписался бы обеими руками под требованием, которое предъявляет марксизм всякой серьезной политике, именно: чтобы в основе ее лежали, за основу ее брались факты, допускающие точную объективную проверку. Попробуем с точки зрения этого требования подойти к утверждению Суханова в приведенной цитате.

Какие факты лежат в основе этого утверждения? Чем мог бы Суханов доказать, что правительство «может держаться лишь волею» Советов, что им «вполне легко» «вернуть все свое влияние», что они без «труда» могли бы изменить политику Временного правительства.

Суханов мог бы сослаться, во-первых, на свое общее впечатление, на «очевидность» силы Советов, на явку Керенского в Совет, на любезные слова того или иного министра и т. п. Это было бы, конечно, совсем уже плохим доказательством, вернее признанием полного отсутствия доказательств, полного отсутствия объективных фактов.

Суханов мог бы сослаться, во-вторых, на тот объективный факт, что гигантское большинство резолюций рабочих, солдат и крестьян высказывается решительно за Советы и за поддержку их. Эти резолюции, дескать, доказывают волю большинства народа.

Такое рассуждение столь же обычно в обывательской среде, как и первое. Но оно совершенно несостоятельно.

Во всех революциях воля большинства рабочих и крестьян, т. е., несомненно, воля большинства населения, была за демократию. И тем не менее громадное большинство революций кончилось поражением демократии.

Учитывая этот опыт большинства революций и в особенности революции 1848 года (наиболее похожей на нашу теперешнюю), Маркс беспощадно высмеивал мелкобуржуазных демократов, которые хотели побеждать резолюциями и ссылкой на волю большинства народа.

Наш собственный опыт еще нагляднее подтверждает это. Весной 1906 года, несомненно, большинство резолюций рабочих и крестьян было за первую Думу. Большинство народа, несомненно, стояло за нее. И тем не менее царю удался разгон ее, потому что подъем революционных классов (рабочие стачки и крестьянские волнения весной 1906 года) оказался слишком слаб для новой революции.

Вдумайтесь в опыт теперешней революции. И в марте-апреле и в июле-августе 1917 года большинство резолюций было за Советы, большинство народа было за Советы. А между тем все и каждый видят, знают, чувствуют, что в марте-апреле революция шла вперед, а в июле-августе она идет назад. Значит ссылка на большинство народа ничего еще в конкретных вопросах революции не решает.

Одна эта ссылка, как доказательство, есть именно образец мелкобуржуазной иллюзии, нежелание признать, что в революции надо победить враждебные классы, надо свергнуть защищающую их государственную власть, а для этого недостаточно «воли большинства народа», а необходима сила революционных классов, желающих и способных сражаться, притом сила, которая бы в решающий момент и в решающем месте раздавила враждебную силу.

Сколько раз бывало в революциях, что маленькая, но хорошо организованная, вооруженная и централизованная сила командующих классов, помещиков и буржуазии, подавляла по частям силу «большинства народа», плохо организованного, плохо вооруженного, раздробленного.

Подменять конкретные вопросы классовой борьбы в момент особого обострения ее революцией «общими» ссылками на «волю народа» было бы достойно только самого тупого мелкого буржуа.

В-третьих, Суханов в приведенном рассуждении приводит один «аргумент», тоже довольно обычный в обывательской среде. Он ссылается на то, что «все влияние революционной демократии уступлено ею по собственному желанию». Отсюда как бы выводится, что уступленное «по собственному желанию» легко и вернуть назад…

Рассуждение никуда не годное. Прежде всего, возврат добровольно уступленного предполагает «добровольное согласие» того, кто уступку получил. Отсюда следует, что такое добровольное согласие имеется налицо. Кто получил «уступку»? Кто воспользовался «влиянием», уступленным «революционной демократией»?

Крайне характерно, что этот основной для всякого, не лишенного головы, политика вопрос совсем обойден Сухановым… Ведь в этом же гвоздь, в этом суть дела: в чьих руках на деле то, что «добровольно уступила» «революционная» (простите за выражение) «демократия».

Именно эту суть дела Суханов и обходит, как обходят ее все меньшевики и эсеры, все мелкобуржуазные демократы вообще.

Далее. Может быть, в детской «добровольная уступка» указывает легкость возврата: если Катя добровольно уступила Маше мячик, то возможно, что «вернуть» его «вполне легко». Но на политику, на классовую борьбу переносить эти понятия кроме российского интеллигента не многие решатся.

В политике добровольная уступка «влияния» доказывает такое бессилие уступающего, такую дряблость, такую бесхарактерность, такую тряпичность, что «выводить» отсюда, вообще говоря, можно лишь одно: кто добровольно уступит влияние, тот «достоин», чтобы у него отняли не только влияние, но и право на существование. Или, другими словами, факт добровольной уступки влияния, сам по себе, «доказывает» лишь неизбежность того, что получивший это добровольно уступленное влияние отнимет у уступившего даже его права.

Если «революционная демократия» добровольно уступила влияние, значит, это была не революционная, а мещански-подлая, трусливая, не избавившаяся от холопства демократия, которую (именно после этой уступки) смогут разгонять ее враги или просто свести ее на нет, предоставить ей умереть так же «по собственному желанию», как «по собственному желанию» она уступила влияние.

Рассматривать действия политических партий, как каприз, значит отказаться от всякого изучения политики. А такое действие, как «добровольная уступка влияния» двумя громадными партиями, имеющими, по всем сведениям, сообщениям и объективным данным выборов, большинство в народе, такое действие надо объяснить. Оно не может быть случайно. Оно не может не стоять в связи с определенным экономическим положением какого-либо большого класса народа. Оно не может не стоять в связи с историей развития этих партий.

Рассуждение Суханова потому и является замечательно типичным для тысяч и тысяч однородных обывательских рассуждений, что оно базируется, в сущности, на понятии доброй воли («собственное желание»), игнорируя историю рассматриваемых партий. Суханов просто-напросто вычеркнул из своего рассмотрения эту историю, забыл, что добровольные уступки влияния начались, собственно, с 28 февраля, когда Совет выразил доверие Керенскому и одобрил «соглашение» с Временным правительством. А 6-е мая было уступкой влияния прямо-таки в гигантских размерах. Взятое в целом, перед нами до очевидности ясное явление: партии эсеров и меньшевиков сразу встали на наклонную плоскость и покатились вниз все с большей и большей быстротой. Они скатились после 3–5 июля совсем в яму.

И теперь говорить: уступка сделана по собственному желанию, «вполне легко» можно повернуть большие политические партии направо кругом, «без труда» можно побудить их взять направление обратное их направлению за много лет (и за много месяцев революции), «вполне легко» выбраться из ямы и взобраться вверх по наклонной плоскости – разве это не предел легкомыслия?

Наконец, в-четвертых, Суханов мог бы сослаться в защиту своего мнения на то, что рабочие и солдаты, выражающие доверие Совету, вооружены и что потому им «вполне легко» вернуть себе все влияние. Но именно по этому, едва ли не наиболее важному, пункту особенно плохо обстоит дело в обывательских рассуждениях, воспроизводимых писателем «Новой Жизни».

Чтобы быть возможно больше конкретным, сравним 20–21 апреля с 3–5 июля.

20 апреля прорывается возмущение масс правительством. Вооруженный полк выходит на улицу Петрограда и идет арестовать правительство. Ареста не происходит. Но правительство ясно видит, что ему опереться не на кого. Войск за него нет. Свергнуть такое правительство действительно «вполне легко», и правительство ставит ультиматум Совету: либо я уйду, либо поддержите меня.

4-го июля такой же взрыв возмущения масс, взрыв, который все партии сдерживали, но который прорвался вопреки всяким сдерживаниям. Такая же вооруженная противоправительственная демонстрация. Но гигантская разница в следующем: запутавшиеся и оторвавшиеся от народа эсеровские и меньшевистские вожди уже 3-го июля соглашаются с буржуазией о призыве калединских войск в Питер. Вот в чем гвоздь!

Каледин с солдатской откровенностью сказал это на Московском совещании: ведь вы же сами, министры-социалисты, призвали «нас» 3 июля на помощь!.. Никто не посмел опровергнуть Каледина на Московском совещании, потому что он сказал правду. Каледин издевался над меньшевиками и эсерами, которые вынуждены были молчать. Им плюнул казачий генерал в физиономию, а они утерлись и сказали: «божья роса»!

Буржуазные газеты привели эти слова Каледина, а меньшевистская «Рабочая Газета» и эсеровское «Дело Народа» скрыли от читателей это самое существенное политическое заявление, сделанное на Московском совещании.

Вышло так, что правительство впервые получило специально калединские войска, а решительные, действительно революционные войска и рабочие были разоружены. Вот основной факт, который «вполне легко» обошел и забыл Суханов, но который остается фактом. И это решающий факт для данной полосы революции, для первой революции.

Власть перешла в решающем месте на фронте и затем в армии в руки Калединых. Это факт. Самые активные из враждебных им войск разоружены. Что Каледины не пользуются властью сразу для установления полной диктатуры, это нисколько не опровергает того, что власть у них. Разве царь после декабря 1905 года не имел власти? И разве обстоятельства не заставили его так осторожно пользоваться властью, что он созвал две Думы прежде чем взять всю власть, т. е. прежде чем совершить государственный переворот?{65}65
  Имеется в виду третьеиюньский государственный переворот, положивший начало периоду столыпинской реакции.
  3 (16) июня 1907 года был издан царский манифест о роспуске II Государственной думы и об изменениях в избирательном законе. Новый закон намного увеличивал представительство в Думе помещиков и торгово-промышленной буржуазии и в несколько раз сокращал и без того небольшое число представителей крестьян и рабочих. Это было грубое нарушение манифеста 17 октября 1905 года и Основного закона 1906 года, по которым законы не могли издаваться правительством без одобрения Государственной думы. Избранная на основании нового закона и собравшаяся 1 (14) ноября 1907 года III Государственная дума по своему составу была черносотенно-октябристской.


[Закрыть]

О власти надо судить по делам, а не по словам. Дела правительства с 5-го июля доказывают, что власть у Калединых, которые медленно, но неуклонно продвигаются все дальше, получая ежедневно «уступки» и «уступочки»: сегодня безнаказанность юнкеров, громящих «Правду», убивающих правдистов, арестующих произвольно, завтра закон о закрытии газет, также закон о распущении собраний и съездов, о высылке без суда за границу, о тюрьме за оскорбление «дружественных послов», о каторге за посягательство на правительство, о введении смертной казни на фронте и так далее и так далее.

Каледины не дураки. Зачем идти обязательно нахрапом, напролом, рискуя потерпеть неудачу, когда они ежедневно получают по частям именно то, что им нужно? А дурачки Скобелевы и Церетели, Черновы и Авксентьевы, Даны и Либеры кричат: «торжество демократии! победа!» при каждом шаге Калединых вперед, усматривая «победу» в том, что Каледины, Корниловы и Керенские не глотают их сразу!!

Корень зла именно в том, что мелкобуржуазная масса самым своим экономическим положением подготовлена к удивительной доверчивости и бессознательности, что она все еще полуспит и во сне мычит: «вполне легко» вернуть назад добровольно уступленное! Подите-ка верните назад, возьмите добровольно от Калединых и Корниловых!

Корень зла в том, что «демократическая» публицистика поддерживает эту сонную, мещанскую, тупоумную, холопскую иллюзию, вместо того, чтобы бороться с ней.

Если взглянуть на вещи так, как должен смотреть историк политики вообще, а марксист в особенности, т. е. рассматривая события в их связи, то совершенно ясным становится, что решительный поворот теперь не только не «легок», а, напротив, абсолютно невозможен без новой революции.

Я вовсе не касаюсь здесь вопроса о том, желательна ли такая революция, я не рассматриваю вовсе, может ли она произойти мирно и легально (в истории, вообще говоря, бывали примеры мирных и легальных революций). Я констатирую только историческую невозможность решительного поворота без новой революции. Ибо власть уже в других руках, уже не у «революционной демократии», власть уже захвачена и укреплена. А поведение партий эсеров и меньшевиков неслучайно, оно есть продукт экономического положения мелкой буржуазии и результат длинной цепи политических событий, от 28-го февраля к 6 мая, от 6-го мая к 9 июня, от 9 июня к 18 и 19 июня (наступление) и т. д. Поворот здесь требуется и во всем положении власти, и во всем составе ее, и во всех условиях деятельности крупнейших партий, и в «устремлении» того класса, который их питает. Такие повороты исторически немыслимы без новой революции.

Вместо того, чтобы выяснять народу все главные исторические условия новой революции, ее экономические и политические предпосылки, политические задачи, соответствующее ей соотношение классов и т. д., вместо этого Суханов и многое множество мелкобуржуазных демократов усыпляет народ игрой в «бирюльки», самоуспокоением, что мы-де «без труда все вернем», «вполне легко», что у нас-де «важнейшее» революционное завоевание «остается в силе» и тому подобный легкомысленный, невежественный, прямо преступный вздор.

Признаки глубокого общественного поворота есть налицо. Они указывают наглядно направление работы. Среди пролетариата явный упадок влияния эсеров и меньшевиков, явный рост влияния большевиков. Между прочим, даже выборы 20-го августа дали увеличение доли большевиков, по сравнению с июньскими выборами в том же Питере в районные Думы{66}66
  На выборах в районные думы в Петрограде, происходивших в конце мая – начале июня 1917 года, за списки большевиков проголосовало 20 процентов избирателей. На выборах в Петроградскую городскую думу, происходивших 20 августа (2 сентября), большевики получили 33 процента всех поданных голосов.


[Закрыть], и это несмотря на привод «калединских войск в Питер»!

Среди мелкобуржуазной демократии, которая не может не колебаться между буржуазией и пролетариатом, объективным показателем поворота являются усиление, укрепление, развитие революционных интернационалистских течений: Мартов и др. у меньшевиков, Спиридонова, Камков и пр. у эсеров. Нечего и говорить, что надвигающийся голод, разруха, военные поражения способны необычайно ускорить этот поворот в сторону перехода власти к пролетариату, поддержанному беднейшим крестьянством.

Иногда особенно озлобленные противники социализма оказывают ему услугу неразумной ревностностью своих «разоблачений». Они обрушиваются как раз на то, что заслуживает симпатии и подражания. Они раскрывают глаза народу на гнусность буржуазии самым характером своих нападок.

Именно это случилось с одной из наиболее гнусных буржуазных газет, «Русской Волей», поместившей 20-го августа корреспонденцию из Екатеринбурга под названием: «Барщина». Вот что сообщается в этой корреспонденции:

«…Совет рабочих и солдатских депутатов ввел у нас в городе для граждан, имеющих лошадей, натуральную повинность поочередно предоставлять своих лошадей для ежедневных разъездов по службе членам Совета.

Выработано особое расписание дежурств и каждый «лошадный гражданин» аккуратно письменно уведомляется, когда и куда и к какому именно часу он должен явиться со своею лошадью на дежурство.

Для большей вразумительности в «приказе» добавляется: «В случае неисполнения сего требования, Совет за Ваш счет произведет расход на наем извозчиков в размере до 25 рублей»…».

Защитник капиталистов, конечно, возмущается. Капиталисты вполне спокойно смотрят на то, как громадное большинство народа всю жизнь мается в нужде, не только будучи «на барщине», но прямо-таки на каторге фабричной, горной или иной работы по найму, а сплошь и рядом голодая без работы. На это капиталисты смотрят спокойно.

А когда рабочие и солдаты для капиталистов ввели хоть маленькую общественную повинность, тогда господа эксплуататоры подняли вой: «барщина»!!

Спросите любого рабочего, любого крестьянина, дурно ли это было бы, если бы Советы рабочих и солдатских депутатов были единственною властью в государстве и всюду стали вводить общественную повинность для богатых, например, обязательное дежурство с лошадьми, с автомобилями, с велосипедами, обязательные ежедневные работы по письменной части для переписи продуктов, числа нуждающихся и т. д. и т. п.?

Всякий рабочий и всякий крестьянин, кроме разве кулака, скажет, что это было бы хорошо.

И это правда. Это еще не социализм, а только один из первых шагов к социализму, но это именно то, что необходимо бедному народу настоятельно и немедленно. Без таких мер нельзя спасти народ от голода и гибели.

Почему же Екатеринбургский Совет остается редким исключением? Почему подобные меры по всей России не применяются давно, не развертываются в целую систему мер именно такого рода?

Почему вслед за общественной повинностью для богатых предоставлять лошадей не вводится такая же общественная повинность для богатых предоставлять полные отчеты об их денежных операциях, особенно по поставкам на казну, под таким контролем Советов, с таким же «аккуратным письменным уведомлением», когда и куда отчет представить, когда и куда сколько именно налогу внести?

Потому, что во главе огромного большинства Советов стоят эсеровские («социалисты-революционеры») и меньшевистские вожди, которые на деле перешли на сторону буржуазии, вошли в буржуазное правительство, обязались поддерживать его, изменив не только социализму, но и демократии. Эти вожди занимаются «соглашательством» с буржуазией, которая не только не позволит, например, в Питере ввести общественную повинность для богатых, но тормозит месяцами гораздо более скромные реформы.

Эти вожди обманывают свою совесть и обманывают народ ссылками на то, что «Россия еще не созрела для введения социализма».

Почему такие ссылки надо признать обманом?

Потому, что при помощи подобных ссылок дело облыжно представляется в таком виде, будто речь идет о каком-то невиданной сложности и трудности преобразовании, которое должно ломать привычную жизнь десятков миллионов народа. Дело облыжно представлено так, будто кто-то хочет «ввести» социализм в России одним указом, не считаясь ни с уровнем техники, ни с обилием мелких предприятий, ни с привычками и с волею большинства населения.

Все это сплошная ложь. Ничего подобного никто не предлагал. Ни одна партия, ни один человек «вводить социализм» указом не собирался. Речь идет и шла исключительно о таких мерах, которые, подобно установлению общественной повинности для богатых в Екатеринбурге, вполне одобряются массой бедных, т. е. большинством населения, о таких мерах, которые технически и культурно вполне назрели, доставляют немедленное облегчение жизни бедноте, позволяют ослабить тягости войны и распределить их равномернее.

Прошло почти полгода революции, а эсеровские и меньшевистские вожди тормозят все подобные меры, предавая интересы народа интересам «соглашательства» с буржуазией.

Пока рабочие и крестьяне не поймут, что эти вожди изменники, что их надо прогнать, снять со всех постов, до тех пор трудящиеся неизбежно будут оставаться в рабстве у буржуазии.

«Рабочий» № 10, 14 (1) сентября 1917 г. Подпись: Η. Ленин

Печатается по тексту газеты «Рабочий»