Текст книги "Возвращение мессира. Книга 2-я"

Возвращение мессира
Книга 2-я
Владимир Лисицын

Памяти Михаила Афанасьевича Булгакова посвящается

© Владимир Лисицын, 2017

ISBN 978-5-4485-1329-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть четвёртая. На Москва-реке

15. Причал у дома на набережной

Очнулся Голицын от сочного колоритного баритона Мессира. О чём тот ему говорил – он не понял, а понял, что ему смертельно хочется курить. Тогда он потянулся к красной пачке сигарет, и увидел в пепельнице ещё один пепельный скелет второй своей сигареты. И снова он с трудом выловил в пачке сигарету, вынул её оттуда, и с облегчением закурил.

Ночной свет был выключен, и каюта сумрачно освещалась дневным светом от иллюминатора.

Теперь, Голицын увидел стоящего перед ним Князя тьмы, который был одет в шикарный бостоновый костюм цвета «тёмный электрик» в белую продольную полоску, в петлице которого, красовалась алая роза. Под пиджаком его была чёрная сорочка, с маленьким воротничком-стоечкой, как косоворотка, и с алыми светящимися пуговицами, в тон алой розе. На голове его была тёмно-зелёная фетровая шляпа, с широкими разно-загнутыми полями. Был ОН без очков и красив лицом, хоть оно и было несколько скрыто полутьмою.

– Я говорю, что мы приплыли, маэстро, – выговорил ОН.

– Что значит – приплыли?? – почему-то испугался пассажир.

– Москва, – пояснил тот.

– Как, уже Москва? – панически удивился Голицын, приникнув к иллюминатору, и увидев, что причалена их яхта в самом центре столицы.

– Что значит – уже? Пора уж ей и быть, – невозмутимо возмутился капитан.

– Да?

– Да.

– Ну, и что теперь? – недовольно настороженно спросил пассажир, вернувшись на место, и прикрывая одеялом свою наготу.

– Приводите себя в порядок, и поедем обедать.

– Куда – обедать? – ещё больше насторожился пассажир

– В город, куда же ещё, – удивился, в свою очередь, капитан.

– Я не хочу в город, – недовольно сказал Голицын.

– Не хотите пройтись по вечерней Москве? – не понял Мессир.

– Да, не хочу, – упрямо выговорил тот.

– Тяжёлый случай, как гофорят у фас, – пожал плечами Мессир.

– Так, мы для чего сюда прибыли? – поставил вопрос ребром пассажир.

– Здесь у нас пересадка, – спокойно ответил Мессир.

– Какая пересадка?? – снова испугался тот.

– Утром у нас самолёт, – делово ответил Князь тьмы.

– Какой самолёт?? – замер Голицын.

– На Лондон, – пояснил Мессир.

– Какой Лондон?! – попёр как на бочку Голицын.

– Да. У нас там дела, – невозмутимо излагал ему Мессир, – у нас там встреча с Ejeny, которая теперь зовётся Александрой.

– Почему Александрой? – увлёкся доводами Мессира Голицын.

– Потому что она крестилась и в крещении наречена была Александрой, в честь Великого князя – Александра Ярославича Невского.

Голицын задумался, вспоминая о чём-то, а потом сказал:

– Ну, а зачем нам Москва?

– Да и гостей мы ждём, – как будто не слыша вопроса своего собеседника, проговорил Мессир. – Видите, Седой нам гостей намывает.

Голицын посмотрел вниз, и увидел рядом с ногами Мессира, обутыми в чёрные лакированные модельные туфли, кота, вдохновенно умывающего лапой свою мордочку, и мелькающего своим красным язычком.

– Каких ещё гостей? – спросил Голицын, и впервые, за весь разговор, настороженно посмотрел в глаза Мессира.

– Ну, во-первых – вот-вот должна подойти Лика, – и ОН делово приподнял руку, и посмотрел на свой бриллиант, – она уже прилетела самолётом из Ростова, – прибавил он к уже сказанному.

– Так её не посадили? – обрадовано спросил Голицын.

– Это она сама вам расскажет, я думаю.

– Ну, а во вторых? – не отставал Голицын.

– А во вторых – сегодня ночью, я должен провести на яхте «Спиритический сеанс». Билеты все уже давно проданы. Участников, естественно, немного. Билеты супер дорогие. А потому, хода назад нет. Вот – ваш билет. Бесплатно.

И Мессир протянул Голицыну билет из твёрдой глянцевой бумаги, сделанный как визитка. На чёрном блестящем фоне было написано золотыми буквами:

 
с п и р и т и ч е с к и й с е а н с
«ПРИЗРАКИ ИЗ „ЛЕТЫ“»
нервных просим удалиться.
Международный мастер спиритизма
Проф. ВОЛАНД.
 

– А почему вы поставили здесь это имя? – поинтересовался Голицын.

– А почему – нет, если оно так хорошо раскручено на Москве? Что же я буду кочевряжиться, как у фас гофорят? Спасибо Михал Афанасьичу.

– Но это может отпугнуть клиентов, – предупредил Голицын.

– Ну, что вы, – возражающе пропел Князь тьмы, – любителей острых ощущений это вдохновит. Другие же – «Фомы неверующие» придут, чтобы посмеяться над незадачливым профессором и его громким провалом. Они же уверены, что никакого Воланда не существует. А третьи – придут посмеяться над теми, кто вообще поверил, что это мероприятие состоится, заплатив такие бабки, как у фас гофорят. Так что, всё в порядке, – резюмировал ОН, сверкнув глазом.

Голицын перевернул билет, там был указан адрес: яхта у дома на Набережной. Число и время, на его бесплатном билете, не было проставлено.

– Наденете свой выходной костюм, – сказал Мессир, – в этом, вас не пустят в ресторан, – и, отступив в сторону, ОН открыл вид на висящую на спинке стула белую одежду Голицына, поверх которой красовались его подарочные трусы. – Трусы наденете, а всё остальное, вместе с босоножками, сложите в свою сумку, – распорядился Мессир.

– Какой выходной костюм? – не понимал Голицын, – у меня здесь нет никакого костюма.

Мессир тут же отошёл к шкафу, и возвратился, с висящим на плечиках, костюмом, в одной руке и чёрными туфлями, в другой своей руке.

– Вот ваш тёмно-синий костюм с белой рубашкой и красно-золотым блестящим галстуком. А вот, ваши туфли с узкими носами.

ОН положил костюм на койку, и поставил туфли на пол.

– Что, не узнаёте свой костюм? – спросил Князь тьмы чуманеющего пассажира.

– Да, всё понятно, – устало ответил тот, – узнаю.

– Вот и прекрасно, – отметил Мессир, – приводите себя в порядок, одевайтесь, и мы ждём вас у трапа. Пойдём, Седой, – позвал он кота, и они вышли вон.

Голицын долго принимал душ. Ему тяжело было отойти от всего увиденного и услышанного за эту ночь. А может и не за ночь. Он совсем уж потерял время.

Придя из душа, он оделся, выпил чашку горячего чая, сложил свою летнюю одежду с босоножками в сумку, как наказал Мессир, закурил сигарету с фильтром, и вышел из каюты.

У белоснежного трапа его ждал Мессир, в своём полосатом костюме, и с тростью, в правой руке.

– Прошу, маэстро, – изящно указал он на трап.

Сойдя на берег, Голицын увидел на набережной фаэтон, в который запряжена была грациозная вороная кобыла, а на облучке сидел большой чёрный кот, во фраке с белой манишкой и красной бабочкой, и в чёрном цилиндре, на голове.

– Карета подана, господа! – проорал Седой. – Эх, прокачу! Только не жалей монету, пассажир, и тогда – хоть на край света.

– Прошу в экипаж, – предложил Голицыну Мессир.

Тот сел в фаэтон, подозрительно глядя по сторонам, Мессир сел рядом, и подал команду коту:

– Гони, ямщик, мы за ценой не постоим.

– Пошла, милая! – залихватски крикнул извозчик, заправски щёлкнув вожжами, и оглушительно свистнув, как Соловей-разбойник.

И вороная кобылка, в серебряной сбруе, пошла грациозным быстрым шагом.

– А где же Лика? – встрепенулся Голицын.

– А вот она, родимая! – вместо Мессира, откликнулся с облучка кот.

– Где?? – не понял Голицын.

– Да вот же, – воскликнул кот, и ловко выхватив из-под себя кнут, с длинным хлыстом, и размахнувшись им, щёлкнул кобылку вдоль спины, – ховчей, Лика, ховчей пошла! – заорал кот, и как заправский лихач, закрутил над головой кольцом длинного хлыста.

Голицын вопросительно посмотрел на Мессира.

– Всё нормально, – сказал тот, – все на месте. Бэс несёт вахту на яхте, а мы – несёмся по Москве, – попытался сострить Князь тьмы.

Фаэтон промчался по Большому мосту, поднялся по Васильевскому спуску, и Лика, цокая копытцами, пошла мимо храма Василия Блаженного – прямо на Красную площадь.

– Вы с ума сошли! – испуганно зашипел на Мессира Голицын, – куда вас нечистая несёт?! Здесь же полно милиции! Здесь же президентский выезд!

– Да плевать я хотел на президентский выезд! Президентов много, а Я – один. Так что, прошу любить и жаловать, – разгульно проговорил Князь тьмы. – Вот, видите – молодые милиционеры, только глаза на меня пялят, а седой полковник – честь мне отдаёт – знает свою службу, и я не поленюсь его поприветствовать, – и Мессир слегка приподнял свою фетровую шляпу.

Но больше никто, из многочисленных площадных зевак, не обратил на них особого внимания.

Так, они выехали с Красной площади, и катили уже мимо гостиницы «Москва».

– Застыла родная, в ожидании смерти, – сказал Голицын, осматривая величественный фасад сталинского детища, в огромном ресторане которого, он иногда любил затеряться, в поздний вечер, перед его закрытием, чтобы выпить пару рюмок водки со стаканом томатного сока. Как у себя дома – в Ростове – в буфете «Московского» ресторана. И ни там, ни здесь – отказа никогда не было.

От этих воспоминаний, у Голицына потеплело в душе.

– Снесу-у-ут, – холодно констатировал Князь тьмы.

И под этот холодный аккомпанемент Мессира, Голицын огляделся вокруг, на все эти супер новшества, и ему снова стало не по себе, особенно когда ему на глаза попалось пепелище ещё одного знакового здания – «Манежа».

А Лика давно уже свернула влево, прошла мимо Александровского сада, и пошла, пошла, заходя, при необходимости, на тротуары, распугивая зевак-пешеходов, которых надо конечно любить и уважать, но при таком скопище автомобилей, не до сантиментов. И тут увидел Голицын, вдруг выросший перед его взором – огромный золотой купол с крестом храма Христа Спасителя. И тут же заметил, как Мессир резко отвернулся от увиденного.

– Что, глаза режет? – зачем-то с издёвкой спросил Голицын.

– Хэх! – тут же ответил Мессир, и прибавил, – Поздно. Жертвы второй Великой Отечественной уже состоялись.

И начатый было диалог, тут же оборвался.

А фаэтон, под чутким управлением кота, который, как и полагается заправскому извозчику, успел разругаться с пол Москвы её пешеходов и водителей, выехал на простор Калининского проспекта, /или называйте его теперь, как хотите/. Голицын умирал со смеху от реплик и выходок кота. Но больше всего уморила его реакция граждан на необычного извозчика: все были так!, как любил он говаривать в таких случаях, «задрочены», что никто не обращал никакого внимания, на то, что он ругался, с пеной у рта, с настоящим, только что большим, котом. И лишь некоторые из них, надолго оставляли свой молчаливый взгляд на коте, и о чём-то мучительно вспоминали.

– Да, люди у нас и вовсе, как собаки стали, – кручинясь головой, заметил Голицын.

– А что же вашим водителям, например, не стать собаками, когда с ними так грубо играют, – заметил, в свою очередь, Мессир.

– Что вы имеете в виду? – не понял попутчик.

– Я не буду отвечать вашей грубой шуткой на ваш провокационный вопрос, – пробросил Князь тьмы, – но замечу вам, что – газеты читать надо.

– Я не читаю газет, – нахмурился Голицын, – у меня нет ни желания, ни средств на эти желания.

– Я тоже их не читаю, я так знаю, и доложу вам, что Закон об «автогражданке» – это наглое обдирательство граждан.

– А-а, я что-то слышал об этом, – улыбнулся тот.

– А-а, – передразнил его Мессир, – толи ещё будет. Но я не люблю такой грубой игры по отниманию денег, где не требуется ни ума, ни сердца.

– Главное, что надо иметь для управлении нашим государством – это наглость и полная отмороженность, сказал Голицын, и лениво прибавил, – хотя управлять у нас никогда не умели – у нас властвуют.

– Но вы счастливый человек, – оживился Князь тьмы, – у вас нет ни автомобиля, ни работы, ни квартиры своей. И, наконец, у вас нет жены. У вас ничего нет. Как будто вы и не жили никогда в этом государстве.

Голицына точно молния пронзила.

Он посмотрел на своего собеседника, но тот надел на глаза свои зеркальные очки, и лишь потом сказал:

– Разве я не прав, маэстро?

Голицын промолчал, отвернулся, склонил голову, и о чём-то задумался. К горлу его подступил совершенно неуместный ком. Но он пересилил себя, и, проглотив не прошеный ком, поднял голову, и, как ни в чём не бывало, сказал:

– У нас, один такой вот – поверил, развернулся в своём деле, и всё заимел. Ну и что?

– Что? – не понял Мессир.

– Посадили, что.

– Я фас понимайт, – с ломанным иностранным акцентом сказал, через паузу, Мессир.

– Нет, это я про другой случай.

– И про другой – я фас понимайт, – кивал головою ОН.

– У нас же, страна – сплошная лагерная зона, как её не открывай, и не разгораживай. И какие законы ни пиши, действовать здесь будет один закон – «ТАЙГА».

– Тр-р-р, – раздался голос кота, – приехали!

– Прошу вас, маэстро, – сойдя с подножки фаэтона, – сказал Мессир

Голицын вышел из экипажа, и спутники тут же вошли в небольшое помещение ресторана, где Князь тьмы предъявил швейцару, а затем, метрдотелю, какую-то бумажку, и они стали кого-то дожидаться.

Голицыну казалось, что голова его налилась свинцом. Он ничего не соображал и был никак не адекватен обстоятельствам – посещения ресторана, как увеселительного заведения.

Но вот, зацокали женские каблучки, и в ресторан вошла Лика.

Но Голицын тупо смотрел в пол, пока не увидел там, приблизившиеся к нему – серебристые босоножки, на высоком каблуке и с пряжками вокруг ножек одетых в чёрные соблазнительно-сетчатые чулки. Тогда он поднял голову, и увидел Лику, в чёрном платье с кружевным рисунком вышитым тонкой серебряной ниткой и, как всегда – супер коротком. Но зато застёгнуто оно было под самое горло и с длинными рукавами. На голове её был, непривычный для её лица, парик из чёрных волос. А через плечо и до бедра Лики, висела серебристая лохматая сумочка.

– Здравствуйте, Пётр Григорьевич, – выговорила она своим поскрипывающим низким голоском.

– Здравствуй, прелесть, – растерянно поздоровался он, и взял, и поцеловал у неё руку, – как тебя встретила Москва – столица нашей Родины? – дежурно поинтересовался он.

– Ха! – иронично воскликнула Лика, – не успела я выйти из аэропорта, как меня тут же оштрафовала милиция..

– За что?! – изумился Голицын.

– За то, что я не зарегистрировалась, как приезжая из России в Россию.

– Так ты же только прилетела! Как ты могла зарегистрироваться?! – стал доказывать он ей, как будто она была милиционером, а не пострадавшей нарушительницей «славного» Закона.

– Так я им то же самое и толковала, – объясняла она бестолковому своему собеседнику. – Но уж лучше я заплачу, чем следовать за ними в Отделение. Знаем мы их «ОТДЕЛЕНИЯ». Тем более что срок на мне уже висит. Я теперь на том же

положении, в нашем обществе, на каком была Ангелина Владимировна. Как интересно мы живём! – весело заключила она.

– И на какую сумму вас, извиняюсь?.. – вмешался в их разговор Мессир.

– На три кусочка, – небрежно бросила Лика.

– На три-и?! – глубоко возмутился Голицын.

– Ха! – воскликнул Князь тьмы, – я вас предупреждал – «то ли ещё будет» вам от вашей «бюрократо-номенклатурато», строящих свой капитализм! Вспомните вы тогда МЕНЯ! Да боюсь, что поздно будет, – заключил ОН, и уже другим тоном сказал, – ну, довольно о ваших глупостях. К столу пора.

Их проводили к столику, где они уютно расселись по креслам.

– Так, выходит, извиняюсь, ты нас везла? – спросил её Голицын, удивляясь сам своему нелепому вопросу.

– Такова участь наших женщин – ничего удивительного в этом нет, – просто ответила она.

Возникла пауза, и Мессир подал меню даме.

– Да, но тебя довольно лихо ласкали кнутом по спине, – не отставал Голицын, – тебе разве не было больно?

– Мне не привыкать, – ответила она, продолжая знакомиться с меню. – Видите, в каком я закрытом платье? Это я синяки свои прячу.

– Боже, я и забыл! Тебя пытали в станице?! – подскочил он в своём кресле.

– А как же, – спокойно ответила она.

– И ты призналась??

– А куда ж я денусь, – так же спокойно ответила она, роясь в своей сумочке.

– И ты сказала им, что ты убила Зою??

– И Зою, и Зоиного мужа, – говорила она, надевая на свой носик аккуратные очёчки, – но поджог коровника, в чём я, кстати сказать, призналась, с меня сняли.

– А на кого повесили? – заинтересовался он

– На короткое замыкание – от стихийного бедствия, – пробросила она, внимательно вчитываясь в меню.

– И был суд?

– Бы-ыл, – иронично протянула она.

– И что?

– Четыре года, – сказала она, не глядя на собеседника, а выставив перед ним руку свою с четырьмя торчащими пальцами, и загнутым к ладошке большим пальцем. – Условно, – прибавила она, и убрала руку.

– За два убийства – четыре года условно?? – удивился Голицын.

– Ну, они нашли жутко смягчающие вину обстоятельства, – игриво-элегантно проговорила она, и тут же обратилась к подошедшему к их столику официанту, – так, мне «Салат по-французски», «Жаркое по-русски», «Овощное рагу по-грузински»,.. так, что у нас за фрукты на столе? – стала рассматривать она содержимое фруктовой вазы, – ага, всё нормально. И бутылочку французского «Божуле». Всё, – закончила она, и убрала очки.

Официант поднял глаза на мужчин, и приготовился фиксировать их пожелания.

Голицын, покраснев лицом, взял в руки меню, и посмотрел на Мессира.

– Нам то же самое, – сказал тот официанту, – но без вина – нам и бутылочки хватит.

– Хорошо, – вежливо сказал официант, и отошёл от их столика.

– А где же музыка? – поинтересовалась Лика, глянув по сторонам.

– Ещё не время для музыки, – успокоил её Князь тьмы.

И в это время, в зал ресторана, медленно и по-хозяйски вальяжно, вошёл чёрный котик, с сединой под носом. Он подошёл к соблазнительным ножкам Лики, и запрыгнул ей на колени.

– Ты фаэтон отправил? – спросил кота Мессир.

– Отправил, – недовольно буркнул тот.

– Молодец, – похвалил его Мессир. – Она тебя покормит, – кивнул он на Лику.

А Голицын всё ещё никак не мог отойти от её рассказа.

– Слушай, Лика, прелесть, тебе обязательно нужно показаться врачам, – сказал он ей жалеючи, – а то, после таких побоев бывают очень плачевные последствия.

– А, ничего, – махнул рукой Мессир, завидев подходящего к ним официанта, с подносом полным блюд, и устраивая на подлокотник кресла свою трость, – на них, как на кошках, всё заживает, – закончил ОН свою мысль о последствиях побоев.

– А это что, ваша кошка? – строго спросил официант, расставляя блюда.

– Это не кошка, это – кот, – пояснил ему Мессир.

– Ну, всё равно, – так же строго сказал официант, – это ваш кот?

– Наш, наш, – недовольно отозвался кот, отвернувшись от публики, и уткнувшись мордой в уютный женский уголок, между ногами и животиком Лики.

Официант глянул на Лику, по-дурацки улыбнулся, и ничего не поняв, пошёл прочь от их столика.

Мессир разлил вино по бокалам. После чего, Голицын взял в руки бутылку, и, поинтересовавшись этикеткой, поставил её на место.

– За русских женщин, не знающих износа! – вдруг сказал Мессир, подняв свой бокал.

– Это, чтобы они были готовы к дальнейшим побоям? – съехидничал Голицын.

– Потом вы произнесёте свой тост, – недовольно сказал Князь тьмы, – а пока что, пьём за сказанное МНОЮ.

Спутники содвинули свои бокалы, и молча выпили. Стали есть.

Во всём ресторане было так тихо, что стало слышно беспрерывное и всё усиливающееся урчание кота.

– По-моему, кот сейчас кончит на мне, – проговорила Лика, не отрываясь от еды, – или я кончу. Он так работает своими лапами… – повесила она в воздухе свою незаконченную фразу.

Голицын отрывисто захихикал, спрятав лицо под себя, и проговорил:

– Когда у меня была Хунта, и когда мне было очень тяжко, она забиралась на диван, ложилась мне на грудь, и вот так же урчала перебирая лапами. И мне становилось легче – она словно оттягивала что-то дурное от души моей. Но потом она доходила до исступления в своём ворчании, и я, пугаясь этого, в конце концов, убирал её со своей груди.

– Ну, наконец-то я поняла – вы панически боитесь распалившихся женщин! – громко воскликнула Лика, и вызывающе расхохоталась.

Мессир же взялся за бутылку, чтобы наполнить бокалы.

– Мне не наливайте, – вдруг категорично заявил Голицын, выпрямив спину.

– Что ж так? – спросил Мессир

– Мне не нравится это вино, – отрезал тот окончательно.

– А мне наливайте, – в пику Голицыну, сказала Лика, обращаясь к Мессиру.

И тут же, перед их столиком вырос официант.

– Какие-то проблемы? – поинтересовался он у своих клиентов.

– У вас есть церковное вино? – строго спросил его Голицын.

– Мы же не в церкви, маэстро, – успокаивая Голицына, как ребёнка, сказал Мессир.

– Вы имеете в виду «Кагор»? – наклонив голову к Голицыну, спросил официант

– Да, я имею в виду – «Кагор», – конкретно сказал ему Голицын.

– У нас есть отличный отечественный «Кагор», – порекомендовал официант.

– Вот и отлично, – сказал, в свою очередь Голицын, – налейте мне бокал «Кагора», но только из бутылки. А бутылку откройте здесь – на моих глазах, – прямо-таки потребовал он.

– Желание клиента – для нас закон, – вежливо сказал официант, и пошёл за «Кагором».

– Вы не причащаться вздумали, маэстро? – поинтересовался Мессир, наполнив бокал Лики, и налив вина в свой бокал.

– Не ваше дело, – ответил Голицын.

Пришёл официант с бутылкой «Кагора», держа его в белой салфетке, и со штопором, и новым бокалом в другой руке. Он ловко и быстро открыл бутылку, и налил в новый бокал чёрно-красного вина.

– Спасибо, – поблагодарил его Голицын.

– Пейте на здоровье, – отозвался официант.

– Скажите, – обратилась к официанту Лика, – а у вас есть сигары «Соломея»?

– Есть, – тут же ответил тот.

– Принесите, пожалуйста, мне одну сигару, – манерно попросила она.

Официант, согласно склонив голову, ушёл.

– А где же ваши! хвалёные сигары? – грубовато спросил Голицын Мессира.

– Но у меня они не женские, – спокойно ответил Князь тьмы, и выложил на стол портсигар тёмно-коричневой кожи, и золотую зажигалку.

Лика демонстративно подняла свой наполненный бокал, и сказала, нараспев:

– Мне и в самом страшном сне не могло бы присниться, что меня будут судить за убийство, оправданное моей безумной ревностью к Петру Григорьевичу. А потому, и предлагаю выпить за то, чтобы такие нелепости – больше не повторялись.

Мессир изобразил на своём лице саркастическую улыбку, и поднял свой бокал.

Заметив мину Князя тьмы, Голицын, снисходительно улыбаясь, глянул на Лику. Потом перевёл взгляд на уже совсем громко урчащего, и интенсивно перебирающего лапами по женским ногам, кота. И снова посмотрев на Лику, наигранно-лениво поднял свой бокал с исчерно-кровавым «Кагором».

Спутники зазвенели бокалами, и начали попивать вино.

Пришёл официант с сигарой и зажигалкой, на маленьком подносе, застеленном кипельно-белой салфеткой.

– Прошу, мадам, – склонился он, с подносом, перед Ликой.

– Зовите меня – мадмуазель, – капризно сказала она ему, и взяла с подноса сигару.

– Как вам будет угодно, мадмуазель, – сказал тот, и извлёк пламя из зажигалки.

Лика раскурила сигару, и официант удалился.

Раскурили свои сигары и мужчины.

Отпив вина из своего бокала, и насладившись ароматной затяжкой сигарного дыма, Лика взяла из вазы большой апельсин, и стала медленно очищать его своими тонкими музыкальными пальчиками, соблазнительно улыбаясь, и время от времени, кося глазками в сторону Голицына.

Кот же, всё урчал и урчал, зарываясь мордой в уютный и тёплый женский уголок, и не переставая работать подушечками своих шаловливых лапок.

Лика отрывисто и грязновато захохотала:

– Ха-ха-ха! Седой, я же и вправду могу кончить, так!

– А вы говорите, маэстро, что её зря стегали, – заметил Мессир Голицыну, указывая длинными пальцами, с сигарой, на Лику.

И Лика снова развязно захохотала.

– Кругом сплошной садомазохизм, – недовольно пробурчал Голицын.

И Лика захохотала с новой силой.

– Ну, если вы, маэстро, даже боярыню Морозову, в своей одноименной пьесе, не пожалели, – говорил Мессир, перекрывая смех Лики. – Хлещите её там так, что мало никому не покажется, то, что же о простых смертных говорить?!

– Там её пытают – и это понятно, – отговаривался автор.

– Так и её пытали, – урезонил его Князь тьмы, кивнув на Лику.

– А я говорю о другом садомазохизме. Например, о том, что ВЫ, Мессир, устроили на своём балу, в станице, – проговорил Голицын, как прокурор, произносящий обвинительную речь.

– Совершенно верно, это был садомазохизм, как вы сами изволили это назвать, а не садизм. Они того сами желали, – отвёл обвинения пассажира Мессир.

– Откуда вы знаете – чего они желали?

– Я-то знаю, – криво улыбнулся Князь тьмы краешком своих губ, – сами они, могут, кстати, и не знать, а Я – знаю.

– А вы что же, написали пьесу о боярыне Морозовой? – спросила Голицына Лика, давно отошедшая от смеха.

– Я тебе говорил – ты забыла, – укорил её автор.

– Ха, – вдохнула она в себя, – забыла. Точно, – сыграла она. – Надо прочитать. – И она, взяв пальчиками дольку апельсина, сказала, – вы дадите мне прочитать свою пьесу, Пётр Григорьевич? – и выразительно вложила пол дольки апельсина себе в ротик, а другую половинку, вызывающе-соблазнительно высунула изо рта, явно зазывая Голицына – откусить эту половинку, прямо от её губ.

– Боярыня Морозова у вас – и падкая до мужчин женщина, – продолжал своё обсуждение пьесы Мессир, – и распутная гитеро-сексуалка, и ярая поборница «Старой веры», и неистово верящая во Христа. Не многовато ли это для одной персоны??

– Это даже маловато, князь, – отвечал Голицын, не отрывая своих лениво-озлобленных глаз от упрямо смотрящих глаз Лики, продолжающей держать в губах своих – высунутую наружу половину апельсиновой дольки, предлагаемую автору непрочитанной ею пьесы.

– Я не хочу, есть апельсин, – наконец выговорил Голицын Лике. – А что касаемо этой пьесы, то я и в ней использовал тебя в лице одной из персон. Видишь, значит, чем-то ты всё-таки продолжаешь волновать меня.

Она же, зажевав свой апельсин, холодно сказала ему:

– Это просто потому, что вы не обладаете мною.

И Голицын глубоко затянулся сигарным дымом. И наступило всеобщее молчание. И даже кот затих в своём урчании.

Глаз Мессира из-за его зеркальных очков видно не было, но чувствовалось, что он внимательно наблюдает за этой сценой.

Лика же, держа между пальчиками сигару, и наблюдая за её дымными кольцами, исходящими от горящего конца, заявила:

– Но я не умею любить, чтоб вы знали.

– О! Это-то я знаю, – с некоторым облегчением сказал Голицын. – Это я давно почувствовал, – прибавил он, и отпил вина из своего бокала.

– Ну, так и что же мне теперь делать? – спросила она через паузу, и ни на кого не глядя, а, продолжая смотреть на дымящийся конец сигары.

– Ну, мало ли, что мне иногда хочется, – проговорил Голицын менторским тоном, – иногда обуревает такая животная страсть, что кажется – разорвал бы!.. Но,.. обстоятельства и голова не позволяют сделать этого.

Кот снова громко заурчал, усиленно массируя лапами у паха Лики.

Лика откинулась на спинку кресла, стала гладить кота по его длиной чёрно-серебристой шёрстке.

– Вот так и вы когда-то меня гладили, помните? – обратилась она к Голицыну.

– Помню. Конечно, помню, – отозвался он.

– Но ничего у вас со мной не получилось, – констатировала она.

– Не получилось, – согласился он.

И в этот момент, она взяла кота за холку, и ссадила его на пол. И взгляд Голицына упал на её открывшиеся, до самых пажей, соблазнительно белеющие ножки в чёрной сетке её эпатирующих чулок. Ноздри Голицына вздулись, дыхание его сбилось, он стал задыхаться, и они встретились взглядами.

– Официант! – вдруг выкрикнул Мессир, – счёт!

Лика резко встала из своего кресла, и направилась к выходу.

Голицын последовал за ней.

Они вышли на улицу. В окнах домов отражался жёлтый свет, клонящегося к закату солнца. Между ними сидел на тротуаре кот, но он не смотрел на них, он напряжённо смотрел перед собой, в какую-то, одному ему известную точку.

Всё тело Лики было так же напряжено и наэлектризовано – это Голицын ощущал всем своим существом. И от этого, или оттого, что на улице было довольно прохладно, не смотря на то, что было лето, Голицына колотила крупная дрожь.

Но из ресторана вышел Мессир, и с порога сказал:

– Друзья мои, пора двигаться дальше!

И ОН указал стальным остриём своей трости направление их дальнейшего движения. Сталь острия тут же сверкнула золотым отражением солнечного заката, и спутники тронулись в путь.

Они сразу же свернули в какой-то переулок, потом ещё и ещё. Переулки были старыми, но эту их прелесть Голицын сейчас не замечал. Ему было не по себе, и он никак не мог справиться со своей дурацкой дрожью. Он только слышал стук её каблуков, мерно и вызывающе стучащих по асфальту.

– Так чем же закончилась твоя эпопея в станице? – поинтересовался Мессир у Лики, нарушив нервно-натянутое молчание.

– Дерьмом, – коротко ответила она.

– В каком смысле? – не понял ТОТ.

– В прямом, – снова коротко ответила она. Но потом стала расшифровывать. – Когда я зашла в их милицию за своими документами, и забрала их, и стала выходить оттуда, то старший сержант двинулся провожать меня. Но по улице, навстречу нам двигалась его жена, о чём он успел сообщить мне. Старший сержант остановился, а я пошла дальше. И как только, эта жена приблизилась к своему благоверному, из туалета, что стоял во дворе Отделения, вырвалось высокое искрящее пламя! А за ним, ударил фонтан дерьма, который залил всё здание милиции, старшего сержанта с его женой, весь двор, и лавой начал разливаться по улице. Народ амором стал разбегаться в разные стороны, чтобы не утонуть в этом дерьме. Такая вонь распространилась по всей округе, что не чем было дышать! Конечно же, я побежала прочь. У бабкиного дома меня ждала машина, присланная вами, капитан, я попрощалась с бабкой Олей, села в машину и уехала в Ростов. Вот, и вся моя эпопея.

– Ха, ха, ха, – сказал Мессир, и удовлетворённо стих.

И только теперь, Голицын понял, что они вышли на декоративную мостовую Старого Арбата, с его надуманными фонарями и праздно шатающимися толпами заезжих туристов.

И тут Голицын, мельком взглянув на Лику, спросил, глядя в кишащее людьми пространство:

– А где же наша Ангелина Владимировна?

И Голицын, не услышал – нет, а ощутил, как засопела в свои две дырки – Лика.

Но, выдержав паузу, ответил на вопрос Голицына Мессир:

– Наша Ангелина Владимировна – по особо важным заданиям работает.

– Жаль, – посетовал Голицын, – вот из неё бы – вышла действительно породистая белая классная лошадь.

– Да, – тут же отозвалась Лика, – но только декоративная – цирковая лошадь, с этакими дурацкими перьями на голове, – и она развязно вызывающе захохотала своим скрипучим отрывистым смехом.

– Так, – сказал, остановившись, Князь тьмы, – здесь наши пути расходятся.

И вся компания остановила свой ход, и внимательно посмотрела на князя.

А тот продолжил свою вводную, глядя вдаль:

– Ты, Лика, пойдёшь туда, – указал ОН тростью, острие которой, уже отражало розовый цвет заходящего солнца, – упрёшься в кинотеатр, обойдёшь его слева, а дальше пойдёшь тем же путём, что и сюда – через Красную площадь, через мост и на яхту. Там встретит тебя Бэс. Кота возьмёшь на себя. Ступайте.