Текст книги "Быть человеком. Часть 3. Солнечный дом"

Школьная пора
1966 год

Лето неумолимо близилось к концу. Витька уже работал на заводе, а его братья в это время занимались изучением окрестностей и достопримечательностей города, знакомились из доступных источников с его историей. По воскресеньям, уже втроём, ходили в кино или на пляж в Комсомольском парке. Ходили также посмотреть, как идут строительные работы на Выставке, где практически завершено было возведение первых трёх пятиэтажек, в одной из которых им вскорости предстояло жить.

Так потихоньку, улица за улицей, они осваивали новые территории и пространства. Узнавали какие районы города считались безопасными, а в какие пока лучше было не соваться. Везде были свои порядки, которые устанавливала местная шпана, в той или иной мере связанная с криминалом. Были и признанные лидеры в этих кругах, сумевшие силой и авторитетом подчинить их своему влиянию. Они считались тут королями. Их так и называли: король Гречан, король Дубово или Раково. Иногда между ними происходили довольно крутые разборки, в которые вовлекалось множество людей, в основном подросткового и юношеского возраста, вынужденных выступать на чьей-либо стороне, отстаивая сомнительные интересы главарей.

 
                                              * * *
 

Сентябрь ожидаемо пришёл на смену августу. Начался новый учебный год. Вовка теперь был единственным школьником в семье.

В классе его приняли хорошо. Соседом по парте у него был Олег Орлов, по прозвищу Граф. Вовка быстро и легко нашёл с ним общий язык, и они вполне закономерно стали друзьями.

Олег был очень открытым и общительным парнем. Знал неимоверное количество анекдотов и обладал большим талантом доносить их до слушателей. Он был очень артистичен, мог сходу спародировать не только голос, но и повадки практически любого человека. Это было настолько правдоподобно и узнаваемо, что ни у кого не возникало вопросов по поводу личности, им изображаемой. Он и планировал в будущем стать артистом и нисколько не сомневался ни в правильности выбора, ни в своих способностях.

Граф почти на голову был ниже Вовки. Их даже иногда так и называли: длинный и короткий. Но, будучи человеком амбициозным и самолюбивым, он не хотел мириться с таким положением и прилагал немалые усилия к тому, чтобы изменить эту ситуацию в свою пользу. Он стал регулярно принимать витамин «А», который теперь постоянно присутствовал в его карманах. А при каждом удобном случае грыз морковку, насыщая свой организм каротином. К тому же, Граф записался в секцию баскетбола, быстро усвоил все премудрости игры и стал фанатично отдаваться этому виду спорта, уделяя ему почти всё свободное время.

Примечательно, что в восьмом «А» классе образовалось целое «дворянское собрание». Помимо Графа оно было представлено Князем, Герцогом и Бароном. С учётом Вовки оно расширилось, сделав и его своим членом, с присвоением ему почётного титула Лорд. Но иногда его именовали Милордом.

Почти все ребята-одноклассники были курящими. На переменках все курильщики выходили на перекур на улицу. Но никто из них не осмеливался курить на открытом пространстве, демонстративно. Как правило, курили в туалете, находящемся во дворе, на некотором удалении от здания школы и обнесённом высокой кирпичной стеной. Подальше от учительских глаз. Или за школьными мастерскими, где на уроках труда простыми и доступными методами прививали школярам какие-никакие трудовые навыки.

Между мастерскими и зданием школы была оборудована спортивная площадка. Она занимала большую часть дворового пространства. Стандартный школьный двор.

Большую перемену в школе обычно использовали для небольшого перекуса. В основном обходились принесённым из дома бутербродом или просто яблоком, что позволяло сделать это быстро, без каких-либо заморочек. Те же, кто проживал рядом со школой, успевали даже сбегать домой.

Вовка из дома ничего не приносил, стесняясь есть у всех на виду. Но и клянчить у других: «Дай укусить» – он считал для себя не приемлемым. И даже если кто-нибудь, по доброте душевной, хотел с ним поделиться, он гордо отказывался. Хотя некоторые, нисколько не смущаясь, умудрялись и своё съесть, и у других попробовать.

Его новые приятели: Граф, Туз и Филип после звонка на большой перерыв торопились первыми выскочить на улицу. По разговорам Вовка понял, что они бегали за пирожками, которые продавались где-то неподалёку.

Как-то Граф уговорил его пойти с ними, за компанию. Они спустились по Розы Люксембург до пересечения с улицей 25-го октября, где с лотка продавались жареные пирожки по четыре копейки за штуку. Они были свежие, с пылу с жару, с начинкой на любой вкус. Обычно – с мясом, рисом, капустой или с повидлом, но бывали ещё варианты. Двух штук вполне хватало, чтобы насытиться, так как они были довольно увесистые и плотно набитые начинкой.

Сообразив, что у Вовки нет денег, приятели купили пирожки и на его долю. Он стал, было, отказываться, но всё случилось так непосредственно и от чистого сердца, что он не устоял.

– Бери, жуй! Разбогатеешь – отдашь!

Вовке больше всего понравились с капустой и повидлом.

Купив пирожки, они зашли в «Струмок», где можно было спокойно перекусить, запивая газировкой. Хочешь с сиропом за три копейки, или без сиропа, всего за одну копейку. По времени они спокойно укладывались, даже успевали ещё потом перекурить.

Дома Вовка рассказал Тамаре Анатольевне, что задолжал ребятам за пирожки и она стала давать ему целый рубль на неделю. Теперь уже Вовка стал ходить с друзьями на равных. Из этих денег ему удавалось выкроить ещё и на сигареты. О том, что он курит, само собой, никто не догадывался.

Он покупал те же «Подольские» по 14 копеек, которые тут курили все. Для разнообразия пробовал и «Приму» с «Астрой» за те же деньги, но «Подольские» всё же были лучше. Ну, а когда бывал «на мели», покупал «рассыпные» по копейке за штуку. Такое тут практиковалось повсеместно.

Туз сидел за впереди стоящей партой. Внешне он выглядел щуплым, даже тщедушным подростком. Но за такой внешностью скрывался очень живой, подвижный, с импульсивным характером молодой человек, на пустом месте готовый взорваться и тут же кинуться в атаку. Достаточно было косого взгляда, брошенного на него, как он пускал в ход кулаки. Дня не проходило, чтобы он с кем-нибудь не подрался. Действовал смело, нахраписто, не взирая на соотношение сил и не соответствие весовых категорий. И всегда выходил победителем. Но, при этом, с одноклассниками, а тем более, со своими друзьями и товарищами никогда не конфликтовал и был весьма дружелюбен. К тому же он был не курящий, в отличие от других.

Лёня Сосис, он же Филип, являл собой полную противоположность Тузу. Высокий, хорошо сбитый, улыбчивый и добродушный, несколько меланхоличный рубаха-парень, всегда готовый прийти на помощь и поделиться последним. Он сидел позади Графа и Лорда, за последней партой, а прежде отличился тем, что просидел в седьмом классе два года.

Иногда, вместо похода за пирожками, Граф бежал домой, поскольку тоже проживал в шаговой доступности. Бывало и Вовка бегал с ним за компанию.

Жили они в маленьком старом домике, разделённом на две половинки, с палисадником. В каждой половине по комнатке, но с отдельными входами. В одной половинке размещался Олег с родителями, в другой – сестра с мужем. Обстановка очень скромная. Всё только самое необходимое.

Мать работала официанткой в привокзальном ресторане и иногда ей удавалось что-нибудь принести домой. А отец работал не то экскаваторщиком, не то крановщиком. Вовка особенно не зацикливался на этом. Выпивал, конечно. А кто не выпивал тогда, по пальцам пересчитать можно. Но не в этом дело. Главное, что родители у Олега были замечательные. Очень доброжелательные, приветливые и отзывчивые. Несмотря на видимую бедность, они готовы были обогреть и накормить любого.

Обычно, приходя из школы домой, Вовка обедал. На большой кухне в это время собирались все обитатели коммунальной квартиры. Приходил на обед и отец. Управление КГБ, где он работал, было буквально в трёх минутах ходьбы, как раз напротив памятника Горькому. Приезжать на обед на машине, которую теперь все домашние иначе, как «Алкой», и не называли, не имело никакого смысла. Отобедав, он ложился на полчаса отдохнуть, а если удавалось, то и вздремнуть.

А тем временем на кухне, пока хозяйки занимались своими насущными делами, Вовка проводил для них настоящую политинформацию, рассказывая о международном положении.

Они с интересом слушали его, так как у самих на дотошное чтение газет времени не оставалось. Так, если что, по верхушкам просмотрят и то ладно. И Вовкина инициатива была, как нельзя, кстати.

В классе тоже регулярно проводились политинформации. Докладчик, назначаемый в порядке очерёдности, согласно списка в журнале, классным руководителем Эльвирой Сергеевной, делал краткий, минут на пять-десять, обзор новостей, выбранных из газет по своему усмотрению. Как правило, для этих целей использовали «Комсомольскую правду», которую вместе с «Moscow news» в обязательном порядке выписывали все одноклассники.

Для кухонных же политинформаций, которые не имели ограничений по времени, все необходимые сведения Вовка черпал из многочисленной прессы, выписываемой отцом. Он предварительно просматривал все газеты и журналы, а затем самые интересные, по его мнению, сюжеты, пересказывал, а некоторые статьи даже зачитывал вслух.

Особенно его интересовали процессы, происходившие в последнее время в Китае. Культ личности Мао Цзэдуна и культурная революция, проводимая им. Ведь с тех пор, как в 1949 году гоминьдановское правительство Чан Кай Ши бежало на остров Тайвань, а материковое государство провозгласило программу построения социализма, Советский Союз оказывал им всевозможную помощь и поддержку. Китаю были возвращены КВЖД и Порт-Артур, предоставлялись кредиты и советники. Земли кулаков и помещиков были переданы крестьянам, все частные предприятия преобразованы в государственно– капиталистические со смешанной формой собственности.

Летом 1966 года 72-летний китайский руководитель Мао Цзэдун переплыл великую китайскую реку Янцзы в городе Ухани, что было широко растиражировано в китайской, а вслед за тем и в мировой прессе.

Ширина реки в этом месте составляет более полутора километров. Течение очень сильное, с водоворотами, и она считается весьма опасной и рискованной для плавания. Правда, председатель Мао плыл не один, а в сопровождении многочисленных соратников по партии.

Событие это было не столько спортивным, сколько политическим и имело большой резонанс в мире. Ведь всего полтора года назад пленум ЦК, прошедший в Москве, отправил на пенсию 70-летнего советского руководителя Никиту Сергеевича Хрущёва в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья.

72-летний Мао решил таким образом показать всему миру и, в первую очередь Китаю, что он в прекрасной физической форме и чтобы его ближайшие соратники и соперники, которые жарко дышали ему в спину, не имели никаких оснований ссылаться на его возраст, желая отодвинуть его от руля. Тем не менее, это был его последний заплыв. Всего же за последние десять лет он проделывал это 42 раза.

За месяц до этого «исторического события» председатель Мао и его соратники, прежде всего его жена Цзян Цин, провозгласили начало «культурной революции» в Китае.

Бесчинства хунвейбинов и дзаофаней, отрядов красных охранников, которые были мобилизованы «великим кормчим», так называли Мао в Китае, для борьбы с ревизионистами, проходили повсеместно. Отряды хунвейбинов состояли из студентов и школьников, а дзаофаней – из рабочих. Они громили различные госучреждения и парткомы, заставляя их сотрудников каяться в «контрреволюции». И, что ни день, в этой стране происходили какие-нибудь новости, которые тут же отображались во всей мировой прессе, а в нашей, так в первую очередь.

Этим процессам посвятил свою шуточную песню «Возле города Пекина» Владимир Высоцкий, актёр московского театра «На Таганке». Впрочем, в то время это имя ни о чём ещё не говорило. Он был известен разве только заядлым московским театралам.

Китай целенаправленно шёл на разрыв с Советским Союзом, обвиняя его во всех своих неудачах и провалах, как во внешней, так и внутренней политике. Началом разрыва отношений двух стран стал пленум ЦК Компартии Китая в июне 1960 года, отвергнувший советский тезис о мирном сосуществовании с капитализмом.

А уже спустя два месяца, в августе, из Китая были отозваны все советские специалисты. Ещё больше обострились отношения двух стран после требования Китая в 1963 году вернуть ему все территории, отторгнутые Россией в XIX веке. Даже дикторы китайской радиостанции, вещавшие на советскую аудиторию на русском языке, начинали свои передачи словами: «Здравствуйте советские граждане, временно проживающие на нашей территории»…

Эхо минувшего
1966 год

Как-то утром, по пути в школу, Вовка обратил внимание на то, что напротив Дома офицеров скопилась разнообразная строительная техника. Стенобитная машина с огромным металлическим шаром, закреплённым на конце стрелы, бульдозеры, экскаваторы. Они распределились вокруг старого, построенного сто лет назад, ещё при царе, и давно заброшенного, полуразрушенного строения бывшего Офицерского собрания, приспособленного впоследствии под склады, а теперь невольно ставшего обычным мусоросборником. Оно было как бельмо на глазу, рядом с великолепным зданием Дворца пионеров и новеньким отелем «Жовтнэвый».

Догадавшись, что началась подготовка к сносу, Вовка подумал, что давно уж надо было бы это сделать. Глядишь, построят что-нибудь стоящее. Надо будет у бати спросить, он-то, наверняка, знает.

Свернув на улицу Розы Люксембург, он сразу заметил идущего впереди Графа.

– Олег! – окликнул его Вовка, – Притормози!

В непосредственном общении друзья обращались к друг другу по имени.

Уже на подходе к школе они увидели идущих навстречу Туза и Филиппа. Поздоровавшись, вместе вошли в школьный двор. Прямо на входе наткнулись на уборщицу тётю Цилю, ну куда же без неё. Седые волосы выбились из-под повязанной вокруг головы косынки. Сходство со сказочной бабой Ягой в исполнении Милляра было стопроцентным. Опершись на швабру, она придирчиво осматривала всех входящих.

– Наше Вам с кисточкой! – поравнявшись с ней, громогласно изрёк Граф, состроив чудную гримасу.

– Иди уже, шут гороховый! – с деланной строгостью цыкнула она и отвела в сторону руку со шваброй, давая понять, что с ней шутить не надо.

– Давай, не задерживай! – подтолкнул его и Туз, шедший следом.

Тётя Циля продолжала смотреть пристально, с нескрываемой подозрительностью оглядывая Вовку. Замыкающий Филипп даже засмеялся.

– Да свои мы, свои! Что? С памятью плохо или, таки, зрение подводит?

– Давай, проходи, двоечник! Иди уже новые получай! – парировала она. – Да ноги вытирай получше! Не намоешься тут за вами.

После первого урока, на коротком перекуре, Вовка поделился с пацанами своими утренними наблюдениями.

– Неплохо было бы смотаться, посмотреть. Место ведь, как-никак, историческое. Можно что-нибудь интересненькое найти. Монеты или даже оружие. А что? Запросто! А то начнут площадку выравнивать, всё зароют. Ищи свищи тогда.

Решили сбегать на большой перемене и посмотреть, что там, да как.

Едва прозвенел звонок, возвещавший о начале большой перемены, друзья дружно устремились на улицу. Чтобы сократить расстояние, направились наискосок через парк Коцюбинского. Выйдя на центральную улицу между Чкальником, как в просторечии звучало название кинотеатра имени Чкалова, и Зирочкой, они сразу увидели, что на том месте, где ещё утром, вполне себе, торчали какие-то постройки, ничего уже не было. Видать, всё уже посносили. Только толпа зевак собралась вокруг.

– И чего они там высматривают? Вот ведь народ! Хлебом не корми, дай поглазеть!

– Даёшь хлеба и зрелищ!

– Вот понабежали! Всё позатопчут!

– А, вдруг, там клад отрыли? Или бомбу нашли?

– Да если бы нашли, всех бы, как ветром, сдуло. Тут что-то другое. Не зря же столько любопытных собралось.

Так, на ходу комментируя увиденное и строя догадки, приятели достигли цели своего похода.

На площадке стояла тишина, не соответствующая обстановке. В нос ударил какой-то затхлый запах. Люди молча смотрели вниз перед собой. Друзья, протиснувшись сквозь толпу, пробрались вперёд и замерли в шоке. Перед ними были подвальные помещения, открывшиеся взорам присутствовавших после того, как демонтировали верхние перекрытия. Только теперь они поняли, что так привлекло внимание горожан.

Отсеки, отгороженные друг от друга толстыми кирпичными стенами, были заполнены телами людей, сложенных штабелями. Хотя со временем они и превратились уже в скелеты, хорошо было видно, что их аккуратно укладывали ряд за рядом лицом вниз. Неплохо сохранившаяся одежда была преимущественно гражданской, но попадались и шинели. Стены были исписаны многочисленными надписями. Но вряд ли кто-то из присутствовавших в данный момент обращал на это внимание.

Шокированные увиденным, люди тихонько, вполголоса, словно боясь потревожить лежащие внизу мощи, переговаривались между собой, высказывая осторожные предположения. Звучали абсолютно противоположные мнения. Кто-то предполагал, что это жертвы предвоенных репрессий, учитывая то обстоятельство, что в здании стоящего по соседству Дворца пионеров в те времена располагались органы НКВД. Другие же склонялись к тому, что это гитлеровцы в период оккупации расстреливали людей и с немецкой аккуратностью выкладывали из тел штабеля.

Мальчишки, совершенно обескураженные и подавленные увиденным, возвращались в школу молча. Не сговариваясь, они прошли мимо лотка со свежими пирожками, даже не взглянув в ту сторону. О еде никто из них даже не помышлял. Перед глазами стояла жуткая картина увиденного, и эти страшные видения теперь не скоро сотрутся из их памяти.

Возвращаясь после уроков домой, Вовка сразу обратил внимание, что центр города перекрыт для автомобильного транспорта. Проходя же мимо злополучного места, он увидел, что оно уже полностью огорожено высоким щитовым забором, за которым стояла глухая тишина. Видимо, все дальнейшие работы были приостановлены.

Вечером, воспользовавшись тем, что отца ещё не было дома, братья долго ловили «вражьи голоса», которые с трудом пробивались сквозь глушилки, пока какая-то радиостанция не сообщила о том, что случилось в советском городе Хмельницком. Западные дикторы однозначно утверждали, что во время строительных работ в подвалах НКВД были обнаружены тела десятков или даже сотен замученных в сталинских застенках людей. И теперь их по ночам тайно будут вывозить за город, в связи с чем полностью перекрыт весь центр города.

– И откуда им всё известно? – удивлялись братья.

На следующий день в школе активно обсуждали вчерашнее чрезвычайное происшествие, слухи о котором молниеносно распространились по всему городу и уже начинали обрастать самыми невероятными домыслами и воспоминаниями непосредственных «очевидцев» и «свидетелей» этих событий.

В начале
1966 год

Памятуя постоянно о поручении брата подбирать кандидатов для привлечения в группу, Вовка внимательно присматривался к одноклассникам, интересовался их увлечениями.

Братья купили в центральном универмаге ещё одну гитару за семь рублей. Теперь они могли каждый день играть вдвоём.

Ещё в Нестерове они переключились с традиционной русской семиструнной гитары, на которой постигали азы, разучивая дворовые песни, на классическую шестиструнку. Для этого недостаточно было снять одну лишнюю струну, но также необходимо было изменить и сам строй гитары.

Для своего репертуара подбирали на слух понравившиеся мелодии и отрабатывали их, проигрывая помногу раз каждый фрагмент до тех пор, пока это не начинало звучать удовлетворительно. Вовка играл соло, а Витька виртуозно обрамлял его красиво подобранными аккордами, отчего звучание становилось гармоничным. Если у Вовки что-то не получалось, брат начинал выходить из себя, проигрывал сам, показывая, как это должно звучать. Если у того опять не получалось, он раздражался, порой срываясь до рукоприкладства. Вовке приходилось десятки раз проигрывать эти пассажи, доводя свои навыки до автоматизма, пока пальцы сами не начинали перемещаться по грифу.

Валерка в творческий процесс не вмешивался и если брал гитару в руки, то лишь для собственного удовольствия. Попоёт вполголоса своих любимых чехов: Вальдемара Матушку или Карела Гота, потешит душу и успокоится. Нащокин-старший не одобрял увлечение сыновей категорически, называя их стилягами и лоботрясами. Но Тамара Анатольевна не видела в этом ничего предосудительного. Ей даже нравилось слушать их, занимаясь нескончаемыми домашними делами.

Одним из лучших друзей для Вовки стал Юрка Радзивилюк, а проще говоря, просто Туз. Вовка приметил, что во время уроков Туз, подобно ему, тоже рисует в своих тетрадках. Наблюдая за его творчеством, Вовка сделал вывод, что Туз был замечательным карикатуристом, ничем не хуже знаменитого Херлуфа Бидструпа, альбомчик с рисунками которого в их доме имелся. Вовка нередко брал его в руки и с удовольствием перелистывал.

Помимо этого, как выяснилось впоследствии, Туз хорошо разбирался в радиотехнике, мог отремонтировать практически любую аппаратуру, свободно читал радиосхемы и сам собирал их, ловко обращаясь с паяльником. Он мог оказаться очень полезным по части изготовления аппаратуры для будущего музыкального коллектива. Вовка поведал Тузу о замыслах по созданию группы, которые тот воспринял на ура и тут же предложил себя в качестве ударника.

Вовка тут же пригласил его домой и познакомил с Витькой. Братья проиграли ему весь свой небольшой пока репертуар. Тому всё понравилось настолько, что он готов был немедленно приступить к реализации проекта по оснащению ещё не созданной группы необходимой аппаратурой.

Туз поведал, что в городе уже есть один ансамбль и он хорошо знает его участников, особенно ударника.

– Его зовут Ярик и у него даже есть собственная настоящая ударная установка. И, вообще, он ударник от Бога. Басист Алик Левандовский учится в десятом классе нашей школы. Все остальные участники школу уже закончили. У них даже ионика есть. Их руководитель, Женька Буднецкий, личность довольно известная. Он твой ровесник. Четвёртый – Денисов. Они как-то раз играли у нас на школьном вечере. Ничего так играют, но я думаю у нас будет не хуже. В этом деле главное хорошая аппаратура, тем более своя. У Буднецкого ещё есть младший брат Серёга. Тоже неплохо бренчит на гитаре.

– У вас разрешают играть на вечерах? – удивился Витька. И он рассказал Тузу, чем закончилась попытка сыграть на танцах в Нестеровском доме офицеров.

– У нас часто устраивают вечера по субботам. Танцы-шмансы под магнитофон и всё такое. А если у нас будет свой ансамбль, да нас на руках носить будут. Будем играть на всех вечерах и не только в своей школе. А басистом я предлагаю взять нашего одноклассника Гришку Семенюка. Мы его зовём Дантистом. Он говорил как-то, что у него есть гитара и он учится на ней играть. Во всяком случае можно попробовать. И он кое-что перенимает у Серёги Буднецкого, с которым в приятельских отношениях. В дальнейшем эти связи могут быть нам полезными.

– Так, может, нам лучше привлечь этого Серёгу? Тогда вообще все проблемы будут решены.

– Нет, он мечтает о своей группе, в которой видит лидером только себя.

– Ладно, поговори с Гришкой. Скажи, что нам нужен басист. Кстати, почему Дантист?

– Он мечтает стать зубным врачом. И другие варианты даже не рассматривает.

На том и порешили. Туз взялся за дело очень рьяно, без промедления. На следующий день в школе он, при Вовкиной поддержке, начал обработку Дантиста. Вечером все опять собрались у Нащокиных. Дантист пришёл вместе со своим лучшим другом, тоже одноклассником, с которым, к тому же, и сидел за одной партой.

– Он вам лучше подойдёт, чем я. Я не потяну.

Это был Толик Зайцев, которому одноклассники дали короткое, но звучное прозвище Бац. Дело в том, что он часто употреблял в своей речи это словцо. И, как все впоследствии согласились, это прозвище ему подходило как нельзя лучше.

Бац был невысокого роста, коренастый. Спину держал прямо, словно, аршин проглотил. Волосы светлые, с рыжим отливом, курносый. Он не делал никаких лишних движений. Каждое у него было выверено и просчитано.

Бац пришёл со своей гитарой, которую достал из чехла, извлёк оттуда же кусок мягкой ткани и тщательно, с невероятно сосредоточенным видом, протёр весь инструмент, не пропуская ни одного изгиба. Все молча, с большим интересом наблюдали за его действиями. С таким усердием и трепетом он делал это, любо-дорого посмотреть. Закончив с этим, он поднял глаза и увидел, что все смотрят на него. Засмущавшись, он сдержанно улыбнулся и спросил.

– Ну, что сбацать?

– Просто поиграй, что хочешь, что умеешь, – предложил Витька.

Бац на минуту задумался, провёл по струнам сверху вниз, проверяя настройку инструмента, а затем стал наигрывать какие-то фрагменты и упражнения, демонстрируя свои способности. Чувствовалось, что он был только в начале пути, но делал всё основательно и очень убедительно. И это обнадёживало.

– Для начала неплохо, сыграемся! – подытожил Витька.

Итак, с составом определились. Витька, несомненно, был лидером, признанным всеми участниками. К тому же он был старшим по возрасту, что, безусловно, делало его непререкаемым авторитетом. Он играл на ритм гитаре и определялся с репертуаром. Зачастую сам подбирал все партии, а потом уже расписывал остальным.

Нотами не пользовались по причине музыкальной необразованности. Тем не менее упрощённые записи, называемые табулатурами, делали. Они как раз и нужны тем, кто не знает нотной грамоты, облегчая разбор нот для гитары, помогая понять на каком ладу зажимать ту или иную струну. Зная расположение нот на грифе, это было не так сложно. Всё остальное было делом техники, которая достигалась благодаря упорным тренировкам.

Необходимо было решить ещё один немаловажный вопрос. Как назвать вновь образованный коллектив? Ведь как корабль назовёшь, он так и поплывёт. Посыпались многочисленные предложения, но все они тут же отвергались, пока у Туза не вырвалось:

– Ниагара!

И хотя, услышав это название, все сразу встрепенулись, настолько это было образно, ёмко и звучно, Витька попросил Туза обосновать.

– Ну, во-первых, красиво! Во-вторых мощно! За десятки километров слышен рёв этого водопада! Стоит только произнести Ниагара и никому ничего уже не нужно объяснять. Вот к этому мы и должны стремиться.

– Убедил. По-моему, очень хорошее название. Возражений нет? Принято единогласно!

– Бац-бац и в точку, – многозначительно изрёк Бац и улыбнулся своей открытой улыбкой.

– У Буднецкого-старшего есть инструментальная вещь, тоже, между прочим, называется «Ниагара», – вмешался Гришка Дантист. – Они свои выступления всегда с неё начинают. Можно позаимствовать. Я у его брата Серёги попрошу, он мне покажет. А лучше договорюсь с ним о встрече и Лорда с собой захвачу, может, что-нибудь у него и позаимствует.

– Этому бы Лорду да в морду! – схохмил Витька и довольно захихикал. Но, видя, что его шутки не оценили, одобрительно кивнул Гришке, давая понять, что принимает предложенный им план.

– Давай, договаривайся. Я тоже с вами пойду, – поддержал Бац.

 
                                              * * *
 

Туз с головой окунулся в процесс изготовления аппаратуры и преобразование простых акустических гитар в электрические. За несколько дней Вовкина гитара, а Туз начал именно с неё, превратилась в эксклюзивный, многофункциональный инструмент.

Внутрь он напихал электросхем, на верхней деке над грифом прикрепил два аккуратненьких тумблера. Один для включения питания, другой для переключения на электровибратор, что создавало эффект игры на мандолине. Достаточно было один раз дёрнуть струну, а в ответ раздавалась продолжительная трель.

Деку с лицевой стороны он покрасил красным лаком. Под резонаторным отверстием, ниже грифа, прикрепил фигурную, выпиленную лобзиком из плекса пластину чёрного цвета, вывел через неё регуляторы звука и тембра, на которые одел обычные белые крышки от тюбиков с зубной пастой. На грифе приладил декоративные вставочки из белого плекса.

Под струны поставил два, им же изготовленные, звукоснимателя. Справа на обечайке вывел штекерное гнездо, через которое экранированным проводом, пропущенным внутри кембрика, инструмент подключался к усилителю. Получилась не гитара, а картинка на загляденье.

Таким же образом преобразилась и Витькина гитара. Только её Туз выкрасил в чёрный цвет, а пластина под розеткой была уже белого цвета. И окантовочки по границам обечайки с деками беленькие сделал.

– Ну, ты мастер! – похвалил Витька – Ни дать, ни взять – фирма «Vox».

Бацу же на гитару он поставил только один звукосниматель под четыре оставленные басовые струны. Чтобы между ними было равномерное расстояние, пришлось выпилить из плекса и заменить верхний порожек.

Как выяснилось, звукосниматели Туз делал из наушников, которые без зазрения совести извлекались им из трубок в городских телефонных будках. Одна трубка – один наушник. На один звукосниматель требовалось три наушника, внутри которых, под крышкой, находилась катушка, состоящая из двух обвитых намоткой магнитов, расстояние между которыми как раз соответствовало промежутку между струнами. Сами же катушки, после извлечения из наушников, помещались им в коробочки из прочного пластика.

Такие коробочки за копейки можно было купить в обычных хозяйственных магазинах. Они предназначались для монтирования кнопочных электрозвонков, устанавливаемых при входе в любую квартиру. В такую коробочку как раз помещались три электромагнитные катушки, а всё свободное пространство между ними, для жёсткости, Туз заливал парафином.

Городские телефонные службы, обнаружив пропажу наушников в телефонных трубках, поначалу доукомплектовывали их новыми, но со временем, когда вокально-инструментальные ансамбли стали появляться, как грибы в лесу, конструкцию трубок изменили, усмотрев в этом прямую зависимость. Они стали полностью литыми, без отвинчивающихся крышек.

Но, как выяснилось в дальнейшем – это тоже не помогло. Если прежде Туз элементарно извлекал из трубки только наушник, то теперь его последователи стали тупо срезать их, чтобы затем уже раскурочить в домашних условиях. А всё потому, что в магазинах был жуткий дефицит электрогитар, а тем более комплектующих, из которых умельцы могли бы делать то же самое, но на законных основаниях.

Когда проблема приобрела уже масштабы эпидемии, подключилась милиция. По квартирам пошли участковые. Туз поведал друзьям, что его отец, который был, ни много ни мало, начальником Хмельницкого уголовного розыска, возмущался тем фактом, что находятся вандалы, которые приводят в негодность телефоны-автоматы, срезая трубки.