Текст книги "«Пока горит свеча…» Очерки по истории кафедры зоологии беспозвоночных Московского государственного университета"

Судьба уготовила Л.А. Зенкевичу долгую жизнь. На посту заведующего кафедрой он пережил и социальные коллизии коллективизации и первых пятилеток, и сталинские репрессии. Сам Л.А. Зенкевич был арестован в 1933 г. в Архангельске в порту во время очередной морской экспедиции на «Персее» по стандартному обвинению в антисоветской деятельности, пробыл в заключении около полугода и был освобожден с трехлетним условным сроком. Студенты 1930-х годов вспоминали, каким они увидели Л.А. Зенкевича после возвращения из заключения: почему-то он пришел на свою лекцию в лагерных опорках. Маховик сталинских репрессий пощадил Л.А. Зенкевича в 1930-е и 1940-е годы, хотя и в его доме, как во многих московских домах, ночью прислушивались к шагам на лестнице и держали наготове узелок с бельем на случай ареста. Тогда во многих домах отключали на ночь лифты, потому что звук поднимающегося лифта мгновенно будил весь подъезд (ведь именно ночью приходили арестовывать), но все равно никто не спал, и все слушали, не раздадутся ли звуки сапог сотрудников НКВД на лестнице. Л.А. Зенкевич пережил и сессию ВАСХНИЛ 1948 г., и последовавший разгул лысенковщины, разоблачение культа личности, волюнтаризм Н.С. Хрущева, оттепель 1960-х и даже начало застоя. Будучи властным и самолюбивым человеком, Л.А. Зенкевич мог там, где надо, смирять свои амбиции и идти на компромисс. Он жил в мире с партийной организацией (даже иногда называл себя «беспартийным большевиком») и, в то же время, умел защитить свои интересы и интересы своих сотрудников.

Л.А. Зенкевич не побоялся сохранить на кафедре и сделать своим ближайшим сотрудником В.А. Броцкую, муж которой был в конце 1930-х годов расстрелян как «враг народа». В конце 1940-х годов в самый разгар «борьбы с космополитизмом» (так называлась организованная И.В. Сталиным травля советских граждан еврейской национальности) Л.А. Зенкевич взял под свою защиту Л.А. Бирштейна, которому грозила потеря работы и высылка из Москвы. Л.А. Бирштейн помнил об этом всю жизнь, был благодарен Л.А. Зенкевичу и поддерживал его во всех ситуациях. Впоследствии Л.А. Бирштейн и В.А. Бродская сотрудничали с Л.А. Зенкевичем в работе над его знаменитой книгой «Фауна и биологическая продуктивность моря» и были его верными помощниками в учебных и административных делах на кафедре.

В послевоенные годы Л.А. Зенкевич помог устроиться на работу выдающемуся гидробиологу Г.Г. Винбергу. Георгий Георгиевич Винберг был арестован в 1940 г., в 1943 г. его прямо из лагеря забрали на фронт, а в 1944 г. – демобилизовали по ходатайству Академии наук и направили в местечко Борок в глухом углу Лрославской области.

В этом месте находилось имение народовольца Н.А. Морозова. Этот знаменитый революционер был лично знаком с К. Марксом, принимал участие в работе I Интернационала и в событиях Парижской коммуны, был членом исполнительного комитета партии «Народная воля». Н.А. Морозов был участником хождения в народ, был арестован и осужден на три года по знаменитому «процессу 193-х». В 1881 г. Н.А. Морозов был снова арестован при нелегальном переходе границы и на «процессе 20-и» приговорен к смертной казни, которую в последний момент заменили на пожизненное одиночное заключение. Н.А. Морозов отбывал его в Шлиссельбургской крепости. В крепости Н.А. Морозов просидел до 1905 г. (почти четверть века!), но при этом активно занимался наукой. Это был незаурядный ученый-энциклопедист, который работал сразу во всех областях естественных и гуманитарных наук. Он занимался математикой, астрономией, метеорологией, химией, историей, политэкономией, писал стихи и песни. Будучи в заключении, состоятельный помещик-революционер Н.А. Морозов имел возможность выписывать из-за границы иностранные научные журналы и даже получал реактивы для химических опытов, которыми занимался в своей одиночной камере (хотя и жаловался, что из-за козней тюремщиков, иностранные журналы и реактивы приходили к нему в камеру с большим запозданием). За годы заключения он написал 26 томов научных работ и выучил 11 иностранных языков. Написанные в Шлиссельбургской крепости труды Н.А. Морозова имели немалую научную ценность. Он предсказал существование инертных химических элементов, отстаивал идею сложного строения атома и его делимости, высказал много других интересных догадок, подтвержденных дальнейшим развитием науки.

После освобождения в 1905 г. Н.А. Морозов стал популярным в обществе человеком. Для либеральной интеллигенции он стал своего рода символом борьбы с опостылевшим самодержавием. Его приглашали на обеды и званые вечера. Знаменитый писатель Леонид Андреев консультировался с ним, когда писал свой страшный «Рассказ о семи повешенных». Среди естествоиспытателей Н.А. Морозов считался авторитетным ученым. Он читал лекции на Высших женских курсах, а также в народном университете им. А.Л. Шанявского (в нем преподавали видные профессора, ушедшие в 1911 г. из Московского университета). После Октябрьского переворота в ознаменование заслуг перед освободительным движением декретом председателя Совнаркома В.И. Ленина за Н.А. Морозовым было сохранено в пожизненное пользование его имение «Борок». При советской власти Н.А. Морозов прожил в своем имении без малого 30 лет. Там он тоже занимался науками, опубликовал много научных работ, в том числе 7 томов, посвященных истории религии, под общим названием «Христос». В этом труде (он был опубликован в 1930-е годы) Н.А. Морозов, опираясь на расхождения между традиционной исторической хронологией и астрономическими наблюдениями, доказывал, что ни Древнего Египта, ни Греции, ни Рима вообще не существовало, а вся античная история, целиком, была попросту придумана средневековыми монахами для обоснования легенды об Иисусе Христе. Эта точка зрения выглядела, конечно, весьма экзотически (хотя в наши дни у Н.А. Морозова есть весьма активные последователи), но не менее экзотическим было и само существование помещика-народовольца в своем имении посреди социалистического строительства, колхозов, индустриализации и т. п. После смерти Н.А. Морозова было принято решение создать на месте его имения научный стационар для изучения будущего Рыбинского водохранилища. Впоследствии стационар превратился в Институт биологии внутренних вод, руководить которым был назначен знаменитый полярник И.Д. Папанин.

Бывший революционный моряк, руководитель Севастопольского ЧК, секретарь Реввоенсовета Черноморского флота, руководитель жилищного отдела ГПУ, начальник Центрального управления военизированной охраны, начальник связи Якутской республики, руководитель зимовок на Земле Франца-Иосифа и на мысе Челюскин, начальник Главсевморпути, академик, контр-адмирал, начальник Отдела морских экспедиционных работ при президиуме Академии наук СССР, Иван Дмитриевич Папанин отличался феноменальным умением находить выход из трудных положений. Однажды, еще в гражданскую войну, ему поручили пробраться в Крым и установить связь с действовавшими в тылу Врангеля партизанами для того, чтобы договориться о переправке в тыл к белым частей Повстанческой армии (ведь махновцы, как известно, в то время были союзниками Красной Армии, а сам Нестор Махно был одним из первых кавалеров первого советского ордена – ордена Красного Знамени). И.Д. Папанин выполнил поручение и должен был вернуться обратно через Трабзон, где действовали советские представители. Он договорился с татарами-контрабандистами о том, что они перевезут его в Трабзон, однако баркас контрабандистов был обстрелян врангелевскими пограничниками, и пуля попала в ногу И.Д. Папанина. Когда он разрезал сапог, чтобы перебинтовать рану, татары-контрабандисты увидели, что в сапоге у И.Д. Папанина спрятана большая сумма денег. По поведению контрабандистов И.Д. Папанин догадался, что они хотят его убить, чтобы завладеть деньгами. Тогда И.Д. Папанин (он же был флотский человек!) тайком испортил двигатель баркаса. Теперь двигатель работал только тогда, когда за штурвал становился сам И.Д. Папанин. Контрабандисты были вынуждены сохранить ему жизнь, но в результате долгого плавания по Черному морю баркас пристал к берегу на другом конце Турции – в Синопе. Там И.Д. Папанин сошел на берег, но теперь ему предстояло, не зная турецкого языка и с пулей в ноге, пробраться в Трабзон. Изображая хромого и глухонемого дервиша, И.Д. Папанин сумел пройти несколько сот километров, добраться до Трабзона и передать сведения и деньги советским резидентам. Подобных приключений на бурном жизненном пути И.Д. Папанина было немало.

Действительный член АН СССР профессор Лев Александрович Зенкевич (1889–1970)

В 1937 г. И.Д. Папанин снова понадобился для выполнения ответственного партийного поручения. Завершая борьбу за единоличную власть, И.В. Сталин задумал серию судебных процессов над своими коллегами – крупными деятелями большевистской партии. Эти судебные процессы широко освещались в прессе, а выбитые под страшными пытками признания бывших лидеров большевистской партии и близких соратников В.И. Ленина в чудовищных злодеяниях, заговорах, убийствах, вредительстве и шпионаже в пользу империалистических разведок транслировались по радио из зала суда. Люди слушали их с ужасом и недоумением. В этой обстановке организатору и вдохновителю этих процессов – И.В. Сталину – нужны были героические положительные примеры. Именно этим объясняется обилие разных героических предприятий в 1937–1938 гг. Знаменитые летчики В.П. Чкалов и М.М. Громов с товарищами совершали героические перелеты через Северный полюс в США, летчица В. С. Гризодубова с двумя подругами поставила мировой рекорд дальности женских полетов, совершив героический беспосадочный перелет на Дальний Восток (летели, пока не кончилось горючее, и самолет попросту не упал в тайгу, а отважные летчицы спаслись, выпрыгнув с парашютами) и т. д. Такие подвиги призваны были показать всему миру, что «нет таких крепостей, которых не смогли бы взять большевики».

Л.А. Зенкевич во время лекции по зоологии беспозвоночных

Одним из примеров героизма советских людей должна была стать высадка И.Д. Папанина (который к тому времени накопил большой опыт работы в Арктике) с тремя такими же смельчаками на Северном полюсе. Их доставил туда самолет, И.Д. Папанин с товарищами установили на льдине палатку, радист экспедиции Э.Т. Кренкель послал радиограмму в ЦК ВКП(б) с докладом об успешной высадке и с требованием смертной казни для «троцкистско-бухаринских извергов» (такие телеграммы слали тогда все заводы, колхозы, научные институты и школы), самолет улетел и… Дальше предстояло выживать на льдине неопределенное время в условиях, которые даже представить себе никто не мог. На самом деле, для того времени эта героическая авантюра была примерно тем же, как если бы в наше время ракета высадила космонавтов на пролетающей мимо Земли комете, в надежде, что когда-нибудь она снова пролетит близко к нашей планете. Никто ведь не знал тогда закономерностей движения арктических льдов, никто не мог представить, сколько времени (год, два, три… десять) четверым смельчакам предстояло выживать на льдине и куда их понесет. Как известно, И.Д. Папанину и его героическим друзьям повезло: льдина стала дрейфовать не на восток в сторону канадской Арктики (последующие исследования показали, что именно таково преимущественное направление движение арктических льдов, и в этом случае ледовый дрейф папанинцев продолжался бы несколько лет), а на юг к берегам Гренландии. Через полгода в водах Северной Атлантики льдина начала таять. Полярники оказались на постоянно уменьшающемся ледяном плоту посреди океана. Удача сопутствует смелым, – четверку героев спасли в последний момент, буквально за несколько часов до того, как последний осколок льдины растаял в теплой воде.

Знаменитый «Витязь» – флагман советской океанологии

В 1946 г. в Борке перед И.Д. Папаниным встала задача посложнее дрейфа в арктических льдах, – ведь никто из московских или ленинградских профессоров не хотел переезжать в глухой уголок Пошехонья. Но бывший революционный моряк И.Д. Папанин и здесь нашел выход. Он обратился к друзьям в НКВД, и они предоставили ему сведения о находящихся в ссылке видных репрессированных биологах, которым было запрещено проживать в Москве, Ленинграде и других крупных городах. Разыскав этих людей, И.Д. Папанин добился для них разрешения переехать в Борок и дал им возможность заниматься любимой работой. Результат было нетрудно предсказать: в затерянном в пошехонских лесах Борке оказался блестящий состав ученых, который сделал бы честь любому столичному научному институту В Институте биологии внутренних вод работали М.М. Камшилов, Б.С. Кузин, С.И. Кузнецов, Ф.Д. Мордухай-Болтовской, М.А. Фортунатов и многие другие выдающиеся биологи. И.Д. Папанин трогательно заботился об ученых, и годы его директорства стали временем расцвета Института биологии внутренних вод.

Подъем трала на «Витязе».

Л.А. Зенкевич сам стоит за лебедкой (1960-е годы)

Но все это было позже. А тогда Г.Г. Винберг тяготился необходимостью оставаться в Борке. Он обратился за помощью к Л.А. Зенкевичу. Устроить Г.Г. Винберга в Москве было невозможно. Перед войной Л.А. Зенкевич по совместительству заведовал еще и кафедрой зоологии в Белорусском государственном университете в г. Минске (тогда такое практиковалось). Он рекомендовал Г.Г. Винберга на эту должность и тот стал руководить кафедрой в г. Минске. Как потом оказалось, минский период жизни Г.Г. Винберга (а он продолжался два десятка лет) был исключительно плодотворным. Здесь Г.Г. Винберг создал свои выдающиеся труды по биологической продуктивности, принесшие ему мировую известность, и создал знаменитую винберговскую школу продукционистов.

Вместе с другими выдающимися деятелями российской науки Л.А. Зенкевичу удалось заложить основы высшего биологического образования, которое существует в России до сих пор, и определить главные направление исследований в области зоологии беспозвоночных и смежных разделах биологической науки. Лекционные курсы зоологии беспозвоночных, а в особенности, малый и большой практикумы до сих пор следуют программе, заложенной Л.А. Зенкевичем и его соратниками: Г.Г. Абрикосовым, Л.А. Бирштейном, В.А. Броцкой, Ф.А. Лаврехиным и др.

Л.А. Зенкевич оказался на посту заведующего кафедрой в период бурного роста советской науки и образования в 1950-е и начале 1960-х годов. В эти годы им был сформировано кадровое ядро кафедры, которое определяло ее деятельность до конца XX века. Л.А. Зенкевич обладал масштабным и вместе с тем практическим складом ума, был властным и авторитарным человеком. Сотрудники кафедры и Института океанологии между собой называли его «Лев», и он оправдывал это грозное прозвище. Для всех сотрудников, работавших на кафедре в те годы, Л.А. Зенкевич был и остался непререкаемым авторитетом по всем вопросам. Да и более молодое поколение, которое никогда не видело Л.А. Зенкевича, ощущает влияние этой фундаментальной личности. Можно сказать, что дух «Великого Льва» до сих пор витает в стенах кафедры.

Л.А. Зенкевич был превосходным лектором. Помимо глубокого знания предмета и образного стиля изложения слушателям нравилась и импозантная академическая внешность Л.А. Зенкевича. Одетый в строгий костюм с галстуком-бабочкой со значительным выражением лица Л.А. Зенкевич выглядел именно так, как должен выглядеть настоящий академик. Л.А. Зенкевич знал цену своему «имиджу» (конечно, само это слово в те годы не было в ходу) и умел им пользоваться в общении с важными начальниками в министерствах. Им импонировала подчеркнутая академичность Л.А. Зенкевича, он как бы поднимал чиновного собеседника до своего уровня и, благодаря этому, мог многого добиться в министерских кабинетах.

Л.А. Зенкевич в возрасте 80 лет – вся жизнь отдана морю (последний рейс на научно-исследовательском судне «Академик Курчатов»)

Л.А. Зенкевич был одним из основателей Института океанологии АН СССР, в котором многие годы руководил отделом бентоса. 1950-1960-е годы были временем расцвета советской океанологии. Советский Союз ощущал себя лидирующей мировой державой (термин «сверхдержава» появился значительно позже). Весь мир был сферой политических интересов страны Советов, а весь Мировой океан рассматривался как арена действий ее могучего военного флота. В этих условиях руководству страны казалась очевидной необходимость широкомасштабных исследований Мирового океана. Советская океанологическая наука получала солидную государственную поддержку, был создан мощный исследовательский флот. Переданный Советскому Союзу в счет германских репараций немецкий госпитальный пароход «Марс» превратился в легендарное научно-исследовательское судно «Витязь», который почти полвека верно служил советской науке.

Под руководством Л.А. Зенкевича были проведены многочисленные экспедиции по исследованию биологической структуры Мирового океана на научно-исследовательских судах «Персей», «Витязь», «Академик Курчатов». Особенностью научного подхода Л.А. Зенкевича было широкое применение количественных методов при изучении морских сообществ. Это сейчас кажутся немыслимыми исследования бентоса или планктона без определения биомассы и других количественных показателей. Но в 1920–1930 гг. этот подход был в полном смысле слова новаторским и вызывал резкое неприятие коллег. Л.А. Зенкевичу приходилось отстаивать необходимость применения количественных методов в дискуссиях с видными отечественными и зарубежными гидробиологами. Еще к середине XX века данные относительно такого важнейшего показателя, как биомасса планктона и бентоса, отсутствовали по большей части акватории Мирового океана. Только благодаря энергии, воле и настойчивости Л.А. Зенкевича количественные методы прочно вошли в мировую океанологию.

Круг интересов Л.А. Зенкевича в океанологии был необычайно широк. Им было разработано учение о биологической структуре океана, много внимания он уделял исследованию глубоководной фауны, вопросам морской биоценологии, биогеографии, акклиматизации морских организмов и другим вопросам морской биологии. Под руководством Л.А. Зенкевича на «Витязе» впервые в мировой практике были проведены глубоководные траления и показано наличие жизни на предельных глубинах Мирового океана. Советские исследователи показали, что пределы морской биосферы простираются до глубин 10 и более километров.

Классический труд Л.А. Зенкевича «Фауна и биологическая продуктивность моря» – это всеобъемлющая энциклопедия по глобальным и региональным проблемам морской биологии. Эта книга была закончена и сдана в печать в 1940 г., но из-за войны ее публикация была отложена. После окончания войны книга была опубликована. При этом второй том, озаглавленный «Моря СССР», вышел, как это не удивительно, раньше первого – в 1947 г. Выход первого тома этой книги – «Мировой океан» – был задержан. В 1948 г. состоялась сессия ВАСХНИЛ, и издательство «Советская наука» подвергло рукописи всех подготовленных для публикации книг тщательной ревизии на предмет обнаружения в них вейсманизма-морганизма и «низкопоклонства перед буржуазной наукой». В этом томе была обобщена вся мировая океанологическая литература, и обилие ссылок на авторов с иностранными фамилиями делало ее подозрительной. Тем не менее, в 1951 г. первый том все же был опубликован. На экземпляре, хранящемся в библиотеке Беломорской биологической станции, рукой Л.А. Зенкевича сделана надпись: «Прошу учесть, что эта книга в конце 1947 г. была заматрицирована и с тех пор изменениям не подвергалась». Редактирование обоих томов этой книги было осуществлено верными помощниками Л.А. Зенкевича – Я.А. Бирштейном и В.А. Бродской. Отдельные главы книги были написаны Я.А. Бирштейном и В.Г. Богоровым (о чём Л.А. Зенкевич упоминает в предисловии). Этот фундаментальный труд был переведен на английский, польский и японский языки и на несколько десятилетий стал основным руководством для морских биологов всего мира. Не многие из научных трудов, вышедших в Советском Союзе в XX веке, оказали такое влияние на мировую науку, как «Фауна и биологическая продуктивность моря». Позднее Л.А. Зенкевич опубликовал другие основополагающие сводки «Моря СССР, их фауна и флора» (1951) и «Биология морей СССР» (1963).

Вклад Л.А. Зенкевича в мировую океанологию был высоко оценен в стране и за рубежом. Он был удостоен Сталинской (1951) и Ленинской (1965) премий, был награжден золотой медалью Всесоюзного географического общества им. Ф.П. Литке, золотой медалью принца Альберта Монакского (высшей наградой Французского океанографического института), удостоен многих других почетных званий, членства в иностранных академиях и др. Л.А. Зенкевич был широко известен и в стране и в мире как неутомимый энтузиаст и организатор исследований моря. В Советском Союзе он был членом огромного количества комиссий и комитетов по изучению океана (например, был председателем Океанографической комиссии при Президиуме АН СССР, президентом Всесоюзного гидробиологического общества, вице-президентом Московского общества испытателей природы и др.), представлял СССР в различных международных организациях и был лично знаком со всеми ведущими океанологами мира.

Л.А. Зенкевич сформировал морское направление исследований кафедры зоологии беспозвоночных. Благодаря Л.А. Зенкевичу, сотрудники кафедры могли принимать участие в рейсах научно-исследовательских судов Института океанологии. В те годы это было почти единственной возможностью побывать в других странах, увидеть мир за железным занавесом. Тесные связи Института океанологии и кафедры, заложенные Л.А. Зенкевичем, сохраняются до сих пор. Питомцы Л.А. Зенкевича – академик М.Е. Виноградов, профессора Г.М. Беляев, Н.Г. Виноградова, О.Н. Зезина, Л.И. Москалев, А.П. Кузнецов, М.Н. Соколова и многие, многие другие (всех и не перечислишь!) стали славой российской океанологии. Многие лаборатории Института океанологии Российской академии наук на 100 % состоят из выпускников кафедры. Велика доля выпускников кафедры зоологии беспозвоночных МГУ и в других морских научно-исследовательских институтах (ВНИРО, Институт биологии моря в г. Владивостоке, Институт биологии южных морей Национальной академии наук Украины в г. Севастополе и др.).