Текст книги "Империя. Тихоокеанская война"

Жена строго одёрнула меня:

− Не впадай в грех безверия. Я молилась всю ночь и утро, и буду молиться ещё. Это пока всё, что я могу сделать для Ольги и её экипажа.

Киваю.

− Спасибо, родная. Твои молитвы так часто творят чудеса. И я жив во многом благодаря твоим молитвам. И Оленька Николаевна, да и вообще. Увы, я так молиться не умею, грешен. Так что помолись за их благополучное спасение.

− Хорошо.

Вот, спрашивается, кто ей Ольга, кроме как «она» и «эта женщина»? Никто. Бывшая любовница мужа, которая прижила от мужа сына. Но подишь ты! Меня всегда поражала в Маше вот это её умение сопереживать и искренне молить Богородицу. Нет, даже не молить – буквально вымаливать. И чудеса действительно случались, и я как старый циник, не верящий ни в какие чудеса, могу эти самые чудеса подтвердить лично. Такой вот парадокс.

− Мишка уже в курсе?

Качаю головой.

− Нет, ему пока не говорили. Да и что тут говорить…

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САХАЛИНСКАЯ ОБЛАСТЬ. ПОСЁЛОК СВЕТЛЫЙ. ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА «СВЕТЛАЯ». 2 ноября 1921 года

Штатный метеоролог поручик Красновский категорически помотал головой, упрямо глядя на красного от гнева маркиза Берголо.

− Невозможно, ваше сиятельство. Надвигается шторм, а за ним идёт мощный снежный фронт. Полёты запрещены командованием. Спасательная операция приостановлена. Разрешения на вылет я не дам. Можете жаловаться кому хотите. Ваш самолёт заправлять запрещено.

Маркиз вскипел:

− Да вы понимаете, что там…

Красновский кивнул.

− Простите, ваше сиятельство. Не могу ничего сделать. Мне жаль. Нам остается надеяться на чудо и ждать улучшения погоды. В идущей мгле вы всё равно ничего не разглядите и сами разобьетесь.

ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. ЮЖНЫЙ САХАЛИН. АВИАНОСЕЦ «ХОСЁ». 2 ноября 1921 года

Ольга сидела на качающейся на высоких волнах койке в офицерской каюте. Вторая койка была пуста. Каюта, безусловно, была её камерой, и сюда её поместили просто из-за знаков различия на погонах, орденов и прочих шевронов. Запираться по поводу принадлежности к части было бессмысленно, тем более что всякие там конвенции прямо требовали без утайки сообщить свои имя, фамилию и воинскую часть.

Кстати, формы на ней не было. Как и всей её прежней одежды. Облачена она была в нечто полувоенное-полугражданское, весьма добротное и тёплое. Явно недешёвое.

Что ж впереди допрос. И единственная надежда, что, как говорили, японцы пока соблюдали эти самые конвенции. По крайней мере в части отношения к офицерам.

Где Ревякина? Когда Ольга очнулась, она уже была здесь и Ревякиной рядом не было.

Всё, что она помнила, это удар об воду, который с трудом можно было назвать вынужденной посадкой на поверхность моря…

…Откинутый фонарь кабины пилота. Волны захлестывают через погружающийся борт самолёта. Отстегнуть ненужный более парашют. Спасательный жилет. Рывок из кабины. Рядом каким-то чудом со стоном всплывает Ревякина без спасательного жилета, шипя от боли. Ольга видит, как со стороны русского строя к ним стремительно идет спасательный гидросамолёт. Надежда есть. Немного продержаться.

Она, гребя одной рукой, поддерживает стонущую Ревякину.

– Терпи, подруга, терпи. Вон уже наши.

Господи, как же холодно! Ничего, скоро их выловят, разотрут спиртом, да и вовнутрь граммов сто пятьдесят не помешает. По-гусарски… из горла… Только продержаться! Да… только…

Зубы стучали немилосердно. Ревякина уже не стонала, безвольно обвиснув на ней.

Как же холодно…

Гидросамолет коснулся поверхности моря и заскользил в их сторону, попав при этом в лучи прожекторов, и японцы расстреливают самолёт из всех орудий. Сполох взрыва, пылающий спасательный кубарем катится по волнам…

Вот и всё.

«Сынок, Сашенька, прости меня… Ты меня не будешь даже помнить…»

Вдруг чьи-то крепкие руки подхватывают Ревякину, другие руки силой разжимают окоченевшие объятия Ольги. Раненую подругу потащили наверх, через борт какой-то шлюпки. Еще одна пара рук хватает саму Ольгу за транспортировочную петлю спасательного жилета. Ещё несколько рук, и вот она уже сидит на дне шлюпки. Вокруг японцы. Их челн спешно отваливает с места падения самолёта и на вёслах уходит в сторону большого корабля.

Ольгу накрывают каким-то брезентом и, буквально силой разжав ей рот, начинают из фляги вливать в горло что-то алкогольное. Не спирт, конечно, да и вкус странный. Вероятно, это их… как его… саке, что ли. Она закашлялась, и жидкость побежала ей по горлу и под мокрую одежду.

Может, это и хорошо. Телу тоже нужно немного тепла…

…Это всё, что Ольга помнила после катастрофы. Теперь она сидит здесь. Где «здесь»? А Бог его знает. Какой-то японский корабль. Слава богу, сидит не где-то там в якорном трюме с прикованными руками, а вполне себе в офицерской каюте, что оставляло надежду на более-менее приличное отношение.

Мысли до сих пор путались. Где Ревякина? Что толку гадать. Вряд ли саму Ольгу будут долго держать без допроса. Глаза слипались.

Да, нужно поспать. Перед допросом всегда лучше поспать…

…Стук в дверь. Ольга резко встает с койки. Голова кружится, всё тело ломит, её знобит.

Хрипло:

− Да.

Заходят двое офицеров. Один в белом халате. Второй, в чине лейтенанта, спрашивает по-русски:

− Госпожа капитан, как вы себя чувствуете? Позворите доктору осмотреть вас? Я выйду из каюты, есри вы дадите срово не дерать групостей.

Мостовская пожала плечами. А что она может сделать в таком состоянии? Хорошо если до двери дойдет…

Кивок.

− Даю слово не делать глупостей…

Пришедшие обменялись несколькими фразами на японском и «не доктор» вышел. Доктор же, деловито распахнул саквояж, спросив между делом:

− Вы по-английски говорите?

− Конечно.

− Вот и славно, госпожа капитан. Тогда нам будет легче поставить диагноз. Не волнуйтесь, полного осмотра сейчас не будет. Никаких внешних повреждений у вас нет, я осмотрел вас, когда вас переодевали в сухую одежду.

Заметив выражение высокомерного отвращения на лице пленницы, он поспешил успокоить:

− О, нет, мисс, или миссис? Нет, конечно, вас переодевали не какие-то матросы, у нас есть женщины в медчасти, так что не переживайте по крайней мере на сей счёт, никаких скабрезных разговоров на корабле и порту не будет. И, вообще, у нас с этим очень строго. Тем более что вы – офицер. Ни один японский офицер не станет унижать офицера противника, тем более перед рядовыми.

− Где Ревякина?

Доктор удивлённо поднял брови.

− Кто, простите?

− Член моего экипажа.

− А, та молодая мисс… Ей повезло меньше, чем вам. У неё серьезное ранение плеча. Ей сейчас будут делать вторую операцию, но, откровенно говоря, я даже боюсь прогнозировать исход. Постараемся спасти её руку, но рана очень неприятная. Но, уверяю вас, мы делаем всё, что можем.

Ольга слабо кивнула.

− Спасибо, доктор.

Доктор, меж тем, измерил ей температуру, посмотрел горло, ощупал лимфоузлы, отсчитал пульс, послушал легкие, измерил давление и в целом вроде остался удовлетворённым.

− Не так плохо, госпожа капитан. По крайней мере не так плохо, как я боялся. Температура, озноб присутствуют, опять же ломота, как вы говорите. Покалывания после переохлаждения – это нормально. Вас растерли спиртом, и это некоторым образом помогло при гипотермии. Я вам выдам лекарства и можете ложиться спать. Но прежде чем вы отправитесь отдыхать, прошу прощения, но я вынужден выделить пять минут офицеру, который ждёт за дверью. Сами понимаете. Это не допрос, скорее первичный опрос. Говорить с вами будут уже утром, но нашему командованию нужно кое-что знать о вас.

Доктор отвесил официальный японский поклон и вышел за дверь. На пороге возник тот самый молодой офицер со знаками различия лейтенанта.

Он также сделал поклон прежде чем сесть. Говорил японец вновь по-русски:

− Госпожа капитан, позворьте отрекомендоваться – рейтенант Императорских Воздушных сир Японской Империи принц Ямасина Такэхико, грава дома Ямасина, мрадшей ветви Императорского дома.

Ольга хмыкнула про себя. Нормально так – допрашивать её пришел аристократ такого масштаба. С чего такая честь? Вслух же она ответила:

− Да, я слышала о вас. Вас именуют «летающим принцем».

Японец кивнул.

− Да, мир знаменитых авиаторов очень мар, и, как в деревне, все друг друга знают, ири, по крайней мере, срышали. Я, в свою очередь, знаю кто вы. Я много раз видер ваше фото. Вы – знаменитость даже среди знаменитостей. Вряд ри есть хоть один приричный пирот, который вас не узнает. Но, по протокору, я обязан задать вам стандартный вопрос. Назовите своё имя, фамирию, воинскую часть.

Мостовская пожала плечами и поморщилась от боли в мышцах.

− Капитан Его императорского всесвятейшества и величия лейб-гвардии женского императрицы Марии дальнебомбардировочного полка «Ангелы Богородицы» маркграфиня Палеокастронская маркиза Берголо баронесса Мостовская Ольга Кирилловна.

ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. ТОКИО. ДВОРЕЦ МЭЙДЗИ. 4 ноября 1921 года

Хирохито слушал доклады. Министры. Военные. Сановники. Чиновники. Сегодня было не так многолюдно. Военный кабинет.

Заслушивалась информация с мест, сводки ключевых министерств и ведомств, сводки с фронтов, сводки тыла, производство, снабжение, обеспечение людскими и солдатскими ресурсами. Империя работала на войну, вся экономика и все общество было переведено на военные рельсы, но фактическая блокада ограничивала Японию в манёвре и резко снижала её возможности.

Несмотря на полагающийся случаю стоический оптимизм, в докладах чувствовалось некое напряжение. Русские пока их переигрывали. И если не по всем статьям, то весьма существенно.

Проблема каперства русских и их союзников весьма ограничивала возможности не только промышленности и удовлетворения военных нужд, но и даже потребности гражданского населения. Конечно, власти делали всё, что только возможно. Было введено нормированное распределение риса, других ключевых продуктов и товаров. Подданные пока относились с пониманием, бесконечно веря в священную особу императора, но это явно не улучшало благополучие общества. Да, благословенная Япония всегда славилась верностью императору и ставила материальные блага на второе место после благополучия Страны восходящего солнца, но всё же…

Фактически Япония находилась в полной морской блокаде. Нет, отдельные прорывы пока были возможны, но примерно половина грузов до портов Метрополии не доходили. Хуже всего было с наличным тоннажем транспортов и команд, которые были готовы взойти на борт и, рискуя жизнью, отправиться через океан. И тут уже мало помогали жирные гонорары и щедрые премиальные. Попытки отправить вместо моряков Австралии, Новой Зеландии, Канады и прочих чистокровных японцев хотя и приносили эпизодический успех, но основная масса заменяющих была не слишком грамотными рыбаками, что при наличии на борту «капитана» из числа учащихся военных училищ старших курсов мало что давало. Участились аварии, столкновения, суда терялись при плохой погоде, а впереди всех ждала ещё и зима в северном полушарии.

Русские продолжали избегать морского сражения основных сил и отсиживались по своим, прикрытым береговой артиллерией, морскими минными полями и авиацией военно-морским базам, откуда их выдавить было практически невозможно. Да и желающих особо не было, поскольку в Адмиралтействе уверены, что у русских есть генеральный план сражения именно с опорой на свои базы, где численно превосходящий японский флот рискует повторить ту катастрофу германского флота, которая произошла по итогам сражения при Моонзунде в 1917 году. Многократное преимущество немцев им тогда не помогло.

Да, вторую Цусиму русские явно не спешат повторять. Впрочем, чему тут удивляться? Им спешить некуда, их ресурсы бесконечны, экономика работает не в пример лучше, чем в 1904 году, общество если не монолитно, то достаточно лояльно к власти, император Михаил очень популярен, как и его жена. Дела у России в целом идут достаточно хорошо. На стороне России официально воюют уже Италия, Черногория, Сиам, Китай, неофициально ещё Франция, Германия и США. По крайней мере сырье, товары, обмундирование, боеприпасы и вооружение шли в Россию сплошным потоком, и это − не считая «советников» и «добровольцев».

Всё чаще Хирохито доносят, что среди высших сфер и кланов Японии начинают шептаться, что если британцы не вступят в войну, то нужно как-то договариваться с русскими. Пока не поздно. Согласиться на их экспансию в Маньчжурии. Возможно, даже отдать южную часть острова Карафуто, оставив за собой Корею и полуостров Ляодун. Растет традиционное противостояние между сухопутным командованием и флотом. Каждый обвиняет другого если не в прямом предательстве, то как минимум в недостаточном желании нанести поражение русским.

Меж тем, начальник Морского Генерального штаба адмирал Того Хэйхачиро продолжал свой доклад:

− Из хороших новостей вчерашнего дня – установление плохой погоды в водах вокруг Метрополии и южнее. Непогода, конечно, затруднит и наше судоходство, но создаст проблемы и каперским силам противника, и, как я смею надеяться, парализует вражескую авиацию минимум на неделю. Посему предлагаю до отправки предполагаемых конвоев из Гонконга и Австралии, выдвинуть большую часть наших легких сил для поддержки одиночных судов, которые пытаются прорваться к нам с юга. Да, мы оголяем другие направления, но, по существу, не считая маршрутов из Кореи, остальные линии для нас не являются сейчас жизненно важными.

Хирохито кивнул.

− Хорошо. Дальше.

Адмирал продолжил свой доклад:

− Предлагаю также вернуть в Метрополию эскадру адмирала принца Фусими Хироясу, которая крейсирует у Карафуто. Она несёт неоправданные потери, при этом есть большие сомнения в том, что она там хоть как-то эффективна. А судя по резко испортившейся погоде, мы уже если не входим в зиму там, то уже практически на пороге. Так что если русские и решатся на высадку десанта на остров, то местный гарнизон имеет достаточно укреплений и вооружения, чтобы спокойно отбить атаку. Эскадра же принца Фусими должна присоединиться к основным силам адмирала Симамуры Хаяо в рамках подготовки к генеральному сражению с русско-итальянской эскадрой после того, как британская эскадра соединится с нашим флотом.

Регент кивнул. Да, в нынешней обстановке результаты возможной высадки русских на Карафуто большого значения уже не имели, лишь растягивая их силы. Да разведка, в лице полковника Кэндзи Доихара, докладывает, что в Императорской Гавани на материке продолжается накопление сил и средств десанта. Но не является ли это дезинформацией, сказать пока невозможно.

Вновь обратив свой взор на исполняющего должность главы военной разведки полковника Кэндзи Доихара, регент уточнил:

− Полковник, насколько мы можем быть уверены в том, что русские не высадятся на Карафуто до весны или, по крайней мере, в ближайшие две-три недели?

Тот поднялся и поклонился.

− Точных сведений нет, но в Императорскую Гавань эшелоны с грузами и личным составом прибывают ежедневно, особенно ночью. Светомаскировка достаточно тщательно соблюдается, так что нам непросто оценить численность и состав прибывших ни методом аэронаблюдения, ни при помощи лазутчиков на местах. Тем более что русская ВКР «Смерш» работает весьма эффективно, это нужно признать. Предварительно – у русских достаточно сил для высадки на трех-четырёх участках побережья Карафуто одновременно и для удержания плацдармов без внешнего снабжения ориентировочно на протяжении суток. Но есть сомнения, что русскому командованию удастся за эти сутки что-то сделать в части деблокады высадившихся, так что все они обречены на гибель не позднее чем через двадцать четыре – тридцать шесть часов после высадки.

Кивок.

− Благодарю вас. Продолжайте, адмирал.

Того Хэйхачиро подвёл итог:

− Итак, я вновь подчеркиваю – без вступления в официальную войну Великобритании и без начала исполнения официальным Лондоном своих союзнических обязательств, нам будет очень и очень трудно выиграть эту войну. Поэтому любой ценой нам нужно участие Англии в этой войне на нашей стороне. Лондон должен выполнить свои союзнические обязательства. В конце концов это не только наша война, и поведение британцев вызывает неоднозначную реакцию и на флоте, и в армии, и в обществе в целом.

Хирохито знал о плане британских правительства и Адмиралтейства спровоцировать русских на прямую атаку английских судов и боевых кораблей в конвое. Однако русские могли и не клюнуть. Да, потеряли бы лицо, но что варварам до этого? Но в этом случае Туманный Альбион традиционно останется в стороне, а сыны Аматэрасу останутся один на один со сворой разъярённых противников.

И тут как бы действительно не пришлось вновь искать неофициальные пути контактов с Михаилом, причём минуя всяких ненадежных посредников. Радует хотя бы то, что самый надёжный посредник вдруг сам свалился с неба прямо в их руки.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 3 ноября 1921 года

− Какова наша официальная позиция по поводу пленения маркизы Берголо и унтера Ревякиной, государь? Что мы сообщаем в прессу, сообщаем ли что-нибудь, и, соответственно, какую линия проводим?

Министр информации граф Суворин вопросительно смотрел на меня.

Хороший вопрос. Качественный.

В теории, это дело можно было бы поручить головорезам из ССО графа Слащёва: найти её и эвакуировать, но мы пока даже не знаем, на каком из кораблей держат пленниц, не говоря уж о каютах заключения и прочих планах трюмов. А устраивать операцию спасения на дюжине вражеских боевых кораблей одновременно решительно невозможно. К тому же там сейчас шторм, снег, да и как-то далековато от материка.

К тому же само наличие Ольги «на одном из кораблей эскадры» неизбежно должно было снизить нашу активность в части атак их соединения. Такой вот живой щит от наших атак. Пусть и со всеми возможными на корабле удобствами.

Посему сейчас нужны иные варианты.

− А что подсказывает вам ваш профессиональный цинизм?

Всемогущий министр слова склонил голову.

− Всё, что пожелает ваше всевеличие. Мы сможем отыграть и так, и эдак, равно как и потом отыграть назад. Пока поле возможностей открыто. Но чем больше мы будем метаться, тем больше сомнений и пересудов будет в массах. Генеральную линию нужно избрать, и тогда я под неё представлю план и весь необходимый пакет действий.

Качаю головой.

− Вы не на пресс-конференции, граф. Не уходите от заданного вопроса. Итак, что посоветовали бы вы со всем цинизмом и максимальной эффективностью?

− Могу я узнать, проходят ли какие-то переговоры или были ли хотя бы какие-то контакты через посредников между нами и Токио в части передачи нам маркизы Берголо с её коллегой? Или, быть может, какого-то обмена пленными? Нам, кстати, есть кого им предложить взамен?

Хмуро смотрю в окно.

− Что вам сказать, Борис Алексеевич. Как таковых, никаких переговоров нет. Во всяком случае, пока. Прямых контактов тоже нет. Есть только сообщение, переданное секретной почтой по дипломатическим каналам через МИД Швейцарии. Которая, кстати, дала предварительное согласие и дальше выступать посредником между нами. Что касается, на кого из японцев мы могли бы их равнозначно обменять, то нужно порыться по сусекам, так, с ходу, я не отвечу.

Понятно, что это была хорошая мина при плохой игре, но у меня не было в плену адмиралов и членов их императорской фамилии. Понятно, что Ольга лишь капитан ИВВС, но она знатная особа из золотой обоймы и мать старшего сына русского императора. Вряд ли японцы проявят жест доброй воли и не захотят что-то взамен. Что-нибудь типа «месяц не бомбить порт Сейсин, беспрепятственно позволяя вывозить и доставлять уголь из Кореи в Японию. Пусть в оговоренных объемах и по четко установленному маршруту. Или захотят вот что-то в таком вот духе.

Конечно, я мог бы наступить на горло собственным чувствам и заявить что-то типа знаменитого сталинского: «Мы солдат на фельдмаршалов не меняем!» Но тут были нюансы.

Во-первых, скажи я такое, меня просто не поймут в тусовке. На поле боя могли гибнуть миллионы солдат, в бою могли гибнуть и аристократы, это война, тут ничего не попишешь, так всегда было, есть и будет. Но заявить такое! Это просто скандал и сомнения среди людей нашего круга в психическом здоровье заявившего. Да и с чего заявлять-то? Подумаешь – плен! Тем более плен в бою, и она не сама подняла руки, а была захвачена в бессознательном состоянии, так что все законы чести соблюдены от и до.

И как-то не было в эту эпоху принято аристократию вообще, и высшую аристократию тем более, гнобить в плену. Среди аристократии всё ещё действовал дух средневекового рыцарского кодекса, который не предусматривал обычного статуса пленника для оруженосцев и ближайшего круга попавшего в плен аристократа. Их старались не слишком отделять от своего сюзерена, оставляя их ему в качестве обслуги и компаньонов. К тому же выкупая синьора, выкупали и его окружение.

Да и насколько я знал самурайские порядки, Ольга для них не просто аристократка с красивым носиком, но и онна-бугэйся – женщина-воин благородного происхождения, обученная военному искусству и лично принимавшая участие в битвах. Что-то типа женщины-самурая, хотя это и неправильный термин. Так что тут-то я был более-менее спокоен, ни Ольге, ни Ревякиной ничего не грозило в принципе, иначе это потеря лица для «принимающей стороны». Максимум, что могли с Ольги истребовать, так это слово, что она не будет пытаться бежать.

В общем, ей ничего не грозило. Вопрос был лишь в сроках того, когда она вернётся в Россию, и о степени роскоши «условий её содержания». Равно как ничего бы не грозило моему сыну, окажись он в японском (германском, британском и так далее) плену, равно как ничего не грозило бы в таком же случае и сыну Хирохито.

Так что сталинская фраза про солдата и фельдмаршала в этой тусовке точно не была бы не то что принята, но и даже понята. А вот мой авторитет и прочие мои акции покатились бы вниз.

Но тут начиналась куда более тонкая игра. Новая большая шахматная партия. Я уже вижу её контуры сквозь «туман войны». И за всем этим будут внимательно наблюдать все основные королевские дома и главы Великих Домов тоже. И все будут оценивать, не потерял ли я свою хватку? Где дал слабину? Где перегнул палку? Как там у полковника Киплинга? Акела промахнулся? И теперь его можно есть.

Японцы это всё, конечно, понимают. Хирохито отнюдь не дурак.

Ох, Ольга-Ольга, не сиделось же тебе в Новом Илионе…

− Государь, мы можем попробовать принудить официальный Токио их освободить. Поднимем героическую шумиху в европейской и мировой прессе, и они не посмеют…

Ну, не буду же я Суворину объяснять всю глубину наших глубин. Многие знания – многие печали.

Отрицательно качаю головой.

− Нет, граф. Это ничего не даст. Они туда не на прогулку летали и не с научными целями. Они летали в составе с другими бомбить японцев. И видимо кого-то разбомбили. Так что мировая шумиха не даст ничего, кроме героических портретов в газетах, которые могут сослужить нам дурную службу.

Суворин вопросительно слегка изогнул бровь в немом вопросе. Поясняю.

− После шумихи японцы, если в чем-то уступят нам, просто потеряют лицо. Поэтому или вопрос обмена отложится на неопределённый срок, или цена такого обмена для нас станет просто заоблачной. Так что пока нет, граф. Ждём развития событий.

КОРОЛЕВСТВО ЧЕХИЯ. КАРЛОВЫ ВАРЫ. 4 ноября 1921 года

Наместника Туркестана великого князя Николая Константиновича и его супругу Надежду Александровну было трудно чем-то поразить в Карловых Варах. Курорт как курорт. Они за последние три года уже взяли себе за привычку отдыхать в бархатный сезон на одном из курортов Империи Единства, а поскольку протяженность береговой курортной линии с севера на юг измерялась тысячами километров, от «глубокого севера» − Крыма и Кавказа, до самого южного юга – почти до самой Сирии, то они всегда могли позволить себе подобрать курорт, где был тот самый бархатный сезон именно в этот момент. Со всем возможным разнообразием климата, природы и достопримечательностей, из этого многообразия вытекающим. Тем более что дела часто заставляли сдвигать время отпуска, так что в этом плане было не только очень удобно, но и вносило приятное разнообразие в их отдых.

Вообще же, разгром Османской империи весьма укрепил позиции России. Да, что там говорить, ведь Россия буквально ворвалась в Средиземное море! Так что многочисленные курорты были лишь приятным бонусом к победе.

Жена легонько сжала руку супруга, указав глазами на идущую почти параллельно им, но по другой дорожке, пару. Декоративные кусты разделяли их, но дорожки явно сходились у плещущегося водой фонтана впереди.

Николай Константинович и Надежда Александровна до цели дошли первыми. Струи воды весело журчали, брызгами переливаясь в свете солнца всеми цветами радуги.

Подошла и вторая пара, светски приветствовав друг друга.

− Артур, искренне рад приветствовать вас.

− Благодарю, Ники. Приветствую вас, Надежда. Позвольте вам отрекомендовать мою дочь – леди Патрицию Рамзей.

Молодая женщина сделала книксен. Русские церемонно кивнули по праву старшинства по возрасту. Да, скандальное замужество за простолюдином лишило её титула «её королевское высочество и принцесса Британии и Ирландии», но что это меняет по существу?

Николай Константинович не удержался от мимолётного, но придирчивого взгляда на Патрицию. Что ж, когда-то и Миша засматривался на неё, и кто знает, как бы повернулась судьба Европы и мира, если бы на русском троне сейчас была не итальянская принцесса Иоланда, а британская принцесса Патриция. Но как любит говорить тот же Миша, история не терпит сослагательного наклонения. Просто интересно, жалеет ли сама Патриция, что всё сложилось именно так, а никак не иначе?

Ведь она определённо умна, этого у неё не отнять. И что у неё в голове – бог весть. Женщины есть женщины, а душа их – загадка.

Вслух же он заметил:

− Говорят, что Карлсбад уже не тот, что был до Великой войны.

Бывший генерал-губернатор Канады сокрушенно проворчал:

− Да, дорогой Ники, это так. Карлсбад уже не тот. Совсем не тот, откровенно говоря. Сейчас много чего испортилось. Курорты, мода, нравы. Всё уже не так, как в старые добрые викторианские времена. Мельчают люди. Суета какая-то появилась, даже на самом верху появилась, что уж говорить о низах.

Великий князь кивнул, соглашаясь.

− Да, Арти, тут я с тобой полностью согласен. И года не проходит, как наши братские страны оказываются на грани войны. Ну куда это годится? Разве можно было себе представить это в старые добрые времена?

Поскольку в «старые добрые времена» именно это повторялось из года в год с небольшими перерывами, то оба собеседника охотно закивали друг другу. Конечно, в прежние времена такого себе и вообразить было решительно невозможно!

Артур вновь заворчал:

− Да простит меня Патриция, но молодые стали играть слишком большую роль в политике. Горячие, неопытные. Оттого и все беды, и все недоразумения. Прости меня, друг мой, но у вас молодой царь, у нас ещё более молодой король. Оба, в известной мере, желают всему миру что-то доказать, свою какую-то правоту или обрести славу, но всякая молодость должна прислушиваться к мнению умудрённых жизнью людей, не так ли, дорогая Патриция?

Она смиренно кивнула.

− Да, папа.

Её отец продолжил ворчать:

− Куда катится мир? Куда катится Британия? Разве действовали так во времена Виктории? Великая война определённо не пошла на пользу качеству английской элиты. Как и русской. Впрочем, был у вас умница Свербеев, но и тот умер. А нынешние? Это же просто ужас! И наши, и ваши найдут лужу посреди обеденного стола и обязательно в ней утонут прямо во время five o’clock.

Посланник русского императора склонил голову.

− Да, соглашусь с тобой, Арти. Лужу на столе уже нашли. Точнее, да простят меня дамы, сделали.

− Вот именно! И все непременно сядут в неё, попомни моё слово!

− А five o’clock уже близок. Тем более опасными видятся заявления политиков, которые могут вовлечь Британию и Россию в новую большую войну. Признаюсь тебе, Арти, это беспокоит многих важных людей в Москве. И хотя в прямые военные столкновения между нами в Европе никто у нас не верит, но такое открытое столкновение нанесёт колоссальный ущерб мировой торговле, которая только-только начала восстанавливаться после Великой войны и пандемии. Приличные люди умеют считать деньги, и многим такое развитие событий крайне не нравится. Будут парализованы многие морские пути. А Суэц и Средиземное море вообще закроются для торговли. Конечно, Россия – континентальная Империя и не так критически зависит от морской торговли, как та же Британия, но паралич морской торговли больно ударит по обеим нашим империям. Разумеется, это моё частное мнение.

Артур некоторое время помолчал, глядя на струи воды в воздухе. Их дамы давно уже отошли на другую сторону фонтана и мило переговаривались о чём-то своём, о женском. Ворчания стариков и «скучные мужские разговоры» их явно не интересовали.

− Да, Ники, что мне всегда нравилось в старой доброй внешней политике Великобритании, так это умение заключать союзы, держа события подальше от английских берегов, не давая блокировать морскую торговлю и обеспечивая статус любых войн, включая большие, в статусе далеких колониальных сражений, которые никак не влияют на повседневную жизнь Метрополии. К сожалению, как я уже говорил, Великая война пагубно сказалась на качестве британских элит. Во всяком случае, на качестве власти в Лондоне. Мы всё больше уподобляемся американцам, становимся суетливыми, ищем сиюминутные выгоды, забывая о том, что главный козырь великих монархий как раз и заключается в том, чтобы планировать свои действия на десятилетия вперёд, даже если это выливается в потери здесь и сейчас. Порывистость и суету американцев понять можно, по существу они как дети ещё, только учатся познавать реальность и только пытаются осознать своё место в этом суровом взрослом мире. Но разве подобает чопорному, выдержанному и воспитанному в лучших традициях британскому джентльмену вести себя так, словно он какой-то ковбой-скотовод на потном и горячем мустанге? Нет. Не подобает.

Великий князь вздохнул.

− В России, Арти, тоже сейчас непросто, и война – далеко не самая главная проблема. Что для русских элит и русского обывателя в европейской части Империи какая-то там война где-то там, на далёкой периферии, которая никак не влияет на качество жизни и уровень торговли? Новоримский Союз и Германия сами по себе большие рынки и производственные площадки. Экспорт зерна из России по-прежнему очень ограничен государственным регулированием. Лучше обстоит дело с экспортом леса, угля, руды, сырой нефти и прочего сырья. Но это пока.