Книга: Сочинения - Владимир Маяковский

Сейчас читается иначе, идеологичненько. Но вместе с тем приятно, что человек думающий и выражающий себя через стихотворения. Чувствую, что не все поняла: частично из-за обилия специфических для того времени слов (примечания я поздно заметила), частично из-за стилистики отбойного молотка, а что-то просто душа не принимает. Но какие-то стихотворения для себя вынесла, хочу продолжить запоздалое знакомство с этим автором. Лучше бы с биографией и расшифровками-примечаниями вовремя.

Поэмы Про Ленина и социализм, конечно же (куда без этого?) а так же две наиболее прекрасные поэмы про любовь, которые можно читать и плакать, плакать и читать, читать и читать, плакать и плакать. Конечно же речь об Облаке в штанах и Флейте-позвоночник.

Про любовь - это те немногие слова из всего социалистическо-революционного стихотворного лома, которые не только вызывают восхищение гениальностью рифм и новизной ритма, но еще и трогают (сильно трогают!) за струны души.

- именно потому трогают, что тут не обличение слов в рифму, тут - режим экономии слов. - именно потому трогают, что тут не "любовное настроение", тут соцзаказ, который нужно выполнить - именно потому трогают, что каждое слово бьет в сердце, - именно потому трогают, что это не пушкины-есенины, это Маяковский.

Хотите - буду от мяса бешеный - и, как немо, меняя тона - хотите - буду безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах!

Мария! Имя твое я боюсь забыть, как поэт боится забыть какое-то в муках ночей рожденное слово, величием равное богу. Тело твое я буду беречь и любить, как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей, бережет свою единственную ногу. Мария - не хочешь? Не хочешь!

Ха!

Значит - опять темно и понуро сердце возьму, слезами окапав, нести, как собака, которая в конуру несет перееханную поездом лапу.

Уж не знаю, что там за Мария, поэма, кажется, посвящена Лиле Брик, но, наверное, имя - это просто формальность. Что интересно, в обеих этих поэмах, написанных за 15 лет до его смерти, он говорит о самоубийстве.

Пьесы Пьесы у маяковского носят фантастический характер в основном, и глядят в прекрасное коммунистическое будущее, конечно же. Больше, наверное, сказать нечего, стоит лишь отметить их первоклассные сатирическую и юмористическую составляющие.

Проза

Вот где собака зарыта! В последней сотне страниц второго тома. Здесь помещена на мой взгляд самая прекрасная статья Маяковского "Как делать стихи?" в которой он таки раскрывает зрителю некоторые аспекты своей кропотливой работы и даже объясняет их на конкретном примере "Есенину" , подробно объясняя алгоритм подбора слов и ритма в первом и последнем четверостишье, не упуская возможности поиздеваться над только что умершим Есениным (засранец!). И вот где все становится понятно! Эта статья объясняет колкость и содержательность его стихотворений. Она объясняет, почему любой человек должен понять и полюбить творчество Маяковского, критикует творчество современных и "древних" поэтов, и рассказывает о бессмысленности стихотворных размеров.

Какие же данные необходимы для начала поэтической работы?

Первое. Наличие задачи в обществе, разрешение которой мыслимо только поэтическим произведением. Социальный заказ. (Интересная тема для специальной работы: о несоответствиях социального заказа с заказом фактическим.)

Второе. Точное знание, или, вернее, ощущение желаний вашего класса (или группы, которую вы представляете) в этом вопросе, т. е. целевая установка.

Третье. Материал. Слова́. Постоянное пополнение хранилищ, сараев вашего черепа, нужными, выразительными, редкими, изобретёнными, обновлёнными, произведёнными и всякими другими словами.

Четвёртое. Оборудование предприятия и орудия производства. Перо, карандаш, пишущая машинка, телефон, костюм для посещения ночлежки, велосипед для езды в редакции, сорганизованный стол, зонтик для писания под дождём, жилплощадь определённого количества шагов, которые нужно сделать для работы, связь с бюро вырезок для пересылки материала по вопросам, волнующим провинции, и т. д. и т. п., и даже трубка и папиросы.

Пятое. Навыки и приёмы обработки слов, бесконечно индивидуальные, приходящие лишь с годами ежедневной работы: рифмы, размер, аллитерации, образы, снижения стиля, пафос, концовка, заглавие, начертание и т. д. и т. д.

Например: социальное задание — дать слова для песен идущим на питерский фронт красноармейцам. Целевая установка — разбить Юденича. Материал — слова солдатского лексикона. Орудия производства — огрызок карандаша. Приём — рифмованная частушка.

Результат:

Милкой мне в подарок бурка и носки подарены. Мчит Юденич с Петербурга, как наскипидаренный.

Вот как то так. Прочтите книгу - переверните свой взгляд на поэзию.

Первая часть книги - биография от автора "Я сам". Очень феерично!

Я - поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном - только если это отстоялось словом.

Оказывается, Маяковский начал свою творческую деятельность в бутырской тюрьме, правда, ничто из этого периода времени не сохранилось:

В золото, в пурпур леса одевались, Солнце играло на главах церквей. Ждал я: но в месяцах дни потерялись, Сотни томительных дней.

Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям - при выходе отобрали. А то б еще напечатал!

И правда, спасибо! Ну кто бы полюбил красного Маяковского за слюнявый есенинский романтизм?

Очень жаль, что ни во вступительной критической статье, ни в самой биографии Маяковского нет ничего о его личной жизни, и о той самой Лиле Брик, которая возвысила и так нещадно погубила душу поэта. Вторая часть - стихи.

Во второй части начинается то самое. Прекрасные революционные стихотворения, Ленин, партия, пролетарии, буржуи:

ВАМ!

Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие, думающие нажраться лучше как, - может быть, сейчас бомбой ноги выдрало у Петрова поручика?..

Если б он, приведенный на убой, 10 вдруг увидел, израненный, как вы измазанной в котлете губой похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда, жизнь отдавать в угоду?! Я лучше в баре б***м буду подавать ананасную воду!

Ну как можно не начать обожать эти преркрасные рифмы и не захотеть читать больше и больше? Устоять просто невозможно! Я бы вообще, могла процитировать половину книги, но не буду. Читайте сами! Третья часть - Америка

Третья часть книги (в прозе) посвящена путешествию Маяковского по Америке, и, разумеется, ярко окрашена в красный пролетарский цвет. Но проза прозой, а обожаем мы Маяковского за острые рифмы и обилие "годных" коммунистических чувств, что в достатке присутствует в стихотворном описании путешествия по Америке:

Асфальт - стекло. Иду и звеню. Леса и травинки - сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока - стриты. А между - (куда их строитель завез!) - дома невозможной длины.

Одни дома длиной до звезд, другие - длиной до луны. Янки подошвами шлепать ленив: простой и курьерский лифт. В 7 часов человечий прилив, В 17 часов - отлив. Скрежещет механика, звон и гам, а люди замелдяют жевать чуингам, чтоб бросить: "Мек моней?"

Вот это капиталистический Нью-Йорк, а точнее Бродвей, описанный Маяковским бесконечно живо и правдоподобно.

Впечатления о прочитанном: Обожемой! Обожемой! Слов нет, насколько эта книга прекрасна!

P.S. Просьба эту рецензию воспринимать в качестве "восхваления Маяковского как феномена", для чего рецензенту совсем не обязательно разделять политические взгляды автора.

Путь осы рывками отработан, И не плавно отменяли «ять». Осенью семнадцатого года Надо Маяковского читать.

Толерантно, Западу в угоду, В маске либерала ходит тать. Осенью семнадцатого года Буду Маяковского читать.

Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной? И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит - чтоб обязательно была звезда! - клянется - не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: "Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!" Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!

Дом табачный воздух выел. Комната – глава в крученыховском аде.

Потом Давида Бурлюка, которому он посвятил несколько глав в автобиографии «Я Сам» и благодаря которому смог появиться такой поэт как Владимир Маяковский. Вот отрывок о том, как они подружились:

Давид Бурлюк В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались. В курилке Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту вышел и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе.

А затем познакомилась и с Бриками. Много лет уже задаюсь вопросов, неужели можно ТАК любить и уважать человека, что почти все стихотворения посвящать ей? Не хочу углубляться в тему отношений Лили и Маяковского, слишком много про них написано, большая часть неправда, да и какая нам собственно разница, главное это то, что чувствовал поэт, и что помогало ему писать произведения. Сравнения, которые он подбирает в письме, заставляют прочувствовать всю его боль, и передают её нам:

И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.

Вместе с этим стихотворением меня задело и стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой». Во-первых, потому что она тоже Татьяна, а во-вторых, своим настроением. Такого настойчивого утверждения: не видела ни у одного автора:

Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем.

А, прекрасная история о цветах, которые якобы приходили от Маяковского даже после его смерти, давало воображению большое поле деятельности, но к сожалению, оказалась вымыслом. Другое дело, что сама Татьяна Яковлева «расшифровывала» это письмо, и говорила, что в нём очень много скрытых вещей, известных лишь ей и поэту. Но силу чувства к ней, можно почувствовать и без них, будь то оправдание ревности: Я не сам, а я ревную за Советскую Россию, или признание равенства: Ты одна мне ростом вровень, стань же рядом с бровью брови, дай про этот важный вечер рассказать по-человечьи. Умение выражать правильно свои чувства, вот чем замечателен поэт. Читая данный сборник, наткнулась на революционную «Сказку о дезертире, устроившемуся недурненько, и о том, какая участь постигла его самого и семью шкурника», агитирующую идти на войну «чтоб помещики вновь не взнуздали вас…». Удивила она главным образом иллюстрациями и верой в правоту своих слов автора. Не чужды ему вопросы, связанные с вопросами творчества. Например, в цикле «Стихи об Америке» в «Мелкой философии на глубоких местах», мы видим:

Есть у воды своя пора: часы прилива, часы отлива. А у Стеклова вода не сходила с пера.

Или стихотворение «О поэтах», в котором открыто говорилось о халтуре людей выдающих себя за поэтов:

Что поэзия?! Пустяк. Шутка. А мне от этих шуточек жутко.

А после дается рецепт для таких поэтов. Стихотворение может пониматься неоднозначно: с одной стороны, вроде и присутствует насмешка над классиками, а с другой – критикуется «штампирование» поэзии, людей далеких от неё. Особенным для меня является «Сергею Есенину». Почему-то для любителей поэта оно звучит как насмешка. Но мне кажется, что это крик вопрошающий: "Почему?" Известно соперничество двух поэтов, их поэтическая дуэль в Политехническом. Но ведь это не значит, что они ненавидели друг друга. Вот, что говориться о состоянии Маяковского после того как умер Есенин в книге Бенгта Янгфельдта «Ставка – жизнь»:

За последние годы ушли из жизни несколько поэтов – Гумилев, Блок, Хлебников, но ни одна из этих утрат не вызывала у Маяковского столь мучительной реакции, как самоубийство Есенина. Несмотря на то, что по словам Лили, Маяковский «из принципиальных соображений» не показывал «свое хорошее отношение» к Есенину, он считал его «чертовски талантливым» и в некотором отношении родственной душой – таким же ранимым, вспыльчивым и вечно ищущим, как он сам, таким же отчаянным. Первая жена Есенина, актриса Зинаида Райх, в 1922 году вышедшая замуж за Мейерхольда, не ощущала никакой разницы между душевным состоянием Есенина и Маяковского: «внутреннее бешеное беспокойство, неудовлетворенность и страх перед уходящей молодой славой» … Результатом трехмесячных творческих мук стало стихотворение «Сергею Есенину», которое Маяковский отдал в печать в коне марта. Оно приобрело мгновенную известность, рукописные списки распространялись еще до того, как стихотворение было напечатано. «Сразу же стало ясно, скольких колеблющихся этот сильных стих, именно – стих, подведет под петлю и револьвер, - писал Маяковский, в очерке «Как делать стихи», посвященным главным образом есененскому стихотворению. – И никакими, никакими газетными анализами и статьями этот стих не аннулируешь. С этим стихом можно и надо бороться стихом и только стихом».

В своём стихотворении, он оправдывает предполагаемое самоубийство, говоря, что нужно дать поэту свободу слова. Но главное, он хотел защитить себя, что к сожалению, не вышло. Последним открытием, для меня стало стихотворение «Ничего не понимают»:

Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный: «Будьте добры, причешите мне уши». Гладкий парикмахер сразу стал хвойный, лицо вытянулось, как у груши. «Сумасшедший! Рыжий!»- запрыгали слова. Ругань металась от писка до писка, и до-о-о-о-лго хихикала чья-то голова, выдергиваясь из толпы, как старая редиска.

Оно вернуло мне ощущение Маяковского-хулигана, мальчишки, который мог относиться к событиям иронично и со смехом. Маяковского, который мог писать стихи для детей, и рассуждать о миссии поэта. Для меня он человек слова, талант которого до сих пор зажигает сердца.