Текст книги "Русские: кто мы?"

Глава 7
Между «Сциллой» и «Харибдой»

С введением нэпа Россия оказалась в двойственном положении: с одной стороны – возврат к капитализму с его культом «свободного рынка», когда товаром становится всё, включая человека, с другой – пусть робкое, пусть с многочисленными ошибками и жертвами, но становление социалистических отношений в производстве и в быту. Положение усугублялось тем, что ни у Маркса с Энгельсом, ни у Ленина нельзя было найти развернутой характеристики того, какой должна быть социалистическая экономика.

Общую растерянность, охватившую население России, выразила 31 марта 1922 года газета «Правда». «Раньше было: рынок упраздняется, свободная торговля упраздняется, конкуренция упраздняется, калькуляция коммерческая упраздняется, – писала газета. – Что вместо этого? Вместо этого централистический верховный “священный” ВСНХ, который все распределяет, все организует, обо всем заботится, куда машины, куда сырье, куда готовые продукты; он из единого центра через свои ответственные органы решает, все распределяет».

Неудивительно поэтому, что введение нэпа вызвало критику не только в среде высших руководителей молодой республики советов, но и со стороны населения. Так, молодой ленинградский рабочий написал в ЦК партии письмо, в котором потребовал «немедленной отмены нэпа» и «объявления революционной войны международному империализму». «Конечно, – добавлял он, – нас может ждать и поражение, но без риска до коммунизма не дойдешь – или пан, или пропал».

Едва ли не единственным сторонником нэпа из высших руководителей страны после смерти Ленина оставался Николай Иванович Бухарин. Его удивляло и возмущало, что экономикой РСФСР, а затем и образованного в декабре 1922 года СССР управляют люди, ничего в вопросах экономики не смыслящие. Это дало ему основание горестно пошутить: «История человечества делится на три периода: матриархат, патриархат и секретариат». Защита Бухариным нэпа отражала его этическое понимание задач, которые ставила перед большевиками история. Цель партии, говорил он, состоит не в «равноправии в бедности», не «в том, что мы понижаем более зажиточную верхушку, а в том, что мы низы подтягиваем до этого высокого уровня» (этим и объясняется введение в стране партмаксимума). Критикуя «левых коммунистов», возглавляемых Троцким, он добавлял: «Социализм бедняков – это паршивый социализм», «только идиоты могут говорить, что у нас всегда должна быть беднота».

На первых порах концепция Бухарина находила поддержку у Сталина, который хотя и не был экономистом, как не были экономистами другие руководители страны, тем не менее вел открытую борьбу с Троцким и его единомышленниками, продолжавшими настаивать на скорейшем проведении «мировой революции».

В начале 1925 года Сталин выдвинул идею «победы социализма в одной отдельно взятой стране», а уже спустя три месяца, в апреле того же 1925 года, Бухарин теоретически обосновал эту идею. Отвергая предположение троцкистов, будто «мы погибнем из-за нашей технической отсталости», он заявил: «Мы можем строить социализм даже на этой нищенской базе… мы будем плестись черепашьим шагом, но все-таки мы социализм строим, и мы его построим». А чтобы его не обвинили в измене главной цели большевиков – «завоевать 5/6 земной суши, – как говорил об этом в 1924 году на V конгрессе Коминтерна Г. Е. Зиновьев, – чтобы во всем мире был Союз Советских Социалистических Республик», – внес в свою программу дополнение: «ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ практическая победа социализма в нашей стране без помощи других стран и мировой революции невозможна».

Американский историк, профессор Принстонского университета Стивен Коэн, опираясь на высказывания Бухарина, нарисовал довольно верную картину, сложившуюся в 20-е годы в Советском Союзе: «Официальные взгляды большевиков на пути развития общества, которые так хорошо служили им между 1917 и 1920 гг., к 1924 г. оказались непригодными. Резкий демонтаж системы “военного коммунизма”, введение нэпа с его “чрезвычайной запутанностью социально-экономических отношений”, “психологическая депрессия” большевиков, связанная с провалом европейской революции, смерть Ленина и зрелище борьбы его преемников, претендовавших на преданность различным вариантам ленинизма, – все это расстраивало или серьезно подрывало прежние убеждения. “Крах наших иллюзий” был крахом лежащих в их основе излюбленных положений и старых теорий. В результате наступили разочарование и пессимизм. Об этом свидетельствовало множество признаков, иногда малозаметных, а подчас зловещих: рабочие негодовали по поводу пышных нарядов нэпманских жен; сельские коммунисты были дезориентированы более либеральной аграрной политикой; и, что более серьезно, среди приверженцев партии, особенно молодежи, нэп посеял “некоторую идейную деморализацию, некоторый идейный кризис”. В некотором смысле последствия этого разочарования положили конец наивной вере большевиков во всемогущество теории».

В этой обстановке стране требовался уже не теоретик, а практик строительства социализма в «одной отдельно взятой стране». Таким практиком стал Сталин.

Поначалу он не проявил себя ни как теоретик, ни даже как практик революционного переустройства общества. Схлестнувшись еще до Октябрьской революции с Лениным по национальному вопросу, он ушел в тень, предпочтя роль стороннего наблюдателя за внутрипартийной борьбой, развернувшейся в ЦК. В вопросе скорейшего проведения всемирной пролетарской революции он не поддержал ни Ленина, ни Троцкого, ни даже Коминтерн, хотя в 1922 году вместе с другими лидерами партии и Коминтерна проголосовал за резолюцию «О русской революции», в которой говорилось: «IV Всемирный конгресс напоминает пролетариям всех стран, что пролетарская революция никогда не сумеет восторжествовать в пределах одной только страны, – что она может восторжествовать только в международном масштабе, вылившись в мировую революцию». Всю свою энергию Сталин (а энергии ему было не занимать) направляет на структурное упорядочение своего детища – провозглашенного 30 декабря 1922 года СССР.[70]70
  Вопреки устоявшемуся мнению, будто создателем Советского Союза был Ленин, истинной душой и организатором СССР был Сталин.


[Закрыть]

После смерти Ленина Сталин проводит национально-государственное размежевание страны и вместо прежних губерний создает республики, края и области[71]71
  В царской России к 1917 г. насчитывалось 78 губерний; после октябрьской революции 25 губерний отошли к Польше, Финляндии и прибалтийским государствам; до начала национально-административного деления в России насчитывалось 53 губернии, внутри которых сохранялись прежние уезды и волости.


[Закрыть]. Процесс этот оказался долгим и трудным и завершился уже после смерти Сталина, когда вместо Карело-Финской ССР, входившей в состав Советского Союза на правах самостоятельной республики, в июле 1956 была образована Карельская АССР, включенная в состав РСФСР.

О том, насколько непросто проходил процесс национально-государственного размежевания СССР, можно судить на примере Чечни. История взаимоотношений России с горскими народами Кавказа и, в частности, с чеченцами – это история самой длительной в мире войны, продолжавшаяся с перерывами свыше 200 лет.

Начало этой войны многие историки датируют 1801 годом, когда Восточная Грузия официально вошла в состав России. (Говорю официально потому, что Георгиевский трактат, по которому Россия приняла под свое покровительство Восточную Грузию и гарантировала ей автономию и защиту в случае войны, был заключен по просьбе картли-кахетинского царя Ираклия II в 1783 году, но вступил в силу лишь в 1801 году, когда Восточная Грузия вошла в состав России в качестве Тифлисской губернии.)

Народы Северного Кавказа вели свой образ жизни, отличный от образа жизни русских и грузин. Этот образ жизни получил в исторической литературе название набеговый, хотя генерал Ермолов предпочитал называть его хищническим. У набеговой системы были свои корни, возникшие в стародавние времена. Историк Макс Максимович Блиев пишет: «И советские кавказоведы, и иностранные путешественники, и русские авторы при виде многочисленных каменных башен горцев почему-то думают о жуткой междоусобной борьбе, о какой-то взаимной неприязни. А на самом деле: почему горец строил башню, почему он воевал? Как ни трудись, земледельческими продуктами горец может обеспечить семью на 3-4 месяца (земледелие в горах – очень тяжелый труд). Великий почвовед Докучаев вообще удивлялся, как на такой почве хоть что-то растет. Основное занятие горцев – скотоводство. Причем есть постоянный риск потерять свой скот от бескормицы, болезней, набега. И если это случается – горец сам идет в набег. Так происходит своего рода перераспределение. И башня нужна для того, чтобы укрыть скот и защитить его. Было такое правило: если ты успел загнать скот к себе и закрыть ворота – скот уже твой».

Горцы совершали набеги и на Север, в Россию, и на Юг, в Грузию. Причем если на Севере эти набеги носили эпизодический характер, встречая отпор со стороны казаков, станицы которых представляли собой защитный пояс России[72]72
  В книге «Кавказцы», изданной в 1823 г., описывается, как чеченцы охотились за русскими офицерами. Переправившись через Терек, тогдашнюю северную границу Чечни, они прятались у дороги и в течение 2-3 дней дожидались, когда на ней появится какой-нибудь подгулявший офицер. Схватив его, они привязывали бедолагу к бревну и переправляли на свой берег, а оттуда в горы. На следующий день сослуживцы похищенного горемыки получали записку с требованием выкупа. На торговле пленными офицерами чеченцы зарабатывали немалые деньги. «Охота за головами» получила новое развитие на рубеже ХХ – ХХI вв. Чеченцы говорят: «У нас на родине три вида заработка: автодор, нефть-лачкор и стаг-вадор», т. е. воровство асфальта при строительстве дорог, бизнес на переработке и продаже украденной нефти и похищение людей (по-чеченски стаг – «мужчина», вадор – «похищение»). Широко практиковалось до недавних пор среди чеченцев и рабовладение. Журналист Александр Машкин, досконально изучивший этот вопрос, рассказывает: «При советской власти чеченцы “некоммерческих” заложников не брали. Во-первых, за них некому и нечем было платить; во-вторых, их негде было прятать: казахские степи, куда к тому времени переселили большинство чеченцев, не родные горы. Да и представить себе, что нарком внутренних дел Лаврентий Берия мог вести переговоры с каким-нибудь авторитетным чеченцем об условиях освобождения заложника, даже теоретически было невозможно – не те времена. Зато в брежневскую эпоху пышным цветом расцвело рабовладение. Северокавказские горцы, пожалуй, первыми в СССР решили взять под свою опеку армию пьяниц, мелких уголовников и прочих отверженных, готовых выполнять любую неквалифицированную работу за тарелку супа, бутылку водки и возможность переночевать в сарае. Таких кавказцы подбирали на вокзалах и полустанках по всему Советскому Союзу, поили водкой, клялись в вечной дружбе, обещали приличную шабашку у себя на родине и везли в “гости”. Там у “русского друга” отбирали паспорт (если сопротивлялся – отбивали почки) и отправляли несчастного пасти скот или собирать черемшу в далекий горный аул. Хозяева “лэя” (по-чеченски “лэй” – человек без рода и племени, “найденный на помойке”, фактически это синоним слова “раб”), естественно, ничего ему не платили. Более того, “лэя” могли передать на время или продать в другую семью, за малейшую провинность оставить без еды, а то и вовсе убить – кто вступится за “найденного на помойке”? “Некоммерческие” заложники никому не были интересны – ни чиновникам, ни правозащитникам, ни сотрудникам спецслужб: за их освобождение не получишь денег, политических очков или звездочку на погоны. Сотни, если не тысячи рабов, оказавшихся в Чечне в 70-80-х годах, до сих пор живут там, откликаются на мусульманские имена, уже забыв, кто они и откуда, пьют, воруют. “Прикажешь такому – он фугас под дорогу закопает, – говорят сами чеченцы. – Какая ему, “лэю”, разница, на чем заработать свою бутылку?». «Организованные формы бизнес на заложниках стал принимать только к началу 90-х, – продолжает Машкин, – причем развернули его чеченцы не у себя на родине, а в Москве, куда к тому времени многие из них перебрались. Тогда в столице уже появилась прослойка людей, заработавших солидные капиталы и способных хорошо заплатить за свою свободу и жизнь. Важную роль при этом сыграло и то, что в Чечне воцарился дудаевский режим (в случае опасности похититель всегда мог укрыться от спецслужб на территории “суверенной Ичкерии”), а также несовершенное тогдашнее законодательство: за незаконное лишение свободы тогда полагался лишь трехлетний срок, а ответственность за захват заложника вообще не предусматривалась».


[Закрыть], то на Юге, лишенном рубежа обороны, горцы чувствовали себя вольготно. Грузинский историк Гамрекели пришел к выводу, что экономический упадок Восточной Грузии в XVIII веке стал следствием постоянных набегов горцев, которые чувствовали себя здесь настолько вольготно, что стали назначать царей по собственному усмотрению. Это-то обстоятельство и вынудило восточно-грузинского царя Ираклия II искать защиты у России.

Тогдашнее правительство России поставила перед собой задачу: покончить с системой набегов, что для горцев означало коренную перемену всего их устоявшегося образа жизни. Решить эту задачу было поручено генералу Алексею Петровичу Ермолову – человеку крутого нрава, не стеснявшегося в выражениях даже в официальных документах[73]73
  В оправдание Ермолова замечу: он вообще был резок и нелицеприятен в своих оценках событий и людей. Его, например, возмущала установившаяся со времен Рюрика традиция назначать на все ответственные государственные должности иностранцев, которым были абсолютно чужды и непонятны русские национальные интересы. Когда Александр I спросил Ермолова, какую награду тот желал бы получить за подвиги в Отечественной войне 1812 г., генерал, не мешкая ни секунды, ответил: «Я желал бы, Ваше величество, быть при Вашем дворе иностранцем». Сетовал на засилье иностранцев в России и герой сражений под Плевной и Шипкой (Болгария) генерал от инфантерии Михаил Дмитриевич Скобелев: «Русские – не хозяева в собственном доме, везде и всюду – иностранец».


[Закрыть]. Он и решил эту задачу по-своему, стремясь, с одной стороны, обеспечить безопасность южных рубежей России, а с другой – оградить народы Кавказа от тяжелых и разорительных набегов. Однако ни первая, ни вторая цели, поставленные перед собой Ермоловым, в полной мере не были достигнуты. И Кавказская война продолжилась, «перекочевав» из XIX века в век XX уже в новых исторических условиях. Приведу в этой связи фрагменты из «Отчета штаба Северо-Кавказского военного округа об операции по разоружению Чечни», датированного 19 сентября 1925 года:

«Операция была построена на стремительном разоружении крупными силами наиболее бандитски настроенных районов с применением максимума репрессий, дабы сразу заставить население выдать скрывающихся там главарей. В дальнейшем при удачном исходе планировалось более мелкое дробление сил с целью охвата всей Чечни…

Операция на равнине началась 25 августа, когда группа Короля (здесь и далее называются фамилии командиров Красной Армии, в помощь которым были приданы артиллерия, авиация и отряды ОГПУ. – В. М.) окружила аул Ачхой. Жителям было предложено сдать в двухчасовой срок оружие. Так как в указанное время сдача не началась, по аулу было выпущено 15 шрапнелей, из них 10 на поражение. После того как были ранены две чеченки, жители начали сдавать оружие. Одновременно оперативная группа ОГПУ начала обыски. В результате было изъято 228 винтовок и 32 револьвера, после чего полк стал на бивак в 2 верстах севернее аула. Ночью полк был обстрелян. Стрельба прекратилась после открытия ответного пулеметного огня. Совершенно аналогично разоружение шло и в последующие дни. Разница была лишь в степени упорства жителей и количества выпущенных по аулу снарядов.

В некоторых местах население активно готовилось к сопротивлению: цена на патроны возросла наполовину, ночью два молодых чеченца попытались разоружить часового 83-го полка, другому часовому неизвестный чеченец предлагал за винтовку женщину.

27 августа группа Апанасенко подошла к аулу Зумсой, население которого более всех противодействовало советской власти с запада и юга. На сходе было предложено сдать 800 винтовок и 200 револьверов, выдать бандитов. В 12 часов, когда к Зумсою подошла южная колонна, жителям было предъявлено требование вернуть всех ушедших в горы.

На следующий день обстрел Зумсоя, как артиллерийский, так и с самолетов, был повторен, что оказало нужное действие: видя, что репрессии продолжаются и войска не отступают от своих требований, жители в течение часа сдали 102 винтовки, тогда как за предыдущий день было сдано всего 27. Кроме того, были взорваны дома Атаби (так звали одного из руководителей повстанцев. – В. М.).

В тот же день с утра группа Козицкого подошла к аулу Келой, где также было предъявлено требование о выдаче оружия. В ответ на это было принесено только 9 винтовок. Тогда по аулу был открыт артиллерийский огонь. После первых же выстрелов к штабу группы бросились женщины с плачем и криками. Прибывшие старики стали говорить, что оружие сдано. Между тем было видно, что у саклей группировались мужчины с оружием, и артогонь продолжался. После часового обстрела было сдано еще 15 винтовок, начавшийся сразу же обыск дал больше, чем было сдано ранее, и потребовалась вторичная артиллерийская репрессия. Всего до вечера было сдано 59 винтовок и 9 револьверов.

После четырехкратной бомбардировки аулов Химой, Хакмалой 5 сентября сдался вождь чеченских повстанцев Гоцинский.

Бомбардировка и обстрел Дая 29 августа стоили аулу четырех убитых и пятерых раненых и 20 разрушенных домов.

От селения Дай потребовали выдачи Ансалтинского (еще один из руководителей повстанцев. – В. М.). Самолеты, которые 28 августа должны были бомбить Дай, сбросили бомбы в Начху-Келой, после чего его жители решили добровольно сдать имеющееся оружие.

Группе Козицкого пришлось прибыть в Дай 2 сентября после истечения установленного срока выдачи Ансалтинского. Сразу же по аулу был открыт артиллерийский огонь, после чего в 5 часов вечера он был доставлен в штаб группы.

Следует отметить также сопротивление Урус-Мартана, являющегося, в сущности, столицей Чечни. Ему было предъявлено требование сдать 4000 винтовок и 800 револьверов, но фактически было сдано чуть более 1000 винтовок и около 400 револьверов. Требованию выдать шейхов Урус-Мартана хотя и пассивно, но долго (с 6 по 9) сопротивлялся.

Для убеждения Урус-Мартана потребовался артиллерийский обстрел из 900 снарядов и авиационная бомбежка, разрушившая 12 домов, раненых в Урус-Мартане было 5 человек. Потери участвовавших в операции частей составили 5 убитых, 9 раненых и 10 лошадей.

Репрессии выразились в воздушной бомбардировки 16 аулов, ружейно-пулеметном и артиллерийском обстреле 101 населенного пункта из общего количества 242 аула. Среди населения во время обстрела было убито 6 человек и ранено 30, убито 12 бандитов, взорвано 119 домов.

Изъято более 300 человек бандэлемента, самыми видными из которого являются: Нажмудин Гоцинский, Атаби Шамилев, Эмин Ансалтинский.

За время операции изъято 252 999 винтовок, 4319 револьверов, 1 пулемет и около 80 тыс. патронов».

В декабре 1929 года в Чечне вспыхивает новое восстание, которое удалось подавить лишь 10 апреля следующего, 1930 года. Заместитель начальника штаба Северо-Кавказского военного округа Семен Петрович Урицкий писал: «Идеологи восстания пытались установить связь с контрреволюционными элементами Терского казачества, соседними районами Грузии, Ингушетии, Дагестана. Все это указывало на тенденцию развития антисоветского движения в широком масштабе, что требовало срочных и решительных мер ликвидации банд и их баз, дабы пресечь отдельные вооруженные выступления и предотвратить возможность их перерастания во всеобщее восстание на Северном Кавказе… В итоге за все время операции в Чечне изъято 1500 единиц огнестрельного и 280 единиц холодного оружия, 122 человека бандэлемента, из них руководителей повстанческого движения – 9, заложников – 35. Убито бандитов 19, ранено – 1 (фактически гораздо больше, но бандиты трупы и раненых забирают с собой). Потери с нашей стороны: убитых 14, раненых 22».

Отметив неподготовленность частей Красной Армии к ведению боевых действий в горах («растерянность командиров в сложной обстановке, неумение и боязнь действовать ночью, отсутствие малейших проблесков военной хитрости, неспособность идти на малейший риск»), Урицкий предложил: «Исходя из бесспорного положения, что ликвидация бандитизма должна быть начата с уничтожения его базы, следует особо остановиться на роли разбросанных в горах хуторов (имеются в виду аулы. – В. М.). Бандиты вынуждены время от времени появляться в хуторах хотя бы для возобновления продовольственных запасов. Хутора являются в основном опорными пунктами бандитизма, чаще всего сами хуторяне являются активными бандитами. При современном положении в Чечне наиболее реальным способом является занятие всех хуторов маленькими гарнизонами. Такая операция привела бы к тому, что бандитам пришлось бы либо умереть с голода, либо сдаться, что показывает опыт борьбы с бандитизмом в Испании. Однако выполнение этого плана невозможно, так как это потребует больших материальных затрат и большого числа войск… Как один из частных приемов борьбы с бандитами, можно испытать снабжение их патронами, начиненными разрывным веществом вместо пороха. Передача таких патронов вперемешку с нормальными по агентурным каналам может дать положительные результаты…»

23 марта 1932 года в районе аула Беной вспыхивает очередное восстание, для подавления которого войска ОГПУ вынуждены были обратиться за помощью к частям Красной Армии. Вот фрагмент из доклада командующего Северо-Кавказским военным округом Н. Д. Каширина, датированный 9 апреля 1932 годом:

«Общий вывод: восстание надо считать подавленным главным образом потому, что оно было местным, не успевшим охватить всю Чечню, не успевшим связаться с Дагестаном и другими национальными областями, то есть оно имело более узкую базу, чем восстание 1930 г., и, наконец, потому, что части Красной Армии быстро сосредоточились, энергично продвигались вперед и действовали весьма решительно, что также отличает эту операцию от характера действий наших войск в 1930 г.

В настоящее время части ОГПУ производят чистку района и ликвидируют мелкие банды. По партийно-советской линии происходит укрепление районов и обследование причин восстания и состояния районов.

Наряду с этим необходимо провести ряд мероприятий по военной линии, а именно:

а) дальнейшее расширение национальных формирований, как лучшей школы советизации;

б) занять постоянными гарнизонами (части Красной Армии или ОГПУ) крепостей Микоян-шахар, Шатой, Гуниб и аула Беной».

Историк Павел Аптекарь, обнаруживший эти документы, следующим образом прокомментировал их: «Можно сказать, что после поражения восстания 1932 года повстанческое движение в Чечне прекратилось. Но недовольство деятельностью органов власти, ГПУ, строительством колхозов население горных районов выражало убийством колхозных активистов, чекистов и милиционеров. И стоило только проявиться признакам слабости государства в начале Великой Отечественной войны, как пламя вспыхнуло вновь: в октябре 1941 года в ряде районов Чечни началось восстание, которое было подавлено специально сформированным батальоном внутренних войск. Еще раз горцы поднялись на борьбу летом 1942 года[74]74
  Это было время, когда, как пишет маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков в книге «Воспоминания и размышления», «обстановка на юго-западном направлении стала катастрофической. Ударная группировка противника ворвалась в тыл советским войскам», в результате чего «в руки врага попали богатейшие области Дона и Донбасса. Создалась прямая угроза выхода противника на Волгу и на Северный Кавказ, угроза потери Кубани и всех путей сообщения с Кавказом, потери важнейшего экономического района, снабжавшего нефтью армию и промышленность». Собственно, такую задачу и поставил Гитлер перед своими войсками директивой № 41 от 5 апреля 1942 года, предусматривавшей овладение богатыми промышленными и сельскохозяйственными районами, получение дополнительных экономических ресурсов – в первую очередь кавказской нефти – и занятие господствующего стратегического положения на всем Юге европейской части Советского Союза, сделав главной своей опорой Северный Кавказ.


[Закрыть], и тогда советское руководство решило ликвидировать проблему горской непокорности просто и жестоко – выселить их в Среднюю Азию и Казахстан».

Однако прежде, чем осуществить эту масштабную карательную акцию, правительство продолжало кроить и перекраивать границы между различными народами Северного Кавказа по принципу преобладания на той или иной территории определенных наций, которые получили название «титульных». Так в 1921 году была образована Горская автономная советская социалистическая республика (ГАССР) в составе РСФСР, которая объединила шесть национальных округов; в ходе дальнейшего национально-государственного размежевания из состава ГАССР вычленились Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Северо-Осетинская, Чеченская и Ингушская автономные области; наконец, в 1936 году все эти области были преобразованы в автономные республики, что означало повышение их статуса как национальных образований (в том же 1936 году была упразднена ЗСФСР, и Грузия, Армения и Азербайджан напрямую вошли в состав СССР в качестве самостоятельных союзных республик).

Власть не только кроила и перекраивала границы между различными народами, но и в полном соответствии с ленинским определением русских как «виноватой» нации использовала их в качестве своеобразного «цементного раствора» («гвозди» тут явно не годились), который должен был не только скрепить «формальное равенство наций», но и выполнить функции «такого неравенства, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически».

Такое неравенство русских в сравнении с равенством других народов Северного Кавказа и было достигнуто в первые же годы существования советской власти. В фонде наркомата по делам национальностей, который возглавлял Сталин, сохранился документ, относящийся к 1921 году, когда в Горскую республику были включены 17 станиц и множество хуторов с русским населением. Этот документ заслуживает того, чтобы привести его полностью:

«Жизнь русского населения всех станиц, кроме находящихся в Кабарде, стала невыносима и идет к поголовному разорению и выживанию из пределов Горской республики:

1) Полное экономическое разорение края несут постоянные и ежедневные грабежи и насилия над русским населением со стороны чеченцев, ингушей и даже осетин. Выезд на полевые работы даже за 2-3 версты от станиц сопряжен с опасностью лишиться лошадей с упряжью, фургонами и хозяйственным инвентарем, быть раздетым донага и ограбленным, а зачастую и убитым или угнанным в плен и обращен в рабов. Выпас скота невозможен на предгорьях, где пустуют лучшие пастбища, и скот должен топтаться на выгоне близ станиц, отнимая от земледелия плодородную землю. Оросительные работы, увеличение площади обработанных и засеянных земель невозможно, ибо если бы и удалось посеять, то нельзя будет собрать урожай, – посевы будут потоптаны табунами и скотом. Как пример: в станице Ассанской за 1920 год убито на полевых работах 10 человек, из них 2 женщины, ранено 4 человека и 1 женщина, пленено 5 чел. Угнано рогатого скота 378 штук, лошадей 130 шт., баранов 955. Потравлено посевов на 180 десятинах, захвачено самовольно чеченцами земли и обработано ими 2340 дес., осталось необработанной земли из-за опасности работы 6820 дес. Кроме этого отняты фургоны, сбруя, одежда, разбиты ульи и т. п.

Можно собрать и подсчитать данные о грабежах по всем станицам, и картина будет еще более мрачная, но уже из этого примера ясно, что нельзя жить мирной трудовой жизнью и вести правильное хозяйство при таких условиях. В текущем году пропадает не менее 1/3 посевной площади, в дальнейшем она еще больше сократится, ибо уже начинаются выселения на Кубань и в другие места.

2) Причиной такого положения служит якобы национальная и религиозная вражда горцев к русским и малоземелье, заставляющее вытеснять русское население, но обе эти причины не являются основными. При старом правительстве были примеры мирного сожительства и совместной работы русских и горцев, нет такой непримиримости, которую нельзя преодолеть при Советском строе, как вредный пережиток. Дело также не в малоземелье, это явствует из того, что до сих пор, начиная с 1918 г., разорено чеченцами и ингушами, выселено при Советской власти 11 станиц, имевших в общем 6661 двор с надворными постройками, обсаженными усадьбами, разным инвентарем, садами и посевами на полях. Вселилось же чеченцев и ингушей за это время 0 хозяйств, а именно:

1) Ильинская 151 двор, а вселилось – 0

2) Аки-Юртовская 180, вселилось – 0

3) Фельдмаршальская 258, вселилось – 0

4) Ассанская 441, вселилось – 70

5) Тарская с хутором537, вселилось – 160

6) Самашкинская 651, вселилось – 160

7) Накан-Юртовская 697, вселилось – 120

8) Михайловская 706, вселилось – 80

9) Ермоловская 768, вселилось – 0

10) Сунженская 890, вселилось – 160

11) Калиновская 1382, вселилось – 0

Итого: 6661 750

Даже такое ничтожное вселение нельзя считать прочным, ибо хозяйства не поддерживаются и не разводятся, а наоборот, разрушаются здания, инвентарь, рамы, стекла и проч. увозятся в аулы, портятся фруктовые деревья. Сельскохозяйственный инвентарь разбросан, изломан, ржавеет и гниет. В одной только станице Михайловской на площади против исполкома кладбище развалин локомобилей, сеялок и прочих машин. Земля не распахана и не обрабатывается, и даже те посевы, которые остались от выселенных казаков, не использованы, частью собраны кое-как, частью потравлены скотом, а частью остаются в полях для птиц. При малоземелье и нужде в ней для производства хлеба таких явлений не может быть.

3) Русское население обезоружено, и к физическому отпору и самосохранению бессильно. Аулы, наоборот, переполнены оружием, каждый житель, даже подростки лет 12—13, вооружены с ног до головы, имея и револьверы, и винтовки…

Таким образом, получается, что в Советской России две части населения поставлены в разные условия в ущерб одна другой, что явно несправедливо для общих интересов.

4) Местные власти вплоть до окружных национальных исполкомов в ГорЦИК, зная все это ненормальное положение, не принимают никаких мер против этого. Наоборот, такое положение усугубляется еще открытой пропагандой поголовного выселения русских из пределов Горской республики, как это неоднократно звучало на съездах, например, Учредительном Гор. республики, чеченском и др. Это печатается в газетах, таких, как «Горская правда», «Трудовая Чечня». Таким образом, практика жизни подкрепляется принципиальным бездействием власти, уверенностью в безнаказанности и официальным признанием неравенства разных групп населения. Станицы, причисленные к национальным округам, находятся в состоянии завоеванных и порабощенных местностей и совершенно непропорционально с горским населением обременены повинностями – продовольственной, подворной и прочими.

Всякие обращения и жалобы русских властей Сунженского округа, кипы протоколов об убийствах и ограблениях остаются без последствий, как будто их и не бывало…

Ввиду всего изложенного ходатайствуем:

1) Объединить все русское население 15 станиц по их желанию в одном Сунженском округе, причем указанные выше 7 станиц, не входящих ныне в организацию, могут быть объединены в районный исполком, подчиненный окружному. Ввиду наличности железных дорог и близости путей сообщения такая конструкция не вызовет никаких неудобств в управлении и проведении экономических мероприятий.

2) Разрешить заселение пустующих выселенных станиц как возвращающимися выселенцами, так особенно нахлынувшими с Волги беженцами – немцами из волжских колоний и крестьянами из Самарских, Саратовских и Симбирских сел с причислением их к Сунженскому окружному исполкому. Эти беженцы с семьями, оставаясь без труда, ложатся тяжелым бременем на общество и способствуют развитию бандитизма, тогда как, поселенные на пустующих землях и в разрушающихся зданиях, они создадут и восстановят культурные ценности, а также послужат примером и для туземцев, желающих жить вместе с русскими. Сунженский окружной исполком оказал бы всю возможную помощь всем поселенцам, чтобы ими мог быть произведен полный засев полей.

3) Разъяснить правительству автономной ГССР, что Советский строй может укрепляться только на дружном и мирном сожитии народов и никоим образом не совместим с национальным насилием.

4) Для избежания в будущем трений между отдельными национальными группами населения на почве административной организации, не соответствующей экономическим задачам края, провести (ре)организацию этой части республики на экономической основе, создав из Грозненского промыслового и Сунженского земледельческого округов единый промышленный район, как самостоятельный административный округ или губернию. Таким образом были бы обеспечены интересы промысловых и железнодорожных рабочих в отношении продовольственном, а с другой стороны, культурное и экономическое развитие Сунженской долины вдоль всей линии Владикавказской железной дороги имело бы прочную поддержку и связь с крепкой рабочей организацией, обеспечивая для государства транзитный железнодорожный коридор Баку – Ростов».

Кончилось все тем, чем обыкновенно заканчиваются в нашей стране все возникающие вопросы по национальному самоопределению: русские, забыв о своих претензиях к чеченцам, переругались с русскими. Историк Елена Зуйкина, обнаружившая приведенный выше документ, пишет: «Начавшаяся ломка хозяйственного уклада в деревне, гражданская война, закрытие заводов и фабрик, повлекшее за собой массовую безработицу, неурожаи 1920—1921 годов, охватившие огромную территорию, голод, эпидемии “испанки” и сыпного тифа – все это вызвало в 20-е годы массовые миграции населения, причем примерно 70 процентов общей массы переселенцев дали центральные губернии России. Переселенцам передавались земли, уже готовые для использования – в основном помещичьи, земли казачества или отрезанные куски старожильческих земель, так называемые “излишки”. Замечу, что самим старожилам эти земли “излишками” не казались. Вселение русских в старожильческую среду не вызывало восторга у коренного населения, воспринимавшего их как чужеродный и враждебный элемент… (курсив мой. – В. М.)»

Между тем в 20-е годы, к которым относятся приведенные документы, в стране продолжал развиваться нэп, делая все более иллюзорным переход к социалистическому строительству. Несмотря на требование Ленина «учиться нэпу» как переходному периоду от капитализма к коммунизму, происходил обратный процесс: страна все больше увязала в капитализме, что вызвало яростную полемику между «левыми» и «правыми» коммунистами. Выступив в декабре 1922 года на IV конгрессе Коминтерна вслед за Лениным, Троцкий, согласившись на первый этап нэпа (товарообмен без денег), категорически отверг второй его этап (товарообмен при посредничестве денег). Он прямо обратился к делегатам конгресса с вопросом: на какой срок рассчитан нэп? «За спиной частного капитала, действующего в России, стоит мировой капитал, – заявил Троцкий. – Мы все еще живем в капиталистическом окружении». И он был прав. Чем дальше, тем больше новая экономическая политика вызывала протесты в стране, народ которой поверил в начало строительства новой жизни.

Обобщенную картину нэпа нарисовал очевидец становления нэпа в стране Михаил Афанасьевич Булгаков в небольшом рассказе «Похождения Чичикова». Знаменитый гоголевский герой, оказавшись в нэповской Советской России, почувствовал себя уверенней, чем столетие назад, когда решил заняться более чем сомнительной скупкой мертвых душ: «…Карьера Чичикова приняла головокружительный характер. Уму непостижимо, что он вытворял. Основал трест для выделки железа из деревянных опилок и… ссуду получил. Вошел пайщиком в огромный кооператив и всю Москву накормил колбасой из дохлого мяса. Помещица Коробочка, услышав, что теперь в Москве “все разрешено”, пожелала недвижимость приобрести; он вошел в компанию с Замухрышкиным и Утешительным и продал ей Манеж, что против университета[75]75
  В этом историческом здании в самом центре Москвы булгаковская Коробочка вознамерилась открыть собственную булочную.


[Закрыть]. Взял подряд на электрификацию города, от которого в три года никуда не доскачешь, и, войдя в контакт с бывшим городничим, разметал какой-то забор, поставил вехи, чтобы было похоже на планировку, а насчет денег, отпущенных на электрификацию, написал, что их у него отняли банды капитана Копейкина. Словом, произвел чудеса». Стоит ли удивляться, что Чичиков очень быстро превратился в «трильонщика», а «учреждения начали рвать его к себе нарасхват в спецы»?