Текст книги "За шаг до пропасти"

Владимир Михановский
За шаг до пропасти

Пролог

Сначала, как всегда, пробудилось сознание. И почти одновременно с ним – знакомая по прошлым пробуждениям боль. И хотя он испытывал ее не впервой, привыкнуть к ней, приноровиться было невозможно. Ледяные иголки вонзались, казалось, в каждую клеточку тела. Невыносимо хотелось потянуться, хотя бы пошевелиться, но Викпет, как и любой член огромного экипажа «Валентины», знал, что после выхода из анабиотического забытья требуется несколько минут абсолютного покоя: организм, как любит говорить корабельный врач, «должен снова привыкнуть к жизни».

Вскоре в кончиках пальцев появилось ощущение зуда, и боль быстро достигла апогея. Капитан знал: теперь уже недолго. И действительно, через десяток-другой секунд боль пошла на убыль, стала исподволь таять.

Пока капитан Рябов пребывал в неподвижности, навзничь лежа в противоперегрузочном кресле, глаза его привычно скользили вдоль панели управления, занимающей всю противоположную стену командного отсека.

Приборы показывали, что как снаружи, так и на борту пульсолета все в норме. Ни одного красного глазка – такая удача случается не так уж часто! Сплошь – ряды зеленых, успокаивающе подмигивающих точек.

Главное же – безмолвствовал аварийный автосигнализатор. Это означало, что из очередной и последней по счету пульсации «Валентина» вынырнула удачно.

Последний взгляд капитан бросил на экран внешнего обзора. Пространство вокруг корабля было пустым, как только может быть пустым космическое пространство. Лишь вдали, на безопасном расстоянии, были заметны какие-то небольшие небесные тела класса астероидов. Опасности эти астероиды, даже самый крупный из них, для «Валентины» не представляли.

Итак, сделан еще один шаг по длинной дороге домой, на Землю.

Последняя пульсация.

Дальше корабль пойдет на обычной фотонной тяге: в Солнечной системе слишком густо расположены планеты, да и искусственных сооружений между ними множество плавает, – выходить из нуль-пространства там опасно, после одного неудачного случая Высший Совет Солнечной системы – ВССС – запретил его.

Боже мой, подумалось Виктору Петровичу, представить только! Через год с небольшим, если только в «плоском полете» не возникнет никаких осложнений, они достигнут Солнечной системы.

Впрочем, в полете нельзя расслабляться, – а ничто так не расслабляет, как воспоминания.

Наблюдая, как по углам рубки тает клубящаяся мгла – это возвращалось нормальное зрение, – капитан приказал себе сосредоточиться. Одновременно он бросил нетерпеливый взгляд на хронометр зависимого корабельного времени, вмонтированный в середину пульта. В тот же миг, словно повинуясь его взгляду, мелодично пропел таймер.

Все! Можно подниматься.

Повинуясь биокоманде, ремни с противоперегрузочного кресла разошлись и опали, словно подрубленные лианы. Капитан поднялся рывком и тотчас взлетел под потолок, едва успев выставить руку, чтобы смягчить удар. Занятый своими мыслями, он совсем упустил из виду, что на корабле, как и положено после выхода из пульсации, царит невесомость: ведь все двигатели обычной тяги отключены.

Изучив экраны внутреннего обзора, капитан заторопился к выходному люку. Пора было приступать к положенному по инструкции обходу – а точнее, объезду – основных отсеков пульсолета.

Мчась по ленте к фотонному отсеку – ядерному сердцу корабля, – капитан припомнил еле заметную рябь, которая замутила поверхность экрана внешнего обзора. Группа мелких астероидов, а чуть поодаль от нее – небесное тело более крупных размеров. И все это залито светом зеленой звезды, которой еще предстоит дать название.

Какое-то неприятное чувство кольнуло капитана. Опасение? Нет. Астероиды такой величины не представляли опасности для «Валентины». Даже вынырни они в самой их гуще – деструкторы корабля за неуловимые доли секунды распылили бы в пространстве случайные помехи.

Скорее всего, подумал Рябов, сработал «эффект неожиданности». Так бывает, когда ныряльщик, прыгнув с вышки, вдруг вместо чистой воды обнаруживает водоросли, щекочущие лицо.

«А звезда красивая, – подумал капитан, припомнив изумрудный свет, заливавший экран. – Сияет, как волшебная лампа Алладдина».

И еще Рябов думал о том, что, как бы там ни совершенствовалась навигационная техника, а все равно каждая пульсация – это прыжок корабля в неизвестность.

1

Это походило на чудо.

Во всяком случае, ничего подобного элы не наблюдали за всю свою историю, а история их уходила корнями в седую толщу тысячелетий.

В черной пустоте космоса, прошитой лучами Изумрудной звезды, как бы из ничего, в обычной точке открытого пространства вдруг вспыхнуло новое ослепительное светило. Только было оно не переливчато-зеленым, к которому привыкли элы, а ярко-алым, какого-то кровавого оттенка.

Наливаясь внутренним жаром, светило начало быстро разбухать. Затем, остановившись на мгновение в росте, начало еще более стремительно уменьшаться в размерах. Одновременно и светимость новой звезды начала падать.

Вскоре на новорожденное небесное образование уже можно было, не боясь быть ослепленным, смотреть невооруженным глазом – а точнее, светочувствительным пятном, которое заменяло элам глаза, служа органом зрения.

Фиолетовые языки пламени вокруг тускнеющего светила опадали один за другим, словно лепестки диковинного цветка.

Откуда элам было знать, что это выходил из пульсации корабль-разведчик землян «Валентина»?

Вскоре из-под завихрений пламени показался и сам корабль – сильно вытянутая виноградная гроздь, опирающаяся на гигантскую вогнутую чашу – фотонный отражатель, или попросту парус.

И пока никому из экипажа, едва пробудившегося от анабиоза, было невдомек, что их корабль попал в самую гущу диковинной, несравнимой с земной, цивилизации, которая возникла в темных пучинах космоса.

Цивилизация элов была стара, очень стара. И нам для понимания дальнейших драматических событий придется обратиться ко времени раннего ее существования.

…Молодой эл, с трудом переваливаясь на коротких щупальцах, которые прогибались под тяжестью панциря, налившегося ненавистной тяжестью, брел в сторону ручья. Ручей не был виден, сквозь заросли доносилось его призывное журчание. Теперь собственная затея стала казаться элу нереальной, но он упрямо решил довести ее до конца.

Ко всему прочему, он приземлился не совсем точно – подвело магнитное поле Тусклой планеты, силовыми линиями которого он пользовался для перемещения в пространстве, и потому путь к ручью оказался непредвиденно долгим.

Но упрямый эл во что бы то ни стало хотел достичь цели. И пусть сегодня, как никогда, скачет электромагнитное поле Тусклой, пусть силовые линии его то свиваются, подобно клубку змей, то разбегаются в разные стороны, словно лучи Изумрудного светила!..

Упрямей, чем он, Гангарон, совсем недавно вылупившийся из кокона, никого в роду элов не было. И любопытней тоже.

Идти с каждым шагом становилось тяжелее. Казалось, он движется, погруженный в вязкую жидкость.

Занятый собственными неясными мыслями, усталый, он не сразу услышал сигнал дальнего вызова.

– Гангарон! Гангарон! Где ты? Откликнись! – выплыл из глубины сознания настойчивый радиовсплеск.

Эл насторожился. Затем по частоте определил, что это его разыскивает приятель, едва ли не единственный, успокоился и ответил, что находится на Тусклой планете, сообщив свои координаты.

Ручей встретил Гангарона зеленоватым поблескиванием бегущей воды. Прозрачная влага струилась над обкатанными камешками, цветным ковром выстилавшими дно.

Набрав воды для небывалого опыта, который он задумал провести на астероиде, Гангарон вылез на отмель и отряхнулся, – брызги, радужно блеснув, веером разлетелись от панциря во все стороны.

Переведя дух, Гангарон глянул вверх. Изумрудное светило висело над самым горизонтом, готовое нырнуть под него. Перемещение в плотной воздушной сфере, да еще при наличии тяготения – было для Гангарона не очень привычно. Ведь на малых астероидах, которые начала обживать прилетевшая из космических глубин колония элов, атмосферы не было – слишком малая гравитация не смогла бы удержать молекулы воздуха. А безвоздушная среда звуков не проводит.

Источник шума между тем быстро приближался. Гангарон инстинктивно посторонился. Рядом с ним на золотистый песок тяжело плюхнулся его соплеменник – Старый эл.

– Сегодня силовые поля здесь сошли с ума, – проворчал он, едва придя в себя. – Их напряженность меняется с каждым мгновением. И еще эта тяжесть! Никак не научусь ее учитывать в полете.

– Дело несложное, – сказал Гангарон. – Если хочешь, я научу тебя.

– Ты всех готов учить. Смотри, злы не любят выскочек, – заметил Старый эл.

Его известковый панцирь был изрезан глубокими трещинами – морщинами, которые оставляет на всем сущем неумолимое время.

Оба стояли на песке и смотрели на ручей, в котором отражалось садящееся солнце.

– Светило в глубине загрузло. Проста, прозрачна и легка, вода осмысливает русло и кучевые облака, – после долгой паузы вдруг медленно произнес Гангарон.

– Снова ритмичные сигналы! – полувосхищенно, полуосуждающе произнес Старый эл.

– Да.

– Их никто не признает.

– А я не могу без них, понимаешь? Не могу, – горячо проговорил Гангарон.

– И я их не понимаю, – вздохнул Старый эл, отвечая на невысказанный вопрос своего юного приятеля. – Хотя чувствую, что в них заключена некая тайна.

– Чувствуешь? – подхватил Гангарон. – А всякая тайна требует уважения…

Мог ли знать Гангарон, что последняя его фраза переживет века, став у элов крылатой поговоркой?

– Пора возвращаться на астероиды, – сказал Старый эл, сбрасывая со щупальца песчинку. – Скажи, а что понадобилось тебе здесь, в царстве проклятой тяжести?

– Вода, – коротко ответил Гангарон и рассказал об эксперименте, который задумал.

Старый эл пришел в восторг.

– Я помогу тебе тайком доставить ее на астероид, – сказал он. – Но смотри, пока никому ни слова. Элы подозрительны и недоверчивы ко всему новому, клянусь коконом!

– То же самое я хотел сказать тебе! – рассмеялся Гангарон.

Коротко разогнавшись, оба эла взмыли в темное, набухшее тучами небо Тусклой планеты и, выбрав пучок подходящих силовых линий, полетели вдоль него к гряде астероидов.

Некоторое время они летели молча.

Гангарон обернулся, долго глядел на массивную сферу Тусклой планеты, окутанную облаками.

– Хорошо бы нашему роду расселиться здесь, – сказал он. – Столько свободной поверхности, которой так недостает на астероидах! Столько вольного пространства.

Старый эл вздохнул:

– Тяжесть Тусклой убьет нас.

– А если устранить или ослабить силу тяжести на поверхности планеты?

– Любой эл знает, что это невозможно. Тяжесть так же извечна, как время или пространство.

– Я думаю иначе.

– Ты и здесь что-то замыслил, Гангарон?

– Есть одна мысль, но она пока ускользает от меня.

Тусклая планета давно уже скрылась вдали, а астероиды еще не показались. Они летели, ориентируясь по звездам. И пили на ходу энергию космоса, которая неистощима.

Старый эл задержал взгляд на далекой звезде, горевшей в немыслимой бездне. Неужели Гангарон прав и это такое же солнце, как Изумрудное светило?

– Звезду распирает лава идей, как мысли, теснятся вихри огня, – вдруг медленно заговорил Гангарон, словно угадав, о чем думает его спутник. – Играет новорожденный алмаз, кипит новорожденная ртуть…

Гангарон и Старый эл прилетели последними. Поэтому им долго пришлось кружиться над астероидами, выискивая для ночлега свободное местечко.

Старому элу повезло – он нашел крохотную свободную площадку на самом малом астероиде, где сила тяжести была наименьшей. Прикрепившись щупальцами к шершавой породе, здесь можно было отдохнуть со всеми удобствами.

Гангарону пришлось отправиться на самый крупный астероид, откуда кто-то призывно махнул ему щупальцем. Эл опустился за скалу и затаился, давая отдых измученному телу. Воду, привезенную с Тусклой планеты в скорлупе какого-то насекомого, он бережно спрятал под своим панцирем.

Сон не шел.

Высоко вверху сияли знакомые узоры созвездий. Почему одни и те же звезды, если наблюдать их с астероида, горят ровным светом, а на Тусклой планете мерцают? Еще одна из загадок мироздания, пока неразрешимых.

Скоро взойдет над астероидом Изумрудное светило. С первым его лучом элы встрепенутся и разлетятся в разные стороны, начиная привычные хлопоты. Они будут искать и ловить метеориты – крохотные комочки вещества, чтобы наращивать астероиды, увеличивать жизненное пространство.

Гангарону подумалось, что с каждым годом элов становится все больше и скоро поверхность всех обжитых астероидов перестанет вмещать их.

Непонятно по какой ассоциации Гангарон припомнил, как накануне, расчищая вместе с другими площадку для новой семьи элов, он наткнулся на камень необычной формы. Другой просто бы отшвырнул его прочь, а Гангарон принялся внимательно разглядывать, вертя в щупальцах. Небольшой грушевидный, камень заканчивался длинным острым выступом, подобным игле.

Гангарон несколько раз попытался поставить камень на острый выступ. Камень, постояв секунду-другую, начинал медленно заваливаться под действием слабой гравитации астероида.

И тут, повинуясь случайному импульсу, какому-то озарению, Гангарон резко крутанул свою находку, поставив ее на иглу, вокруг собственной оси. Камень начал вращаться и – о чудо! – перестал стремиться падать.

Несколько элов, оказавшихся поблизости, побросали работу и, словно завороженные, смотрели на крутящийся волчок. Кто-то тихонько толкнул его щупальцем, пытаясь опрокинуть, но волчок не упал, продолжая устойчиво вращаться.

Смотрел на волчок и Гангарон. Он смекнул, что открыл какое-то новое физическое явление, но не знал пока, какое применение можно найти ему на практике.

…Сон так и не пришел.

Глядя на редеющую мглу, которая исподволь начала наливаться изумрудным светом, Гангарон размышлял. Теперь он припомнил, что, когда импровизированный волчок начал вращаться, с поверхности его во все стороны разлетелись песчинки.

И что?

Мысль одного-единственного эла, это отчетливо осознавал Гангарон, была слишком слабой, недостаточной, чтобы постигать некие общие законы, улавливать закономерности вселенной. Вот если бы заставить всех или хотя бы нескольких элов мыслить сообща, переключиться временно на одну волну. Но как это сделать?

Прошло некоторое время, и наступил наконец день, когда элы приступили к расчистке последнего из неосвоенных ими астероидов. Это было вызвано необходимостью – на остальных астероидах не оставалось ни одного, даже самого крохотного свободного местечка. А число особей продолжало увеличиваться. Ведь на самом прочном астероиде, в надежном месте, бдительно охраняемые, концентрическими кругами непрерывно выкладывались коконы, медленно вызревающие под благодатными лучами Изумрудного светила.

Этого дня Гангарон ждал с нетерпением. Именно для него берег он воду, прихваченную из ручья на Тусклой планете.

Едва утро вступило в свои права, как с обжитых астероидов начал взлетать стаи элов. Все они двигались в одном направлении – к еще не обжитому небесному телу. Попытки расчистить его делались и раньше, но завалы твердых гранитных пород слабо поддавались щупальцам неуклюжих существ, действовавших к тому же разобщенно.

Старый эл хотел лететь с Гангароном вместе. Он перелетал от стаи к стае, но нигде не мог его обнаружить. Тогда он просигналил несколько раз, однако Гангарон не откликнулся.

Старый эл насторожился. Он расспросил встречных, и выяснилось, что Гангарона уже несколько дней никто не видел.

«Быть может, он снова полетел на Тусклую планету? – размышлял Старый эл. – В прошлый раз, опустившись туда за водой, он пробыл там так долго, что едва потом не погиб».

– Гангарон исчез! – испустил Старый эл в пространство сигнал бедствия.

К его удивлению, сигнал не вызвал особого волнения среди летящих элов. Только юная Ли, подруга Гангарона, примчалась к Старому элу и сделала вокруг него несколько оборотов, расспрашивая, когда он видел Гангарона в последний раз: она знала об их дружбе.

Ли готовилась снести кокон, и волнение ее было неподдельным. Зато остальные…

– Возможно, Гангарон залетел слишком далеко и не нашел обратного пути, – равнодушно бросил кто-то.

Необжитый астероид встретил элов ледяным безмолвием. В свете Изумрудного светила, проходившего зенит, четко видны были изломанные пики, глубокие завалы с неровными рваными краями; чудовищные нагромождения валунов. Особенно мешал один из них. Огромный, приплюснутый, он занимал порядочную часть поверхности астероида.

Стая за стаей элы опускались на поверхность и разбредались, озабоченно озираясь.

Старый эл медленно побрел в сторону самого большого валуна. Чтобы освободить площадку, необходимо было его разрушить. Монолит казался неприступным, и последователей у Старого эла не нашлось.

Старый эл не спеша огибал подножие валуна, поросшее микроскопическим лишайником. Вдруг откуда-то раздался еле различимый предупредительный сигнал, отдавшийся в мозгу подобием комариного писка.

Сомнений нет! Это частота Гангарона. Старый эл замер. Затем, оглядевшись, обнаружил замаскированный вход в пещеру, расположенную в основании валуна. Из глубины призывно махнуло щупальце, и Старый эл заспешил туда.

В пещере находился Гангарон. Держался он бодро, хотя выглядел неважно. Старый эл отметил и перебитое щупальце, висевшее наподобие плети, и множество свежих царапин и вмятин на панцире приятеля.

– Давно ты здесь? – спросил Старый эл.

– Четвертые сутки.

– Мог бы меня позвать.

– Нет, я не захотел ставить под удар ни тебя, ни Ли. И добился чего хотел.

– Не может быть! – вырвалось у Старого эла.

– Смотри сюда, – сказал Гангарон и указал здоровым щупальцем на трещину, которая, змеясь, расколола надвое каменный пол пещеры.

– Это сделал ты?

– Это сделала вода. Я давно уже обратил внимание на то, что, замерзая, эта удивительная жидкость расширяется.

– Ты говорил мне. Но неужели вода расширяется с такой силой?

Старый эл осторожно потрогал щупальцем острые края широкой трещины, расколовшей надвое монолит. Неужели такое может сделать мягкая, податливая вода?

– Разуму все под силу, – сказал Гангарон. – Наступит время, и мы не ограничимся астероидами. Мы помчимся к чуждому пределу, умножая мысль на высоту.

– Твоя правда, клянусь коконом! – воскликнул Старый эл. – Но пока давай сообщим о твоем открытии остальным.

– Давай, – согласился Гангарон.

2

Да, это был подлинный триумф. Наконец-то Гангарон получил полное признание среди своих сородичей, и ему была присвоена почетная кличка «Изобретатель».

Поначалу на Тусклую планету отправилась стая добровольцев. Они доставили оттуда воду в старых известковых панцирях, уже никому не нужных, предварительно заделав отверстия. Затем воду залили во все трещины большого валуна и принялись ждать дальнейших событий.

Наступила ночь, вода замерзла, и образующийся лед принялся делать свое дело.

Скала на глазах лопалась, расползалась по швам. Все это происходило в полном безмолвии.

Назавтра в углубившиеся щели снова залили воду… Дело кончилось тем, что валун, рассыпавшись на несколько глыб, рухнул, и ликующие элы принялись за расчистку площадки, которая образовалась.

Гангарон не принимал участия в общих работах. Устроившись на возвышении, он хмуро наблюдал за радостной суетой своих собратьев.

– Разве ты не рад, изобретатель? – спросил, приблизившись к нему, Старый эл.

– Рад, – равнодушно ответил Гангарон. – Но я уже думаю о другом.

Оба замолчали, глядя, как несколько элов безуспешно пытаются стронуть с места огромный по сравнению с их размерами обломок валуна, разрушенного по методу Гангарона. Элы суетились, старались изо всех сил, но действовали беспорядочно, усилия их между собой не координировались. Каждый тянул в свою сторону, и получалось, что один мешал другому.

Гангарон переступил со щупальца на щупальце.

– Послушай, – еле слышно произнес он, – ты сможешь сейчас переключиться на мою волну?

– Смогу.

– Тогда сделай это и следуй за мной.

– Но к чему такая сложная перестройка?..

Не ответив, Гангарон спустился с холма и, ковыляя, направился в сторону суетящихся элов, безуспешно сражающихся с обломком валуна.

– Отойдите от скалы, – сказал Гангарон. – Мы справимся с ней вдвоем.

– С кем?

– С ним, – указал Гангарон на Старого эла. Последний опешил от неожиданности.

– Хвастун, – пренебрежительно посмотрел на Гангарона рослый эл, славящийся среди собратьев силой. – Это тебе не водичкой скалы поливать. Тут сила требуется. А вы?

– У одного щупальце перебито! – крикнул кто-то.

– А другой стар! – добавил другой.

– Отойдите, – повторил Гангарон.

– Что ж, отойдем, – охотно согласился рослый эл. – И полюбуемся твоим позором.

Среди элов, которые столпились вокруг, мелькнула взволнованная Ли.

Повинуясь взмаху мощного щупальца рослого эла, остальные отошли от валуна и присоединились к добровольным зрителям, заняв выжидательную позицию.

– Что ты надумал, Гангарон? – чуть слышно просигналил Старый эл на новой частоте.

– Слушай мои радиокоманды и подчиняйся им, – так же тихо ответил Гангарон.

Они приблизились к обломку, который навис над ними огромным монолитом.

И тут Старый неожиданно почувствовал, что в его мозг вторглась некая новая властная сила. Он ощутил себя как бы придатком Гангарона, а лучше сказать – его вторым «я». Он смотрел теперь на мир глазами Гангарона, думал его думами.

И движения их стали синхронными, поскольку подчинялись теперь одному мозгу – их общему, объединенному мозгу.

Остальные элы, образовав плотное кольцо, словно зачарованные следили за их действиями.

Щупальца Гангарона и Старого эла двигались в едином ритме. И действия одного не мешали, а помогали действиям другого.

Согласованные усилия принесли результат: каменная глыба стронулась с места и медленно, словно во сне, двинулась…

Теперь Гангарона узнавали все, даже самые юные элы, совсем недавно вылупившиеся из кокона. Популярность его росла стремительно, словно лавина.

Однажды, после утренней побудки, элы, собравшись в одну стаю, предложили Гангарону стать главным, командам которого подчинялись бы все остальные, Гангарон, однако, уклонился от почетной должности.

– Но почему я?

– Ты самый умный среди нас, Гангарон, – уверенно произнес кто-то из глубины стаи, и остальные поддержали его.

– Это не так, – спокойно возразил Гангарон, когда сила сигналов пошла на убыль.

– Но кто же тогда?

Гангарон медленно обвел взглядом всю огромную стаю, и каждый затаил дыхание.

– Самый разумный среди нас – ты, – указал Гангарон зажившим щупальцем на Старого эла.

– Я? – опешил тот.

– И ты, и ты, и ты. – По мере того как Гангарон переводил щупальце с одного эла на другого, замешательство среди стаи росло.

– Поймите наконец! – выкрикнул Гангарон. – Самый разумный среди вас, которому только и следует подчиняться, – это все вы, все элы в совокупности. Когда нужно, вы все должны настроиться на одну волну и тем самым слить все умы воедино, как это сделали мы с ним, – вновь указал он на Старого эла. – В результатах такого объединения вы уже сами могли убедиться!

Местом для жилья Гангарон и Ли выбрали пещеру на недавно расчищенном астероиде, которая осталась на месте разломанного и убранного монолита. Сила тяжести здесь была чувствительной.

Гангарон мог поселиться на самом малом астероиде, где сила тяги была наименьшей, но не сделал этого.

Он размышлял о гравитации.

Живое цветет на Тусклой планете пышным цветом. Там есть атмосфера, вода, растения, насекомые. Быть может, всем этим планета обязана тяготению? Быть может, оно же и регулирует движения всех планет, заставляя их следовать по строго определенным орбитам?!

Озаренный гениальной догадкой, Гангарон остановился. И тут же в его мозгу родилась ритмичная радиофраза: «Без тягот тяготенья не знали бы растенья, куда же им расти, без тягот тяготенья не знали б искривленья планетные пути, и там, вдали, не рделись полотнища зари, и стайкой разлетелись планеты-снегири».

Откуда у него этот проклятый дар – ритмичные радиосигналы? И почему этим даром наделен только он, единственный среди элов?

Ни Ли, ни Старый эл – никто не видит в них смысла. Некоторые элы даже считают это своего рода болезнью мозга, хотя и не говорят о том Гангарону.

Но сам Гангарон чувствует, что именно в них, быть может, заключено оправдание и смысл его существования… Так неужели этот дар так и погибнет с ним? Неужели не появится эл, которому его ритмичные сигналы были бы созвучны? Ну, пусть не сейчас, – так, может быть, в далеком будущем?

И тут в мозгу Гангарона родилась удивительная мысль. Он запустил щупальце под свой панцирь, вытащил гибкую серебристую пластинку, которая у элов служила источником радиоволн, и принялся ее дотошно изучать, словно видел в первый раз. Затем, зажав пластинку в щупальце, взволнованно заковылял назад, в пещеру, где находились приборы, нужные для дела, которое он задумал.

…Покончив с пластинкой, Гангарон снова вернулся к мыслям о гравитации. Собственно, эти мысли и не покидали его.

Прохаживаясь по пещере, Гангарон взял волчок – обломок скалы, имеющий игловидное основание, – машинально запустил его.

А что, если?..

К концу трудового дня, выброси свой жалкий улов – несколько изъязвленных комочков космического вещества, пойманных в пространстве, – в одну из впадин на астероиде, Старый эл задумал навестить Гангарона.

Он медленно брел к пещере, и мысли его были грустными. Он думал, что существовать ему, по всей видимости, осталось недолго. Пластинка, излучающая радиосигналы, почти выработалась, щупальца с каждым днем утрачивают силы и гибкость. Все труднее становится ему поглощать на ходу электромагнитную энергию, выдерживать курс в перепадах силовых полей.

Едва Старый эл переступил порог пещеры, Гангарон налетел на него словно вихрь. Он толкал его, тормошил, крутил. От неожиданности Старый эл едва удержался на щупальцах.

– Сумасшедший! Пусти, – отбивался Старый эл, обретя наконец способность испускать сигналы. – Ты хуже, чем буря на Тусклой планете. Перемагнитился, что ли? – бросил он фразу, обидную для любого эла.

Старый эл недоверчиво спросил:

– Ты победил гравитацию?

– Я знаю, как бороться с нею, – произнес Гангарон, и фотоэлемент его блеснул.

Старый эл огляделся. В пещере было полутемно, она освещалась только неровным зеленоватым пятном, которое лежало у входа. Эл глядел во все стороны и углы, ища новое приспособление, придуманное и сооруженное Гангароном. Ведь он успел насмотреться тут, в пещере изобретателя, немало диковинок.

– Ищи, ищи, – подзадорил его Гангарон.

– Сдаюсь, – сказал наконец Старый эл. – Показывай свое изобретение.

– Да вот оно, перед тобой, – хмыкнул Гангарон и указал на обломок скалы с игловидным основанием.

– Волчок? – разочарованно протянул Старый эл. – Но я его видел тысячу раз.

Гангарон поднял с пола обломок:

– А теперь посмотри тысячу первый!

Он резко крутанут волчок, и тот послушно закрутился вокруг своей оси.

– Волчок видели все, но никто не догадался, как его можно использовать для борьбы с тяжестью, – сказал Гангарон. Он сгреб с пола пещеры немного песка и сыпанул его на волчок. Песчинки веером разлетелись во все стороны.

Резкими толчками Гангарон заставил волчок вращаться быстрее, затем снова сыпанул на него немного песка. На этот раз песчинки разлетелись дальше.

– Теперь понял? – спросил Гангарон.

– Стар я в игрушки играть, – проворчал его собеседник. – Они для тех, кто только вылупился из кокона.

– А все очень просто: нужно только представить себе, что волчок – это астероид.

– Погоди, погоди… Значит, песчинки – это мы, элы?

– Конечно.

– У тебя концы с концами не сходятся, изобретатель, – резко произнес Старый эл. – Мы-то ведь не разлетаемся, словно песчинки.

– Потому что астероид не вращается достаточно быстро.

– Предположим. Но какое все это имеет отношение к силе тяжести, которую мы испытываем, находясь на поверхности астероида?

– Самое прямое.

Гангарон приостановил волчок, придерживая за верхушку, чтобы тот не упал.

– Предположим, это наш астероид, – начал он. – Мы, песчинки, находимся на нем, удерживаемые силой тяжести. Теперь волчок начинает вращаться… Каждая песчинка становится легче под действием возникающей силы, не знаю, как ее назвать, которая стремится сорвать ее с поверхности. Продолжаем раскручивать волчок сильнее…

– Понял! – перебил радостно Старый эл. – Продолжаем раскручивать волчок, то есть астероид, до тех пор, пока сила отбрасывания не сравняется с силой притяжения, а это и есть вес.

– И тогда каждый эл станет невесомым, – закончил Гангарон.

Старый эл прошелся по пещере, перешагнул через щель.

– Мысль у тебя работает неплохо, Гангарон, – сказал он, – но твое открытие ни к чему. Астероид – не волчок. Как ты раскрутишь его?

Гангарон помолчал.

– Задача действительно сложна, – произнес он, – но в ней нет ничего невозможного.