Текст книги "Камешек в жерновах"

– Тише! – зарычал Тиир. – Никаких названий. Теперь это озеро называется Серым!

По правую руку раскинулась спокойная гладь огромного озера. Только зубчатая гряда далеких гор да туманная дымка отмечали противоположный берег. Мана вильнула к западу, чтобы где-нибудь у обрывающихся в воду плежских отрогов проститься с порогами, дать глоток свежести водяной глади и убежать от нее к Ингу перед самым Ари-Гардом. Жалобно застонали на ухабах колеса. Последние холмы Копийных гор тоже спешили к берегу. Дорога полезла по их спинам, перевалила через одну гряду, другую, выматывая лошадей и людей, миновала начатую крепостную стену или оборонительный вал, съехала на равнину – и вдруг нырнула в зелень огородов и будущих садов, побежала между строящихся домов, стука топоров, сквозь крики домашней живности и сведенных с ума переселением хозяек.

– Нам дальше, дальше! – отмахивался Тиир от расторопных элбанов – то ли стражников, то ли старост будущих деревень.

– Не может быть, не может быть! – повторял чуть слышно Леганд. – Берега озера Антара еще не так давно были скопищем, чревом всей той мерзости, что обитала от утонского моста до ущелья Маонд. Да, дарджинцы попали сюда ценой крови многих несчастных. Но они вернули эту землю к жизни!

– Нет, Леганд, – хмуро качал головой Тиир, – к жизни эти земли вернул Саш. А крестьяне такие же жертвы, как и те, что пролили кровь над горящей аркой. Просто они пока еще живы. Не их вина, что их привели сюда кровавой дорогой. Главное, чтобы их руки были чисты. Даже нет, чтобы были чисты их сердца. И если некоторые из них останутся живы в этом месиве, я бы отдал все, чтобы эти дома стали их домами. А когда небо над озером станет голубым, так и вода не будет казаться серой!

– Ари-Гард! – воскликнула Линга и испуганно прикрыла рот рукой.

Шум и гам стоял над дорогой, никто не обернулся на невольное восклицание.

– Как теперь называется этот город? – спросил Саш, вглядываясь в появившиеся на горизонте башни.

– Город пылающих врат, – стиснул зубы принц.

Глава 3
Багза

Индас медленно нес мутные воды, омывая высокий правый берег и скользя по краю низменного левого. То ли проходы вастских рыбаков и охотников, то ли тропы неведомых Дану шабров бесчисленными протоками уходили в цветастое, колышущееся марево. Стаи птиц кружили над тростником. Тяжелые рыбины взлетали над зеленоватой поверхностью ленивой реки. Иногда в корнях болотных кустарников, окаймляющих край топи, шевелилось что-то более крупное, и тогда Дан хватался за лук. Деревни, одна за другой выбегающие на косогор правого берега, были пусты. Покрытые тростником глиняные дома словно замерли в ожидании, страшась новых хозяев.

– Целый народ сорвался с места и двинулся неведомо куда, рассеялся на просторах Эл-Айрана, пытаясь сохранить сам себя, – качал головой Баюл.

Багза открылась к полудню третьего дня. У основания неприступной крепости Индас разделился с притоком, разбежался на рукава и плавно пошел к северу, исчезая в тростнике и плавучих кустарниках.

– Удивительная река Индас, – сказал Дану Хейграст, окидывая взглядом высокие бастионы крепости и взбирающиеся по склону противоположного берега улицы небольшого глинобитного городка. – Леганд говорил, что она спускается с Плежских гор, пересекает Вечный лес и южную топь, принимает в себя вот этот приток – Рилас, который скатывается с Горячего хребта и отсекает топь от вастского плоскогорья, и бежит к морю. Мы прошли на джанке только четверть длины Индаса.

– Что-то я не пойму… – прищурился Баюл. – Никак крепость Багзы выстроена на острове?

– На острове, – кивнул Хейграст. – Точнее, он стал островом, когда васты спрямили русло Риласа. Неслучайно тан укрылся здесь. Крепость Багзы действительно неприступна. Или почти неприступна. Черный камень для ее бастионов сплавляли на плотах по Риласу с Горячего хребта более варма лет! И все же я не смог бы сидеть в крепости, зная, что мой народ уничтожают захватчики.

– Если мои уши меня не обманули, Орм говорил, что его отец болен! – заметил Баюл. – Не так ли, Дан?

Мальчишка ничего не ответил. Он, так же как и пес, не сводил глаз с юга. Дану по-прежнему казалось, что небо в стороне Азры окрашено черным. Словно тяжелые, грозовые тучи стояли у горизонта. И в то же время мальчишка понимал, что видит это не глазами. Стоило потереть лоб, прищуриться или взглянуть внезапно через плечо, небо оказывалось прежним – глубоким, голубым, украшенным размазанными пятнами легких облаков и слепящим диском Алателя, но если присмотреться…

– Приплыли! – громко объявил Баюл, показав на обвисший парус. – И то верно, сколько можно удачу испытывать? Готов поспорить, что еще ни одна лодка не поднималась вверх по течению от Индаина до Багзы, не сделав ни одного гребка веслом, полагаясь только на попутный ветер!

– Поспорим в другой раз, – махнул рукой Хейграст, приглядываясь к маячившим у пристани городка стражникам. – Хотя ты, пожалуй, забыл о тихоходах, которых тянут вдоль берега лошади. Впрочем, и нам не удастся добраться до пристани без гребка! Куда ты спрятал весла, банги?

– Вот они, – недовольно пробурчал Баюл. – Только Дана уж не дергай, не в себе парень.

– Давай-ка к рулю, – скомандовал мальчишке Хейграст, подходя к борту. – Эх, банги, была бы лодочка поменьше, она бы сейчас летела к пристани! А так только остается радоваться неспешному течению Индаса.

– Я и радуюсь, – пропыхтел Баюл, управляясь с тяжелым веслом. – Вот только не пойму, что мы в городишке забыли? Орм ведь ясно дал понять, что этот Кагл, или Немой, в крепости!

– Никогда не спеши приниматься за сладкое, – посоветовал Хейграст. – Иначе и не наешься, и вкус собьешь. Разузнать сначала нужно, как тут с беженцами, добрался ли вообще тан до крепости. Не спотыкается тот, кто не спешит. Незнакомому кораблику очень просто получить дюжину стрел у первого же бастиона!

– Знаешь, – Баюл прищурился, вглядываясь в фигуры на причале, – мне кажется, что дюжину стрел мы сможем получить и на этом берегу.

– А вот мы сейчас посмотрим! – откликнулся Хейграст.

Дан правил джанку к пристани, отмечая про себя и воинов на берегу, и черные куски материи, вывешенные перед каждым домом, и множество узких лодок, тяжело загруженных узлами и кувшинами. Когда до дощатого причала остался варм локтей, дюжина лучников дружно подняла луки, вперед шагнул широколицый воин с изогнутым мечом в руке, разинул глотку, приготовившись выкрикнуть то ли приветствие, то ли проклятие, да так и застыл с открытым ртом. Джанка заскрипела бортом о мостки, Хейграст спрыгнул на доски и набросил канат на торчавший из глины каменный столб, подошел к мечнику и протянул ему подорожную.

– Собака! – наконец выдохнул васт.

– Она самая! – подтвердил Хейграст, настойчиво протягивая подорожную. – Может, и крупновата чуть-чуть, но нам нравится.

– Плохое время ты выбрал для путешествий, нари! – словно очнулся мечник. – С твоей рожей вообще не следовало бы появляться в вастских поселках, а уж тем более в Багзе и в такой день!

– Чем этот день хуже остальных? – нахмурился Хейграст. – И чем тебе не понравилась моя рожа? Три дня назад, когда я разговаривал с Ормом, она его не смутила!

– И что он тебе сказал? – недоверчиво переспросил мечник.

– Ничего хорошего! – резко ответил Хейграст. – Разве только то, что собирается заставить лигских нари заплатить дорогую цену и за белую крепость, и за собственную жизнь. Думаю, что нари уже платят. Они вошли в Азру, когда мы отчаливали от берега! Ваш принц – великий человек. Он оказал нам помощь даже перед лицом собственной гибели: дал пропуск в крепость! Вот!

Хейграст протянул мечнику монету.

– Что ж, – нахмурился васт, – сегодня вы все равно не попадете в крепость.

– Почему?

– Тан Жорм умер сегодня утром. Мое имя Урм. Когда Алатель спрячется за Горячим хребтом, тело тана сожгут. Вам придется ждать утра.

– Кто же теперь правит вастами? – спросил Хейграст.

– Танка Ирла, мать Орма, – ответил Урм. – Не удивляйся, на самом деле она правит вастами уже более четырех лет.

Уже к полудню возле джанки перебывало все население городка. Старики, женщины, дети, воины подходили к самому борту, опасливо оглядывали недовольно ворчащего Аенора, робко бросали одно-два слова Баюлу, уверенно болтающему на вастском языке, и уходили с просветленными лицами.

– Такое ощущение, что мы служители шинского зверинца, – недовольно пробурчал Хейграст, с тоской оглядывая заполненный народом причал.

– Ты ничего не понимаешь, нари! – довольно отмахнулся Баюл. – Эти люди приходят сюда не просто так. Несколько дней назад в Багзу вернулся израненный крестьянин, потерявший в Лингере от клинков серых всю семью. Так вот он утверждал, что огромный пес спас ему жизнь, разметав воинов-убийц. Ему никто не поверил, но слухи об огромной собаке поползли мгновенно. И вот пожалуйста, та самая собачка в их городке!

– Если они рассчитывают, что Аенор остановит воинство лигских нари, то будут разочарованы, – хмуро ответил Хейграст.

– С нари они воевать не собираются, – беззаботно заметил банги. – Большинство вастов скорее готовы спрятаться или переждать нападение в дальней стороне. Многие укрылись в топи, некоторые ушли на восток, а кое-кто рискнул отправиться на поиски оазисов в южную пустыню. Здесь только гвардейцы тана и дворцовая челядь из Азры. Беженцев нет. Дозорные наблюдают за дорогами из Азры день и ночь. Едва воины нари покажутся, городок опустеет. Они всерьез рассчитывают на неприступность крепости Багзы.

– И поэтому радостно смеются при виде нашего пса, – понял Хейграст.

– Нет, – подмигнул Дану Баюл. – Не обессудь, Хейграст, но я всем тут рассказываю, что ты охотник, а мы с парнем твои слуги.

– Отлично! – Нари раздраженно выпрямился. – И на кого же мы охотимся?

– Ни на кого мы не охотимся! – отмахнулся банги. – Нас уже завтра здесь не будет, а до завтра благожелательное отношение к нам публики обеспечено! Тут у них какой-то страшный зверь завелся размером с лошадь – то ли волк, то ли оборотень, – уже с полдюжины дозорных разорвал. Только делает он это на равнине и ночью. А мы ночью спим! И вообще, мы моряки, а не пешеходы!

– Хейграст! – вдруг раздался радостный крик с берега.

Высокий васт в войлочных доспехах, покрытых жестяными бляхами, пробирался к борту джанки.

– Кто ты? – наморщил лоб нари, явно пытаясь вспомнить незнакомца.

– Эх! – улыбнулся васт. – Кузнец – он и есть кузнец! На!

Заставив отпрянуть толпу, воин одним движением вытащил из ножен меч и протянул его нари.

– Люк! – радостно воскликнул Хейграст, рассмотрев клинок. – Ну уж извини, за полдюжины лет ты превратился в такого здоровяка, что я нипочем бы тебя не узнал, если бы не клинок!

– Да, – довольно кивнул воин, – я очень изменился. К счастью, с твоим клинком все в порядке. Ничего ему не делается от времени. Уж скольких врагов я им порубил!

– А три года назад? – нахмурился нари.

Воин прищурился, метнул быстрый взгляд на плежские скулы Дана, отрицательно покачал головой.

– В той войне я не участвовал, Хейграст. Защищаю свою землю только в последние два года. Твое оружие не знает невинной крови. Поверь мне. Слушай, а не пропустить ли нам по стаканчику лигского вина, пока его изготовители не добрались до этого славного городка?

– Неужели в Багзе еще открыты трактиры? – удивился Хейграст.

– Трактиры давно уже брошены сметливыми хозяевами! – усмехнулся Люк. – Зато не все вастки покинули свои дома, а некоторые из них изумительно готовят мясо на углях!

– Баюл, присмотришь за псом? – спросил Хейграст.

– Хороший вопрос сразу после фразы о мясе, запеченном на углях, – невесело ухмыльнулся банги. – Правда, звучать он должен иначе. Аенор, не покараулишь ли ты банги, а заодно и лодку, пока я схожу со старым заказчиком глотнуть отличного вина?

– Не дуйся, приятель, – добродушно прогудел Люк. – Порцию жаркого и полкувшинчика вина я тебе обещаю!

– Что тут можно сказать? – довольно расплылся в улыбке Баюл. – Жизнь вновь приобрела ясный смысл и добрую надежду!

Вскоре Дан уже сидел за потемневшим от времени деревянным столом, поглядывал на потрескивающий в очаге огонь, на порхающую по уютному дому молодую вастку, жевал ароматное жаркое и запивал его лигским вином, которое нари специально для мальчишки изрядно разбавил водой. Хейграст и Люк выпили по кубку вина и, не обращая внимания на мясо, углубились в разговор. Васт рассказывал нари, как сложилась его жизнь с того дня, когда он после трех дней переговоров выторговал у Хейграста приглянувшийся меч. Служба у вастского тана оказалась неудачной.

– Что так? – спросил Хейграст.

– Понимаешь, – Люк почесал богатырскую шею и улыбнулся хозяйке, добавившей на стол новую порцию мяса, – беда одна не приходит. Я не о себе говорю, обо всех вастах. Вот скажи мне, разве до Лингера кто-то опасался моего народа?

– Еще недавно и лигских нари никто не опасался, – прищурился Хейграст. – Все возможные беды были от Империи, раддов или от разбойников.

– Мой отец всю свою жизнь выращивал маоку, имел поле, дюжину работников, дом, троих сыновей, – горько продолжил васт. – Отец умер, мать умерла. Где поле, два моих брата, работники, маока, мельница?.. Не знаю. Азра, считай, пала, скоро враг доберется и сюда… Я был младшим, семья собрала деньги на меч и отправила меня служить тану. Я бы и сейчас стоял с алебардой на бастионе белой крепости, если бы четыре года назад танке не вздумалось отправить дружину за Горячий хребет. Понадобились ей эти родовые крепости нари по ту сторону перевалов!

– Подожди! – остановил Люка Хейграст. – Почему – танке? Тан умер только сегодня! И стражник на пристани, как его… Урм, он тоже о том, что танка управляет вастами!

– Управляет, – мрачно кивнул Люк. – Впрочем, об этом слухи давно ходили, только ведь болтать можно всякое, а что на самом деле происходит, одному Элу известно. Нари нас тогда на Горячем хребте порубили. Порубили у своих каменных крепостей, на которые мы с мечами полезли, а потом и с постов на перевалах сбросили. Тогда командир моего варма и сказал, что с ума сошла танка. Меня перед этим лигская стрела насквозь прошила, я два года кровью потом плевался, поэтому и в походе на восток не участвовал. Вот и спросил я, лежа на повозке, командира, с каких это пор жена при живом тане распоряжается. А он мне ответил так: «Кому живой, а кому полумертвый».

– Живой, значит, был, если только сегодня умер? – предположил Хейграст.

– Я эти два года, что с раной маялся, тоже живым считался, – махнул рукой Люк. – А соображать начал, только когда мать в Эйд-Мере у Кэнсона снадобья дорогие заказала.

– Эх, не к тому ты лекарю обращался! – горько сказал Хейграст.

– А к кому бы ни обращался, живой я, как видишь, – усмехнулся Люк. – Правда, бежать долго не могу, кровью плеваться начинаю. Да и некуда теперь бежать – всё, загнали нас нари в угол. Это все в наказанье вастам. За то, что танка в Азре заправляла больше четырех лет, за то, что на нари полезли, за то, что Лингер сожгли…

– Вот он из Лингера, – кивнул Хейграст на притихшего Дана. – Всю семью его порубили. Один он и остался.

– Я уж понял, – вздохнул васт. – Таких скуластых плежцев даже в Плеже теперь не встретишь, только на равнине Уйкеас они и жили. Подожди, паренек, еще неделька-другая – тебе даже мстить некому будет!

– Я не мстить сюда с Хейграстом пришел, – прошептал мальчишка, невольно касаясь сокровенного мешочка на груди.

– Нам в крепость надо, – поспешил объяснить нари. – Элбана одного увидеть, о семье моей справиться, понадобится – рассказать, что в Эл-Айране творится. Мы же от Заводья и Мерсилванда весь Силаулис прошли, Сварию, Индаин! Вот ты говоришь, что вас в угол зажали, а у меня уже и угла не осталось. Захвачен Эйд-Мер, и тот враг ничуть не слабее этого!

– Тяжелы твои слова, – согласился Люк. – Не то что мне легче стало, но вот теперь уже кажется, что не в вастах дело. Не одних нас Эл наказывает! Хотя разве Эл может хотеть этого для своих детей?

– Не знаю. – Хейграст опустил голову.

– Ладно! – расплылся в улыбке Люк. – Вот немного вина для вашего коротышки и мясо. Салла! Дай друзьям блюдо поглубже, все одно последние дни доживаем!

Дан поймал наполненный болью взгляд вастки и вдруг понял, что порхание по маленькому дому, добрая улыбка, быстрота, угодливость – все это прощание с ними, с Люком, с домом, с молодостью, с Алателем, самой собой.

– Пошли, – поднялся Люк. – Эх, как припекло, даже вино меня не берет! Мне сейчас в дозор идти. Там все одно хмель схлынет. Как эта тварь неизвестная завоет – лошадки наши только что на землю не садятся.

– Что за тварь? – спросил Дан.

– Я не охотник, – пожал плечами васт. – Но следы волчьи. Лапа в два моих кулака. Прошлой ночью зверь еще одного стражника сожрал. Так вот на крупе лошади следы от зубов остались. Хотя какие там следы, половину крупа тварь эта отгрызла! Я даже сначала подумал, что кто-то ночью освежевал лошадку… Знаешь, нари, народ-то с надеждой на твою собачку смотрел, да только слаба она против того зверя. Чую, слаба!

Вечерние улочки Багзы оказались странно пусты. Разбитые деревянные тротуары змеились вдоль глиняных заборов вниз – к воде, к причалам.

– Прячутся, – хмуро объяснил Люк, поправляя перевязь. – Будет на то воля Эла, утром свидимся, а нет, так не поминайте злым словом. Советую на ночь на полварма локтей отойти от пристани. Как Алатель сядет – помощи не дозоветесь. Никто и носа на улицу не высунет.

– А стражники? – не понял Хейграст.

– Тоже прячутся, – сплюнул Люк. – Дозорные уходят в степь, надеясь вернуться живыми, остальные прячутся по домам, благо жителей в Багзе и половины не осталось. Одно дело с лигскими нари сражаться, другое – с поганой тварью, демонским отродьем. Тут ни доблесть, ни храбрость, ни воинское умение не помогут!

– Доблесть, храбрость и воинское умение всегда помогут, – твердо сказал Хейграст. – Хотя бы для того, чтобы достойно встретить смерть.

– Вот на эту встречу я и отправляюсь каждый вечер, – заметил Люк, хлопнул Хейграста по плечу, потрепал Дана по щеке и пошел в гору, где его уже ожидали несколько вастов с лошадьми.

– Эй! – окликнул Хейграст просиявшего Баюла, который уже твердо решил, что ночевать ему в джанке вдвоем с псом. – Если ты думаешь, что мы забыли о вине и мясе, то ошибаешься. Вот только для Аенора ничего нет.

– Аенор в порядке, – расплылся в улыбке банги. – Как только я сказал, что пес ест рыбу, каждый житель деревни счел свои долгом принести ему по рыбине. Не скрою, кое-что и мне досталось, только ты мясо и вино все равно сюда давай. Место в животе у банги еще есть!

Дан запрыгнул на палубу и обнаружил пса блаженно развалившимся на боку. Рядом стоял котел.

– Замучился воду ему подавать! – пожаловался Баюл. – Отчего это собак после рыбы так на питье тянет?

– Что же васты? – поинтересовался Хейграст, отвязывая джанку. – Накормили пса и разбежались? Ты же вроде как нас охотниками назначил? Неужели на охоту никто смотреть не будет?

– Я бы охотиться не стал, – замялся банги. – Демон меня за язык дернул с этой охотой! Тут, говорят, ночами зверюга больше нашего Аенора шныряет. Врут, может, да только вон, едва Алатель к западу пошел, всех словно смерч унес!

– Да, – согласился Хейграст. – Язык – это единственный враг элбана, победа над которым невозможна, но бороться с которым приходится всю жизнь. Ну-ка, Дан, Баюл, помогите оттолкнуть джанку от пристани!

– Плывем, что ли, куда? – спросил банги, упираясь веслом в дощатый настил.

– Нет, подальше от берега отойдем, – объяснил Хейграст. – Кто его знает, что это за тварь? Другое меня занимает, отчего жители не торопятся укрыться в крепости?

– Завтра, – с готовностью ответил Баюл. – Сегодня на закате должны сжечь тело тана, а завтра жители Багзы, которых не так уж много осталось, и стражники укроются в крепости. Правда, многие собираются уходить в топь. На крепость тоже не все надеются.

– Крепости годны для спокойного сна, но не для безмятежной жизни, – проворчал Хейграст, бросая в воду якорь.

Джанка шевельнулась на течении Риласа и замерла. Крепость перегораживала часть темнеющего неба в двух вармах локтей.

– Смотрите! – поднял руку Хейграст.

На верхушке крайнего бастиона вспыхнул костер. Самого огня друзья не видели, но на черных зубцах башен и стен подрагивали его отсветы.

– Утром пепел тана развеют по ветру над водами Индаса – и ворота крепости откроются, – прошептал банги.

– Посмотрим, – сухо бросил Хейграст, укладываясь под боком у пса. – Дан, Баюл, караулите первыми. Разбудите меня… Впрочем, я сам проснусь.

Вскоре нари чуть слышно засопел.

Дан присел возле Баюла, оглянулся на крепость. Темная громада словно плыла в отражающей звезды воде. Все так же поблескивали отсветы погребального костра да вспыхивал иногда свет в бойницах.

– Звезды в небе и звезды в реке, – неожиданно сказал Баюл. – Крепость словно повисла в небе. Как тебе Багза?

– Обычный городишко, – пожал плечами Дан. – Даже меньше Лингера. Дома глиняные. Зимой в них холодно. Топят по-черному.

– Я не о городишке, – отмахнулся Баюл. – Как тебе крепость?

– Странно как-то, – подумав, сказал Дан. – Эйд-Мер или его же северная цитадель – настоящие крепости, там в горах материала много. Да и в Кадише то же самое. А тут… Болото кругом. Река. Вот в Азре белая крепость построена из известняка, его много в долине Уйкеас. В любом овраге. Целые семьи… в Лингере пилили известняк на продажу. А эта крепость словно последний зуб во рту у старика.

– Так и есть, – кивнул Баюл. – Последний зуб, который, впрочем, лигских нари вряд ли сможет укусить. Слышал я о ней раньше, да не приходилось в Багзе бывать. В Азре пару дюжин лет назад работал. Внутреннюю крепость, что внутри большой ладили. Тогда я еще в подмастерьях ходил. Камень в кладку Парк клал. Мне не доверял, хотя я хорошим каменщиком уже был. Известняк – камень мягкий, но белая крепость тоже так легко врагу не сдастся. Стены там до двух дюжин локтей толщины. Только большую крепость, если защитников мало, оборонить трудно. В одном месте навалятся, потом в другом, осадные орудия расставят – и возьмут. Здесь же нари трудно придется. Самый ближний берег – три варма локтей. Хотя хорошее орудие добьет, конечно. Но уж больно камень хорош! Такой просто так не обработаешь. А высота стен? Бастионы на полварма локтей вверх сложены! Нет, парень, в такой крепости можно и месяц, и два пересидеть!

– А потом? – спросил Дан.

– Потом? Потом вот так. – Банги поднял руку и выразительно провел ладонью по шее. – Рано или поздно. А уж если лигские нари с магией дружат, может, и раньше возьмут крепость.

– Что там… происходит? – спросил мальчишка, кивая на юг. Сейчас, ночью, он не видел ничего, но, стоило ему закрыть глаза, казалось, что тягучие темные потоки заползают под веки.

– Магия, – спокойно ответил Баюл. – Или магия нескольких колдунов, которые работают слаженно, как артель умелых каменщиков, или магия одного колдуна. Но в этом случае тягаться нам с ним все равно что пытаться в одиночку взять вот эту крепость.

– Барда? – спросил после паузы Дан.

– Разве ты не помнишь, что сказал ари Матес? – удивился Баюл. – Ты же сам передавал мне его слова! Барды уже давно нет в этом мире. Но кто-то воспользовался древней легендой. Кто-то очень могущественный. Тот, кто в силах гнать нари на чужие земли, которые им вовсе не нужны.

– Значит, если колдовство остановить, нари тоже остановятся? – спросил мальчишка.

– Если бы все было так легко! – вздохнул банги. – Кто-то, может, и остановится, но кровь, в которой выпачканы руки зеленокожих из Лигии, останется. Мне тоже показалось, что злая магия застилает небо над войском нари, но не только она ведет воинов вперед. Она как соль в супе. Как листья лугового тамина, что придает блюдам остроту. Как вино сной, которым раддские командиры опаивают своих воинов. Если бы магия была всесильной, колдунам не понадобилось бы войско. Крепости сами сдавались бы на их милость. Нет, колдовство не всесильно. Оно лишает сомнений. Оно добавляет злобы в сердца. Оно заставляет умолкать их совесть. Но не всякая совесть соглашается ему подчиниться! – Баюл невесело усмехнулся. – Так что никакое колдовство не может служить оправданием мерзости, что творят некоторые элбаны. В Азре мы окунулись в нее с головой, и ничего не почувствовали, кроме тяжести в сердце. Тебе пришлось, правда, нелегко. Но ты сам виноват. Ты попытался сопротивляться. А нужно было уклониться. Разве Хейграст не учил тебя обращаться с мечом? Разве он не говорил, что, когда противник сильнее тебя втрое, глупо пытаться противостоять ему, не сходя с места? Нужно уходить от его ударов, стараясь обратить его же силу против него самого.

– Я помню, – прошептал Дан. – Но что значат слова без упражнений? Я же не колдун!

– Всякий, кому Эл послал хотя бы одну руку, способен стать мечником, – твердо сказал Баюл. – Кому-то это удается легче, кому-то труднее. Кому-то не удается, но не потому, что у него не было такой возможности. Шаахрус открыл в тебе способность видеть. Это великий дар, которым награждены немногие. Все остальное в твоих руках.

– Сейчас я могу думать только об этом. – Мальчишка сжал рубин у себя на груди. – И еще о друзьях. О Леганде, о Саше, о Линге. Об Ангесе и Тиире. Хейграст рассказывал тебе о них. Помнишь? Живы ли они? Знают ли, что Лукуса больше нет?

– Никогда не оглядывайся, – жестко сказал Баюл. – Судьба посылает радость встречи тем, кто шел вперед и не оглядывался. Смотри-ка, парень, лучше на нашего пса.

Аенор приподнялся на передних лапах, уставился во тьму, опустившуюся над притихшими глиняными домами, и зарычал. Шерсть поднялась у него на загривке дыбом, задние лапы нервно задрожали и начали подтягиваться для прыжка.

– Держи его, если не хочешь загубить дело! – раздраженно прошипел Баюл. – Да не руками! – воскликнул банги вполголоса, когда мальчишка обхватил шею встревоженного пса. – Так не удержишь. Эх, колдовать нельзя!.. Проси его успокоиться! Нельзя нам ни охоты, ни схваток никаких устраивать, пока у тебя камень на груди.

Мальчишка обнял пса, чувствуя напряженные, окаменевшие мышцы, и зашептал, заговорил ему в ухо какие-то слова, просьбы, начал рассказывать о себе, о об отце, о матери, о старике Труке, о тетушке Анде. И постепенно пес успокоился. Опустился на палубу, повернул морду и лизнул Дана в лицо.

– Теперь и ты рыбой провоняешь, – сочувственно поморщился Баюл. – А ведь колдовал ты, парень. Может сам того не осознавая, но колдовал! Ладно, надеюсь, не заметит никто. Я и сам едва почувствовал…

И в это мгновение на спящей Багзой пронесся вой. В нем не было волчьей тоски или злобы. Он обдал холодом, наполнил ночь ужасом и улетел куда-то за крепость, сгинул в топи.

– Эл всемогущий! – пытаясь унять дрожь, прошептал Баюл. – Будь я дозорным, мне уже этого воя хватило бы, чтобы умереть от страха!

Дан посмотрел на Аенора. Пес вновь напрягся, но теперь, подняв уши, просто всматривался во тьму.

– Уснуть невозможно, – раздраженно пробормотал, ворочаясь, Хейграст. – То болтают, то прыгают по палубе, то воют! Сколько можно?