Текст книги "Древняя Греция"

Труды античных кузнецов

Сравнив поэмы Гомера и Гесиода, видим: один воспел жизнь праздных классов и грабителей (Гомер), другой (Гесиод в «Трудах и днях») – деловые будни народа. Да и социальное положение поэтов, судя по всему, было различным. Один (Гомер) – все время находился «при царях» (его приголубил тиран Писистрат). Другой поэт (Гесиод) был занят на земле и пас коров. Гомеровский эпос – это все же роскошь. Им ублажают знать. Гесиодовский труд мы скорее отнесем к разряду насущных «книг бедняков», книг землепользователей. Вот что писал о его роли английский историк М. Нильссон: «Крестьяне любили мир. Войны для них – это сожженные поля и вырубленные сады. Гесиод пишет, что закон диких зверей в том, чтобы поедать друг друга, людям же Зевс дал справедливость. Гесиод проповедует труд, дающий человеку пропитание, и справедливость, которая гарантирует человеку возможность пользоваться плодами своего труда. Гесиод отступил от воинственных идеалов героев Гомера и взял на вооружение новый идеал, противоречащий старому, – идеал мира и справедливости, основанный на земледелии. Ему соответствует такой герой, как Элевсинский Триптолем. Этот коренной переворот в нравственных представлениях заслуживает адекватной оценки. Я бы даже мог сказать, что Элевсинский культ основывается именно на той идее, что земледелие есть источник цивилизованной мирной жизни, подобающей человеку». Одна из главных идей и тем в творчестве Гесиода – идея труда. В этом его величие.

Водонос

Лишь тот, кто трудится, достоин славы, счастья и свободы. Труд должен принести человеку не только богатства и благосостояние, но еще и удовлетворение, тогда как голод – «всегдашний товарищ ленивца». В этом коренное отличие позиций Гесиода от взглядов Гомера. Гомер считал, что доблесть и почет добываются силой оружия. Гесиод же думает иначе: главное – это честный труд, а затем уж полученное с его помощью богатство. Поэт решительно осуждает алчность и сетует на безумие тех, для которых богатство «самою душою их стало». Такое неправедное богатство, добытое насилием или обманом, не принесет счастья, но лишь ввергнет человека в беду. В погоне за деньгами и собственностью не следует преступать границ закона, разумного и дозволенного, надо быть умеренным в желаниях, соблюдать меру и иметь совесть. Возникшая у Гесиода тема меры стала одной из центральных в творчестве ряда поэтов.

Титульный лист сочинения Гесиода. Лувен. 1551 г.

В связи с творчеством этих великих поэтов еще раз вернемся к теме спора двух школ. Одну из них условно можно бы назвать тираническо-плутократической, а другую – демократической. В нормальном обществе, если оценки великих поэтов античности примерить к действительности, истинно демократической традицией мы назвали бы именно гесиодовскую линию. Видимо, примерно так понимали ее когда-то и древние греки.

Впоследствии возникла легенда о поэтическом соревновании между Гомером и Гесиодом. Соперничество поэтов в древности у греков и римлян было в моде («агон»). Последнему из них боги якобы присудили победный приз. Думается, не боги, а греческий народ вынес свой приговор. Судья Панид потому и вручил награду (треножник) на играх в Халкене ему, певцу труда, а не певцу разбойников, царей и грабителей-олигархов. Хотя имеем дело с легендой, а этот эпизод вымышлен (Гесиод жил примерно на сто лет позже Гомера), но в нем скрыт глубокий смысл. Знаковым является уже то, что венец заслужил певец земледелия и мирного труда, а не войн и убийств. Кстати, не потому ли философ Платон «изгнал» Гомера из своего идеального государства?!

Не потому ли, читая «Труды и дни», порой и нам трудно удержаться от сравнений и похожих мыслей: «О, зачем принужден я жить среди пятого поколения людей, зачем не умер раньше, или не родился позже!» XX век – время людей с железными сердцами… Ни днем ни ночью не прекращаются труды и печали великого народа, попавшего на какое-то время в руки порочных, вороватых правителей. Они – испорченное поколение. Боги посылают России тяжелые заботы… Неужто навсегда и безвозвратно ушла эпоха великих и благородных замыслов, и настали серые времена, из которых уже нет выхода? Толпой овладела безумная жажда богатств и власти. Отец враждует с сыном, а сын с отцом. Дети бесчестят престарелых родителей и всё то, что теми ранее было содеяно. Товарищ предает товарища, а заодно нашу бесценную Родину.

К власти пришли бессовестные жулики, насильники, грабители и убийцы… Они готовы уморить народ и превратить в призраки наши села и города. Повсюду царят подлость и обман… И все же, как и Гесиод, я верю: труд, воля и мужество великого народа преодолеют все беды и преграды и сокрушат ненавистных врагов. Память о великом греческом поэте живет по сей день в сердцах. Поэтому греки и воздвигли Гесиоду памятник со знаменательной эпитафией: «Просветитель людей, ищущих путь к мудрости».

Пристань на острове Милос

Что дают нам исследования археологов для понимания причин тех конфликтов? Прежде всего мы видим постоянные признаки разрушений и катастроф, причиной которых может быть людское вмешательство. Не так уж важно, что с точки зрения богатства ее культурного слоя Троя якобы уступает Кипру и Микенам. Скажем, Ю. Андреев утверждает, что хотя сохранившиеся участки стен цитадели (Трои IV) производят на каждого, кто их видел, внушительное впечатление своими размерами и великолепным качеством каменной кладки, на всем облике троянской культуры периода (с 1900 по 1300 г. до н.э.) все же лежит печать какой-то «второсортности» и «провинциальности». И та проигрывает в сравнении с почти синхронной ей блестящей культурой минойского Крита или даже с культурой микенской Греции, примерно на полтора столетия пережившей ее. В отличие от этих двух культур она «так и не смогла выйти на магистральный путь исторического прогресса эпохи, не смогла трансформироваться в настоящую цивилизацию». По крайней мере два важных обстоятельства, по его мнению, должны убедить нас в том, что Троя не дотянула до этого уровня: отсутствие письменности и самобытной художественной культуры, типологически сопоставимой с тем, что мы имеем в это же самое время на Крите, на островах Кикладского архипелага или в материковой Греции. Похоже, что за более чем полуторатысячную историю Троя так и не сумела обрести свою, если так можно выразиться, ясно очерченную «культурную индивидуальность» и в силу этого обречена была на то, чтобы остаться одной из неудачных «заготовок» или «неосуществленных проектов», так и «невостребованных» в процессе генезиса эгейских цивилизаций. Однако так ли уж «невостребована» она? И потом: если все же Троя так маловажна, почему именно ее взял Гомер в качестве сюжета для своей бессмертной поэмы?! Почему события битвы вокруг Трои вошли (пожалуй, даже больше, чем сами Афины) в золотой фонд древних легенд, мифов и образов?! Если Троя всего лишь неудачная «заготовка», почему ей посвящены киклические поэмы «Киприя», «Эфиопида», «Разрушение Илиона», а героям Трои посвящались стихи и фильмы?

Древняя земля Трои в наше время

Весьма любопытна и давняя легенда, о которой сообщает Евагрий Схоластик. По его словам, Константин, основавший Восточную Римскую империю, якобы избрал местом будущей столицы именно территорию между Троадой и Илионом (как бы в противовес Риму). Он даже заложил фундамент и высоко поднял стену, но потом посчитал Византий более подходящим местом. Очевидно, легенда отражала его намерение связать судьбу своей новой столицы с судьбой легендарной Трои, дабы ее символическая древность и великая слава превзошла значение древнего Рима.

Дабы не возвращаться к теме, скажу следующее… Во-первых, по мере развития цивилизации возраст культуры и появления самого человека не укорачивается, а удлиняется. И это факт… Во-вторых, огромное число упоминаемых различными древними источниками произведений исчезло из багажа культур, может навсегда. Это тоже факт, не вызывающий удивления. В-третьих, устное творчество народа существовало и существует. И в этом нет сомнений. В-четвертых, напечатаны все произведения могли быть только после того, как появилась печать. В-пятых, не исключено вовсе, что мы еще станем свидетелями новых поразительных открытий. Пока же Древняя Троя все еще продолжает оставаться загадкой, несмотря на то что «героическая мечта тридцати веков – Троя, стала вдруг осязаемой и вещественной благодаря раскопкам в Гиссарлике» (М. Волошин). Что мы знаем о Трое и ее героях? Если даже что-то и знаем, то что читателю до судеб Агамемнона, Ахиллеса, Париса, Приама или Гектора. Конечно, мы согласны с Лосевым, писавшим: «Дело в том, что Гомер еще не умер, Гомер еще перекликается с нами и с нашими современными, мы бы сказали, весьма острыми идеями и настроениями». Однако Лосевы ушли, и грустно наблюдать, как порой с легкостью необычайной мы сами же готовы выбросить из собственной истории целые периоды (более славные и героические, нежели Гомерова Троя). Хотя сто лет назад поэт Н. С. Гумилев восклицал, что его «смутную душу» тяготит «странный и страшный вопрос» – можно ли жить, если умер Атрид, «умер на ложе из роз» («Воин Агамемнона»). Сегодня герои, видя, что произошло с Россией, возможно, горько воскликнут: «Тягостен, тягостен этот позор, жить, потерявши царя!» Ту Россию мы потеряли, она сгинула как Троя, но непременно воспрянет из руин в лучах новой, еще более громкой славы. В конце концов, разве Эней, представитель царского троянского рода, стоя на развалинах Трои, с болью в сердце взирая на погибающую отчизну, не ощущал в глубине души, что именно ему (после схватки с Ахиллом, долгих странствий и мук, после горечи потерь и вереницы невзгод) суждено будет высадиться на прекрасной земле Италии, где он и его потомки создадут могучий и победоносный Рим! И ведь удача сопутствовала ему, ибо он взял с собой самых близких друзей и святые сакральные образы своей веры. В конце концов, И. С. Глазунов прав, сказав: «Я считаю, что человеческая душа не меняется, как не меняется небо со времен Гомера».

Характер жизни греков и их облик

Давайте, однако, посмотрим, что же представляла собой Аттика в VIII—VI веках до н.э. Пусть ориентирами нам послужат книги Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Тацита, Плутарха, Платона и Аристотеля. Аттика на ранних этапах представляла собой общество, где большинство людей все еще обитало в сельской местности, в маленьких селениях полудеревенского или полугородского типа. Но затем военные опасности и другие причины привели к оттоку жителей из сел в города (греки называли этот исход «синойкисмом» – поселением вместе). Процесс наметился уже при царе Тесее. Как не раз бывало в истории, война имела не только отрицательные, но и положительные последствия. Она соединила греков и дала им на короткое время ощущение единства. Подобным же образом великие войны объединяли всех русских – эллинов Севера.

Ш. Куапель. Неистовство Ахилла

В поэмах Гомера и Гесиода, да и других авторов, можно узнать о положении масс. Поэмы дают широкое представление о жизни и трудах Греции в ту эпоху. Перед нами предстает страна с патриархальным укладом, но уже почувствовавшая вкус к богатству и ремеслам. Рабовладение выступает как важнейший признак богатства. Хотя в обществе все еще сохраняются некие патриархальные черты. Во главе стоят старейшины или жрецы, которых греки называют «басилевсами». Существует и народное собрание, которое собирается лишь в экстренных случаях (так, на Итаке оно не собиралось в течение 20 лет). Однако басилевсы стараются сохранять хотя бы видимость народной воли. Иначе говоря, социально-политический строй греков можно было бы оценить как «разновидность военной демократии». Но эта так называемая демократия жестока, порой просто бесчеловечна… Страницы «Илиады» полны сцен откровенной жестокости, чуть ли не садизма… Агамемнон обесчестил дочь троянского царя Приама и Гекубы – Кассандру. Или вот «герой» Ахиллес не только после поединка отказывает умирающему Гектору в милости – передать его мертвое тело престарелому отцу, но он еще и надругался над мертвым телом героя. Пусть Гектор убил Патрокла, друга Ахиллеса, но Патрокл и Ахиллес – захватчики. Кажется, Ахиллесу мало этой крови. Он жаждет мести и своими руками убивает 12 юных троянцев. Ахейцы убивают мужчин побежденной Трои, а женщин забирают в рабство. Ахиллес объяснял жестокость своего сердца тем, что он был рожден не от Пелея и Фетиды, но скалами и морем. Полагаю, что он рожден не скалами и морем, но той хваленой западной цивилизацией, которой органически присуща жестокость.

А. Иванов. Приам просит у Ахиллеса отдать тело сына

Ш. Марилье. Ахиллес привязывает тело Гектора к колеснице. 1786 г.

Немало места в поэмах уделено описанию оружия, одежд и домашней утвари. Все говорит о том, что Греция вступила в полосу социального расслоения. В «Одиссее» видим переселенцев и батраков. Их горькая доля известна Гомеру. В «Илиаде» сказано о тяжком положении батраков (о том говорит Ахилл). Перед нами мелькает образ одинокой пряхи, что едва в состоянии заработать на хлеб своим детям. Царь Агамемнон противопоставлен беднякам. Встречаются и колоритные фигуры нищих (образ Иру, стоящий перед пирующими женихами, просящий подаяние, а рядом в образе переодетого нищего предстал Одиссей). Одним словом, то общество, которое мы видим, далеко от справедливости. Потому Зевс и обрушивает бурю и ливни на злых и неправедных людей, которые «неправый свой совершают на площади суд и насилия множат, правду теснят и ничуть наказанья богов не страшатся» (Ил. XVI, 386—388). О торговле говорится немного и без всякого почтения. В «Одиссее», правда, сказано о прибытии финикийского корабля на о. Сирию, который полон красивых товаров. Купцы эти в течение года ведут с греками торговлю, да и сам Одиссей порой выдает себя за купца (Од. XV, 415; IV, 222). Однако когда феакиец Евриал увидел в Одиссее купца, отъехавшего за море с целью обогащения, тот страшно на него обиделся и назвал наглецом (Од. VIII, 159—166). Хотя он же абсолютно спокойно воспринял вопрос Полифема, а не разбойник ли он. В то время разбой и рабовладение воспринимали как достойное и похвальное занятие. Переодетый Одиссей откровенничает перед спутниками не без очевидной гордости (Од. XVII, 422—423):

 
Множество было рабов у меня
и всего остального,
С чем хорошо нам живется, за что
нас зовут богачами.
 

Итак, в Греции появляются города-полисы (Коринф, Мегары, Фивы, Халкиды, Аргос, Эретрия, Эгина, Милет, Смирна, Эфес, Спарта, ну и конечно же Афины). И в Малой Азии возникли города, которые были самой развитой частью Греции (по крайней мере в VIII в.). Здесь находились плодородные земли, залежи полезных ископаемых, пролегали главные торговые пути, связывающие Грецию с Востоком. Отнюдь не торговля, не язык знаний или ремесел были тогда главными орудиями, источниками богатства, но мечи, кинжалы, разбои, войны. С их помощью воюющие стороны и захватывали многочисленные богатства. В доме Одиссея полно золота и меди, что и привлекло сюда женихов (а вовсе не прелести его Пенелопы).

Я. Йорданс. Одиссей в пещере Полифема. 1630-е годы

Напомним, в гомеровской Греции денег тогда еще не было и в качестве обменного средства обычно выступали драгметаллы (бронза, железо, золото). К чеканке монет приступили в VII веке, заимствовав это искусство у лидийцев, где правил царь Крез (его богатство стало нарицательным). Ведущую роль играла и меновая торговля.

Д. Веласкес. Арахна ткет полотно, вызвав на соревнование Афину. 1657 г.

Претерпели изменения и трудовые отношения… Еще недавно царица Навсикая сама помогала рабам стирать в реке простыни, а Пенелопа, Елена и Андромаха со служанками были заняты прядением, ткачеством, вышивкой. Арахна вызывает саму Афину на соревнование в искусстве ткачихи. Одиссей самолично, и не без удовольствия, мастерил стулья, ложе и седла. Агамемнон и Ахиллес сами все готовили для пира и приема гостей. Андромаха кормила коней. Братья Навсикаи распрягали мулов. Даже царица богов, сама божественная Гера, обслуживала себя самостоятельно. Рабы у древних греков вначале почти ничем не отличались от остальных людей. Однако по мере развития общественных отношений ситуация стала меняться. Мелкий свободный земледелец, конечно, уже не мог конкурировать с богатым землевладельцем, имевшим множество рабов. Это же можно сказать и о мелком ремесленнике, сталкивавшемся с владельцем крупной мастерской, в основе которой лежал подневольный рабский труд. В эпоху, датируемую VIII—VII веками до н.э., наблюдается быстрое распространение рабства в Греции. «Хиосцы первые из эллинов (после фессалийцев и лакедемонян), – писал историк, – начали пользоваться рабами. Однако способ приобретения рабов был у них не тот, что у тех… ибо лакедемоняне и фессалийцы обратили в рабство эллинов, раньше населявших страну, которой они теперь обладают… хиосцы же приобретали себе рабов-варваров за плату». В Коринфе широко применялся труд покупных рабов (в VII в. до н.э). Другие народы стали пользоваться рабами позднее. Менее богатые вообще обходились без рабов. Заметим, если раннее греческое общество было совсем не чуждо трудовой и общинной демократии, то вскоре, вместе с военными победами, греки вкусили и всю «прелесть рабской силы». Произошло неизбежное и роковое разделение народа на тружеников и властителей, на свободных и рабов. Правда, элементы рабовладения были и раньше, но это было относительно редкое явление. Выше говорилось об общинном характере жизни раннего общества. Рабы еще были предметом роскоши (красивая рабыня стоила от 4 до 20 быков). Бывало даже, что царь с царицей попадали в рабство. Царица вынуждена была делить ложе с победителем, подавать ему пищу и одежду, мыть его, одним словом, всячески ублажать.

Кормление быка. Композиция на вазе

Все меняется по мере утверждения у власти победителей. Побежденные народы оказались в разном положении. Статус их был различен. Одни из них сохраняли относительную свободу, занимаясь возделыванием земли и платя оброк. Им были доступны все радости жизни, порой они участвовали в военных походах и владели известным состоянием. Они заседали вместе с фессалийцами в собраниях (перребы, магнеты, ахеяне). Произошло и своеобразное разделение труда. Как скажет один из персонажей пьес Менандра: «Побеждать на войне – присуще свободным людям; возделывать землю – дело рабов». Появление рабства дало толчок такому важному явлению, как колонизация. Ранее уже говорилось, что колонизация стала довольно распространенным явлением на Востоке. Однако, пожалуй, именно древние греки поставили этот процесс «на поток». Тут стоит сказать о микенской экспансии, что длилась с XIV по XII век до н.э. Микенцы колонизировали остров Родос и овладели Кипром (начало XIV в. до н.э.). Затем их путь пролегал в Сирию, Месопотамию и Египет. Ахейцы достигли Финикии, Библа, Палестины. Колонизация продолжалась и в дальнейшем. В течение двух столетий (с конца VIII в. и по VI в. до н.э.) греки колонизировали часть Средиземноморья (Керкира, Эпидамн, Сиракузы, Катана, Сибарис, Тарент и далее вплоть до Массилии, Марселя). На западном направлении их колонизация столкнулась с колонизацией карфагенян и этрусков. В восточном направлении греки колонизируют северное побережье Эгейского моря, проникают на Геллеспонт и Босфор. В VII веке до н.э. ими был основан Византий, откуда позже разовьется Византийская империя. Далее их путь будет лежать на побережье Понта Эвксинского (Черного моря), в скифские или славянские края – Синоп, Трапезунд, Ольвия, Херсонес, Феодосия, Пантикапей (Керчь), Танаис. Таковы древние греки.

Маршрут странствий Одиссея

Греки – народ исключительно энергичный, деятельный, талантливый. В самом деле, кажется просто невероятным, что такая маленькая и раздробленная Греция в течение двух столетий смогла развить столь бешеную колониальную экспансию. Однако тому есть причины. В ходе концентрации земли в руках знати происходило вытеснение мелких производителей, их сгон с земель, что и вело к перенаселению. Многие вынуждены искать счастья вне родины (за морями). Кроме того, в связи с развитием торговли в греческом обществе наблюдалось заметное расслоение. Если в гомеровской Греции почти не было местных купцов (хотя в поэме упомянут сын Язона, получавший неплохие барыши от поставок вина ахейцам, а также купец, обменивающий железо на медь), то уже в VII веке купеческие роды появляются часто (скажем, род Алкмеонидов в Афинах). Так как торговля и разбой были очень тесно связаны, то такого рода «перерождение» купцов происходит достаточно быстро.

Сбор оливок. Изображение на амфоре

К концу VII века до н.э. уже вырисовывается четко дифференцированное общество, состоящее из знати, т. е. благородных (эвпатридов) и простого народа (демоса). Аристотель недвусмысленно указал на олигархическую сущность афинского государства («Афинская полития»): «Дело в том, что и вообще государственный строй Афин был олигархическим, да притом еще бедные были в порабощении у богатых – и сами они, и дети их, и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, так как за такую плату обрабатывали поля богатых. Вся же земля была в руках у немногих. И если они (т. е. крестьяне) не отдавали платы, то попадали в кабалу и сами, и их дети. Также и займы вплоть до Солона производились под залог личности».

По Генелли. Пенелопа с луком Одиссея

По Генелли. Смерть женихов Пенелопы от рук Одиссея

О том же писал Плутарх в биографии Солона: «Неравенство положения бедняков и богачей достигло в то время высшей степени, вследствие чего государство находилось в исключительно опасном положении. Ведь простой народ был в долгу у богачей. Он или обрабатывал их землю, отдавая знати шестую часть хлеба (по другому толкованию – пять шестых), вследствие чего такой люд звали гектеморами (шестидольниками) и фетами (батраками), или занимал деньги под залог себя. Кредиторы могли взять этих людей к себе в кабалу. Они или обращали их в рабов, или продавали их за границу. Многие были вынуждены продавать даже своих детей (закон греков не запрещал этого) и бежать из города, спасаясь от суровости своих кредиторов». Олигархи тогда захватили почти всю землю. Народ попал к ним в долговую кабалу. Долговое право у греков было суровым. Должников легко могли обратить в рабов или продать за границу – в чужие края. Впрочем, о справедливости в ту пору говорить, конечно, не приходилось. У кого власть и сила, тот и прав. Геродот отмечал, как те же афиняне согнали племя пеласгов с земли, которую некогда сами им отдали за тяжкий труд (возведение стен вокруг Акрополя). Пеласги окультивировали землю, а афиняне под предлогом, что те пристают к их девушкам, выгнали бедных пеласгов.

Греки – ярые индивидуалисты. Вот что писал по этому поводу историк Фукидид (460—396 годы до н.э.), владелец золотых приисков, состоявший в родстве с Мильтиадом: «Точно так же следующее обстоятельство служит для меня преимущественным указанием на бессилие древних обитателей Эллады: до Троянской войны она, очевидно, ничего не совершила общими силами. Мне даже кажется, что Эллада, во всей своей совокупности, и не носила еще этого имени, что такого обозначения ее вовсе и не существовало раньше Эллина, сына Девкалиона, но что названия ей давали по своим именам отдельные племена, преимущественно пеласги. Только когда Эллин и его сыновья достигли могущества… и их стали призывать на помощь в остальные города, только тогда эти племена, одно за другим, и то скорее вследствие соприкосновения друг с другом, стали называться эллинами, хотя все-таки долгое время название это не могло вытеснить все прочие. Об этом свидетельствует лучше всего Гомер. Он жил ведь гораздо позже Троянской войны и, однако, нигде не обозначает всех эллинов, в их совокупности, таким именем, а называет эллинами только тех, которые вместе с Ахиллом прибыли из Феотиды, – они-то и были первыми эллинами… Гомер не употребляет и имени варваров, потому, мне кажется, что сами эллины не обособились еще под одним именем, противоположным названию варваров. Итак, эллины, жившие отдельно по городам, понимавшие друг друга и впоследствии названные все общим именем, до Троянской войны, по слабости и отсутствию взаимного общения, не совершили ничего сообща. Да и в этот-то поход они выступили вместе после того, как больше освоились с морем». В дальнейшем мы еще увидим, какими бедами это для них обернется.

Леохар. Аполлон Бельведерский

Как выглядели греки? Одни представляли их этакими аполлоновскими красавцами: блондинами высокого роста, широкоплечими, с прямым станом, с мраморно-белой кожей, стройными ногами и чувственным, жарким взором. Другие говорили, что греки (особенно те из них, кто ранее подвергся процессу ассимиляции и тяготел к незаконным бракам) нередко представляли собой низкорослых и субтильных типов с крючковатыми и придавленными носами, ртами до ушей, с согнутыми плечами, большими животами и тонкими и кривыми ногами. В качестве примера приводили далеко не красавцев – Еврипида и Демосфена, Сократа и Эзопа. Облачались греки в надетые прямо на тело хитоны, концы которого скрепляла пряжка. Цвет и длина их могли быть различными. Мужчины выбирали любой цвет, кроме желтого (этот цвет был отдан женщинам). Волосы их были густыми, пышными. Длинные волосы обычно носили пижоны, франты и… философы. На ноги надевали сандалии, иногда сапоги, полусапоги или башмаки. Дома все ходили босиком. Самые выносливые и закаленные ходили босиком и по улицам. Сократ делал это даже зимой. Завтрак афинянина был скорее символичным (кусочек хлеба – и всё). На улицах следовало ходить спокойно, говорить не очень громко. «Как ты хочешь, чтобы я остриг тебя?» – спросил цирюльник царя Македонии Архелая. «Молча», – шутливо ответил тот.

И все же греки были общительны и очень даже любили поболтать с друзьями. Поэтому более всего на свете они ценили настоящую дружбу. В греческой песне, перечисляющей условия для блаженства смертных, после здоровья, красоты и богатства стоит дружба. Сократ говорил: «Мне гораздо более хочется обладать другом, нежели сокровищами Дария». Поэтому они часто проводили досуг в компании друзей. Описывая радости сельской жизни, Аристофан говорил: нет ничего приятнее для грека, чем сказать соседу: «Эй, Комархид, что бы нам теперь сделать? Не выпить ли нам вместе, ибо боги к нам благосклонны». Друзья с удовольствием встречались, порой выпивали.

Духовные качества при этом считались важнее физических красот. Греки обладали, пожалуй, лучшими свойствами античных народов: они живы, быстро соображают, разумны, хватки, храбры, отважны, как Геракл, и в то же время осмотрительны, остроумны и ироничны, как Улисс. Геродот писал, что они отличались от «варваров» большей сообразительностью и отсутствием глупого легковерия. Со временем прославились они и своей торговой оборотистостью, так что даже вытеснили с рынков финикиян (а те большие мастера торговли). Правда, Ювенал уже во времена упадка греческой цивилизации высмеивал их изворотливость, которая порой переходит все грани, за которыми начинаются нечистоплотность, жульничество и прохиндейство. Славой пользовались в Греции спартанские остроты, отличавшиеся сжатостью и силой.

Гедонизм в застолье

Известно, что и афиняне не лезли за словом в карман… Немец Жан-Поль писал (XIX в.): «Греки были не только вечными детьми (как выбранил их египетский жрец), они были вечными юношами… Климат придал фантазии грека (некую) срединность – он занимает место между норманном и рабом, как спокойный жар Солнца – между лунным светом и пожирающим земным огнем… Свобода, где раб, конечно, осужден усердно трудиться, состоять в ремесленном цеху и учиться ради куска хлеба (тогда как у нас мудрецы и поэты – рабы, а в Риме рабы были первыми поэтами и мудрецами), благодаря чему гражданин, отпущенный на волю, мог жить, занимаясь только гимнастикой и музыкой, то есть жить ради воспитания тела и души». Сразу же и одновременно провозглашались олимпийские победы тела и духа… Философией занимались не ради хлеба, ради жизни, и «ученик взрастал и старился в садах учителей». Э. Ренан говорил: «Греки, как настоящие дети, до такой степени весело относились к жизни, что им никогда не приходило в голову проклинать богов или находить природу несправедливой и вероломной по отношению к людям». Греку присуще еще одно качество: беспокойство о своей судьбе, пробудившееся в нем с его блестящим воображением и наложившее на ранние произведения – «при всей отличающей их энергии – отпечаток такой глубокой скорби, что мы не находим ничего, превышающего его по силе у новейших народов» (Ж. Жирар).

Живая сценка между греками на рынке

Другая отличительная черта греков – их любознательность. Загадочное влекло их неудержимо, о чем бы ни шла речь. Они хотели все видеть, все понимать, все знать. Эта потребность обнаруживается у первых философов-натуралистов Ионических островов. Бьющая через край жажда любознательности проявляется и в сочинениях величайших греческих историков (Геродота и Фукидида). Она составляет одну из характерных черт школы перипатетиков, открывших в науке немало новых путей для исследований ученых.

Выезд охотниц. Фреска из Тиринфа

Первоначально местом собрания греческой общины был рынок, а в дальнейшем народ собирался на площадях. В Афинах местом сбора люда служила площадь на широком утесе, называемом Пниксом. Одни приходили на эту площадь развлечься, другие – по деловой необходимости. Греки умели не только торговать, но любили общаться с друзьями, вести беседы, петь, танцевать, прогуливаться, путешествовать, вообще предаваться развлечениям. Молодой Анахарсис после своего визита в Грецию писал о поведении греков: «Почти всех влекут (на площадь или агору) личные или общественные дела. …Площадь в определенные часы, освободившись от рыночной суеты, открывает прекрасную возможность наслаждаться зрелищем толпы или, наоборот, привлекать к себе внимание других. Вокруг площади расположены лавки торговцев благовониями и менял, цирюльников и т. п., куда всякий может свободно войти и где шумно обсуждаются государственные дела, случаи семейной жизни, пороки и смешные особенности частных лиц… Афинский народ чересчур насмешлив и шутки его особенно жестоки, потому что их язвительность тщательно замаскирована. Кое-где встречаются компании, ведущие поучительные беседы под различными портиками, разбросанными по городу. Ненасытная любовь афинян к новостям, являющаяся следствием живости их ума и поощряемая праздностью жизни, заставляет их сближаться друг с другом. Особенно это ярко заметно во время войны и охоты…»