Текст книги "Невербальная коммуникация. Экспериментально-психологические исследования"

Среди теорий происхождения языка значительная их часть рассматривает невербальную коммуникацию как исторически древнюю основу возникновения современной речи (Джесперсен; Рубинштейн, 1976; Иди, 1977; Уайт, Браун, 1978; Линден, 1981; Фирсов, Плотников, 1981; Якушин, 1989). Биогенетический закон Геккеля – Мюллера (онтогенез повторяет филогенез) является также свидетельством эволюционной древности НК: в онтогенезе НК предшествует вербальной коммуникации. Ребенок рождается с уже готовыми средствами невербальной голосовой вокализации, а речь появляется лишь к 1,5–2-годовалому возрасту. Наконец, нарушения речи, вызванные различными воздействиями на мозг (например, наркоз), приводят прежде всего к потере вербальной речи и во вторую очередь к нарушению невербальной коммуникации, как базирующейся на более древних структурах мозга (подкорка) и потому более устойчивой к деструктивным воздействиям.

Невербальные свойства речи, как правило, созвучны с ее вербальным смыслом. Вместе с тем канал невербальной коммуникации обладает свойством функциональной независимости от вербальной. Практически это проявляется: а) в возможности адекватного восприятия человеком всех видов НК вне зависимости от семантического значения слова (опознавание личности говорящего, его эмоционального состояния, пола, возраста и т. п.), б) в дивергенции между семантикой слова и значением невербальной информации (например, радушные слова, произнесенные холодным тоном).

Физиологической основой независимости невербальной функции речи от вербальной является функциональная асимметрия головного мозга человека (ФАМ). Исследования ФАМ, начатые еще в 1861 г. французским антропологом Брока (P. Broka), а также в 1874 г. Вернике (C. Wernicke) и блестяще продолженные в наше время Роджером Сперри (R. W. Sperry), удостоенным за эти работы Нобелевской премии в 1981 г., и другими, привели к доказательству ведущей роли левого полушария мозга в обеспечении вербальной функции психики (центры Брока и Вернике). Вместе с тем целый ряд современных зарубежных и отечественных работ свидетельствует о ведущей роли правого полушария в переработке невербальной информации (см.: Морозов и др., 1988; Bryden, 1982; Kimura, 1967; Darwin, 1969).

Существуют разные методы доказательства реальности функциональной асимметрии мозга: а) фармакологический метод – введение в правую или левую артерию мозга (по медицинским показаниям, например снятие болей) анестезирующего вещества, что приводит к торможению функций соответствующего полушария (проба Вада) и вследствие этого проявлению функции противоположного полушария; б) электрофизиологический метод – воздействие на правое или левое полушарие мозга электрическим током (также по медицинским показаниям, например как способ лечения психических заболеваний (Балонов, Деглин, 1976); в) клинический метод наблюдений людей с травматическими нарушениями правого или левого мозга (Хомская, 1987); г) психоакустические методы – сравнительные исследования особенностей восприятия человеком вербальной или невербальной информации через правое или левое ухо при моноуральном и дихотическом восприятии (Морозов и др., 1988). В последнем случае показано, что вербальная информация, например по критерию запоминания слов, лучше воспринимается правым ухом (см. рисунок 2), так как в этом случае адресуется к левому полушарию, т. е. речевым центрам Вернике, вследствие перекреста нервных путей. А невербальная информация, например по критерию узнавания эмоциональной интонации, лучше воспринимается левым ухом (так как в этом случае адресуется в правое полушарие мозга).

Рис. 2. Функциональная асимметрия мозга проявляется в преимуществе правого уха (т. е. левого полушария) при восприятии слов. Средние различия дихотического восприятия слов у людей разных возрастных групп для правого (А) и левого (Б) уха.

По оси абсцисс – возраст (число лет, Взр. – взрослые), по оси ординат – число правильных ответов, в данном случае – количество запомненных и воспроизведенных обследуемым слов (%).

Незаштрихованные участки масштабных столбиков показывают преимущества правого уха (левого полушария) восприятий слов для каждой возрастной группы.

Разделение функций полушарий не является абсолютным. Во-первых, потому, что между полушариями имеется сильная взаимосвязь благодаря соединяющим их нервным проводникам. Во-вторых, каждое из полушарий в определенной мере может выполнять функции другого, используя свой собственный механизм обработки информации. Например, логическое левое полушарие может распознать (вычислить) эмоциональную интонацию по характерным для нее акустическим признакам, а правое – опознать знакомое слово по его интегральной спектрально-тембровой картине (см. 2.7).

При восприятии невербальной информации, например эмоционального контекста речи, преимущество имеет левое ухо (правое полушарие) (см.: Морозов, Вартанян, Галунов и др., 1988).

Значительная непроизвольность и в определенной мере подсознательность восприятия и формирования экстралингвистической информации является также ее существенной особенностью по сравнению с речью. При речевом общении человек прежде всего озабочен восприятием смысла слов. Интонационно-тембровый «аккомпанемент» звуковой речи является как бы вторым планом нашего сознания и в большей степени подсознания. Это вызвано тем, что невербальные средства общения имеют более древнее эволюционное происхождение и соответственно более глубоко расположенные области мозгового представительства. Так, например, помимо центров в правом полушарии, мощнейший центр регулирования эмоционального поведения находится в лимбической системе мозга. Непроизвольность и подсознательность невербального поведения человека (не только голосового, но и двигательного – жест, поза, мимика) часто выдает истинные намерения и мнения говорящего, противоречащие его словам.

Всеобщая, не зависящая от языковых барьеров понятность, т. е. универсальность невербального экстралингвистического кода, позволяет людям объясняться и понимать друг друга при незнании языков. Любопытный пример такого рода приводит чешский писатель К. Чапек в рассказе «Дирижер Калина». Человек оказывается по воле судьбы в чужой стране и, не зная языка этой страны, тем не менее понимает случайно подслушанный разговор двух людей: «Слушая этот ночной разговор, я был совершенно убежден, что контрабас склонял кларнет к чему-то преступному. Я знал, что кларнет вернется домой и безвольно сделает все, что велел бас. Я все это слышал, а слышать – это больше, чем понимать слова. Я знал, что готовится преступление, и даже знал какое. Это было понятно из того, что слышалось в обоих голосах, это было в их тембре, в кадансе, в ритме, в паузах, в цезурах… Музыка – точная вещь, точнее речи!» Здесь автором подчеркивается особая способность музыканта Калины с его тонким слухом воспринять и понять, что хотели сказать друг другу люди. Это несомненно так, но предметно-образным эмоциональным слухом, который в данном случае оказал услугу Калине, обладают не только музыканты, но и все люди, правда, в существенно разной степени.

Рис. 3. Согласие в суждениях об эмоциях у представителей пяти различных языковых культур

Научные психологические исследования подтверждают межъязыковую универсальность невербальной коммуникации. Исследователи показывали фотографии людей с выражением эмоций: радости, отвращения, удивления, печали, гнева и страха представителям разных языковых культур и просили их определить характер выражаемых эмоций. В результате были получены высокие проценты адекватного восприятия данных эмоций, несмотря на значительные различия между языковыми культурами опрошенных (Блум и др., 1988).

Основными акустическими средствами передачи различных видов невербальной информации от говорящего к слушателю являются: а) тембр голоса, физическим эквивалентом которого является спектр звука, т. е. графическое отображение частотного (обертонового) состава голоса, б) мелодика речи (изменение высоты голоса во времени), в) энергетические характеристики (сила голоса и ее изменение), г) темпоритмические особенности речи, д) атипичные индивидуальные особенности произношения (смех, покашливание, заикание и т. п.).

Носителем вербальной фонетической информации является спектр сложного речевого звука, точнее – динамика формантной структуры спектра во времени (Фант, 1964). При этом для речи высота голоса, т. е. частота основного тона, практически не имеет значения[1]1
  Следует заметить, что мелодика речи, будучи важнейшим компонентом интонации (последняя реализуется также с участием ударения и темпоритмических характеристик речи), играет немаловажную роль в передаче и смысловых характеристик высказывания (вопрос, утверждение, завершенность, незавершенность) (Зиндер, 1979; Светозарова, 1982; Брызгунова, 1984).


[Закрыть], поскольку любую речевую информацию можно передать голосом любой частоты в пределах звуковысотного диапазона говорящего. Что же касается невербальных видов информации, то носителем ее наряду со спектром служат и звуковысотные характеристики голоса (мелодика речи, т. е. динамика частоты основного тона). Именно поэтому ограничение спектра высоких частот до 300–200 Гц (т. е. изъятие их из спектра с помощью электроакустических фильтров) приводит к полному разрушению вербальной информации (потере разборчивости речи) при значительной сохранности эмоциональной, индивидуальной и других видов невербальной информации (Морозов, 1989). Указанная особенность невербальной, в частности эмоциональной, информации позволяет моделировать ее средствами инструментальной музыки, голосом певца, поющего одну лишь мелодию на одной гласной (вокализ), и даже частотномодулированным чистым тоном (свистом). Музыкальные категории – минор и мажор – являются следствием этой закономерности.

Рис. 4. Невербальная экстралингвистическая информация голоса оказывается более помехоустойчивой (по сравнению с лингвистической) не только по отношению к действию шума, но и по отношению к частотному ограничению спектра.

График показывает, что ограничение высоких частот до 400 Гц почти полностью разрушает лингвистическую информацию (разборчивость слов падает до 5,5 %), определение же эмоций в таком сигнале, так же как и узнавание диктора, в значительной степени сохраняются, 60 % и 70 % соответственно (Морозов и др., Язык эмоций, мозг и компьютер, 1989).

Высота голоса и ее изменения во времени выступают носителем не только эмоциональной, но и других видов невербальной информации, например возрастной, половой, индивидуально-личностной. Биофизической основой этого является, в частности, обратно пропорциональная зависимость частоты основного тона речи человека от длины и массивности его голосовых складок[2]2
  Указанное соотношение приблизительно описывается формулой: , где F₀ – частота колебаний голосовых складок (Гц), т. е. – частота основного тона, P – величина подсвязочного давления в трахее, C – степень жесткости (или натяжения) голосовых складок, L – длина колеблющейся части, M – колеблющаяся масса, k – коэффициент пропорциональности (Морозов, 1977).


[Закрыть] (Медведев и др., 1959). У женщин и детей, складки которых короче и тоньше, чем у мужчин, высота голоса соответственно выше, примерно на октаву. Этой же закономерностью определяются индивидуальные различия в высоте голоса разных людей: высокие и массивные люди имеют, как правило, более крупную гортань и соответственно более низкие голоса по сравнению с низкорослыми и худыми людьми. Указанные закономерности находят отражение в высоких коэффициентах корреляции между высотой голоса людей, с одной стороны, и их полом, возрастом и весом, с другой стороны.

Наряду с этим установлено, что важнейшим средством психоакустического кодирования невербальной информации является спектр звука, определяющий, как известно, тембр голоса. Интегральный спектр голоса и речи с различным эмоциональным содержанием существенно различаются, особенно в высокочастотных областях спектра (см. рисунок 5). Так, для гнева характерно усиление высоких обертонов, что приводит к увеличению звонкости, «металличности» тембра, а для страха, наоборот, сильное падение высоких обертонов, что делает голос глухим, «тусклым», «сдавленным». Радость приводит к смещению формантных частот в более высокочастотную область, в результате того что человек говорит как бы «на улыбке» (см. рисунок 5 – спектр голоса Ф. Шаляпина при выражении разных эмоций).

Рис. 5. Интегральные спектры голоса Ф. Шаляпина при исполнении им отрывков из вокальных произведений, насыщенных различным эмоциональным содержанием, показывают сильные различия в уровне и частотном положении высоких обертонов голоса при выражении радости, горя, гнева, страха. Эти различия и обусловливают характерные изменения тембра голоса артиста при выражении эмоций.

Эмоционально окрашенные фразы взяты из следующих произведений: гнев – из сцены И. Сусанин в лесу («Табор вражеский заснул. Спите крепко до зари») из оперы «Жизнь за царя». Радость – речитатив Галицкого: «Грешно таить, я скуки не люблю…» из оперы «Князь Игорь». Печаль – «Ах ты, ноченька…» – русская народная песня «Ноченька». Страх – «Вон, вон там! Что это там?! В углу!!! Колышется!..» – сцена из оперы «Борис Годунов» (Морозов, 1989).

При распознавании знакомых и незнакомых людей по звуку их голоса (индивидуально-личностная невербальная информация) испытуемые указывают, что они ориентируются на свойственное разным людям различие в тембрах (т. е. в спектрах) голосов наряду с интонационными и другими особенностями их речи (Пашина, Морозов, 1990). Сила голоса, и в особенности динамика ее изменений во времени, – также важное акустическое средство кодирования невербальной информации. Так, для печали характерна слабая, а для гнева – увеличенная сила голоса и т. п. Изменение силы голоса во времени – весьма информативный показатель: медленные ее нарастания и спады (так же, как и высоты тона) характерны для печали («плачущие интонации»), а резкие взлеты и обрывы – для гнева (с м. рисунок 6).

Рис. 6. Осциллограммы голоса, т. е. графическое изображение динамики звука во времени, показывают, что каждая эмоциональная интонация – радость, горе, безразличие, гнев, страх – выражается своими особыми, характерными для нее акустическими средствами (Морозов, 1989)

Подчеркнем, что именно динамика акустических параметров – важнейшее средство кодирования всех видов речевой информации.

Наконец, существенная роль в кодировании невербальной информации принадлежит темпоритмическим характеристикам речи. Так, одна и та же фраза («Прости, я сам все расскажу…»), произнесенная по просьбе исследователей известным артистом О. Басилашвили с разными эмоциональными оттенками, имела средний темп произнесения (слогов в секунду) при выражении: радости – 5,00, печали – 1,74, гнева – 2,96, страха – 4,45. Аналогичные результаты получены при анализе эмоциональной выразительности вокальной речи.

При исследовании людей разных возрастных групп (биофизическая информация) оказалось, что их средние статистические характеристики темпа речи существенно различаются: в группе молодых людей (17–25 лет) – 3,52 слога в секунду, в группе среднего возраста (38–45 лет) – 3,44, в группе старшего возраста (50–64 года) – 2,85, в группе старческого возраста (75–82 года) – 2,25 слога в секунду. Это вызвано тем, что с возрастом замедляется активность артикуляционного процесса. Коэффициент корреляции между показателями возраста и темпа речи (по группе обследуемых 33 человека) оказался равным R = 0,6134 (при вероятности нуль-гипотезы р = 0,0001).

Иллюстрацией важности ритмической организации речи в передаче эстетической информации может служить ритм стиха. Стихотворный ритм, как известно, отличается от ритма прозы своей упорядоченностью, т. е. равномерным чередованием ударных или безударных слогов (ямб, хорей, дактиль, амфибрахий и др.), а также одинаковым числом слогов в строке. Таким образом, помимо поэтического изящества мысли (метафоричность, лиричность и др.), что достигается вербальными средствами, стихотворный жанр характеризуется и невербальными особенностями – упорядоченной ритмической организацией, и, естественно, рифмой, что достигается фонетическими средствами, т. е. известным подбором благозвучных (сходных по звучанию) фонемных окончаний последних слов в стихотворных строках.

Важнейшая особенность кодирования невербальной информации речи состоит во взаимодействии различных акустических средств, иными словами, любой вид невербальной информации передается, как правило, не каким-либо одним акустическим средством, а одновременно несколькими. Например, информация о разном эмоциональном состоянии говорящего найдет выражение не только в изменении тембра (т. е. спектра) голоса, но и в характерных для каждой эмоции изменениях высоты, силы, темпоритмических характеристик речевой фразы (см. рисунок 6).

Так, эмоция гнева, наряду с общим увеличением силы голоса, приводит также к увеличению высоты голоса, укорочению фронтов нарастания и спада звука, т. е. к увеличению резкости речевых звуков. Эмоция печали, наоборот, характеризуется медленным нарастанием и спадом силы и высоты голоса, увеличенной длительностью слогов, падением силы и звонкости голоса.

Указанные характерные комплексные изменения акустических свойств голоса и речи вызваны соответствующими изменениями общего физиологического состояния человека при разных эмоциях: например, усилением общей нервно-мышечной активности в состоянии гнева или общей нервно-психологической подавленностью и мышечной расслабленностью организма при печали. Это закономерно и отражается на работе органов образования голоса и речи.

Таким образом, различные биофизические характеристики человека (пол, возраст, рост, вес), эмоциональное состояние и другие психологические свойства говорящего закономерно отражаются в акустических особенностях его речи и голоса, а это, в свою очередь, является объективной основой для адекватного субъективного восприятия говорящего слушателем.

Одна из важнейших задач современной психологической науки – исследование механизмов выделения и обработки мозгом человека речевой информации. В предыдущем разделе показано, что акустические свойства (носители) вербальной и невербальной информации существенно различны. Столь же существенно различаются и психофизиологические механизмы мозга, обеспечивающие декодирование (т. е. выделение из акустического сигнала) вербальной и невербальной информации речи.

Сложность проблемы состоит в том, что такая существенная акустическая характеристика речи как спектр, содержит одновременно как вербальную (фонетическую), так и невербальную (тембр голоса) информацию. Каким образом мозг разделяет то и другое? Выдвинута гипотеза, что данное разделение возможно благодаря реализуемым мозгом человека двум принципам (механизмам) обработки речевой информации, каждый из которых соответствует правому или левому полушарию мозга (Морозов и др., 1988). Первый механизм характеризуется тем, что мозг производит детальный посегментный (пофонемный) анализ временной последовательности речевых звуков, подобно тому как обучающийся речи ребенок составляет слово из кубиков с изображением букв. Это характерно для левого полушария мозга. Второй механизм заключается в интегральной целостной оценке речевых единиц (паттернов), например целых слов, и сравнении их с хранящимися в памяти эталонами звучания тембральных, интонационных, ритмических и других характеристик речи (правополушарный принцип обработки речевой информации).

Гипотезу подтверждают проведенные разными авторами исследования, в частности – опыты по восприятию человеком эмоциональной, индивидуально-личностной и других видов невербальной экстралингвистической информации речи в условиях ее инвертированного во времени звучания. Последнее достигалось путем проигрывания магнитофонной ленты с записью речи в обратном направлении. Данный способ был описан еще А. Молем (Моль, 1966) для разделения семантической и эстетической (по его терминологии) информации. Однако Молем не был проведен анализ возможностей мозга по восприятию разных видов невербальной информации в инвертированной речи, равно как и не обсуждены возможные мозговые механизмы такого рода восприятия.

Гипотеза. Если два вышеописанных принципа обработки мозгом речевой информации действительно существуют, то следует ожидать, что временное инвертирование, нарушающее микродинамику формантной структуры речевого сигнала и, вследствие этого, разрушающее фонетический речевой код, не сможет сколько-нибудь существенно отрицательно сказаться на идентификации человеком эмоций, индивидуально-личностной и других видов невербальной информации. По крайней мере, это можно ожидать в той степени, в какой сохраняются интегральные спектральные характеристики любого звука, содержащего невербальную информацию при его инвертировании во времени. Последнее утверждение (об идентичности прямых и обратных интегральных спектров) вытекает из физико-математического описания спектра и подтверждается специально проведенными экспериментами.

Полученные за последние годы экспериментальные результаты показали, что такие виды невербальной информации, как информация о поле, возрасте, росте, весе говорящего, достаточно адекватно (хотя и с несколько большей ошибкой при инверсии) воспринимаются аудиторами при прослушивании как нормальной, так и инвертированной речи. Столь же эффективным является узнавание знакомых по их инвертированной речи (Пашина, Морозов, 1990). Наконец, эмоциональное содержание инвертированной речи становится также вполне доступным слушателям (Морозов, 1989, 1991c; Пашина, 1991).

Таким образом, при инверсии речи человек оказывается неспособным осознать ее лингвистический смысл при практически полной сохранности адекватного восприятия ее экстралингвистических составляющих – эмоциональной окрашенности, с возможностью идентификации характера разных эмоций (радость, горе, гнев, страх, нейтральное состояние), личности говорящего, а также пола, возраста, роста, веса. Эти результаты в общем виде являются дополнительным свидетельством (в ряду других научных аргументов) в пользу принципиальных различий между собственно речевым и невербальными каналами в системе речевого общения. В частности, эти данные являются отражением разных принципов кодирования (и декодирования) фонетической и экстралингвистической информации мозгом человека.

В свете высказанной гипотезы результаты работы свидетельствуют о принципиально важной роли для реализации механизма вербального кодирования знака временной перспективы акустической реализации речевого сигнала, нарушение которой при инверсии приводит к изменению на противоположный знак всех направлений движения формантных максимумов по частотной шкале динамических спектров указанных сигналов. Это и приводит к разрушению усвоенного человеком в процессе его жизненного опыта языкового кода и, соответственно, к непониманию речи, точнее, к отсутствию сознательного восприятия смысла речи[3]3
  Последнее уточнение существенно, поскольку показана возможность восприятия вербальной информации инвертированной речи на неосознанном уровне, а при определенной тренировке – и на уровне сознания (Морозов, 1992).


[Закрыть].

Нечувствительность психологического механизма невербального кодирования к указанным нарушениям временной микроструктуры речевого сигнала можно объяснить тем, что в основе данного механизма (реализуемого в работе правого полушария головного мозга) лежат иные принципы, в частности – принцип оценки интегральной среднестатистической картины (акустической макроструктуры) речевого сигнала, поскольку данные интегральные макроструктуры – спектральные, звуковысотные и темпоритмические (полученные за период в сотни и тысячи миллисекунд) – не изменяются при инвертировании. В оценке этих интегральных макроструктур речевого канала мозг использует принцип накопления, интегрирования, вероятностного прогнозирования и сравнения с эталонными паттернами аналогичных интегральных макроструктур[4]4
  Важно отметить, что взаимодействие этих двух механизмов (реализуемых в параллельной работе двух полушарий головного мозга) обеспечивает высокую надежность и адекватность восприятия человеком смысла речевого высказывания. Поэтому неслучайно «двухполушарный принцип» параллельной обработки мозгом речевой информации уже находит применение в разработке систем автоматического распознавания речи (Ли, 1983; Морозов, 1989).


[Закрыть].