Текст книги "Стихи и проза. Избранное"

И вот наконец-то замаячил долгожданный отпуск. Олег заблаговременно взял билет на самолет и написал матери, когда приезжает. Мать прислала ответное радостное и взволнованное письмо и сообщила, что встретит его в аэропорту или сама, или, если не получится, то попросит соседа Николая Ивановича съездить за ним на своей машине. Читая письмо, Олег улыбался и вместе с тем чувствовал, как от волнения какой-то комок подкатывал к горлу. Да, все-таки он очень соскучился по матери! По своей «любимой мамочке», как он ее называл! С матерью у Олега всегда складывались более близкие и доверительные отношения, чем с отцом, несмотря на то, что он, как мальчишка, к нему тянулся и стремился получить ответы на все возникающие у ребенка вопросы. Но отец, работая заведующим ремонтными мастерскими колхоза, очень рано уходил на работу, а возвращался поздно вечером, когда Олег либо собирался ложиться спать, либо уже спал. В редкие выходные и праздничные дни отец брал школьный портфель, усаживал Олега рядом и говорил:

– Ну, сынуля, проверим успехи!

Олег безо всяких переживаний открывал дневник и подавал отцу. Он учился ровно, в основном, всегда отлично, но по некоторым предметам, были и четверки. Отец, просмотрев, как он говорил, «успехи», закрывал дневник и, обняв Олега за плечи, произносил одну и ту же фразу:

– Так держать, сынуля, молодец!

Как-то весной, Олег, вдохновленный отцовской похвалой, попытался рассказать ему, что они с Сашей Волковым записались в драмкружок, где он будет играть в детском спектакле Кощея Бессмертного, а Саша – Бабу-Ягу, что сделали чертежи новой двухместной педальной машины, которую будут строить летом. Но отец, глядя куда-то мимо Олега, как-то равнодушно произнес:

– Начинания хорошие, молодцы, давай вечером все обсудим, а сейчас я вот хочу последние новости узнать, – и он потянулся к свежей газете.

Раздосадованный Олег, молча, ушел, он думал о том, что и вечером у папы снова появятся какие-то дела и с ним он так ничего и не обсудит. И тогда он побрел к матери. Он знал, что, несмотря на занятость домашними делами, мама всегда его внимательно выслушивает и дает нужный совет. Всякий раз, когда Олег интересовался, куда ушел отец, она говорила:

– Сынок, у папы такая напряженная пора, они сейчас технику готовят к весеннему севу, вот видишь, даже по воскресным дням приходится работать, надо проконтролировать, как идет ремонт и подготовка.

Иногда на очередной вопрос Олега: «где папа?» – спокойно объясняла:

– Он уехал в город за запчастями, за ним машина заезжала.

И в глубине души Олег начинал убеждать себя, что отец действительно очень занятой человек, что ему тоже иногда хочется отдохнуть от всего и ото всех, просто полежать на диване и почитать газету. Любит же Олег забираться в маленькую дальнюю комнатку, которую мать использовала как кладовку, устраиваться на старой кушетке и читать свои любимые книжки о путешествиях в дальние страны, о всякого рода приключениях, о пионерах-героях войны. А отец, в какие бы ни ездил командировки, все равно возвратится домой, а в выходной день они как всегда будут просматривать дневник и поговорят на разные темы.

К первомайским праздникам школьный драмкружок готовил большую патриотическую программу, а для учащихся начальных классов спектакль на тему русских народных сказок. Спектакль состоял из нескольких сказок, и в одной из них Олег играл Кощея Бессмертного. Он очень серьезно готовился к своей роли, не пропускал репетиции и даже своему голосу старался придать какой-то угрожающий тембр, на что руководитель кружка, Вера Васильевна, сказала:

– Олег, ты все правильно делаешь, только не надо так рычать какими-то непонятными звуками, ты же не волк, говори обычным голосом своим, и будет очень интересно.

Олег вначале расстроился, что не поняли его намерений, но, прислушавшись к замечаниям Веры Васильевны, повторил текст так, как она просила, и сценка с его участием во время спектакля прошла «на ура», а ему вручили приз за яркое и достоверное исполнение роли. В качестве приза была книга «Улица младшего сына» о пионере-герое Великой Отечественной войны Володе Дубинине.

Домой Олег не шел, а просто летел, он знал, что сегодня суббота, отец, возможно, придет пораньше, все соберутся за ужином, он покажет им свой приз и расскажет, как удачно сыграл роль. Подходя к дому, он увидел, что дверь на веранду открыта, значит, мама была дома – в субботу она работает только до 12 часов дня. Олег прошел веранду и в коридоре у вешалки натолкнулся на большой чемодан и груду, каких-то вещей. Дверь в комнату была приоткрыта, и он увидел маму – она полулежала на диване, уткнувшись лицом в подушку, плечи ее вздрагивали.

Олег просто оторопел: «Что с мамой, что произошло?» Он осторожно вошел в комнату. Мать никак не отреагировала на его приближение и продолжала плакать, видимо, она не расслышала, что он пришел. Олег хотел спросить у мамы, что с ней, но кровь прилила к голове, в горле пересохло, язык не слушался и он не смог произнести ни одного слова. Он что-то промычал и прикоснулся к ее плечу.

Мама подняла глаза, они были заполнены слезами, слезы текли по ее щекам. Она какое-то мгновение смотрела на Олега, как будто соображая, кто это рядом, но вдруг резко поднялась и, слегка отстранив его, сказала:

– Подожди, Олежек, я сейчас.

Она быстро ушла на кухню, и Олег слышал, как там звенел рукомойник, видимо, мама умывалась и приводила себя в порядок. Через некоторое время она вошла в комнату, и Олег увидел ее слегка влажное лицо и волосы, покрасневшие и припухшие глаза. Олег продолжал стоять посередине комнаты, не выпуская из рук портфеля, он не понимал, кто мог обидеть так серьезно маму, что она расплакалась. За свою небольшую детскую жизнь он только один раз видел, как мама всплакнула.

Это было 9 мая, когда к ним приехали её фронтовые друзья, они сидели за столом, вспоминали своих погибших товарищей, и мама, слегка захмелевшая, вдруг прослезилась, рассказав, как в конце войны погибла её фронтовая подруга, с которой они буквально накануне строили планы на мирную послевоенную жизнь. В обычной жизни мама была предельно сдержанной и не давала воли своим слезам. И уж если с ней это произошло, значит, случилось что-то ужасное. И Олег наконец-то выдавил фразу, которая вертелась у него в голове, но он боялся ее произнести:

– Мама, с папой что-то случилось?

Мама подошла к нему, взяла за плечи, усадила на диван, села рядом и, притянув к себе, сказала:

– С папой, сынок, ничего не случилось! Но в то же время – случилось!..

Олег посмотрел на нее и даже не узнал: лицо ее было, каким-то серым, холодным и неприветливым, а глаза смотрели куда-то в окно.

Вдруг она повернулась, обхватила его голову руками и, заглядывая в глаза, произнесла:

– Олежек, ты уже большой мальчик, должен понять, – она сделала паузу, – папа больше не будет жить с нами.

– Как не будет? Почему? Он что, уже не придет? – Олег с трудом выталкивал из себя слова. Кровь снова прилила ему к лицу, даже в ушах появился звон. «Как же так, он же любит папу, он сегодня хотел порадовать его своим призом, рассказать о своих успехах, а он не придет и не будет с ними жить». Он вдруг почувствовал, как глаза наполняются слезами и, едва сдерживаясь, спросил:

– А где же он будет жить, если не с нами?

– Он будет жить в городе с другой женщиной. К сожалению, так у взрослых бывает…

– А как же ты, мама? – прошептал Олег.

– А я буду жить с тобой, главное, что ты есть у меня!

Олег понял, что уже никакая сила не удержит его от рыданий, он вырвался из материнских объятий и побежал на улицу, повторяя:

– У взрослых так бывает… у взрослых так бывает… – и слезы в три ручья текли из его глаз.

Во дворе он забежал за дом и забился в куст сирени. Там он просидел до вечера, проплакав от обиды и бессилия что-либо изменить. Он слышал, как мать его искала на улице, думая, что он убежал со двора, как подъезжала грузовая машина, и это был, скорее всего, отец, который забирал свои вещи. Вернулся Олег в дом только поздним вечером. Мать ему ничего не сказала. Обняв его за плечи и погладив по голове, она отправила сына ужинать. Умывшись перед сном, Олег ушел в свою комнату, быстро разделся и нырнул с головой под одеяло, его колотил непонятный мелкий озноб, как будто он вылез из проруби. Пытаясь как-то согреться, Олег свернулся калачиком и вдруг почувствовал, что одеяло приподнимается.

Мама вошла в комнату неслышно. Это был традиционный семейный ритуал, она всегда заходила и перед сном целовала сына. Когда она делала это в присутствии отца, тот иногда ворчал:

– Ну что ты из него «маменькиного сынка» делаешь. Он ведь уже большой! Пожелали друг другу спокойной ночи и ладно!

На что мама отвечала:

– Ты не прав, ребенок должен воспитываться в ласке и добре, а когда станет взрослым человеком, будет отзывчивым и чутким.

– А как насчет того, чтобы быть мужественным и смелым, а не каким-то слюнтяем, ведь он же будущий мужчина! – не унимался отец.

– Добрый, отзывчивый человек может быть одновременно и смелым, и решительным, и мужественным, а материнский поцелуй перед сном этому никак не мешает, – утверждала с улыбкой мама.

И сейчас мама, приподняв одеяло, ласково произнесла:

– Ты не укрывайся с головой, сынок, а то еще задохнешься, – она поцеловала его в лоб и добавила:

– Спи и ни о чем не тревожься, все у нас наладится.

Она так же неслышно вышла из комнаты, а Олегу вдруг невыносимо захотелось, чтобы в комнату вошел папа и, потрепав его по волосам, пожелал спокойной ночи. Ведь, несмотря на свои нравоучительные высказывания матери, он иногда и сам заходил перед сном к Олегу, садился на кровать и начинал расспрашивать о школьных делах. От отца исходил легкий запах вина, он улыбался, глаза были добрыми и грустными. Олег пытался как можно больше чего рассказать, но под свой монотонный рассказ быстро засыпал, а отец, погладив его по голове, уходил. А теперь он будет жить в городе у другой женщины и больше не войдет в его комнату. Олег вспомнил слова матери «У взрослых так бывает…» – и слезы снова побежали из глаз. Он кулачками стал размазывать их по щекам, а затем подтянул одеяло до самого носа и стал им зажимать рот, чтобы мама не услышала его всхлипываний.

Эту ночь он запомнил на всю жизнь. В дальнейшем его отношения с матерью стали еще более теплыми и доверительными. Он старался ее лишний раз ничем не огорчать и своим еще детским умом понимал, что он ее единственный помощник и защитник.

…Олег Петрович почувствовал, что машина стала замедлять ход и, наконец, совсем остановилась. Он приоткрыл глаза и увидел стоящие перед ними несколько автомобилей и вдалеке какое-то столпотворение машин, между которыми ходили люди, что-то кричали, размахивая руками.

– Авария! – кивнув, сказал водитель, – недавно, наверное, только начали разбираться!

– И как вы думаете, надолго? – Олег Петрович встревожился.

– Если будут вызывать милицию, то, конечно, застрянем, но по обочине, смотрю, потихоньку объезжают, и мы тоже попытаемся проскочить.

Машины действительно начали движение и стали аккуратно объезжать стоящую посередине проезжей части легковушку, огибая ее по обочине. Это была уже не новая иномарка с правосторонним рулем. Рядом с ней стояли парень и девушка и нервно курили. Передний бампер, капот и левое крыло были достаточно серьезно повреждены. Впереди, метрах в пятнадцати от этой машины, стоял автобус ПАЗ, наполовину съехав на обочину. Вокруг него толпились люди, видимо, это были пассажиры. Чуть наискосок, на противоположной стороне дороги, стоял грузовик с включенными аварийными сигналами и открытым капотом. Около него три человека что-то оживленно обсуждали. Это, скорее всего, были водители иномарки, автобуса и грузовика, потому что один из них несколько раз показал в сторону кузова, а точнее, на знак аварийной остановки. Когда машина, в которой ехал Олег Петрович, медленно проезжала мимо автобуса, он повернул голову и увидел на левом боку автомобиля большую вмятину.

– Легко отделались, – кивнул водитель. – Этот балбес мог натворить беды.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Олег Петрович.

– Как кого? Конечно, водителя иномарки! Он шел на скорости со стороны поселка, решил обогнать стоящий грузовик. Или не увидел встречный автобус, или решил проскочить, а скорее всего, из-за того, что правосторонний руль, он далеко выкатился на встречку. Слава богу, что не лобовое столкновение, а то бы точно трагедия! Ему надо было притормозить и спокойно объехать препятствие, но мы же все спешим! – водитель сказал это с нескрываемой иронией.

Олег Петрович посмотрел на него и подумал: «А как бы ты поступил»? Водитель, словно прочитав его мысли, продолжил:

– Я тоже как-то попал в аналогичную ситуацию. Дело было ночью, притормозил сначала, а потом думаю, – проскочу, встречная машина вроде далековато, а она приблизилась мгновенно. Разъехались, едва не зацепившись зеркалами, но для меня это серьезный урок. Метров через двести заправка была, я возле нее остановился, ехать дальше не могу, всего трясет, пришло осознание того, что могло бы произойти несколько минут назад. Немного успокоился и тихо-тихо поехал дальше.

– Вы были с пассажирами? – Олег Петрович пристально посмотрел на водителя.

– Нет, я ехал один, это было несколько лет назад, а с пассажирами я всего год катаюсь, да и то не от хорошей жизни.

Я вообще-то химик по образованию, занимался удобрениями, сейчас предприятие на грани полного разорения, отправили почти весь коллектив в двухмесячный отпуск, зарплату не платят, осенью, видимо, полностью закроют.

– А что, удобрения совсем не пользуются спросом?

Видя, что пассажир проявляет к нему хоть какой-то интерес, водитель оживился и продолжил:

– Сами посудите, кому продавать и за что. Колхозы и совхозы почти поголовно разрушены, землю разделили, технику растащили, образовали фермерские хозяйства. А дальше-то что? Денег у людей нет, если кому-то и удается взять кредит в банке, то под кабальные проценты, а ведь на что-то надо покупать те же удобрения, семена, технику обслуживать. Через год-другой почти половина таких фермерских хозяйств просто прекратила свое существование, и дальше все катится вниз по наклонной. Отсюда, как вы говорите, и спрос упал на удобрения, и соответственно резко снизилось количество сельскохозяйственной продукции. Конечно, есть крупные агрокомпании, но их немного, и они, как правило, ориентированы на зарубежные фирмы по поставке удобрений, заключая с ними прямые договоры. Удобрения, по правде сказать, не очень высокого качества, а точнее, просто отходы производства, но берут, считают – фирма известная!

Олег Петрович, внимательно слушавший водителя, вдруг поймал себя на мысли, что за последние три года он настолько был поглощен своими личными проблемами и работой, что даже особенно не вникал в те потрясения, которые произошли с его страной, и не анализировал последствий. А ведь произошла самая настоящая катастрофа, которая буквально ошеломила народ, хотя многие здравомыслящие люди подозревали, да и просто открыто говорили, что государство трещит по швам и стремительно приближается к пропасти, а руководство не предпринимает никаких мер, чтобы остановить этот разрушительный процесс. Для самого Олега Петровича это было заметно, может быть, в меньшей степени, потому что вместе с женой он находился в течение трёх лет в заграничной командировке, и вернулись они в Советский Союз накануне его окончательного разрушения. Однако, приезжая в отпуск, он, вне всякого сомнения, обращал внимание на хаос и неразбериху, царившие во всех сферах деятельности, общую нервозность и раздражение в обществе, громадные очереди за спиртными напитками и пустые прилавки в магазинах, бесконечные торговые палатки и стихийные рынки. Чувствовалось, что изменения в стране произошли далеко не в лучшую сторону. Пообщавшись с дочерью, которая в это время жила у тёщи в Ленинграде и оканчивала школу, они с женой возвращались на место своей длительной командировки, в одну из ближневосточных стран, куда по договору с нашим правительством были приглашены советские специалисты для электрификации и обустройства крупного нефтеносного района.

Снова, как обычно, погружались в повседневную ответственную работу, и тревожные мысли, возникавшие на родине, как-то потихоньку уходили на второй план.

Машина, подпрыгивая на неровностях дороги, выскочила на пригорок и, набирая ход, уверенно покатилась вниз, где среди бескрайних полей, разделённых лесными полосами, появились очертания сельских жилых построек в виде растянутого неправильного прямоугольника.

– Через пять минут будем на месте, фактически без задержки, – улыбаясь, сказал водитель. Так что зря переживали! Вы в гости или деловая поездка? – полюбопытствовал он.

– На похороны я, но понимаю, что не успел. Матери не стало… – Олег Петрович ответил, не глядя на водителя, и вдруг почувствовал, что в горле пересохло и запершило, а в груди всё сжалось и замерло, как будто прекратилось дыхание. Он понял, что всё это время гнал от себя печальные мысли, старался сдерживаться и не думать о цели своей поездки, но сейчас, в нескольких километрах от родного дома, ощутил, как горе стало овладевать им, вызывая страдания. Он как можно ближе подвинулся к окну, чтобы воздушный поток обдувал лицо, и это помогло, хотя бы немного, снизить волнение.

– Вы извините! Я не подумал… – пробормотал вдруг водитель.

Олег Петрович ничего не ответил, только слегка кивнул головой. Ему ни о чём не хотелось говорить и даже ни о чём не думать – он просто поскорей хотел приехать, как бы этим пытаясь искупить вину за свою задержку. И в подтверждение его мыслей водитель спросил:

– Куда вас везти?

– Ближе к центру – я подскажу, сначала направо, затем сразу налево!

Через несколько минут машина подъехала к небольшому домику, скрытому в листве деревьев и сиреневых кустов. Расплатившись с водителем, Олег Петрович направился к калитке. В глубине двора он увидел несколько человек, сидевших в старенькой покосившейся беседе, у стены дома стояла длинная скамья, а рядом два стола, причём один лежал на другом, перевёрнутый ножками вверх. Увидев, что кто-то вошёл во двор, из беседки вышла девушка и буквально бегом направилась навстречу.

– Папа, ну что же ты?.. – прокричав, она бросилась к отцу.

– Саша, Сашенька, – мне трудно это объяснить! – Олег Петрович обнял дочь. – Я был с комиссией на дальнем объекте, несколько дней шли дожди, размыло дорогу, и как раз пришла радиограмма. Вездеходу не пройти – обвал на дороге, вертолёты не летают из-за погоды. Два дня сидел на взводе, хоть пешком иди! Потом руководство послало вертолёт – пилоты, просто молодцы, пошли на риск, но, как видишь, не получилось! Не могу себе простить это!

– Здесь жара такая стояла, куда больше ждать, вчера всё и произошло. Сегодня хоть небольшой ветерок, а то дышать просто было невозможно!

Они направились к беседке, оттуда стали подниматься люди и выходить им навстречу. Первой подошла и обняла зятя тёща Нина Александровна. Это была женщина интеллигентного вида, с ещё сохранившимися тонкими, привлекательными чертами лица, с седеющими волосами, аккуратно уложенными в строгую причёску, с печальными, слегка припухшими глазами. Чувствовалось, что к Олегу Петровичу она относилась с нескрываемым уважением. Затем Олега Петровича тепло, по-родственному обняли сестра матери, тётя Оля, её муж Андрей Васильевич, их дочь Наташа. Последним подошёл сосед Николай Иванович, который был в очень хороших отношениях с матерью и даже пару раз по её просьбе встречал тогда ещё юного Олега в аэропорту, как одного, так и с молодой женой. Все по очереди обнимали Олега Петровича, приветствуя его и выражая тем самым ему свои искренние соболезнования.

Олег Петрович направился в дом. С момента его последнего приезда там практически ничего не изменилось, всё вроде бы находилось на своих местах, только сразу почувствовалось, что нет самого главного – в доме не стало тепла и уюта, которые исходили от заботливых рук хозяйки, он словно осиротел и лишился привычного порядка и устроенности, душевности и гостеприимства. Дом как будто, весь сжался в пространстве: Олегу Петровичу показалось, что комнаты стали меньше по размеру, а потолок опустился и навис над головой. Он прошёл в свою бывшую комнату и услышал за спиной:

– Папа, мы тут с бабушкой пока расположились – она на диване, а я на полу, на надувном матрасе, – Саша вошла в дом следом за отцом. – Ты тогда здесь оставайся, а мы можем пойти к Николаю Ивановичу – он нас приглашал! Ольга Тихоновна, Андрей Васильевич и тётя Наташа завтра уедут, и мы перейдём в большую комнату.

– Ты не переживай, дочка! Я просто вещи здесь оставлю и переоденусь, а спать я буду на веранде, или за домом в кустах сирени на раскладушке.

– Я видела эту раскладушку в сарае, она вся ржавая, в пыли… – Саша с удивлением посмотрела на отца.

– Ничего, почистим, в комнате мне будет душно!

Олег Петрович вытащил из чемодана полотенце и чистую рубашку и, оборачиваясь к дочери, спросил:

– А душ-то хоть работает, вода есть?

– Конечно! – ответила Саша, – и в доме, и во дворе – лично мы мылись на улице, набираем шлангом в бочку, и она там нагревается буквально до кипятка.

Олег Петрович вспомнил, что в свой первый отпуск он привёз достаточно большую для того времени сумму денег и все их потратил на обустройство дома, на облагораживание быта для матери, на создание элементарных удобств, несмотря на все её протесты.

Вначале он сказал, что хочет купить мотоцикл, потому что отпуск у него большой, можно будет съездить и к друзьям в соседние населенные пункты, и к родственникам. На Севере на мотоцикле много не поездишь, он его оставит здесь, и каждый год будет приезжать в отпуск и пользоваться. Мать одобрила его идею, и они даже наметили день, когда поедут в областной центр присмотреть машину. Но однажды он увидел, что по улицам начали активно рыть траншеи и прокладывать трубы, чтобы лучше обеспечивать водой жителей поселка. Раньше в таком достаточно большом населенном пункте было всего несколько колонок, и чтобы сходить за водой, приходилось идти не менее ста пятидесяти метров, а то и дальше. Некоторые люди, воспользовавшись ситуацией, начали копать траншеи в свои дворы, чтобы подвести в них воду. Олег Петрович, посоветовавшись с соседями, тоже присоединился к этому делу, только воду решил завести не просто во двор, а прямо в дом. Мать пыталась его отговорить, убеждая, что за отпуск он не успеет, что она и так проживёт, а он лучше бы купил мотоцикл, поездил на речку, покупался и отдохнул, но сын был непреклонен. И он успел не просто провести воду на кухню, поставить раковину и обложить стенку дефицитной на тот период кафельной плиткой. Из кладовки он вышвырнул весь старый хлам, нашёл людей, которые перестроили чулан, установили там душ и унитаз, а на улице вырыли и забетонировали специальную выгребную яму по всем существующим правилам. Провожая сына, мать обняла его, поцеловала и тихо проговорила: «Спасибо тебе, сынок, ты так мне облегчил жизнь!»

Эти слова врезались в память, они стали для него наградой, но сейчас об этом он думал с душевной болью, потому что ничего подобного ему больше никогда не скажут.

– Папа, ты же с дороги проголодался, может, поешь?

Олег Петрович, словно очнувшись ото сна, повернулся к дочери, продолжая стоять с полотенцем посередине комнаты. Саша, глядя на него, продолжила:

– Что с тобой, пойдём, покушаешь, мы уже обедали, бабушку помянуть надо, как сказала Ольга Тихоновна.

– Да-да, хорошо, дочка, – продолжая думать о своём, проговорил Олег Петрович, – я сейчас сполоснусь под душем на улице и подойду!

Он вышел во двор, день уже клонился к вечеру, и солнце повернуло свои палящие лучи так, что во дворе от стоящего дома образовалась тень. В этой тени на скамейке сидели Ольга Тихоновна – сестра матери и его тёща и с грустью о чем-то беседовали, постоянно вздыхая и кивая головой. Скрипнула калитка, и во дворе появились Николай Иванович и Андрей Васильевич, они переносили столы, которые сосед любезно предоставил для организации поминального обеда.

– А скамейку, может, пока оставите, на ней так удобно посидеть на воздухе, – попросила Ольга Тихоновна.

– Да, пожалуйста, заберу потом! – кивнул Николай Иванович, направляясь к беседке. В руках он держал большой графин, видимо, наполненный вином. Увидев вышедшего Олега Петровича, сказал:

– Подходи, Олег, маму твою помянем…

– Я сейчас, – тихо проговорил Олег Петрович, направляясь к душевой.

Когда он вышел из душа, то увидел, что все уже снова собрались за столом. Пришла Варвара Михайловна, жена Николая Ивановича. Она поздоровалась с Олегом Петровичем, посетовав, что он так поздно приехал. На столе были расставлены тарелки с закусками, а там, где должен был сидеть Олег Петрович, стояла дымящаяся тарелка с красным наваристым борщом.

– Папа, тебе борщ, очень вкусный – объеденье! Готовила Варвара Михайловна – что значит, профессиональный повар!

Все присутствующие закивали и стали говорить, что поминальный обед был очень хорошо приготовлен. Варвара Михайловна засмущалась и скромно ответила:

– Я в память о хорошем человеке старалась, и вроде навыки ещё не утратила!

Все молча выпили налитое в стаканчики вино. Оно было прохладным и довольно приятным на вкус, с ощущением лёгкой терпкости.

Николай Иванович имел несколько кустов укрывного винограда, вино делал исключительно, как он говорил, «для себя и хороших гостей, использую только чистый виноградный сок и не добавляю никаких дурманящих ингредиентов». Сам Николай Иванович был человеком бесхитростным, не склонным к обману и, сколько его знал Олег Петрович, отзывчивым на чужие просьбы. Всю жизнь он проработал механизатором, был передовиком производства, во время жатвы почти всегда занимал призовое место. Жена работала в колхозной столовой поваром, и её очень ценили за качественно приготовленные блюда.

Однажды, ещё по молодости, она подняла большую кастрюлю с водой и повредила позвоночник, от чего потом очень страдала. Периодически её мучили боли в виде приступов радикулита, и Олег Петрович помнил, что мать постоянно в этом случае, делала ей уколы и массаж, и однажды, когда Олег уже учился в 10 классе, она как-то сказала: «Как хорошо, что ты у меня есть, и как жаль, что у наших соседей нет детей, такая приличная семья, чувствуется, что из-за этого они очень переживают»! Почему так произошло, неизвестно, соседи эту тему никогда не затрагивали и подобных разговоров избегали. Может быть, пропустили время, а возможно, тяжести, с которыми приходилось сталкиваться Варваре Михайловне, повлияли на её репродуктивное здоровье. Конечно, их это мучило, им было трудно, и особенно сейчас, на склоне лет, но они жили, поддерживая друг друга, как могли, не жалуясь на судьбу, ни к кому не обращаясь за помощью, наоборот, старясь помочь другим.

Пару стаканчиков все выпили молча, произнося лишь стандартные в таких случаях фразы вроде «Царствие небесное» или «Светлая память», но затем вино оказало своё влияние, и пошли разговоры – кто-то стал рассказывать, каким человеком была покойная, кто-то просто всплакнул. У Олега Петровича тоже увлажнились глаза, но он старался сдерживаться и, выпив ещё стакан вина, обратился к Николаю Ивановичу:

– Хотел у вас спросить, может, вы всё-таки в курсе, что и как здесь с мамой произошло?

– Олег, что я могу сказать? Наверное, то, что все знают. Вечером ей стало плохо с сердцем, она себя сама лечила, нам даже ничего не сказала. Потом, видимо, стало хуже, она позвонила в район, вызвала скорую помощь – хорошо, телефон под рукой! Я в окно увидел машину скорой помощи, зашёл в дом, она лежала на диване, ей делали укол, она меня подозвала и показала на подоконник, с трудом так произнесла, что в тетрадке телефоны и адреса ваши, если что с ней случится, чтобы сообщил. Я её стал успокаивать, что всё пройдёт, её в больнице подлечат, и вернётся здоровой. Она только головой слегка покачала и закрыла глаза. Вынесли её на носилках, я еще помогал донести до машины. Как потом сказали, до больницы не довезли, она скончалась в дороге. Утром позвонили в нашу, как теперь называют, администрацию из больницы, врачи попросили, чтобы мне всё передали. Ключи от вашего дома у меня были, она мне давно их отдала, когда ещё первый раз поехала в гости. Я сразу телеграммы отправил по всем адресам, а сам пошел в амбулаторию, хотел врачу всё рассказать, а он говорит, что ему уже звонили. Вечером Ольга Тихоновна приехала с мужем и дочкой, с утра мы отправились в город, в похоронное бюро. Раньше, когда колхоз был, строительный цех работал, всё здесь делали, а сейчас стало акционерное общество, всё разорилось. Контора эта ритуальная сделала всё как положено, а управляющий акционерным обществом выделил нам машину грузовую, мы её сюда доставили, а потом и на кладбище на машине везли. Народу было много, её все знали и уважали, человеком она была отзывчивым, да и профессия медицинская, для всех людей необходимая. Она, когда уже не работала, много занималась общественной работой, как участник войны, была в совете ветеранов, её часто приглашали в школу. Директор школы и глава администрации привезли музыкантов, провожали под музыку.

Николай Иванович замолчал, его рассказ произвёл впечатление и как бы снова заставил присутствующих пережить случившееся горе. Кто-то сидел с печальными глазами, кто-то украдкой вытирал слёзы, кто-то просто всхлипывал. Олег Петрович смотрел куда-то в пространство, мимо сидящих напротив родственников, и ничего не видел, потому что его глаза тоже заволокла влажная пелена, он даже не чувствовал, что слёзы текли по щекам и капали на стол. Вдруг он поднялся, взял висевшее на спинке стула полотенце, вытер лицо и, поблагодарив Николая Ивановича и всех присутствующих, сказал, что хочет пойти на кладбище.

– Что ты, Олег, под вечер на кладбище никто не ходит, – остановила его Ольга Тихоновна, – завтра все сходим с утра, а после обеда мы уедем!

– Да, Олег, не положено ходить вечером, солнце уже пошло к закату, – поддержал Ольгу Тихоновну Николай Иванович и, взяв графин, начал разливать остатки вина по стаканам. Затем продолжил:

– Присаживайся! Мы знаем, что у вас произошла ещё одна трагедия. Я хочу предложить помянуть твою безвременно ушедшую супругу. Это большая беда, она тоже подкосила здоровье твоей матери.

Все молча, с грустью в глазах закивали, пригубив вино. Варвара Михайловна тихо проговорила:

– Когда телеграмму получила, она очень расстроилась, но собиралась лететь к вам самолетом, просила Николая отвезти утром в область. Я к ней пошла, а она сидит за столом и плачет, а перед ней стоит фотография, на которой ты с Таней во Дворце бракосочетания на регистрации. Я попыталась её успокоить, но какое тут успокоение, сердце у неё слабое, ей стало плохо. Пришлось лекарствами отпаивать, я уж хотела вызывать скорую, но она сказала, что ей лучше. Сидела у неё до полуночи, хотела остаться, но она меня убедила, что всё в порядке. Утром пошли к ней вдвоём, она уже поднялась, но ходила с трудом, мы стали отговаривать, что в таком состоянии лететь самолётом очень опасно, тем более с пересадкой. В конечном итоге она с трудом, но согласилась с нашими доводами, и Николай пошёл и отправил телеграмму. Текст она писала сама.