Текст книги "Конкиста по-русски"

Глава 5

Пятью месяцами ранее. Апрель 1911 года.

На почетном месте рядом с хозяином дома высокий гость – молодой мужчина, туркмен в новеньком халате красного шелка-кетени. На его голове круглая тюбетейка. По орнаменту, цветным шелком вышитому на тюбетейке, собравшиеся понимают – это туркмен из иранского племени афшаров. Мало кто из гостей знает его имя, но его личность интересует всех. Условно его уже назвали «Карасакал» – «Черная борода».

Последний бейт музыканта вызвал у Карасакала неподдельное восхищение. Он громко рассмеялся, хлопнул пару раз в ладоши и бросил музыкантам монету.

Не прерывая игры, Амангельды-бахши ловко поймал монету на лету и закончил песню традиционным наигрышем. Мельком глянул на теньге и бросил ее за пазуху: то был настоящий новенький русский рубль, не какой-нибудь персидский «кран». Первая серебряная монета, заработанная молодым бахши – поэтом и музыкантом!

– Чилим[7]7
  Чилим (туркм.) – курительный прибор, кальян, либо просто – табак.


[Закрыть] музыкантам! Чаю! Свежего плова! – Карасакал распоряжался в доме хозяина тоя-празднества – Балкан-Байрам-бая, как в доме собственном.

Послушные нукеры в одно мгновение сменили скатерть на ковре музыкантов, поставили перед Амангельды уже «раздутый» кальян со свежим табаком. Второй музыкант, Ашир-Клыч, игравший на персидской кеманче, отложил в сторону инструмент и смычок, принялся за плов.

– Скажи, поэт, песня досталась тебе в наследство или это стон твоей собственной души? – Карасакал поудобнее расположился поближе к музыкантам.

– Вы правы, уважаемый…

– Карасакал-Сардар, просто Карасакал-ага!

– Да, эта песня о моей несчастной судьбе!

– Дорогой мой поэт! Вам известны счастливые судьбы иных поэтов?!

– Уважаемый Карасакал-Сардар! Я вижу – вы настоящий воин и вождь воинов. Вам нет необходимости ни хвалить самого себя, ни доказывать что бы то ни было кому бы то ни было. Я только прошу, не смейтесь надо мною.

– Я не смеюсь над чужой печалью. Ты сегодня пел много песен о славе предков. Тебе известно, как джигиты в прошлом добывали серебро и золото, шелк и оружие, коней и девушек?

– Да, уважаемый, я готов. Я владею не только дутаром. Возьмите меня к себе нукером, Сардар!

– Мои нукеры – не мальчишки, а настоящие львы! Для начала привези мне двух-трех рабынь, лучше из Дагестана, будет тебе и ахалтекинец, и новый халат, и калым за твою ненаглядную Алтын-Сай! Теперь пой, бахши, весели народ! Известны ли тебе такие стихи Махтумкули-Фраги:

 
Славен будет всех туркмен союз,
Племена забудут слово «грусть»…
 

Амангельды ударил по струнам дутара и продолжил песней:

 
В едином строю эрсары и гёклен,
В бою никому не уступит туркмен!
От скал Копетдага до устья Аму
Пощады не будет врагам – никому!
Текинцев, сарыков, йомуд, алили
Единой семьей видит Махтумкули!..
 

Карасакал вернулся на свое место рядом с хозяином дома.

– Уважаемый Балкан-Байрам-бай! Я не глух и не слеп, я не могу не скорбеть о несчастной судьбе нашего великого народа, разделенного межплеменной враждой, угнетаемого слугами Белого Падишаха. Разве не пришла пора объединения всех туркменских племен, которым Всевышний дал один язык? Самое сильное и гордое племя туркмен – текинцы – никогда не простят русским своей крови, пролитой в Геок-Тепе. Сегодня и они правильно понимают стихи великого поэта Махтумкули! Текинцы готовы к союзу всех туркменских племен. Лично я готов говорить от имени туркменских ханов иранских племен. Если не сегодня, то когда?! Если не мы, то кто?! Уважаемый Балкан-Байрам-бай! Вам, конечно, известно, что многие туркменские ханы не просто связаны общетуркменскими договоренностями с Россией, они связаны военным чином. Но мало кто по-настоящему считает Белого Падишаха родным отцом, а его шахиню – матерью. Мне известно, что во имя великой цели – объединения всех туркмен – наши майоры и полковники, наиболее мудрые, получают жалованье не только от Белого Падишаха. Я имею полномочия заключить с вами соглашение от имени британской короны и предложить вам звание колонеля-полковника королевской гвардии. В этом пакете – золотые эполеты, королевский офицерский диплом и деньги – жалованье полковника за год вперед золотом!

Балкан-Байрам-бай молчал. Долго молчал. Казалось, он весь был погружен в звуки музыки. Только когда Амангельды закончил шестую песню, отложил дутар и потянулся к чайнику с чаем, Байрам-бай повернулся лицом к Карасакалу:

– Высокая, очень высокая честь полуграмотному туркменскому старшине стать английским полковником! Думаю, в самой Англии золотые эполеты с неба на плечи кому попало не падают. Я принял бы и оказанную честь, и чин, и деньги, если бы знал, что смогу сполна расплатиться за это. Дорогое седло не для старой клячи. Я знаю – русский полковник имеет под своим началом тысячу подчиненных. В моем ауле не найдется столько джигитов. Я подумаю. Мы вернемся к разговору, когда я буду готов к сделке, не раньше!

* * *

Ночь прошла. Угасли костры. Гости неспеша расходились. Балкан-Байрам-бай двумя руками пожимал руку своего почетного гостя – Карасакал-Сардара, уже сидевшего на вороном ахалтекинце.

Амангельды-бахши и его друг Ашир седлали своих серых ослов, когда к ним подошел джигит из свиты Карасакала, ведя за собой в поводу узбекского жеребца-карабаира.

– Держите коня! Вы оба на службе у Карасакал-Сардара! Срок – месяц, если вернетесь с удачей – получите по ахалтекинцу! – в голосе говорившего джигита звучала сталь. Джигит бросил, а Амангельды поймал саблю в потертых кожаных ножнах. К говорившим подъехали всадники. Не дожидаясь ответа, джигит повернулся и вскочил в седло подведенного к нему гнедого ахалтекинца.

Истинные ахалтекинцы не только по внешности, но и по характеру отличны от коней иных пород. Арабские скакуны, карабаиры, английские, донские, по команде наездника, поданной голосом либо плетью или шпорами, способны взять в галоп с места. Ахалтекинец не потерпит насилия даже от своего любимого хозяина. Конь берет с места играючим шагом, как бы потягиваясь и разминаясь, ускоряя шаг и переходя на галоп, в котором он не знает себе равных. Пустое дело – заставить ахалтекинца идти рысью либо пытаться сделать из него иноходца.

Весь аул вышел полюбоваться на коней и джигитов Карасакала. Амангельды-бахши и Ашир-Клыч не могли оторвать глаз от ахалтекинцев, быстрым шагом поднимающихся по серпантину Высокого Копет-Дага.

– Истинно говорят: небесные кони! – прошептал Амангельды.

– Ур! Ур!

Отдохнувшие кони резво перешли в галоп. Впереди своего отряда красным беркутом летел на вороном коне Карасакал-Сардар. На своих новых нукеров он не бросил даже взгляда.

* * *

 
Никто из нас – пусть ждет он иль не ждет —
От начертанья рока не уйдет.
Бессмертных нет среди простых людей,
Как нет живущих вечно средь царей.
Смерть истинного воина – в бою.
Смерть аргамака – в поле на скаку.
В бою победы каждый воин ждет,
Но кто из них живым домой придет?!
Если Истину хочешь познать,
Мало мудрые книги читать.
Мало звезд разговор понимать,
Мало царствами повелевать.
Есть ответы на все времена,
Людям данные раз – навсегда!
Жизнь по Божьим законам прожить,
Сыном Родины верным быть.
Чтить родителей имена
И не сетовать на времена.
Не учить падишахов жить,
Сеять хлеб и детей любить!
Не хулить свой родной народ.
Все принять, что судьба пошлет.
 

Глава 6

«Копет-Даг» в переводе с тюркского означает «много гор». По высоте вершин ему не сравняться ни с Памиром, носящим гордое имя «крыши мира», ни с Ала-Тау – «горами бога». Он не так известен, как Альпы, Кавказ или Гималаи, но тот, кто хоть раз прошелся по его серпантинам и козьим тропам, на всю жизнь запомнит и полюбит его изысканную красоту.

Всадникам отряда Карасакала не до горных красот. Они вышли в горы не на праздную прогулку. Их путь не назовешь легким.

Когда-то, тысячи лет назад, подземные силы надкололи в этом месте гигантский каменный хребет.

Вступая со стороны Каракумов в лабиринт ущелья, поднимаясь по серым гранитным ступеням, поросшим кустами боярышника и дикой ежевики, ежеминутно форсируя безымянную речушку, стремительно несущую вниз свои хрустальные воды, до последнего мгновения пребываешь в уверенности, что вот-вот, за следующим поворотом, ущелье расступится, и пред тобою откроется неоглядный простор…

Пустое! Ущелье неотвратимо сжимается, скалы становятся все отвеснее, карнизы, идущие к вершине, все уже, и в конце концов исчезают вовсе. Все темнее, все мрачнее становится в ущелье, все тревожнее становится на сердце. Непроизвольные слово, кашель, потревоженный камешек откликаются многократным эхом, способным вызвать снежный, а то и каменный обвал. Здесь нельзя заблудиться, но и некого позвать на помощь. Нежданная гроза либо снегопад в минуту превратят поэтичную горную речушку в свирепого кипящего красной глиной демона, сметающего все на своем пути. Здесь у самых твоих ног могут рождаться молнии. Горе странникам, застигнутым грозой в таком ущелье. Гроза уйдет и оставит волкам и грифам роскошное пиршество…

Вот место, избранное отшельником для уединенного жилья!

Табиб-ага не стал ставить юрту либо строить дом на дне ущелья, чтобы не стать заложником стихии. Он выбрал местечко повыше, посуше, но по соседству с ручейком, отвесно падающим с неприступной высоты.

Козья тропа, начинающаяся со дна ущелья, немыслимыми зигзагами петляет по его правой стороне, поднимаясь то выше, то опускаясь и поднимаясь снова, нигде не выводит на вершину хребта, но обходит тупик и поворачивает по карнизу, недоступному для путника, на левую сторону щели. Кругом, кругом, да снова в угол!

Вот эта самая тропа раз и привела Табиба-ага к пещере, точнее, к сферической полости в скале, надежно прикрытой от осадков и камнепада широким гранитным козырьком. За лето удалось возвести две каменные стены, забить щели глиной. Вход завешивался старой кошмой, узкое оконце в зимнее время служило дымоходом. От хищников на ночь вход закладывался камнями, но за много лет ни барс, ни волки ни разу не побеспокоили отшельника. Туркмены не живут в таких саклях, но Памир, Гиндукуш и Кавказ хорошо знакомы с такими жилищами, в которых живут и местные князья, и простые труженики.

Очаг, чугунный котелок, жестяный чайник-кумган, лежанка, заправленная потертым ковром, пара выделанных козьих шкур – вот и все хозяйство. Под высоким сводом на натянутых шнурах – высушенные пучки, кустики и ветви лекарственных растений. Сакля табиба благоухает всеми ароматами цветущего Копет-Дага – от арчевой смолы и сушеной ежевики до алых гранатовых лепестков и горного мумиё!

Чу?! Покой ущелья нарушил перестук кованых копыт коней. Горное эхо семикратно разнесло по ущелью голоса джигитов:

– Эй, хозяин! Встречай гостей!

– Эй, Табиб-ага! Не прячься, выходи. Мы к тебе с миром!

– Не нравится мне это место, Сардар! – Один из джигитов спешился и взял под уздцы вороного, с которого соскочил Карасакал.

– Почему, Сапар?

– Один вход, он же выход. В случае погони эта щель станет для преследуемых Волчьей Смертью. Так называют это место курды, а гёклены просто – Шайтан-щель!

Карасакал рассмеялся.

– Мы сюда ненадолго. Расставь посты, готовьте ужин. Берегите коней. Здесь не только волки, – барсы когти точат! – Карасакал рукой показал на старую иву, чья кора была исполосована острыми когтями до высоты человеческого роста.

Сапар встал на одно колено, понюхал ствол.

– Ну как? Пловом пахнет?

– Это ирбис! Здоровый, старый, сегодня утром здесь был!

Спешившиеся джигиты дружно смеялись. Шутка, какая бы она ни была, всегда скрасит усталость после долгой дороги. Однако кони вели себя тревожно, фыркали, прядали ушами.

– Так где же живет этот костоправ?

– К нему нет конного пути, Сардар. Только вот эта козья тропа. Пойдемте, я провожу.

Старый лекарь-отшельник, или, как его называли редкие пациенты, Табиб-ага, вышел встречать гостей у порога своего жилища.

– Мир вам, уважаемый Табиб-ага! – поздоровались с отшельником гости.

– Да пребудет мир со всеми нами! – ответил Табиб-ага.

В дебрях Высокого Копет-Дага Карасакал-Сардар ожидал встретить отшельника, каких он уже немало встречал и в Персии, и в Пакистане – грязных, обросших немытым волосом архатов и дервишей. Сегодня он обеими руками пожал большие сильные руки аксакала, белобородого в туркменском потертом, но опрятном шерстяном халате. Бритую голову старца прикрывала красная круглая тюбетейка, большой черный тельпек лежал на плоском камне, покрытом белой овечьей шкурой. На шкуре – книга в потертом кожаном переплете с титулом арабской вязью и латиницей, рядом очки в стальной оправе. Грамотный человек успел бы прочесть: «Абу-Али-Ибн-Сина. Канон врачебной науки. Типография “Академия Франции” в Париже. 1842 год». Ай да табиб!

По тропе к жилищу отшельника поднялись два нукера из отряда Карасакала, разложили у ног аксакала подарки: стопу свежевыпеченного белого хлеба-чурека, двухфунтовую голову сахара в обертке плотной синей бумаги, картонную, оклеенную фольгой пачку черного чая, мешок джугары-проса.

Аксакал сдержанно кивнул головой, поблагодарил за подарки:

– Надеюсь, ваша щедрость не потребует от меня непосильной помощи! К сожалению, мое пристанище – не тот дом, в котором вам мог бы быть оказан достойный прием!

– Только внимания и беседы, уважаемый Табиб-ага! Мои джигиты приготовят и чай, и плов.

Гость и хозяин прошли к жилищу отшельника.

– Мир дому! – Карасакал огладил двумя руками свою бороду. – У вас, уважаемый Табиб-ага, настоящий гранитный дворец!

Книги в свитках и в европейских переплетах, лежавшие в нише стены, были оценены Карасакалом в полной мере.

– Прошу, присаживайтесь. Не часто приходится видеть столь блистательных воинов. Что привело вас ко мне?

– Если уважаемый Табиб-ага не будет смеяться, я скажу ему правду: мне нужны знания, мне нужна грамота. Я говорю на тюркских языках, на фарси, курдском, понимаю и немного говорю на арабском, но не умею читать и писать! Мне случайно попал в руки один документ, который не может прочесть никто из моих знакомых. Прошу вас!

Карасакал протянул Табибу-ага квадратный листок пергамента, богато украшенный орнаментом из цветов и надписью золотом.

Табиб-ага бережно взял листок в руки, разгладил его:

– Это санскрит. Надпись гласит: «Харе Кришна…». Это кришнаитская молитва. Индия.

– Понятно. Я вам верю. Похоже, я придавал этому листку слишком большое значение. Если хотите, можете оставить его себе. Мне он больше не нужен. Теперь я расскажу вам о своей боли.

У входа в саклю кашлянули.

– Заходите! – И здесь Карасакал распоряжался как у себя дома.

Вошел Сапар, неся блюдо с пловом. Поставив его между собеседниками, вышел и через минуту вернулся с кумганом чая и двумя пиалами.

Пришло время ужина. За пловом и чаем потекла неторопливая беседа.

– Настало время ученых людей, – продолжил Карасакал, – мне приходится иметь дело не только с конями и оружием. Как человек военный, я должен уметь читать карты, получать и отдавать приказы, знать историю войн, дабы использовать благородный опыт выдающихся военачальников и не совершать ошибок, уже совершенных в прошлом! У меня хорошая память, я могу пересчитать жителей небольшого городка за пару часов и через месяц зернами гороха воссоздать этот город во всех подробностях по кварталам, домам и их жителям без ошибки. Когда я говорил об этом со знающими людьми, надо мной посмеялись, сказали, что я могу только складывать и отнимать, но не способен умножать и делить. Я отучил этих людей смеяться, но так и не научился считать быстро, как это делают ученые люди. Я не мальчик, не могу снова начать ходить в мектеб, где бьют палками, могут научить читать священную книгу на память, но не могут научить прочесть вывеску на лавке-дукане! Вот моя боль. Я уверен, вы поможете мне.

– Вы из Шираза? Из племени афшаров? – спросил Табиб-ага.

– Да.

– В свое время племя афшаров дало Ирану шах-ин-шаха – великого воина и правителя – Надир-шаха.

– Так это правда, Табиб-ага?! Правда ли то, что простой туркмен стал повелителем империи, покорителем земель от Грузии до Индии?

– Правда. В его время Ирану платили дань и Великие Моголы – золотом и алмазами, и Армения с Грузией – детьми и женщинами.

– Так это правда! Я хотел в это верить, но боялся, что это просто сказка.

– Это еще не вся правда. Правда и то, что именно афшары восстали против своего шах-ин-шаха, убили Надир-шаха, разграбили дворец, разломали на куски драгоценнейший Павлиний Трон – выкуп Великих Моголов за снятие персами осады с Дели!

– Расскажите! Пожалуйста, расскажите!

– Отцом завоевателя и шаха Ирана был некий Имам-Кули – скорняк из афшарского селения Кубкан. Он зарабатывал на жизнь шитьем овчинных шуб. Надр-Кули был его старшим сыном. Он родился в 1098 году хиджры, в царствование шаха Сулаймана – Сафи Второго. Казалось, ничто не предвещало туркменскому простому мальчику воинской славы и царской судьбы. Его юные годы скрыты во тьме веков. Но истории известно, что молодой афшар поступил на службу к правителю Абиверда Баба-Али-хану, будучи уже командиром вооруженного конного отряда в несколько сот сабель. Его ум, энергия и физическая сила позволили ему быстро выдвинуться. Баба-Али-хан приблизил к себе молодого сардара, доверял ему, и, наконец, породнился с Надр-Кули, выдав за него свою дочь. Этот факт и стал первой ступенью на лестнице, ведущей к вершине власти. Не думаю, что этот путь был легким и чистым. Надр-Кули-Сардар сменил свое имя, поступив на службу к шаху Тахмаспу Второму. При дворе его называли Тахмасп-Кули, то есть «Раб Тахмаспа». Не думаю, что это ему нравилось. Скоро Тахмасп-Кули стал Надиром-Али и, наконец, Надир-шахом. В 1149 году хиджры Надир-шах на пятьдесят первом году жизни стал шах-ин-шахом гигантской империи, а через одиннадцать лет, в 1160-м, в возрасте шестидесяти двух лет, был убит.

– Непостижимо! Откуда такие знания, уважаемый Табиб-ага?

– Это известно по труду персидского историка Риза-Кули-хана – книги «Раузат ас-сафа-йи насири». Вот она, вернее, то, что от нее осталось! Я живу не первый десяток лет. Успел поучиться в медресе Бухары-и-Шериф, в русско-туземной школе в Ташкенте, путешествовать с русскими возницами от Оренбурга до Тегерана, с персидскими паломниками в Мекку и обратно, с купцами – по Индии… Сумел выжить во время чумы в Ширазе, победить болотную лихорадку в Дели. Пас овец, объезжал диких жеребцов, был телохранителем у Кашмирского раджи. Воевал, любил, страдал… Изучал медицину в Багдаде, искусство массажа – в Стамбуле, иглоукалывание, травы, яды и противоядия – в Куле. Всевышний наградил меня хорошей памятью и долгой жизнью. Под старость удалось вернуться в родные места. Слава Всевышнему!..

Так, в беседе, проходила ночь…

– Скажите, учитель, – Карасакал сам не заметил, как стал называть отшельника не Табиб-ага (дядя лекарь), что подразумевало некое превосходство гостя, но учителем, признавая тем самым ведомое место Карасакала в общении с хозяином. – Учитель, я слышал, что вы маг, владеете даром предсказания будущего?

Старик нахмурился:

– Отвечу правду. Я не ищу ни славы, ни похвал. Мне случалось встречать истинных магов, обладающих сверхчеловеческими способностями. Одни из них потешают на базарах простых людей, другие – способны заставить несчастного добровольно отдать последнюю монету, третьи – повелевают народами. Я знал адептов магии, умевших в глазах человека увидеть его прошлое и будущее, способных внушением превратить человека в покорное животное, готовое и на безропотную смерть и на бессознательное убийство. Такая сила – не от Бога. Моя сила – от знания. Астрология – это знание взаимосвязей, которые соединяют каждое существо на нашей Земле с силами Вселенной, со светом и шепотом звезд и планет, созвездий и гигантским сообществом миров, который мы называем Млечным Путем! Что именно вас интересует?

– Меня интересует моя собственная судьба, судьба моей страны – Ирана, судьба моего народа – туркмен, в общем – будущее!

Старик улыбнулся:

– Вопроса попроще вы задать не могли! Скоро утро, у нас мало времени, буду предельно краток. Успеете запомнить и понять – хорошо! Слушайте же. Не было на свете владыки мира, который не пытался бы узнать будущее. Жрецы и фараоны Древнего Египта строили гигантские храмы и пирамиды, владыки Индии и Самарканда не скупились на создание пагод и обсерваторий, с помощью которых можно было не только наблюдать, но и предсказывать солнечные либо лунные затмения с точностью до минуты, появление Венеры или иной планеты в определенной бойнице сооружения в положенное время года, дня месяца и времени суток! Представьте себе толпу невежественных людей и жреца либо султана, одним движением приказывающего Солнцу в яркий безоблачный день отвернуть свой светлый лик от его подданных! И Солнце подчиняется приказанию! Это знание – мощнейший инструмент власти. Знание астрономии – это календарь земледельца, точное знание дня начала разлива рек, дня начала сезонных дождей, первых морозов, начала пахоты, дня сбора урожая и прочее. Издревле замечено, что в полнолуние – самые высокие морские приливы, с убылью Луны уменьшается и высота приливов, в ущерб – самый низкий уровень морских вод. Луна, способная поднять воду в океане, не может не воздействать и на человека. В полнолуние молодого человека тянет на подвиги, совершаются самые отчаянные непродуманные поступки, пожилые люди подвержены повышенному току крови, что часто сопровождается головной болью, бывает, приводит к разрыву сердца или сосудов. Не так явно, но на человека действуют не только Луна и Солнце, не только планеты, но и звезды, созвездия, звездные скопления – своим светом, своей массой. В разное время года это воздействие имеет разную форму и силу. Земля, вращаясь вокруг Солнца, проходит двенадцать созвездий, двенадцать участков звездного пространства – провинций Вселенной. Они издревле были названы: Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев и другие – всего двенадцать знаков Зодиака. Как солнце, посылая свои лучи, заставляет зеленеть растения, темнеть человеческую кожу, так и Вселенная своими лучами будит в земных существах спящие в них силы. Два родных брата будут отличаться друг от друга характером, способностями, темпераментом, если они рождены в разных провинциях Вселенной – один под Овном, а другой под Весами! Понятно ли я изъясняю?

– Да, учитель! Понятно. Я словно все это вижу собственными глазами!

– Продолжаю. Тысячелетия наблюдений позволили разделить все особенности человеческих достоинств и недостатков, черт характеров и наклонностей по признакам, присущим рожденным под определенными знаками Зодиака, а потом еще раз разделить по принципу рождения в определенном году, по принципу прохождения в этих знаках определенных планет и еще по многим принципам… Эта тема не может быть освещена ни в одну беседу, ни в тысячу бесед. Чтобы все понять – нужно посвятить этому жизнь, но и тогда астролог не может быть уверен в правильности предсказания, слишком многие из них поплатились за ошибки собственными жизнями.

– Учитель! Прошу вас! Вам ничего не грозит. Скажите мне, что сможете. Я не буду в обиде, если предсказание не сбудется. В конечном счете, все – в руках Всевышнего!

– Сможете ли вы назвать точный день своего рождения? От этого зависит правильность предсказания. Очень многие не в состоянии ответить на этот вопрос.

– Мой отец был грамотным человеком – управляющим-кетхудой в Ширазе. Я родился в день смерти своего отца: в первый день месяца Раджаб тридцать лет назад.

– 1298 год хиджры – 1881 год по юлианскому… В тот год русские взяли штурмом Денгиль-Тепе… – Табиб-ага в задумчивости поднялся и подошел к двери, приоткрыл кошму, в задумчивости несколько минут смотрел на звездное небо.

– Значит так, вы родились в год Змеи. В том году Юпитер находился в знаке Тельца. Как ни обидно, но звезды не сулят вам власти. Раджаб – седьмой месяц и означает «безопасный». В это время нельзя вести войны и совершать набеги. Ваш знак Зодиака – Весы, планета – Венера. Венера – Зухра, Чулпан, Анис – упоминается в «Илкиле» Хасана ал-Хамдани. – Табиб-ага подошел к нише, переложил несколько книг, вынул и раскрыл нужную: – Вот что он пишет: «Венере принадлежит большая часть гороскопа. Влияние Венеры сказывается на людях, оно выражается в их благочестии, благопочитании, надежности, благонамеренности, в хорошем характере и добродушии, в знаниях, правильности путей, красивой одежде, в процветании, спокойствии. Все это результат преобладания Венеры при рождении этих людей. – Табиб-ага аккуратно закрыл книгу и положил ее в нишу.

Карасакал нетерпеливо притопнул ногой:

– Значит я, воин, рожден под планетой Зухра? Разве это не женский удел? Я хотел бы родиться под Марсом!

Табиб-ага даже не улыбнулся. В беседе с такими людьми, как Карасакал, ироничная улыбка может стоить жизни. Спокойно продолжил:

– Вы, Карасакал-Сардар, еще в начале беседы изрекли мудро: «Все, что в этом мире происходит, происходит по воле Всемогущего». Не завидуйте тем, чье рождение произошло под влиянием Марса: для них в земной жизни нет ничего кроме распутства, веселых забав, вспыльчивости, поножовщины, похищения женщин и прочих безумств. Когда Марс закрывает Венеру и Тельца, в нашем мире наступает время междоусобиц и кровопролитий. Камни Венеры – аметист, бирюза. Советую вам, Карасакал, сменить рубин в вашем перстне на более спокойный!.. Я вижу не только чужой камень в вашем перстне. Думаю, чисто военная карьера должна смениться на иную, более подходящую вашим звездам! К сожалению, дорогой Карасакал, на сегодня по астрологии всё! Предсказания требуют знания планет и зодиаков ваших друзей и ваших врагов, изучение звездного неба, сложных математических вычислений. Думаю, к услугам Надир-шаха Афшара были лучшие астрологи Индии, Персии и Самарканда, заинтересованные в благополучии своего господина, но они не смогли уберечь его от несчастья. Не расстраивайтесь, уважаемый Карасакал-Сардар! У вас хороший гороскоп: Змея – символ мудрости. Люди, рожденные в год Змеи, обладают проницательностью, умом и прозорливостью. Они обладают хорошей памятью, сильной интуицией, часто – даром предсказания. В зрелые годы их отличают отточенный ум, трезвое понимание людей и вещей и стойкий характер: благородный, вежливый, честный. Весы имеют хорошее чувство истинных, не ложных ценностей и быстрый уравновешенный ум. Любят порядок и справедливость, нуждаются в гармонии…

Настало утро. Проснулись и затоковали горные перепёлки-кеклики. Со дна ущелья потянуло дымком. Джигиты готовили чай.

Прощаясь, Карасакал протянул Табибу-ага кожаный мешочек с монетами. Табиб-ага не принял платы, но не отказался от шелкового халата и складного охотничьего ножа.

Дорога по ущелью вниз для всадников была втрое короче.

– Докладывай! – приказал Карасакал Сапару.

– Мы проверили основные параметры точечных ориентиров, указанных в русских картах Ванновского. Все сходится. Через Шайтан-щель прохода в Иран нет!

В это время Табиб-ага внимательно изучал брошенный Карасакалом листок пергамента, осторожно мял его, нюхал, Пергамент пах табаком, но в букете запаха еле слышно пробивалась ароматная виноградная струя… Табиб-ага улыбнулся. Листок пергамента лег чистой стороной на горячий, нагретый в очаге камень. Через несколько секунд на его оборотной стороне проявилась тайнопись. Прозрачный виноградный сок, использованный вместо чернил, от жара потемнел! Листок был испещрен цифрами арабского алфавита. Табиб-ага был доволен: снова судьба подкинула ему задачу!