Электронная библиотека » Владимир Першанин » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 21 марта 2014, 10:42


Автор книги: Владимир Першанин


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Пилот, командир звена, выжимал из мотора все что мог, чтобы дотянуть до берега, но скорость на форсаже делалась его главным врагом, доламывая крыло.

«Верный», получивший по рации команду взять на буксир плашкоут, оказался ближе всех к поврежденному «юнкерсу». Ступников бил прицельными очередями, целясь в двигатель. Из капота выбился один, другой язык пламени, потянулся шлейф дыма.

Матросы на палубе «Верного» свистели и топали ногами вслед подбитому «юнкерсу». Сигнальщик Валентин Нетреба, стоя во весь рост на рубке, стрелял вслед немцу из карабина, быстро передергивая затвор и досылая очередной патрон.

Звонко ударило кормовое орудие. Близнецы надеялись прикончить низко летящий бомбардировщик, но снаряд прошел мимо и взорвался, врезавшись в край глинистого яра, подняв красно-коричневое облако комьев и пыли.

Туда же, спустя секунды, врезался обреченный Ю-87 с его усиленной броней, полуотвалившимся крылом и торчавшими ногами стрелка. Мощный взрыв обрушил один из уступов. Вниз покатился огненный шар, увлекая за собой лавину глины. Узкую полоску песчаного берега завалило глинистой горой с торчавшими обломками «юнкерса», по воде стелилась пелена дыма и пыли, в заливчике горел вытекший из баков остаток бензина.

– И могилы не надо! – выкрикнул один из близнецов, высовываясь из башни.

– Здорово мы его уделали, – суетился Федя Агеев, подавая коробки с лентами.

– Весь отряд палил, – отозвался Ступников. – Чему радоваться? Вчетвером одного фрица завалили.

– Ну хоть одного. Попробуй завали «лаптежника»! Он весь бронированный. А мы сумели!

– Помолчи, Федя, – попросил старшина второй статьи Ступников и вздохнул, заряжая новые ленты.


Радоваться было действительно нечему. Пароход «Кубань» утонул, спаслось не больше десятка человек. Избитый плашкоут воткнуло в песчаную косу. Судно дымило, палуба была завалена обломками, и жертв там наверняка имелось немало. Два «юнкерса» шли на тральщик. Они понимали, что остальные корабли без него станут беззащитными против донных мин. Кроме того, сыграло желание отомстить. Ведь это пушка с тральщика нанесла смертельное повреждение их собрату.

Зайцев уже не раз сталкивался со злым упорством немецких летчиков, которые, не считаясь с риском, мстили за гибель своих камрадов. Будучи ближе других к тральщику, лейтенант дал команду вести огонь из всех стволов, даже из орудийных башен.

– Накроют они его, сволочи! – бормотал лейтенант и одновременно дал по рации команду капитану «Верного» Николаю Морозову: – Прокофьич, попробуй сдернуть плашкоут с мели. Он там как клоп на потолке. Всадят пару очередей – вспыхнет сразу. Удивительно, как до сих пор не подожгли.

Ответ мичмана Зайцев не расслышал. «Юнкерсы», включив сирены, пикировали на тральщик, не обращая внимания на встречный огонь. Бомба разнесла в клочья трал, две других легли в стороне. Зато точно в цель ударил второй Ю-87.

Тральщик, переоборудованный из буксира, уже два месяца чистил русло от мин, сопровождал караваны и был их надежным спутником. На скорости восемь узлов он умудрялся маневрировать, уходить от самолетов и даже огрызался своими мелкими «сорокапятками». Но сейчас «юнкерс» шел на небольшой высоте, не уклоняясь с боевого курса. Командир тральщика понял, что вряд ли сумеет уйти, хотя обе «сорокапятки» стреляли непрерывно, как автоматы, а «максим», установленный на баке, выпускал третью или четвертую по счету ленту.

– Лево руля! Самый малый ход!

Винты, бурля, погасили скорость, но это спасло лишь от первой бомбы. Бомбы были осколочными, взрывались, едва касаясь воды. Заостренные, как лезвия, осколки, скрученные куски оболочки бомб, способных проломить дыру диаметром с метр, сотни мелких, не менее смертоносных, кусочков рваного металла разлетались в разные стороны.

Весь этот шквал обрушился в основном на надстройки тральщика, снося и дырявя все подряд. В рубке с выбитой дверью и стеклами остались только мертвые: капитан, лоцман, рулевой. Труба, перебитая большим осколком, медленно заваливалась набок, половину мачты срезало, и она висела на проводах.

Одну из «сорокапяток» вышибло из креплений, рядом лежал расчет. В нескольких местах начался пожар, но машина упорно толкала никем не управляемый корабль, все больше оседающий на нос.

Досталось шедшему следом «Смелому». Взрыв за кормой встряхнул бронекатер с такой силой, что заглох двигатель, лопнули соединения топливных труб, несколько человек контузило. Осколки лязгнули об орудийную башню, один врезался в стену рубки, пробил не слишком толстую броню и застрял в обшивке.

Оба «юнкерса» миновали стороной «Каспийца» и на выходе из пике ударили из спаренных кормовых пулеметов по «Верному» и плашкоуту. Косте показалось, что по катеру словно прошлись гигантским отбойным молотком. Стучало и гремело повсюду, башню трясло.

Он не успел открыть огонь, так как менял ленты. Сумел зарядить лишь один ствол и, не тратя времени на второй, ударил, хоть и с запозданием, в хвост «юнкерса». Наверное, промахнулся, а очереди сверху хлестали по застывшей на мели деревянной посудине.

Тральщик, описывая циркуляцию, все глубже погружался в воду. С палубы махали руками, кричали:

– Спасите раненых! Судно тонет!

– Командира убили!

«Смелый» шел на выручку. Механики запустили машину, но она работала с перебоями, бронекатер трясло всем корпусом. Казалось, еще минута, от вибрации лопнет какая-нибудь железяка и судно начнет разваливаться. Из трюма выскочил адъютант полковника, рукав гимнастерки был испачкан кровью. Испуганно закричал:

– Майор Одинцов погиб! Снаряд палубу насквозь пробил и прямо под горло ему врезался. Меня осколками ранило.

Зайцев кивнул фельдшеру Репникову:

– Перевяжите старшего лейтенанта.

Но адъютант, потеряв голову от пережитого страха, продолжал выкрикивать, вытянув вперед раненую руку:

– Голову почти напрочь… нижнюю челюсть оторвало, и язык висит.

Из люка высовывался кто-то из помощников полковника:

– Тонем, да?

Что странно, в голосе не звучал страх и человек не рвался выбраться наружу. Видимо, он был контужен и находился в шоке.

Люк с силой захлопнули. Фельдшер Матвей Репников, обстоятельный мужик, работал когда-то ветеринаром. Потом из-за нехватки медиков отучился на фельдшерских курсах и с начала тридцатых годов обслуживал с десяток деревень в саратовской глуши. Выносливый и работящий, он дело свое знал. Перевязал адъютанта, сходил, глянул на майора, которому действительно оторвало нижнюю челюсть и убило наповал.

Потом принесли раненного осколками матроса, и он занялся им, не обращая внимания на самолеты и стрельбу. Напуганный адъютант привязывался к фельдшеру:

– Руку не отрежут? Мяса целый кусок вырвало. Посмотрите хорошенько, кровью истеку…

– Мясо не кости. Зарастет, – переворачивая тяжело раненного моряка на бок, бормотал Матвей Репников, имевший пятерых детей, двоих из которых недавно призвали на фронт.

Инженерный полковник не мог найти себе место. На палубе опасно, но и в рубке не лучше. Фашисты-сволочи в нее и целят, чтобы одним махом перебить всех командиров. К известию о гибели майора, своего помощника, он отнесся безучастно, каждую минуту ожидая, что бомба ударит в бронекатер. Безопасных мест здесь нет – хоть в воду прыгай.

– Товарищ полковник, – пытался о чем-то спросить его адъютант, но тот не слышал, напряженно уставившись в небо.

Там перестраивались и готовились к новой атаке четыре вражеских самолета. Тем временем бронекатер подошел к борту тонущего тральщика. Оттуда осторожно передали тело погибшего командира, еще несколько убитых, перетаскивали раненых.

Один из них был перемотан бинтами, словно кокон, от щиколоток и до живота. Бинты насквозь пропитались кровью, а человек-кокон лежал без сознания с белым как мел лицом. Еще один, с примотанным к туловищу обрубком руки, сам перелез через леера и без сил опустился на палубу.

Почти все раненые были тяжелыми, осколки бомб калечили людей, нанося рваные раны. Полковник оглядел лежавшего без сознания моряка с тральщика, тяжело и быстро выдыхавшего воздух вместе с розоватой пеной, – вдыхал он тяжело, с булькающим хрипом.

– Не жилец, – сочувственно обронил кто-то. – Грудину насквозь просадило.

Репников на минуту оторвался от перевязки, глянул на хрипящего моряка, приподнял край бушлата, которым он был накрыт.

– Безнадежный, – подтвердил он. – Осколок с ладонь размером насквозь прошел. Все ребра справа перебиты и легкое наружу.

Адъютант, боявшийся за свою руку, с ужасом наблюдал, как в груди умирающего моряка вздымается и снова проваливается розовый ком, а заостренные края перебитых ребер торчат наружу. Неужели и его, отличника, одного из лучших выпускников Ленинградского училища, может настигнуть такая судьба? У него мама, известный в городе врач, красивая молодая жена, которая любит и ждет.

Полковник, застыв, продолжал стоять, задрав голову вверх. Немецкие самолеты разделились на две группы. Два «юнкерса» разворачивались в сторону «Смелого», стоявшего неподвижно борт о борт с полузатонувшим тральщиком. Оттуда продолжали передавать тела убитых или раненых, какие-то толстые журналы. Боцман с помощником тащили в охапках карабины и связки подсумков. Они что, с ума посходили? Какие сейчас журналы и кому нужны карабины?

– Лейтенант, – стараясь придать голосу власть, очнулся от шока полковник. – Немедленно прикажите дать полный ход. Нас сейчас разнесут. Вы меня слышите?

Он вцепился в плечо Зайцева, но тот оттолкнул его:

– Марш в рубку… или к черту. Не мешайте.

С затопленного по самый борт тральщика спрыгнул последний из экипажа, штурман с ворохом карт под мышкой и массивным компасом. Обернулся, прощаясь с гибнущим судном, и снял фуражку.

– Огонь! – не владея собой, выкрикивал полковник. – Дождались. Вот они… вот. Глядите!


Поглядеть было на что. Пара «юнкерсов» шла боевым курсом на все еще неподвижный бронекатер, стоявший борт о борт с тральщиком. Двигатель уже запустили. Моряки отталкивали баграми затонувший до палубы тральщик. «Мессершмитты стремительно неслись в сторону «Верного», наводившего буксирные тросы на застрявший среди мели плашкоут.

«Бомбы. Если у них остались бомбы, они не промахнутся», – сжимаясь в комок у рубки, думал полковник из штаба. Назначение в Сталинград не было для него неожиданностью, но штаб фронта находился на левом пойменном берегу, густо заросшим лесом. Наверняка там оборудованы надежные укрытия и созданы нормальные условия для работы. Риск, конечно, есть, бомбежки не прекращаются, а с холмов ведут огонь многочисленные немецкие орудия.

Но по крайней мере это не Сталинград, где бои идут круглые сутки и передаются шепотом слухи, что город немцы фактически взяли, а 62-я и 64-я армии обороняют лишь узкую полосу на правом берегу.

Но оказалось, что Сталинград пока еще не самое страшное. Кто-то додумался послать руководящих работников на мелких катерах в путь за пятьсот километров по насквозь простреливаемой и заминированной реке!

Господи, пронеси! «Юнкерсы» пикировали, снова включив свои жуткие сирены. От головного самолета отделилась увесистая массивная бомба и, кувыркаясь, понеслась прямо на бронекатер. Одновременно открыли огонь носовые пулеметы.

Трассы с резким, как удары кнута, звуком взбивали фонтанчики воды, затем пули прошли по корпусу «Смелого», щелкая, плющась, взрываясь роем разноцветных искр. Закутанного, как кокон, моряка с тральщика подбросило несколькими попаданиями. Вскрикнул и бессильно распластался на палубе кто-то еще.

Главным оружием пикировщиков Ю-87 были бомбы, но их уже израсходовали, оставалось по два носовых и по два кормовых пулемета. Оба «юнкерса» пронеслись, как показалось полковнику, едва не над головой, но пилоты опасались встречного огня крупнокалиберной установки ДШК и не рискнули спуститься ниже четырехсот метров.

Но падала еще бомба. Все, конец – от нее не спасешься. Бомба, не долетев до «Смелого», который успел отойти на десяток метров, ударилась со странным гулким звуком о полузатопленную деревянную палубу тральщика. Не выдержав напряжения, тревожно ахнули десятки голосов.

Это была не бомба, а сброшенный запасной бак. Он громко шлепнулся, со скрежетом раскрывшись, как консервная банка, и пошел на дно вместе с тральщиком. Выходя из пике, оба «юнкерса» обстреляли, не жалея патронов из кормовых пулеметов, «Смелый», а заодно и «Каспиец». Было непонятно, зачем пилоты «юнкерсов» рисковали кидаться с пулеметами винтовочного калибра на катера. Броня катеров была им явно не по зубам. Наверное, решили показать арийскую решительность. Они даже отомстили за уничтоженного собрата, добив плотным огнем несколько раненых на палубе «Смелого», которых не успели перенести вниз. Только спуститься ниже не рискнули из-за встречного огня крупнокалиберных ДШК.

И не стали спускаться низко оба «мессершмитта». Наверное, у них было задание добить, зажечь уже изрядно потрепанный плашкоут. Они могли неплохо врезать из своих 20-миллиметровок и «Верному», также стоящему на месте и пытавшемуся сдернуть баржу с мели.

Костя Ступников видел оба истребителя отчетливо. Успел спокойно, не слишком нервничая, дать несколько очередей. Один из «мессеров» качнуло, но пятьсот-шестьсот метров было далековато и для точного огня ДШК, и для пушек обоих истребителей.

Они пронеслись стремительно, сумели попасть несколькими снарядами в плашкоут. Упрямая калоша, загруженная сверху бочками, не загоралась. Истребители уходили, набирая высоту, причем задний явно отставал, вытягивая за собой тонкую струйку дыма.

– Ушли, сволочи! – Костя в сердцах стукнул кулаком по казеннику.

– Зацепили мы его, – снова лез наверх Федя Агеев. – Все равно шлепнется.

Раскачав, кое-как сдернули с мели баржу. Оказалось, спасли ее принайтованные на палубе и на крыше цистерны бочки с маслом и солидолом. Некоторые были разорваны крупными осколками, в других виднелись крупные и мелкие пробоины. Но масло и солидол поджечь не просто, и бочки сыграли роль защиты.

Кое-как дошлепали до затона под Райгородом. Срочно послали двух матросов за транспортом, чтобы вывезти раненых. Снизу в лучах заходящего солнца сверкал ярко-желтый купол церкви.

– Большой город? – спросил кто-то из новичков.

– Село это. Даже не райцентр, – пренебрежительно отмахнулся артиллерист Вася Дергач. – Одно название, что Райгород. Здесь до Светлого Яра недалеко, там и больница есть, помогут нашим.

Тела погибших отнесли в сторону, накрыли шинелями и брезентом.

– Семнадцать душ, – подсчитал один из моряков. – А сколько еще утонуло…

– У нас на тральщике тридцать два человека экипаж был, – затягивался цигаркой минер. – Осталось тринадцать, считая раненых. Трое вместе с остальными лежат, завтра хоронить будем. Как раз половина экипажа, а где остальная половина, один бог знает.

– На дне, где же еще?

– И на «Кубани» не меньше двадцати человек погибло…

– Вот тебе и война. Сбили одного «лаптежника» и хвалимся. А у нас два корабля ко дну пошли, и мертвых никак не сосчитаем. С полсотни, наверное, наберется, да сколько еще раненых выживет, непонятно.

Уже затемно приехали несколько подвод, забрали раненых. Ужинали все без аппетита, хотя Зайцев приказал налить по сто граммов с «прицепом». Катера замаскировали. Камуфляжных сетей не хватало, натыкали веток, молодых срубленных деревьев.

Полковник, шумевший больше всех, хорошо хлебнул и расхаживал по берегу вместе со своим раненым адъютантом. Настроение его изменилось. Лейтенанта Зайцева, командиров катеров он хвалил, обещал представить к наградам:

– Молодцы! Крепко фрицам врезали. «Юнкерс» в клочья разнесли и «мессера» хорошо подковали. Видели, как дымил? Свалился и сгорел где-нибудь в степи, гадина фашистская.

– Точно, – поддакивал адъютант, выставив оцарапанную осколком руку. – И остальным гадам досталось, едва ноги унесли.

Морозову стало противно. Он шепнул Зайцеву:

– Уведи ты их, Степан. Чего они тут чушь несут? Такие потери понесли, а оба хвалятся, дурь показывают.

А полковник переключился на другую тему:

– Майора Одинцова убили. Героя! Отдельно похороним, памятник поставим. Лично к ордену его представлю.

На этот раз Зайцев не выдержал:

– Хоронить всех вместе будем. Знаете, что такое братская могила? Там все равны: и майоры, и рядовые. А вы идите спать в мою каюту, товарищ полковник. Намаялись сегодня, понервничали под обстрелом.

Последние слова прозвучали с явной насмешкой, но полковник ее не уловил и согласился:

– Да, повоевали крепко. Ладно, пойдешь, проводишь до каюты.

Небольшая команда плашкоута занималась ремонтом. Забивали колышки в пулевые отверстия, ставили пластыри. Наскоро сколотили новую рубку, восстановили руль.

Костя Ступников сидел, откинувшись в кресле, глядя в небо. Ночи в сентябре обычно звездные. Но пелена, затянувшая северный край горизонта, погасила большинство звезд на этой половине небосвода.

Взрывы доносились хоть и приглушенно, но вполне отчетливо. Вспыхивали зарницы, и совсем рядом ворочался, ухал огромный фронт. Что будет завтра?

Глава 3
Огненная река

на совещании командования вермахта 12 сентября 1942 года Гитлер поставил задачу перед 6-й армией Паулюса: как можно быстрее взять Сталинград и полностью очистить берега Волги от обороняющихся советских частей.

Для многих немецких генералов штаба вермахта складывалась непонятная ситуация. 23 августа 14-й танковый корпус немцев, в котором насчитывалось 250 танков, полторы сотни бронемашин, артиллерия, пехотные части, сделал мощный рывок. Преодолев за день шестьдесят километров, почти не встречая сопротивления, он вышел к Волге на северной окраине Сталинграда.

Город к тому времени бомбили сотни самолетов. К вечеру он превратился в горящие развалины. Волга была перекрыта. Огромный поток нефтепродуктов, следовавший по реке в промышленные центры России, прервался, и это был тяжелый удар для советской оборонной промышленности.

В тот день немцы надеялись вступить в город. Советское командование прозевало мощный бросок, войска оказались не готовы к отпору. С запозданием объявили воздушную тревогу. Зениток хватало, но дезорганизованность привела к тому, что лишь за один воскресный день 23 августа от бомбежки в Сталинграде погибло 30–40 тысяч мирных жителей.

Секретарь обкома Василий Чуянов, получив известие о том, что немецкие танки стоят у города, кинулся обзванивать штабы, где толком ничего не знали даже генералы. Более того, они не нашли ничего более разумного, как попросить совсем не военного человека, секретаря обкома:

– Сделайте, что возможно, для отражения немецкого удара до подхода наших войск.

Чуянов сделал. В бой против бронетанкового корпуса бросили рабочих-ополченцев, бойцов 10-й дивизии НКВД, курсантов и несколько зенитных батарей, расчеты которых состояли из девушек-зенитчиц.

Никто из них практически не имел опыта борьбы с танками. Эти разрозненные части, в том числе восемнадцатилетние зенитчицы, погибли почти целиком. Но выполнили свой долг и не дали немцам с ходу ворваться в город. К ночи подошли регулярные части и вступили в бой.

Бои на окраинах шли три недели, и лишь 15 сентября немцы сумели ворваться в разрушенный, горевший Сталинград. Во главе 62-й армии, оборонявшей город, уже стоял новый командарм, молодой, энергичный генерал Василий Иванович Чуйков. Бои приняли ожесточенный характер. Несмотря на упорное сопротивление наших войск, вскоре был взят центральный вокзал. Очевидцы вспоминали, что на город хлынула масса моторизованной пехоты, танки, шла непрерывная бомбежка позиций советских войск.

Немцы не считались с потерями, что было для них не характерно. Слишком категоричную позицию занял Гитлер. Вскоре штурмовые части вышли на берег Волги возле центральной переправы, захватили большую часть берега от устья реки Царица вниз по Волге.

Все эти дни горел не только город, но и Волга. Многочисленные бензохранилища, баки с нефтью, танкеры были взорваны, и в Волгу стекали целые потоки солярки, нефти, бензина. Пароходы, катера, вывозившие беженцев, буквально прорывались сквозь огонь горящей реки. Лишь бы не подвел двигатель, иначе конец! А сверху вели непрерывную бомбежку и обстрел судов немецкие самолеты 4-го воздушного флота генерала фон Рихтгофена.

Во второй половине сентября сформировалась линия фронта, занимавшая узкую полосу на обрывистом берегу Волги. Тылом считалась отмель под обрывом, где возводились причалы, размещались склады, медсанбаты, штабные службы.

Моряки, прибывшие на бронекатерах, не знали, что 62-я и 64-я армии, защищавшие город, отрезаны друг от друга. Фронт 62-й армии имеет в глубину 200–300 метров, и сражается она практически в окружении, получая подкрепление только водным путем ночами через Волгу под непрерывным огнем противника. Учитывая обстановку, корабли Волжской военной флотилии были подчинены Сталинградскому фронту.

Волга стала, по существу, второй линией фронта, и потери на воде были огромными. Кто бывал в Сталинграде, знает, что правый берег представляет собой цепь холмов (самый крупный – Мамаев курган), на которых были расположены десятки немецких артиллерийских батарей.

Река была как на ладони, а ночная темнота помогала переправе лишь отчасти. Над Волгой, и без того освещенной пламенем пожаров, непрерывно взлетали осветительные ракеты. И не только из ракетниц, но и яркие «люстры» на парашютах, выпущенные из минометов и сброшенные самолетами.

Крепко помогала наша артиллерия, укрытая в пойменном левобережном лесу, но огонь ее был недостаточно эффективен. Он велся с расстояния 3–5 километров до цели, снаряды шли с большим рассеиванием, и немцы на протяжении всего сражения держали переправы под прицелом.

Что касается военных кораблей, то это были в основном катера и небольшие тральщики. Они делали что могли, гибли и воевали до самого ледостава, когда в декабре Волга окончательно встала.

Такова была обстановка, когда под селом Райгород остановились для ремонта три бронекатера. Еще несколько прибыли в Сталинград ранее и уже принимали активное участие в боях за город.


Костя Ступников до войны жил в рабочем поселке на окраине Камышина. За оврагом возвышались новые здания, несколько заводов, порт, а поселок, разбросанный по склонам оврага, больше напоминал деревню. Мелкие дома-мазанки, слепленные в основном из глины, укрепленные бревенчатым каркасом и дранками. Огород, где сажали картошку, овощи, тыквы, несколько фруктовых деревьев. Еще загончик для двух коз и курятник с десятком кур. Вот и все хозяйство.

По вечерам поселок погружался в темноту, электричество дойдет сюда еще не скоро. Тускло светились в наглухо замазанных окошках керосиновые лампы, да и то зажигали ненадолго – керосин был дефицитом.

Семья Ступниковых жила бедно, как и большинство семей поселка. Четверо детей, дед с бабкой, а работал в основном только отец. Поэтому братья и сестры уже лет с тринадцати начинали подрабатывать, где удастся: нанимались к бахчевникам, пасли скот, а Костя несколько сезонов отработал в рыбацкой бригаде.

Несмотря на все трудности, тянулся к учению, любил книги и единственный из парней на их улице закончил семилетку (ходил за три километра в город), а затем даже поступил в техникум, где успел отучиться один год.

Перед войной едва не женился, но невеста вовремя прикинула, что ничего хорошего ее не ждет. Костя парень крепкий, рослый. Поговорить (да и пообниматься) с ним приятно, но ютится семья в убогом тесном доме, где, кроме отца с матерью, младших братишек и сестры, доживают свой век дед с бабкой. Молодым и приткнуться негде, разве что в отдельном углу, едва не на виду у всех.

– Знаешь что, Костя, – не выдержала невеста. – Ищи-ка ты себе другую, а в твоей халупе и без меня развернуться негде.

– Ты чего, Натаха? – не понял ее жених. – Пристройку сделаем.

– Из коровьего навоза…

В этом невеста была права. Заволжье ниже Саратова – сплошная степь. Леса мало, тем более строительного. Рубленный из сосны дом считался признаком большого достатка. В основном тесные дома лепили из самана, а камышовые и соломенные крыши трепал, разлохмачивал постоянный степной ветер.

– Подожди, Наташка. Я и деньги уже начал откладывать. В техникуме учусь, мастером стану.

– Не скоро ты им станешь, да еще в армию заберут. Мне уже девятнадцать, чего еще ждать? Скоро пальцами в спину тыкать начнут. Все ровесницы замужем, а эта, видно, совсем никудышная – никто не берет.

Если прямо сказать, то до красавицы Наташке было далеко. Обычная девчонка с конопатым, по-своему приятным лицом и рано созревшими округлыми формами. Но кроме Кости, заглядывались на нее и другие парни. Хозяйство у Наташкиного отца крепкое, сама не дура, и подержаться есть за что.

Вот так и закончилось неначавшееся сватовство. Наталья вышла замуж за сына кожзаготовителя, зажиточного, по меркам нищего поселка, мужика, имевшего просторный дом, лошадь, домашнюю скотину и построившего молодым отдельный флигель. Теперь, встречаясь на улице, Костя старался обойти бывшую невесту стороной, а та вообще в его сторону не смотрела. Хорошо одетая, в сумке покупки – денег в новой семье хватало.

Но вскоре началась война, и все это несуразное сватовство стало казаться ерундой по сравнению с огромным несчастьем, свалившимся на всех. До конца путины военкомат рыбаков не трогал. Бригада без выходных, с утра до ночи, плавала с сетями, и каждый день увозили на пристань корзины с рыбой, переложенной льдом.

Забрали на фронт отца, двоюродных братьев, почти всех молодых парней в поселке. И как в воду канули. Молчание, редкие письма, сплошь замазанные цензурой. Что в них секретного или откровенного, понять было невозможно. Разглядывали листки на свет, пытаясь прочесть, но краска у цензоров была качественная.

К осени пошли похоронки, а больше всего сообщений «пропал без вести». Иногда складывалось так, что вообще ничего не поймешь. Приходила похоронка, следом известие, что пропал без вести, а потом затертое, невесть когда отправленное письмо от сына или мужа, что, мол, жив-здоров, воюет. Неразбериха была полная, как и сообщения по радио с фронтов.

То бубнят, что отбросили немецкие войска от какого-то крупного города, расколошматили дивизию и кучу танков, а спустя неделю новое сообщение – бои идут уже восточнее. Значит, взяли фрицы этот город.

Костина тетка бегала, как полоумная, выла, ходила в военкомат – у нее пропали без вести оба сына, а муж как в воду канул – ни писем, ни сообщений. Сытый военком объяснял: муж и сыновья воюют, не до писем. Когда тетка ему окончательно надоела своими причитаниями, приказал часовому вообще не пускать ее в военкомат.

– От дел только отрывает!

На этом безрадостном фоне по-дурацки хвастливыми выглядели письма соседа по улице Женьки Сиротина, который попал в летную школу, хвалился, что уже летает, а фашистов-гадов наши соколы били и бить будут. Мол, вы обо мне еще в газетах прочитаете. Бабы, уже потерявшие своих сыновей, только головами качали, а мать Женьки оправдывалась:

– Он у меня с детства дурачок был. Кто же его в летчики определил? Пропадет он там.

И начала плакать вместе с остальными соседками. А Костю призвали в середине декабря. Тогда не умолкал репродуктор, сообщая о мощном наступлении наших войск под Москвой.

Так получилось, что попал он в одну команду с Наташкиным мужем. Отец сумел какое-то время, пользуясь связями, продержать того в тылу, но в декабре добирали подчистую. Ходили слухи, что погибли и попали в плен многие тысячи. Слово «миллионы» и произносить боялись, хотя потери, как много позже выяснилось, исчислялись к концу года именно миллионами.

Бывший соперник, а теперь Наташкин муж был грузный, хорошо откормленный, но фронта боялся не на шутку и пытался держаться ближе к Косте Ступникову.

– Мы ж навроде родственников…

– Пошел бы ты подальше, – презирая заискивающего здоровяка, гнал его прочь Костя. – Ищи другое место, не трись возле меня.

Хотя в чем тот был виноват? Ну, выбрала Наташка его, и пусть живут. Просто разозлило, что сытый «родственник» в поселке здоровался через раз, а здесь в друзья полез. Куда его распределили, Костя не знал, а сам прошел под Астраханью пятимесячную учебу во флотском экипаже.

Хотя занимались больше рытьем укреплений, строительством и склады охраняли, но закончил учебу успешно, получив звание старшины третьей статьи. Если по-армейски считать, то младший сержант. Ходил на сторожевике, а летом был направлен на прибывший во флотилию дивизион бронекатеров.

За хорошие показатели Ступникова повысили в звании и назначили командиром зенитно-пулеметной установки. Крупнокалиберных пулеметов на флоте тогда имелось совсем мало. Против пикирующих и низко летящих самолетов использовались в основном «максимы» и «дегтяревы», от которых толку почти не было. Слабый против немецкой авиации калибр.

А тут доверили спаренную установку ДШК калибра 12,7 миллиметра. Пули толщиной с палец и по техническим данным достигают цель на высоте двух с половиной километров, а на пятьсот метров бронемашину подбить могут. Почти пушка. Пробьет или нет, пока не ясно, но пулемет Костя освоил старательно и на учебных стрельбах разносил мишени в клочья.

Командир катера «Верный» Костю хвалил и не раз выносил благодарность за успехи в боевой подготовке. Старшина второй статьи Ступников бросал ладонь резким жестом к бескозырке и четко отвечал по уставу:

– Служу трудовому народу!

– Покажем гадам! – хвалился не хуже соседа Женьки Сиротина второй номер установки Федя Агеев.

Старательный парень, хоть и суетной и всего пять классов закончил. Экипаж бронекатера Ступникову нравился. Ребята дружные, веселые. Кроме Феди Агеева, скорешился с артиллеристом Васей Дергачом, уже успевшим повоевать на танке, едва не сгоревшим и переведенным на укрепление в отряд бронекатеров.

Подружились с сигнальщиком Валентином Нетребой. Среди экипажа катера он выделялся не только физической силой, но и рассудительностью, умением принять правильное решение в сложной обстановке. Место сигнальщика – в рубке возле капитана. Сигнальный прожектор установлен рядом с пулеметной установкой на крыше рубки, откуда Валентин сигналит либо флажками, либо светом прожектора.

Считай – соседи. Часто присаживается рядом с башней, перекуривают, ведут разговоры о жизни. Валентину двадцать шесть лет, отслужил во флоте срочную службу еще до войны. После демобилизации женился, успели родить с женой двух дочерей, но в сорок первом его снова призвали во флот.

Валентин считается одним из наиболее опытных специалистов, а в экипаже пользуется авторитетом, является как бы вожаком. Если случаются изредка конфликты, то решаются они обычно без командира или боцмана. Валентин умеет расставить все по своим местам. А еще он хороший баянист. Сидеть на рубке с баяном, конечно, глупо, но Нетреба часто напевает разные песни своим негромким сильным голосом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации