Текст книги "И звезды отвернулись"

Глава шестая

Спустя полчаса мы спустились к реке и вновь пошли по колеям от снегохода. Кит рассказывал, что произошло с ним за годы нашего необщения. Я шел следом, и мое воображение рисовало картины его странствий и размышлений. В тот момент я жил его историями. Такое случается, когда собеседник красочно и детально описывает события, которые пережил. Слова его были сутью жизни. Словно он жил для того, чтобы рассказать мне об этом. Я видел, как он переезжал с места на место, встречался с девушками, радовался, смеялся, любил и был разбит, разбит, разбит. Рассказами он передал мне ощущение своей жизни, отчего я захотел отдохнуть и перекурить.

– Давай сделаем привал у того завалившегося дерева, – предложил я, показывая на уходящую под лед крону

– Да, давай. Хотя то место, к которому я тебя веду, как раз за тем деревом. Нам надо только уйти с реки и подняться на холм.

– И все-таки давай посидим здесь. Место шикарное.

– Шикарное, – повторил Кит. – Давно я не слышал это слово.

– А я как раз вспомнил, когда ты рассказывал свои истории.

– Шикарное слово.

– Не иначе, – ответил я и, стряхнув снег с коры, сел на дерево.

Кит достал из рюкзака термос, открутил крышку и налил в нее что-то горячее.

– Что это? – спросил я.

– Пока ты спал, я приготовил сбитень.

Когда Кит достал термос, я поймал себя на мысли о том, что мне страшно – вдруг там может оказаться кофе? Вернее, я испугался тех воспоминаний, которые нахлынули бы на меня с первым глотком. Та ночь теплого лета, когда мы с тобой пили кофе из термоса и молчали на берегу, обнажая душу друг перед другом и созвездиями, принадлежит только нам. Кофе событий из термоса наших чувств мы должны пить только вместе. И никак иначе.

– Когда ты вернешься из своих мыслей, возьми эту чертову крышку и попробуй сбитень, – услышал я язвительный тон друга.

– Давай.

Над кружкой всеми моими опасениями вздымался пар. Я взял ее в руки, почувствовал тепло напитка и вдохнул пьянящий запах корицы, гвоздики, кардамона, меда и имбиря. Первый глоток обжег мне язык. Второй – обнаружил сладость. Третий – раскрыл вкус. Четвертый – потребовал продолжения. Пятый – стал тропинкой в рай.

– Придем домой, научишь меня варить такой сбитень. Я хочу удивить кое-кого.

Кит ухмыльнулся и налил свою кружку до краев. Его улыбка была подарком этой реке. Некоторое время я смотрел на него, затем, переведя взгляд к противоположному берегу, задумался о своем.

«Какому из всех берегов своей жизни ты сейчас посвящаешь свой взгляд?»

Глава седьмая

Мы поднимались на холм без тропинок по рыхлому снегу. Было приятно осознавать, что, по крайней мере, за несколько дней или недель мы первые, кто шел именно здесь. Эта мысль ощущалась покалыванием на кончиках пальцев. Холм принадлежал нам. И в тот миг не было состояния идеальнее. Сбитень расслабил меня, и я чувствовал себя прекрасно. Просто шел и думал о том, что мое сознание и мое тело сейчас вместе находятся на окраине огромной страны, и чувствовал, что живу этим моментом. Я думал о том, как сильно ошибался в тех, кто пытался раскрыть мне глаза. Ведь своими попытками они старались сделать меня таким, каким они хотели меня видеть, сделать похожим на них. Я не был нужен им самим собой. И я не сопротивлялся, но спустя какое-товремя понял, что моя собственная жизнь проходит мимо. Я говорил себе:

«Все интересы, мысли, идеи просто отсеиваются другими людьми. Почему так происходит? Почему люди не могут позволить другим быть счастливыми в мелочах? Зачем все это? Зачем тебе человек, который не замечает твоих чувств? Зачем тебе тот, кто ограничивает мечты и тянет вниз? Зачем подстраиваться под идеалы других? Мы все идеальны такими, какие мы есть. Вот в этот момент. Вот сейчас. Ты идеален. Ты прекрасен. Со своими мыслями, бессонницей, комплексами. Ты идеален. Ты идеален, переступая через сугробы в гостях у друга. Ты идеален. Спроси себя: «Я счастлив?» и сразу же ответь: «Да!», потому что ты всегда был счастлив, только смотрел не в ту сторону. Смотри в себя. Заруби себе это, где хочешь. И прокручивай в плеере своих мыслей песню этих слов. И если человек рядом с тобой не видит этого, отпусти его, освободи свою жизнь. Тебе это не нужно. Постарайся быть счастливым. В мире творятся ужасные вещи, и все, что ты должен делать, – постараться хотя бы чуть-чуть быть счастливым. Ты должен искать свет, излучать тепло и добро, а не терпеть бесконечные сцены на пустом месте, которые устраивают люди в автобусах, в очередях, на улицах и в своих головах. Этим людям страшно. Эти люди слабые. Прости их. Прости их и отпусти. Постарайся быть лучше. Будь с тем, кто делает тебя лучше. Помоги людям быть лучше и ничего не требуй взамен. Полюби себя, пожалуйста».

И я любил. Я пытался. Но мне все равно было страшно. А кому не страшно обнажить свою душу, вывернуть ее и показать все свои внутренности мыслей синему небу, даже если на улице снег, в рюкзаке термос с горячим сбитнем, а впереди спина того, кто ведет тебя на холм к спасению, которое никогда по-настоящему не станет таковым? Кому из нас не будет страшно от этого?

Кит ускорил шаг и пошел по диагонали. Я молча последовал за ним. Вдруг он обернулся и сказал:

– Несколько лет назад вот такой же зимой я случайно нашел это место. Раньше я много раз проходил мимо, а потом решил залезть на этот холм, не спрашивай почему, – он поводил указательным пальцем по воздуху и продолжил: – и обнаружил вот это.

Я проследил за его взглядом и увидел черную полосу на склоне, на противоположной стороне реки.

– Что это? – спросил я.

– Это ключ.

«Ты есть то, что ты хочешь сказать этому миру».

Глава восьмая

– Когда ты приехал ко мне, – Кит говорил быстро, слова вырывались из него родниковой водой на склоне холма, – одного твоего взгляда хватило для того, чтобы я сразу понял, что покажу тебе это место. Я почувствовал усталость твоей души. Со мной такое тоже было. Понимаешь, настоящая жизнь – это те минуты, когда ты что-то по– настоящему чувствуешь, а все остальное – пыль. Не бойся чувствовать. Не отворачивайся.

– Я знаю, друг.

– А ты чувствуй. Просто доверься сердцу своему, когда весь мир говорит тебе, что ты неправ. И постарайся пройти этот путь, даже если попутчиком тебе будет лишь одиночество. Твое решение уехать было правильным и справедливым. Но теперь ты уже другой человек. Каждый километр, ты представляешь, – Кит широко улыбнулся, обнажив два ряда ровных зубов, и вскинул руки, – сколько это минут наедине со своими мыслями! Каждый километр обрекает тебя на новые мысли. Доверься им. Я понимаю, что библиотека твоих размышлений просто завалена книгами о возвращении. Ты здесь для того, чтобы вернуть их на место. Вот, пока не расставишь все по полочкам – не возвращайся. Серьезно. Наломаешь дров. Люди, о которых ты мне рассказал, прекрасны. Они понимают тебя. Они не ограничивают, они умеют отпускать. Отпусти и ты их, пока находишься здесь. Но не пропусти миг, когда пора возвращаться. Не затягивай.

Этими словами Кит, словно перочинным ножом, ковырял мою душу, а я не сопротивлялся. Я рассказал ему про волшебное лето, признался в своей любви к Ли. Я был беззащитен перед ним. Я чувствовал себя, как на хирургическом столе перед операцией: я доверял этому хирургу и горячему сбитню в качестве наркоза. Поэтому я сказал себе: будь что будет. И пошел искать путь к свободе, чтобы вернуться и позволить себе счастье, которого многие люди не замечают, стряхивая эти хлебные крошки любви со стола своей жизни.

«Просто доверься сердцу своему».

Глава девятая

«Сколько расставаний должен пережить человек перед тем, как к нему придет осознание того, что в этом огромном, переполненном скорбью и болью мире есть тот, кто ждет его возвращения? Во вселенной есть человек, которому ты нужен. На планете Земля есть человек, которому ты нужен. В твоей стране есть человек, которому ты нужен. В твоем городе есть человек, которому ты нужен. Но скольким вокзалам, станциям, поездам и случайным попутчикам надо промелькнуть перед твоим сонным взглядом, чтобы ты понял, что это все один человек? И он тихо ждет тебя, посвящая свои вечера мыслям о встрече, которую ты постоянно откладываешь. Пока ты ищешь, скручивая мили в узел души, в покинутом тобой городе тебя ждет человек, которого ты оставил, преследуя какую-то безумную цель. Но все, к чему ты в итоге придешь, – это огромное разочарование, это растущая пустота одиночества. Возвращайся и не валяй дурака. Возвращайся».

Кит сидел рядом со мной, пока я делал запись в блокноте. Увидев, как я убрал его в карман, он посмотрел на меня, улыбнулся и поднялся на ноги.

Все это время я слушал песни холодной воды, которая по узкой проруби протекала прямо у наших ног. Я видел, как вода поднимала песок со дна. Я посмотрел на лед в нескольких сантиметрах от поверхности воды и подумал, что он похож на все то, что мы так старательно прячем в себе. Слова, которые мы не сказали, поступки, которые не совершили, вмерзают в нас, переливаясь под светом одинокой луны в ожидании потепления. И однажды придет солнце нового человека, и все растает, снова станет водой. А пока подо льдом бурлят чувства, преломляя лучи жизни, но для того, чтобы увидеть их, человеку нужно подойти к самому краю. Как мало тех, кто решается подойти к краю твоих чувств и принять тебя таким, какой ты есть! Поэтому ты один. Ты всегда один со своей рекой. Чувства остывают, покрываются льдом и согреваются лишь в присутствии других. Тогда тебе кажется, что все начинается снова. И виной твоим переменам – другие люди, чьи имена произносишь с неприязнью не из-за того, что они ушли или сделали больно, а из-за того, что они были, и теперь ты вынужден говорить о них в прошедшем времени. Вся наша жизнь – это другие люди в прошедшем времени.

– О чем ты так громко думаешь, друг? – спросил Кит.

– Я представил, что этот ключ олицетворяет чувства.

– Особенно зимой.

– Особенно зимой, – повторил я. – Этот лед по краям, это бурление воды внизу, различимое только тогда, когда подходишь к самому краю. Мне кажется, вода – это отражение того, что творится в человеке.

– Интересно.

– А все перемены связаны с другими людьми.

– Люди приходят, и воды успокаиваются. Люди уходят, и начинается шторм. Так?

– Да, наверное, – неуверенно ответил я.

– Интересно, – повторил Кит.

– Можно ли научиться управлять этим процессом?

– Можно, – он усмехнулся, – только не сразу. Наверняка старикам это под силу. А пока ты молод – люби, страдай и будь счастлив, друг, иначе зачем ты здесь? И тогда ты с восхищением будешь вспоминать свои дни. Хотя, наверное, старики не умеют управлять своими чувствами, у них на это нет времени, потому что они постоянно вспоминают прошлое. Вот и все.

– Вот она, великая мудрость, – подхватил я. – Совершай ошибки, всю жизнь учись жить, а потом на склоне дней своих найди уголок и вспоминай, вспоминай, вспоминай.

– Да! – смеясь, ответил Кит. – Давай допьем сбитень и пойдем домой, а то я уже начал замерзать от твоей мудрости. Если что, договорим по пути.

Я достал из рюкзака термос и слил остатки сбитня, которого едва хватило на четверть крышки.

– Давай выпьем за то, что… – начал Кит.

– Давай просто выпьем.

И мы выпили.

– Есть моменты, о которых необязательно говорить вслух, – продолжил я, возвращая крышку на место, – я этому научился прошлым летом и понял, что это прекрасно.

– Я хотел выпить за твой приезд, – грустно вздохнул Кит.

– О, извини.

Мне стало немного тоскливо. Его слова когтями скребли мою разогретую сбитнем душу. Я хотел высказать интересную мысль, которая бы непременно понравилась моему другу, но сделал это бестактно и все испортил. Грустно, грустно, грустно.

В этот раз, когда мы обогнули холм и спустились к реке, мне показалось, что дорога домой займет не более получаса, но тут же осекся: «До дома от этой петляющей реки событий идти всего пару минут». И все это время я шагал, ответственно поддерживая разговор, и параллельно подмечал про себя детали. Где-то ветер ерошил ветки сухих полевых трав, словно выгоревшие на солнце волосы, и отполировал до блеска снежные просторы, слюдой переливавшиеся на солнце.

Через некоторое время Кит остановился и через плечо бросил фразу, которая заставила меня вспомнить, как коварен мой друг:

– Ты знаешь, насчет того, что я хотел сказать…

– Я же извинился.

– Да, мне приятна твоя учтивость, но я не об этом хотел поговорить.

– А о чем? – меня начинал злить его тон.

– Мой тост…

– Да.

– Он был…

– Говори уже!

– Не о тебе.

– Что и следовало ожидать, – засмеявшись, ответил я.

– Тебя это сильно огорчило?

– Наоборот. Мне стало легче, потому что я немного переживал по поводу того, что не дал тебе изложить свою мысль. Но потом я вспомнил – не сразу, но вспомнил, – что мы с тобой старые друзья, а тебя, старого пройдоху, сложно обидеть, и успокоился.

– Хочешь узнать, что я собирался сказать? – Кит шел рядом со мной, мечтательно глядя на небо.

– Да.

– Я подарил тебе этот ключ. Он твой.

– Как это?

– Ну, теперь ты можешь приезжать сюда и пить сбитень возле того маленького источника. Пусть он дарит тебе новые мысли и интересные идеи.

Он похлопал меня по плечу, и я улыбнулся, стараясь запомнить это зимнее утро на краю огромной страны рядом с Китом, человеком с душой, которая бескрайнее этих холмистых просторов со всеми их тайнами и ключами.

– Без тебя я сюда ни ногой, старина.

После его слов меня задело своими крыльями то непередаваемое, едва уловимое чувство чего-то особенного, что я всегда буду вспоминать с улыбкой. В этом маленьком пустяковом движении руки жила невысказанная фраза о том, что этот человек всегда рад моему приезду. Он встретит, разделит разговоры, мысли, идеи. Будет поддерживать и молча будет рядом в моменты, когда слова не нужны. Будет вытряхивать из меня песок заблуждений и страхов. И мне стало грустно, что все то время после окончания университета, когда пути наши разошлись, мы так мало общались и виделись. Но он был тем человеком, постоянное общение с которым было необязательно. Он все еще не обижается на меня, когда я забываю поздравить его с днем рождения. Он остается тем, с кем мы не созваниваемся по праздникам и не ищем повод для разговора. Все происходит само по себе. Не это ли важно?

Пусть в этом мире все происходит само по себе. Люди-события всегда будут присутствовать в твоей жизни. И встречи с ними бесценны, потому что они вне времени. Они – твоя вечность и свет. Они – спасение. С ними ты понимаешь себя, и страх перед неизвестным отступает с легким вздохом.

Все происходит само по себе. Все происходит само по себе.

Просто чувствуй это.

Просто чувствуй.

Часть 2. Настоящее, которого я боюсь

Глава первая

Я проснулся за несколько секунд до того, как проводник пошел по вагону, чтобы разбудить спящих пассажиров. Поезд подъезжал к конечной станции.

Натянув носки, я соскочил вниз и кивком поприветствовал попутчиков. Несколько часов сна превратили меня в пыльное сдутое колесо, но мысль о том, что скоро я буду дома, постепенно приводила меня в нормальное состояние. «Всё из– за нервов, – говорил я себе. – Остался последний рывок на метро, затем три часа в электричке, и станция Большая Волга встретит тебя своей аркой и теплым ветром. Оттуда пешком до дома по родным улицам, и дом, дом, дом».

Чувство одиночества, толкающее на приключения и авантюры, покинуло меня. Закинув рюкзак на плечи, я бежал навстречу солнцу и улыбался теплому ветру. Так вышло, что все мое путешествие сводилось к единственному – к возвращению. Я проделал весь этот путь для того, чтобы вернуться. Но я вернулся другим человеком. Что-то поменялось, что-то обрело новую форму. Я оставил какую-то часть своей души на бескрайних просторах и взамен приобрел что-то новое, но что именно, никогда не смогу понять.

Я стал спокойнее, тише и, наверное, мудрее, как назвали бы это другие. Но для меня это состояние было спасательным кругом в шторм, пледом в холодную погоду, ключом к двери, которая всю жизнь была закрыта. И теперь, когда дни уединения, музыки, попыток медитаций и прогулок остались позади, мне хотелось открыть дверь, зайти домой и стряхнуть пыль со всех коробок со своими страхами, потому что в моей голове, в моей душе их больше не было. Я был свободен и пуст. Я был открыт и счастлив. И пришло время избавиться от лишнего. Комплексы, страхи, чужие мнения и мысли отныне не интересовали меня. Меня влекла жизнь, ее суть. Песчинка, секунда каждого дня, подаренного мне вселенной, была для меня интересна и бесценна. Был ли я прав – не знаю. Но я был счастлив. Я был счастлив. Я был счастлив. Но так и не смог кратко сформулировать то, к чему шел и где в итоге оказался. Поэтому оставлял заметки в блокноте, чтобы ты смогла сама во всем разобраться и найти в этом потоке для себя и для нас что-то по– настоящему важное и ценное.

В час моего приезда в Дубну шел дождь. Я, сжимая в кулаке связку ключей от квартиры, шел по проспекту Боголюбова. В наушниках играла музыка, придавая моменту кинематографичность. По пути я решил зайти в магазин и взять баночку меда и продукты для ужина. Море моей памяти пыталось разбить о прибрежные скалы настоящего волны воспоминаний. Я отвлекал себя лицами незнакомых людей, свинцовыми облаками, теплым ветром. Я шел домой. Я был дома.

Глава вторая

Я остановился под окнами старины Коса и постоял несколько минут, рассматривая знакомые шторы. Где-то на поверхности промелькнула мысль зайти к нему сразу же, но я лишь улыбнулся, заглянув в наивные глаза этой идее, и пошел дальше. Есть в этом городе одна квартира, в окна которой я сейчас ни за что не решился бы посмотреть, ведь в ответ я получил бы лишь пощечину закрытыми ставнями прошедшего времени. Я был с тобой в одном городе. От мысли об этом у меня перехватывало дыхание. Нас теперь разделяли лишь улицы, улицы, улицы. А улицы – это пустяк, когда у тебя за спиной вены железных дорог, одиночество, ветер и придорожный щебень.

«Допустил счастье, теперь терпи».

Повернув ключ в замке, я открыл дверь и зашел домой. Положив рюкзак и пакет на грязный пол, я, не снимая обувь, прошел на кухню и распахнул дверь на балкон. На обратном пути включил холодильник и сел на стул. Повсюду была пыль, но легкость возвращения все упрощала. Я знал, что, разобравшись с беспорядком в своей душе, без труда справлюсь с хаосом в квартире. За пару часов я привел все в нормальный вид и принял горячую ванну. После устроился на балконе, с улыбкой провожая солнце, а когда на закате зашел в комнату, с восхищением посмотрел на оранжевую полоску на стене, словно это было письмо, оставленное мне кистью солнца. Как хорошо быть дома! За все эти месяцы я отвык от стен родной комнаты. Возвращение было приятным. Подключив телефон к колонкам, я включил радио океана, достал мольберт, поставил его на кухне, разбавил краски и постарался запечатлеть момент, когда солнце коснулось стен моего дома, стен моей души. Вышло не очень.

Ветер реками разнес запах масляных красок по квартире. Я сидел на диване с закрытыми глазами, и душа моя была спокойнее предрассветного неба. Все, что мне хотелось в тот момент, – дождаться рассвета, чтобы пройтись по спящим, убаюканным туманом улицам города. Все, что я хотел в тот момент, – дождаться рассвета и вызвать такси. Но стук в дверь прервал мои представления об идеальном моменте, ради которого стоит дышать и верить, жить и страдать.

Глава третья

Посмотрев в глазок, я увидел там кудрявую голову моего друга. Радостно хмыкнув в предвкушении предстоящего диалога, я открыл дверь и увидел его обезумевшие глаза.

– Ты здесь?! – крякнул Кос, явно не ожидавший, что дверь откроют.

– Ну да.

– И давно? – Он поднял руку и не дал мне ответить. – Не говори. Я знаю. Ты сегодня приехал. Я знаю.

– Да? Откуда?

– О-о-о, старина, я приходил к тебе каждый день весь май. – Он стиснул меня в объятиях и втолкнул в квартиру. – Каждый день! Я знал, что первые тепло-весенние лучи вернут тебя в этот город.

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал я и еще раз крепко обнял его.

Кос стоял передо мной в серой футболке, которая свободно висела на его худощавых плечах, черных потрепанных джинсах и кедах. Широкая радостная улыбка освещала его лицо.

Мы прошли на кухню, я поставил чайник на плиту и достал из недр кухонных ящиков чай, который мы пили почти год назад. Кос был взволнован, да и я тоже. Столько всего нам предстояло рассказать друг другу!

Но вместо того, чтобы делиться новостями, произошедшими в жизни, Кос стал делиться новостями души своей.

Знаешь, я тут понял недавно, что меня теперь больше всего привлекает что-то неудобное и непонятное. Люди, с которыми мне труднее говорить из-за того, что наши взгляды на эту обыкновенную жизнь расходятся, компании, в которых обсуждают банальщину. Да, да! – Он посмотрел на меня и, заметив мою улыбку, продолжил: – Все, что было мне непривычно и чуждо, теперь манит. Забавно, да?

– Да. Я думаю, что твое подсознание специально тебя к этому подталкивает. Ты просто хочешь получше себя узнать.

– Именно! – Кос хлопнул по столу.

– Мне кажется, что среда, в которой ты находишься, влияет на восприимчивость. И в дискомфорте ты лучше чувствуешь… – Я запнулся, вспомнив зимние разговоры с Китом. – Дело в том, что в привычной среде ты словно размываешься, а враждебная, новая или любая другая обстановка четко вырисовывает твои грани. Понимаешь?

– Да, старина. Комфорт убаюкивает.

– Именно! – согласился я.

– Комфорт сглаживает углы и говорит тебе, что ты крут.

– Да!

– Дискомфорт обнажает зоны роста и задевает гордость.

– Царапает душу, но через боль ты начинаешь слышать себя.

– Комфорт как алкоголь. Он эвфемизирует действительность, заволакивает взор, убивает страсть.

– Он успокаивает тебя и говорит: «Расслабься, ты в безопасности, и ты все делаешь правильно», когда по-настоящему дела обстоят совсем иначе.

– Черт, как же я рад тому, что ты вернулся! – воскликнул Кос, сверкнув глазами, и стал рассматривать свои руки.

– Я тоже, друг. Я тоже, – выдохнул я. – За все то время, что я провел в поездах, автобусах и машинах, столько интересных разговоров мы с тобой пропустили.

– Не сожалей об этом. Впереди у нас еще куча времени для бесед и прогулок.

– Да.

– Ты будешь сегодня дома?

– Нет. Хочу прогуляться по городу и разобрать чемодан мыслей.

– Знаешь, а я немного завидую тебе. Ты для меня сейчас как закрытая книга. Столько всего мне не терпится узнать о твоем путешествии, но не хочу лезть тебе в душу.

– Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

– Вот поэтому я и не лезу с расспросами. Смотри, – он кивнул головой в сторону плиты, на которой стоял чайник, – кажется, закипел.

– О, точно! – радуясь предстоящей церемонии, сказал я.

Я бросил несколько щепоток зеленого чая и мелиссы в заварочный чайник и залил его кипятком.

– Чай заваривать ты так и не научился, – прорычал Кос.

– Этому мне предстоит научиться у тебя. Зато я привез рецепт божественного сбитня.

– Ну, посмотрим на твой божественный сбитень завтра.

Вслушиваясь в наши голоса, глаза ангела пустой квартиры наполнились слезами ностальгии, ведь столько времени он провел в одиночестве четырех стен.

«Прости меня, ангел».

Я разлил чай по кружкам и сел на стул. Мне захотелось поделиться с Косом спонтанной мыслью, которая пришла в голову.

– Знаешь, у меня такое добро поселилось в сердце. Я просто хожу везде и думаю, думаю, думаю, собираю мысли, что-то пытаюсь выстроить у себя в голове, а когда собираюсь что-то взять и сделать – все разбегается. И не поймать этого. Не найти. Такое ощущение, что поступки боятся этого мира. Не знаю, как объяснить. Это сложно. Просто я открыт. Я еще никогда так не открывался людям, но шутка в том, что людям этого и не надо больше. Как-то все не по-настоящему, что ли. Вот незнакомому человеку делаешь добро, а он смотрит на тебя как на дурака. Мол, ты же меня мог обмануть, пройти мимо или выгоду какую-нибудь извлечь, а ты взял да все испортил. Ну не дурак ли?! Дурак! Дурак, что веру в добро не теряю, что за поступки свои теплого слова не жду. И нельзя наш век в этом винить. И раньше так было. Безразличие, ненависть, зависть… Так живут люди. Так им легче. Но радоваться надо, что мы еще живем. У других и жизней своих нет. Странно все это, друг. Горько и странно.

– Все-таки ждешь теплое слово, раз это тебя задевает, – тихо произнес Кос и сделал глоток из кружки, над которой поднимались серебряные капельки пара.

– Наверное, – задумался я, – а правда ведь, жду. Просто хочется, чтобы другие понимали, что никто им на шею не накинет узды и не потянет их дальше в свою вселенную. Им страшно, как и мне. Все просто. Но дело в том, что я через свой страх пытаюсь перескочить, перепрыгнуть. Теперь я тянусь к людям, ведь каждый из них – волшебство. А когда понимаешь это, сложно смотреть на них как на что-то простое, а они от этого взгляда теряются.

– Не привыкли.

– Да, не привыкли или не осознали того, что каждый человек – это волшебство. Каждый человек – это другая вселенная. А я с детства повернут на звездах.

– Кстати о звездах, когда ты собираешься встретиться с Ли?

– Сегодня.

– Она уже знает о том, что ты приехал?

– Нет.

– Будешь звонить?

– Нет.

– Тогда как собираешься с ней встретиться?

– Сегодня на одних и тех же улицах мы будем смотреть на одни и те же звезды.