Текст книги "Офицер разведки"

На всем пути было чистое небо, поэтому добрались без происшествий. время было восемь вечера, когда я, потягиваясь и разминаясь, стоял у крыла самолета. Пассажиры уже покинули машину, два бойца ожидали, чтобы забрать почту. Тут ко мне и подошел неизвестный майор госбезопасности.

– Майор Одинцов?

– Это я, – закончив делать приседания, кровь по венам побежала, подтвердил я.

– Попрошу ваши документы.

Он изучил мое удостоверение и велел следовать за ним, мол, его за мной послали. Ну уж нет, я попросил его предъявить документы. Тот не возражал. Ну не знаю, вроде настоящие. Так что мы прошли к новенькой черной «эмке», и шофер, боец НКВД, повез нас куда-то в город. Ну да, можно было и не гадать, после сорока минут езды остановились у здания, известного как Лубянка. Куда еще меня могли привезти? Не удивлен. Хотя знаете, не против, узнаю, что там с Тальковым. Да и с чернобровой тоже. А что, особисты девяносто девятой стрелковой дивизии оказались не в курсе. Они сразу передали мое сообщение дальше, но понятно, им никто не докладывал, что там с майором-предателем дальше было. Пока оружие сдавал, тут такое правило, вещи личные оставил, вещмешок с шинелью и поинтересовался у помощника дежурного, что все принимал:

– Мы с вами нигде не встречались? Лицо знакомое. Вспомнить не могу.

– Не припомню, – пожал печами молодой старший лейтенант.

Тот майор, что меня привез, сам же и сопроводил лично в кабинет к знакомому полковнику. А он меня в сорок первом и сорок втором годах допрашивал, вел личное дело, да с секретным оружием тоже. Все еще полковник? Думал, генерал давно.

– Привет, полковник, давно не виделись. Чего не генерал? – спросил я, подходя к стулу.

– С сорок второго не виделись, а все такой же наглый и чинопочитание отсутствует.

– Я же говорил, как вашего брата не люблю. После тех действий зимой сорок первого. Так что и послать не постесняюсь.

– Давай рапорты, – протянул тот руку.

Я не стал доставать из планшетки конверт, просто снял саму планшетку, не моя, и протянул ее хозяину кабинета. Это от особистов моей бывшей дивизии, тут и мои рапорты, и их доклад по пленному полковнику-мадьяру. А сам полковник вскрывать конверт не стал, встал из-за стола и велел мне:

– Идем.

Мы вдвоем поднялись на этаж выше, тот майор, что меня привез, куда-то пропал, и прошли в приемную наркома. Полковник без спросу отрыл дверь, потом вторую, и мы прошли в кабинет Берии. Секретарь и несколько человек, что ожидали в приемной, промолчали.

– Доброго вечера, товарищ Берия, – поздоровался я. – Можно чаю, а то пообедать, это было, а ужина нет. Я вас хоть на печенье ограблю.

– Ничуть ты не изменился, – сказал тот и велел: – Садись, чай сейчас принесут.

Сам я за стол сел, куда нарком показал, а полковник, передав тому конверт, устроился на стуле, что рядком стояли у стены.

– Интересные у вас дела тут в здании происходят, – сказал я, вытягивая ноги и с удобством устраиваясь. – Знакомое лицо встретил.

– Воевали вместе?

– Ну можно и так сказать, они против меня, я против них.

Берия, что уже сделал по телефону заказ секретарю, вскрыв конверт, начал листать толстую стопку листов, с удивлением поднял голову.

– Объяснись.

– Это еще в начале войны было. Вы мой рапорт читали. Я там майора-связиста добыл, используя секретное оружие. Еще отчитывался за каждый выстрел. Не все я там доложил, ох не все.

Берия отложил листы и не мигая стал смотреть на меня. Неприятный взгляд, надо сказать, заставляет себя чувствовать виноватым. Даже против меня работал.

– Что? Написал бы, так меня бы крайним и сделали. Я же не в своей дивизии вышел, соседняя, на птичьих правах был. Особисты свой провал, что врагов не выявили, на меня бы свалили, оно мне надо?

– Рассказывай, – велел нарком.

– В общем, я, когда девчат освободил, по дороге к нам присоединились пограничники, с капитаном. Там еще стрелки потом были, сорок штыков, так к нашим и вышли. На участке соседней дивизии, я рассказывал. Там и был конкурс добыть языка. Орденом завлекали. Я не хотел, но тот капитан-пограничник настоял, несмотря на то, что у меня колено травмировано. Вы там дальше знаете. Но вот что я не рассказал. Шел один и сразу заметил, что меня отслеживают, был пограничник из группы капитана. Я тогда молодой был, глупый, думал, на хвост упали, чтобы майора потом отобрать и орден за него получить. В стороне засек остальную группу пограничников, плюс добровольцев из бойцов дивизии. Тоже за орден завлекли. Там один пограничник направился к немцам. Я думал, на разведку, подходы изучить, а он встал и вышел к часовому, подсвечивая себя фонариком. Встретили как родного. Остальные пограничники, оказавшиеся диверсантами, в ножи взяли бойцов дивизии. Я понял, что это враг, и убил того, что за мной следовал. Кстати, очень профессионально, если бы я ночью не видел хорошо, никогда не засек бы его. У него в кармане «вальтер» нашел, в другом глушитель, прикрутил и пользовался. Спасибо, – это я сказал секретарю, что граненый стакан с чаем подал, вазочка с печеньем тоже была. – Недолго, дал своему бойцу, старшине, и с концами ушел. Это когда в полк Московского ополчения назначение получил. Капитан этот именно мной интересовался, тем секретным оружием. Я же сдал документы уничтоженных патрулей во Владимире-Волынском, гильзы там засветились. Вот он и выманил меня с этой добычей вражеского офицера. Он знал, за кем я конкретно иду, и выяснил у своих, где такой майор-связист есть. Я не искал его, а следовал за капитаном. Он и привел к кому нужно. Дальше знаете, я пострелял и увел майора, угнав машину. Но не сообщал, что немцы, чтобы меня приманить, убрали часть солдат, давали дорогу к телу того связиста, чуть не красную ковровую дорожку к нему мне расстелили и засаду устроили. Капитан тот и его диверсанты участвовали. Даже командовали, как я понял. Хм, вкусный чай… Я секретным оружием не только всю засаду положил, но и капитана с четырьмя его бойцами. Выкрал майора и к своим рванул. С орденом обманули, наврал генерал, ну вы это знаете, но две медали получил, хоть что-то. Меня бы за этих диверсантов крайним и сделали. Не всех диверсантов я убил, не все участвовали в засаде, другие помогали в прочесывании, нашли тело того, что я убил. Никого из выживших диверсантов той группы я больше не видел. До сегодняшнего дня. А тут помощник дежурного, что у меня вещи принимал, оказался одним из них.

– Почему сразу не сообщили? – спросил нарком, когда полковник уже выбежал за дверь. Мигом, раз и нет.

– Так я узнал его, когда по лестнице к вам поднимался и увидел полковника пограничных войск. Ассоциации сказались. Вы его не поймаете, он меня тоже узнал, причем сразу. Я еще, идиот, спросил его, не воевали ли мы вместе. Лицо, мол, знакомое.

– Да, наворотил ты дел.

– А я-то здесь причем?! – возмутился я. – Даже не пытайтесь меня крайним сделать, сами змею на груди пригрели.

– Чуть позже тебя отправят в архив. Просмотришь фотографии всех сотрудников, может, еще кого узнаешь. Подписку дашь, эта информация секретная.

– Хорошо. Что там с Тальковым? А с чернобровой?

– Упустили. Ты же в прямом эфире орал, кто это. Пока информация дошла, пока выехали, за ним в госпиталь пришли и попросили позвать. Он вышел и с концами. Наши люди только через два часа были в госпитале. Ищут. По девушке, как начали его действия расследовать, нашли и освободили. Работу на врага ей вменяли. Все подозрения сняты, уже дальше служить отправили. А теперь опиши, что там у тебя было? Своими словами. И не утаивай ничего, как привык, все как было.

Надо сказать, он довольно придирчиво задавал вопросы, но и слушал внимательно, параллельно изучая листы рапортов, делая какие-то пометки на полях. Берия часто отвечал на телефонные звонки, но это не мешало нашему общению. Полковник вернулся через полчаса, сообщив скорее мне, Берии уже доложили:

– Ушел. Отпросился у дежурного, сказал, что живот заболел, и ушел. С ним пропал капитан Басов. Поисками занимается генерал Скобелев, все выезды из города перекрыты, начали прочесывание города, работает милиция и дружинники. Посмотри, есть кто знакомый. – Полковник протянул мне стопку в три десятка фотографий. Я разложил их на столе, сразу отложив фото того диверсанта, что опознал, а чуть позже еще одного.

– Вот, этот тоже из поддельных пограничников.

– Басов и Кураев, – кивнул полковник. – С сорок первого у нас служат. Три проверки прошли.

– Выясните, кто их проводил, – велел Берия, и полковник, забрав фотографии, покинул кабинет.

Мы же закончили с Берией, снаружи давно стемнело, время к одиннадцати часам подходило, когда я покинул кабинет; посетители все так же терпеливо ожидали в приемной. Там сразу одного пригласили, а меня сопровождающий отправил в архив. Там уже ждали. Личные дела мне никто не давал, просто фотографии. Я быстро перелистывал их, откладывая в отдельную стопку всех тех, кто мне не просто знаком, а по ощущению, где-то видел. Почти шесть тысяч фотографий просмотрел, отложив пятьдесят семь. На соседнем стуле скучал капитан, что занимался мной. Вот так закончив, я вернулся к стопке с отложенными фотокарточками и стал их пристально изучать, вороша память. Некоторые возвращал в общие стопки, это были сотрудники, с которыми я встречался, а некоторые вызывали сомнения.

– Проснись, – потряс я капитана за плечо.

– А? Что? – потягиваясь, спросил тот.

– Вот, этот ваш сотрудник. Я думал, что его убил. Это поддельный капитан-пограничник, в которого я стрелял в сорок первом, в начале войны. Видимо был ранен, оклемался. Хотя нет, бред. Я убил его, попадание в голову было, та просто лопнула. С такими ранами не живут. Может, близнец? Сами выясняйте. Потом вот эти двое. Зимой сорок первого они выкрали меня из штаба моей дивизии, участвовали в нападении под видом командиров НКВД. В Мценск привезли. Я потом сбежал и там трех генералов застрелил. Еще насчет этих пяти, где-то видел, в памяти крутится рядом, но пока не могу вспомнить.

– Понял, – с серьезным видом кивнул тот. – Идемте, я устрою отдыхать. Позже продолжим.

Он мельком глянул на оборотную сторону карточек, я раньше посмотрел, данных не было, просто свой номер у каждого. Он записал их и передал меня бойцу, велев устроить в общежитии, а сам быстро ушел. Докладывать по тем, кого я опознал. Люди занимались работой, не спали и ждали информации по тем, кого я опознал. А отвели меня в отдельное крыло здания, тут подобие номеров было, видимо для тех, кто оставался на ночь. Кто-то спал в своих кабинетах, не зря там диваны стояли, кто-то эти номера занимал. Там и душ был, принял его и спать. Номер четырехместный, на двух койках уже кто-то спал, стараясь не шуметь, сам расположился и вскоре уже уснул.

– Да вон он плещется, – услышал я с берега и повернул голову, увидев, как из-за высоких кустов, под тень ивы, где у меня форма сложена, выходят два сотрудника госбезопасности. Одного я знал, тот капитан, что меня курировал.

Вот так несколькими мощными гребками я добрался до берега, тут глубина у самого берега, и, отряхиваясь, выбрался на горячий, почти раскаленный солнечными лучами песок, прыгая на одной ноге, выбивая воду.

– Товарищ майор, почему вы покинули Управление без разрешения?! – требовательно спросил капитан.

– Так и не запрещали, а я искупаться захотел. Тем более оставил под подушкой записку, где буду. Без нее вы меня бы не нашли.

– Тут больше волнует не почему, а как, – наблюдая, как я вытираюсь полотенцем и натягиваю форму, сказал капитан. – Вас никто не видел. Как исчезли…

– Я сам никого не видел, пустые коридоры и свободный выход наружу, – пожал я плечами.

Врал безбожно, укрывался в нишах, амулетом сканера изучал проходы, чтобы никому не попасть на глаза. С трудом, но проскользнул. А здание покинул по секретному тайному туннелю, что выходил в один из подвалов соседних домов. Сигнализация была, я изучил ее сканером, примитив, и отключил, потом вернул как было. Также причина покинуть управление была мне необходима, чтобы объяснить знания, информацию, которую мог получить только снаружи. Купание это так, якобы повод. Так что собрался, мы дошли до машины и вот покатили обратно. А купался я на триста метров ниже по течению от железнодорожного моста на Москва-реке, найти не сложно было, вот и нашли. В управление сразу к полковнику. Вот явно кто ночью ни минуты не вздремнул, усталый вид и покрасневшие глаза с набухшими веками.

– Майор, как ты покинул управление?

– Товарищ полковник, я же не тыловая крыса, а разведчик. Там под ковром прополз, тут тенью мелькнул. Да чтоб меня и заметили? Да в жизнь такому не бывать.

– Угу. Мы еще выясним, как ты это сделал. А теперь говори, зачем покинул управление. И не ври про купание.

– Ну да, это только повод. Скажу так, хочу награду получить. Чтобы раскрыть все, поясню мотив моих действий. Комдив девяносто девятой стрелковой дивизии меня к Герою представил, но награду зарубят, меньше дадут. Вот и хочу получить то, чем наградили. За это я вам сдам место, где прячутся диверсанты, коих вы упустили. Даже три их штаб-квартиры.

– И как ты это сделал?

Говорить, что у меня «Глаз» почти все время в небе и я отслеживал того помощника дежурного, еще не узнал, просто на всякий случай, подозрительно себя вел, как он посещал три места лежки и залег на третьей, понятно не стал. Объяснил понятными ему словами:

– Знакомых у меня в столице нет, чтобы вы там себе ни подумали. Просто вышел на воров, одного авторитета допросил, сломал ему ноги… Э-э-э, провел военно-полевой допрос, и ни черта он не знает. Однако охотно сдал других, видимо конкурентов. Посетил их, второй тоже пустышка, а вот третий навел на эти адреса. Его помощник, он на квартире был, дал четкое описание тех, кто посещал квартиры, были и офицеры НКВД, и я опознал тех диверсантов. Воров они привлекли тем, что золотом сорили. Были там покупки, а те просекли.

– Любопытная информация. Если учесть, что город перекрыт и идет методичное прочесывание, встает вопрос, а как ты через посты прошел? От места, где ты купался, до нашего управления около шести-семи постов, которые тебе не пройти, документов и разрешения на это просто нет. И про то, что ты разведчик, хвастаться не стоит. С момента, как ты покинул управление и тебя обнаружили на реке, прошло часа три. Не успел бы ты все сделать.

– Это да, только вошел в воду и нырнул, уже зовут. А так ушел как в песне: а я по шпалам, опять по шпалам, иду домой по привычке, – пропел я. – По туннелям метро я прошелся. Да и проехался, метро-то работает. И насчет трех часов ошибка ваша, раньше я ушел, пять часов у меня было.

– Допустим. Адреса? – протянул тот руку.

– Со всем моим уважением, но нет. Вы, извините, мелкая сошка, адреса дам тому, кто может дать гарантии по поводу награды. Берия, например.

– Мелкая сошка?..

– В сорок первом вы были капитаном госбезопасности, это считай подполковник-армеец. В сорок втором майором, это полковник, если на армейские звания переводить. Что-то долго в полковниках ходите.

– Да был я генералом, был! – взорвался тот, видимо на больное место надавил. – Сняли. За дело, за провал операции, серьезной операции. Причем по вине присутствующего тут тогда еще лейтенанта Одинцова.

– Но-но, я ничего не знал, не надо вешать чужое на меня.

– Идем к товарищу Берии, он уже прибыл, как мне доложили.

Ну мы и пошли. Полковник не стал из себя обиженного стоить, объяснил мои мотивы наркому, сразу как выпроводили очередного посетителя, и тот сообщил мне:

– Вам итак награда положена, тот полковник-венгр в розыске за свершенные им и его полком преступления против гражданского населения оккупированных территорий. Именно его полк известен тем, что живьем закапывал детей в землю. Заочно приговорен к смертной казни, за его поимку полагается награда. Наградной лист на вас от комдива был в том рапорте, так что ему дали ход. Вам все ясно?

– Блин, зря старался.

– Не зря, сообщите адреса, – велел Берия.

– Они тут, на листке, – достал я из кармана гимнастки листок и протянул полковнику, а тот уже отнес наркому.

– Ну вот и хорошо, – сказал тот, и добавил: – Ваша бывшая дивизия окружила тот полк мадьяр и полностью его уничтожила. В плен не брали. А пока работайте дальше по плану.

Ну мной и занялись. Опрашивали обо всем, не только про последнее похищение и побег. И про засаду, как там полторы сотни бандитов уничтожил. Да почти все, с лета сорок второго. Два дня мной занимались, спал я в той же комнате, одну койку за мной закрепили. Отслеживали все движения, чтобы не смылся как в прошлый раз. Систему охраны и контроля явно переработали и улучшили. Неслабо так поработали. Помимо этого, мне сшили парадную форму старшего офицера, все же майор к ним относится, и на третий день, а было двадцать шестое июня, меня свозили в Кремль, где Сталин, покачав головой, выдал награды. Я потом сходил в отдельную комнату, и там специальный человек помог правильно прикрепить награду к кителю, Золотую медаль Героя и орден Ленина. Мне как в первый раз вручали, с орденом. Я вернулся в зал, а то уже другой награжденный ждал помощи и сидел во втором ряду, слушал, как других поздравляли. А вот на банкете мне не позволили остаться, снова на Лубянку. Да, все же дошло и до того, что я старательно пытался скрыть. Случаи острого недержания у тех офицеров, что мне досаждали. Да, вы правильно поняли, были взяты письменные показания члена Военного Совета, как он со мной договорился, и полковник, тот продолжал со мной лично работать, причем фамилии его я до сих пор не знаю, точнее не помню, прямо сказал, что Конев хочет со мной встретиться. Он в Москве, сегодня ночью прилетел. Не дело советскому маршалу таким недугом страдать. Ну и пытался выпытать, как я это сделал? Вот блин, засада. Придется прекращать с такими делами, иначе сядут на шею и ножки свесят, итак на меня с подозрением поглядывают.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал я полковнику, после чего показал фотографию последнего из сотрудников, что вызвали у меня смутные воспоминания. – Я вспомнил его. Видел до войны. Он из комендатуры Владимира-Волынска.

– Звание помнишь? – изучая фото, уточнил полковник.

– Пустые петлицы.

– Личное дело этого офицера уже подняли. Он никогда не был в этом городе. К началу войны только закончил спецшколу, сержантом госбезопасности. Может, похож? Бывает же такое?

– Что вспомнил, я сказал, дальше ваша работа.

– Это да, поищем тех, кто в комендатуре служил, хотя шансов найти… Поищем. Ладно, ты разговор от Конева не уводи. Сейчас поедем к нему в гостиницу, и вернешь как было.

– А я тут причем? Кто бы это ни сделал, я ему благодарен. За кандалы ему, что на меня надевали, когда самолет на разведку вылетал. Да и другой гадости он мне много сделал. Врун в маршальских погонах.

– Ты язык попридержи, а маршале говоришь. И это не просьба, а приказ. Сверху.

– Что я буду с этого иметь?

– Ты в курсе, что Михайлов фронт принял?

– Да, Первый Прибалтийский. Генерала армии получил. И что?

– Это он с сорок третьего бьется за то, чтобы тебя ему вернули. Даже к Сталину трижды обращался, стучал кулаком по столу. Верните и все тут. Раньше ты под решением трибунала был, а после суда уже стал доступен.

– Так Конев меня прятал на пересыльном пункте под номером от Михайлова?

– Догадался. Да, это его не красит, но у них там свои свары. Это я к тому, что тебя сразу отправят на Первой Прибалтийский. Тем более Михайлов уже узнал, что ты в Москве, сюда лично летит. Опасается, что опять пропадешь.

– Зная генерала, скажу, что так и так буду у него служить, так что ваше предложение не имеет смысла. А что по тем трем офицерам, что погибли под огнем бандитов в засаде? Они откуда?

– Ты довольно известная личность в узких кругах. Не один Михайлов или Конев желают тебя использовать. Кто успел, тот и на коне. Тебя не в Москву везли, в другое место. Тут одному комфронта не повезло.

– Угу.

– Ты снова увел тему в сторону. Сейчас едем к Коневу, и ты его лечишь.

– Ничего не знаю. Я не лекарь.

– На золото в этот раз и не надейся. И то сдашь, что тебе за лечение заплатил… ты сам знаешь кто.

– А вот это уже наглость. Я честно их заработал, и вообще, сначала найдите.

– Ни хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Так, трибунала ты не боишься. Как насчет направления на Карельский фронт?

– К Коневу? Да пофиг. На собачьих упряжках покатаюсь, форель половлю. У меня запас отличных снастей имеется. Ой, не то сказал, – схватившись за голову и покачиваясь из стороны в сторону, запричитал: – Не надо меня на Карельский, там плохо, так холодно.

– Тьфу, клоун. Ладно, твои условия?

– Да нет условий. Конев получил то, что заслужил. Это его крест на всю оставшуюся жизнь.

– Все, едем.

Тот меня чуть не за руку, ну за локоть точно держал, сопроводил вниз, мы сели в машину и куда-то поехали. А вот в служебной гостинице, в номер для генералов тот заходить не стал, втолкнул внутрь, а сам снаружи остался, прикрыв дверь.

– А, Одинцов, – пробормотал Конев. Он был явно пьян. На столе пустая бутылка, этикетки нет, видимо самогонка, стакан в дрожавшей руке, заметная небритость. – Это все из-за тебя. Ссылка на Север, еще это. Мне сказали, ты камни любишь. Держи и убери это.

Я, особо не смущаясь и не чинясь, подошел к столу, взял мешочек и высыпал на ладонь камешки, брильянты, посчитал, пятьдесят одна штука. Судя по следам, многие явно из украшений вынуты.

– Неплохо. Только этого мало, клянитесь, что забудете обо мне и мстить не станете.

– Черт с тобой, клянусь, что не буду мстить.

Положив ему руку на живот, быстро поработал амулетом и убрал проблему. Пришлось подождать, пока маршал не убедился, что проблемы больше нет от недержания, мешочек с камешками давно в хранилище был, после чего я покинул номер. Полковник заглянул к Коневу, тот подтвердил, что сделка выполнена, а меня на выходе тщательно обыскали, но камешков не нашли. А вот это уже наглость. Беспредел. Пока обратно ехали, полковник канючил вернуть, это подотчетное имущество из Гохрана, под честное слово взяли. Обалдели, что ли? Нет уж, это за мою работу. Может, еще золото им отдать? Не убедили. Сказал, что высыпал все в унитаз и смыл. В туалет я там действительно ходил. Пускай ищут. То, что гостиницу тщательно обыскивали, особенно туалет, это точно. Потом к Михайлову увезли, даже его подбили уговорить меня отдать все, что мне дали. Просили, приказы не действовали, я их игнорировал. Впрочем, уговорили. Камни нет, не отдам. Это стратегический продукт, который мне нужен. А вот на золото мне наплевать, вот и получили они пять золотых слитков с германскими орлами на них. Это Михайлов подсказал, как ко мне подход найти. Мы при встрече обнялись крепко, год не виделись, ну и пообщались. Вот генерал и сказал полковнику. Да продайте ему квартиру, вот и все. Знаете, я подумал и решил согласиться. Ясно же, что не отстанут, а так я даже в плюсе буду. Да и те ничего не теряют. Только от квартиры я отказался. Есть район правительственных дач, где сосновый лес, я там хочу дачу. Полковник созвонился с начальством, и нам дали добро. Там оказалось три свободных дачи, я скатался, и мне одна понравилась, в окружении сосен, воздух хвойный чистый, да и на территории деревья были. Сорокового года постройки, два этажа, стеклянная веранда. Обстановка полная. Мечта, а не дача. До озера пять минут идти, там пляж. Причем утепленная дача, печки есть и камин, можно и зимой жить. Две постройки на территории. Огорода нет, не те дачи.

Оформили быстро, золотые слитки я передал. Сделал вид, что в подвал одного многоквартирного дома спускаюсь, тайник там, и по описи сдал слитки. Документы на дачу на руках, порядок. Михайлов тут выступал как гарант сделки. И почти сразу на аэродром и полетели на фронт. Как раз темнеть начало. А пока летели, генерал ввел меня в курс дела по фронту, и мы спали до момента прилета. С моей историей тут уже ничего общего. Первый Прибалтийский фронт от Минска шел в сторону Балтики, на север, отрезать немцев от своих, создать огромный котел. На юге наши уже в Польше, в Румынию вошли, а Прибалтийский фронт все не телится. Очень немцы там сопротивляются. Второй Прибалтийский наступал от Ленинграда. Одним словом, буду помогать. Михайлов с собой перетащил несколько штабных офицеров, они со мной уже работали, опыт есть, так что надеюсь, сразу приступим к работе.

* * *

Входя из здания штаба на крыльцо, я был сбит с ног офицером, что до этого, стуча каблуками сапог, поднимался по ступенькам. Тот безвольной тушей, заливая меня кровью, повалил на покрытие пола. И только сейчас донесся хлопок выстрела. Значит, целились в меня, этот капитан из роты связи, явно случайная жертва. Бойцы роты охраны забегали, все же нападение, оборону занимали. «Глаз» уже показал лежку снайпера, и я заорал:

– Стрелок на водонапорной башне!

Откинув тело капитана, тот еще жив был, я рванул в перекат и укрылся за круглой колонной, что удерживала свод крыльца. Тут же взвизгнула пуля, отколов кусок покрытия, и снова донесся хлопок выстрела. А до башни восемьсот метров. Хороший стрелок. Правда, я сам снайпер и знаю, как сложно по движущейся цели бить, так что побежал, скатившись вниз, и, вскочив на легковой мотоцикл, ударив по заводной ножке, с пробуксовкой рванул с места, в сторону башни. Стрелка нужно взять, хочу знать, кто это такой умный, на меня охоту устроил. Вот так двигаясь зигзагами, и гнал к башне. Сам же размышлял. Вообще наш фронт показал себя более чем. Не без моей помощи конечно же. Потери снизились на пятьдесят процентов, а у противника возросли вдвое. Сейчас конец августа сорок четвертого. В общем, фронт дошел до берегов Балтики за месяц. Еще встал на бывшей границе, но основные силы двигались на Псков, зачищая земли от немцев. Те по сути в котле были, только с одной стороны море, почти полмиллиона солдат и офицеров. Какую-то часть они вывезли морем, пусть наши летчики отчаянно бомбили их, немало плавсредств пустив на дно, но вчера наконец котел был полностью ликвидирован, остатки сдались, около ста тысяч. Меня и вызвали сегодня в штаб.

Армии фронта перебрасываются на передовую, в Польшу, наступление там идет, уже до Гданьска дошли, Кенигсберг окружили, польская армия участвует и Первый Белорусский фронт, но у меня свое задание. Я остаюсь тут. Немало немцев в леса ушли, вот и буду помогать их обнаруживать и уничтожать. Михайлов не хотел проблем в тылу, серьезно к этому отнесся. Как закончу, сразу на передовую, помогать в наступлении, выявляя засады, резервы. В общем, обычная разведывательная работа. Я подчинен знакомому генералу, он и отвечал за чистку тылов, мы уже работали вместе, вполне нормально, и вот по выходе из штаба – он сворачивался, переезжает на территорию Польши – вдруг этот выстрел. Неприятно.

Отметил, что чуть позже за мной рванули два бронетранспортера охраны, американские, поставки по ленд-лизу, из охраны штаба. Я это видел сверху, через амулет, потому как уже давно ушел за угол. У стрелка был транспорт и прикрытие. «Виллис», где сидел нервничающий боец с чистыми погонами рядового. Сам стрелок был в форме капитана советской армии, ловко по канату спустился и запрыгнул в машину, что рванула с места. Башня на окраине была. Проезд мимо блокпоста там был, вот к нему они и устремились, все явно продумано заранее и пути отхода тоже. Я рванул по другой улочке наперерез, но дальнейшие действия диверсанта даже меня удивили. Он застрелил напарника и, выскользнув наружу, швырнул в машину противотанковую гранату, затем скользнул в полуподвальное окно, уходя подвалами. От машины лишь изувеченная рама осталась. Чисто сработано, все решат, что на мину наехали, их тут еще находят, хотя боев за город особо и не было, с ходу взяли, и диверсанты уничтожены. Подъехав к сгоревшему и разбомбленному многоквартирному дому, я поставил мотоцикл на подножку и глянул, где там стрелок. Амулет сканера уже показал, что диверсант залез в развалины, там груда битых кирпичей, но проделан проход, с укрытием. Там лежанка, запас пищи и воды, параша. Он завалил вход и шито-крыто, в убежище скрылся. Сам я его доставать не стал, как подошли солдаты, указал, где он спрятался, вот и начались переговоры о сдаче. Ни фига не сдался. Застрелился. Вот блин. Надо было дождаться ночи, вернуться сюда, усыпить лекарским амулетом и достать. Сам бы и допросил. Тьфу.

О смерти стрелка я узнал в штабе. К тому моменту уже доложился начальнику штаба фронта о происшествии, Михайлова не было, тот с частью офицеров штаба еще утром отбыл в Польшу. И то, что целью был я, уже знали. Сдал форму в стирку, надев подменку, награды перевесил. У меня их прибавилось, Михайлов на этот счет не жмот. Уже получил орден Отечественной войны второй степени и орден Боевого Красного Знамени. Это за две удачные операции. Еще к ордену Отечественной войны первой степени представлен, это за котел, и его ликвидацию. Но пока получить не успел. Нападение было, это да, но работу никто не отменял, так что я покатил на аэродром, самолет, что за мной закрепили, уже ждал. Это был двухместный истребитель «ЯК-7УТИ». Немало я на нем уже налетал. Да с первых дней, как на фронт попал. Причем скорость его не мешала вести разведку. Я больше времени тратил, чтобы нанести информацию на карту, чем на облет. Планшета же с записью снятых кадров нет, все в режиме онлайн. Впрочем, тут я на связи со штабом охраны тыла, озвучивал, что видел, где, сколько и куда идут, леса мне не мешали, там принимали информацию и направляли ближайшие силы на перехват. Также, если видел брошенную технику, тяжелое вооружение, тоже сообщал. Работа шла.

Я было успокоился, хотя мне количество охраны вдвое подняли и три бронетранспортера выдали, но, когда за две недели окончательно тылы зачистили, я полетал для контроля, больше подозрительных скоплений вооруженных людей не видел, даже мелких групп, и перебрался на фронт, там-то противник и ударил. Я так думал.

Для начала стоит сказать, что у меня было два самолета, двухместных. Я же постоянно в воздухе был, вестибулярный аппарат прокачал на уровне летчиков-асов, ресурс мотора и самого самолета просто летели. Да еще днем летал, у себя в тылу – ладно, там истребителей противника не встретишь, если только зенитные средства, и пару раз мы с летчиком попадали под обстрелы, были повреждения, но до аэродрома дотягивали. Летали на километровой высоте, достать могли. Второй самолет в это время в ремонте находился. Пока на одном летаю, другой ремонтируют и обслуживают. Иногда мотор меняют. Это позволяло вести постоянную разведку с неба. К слову, самолеты однотипные, считай учебные, и управление дублировано. Да, летчики неплохо натренировали меня летать на таких истребителях. Однако днем летать, это именно для глубокого тыла, вот на передовой, только и только ночью. Приказ Михайлова. Поэтому, когда моя пара истребителей получила приказ на перебазирование, и мы поднялись в воздух, техники и механики чуть позже будут, а потом сели где приказали, на полевом аэродроме нового истребительного полка, я к своему удивлению, и даже возмущению, получил прямой приказ от комполка немедленно подняться и лететь на разведку. Там в окружение целая наша дивизия попала. Немцы неожиданно контратаковали крупными силами. Для начала мне показалось странным, что аэродром полевой, вблизи передовой, тогда как всегда моя пара базируется на аэродроме у штаба фронта. Это позволяет быстро информации доходить до кого нужно. И вторая странность: самолеты не убрали в капониры, я видел пустые есть, а сразу стали заправлять. Меня же и летчика машины, на которой я прибыл, старшего лейтенанта Лоскутова, вызвали в штаб полка и стали ставить задачу.