Текст книги "Жди, за тобой придут"
Автор книги: Владимир Романенко
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
С чужим ребёнком, рождённым в пятнадцатилетнем возрасте, никакая добропорядочная семья не приняла бы её в свой круг, и Настенька очень хорошо это понимала. Она просила Костю проявить благоразумие и попытаться забыть о ней. Рассказала также, что в мае чуть не покончила жизнь самоубийством.
Костя был безутешен. Находясь в Геленджике и имея возможность видеться со своей возлюбленной, он ещё хоть как-то держался. Но, когда провожая его в Москву, на вокзале Настенька сказала, что больше не будет ему писать, он чуть не бросился с перрона вниз головой под проходящий товарный состав.
Это было самое чёрное лето в Костиной жизни, за которым последовали ещё более чёрные осень и зима. Весь ужас ситуации заключался в том, что нельзя было просто запереться в четырёх стенах и отдаться полностью своей чудовищной тоске. Нужно было ходить в школу, общаться с одноклассниками, отвечать на уроках, заботиться о каких-то оценках и изображать из себя бодрого и довольного жизнью юношу.
Только с приходом тепла Костя начал потихоньку оживать. Шутка сказать – больше полгода он как будто бы отсутствовал на этой планете. Для него не существовало ни города, ни веселья, ни друзей, ни девушек. Ничего. Придя из школы домой и наспех сделав уроки, он брал в руки книжку и тупо бегал глазами по строчкам, или же приклеивался к телевизору и смотрел все передачи подряд.
Чудом было то, что он не сошёл с ума, не перерезал себе вены и не выбросился из окна за эти долгие месяцы душевного небытия. Костя научился быть скрытным и ходить с постоянной маской на лице. Он понял, как хрупок мир вокруг него, как недолговечно счастье, и какими страданиями может внезапно обернуться самое светлое и самое возвышенное человеческое чувство. Он понял, как это ужасно – быть взрослым…
Глава пятая. Бельгия, Гент – Вестфлейтерен, июнь 2006.
Уже за завтраком Костя вспомнил, что никаких планов на субботу у него не было. Могла, конечно, позвонить Эвелин насчёт шаманского слёта, но ориентироваться на её звонок явно не стоило. Даже если б она и позвонила, то совсем не для того, чтобы сообщить ему о своём желании встретиться.
Проявлять же чрезмерную настойчивость во второй день знакомства было, по Костиному разумению, не дальновидно. Уж что-что, а подобные тонкости женской натуры он изучил со всем тщанием: стоило только показать девушке, которая тебе понравилась, свою заинтересованность – и пиши «пропало». А данный случай был для него достаточно уникальным, чтобы так бездарно позволить ему кануть в лету.
Нет, сегодня требовалось занять себя чем-то более прозаичным, но, по возможности, не менее душевным.
Идея родилась сама собой. Она, может, не блистала оригинальностью, но тривиальное получение удовольствия гарантировала. Костя решил позвонить одному бельгийцу – своему старому другу и коллеге по работе.
– Салют, Рене! Это Константин. Как поживаешь? – произнёс он в трубку сразу после того, как его товарищ на другом конце провода в стандартной голландской форме подтвердил, что отвечает на звонок именно он.
– Спасибо, не плохо. Только что позавтракал и теперь вот думаю, чем бы таким особенным мне сегодня заняться.
– Отлично! Я как раз по этому поводу тебе и звоню, поскольку не далее как пять минут назад сам пребывал в похожем состоянии. Скажи, ты когда последний раз был в Вестфлейтерен?
– Да уж с месяц как, наверное. Может, полтора. А что?
– Не догадываешься?
– Ты в том смысле, что каждый человек должен стараться подпитывать ноосферу Земли своими положительными эмоциями, дабы не случилось в один прекрасный день чего-нибудь скверного с нашей планетой?
– Именно так! Я всегда восхищался твоей способностью сходу улавливать суть, Рене.
– Ну, и как же выглядит твой план при более детальном рассмотрении? Я имею в виду: как выглядят его пространственно-временные характеристики?
– С континуумом, я думаю, мы разберёмся, это вопрос вторичный. Мне сейчас надо ещё Эдику позвонить, а то я его вчера кинул в Ватерхаусе. Узнаю как у него со свободным временем – тогда и договоримся поточнее.
– Хорошо. Я Алексу звякну – он, возможно, присоединится.
– Ну, вот и чудненько! Давай, готовь душевные фонтаны к праздничному фейерверку. До связи.
Присутствие Алекса на их посиделках вносило некоторый диссонанс в уже нарисовавшуюся, было, в Костином воображении пасторальную идиллию. Но, так как ничего поделать с этим он уже не мог, лишний раз напрягаться по столь незначительному поводу тоже не имело смысла. В конце концов, в группе из четырёх человек любые индивидуальные нюансы так или иначе отходят на второй план.
Не то чтобы Алекс был неприятен Косте. Но у любого русского человека традиционной ориентации есть рудиментарная фобия ко всем геям и бисексуалам.
Ещё в начальной школе Костя услышал однажды тематически переработанное четверостишие из популярной детской книжки и уже тогда сумел оценить его непреходящую нравственную ценность:
Кроха-сын пришёл к отцу,
И сказала кроха:
Пися в писю – хорошо;
Пися в попу – плохо!
В Костином случае, даже пять лет голландского либерализма не смогли до конца исправить эту жёсткую этическую парадигму.
Дело в том, что Алекс совершенно не скрывал своего влечения к симпатичным представителям обоих полов. Костя не понимал, почему Рене поддерживает такие тёплые отношения с Алексом, почему таскает его везде за собой. Сначала у него даже возникли определённые подозрения на счёт своего товарища, и только после того, как Рене прямым текстом объявил, что к мужчинам интереса не имеет, Костя успокоился.
Алекс был голландцем. Несколько поколений его предков прожили на родине знаменитого художника семнадцатого века Яна Вермеера, в городе Дельфте. Почему Алекс выбрал местом учёбы Гентский университет, Костя не понимал. Все его знакомые голландцы с аналогичными сексуальными пристрастиями Родины старались не покидать, поскольку в результате этого можно было запросто угодить «из князей в грязь». Ведь второй страны, где с таким трепетом относятся к педикам и лесбиянкам, в мире не существует.
Голландским неравнодушием к половым отклонениям пытались воспользоваться, кстати, и некоторые беженцы из бывшего Советского Союза.
В середине девяностых проскочил между заинтересованного народа слушок, что версия гомосексуализма в Нидерландах является просто-таки ломовой, и что с заявившими себя в соответствующем качестве просителями тамошние власти начинают нянчиться как с грудными детьми: сразу же выдают на руки вид на жительство; затем, по истечении строка, без всяких проволочек, – гражданство; предоставляют льготы в получении социального жилья, помогают при устройстве на работу.
Поначалу так оно и было. Но вскоре доля «нетрадиционщиков» среди искателей лучшей жизни на чужбине стала подозрительно высока, и голландцы решили нормализовать усилившийся приток сексуально «униженных и оскорблённых» в их страну при помощи оригинального метода проверки. Каждого, кто по приезде в Нидерланды объявлял себя гомосексуалистом, они подселяли на некоторое время к специально подготовленному (и должным образом материально поощряемому) адвокату-педику.
Большинству таких экстремалов не доставало необходимого опыта, и служитель закона, совместив полезное с приятным, как правило, забраковывал обманщика, если не обнаруживал у него некоторых характерных особенностей поведения или, к примеру, оказывался вынужденным лишить оного «голубой невинности».
Случалось, люди не выдерживали и ломались. Тогда бедным мученикам приходилось возвращаться на родину и скрывать подробности своей эмигрантской авантюры.
За это, впрочем, их вряд ли можно было осуждать. А вот «герои», которые выстояли до конца и сделались голландскими подданными, могли вернуться к своим былым приоритетам, увы, не всегда.
Геев в Нидерландах нельзя было обижать – ни прямым словом, ни намёком, ни даже взглядом, потому что на стороне homo, как они себя называли, стоял закон и десятилетия тяжёлой борьбы целой нации за права человека.
При общении с ними требовалось улыбаться и всем своим видом показывать, что ты воспринимаешь их как совершенно нормальных людей, таких же как ты сам. Хуже всего приходилось тем неискушённым натуралам, у которых гей оказывался непосредственным начальником, поскольку в этом случае двусмысленные шутки (а иногда и не только шутки) приходилось выслушивать уже им самим.
Поначалу такая ситуация казалось Косте совершеннейшей дикостью, однако со временем он ко многому привык и начал смотреть на геев как на некрасивых женщин, которые своим существованием ни коим образом не нарушали законов природы и не посягали на библейские святыни, однако тесную дружбу с которыми он не водил.
Общим советом постановили использовать для поездки Костину бэху. Всё-таки классом и вместительностью она превосходила личные средства передвижения остальных членов компании.
Эдик жил на Пеперстрат, недалеко от площади святой Елизаветы, и Костя решил подобрать его первым. Пока ехали через центр, разговор зашёл о подробностях вчерашнего вечера. Эдик сразу же возбудился. Его интересовало всё, что происходило после того, как «сладкая парочка» покинула Ватерхаус.
Костя стоически отбивался.
Он был вынужден три раза в деталях рассказать Эдику, как проводил девушку до Площади коммерции, куда Эвелин направлялась с самого начала, а потом в крайнем умиротворении пошел домой. У святого Якоба он, конечно, не удержался и заскочил в «Погребок троллей», где пропустил кружечку фирменного, «тролльского». Ну а после кружечки, ощутив ещё большую гармонию с миром, не спеша, перебрался к себе в квартиру – досматривать голландцев с Кот д’Ивуаром.
Та часть истории, в которой упоминался «Погребок», показалась Эдику вполне достоверной, а вот насчёт всего, ей предшествовавшего, он так и остался в некоторых сомнениях. Костю это нисколько не волновало. «Неверующим ведь безразлично, старался ты их убедить или нет: они всё равно не уверуют».
Алекс был уже у Рене, и, когда русскоязычная часть тусовки подкатила к площади святого Петра, где Костин бельгийский друг снимал роскошные апартаменты, оба стояли на улице в ожидании экипажа.
Худосочный Алекс был одет, по своей привычке, в стиле «унисекс», но без типичных зауженных рукавчиков, глянцевой обтягиваемости и приподнятого воротничка. Костя возрадовался. «Хоть видом своим компанию стеснять не будет, и то ладно».
Пока выезжали из города в направлении автобана Е17, Рене, могучий рост которого делал пятьсот пятидесятый экзекьютив шопинговым автомобилем для женщин, выложил Косте последние конторские новости. Клаудия из HR передавала ему приветы и поцелуи, а в понедельник всему офису предстояла поездка в Амстердам на очередной тренинг.
При виде указателя с надписью Nazareth компания плавно перешла на евангельские темы. Начитанный Эдик тут же поведал всему экипажу, что Христос родился отнюдь не в Назарете и даже не в Вифлееме, «тёзка» которого тоже имелся в Бельгии, а под сводом пещеры вне населённых пунктов.
– С ума сойти! – неподдельно изумился Алекс. – Вы, русские, что, все такие просвещённые? У нас Евангелия до последнего времени в школах преподавали, и то мы ни ничего не знаем. А вы, из глубокого атеизма восставшие, речёте как по писанному.
– Ну, зато у вас с другими вещами всё тип-топ, – не удержался от намёка Костя, и Рене в очередной раз был вынужден взять на себя роль миротворца:
– Как ты сам недавно говорил, в обществе всё развивается по кругу, Константин. Запад устал от догматических церковных бредней и сейчас просто-напросто «отдыхает». Россия же пресытилась поповской религией и прочим общественным идиотизмом девяносто лет назад – поэтому вы и устроили революцию. После, за годы коммунизма, ваша страна вылечила свой недуг и теперь со вполне объяснимым рвением пытается возродить Феникса из пепла. Не исключено, что в будущем такая же участь ожидает и Европу. А сейчас здесь растаскивают по кирпичикам те устои, на которых базировалась западная цивилизация на протяжении двух последних тысячелетий. Хорошо это или плохо – не нам судить. Мы ведь с тобой, помнится, как-то разговаривали на эту тему. Ты ещё на Коран тогда ссылался – что, мол, все признаки близкого конца света на лицо: мужчины живут с мужчинами, женщины с женщинами, природные катаклизмы по всему миру учащаются, эпидемии новых трудноизлечимых болезней вспыхивают; единственно, что солнце на западе пока не встаёт. Помнишь?
– Да, ладно, Рене. Я ведь просто так, для поддержания беседы…
– А ты что, Константин, и Коран тоже читал? – нарочито вежливо поинтересовался Алекс.
– Нет, до этого пока не дошло. На предыдущей работе общался немного с мусульманами, там и просветился.
– Но ты, правда, считаешь, что скоро всё кончится?
– Понимаешь, Алекс, мнение отдельно взятого человека не играет в нашем мире абсолютно никакой роли. Даже если всё население Земли будет в чём-то единодушно уверено, то ещё не факт, что реальный мир захочет под эту уверенность подстроиться. Я знаю только одно: «Всяк забывающий о цели своего прихода сюда наказан будет». И, если в забывчивость впадёт целое человечество, планета может запросто превратиться в один большой «Титаник».
– Пессимистично как-то… Ты не находишь?
– Отчего же пессимистично? У подобной черты наша цивилизация стояла не раз. Две тысячи лет назад, кстати, именно такой момент и был…
– Намекаешь на то, что без мессии нам и в этот раз не обойтись?
– Да ни на что я не намекаю, Алекс. И в мрачном настроении, как ты сам видишь, пребываю не часто.
– А всё-таки что за «цель» ты упомянул, если не секрет?
– Эдуард! – воззвал к своему притихшему товарищу Костя. – Народ требует подробных объяснений. Выскажитесь, пожалуйста, если вам не трудно.
Эдик встрепенулся, потратил несколько мгновений на то, чтобы собраться с мыслями, и бодро начал:
– Апокалипсис, мои дорогие, – это не поповское изобретение. Homo proponit, sed dues disponit, – как говорили в Древнем Риме. – Человек предполагает, а Бог располагает. Существует множество исторических свидетельств, которые указывают на начало двадцать первого века как на кризисный период в жизни нашей цивилизации. Библия и Коран повествуют только лишь о том, что человечеству предстоит пройти через тяжёлое испытание, в результате которого основанная часть населения Земли может погибнуть. Пророчества Нострадамуса уточняют примерное время наступления этого кризиса, ссылаясь на рубеж тысячелетий. Так же не совсем определённо говорят о данном периоде и некоторые египетские, индийские и тибетские источники. Но самые аккуратные из известных на сегодняшний день предсказаний содержаться в документах, обнаруженных в Центральной и Южной Америке, на местах поселения древних майя и инков. Если верить расшифровке найденного в Мексике майянского календаря, то эсхатологическую катастрофу следует ожидать около 2012 года. На тот же срок указывают и перуанские послания инков. Индейцы не говорят, впрочем, о конце света – не нужно впадать в широко распространённое заблуждение. Их расчёты приводят к этой дате только лишь в контексте резко изменяющейся энергетической обстановки на Земле, что, само по себе, означает границу двух эпох, за пределами которой может существовать только качественно «изменённое» человечество или никакого человечества вообще.
– Лихо! Это, что же, через шесть лет всё здесь накроется медным тазом? – скептически нахмурился Рене.
– Да, нет, – ответил ему Алекс. – Если я правильно понял Эдуарда, то шанс у нас есть. Мне только не совсем понятно, в чём конкретно этот шанс заключается. Иными словами, кто и что должен делать, чтобы мы из старой эпохи благополучно перешли в новую?
– Да какого чёрта! – не унимался Рене. – На Марс или Луну нас за шесть лет всё равно перевезти не успеют. А здесь, если метеорит какой грохнется, или потоп начнётся с километровыми цунами, то, что бы мы ни делали, нам конец.
– Рене, не кипятись, – беззаботно произнёс Костя. – Не всё так безнадёжно, как ты думаешь. Один украинский весельчак составил недавно замечательную формулу для людей с чувством юмора: «Оптимисты верят в счастливый конец света»… Эдуард, продолжайте ваш дискурс.
Эдик решил повернуться к развалившимся на заднем сиденье «иностранцам», чтобы слова, которые он собирался произнести, ни коим образом не минули их ушей:
– Исчезнуть планета могла уже такое количество раз, что и говорить об этом не стоит. Однако мы с вами пока ещё находимся здесь, пьём пиво и радуемся жизни.
– Ну, так, может, это ерунда всё – с Апокалипсисом?
– Не хочу тебя огорчать, Рене, но, на самом деле, Земля не настолько устойчивая система, как многие полагают. Вернее, не сама Земля, а те тепличные условия, которые обеспечивают существование животного мира на ней, включающего и одно из самых сложных созданий природы – человека. Как говорится, fortunae libido gentibus moderatur – прихоть случая управляет миром. Если посмотреть на тектонику земной коры, проанализировать схему возникновения цунами, торнадо и прочих неприятностей, то можно очень быстро прийти к неутешительным выводам. Вероятность возникновения катаклизма, который оказался бы летальным для основной части населения планеты, будет вовсе не нулевой. И даже не стремящейся к нулю! А ведь, кроме спонтанной наземной и подземной активности, существуют многочисленные космические объекты, падение которых на Землю было бы равнозначно атомной войне. Не забудем ещё про хаотические вспышки солнечной активности с гигантскими выбросами радиации. И, наконец, про возможное «свободное творчество» некоторых кретинов в генеральских погонах, которым простосердечные граждане разных стран доверили ядерные кнопки.
– Ну, и о чём это всё говорит?
– А как раз-таки о том, – продолжал всё больше и больше распаляющийся Эдик, – что чудес на свете не бывает. Если цивилизация, несмотря на тысячи способов, коими она могла бы быть уничтожена, ещё существует, значит есть некая сила, способная это самое уничтожение всякий раз предотвращать!..
Эдик с торжествующим видом посмотрел сначала на Рене, а потом на впавшего в задумчивость Алекса. Костя в этот момент был занят чтением дорожных указателей.
Прямо по курсу лежал город Кортрейк, который нужно было объехать и, встав на дорогу А19, взять направление на Ипр.
Несколько минут двигались молча. Автобан в окрестностях Ипра заканчивался, вернее, уходил в сторону Поперинге, и нужно было вовремя поймать ответвление на более мелкую дорогу N8, что Костя, после бесчисленных рейдов в Вестфлейтерен, был способен сделать с закрытыми глазами.
Вести машину по классической просёлочной дороге в Бельгии было для него непередаваемым удовольствием. Относительно небольшая скорость движения и периодически возникающие светофоры предоставляли водителю и пассажирам замечательную возможность глазеть по сторонам. Кроме всего прочего, в тёплое время года можно было ездить с отрытыми окнами и слушать уличный шум, вдыхая все сопутствующие ароматы.
Загазованность в бельгийском кантри-сайде отсутствовала, и те запахи, которые улавливало обоняние, состояли, в основном, из разнообразного сельскохозяйственного флёра, приятного и полезного для лёгких.
Косте нравилось ездить по горным областям на юго-востоке страны, где в обилии имелись сказочной красоты леса, маленькие речушки и водопады, и по равнинам степенной Фландрии. И там и тут можно было наткнуться на великолепнейшие виды, на разрушенные, а кое-где и прекрасно сохранившиеся, средневековые замки. И, где бы вы ни ехали, по бокам дороги вас всегда приветствовали уютные, симпатичные деревушки, а призывные рекламные щиты имевшихся там баров, красноречиво указывали на особенности национального пивного колорита.
В Бельгии, население которой составляет всего 10 миллионов человек, а территория не дотягивает по площади и до половины Московской области, производится порядка 650 наименований пива. Здесь есть гиганты вроде Interbrew, занимающего третье место в мире по количеству производимых литров в год, но серьёзный ценитель на их продукцию никогда не клюнет.
Бельгийцы, понимающие толк в пиве, а это довольно значительная их часть, на протяжении уже многих веков наслаждаются исключительно продуктами монастырских или маленьких частных пивоварен.
Если немцы, чья пивная культура тоже заслуживает уважения, специализируются в основном на лёгком светлом пиве, лагере (lager bier), то у бельгийцев варятся все разновидности того напитка, который испокон веков именовался «пивом».
Самый распространенный тип среди лагеров – пилсенер. К нему относится почти всё, что на сегодняшний день варится и пьётся в Чехии, Германии, Скандинавии, России и других землях, активно потребляющих пиво.
Пилсенер обязан своим именем чешскому городу Пльзень, где его изобрели. Произошло это сравнительно недавно, в 1842 году, но весь «непросвещённый» мир предпочитает именно эту разновидность пенного напитка, ошибочно полагая, что она и есть настоящее пиво.
Многие бельгийцы и те, кто приобщился к их культуре, сравнивают пилсенер с подкрашенной газированной водой. Истинное пиво не может быть приготовлено машинным способом, на котором основаны почти все крупные производства. И в тех масштабах, в которых его выпускают мировые гиганты, традиционный напиток сварить невозможно, ведь настоящее пиво требует в качестве первичных ингредиентов чистейшую родниковую воду, отборный ячмень и селекционный хмель. Плюс ко всему, рецептура хорошего пива никогда не должна ограничиваться только базисными компонентами. Существует масса растений, чьи корни, цветы, плоды и экстракты пивовары испокон веков утилизировали в своём хозяйстве в качестве вкусовых добавок.
Некогда пивоварение было искусством, сходным по своей сложности и изяществу с приготовлением сложнейших ароматических масел и духов. В настоящее время в такой форме это древнее ремесло сохранилось только в Бенилюксе, и на Бельгию, приходится львиная его доля.
В этой стране существует такое разнообразие пива, что одно только перечисление его видов (не названий!) заняло бы много времени. Среди основных категорий сами бельгийцы выделяют уже упоминавшийся ранее лагер (или недобродившее ячменное пиво), фруктовые крики, гёзе и ламбики (или пиво спонтанного брожения), пшеничное пиво (оно же белое нефильтрованное), а также пиво полного одинарного (блонд и брюн), двойного (дюбель), тройного (трипель) и четырёхкратного (квадруполь) брожения.
Каждая из этих категорий подразделяется на множество сортов, и в каждом сорте частные пивоварни проявляют своё индивидуальное творчество. Среди шести с лишним сотен марок вы не найдёте двух с одинаковым вкусом. А у каждого представителя наиболее благородного ряда букет окажется настолько насыщенным и уникальным, что им вполне можно будет наслаждаться как самым изысканным французским вином или коньяком.
Бельгийцы никогда не пьют пиво залпом или очень быстро. Пиво в этой стране варят не для алкоголиков и пьяниц, а для тех, кто способен чувствовать вкус и испытывать удовольствие от каждого глотка.
Впрочем, напиться бельгийским пивом значительно проще, чем немецким, чешским или русским. Достаточно выпить один за другим пять добротных трипелей, и состояние ваше будет мало чем отличаться от состояния среднестатистического россиянина, выкушавшего пол-литра.
Уже на перекрёстке, по одну сторону от которого располагалась деревня Остфлейтерен, а по другую – Вестфлейтерен, Костя вспомнил, что, если они сейчас, как обычно, повернут налево, то через километр неизбежно упрутся в деревянные козлы с прибитым к ним «кирпичом», которые из-за ремонтных работ, стопорили движение.
Пришлось разворачиваться и искать на N8 едва заметный указатель на обочине, в полуметре над землёй, чтобы свернуть на узенькую, петляющую дорожку, окольным путем приводящую в аббатство.
Отсюда начинался самый увлекательный отрезок путешествия. По обеим сторонам дороги зеленели и обильно пахли естественными удобрениями поля с копошащейся на них техникой. Здесь же, утопая в сочной траве, паслись флегматичные коровы, мирно жующие свой привычный вегетарианский рацион. То там, то тут попадались раскидистые деревья и небольшие островки лесопосадок, а по окраинам каждого надела торчали приземистые, без изысков, краснокирпичные дома фермеров, с примыкающими к ним большими гаражами, амбарами и животноводческими постройками.
Казалось, вся мировая цивилизация вдруг удалилась на тысячи километров, прихватив с собой гламурные офисы, небоскрёбы, заводы, автобаны, железные дороги, уличный шум, суровые физиономии пиджачно-галстучных клерков и доводящую до резей в желудке рекламу.
Бог здесь жил действительно «не по углам». Человек, привыкший рассуждать в терминах популярной в наши дни «геоэнергетики», непременно заметил бы, что аббатство святого Сикста и прилегающие к нему угодья располагаются на обширном месте силы. И был бы, наверное, не далёк от истины. Ведь в старину божеские обители на плохих местах не закладывались…
Монахи и пиво. Кому-то такое сочетание может показаться странным и противоречивым по своей сути. Но стоит только вспомнить некоторые примеры из истории, и противоречие мигом исчезает. Ведь никого не удивляет в наши дни, что монахи-картезианцы изготовляют в своём монастыре недалеко от Парижа известный на весь мир ликёр Шартрез. И никто не проклинает за «святотатственный» поступок знаменитого монаха-бенедиктинца Дона Периньона, подарившего миру рецепт шампанского.
Во времена, когда единственными путешественниками в Европе были крестоносцы и пилигримы, гостиниц в городах и сёлах не существовало. Единственным пристанищем для путников являлись монастыри, где долг гостеприимства обязывал хозяев не только устроить путника на ночлег, но также и обильно попотчевать.
Первый монастырь в Европе возник во времена святого Бенедикта (480-547 гг.), чьей заповедью, оставленной потомкам, были следующие слова: «твои руки да прокормят тебя». Организованное им христианское братство в Монте Кассино на юге Италии радушно встречало каждого странствующего человека и угощало его вином собственного приготовления. Впоследствии эта традиция прочно укрепилась во всей южной Европе, где любая религиозная община непременно держала свои виноградники и передавала из поколения в поколение рецепты вин.
А на севере, где солнца было гораздо меньше, варили пиво.
В средние века и эпоху возрождения в Европе существовало около 500-600 аббатств, готовивших пенный напиток. В девятнадцатом веке их число стало резко сокращаться в связи с появлением огромного количества секулярных пивоварен. Частные предприниматели активно скупали древние монастырские рецепты, чтобы не проигрывать в качестве и иметь возможность пользоваться именем монастыря в рекламных целях.
На сегодняшний день в Бельгии единственными немирскими пивоварами остались только лишь монахи ордена Траппистов. Шесть бельгийских аббатств получили от Папы Римского эксклюзивное право выделять свой пивной продукт специальным лого, гарантирующим самое высочайшее качество напитка и удостоверяющим его подлинное монастырское происхождение.
Траппистов часто называют «орденом безмолвствующих монахов». Устав действительно запрещает им общаться между собой, кроме тех случаев, когда обмена информацией требует выполняемая монахами работа. Это самый ригористичный из ныне действующих христианских орденов, исполняющий скрупулёзно все нормы и предписания. Неудивительно, что именно им удалось выстоять в условиях жесточайшей конкуренции, подкосившей в двадцатом веке всех их братьев по вере.
Трапписты не только выстояли! По качеству пива они уверенно держат пальму первенства в мировом производстве. Ведь монах с такими убеждениями никогда не отступится от составленного путём многолетних экспериментов уникального пивного рецепта, никогда не ошибётся при добавлении какого-либо ингредиента и, конечно, не додумается разбавлять пиво водой или выискивать, с целью увеличения прибыли, более дешёвые хмель и солод. Если сто пятьдесят лет назад его предшественники возили ячмень из Новой Зеландии, то, хоть хляби небесные перед ним разверзнись, но именно там он его и будет заказывать.
Неатеистически настроенному человеку вполне понятно, что расположение пивоварни на территории действующего аббатства, равно как и сам производственный процесс, выполняемый людьми целиком и полностью посвятившими себя Богу, может только лишь способствовать улучшению тонкой структуры напитка, проявляющейся в дополнительном, «сверхчувственном», удовольствии от его потребления. Ведь если можно освятить простую воду, то почему нельзя сделать то же самое с пивом?
Монастырский бар под названием «In de Vrede» («В умиротворении») представлял из себя огромный пивной холл с высокой треугольной крышей, как в русских избах, оформленный целиком в стиле модерн. При входе располагался небольшой магазинчик, торгующий аббатской продукцией, а чуть дальше начиналась длинная барная стойка.
Внутреннее помещение было спроектировано в виде латинской буквы «Т», в правом рукаве которой, в самом конце, находилась дверь, ведущая в траппистский музей.
Пять или шесть официанток с невообразимой скоростью метались от одного столика к другому. Зал гудел как потревоженный улей. Многие лица здешних гостей излучали тихую, светлую радость, ощущение которой становилось особенно ярким всякий раз, когда стенки тюльпанообразных стаканов касались губ.
Можно было сесть внутри – бар отлично кондиционировался, но погода настолько благоприятствовала принятию горячительного на свежем воздухе, что молодые люди протопали через весь зал и вышли на открытую террасу, где, по счастливому случаю, как раз освобождался один из столиков, рассчитанный на четырёх человек.
– Ну, вот, мои любезные други, мы с вами и прибыли к месту нашего духовного паломничества, – елейным голосом молвил Костя.
– А я здесь всего только в третий раз, – смущённо признался Алекс.
– Да, приятель... Не уважаешь ты настоящее пиво.
– Почему это не уважаю? – обиделся голландец. – Не обязательно ведь за ним каждый раз в такую даль мотаться. И потом, кроме Westvleteren, есть много других замечательных марок.
– Э-э… Да ты, братец, как я погляжу, в этом вопросе не больно-то сведущ… Ладно, учитывая твоё голландское происхождение, сообщаю: в прошлом году самый крупный рейтинговый сайт по вопросам пива (www.ratebeer.com) провёл глобальный опрос. В нём участвовало 750 тысяч человек из 65 стран. Выясняли любительские приоритеты пьющего населения земного шара по всему спектру выпускаемых на планете пивных изделий. Всего в анкетах фигурировало около 48 тысяч наименований. Так вот на первом месте списка оказался никто иной, как наш любимый Westvleteren. Это я к тому, дружище, что через несколько минут ты будешь наслаждаться пивом №1 в мире.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.