Электронная библиотека » Владимир Шигин » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 29 января 2019, 17:00


Автор книги: Владимир Шигин


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Этот несчастливый «Поллюкс»

25 октября 1809 года у небольшого каменного островка Унас в Финском заливе потерпел крушение фрегат Балтийского флота «Поллюкс» под командованием капитан-лейтенанта Тротскевича. Подводные камни не были обозначены ни на одной из тогдашних карт. На долгое время трагедия «Поллюкса» стала для моряков Балтийского флота символом самой жестокой судьбы, которая только может выпасть на долю мореплавателей.

Все началось с того, что осенью 1809 года командиру фрегата «Поллюкс» капитан-лейтенанту Тротскевичу было предписано принять под свой конвой 18 транспортных и купеческих судов, нагруженных провиантом для финляндских крепостей и портов, и следовать с ними в Свеаборг. Конвой по причине противного ветра сделал по пути заход в порт Роченсальм и оттуда отправился на рассвете 25 октября при свежем попутном ветре до острова Лехта. При этом фрегат следовал под руководством местных лоцманов. Ввиду большой осадки фрегата Тротскевич послал мелкосидящие в воде торговые суда шхерами, а сам направился открытым морем, огибая маяк Лакруке, опять же под руководством лоцмана. В 2 часа дня, пройдя от маяка к западу около восьми миль, «Поллюкс» неожиданно для всех (в том числе и для лоцманов) сел на мель. Фрегат имел поднятыми марсели, фок, грот, брамсели. Скорость хода составляла 7 миль в час. Первый удар о камни был так силен, что судно сразу же лишилось руля, вдобавок к этому у него оторвало часть киля от форштевня до грот-мачты.

В основу документов расследования обстоятельств крушения фрегата «Поллюкс» легли объяснительные записки шкипера Шестакова. Описывал он случившееся так: «…Весьма естественно, что неожиданное это происшествие сначала распространило в экипаже страх и беспорядок, которые, однако, присутствием духа и благоразумием капитана и офицеров были тотчас прекращены, и команда пришла в полное повиновение. Капитан немедленно приказал спускать гребные суда и завозить верпы. Между тем со всех сторон сыпались угрозы и укоризны на бедного лоцмана, который, однако, оправдывался, что несчастие это случилось на гряде камней, до того времени никому неизвестных, он был совершенно невиновен, ибо опасной сей гряды не было означено ни на одной карте.

Когда два верпа были готовы, на фрегате, бросив несколько пушек, начали вертеть шпилями завозы и сим средством скоро стащили его на глубину. Но, избежав одной беды, несчастные мореходцы подверглись другой, несравненно опаснейшей: фрегат начал сильно течь; не было другого средства спасти его, как только поставив у берега на мягкую мель. На сей конец капитан с беспримерной решительностью приказал отрубить кабельтовы и поставить форкливер и гротстеньги, а также приказал лоцману править к такому берегу, у которого есть песчаный грунт. Но малодушный лоцман до того оробел, что почти себя не помнил и не в силах был ни за что взяться; а потому капитан Тротскевич сам стал править к острову Унас. Не дошедши, однако, до него, в темноте фрегат вторично набежал на камень, и хотя в ту же минуту были закреплены паруса и брошен якорь, но фрегат вскоре волнением снесло с камней, и он очутился на глубине 12 сажен.

В это время показалась в нем страшная течь. Воду стали отливать помпами, ведрами, котлами; подвели под него паруса, но все было тщетно. Фрегат начал опускаться на дно. Тогда капитан дал повеление людям оставить внизу работу и спешить наверх, а гребные суда приказал подтягивать с бакштова к борту. Ветер между тем усилился и дул отменно крепко. Течь во фрегате до того увеличилась, что не успели еще подтянуть к нему гребных судов, как он столько погрузился, что борта сравнялись с поверхностью моря. Тогда-то наступила страшная роковая минута. Вода с ужасным стремлением хлынула во все порты и в самое короткое время наполнила фрегат, который в 9 часов вечера вдруг пошел, как камень, ко дну. Служители в это время, со слезами и воплем, принося последние мольбы и покаяние Богу, бросались во все стороны. Одни успели вскочить на гребные суда, другие в отчаянии хватались за что ни попало и, кидаясь в море, утопали, а некоторые, будучи расторопнее и легче прочих, пустились на верхи мачт и успели уйти от воды, добравшись до стеньг-вант, которые, когда фрегат стал на дно, были выше морской поверхности. Число сих последних простиралось до 54 человек, между ними находились: шкипер Шестаков, З-го морского полка подпоручик Корзунов, мичман граф Толстой и констапель Савин. Но граф Толстой не долго держался: он потерял силы, упал и утонул. Из гребных судов баркас и два яла, будучи волнением отбиты от фрегата, были столь счастливы, что достигли благополучно дальних подветренных островов, а катер во всю ночь держался против волнения на веслах.

Часа через два после рассвета 26-го числа катер, усмотрев, что на стеньг-вантах находились люди, приблизился к фрегату и своим появлением дал новую жизнь бедствующим мореплавателям, которые, сидя на вантах, переносили ужасный холод и каждую минуту ожидали, что ветер еще усилится и поднимет большие валы, которые сорвут их с вант и унесут в море. К большому еще несчастью, имели они с собою неприятного и опасного соседа: медведь, служивший прежде им забавой, взошедши теперь на крюйс-салинг, несколько времени сидел смирно; но оттого ли, что озяб, или от голода начал спускаться и садиться людям на головы, прижимаясь к ним, отчего они были в беспрестанном движении и страхе.

Хотя катер подъехал к потонувшему фрегату весьма близко, но долго не находил средств спасти бедствующих, ибо большое волнение и бившиеся о него реи препятствовали ему подойти вплоть к стеньг-вантам, чтобы забрать с них людей. Наконец шкипер Шестаков решился кое-как посредством леера сесть на катер и, взяв с такой же осторожностью около десяти или двенадцати человек, отвез их на ближайший остров Питколод и возвратился к фрегату за другим отрядом. Таким образом перевез он всех остававшихся на вантах в пять раз. Подпоручик при сем случае совершенно исполнил свой долг, ибо он оставался со служителями до конца и переехал с последним отрядом. При выходе на берег также встретили они затруднение и даже опасность от волнения, разливавшегося сильно по каменьям. Для сохранения катера люди должны были входить по пояс в воду и поддерживать его на руках. Шестаков, для примера нижним чинам, сам находился с ними на воде и работал. Вскоре по прибытии на берег умер констапель, который привезен был уже без памяти».

К сожалению, на этом бедствия команды погибшего фрегата не закончились. С острова Питколод потерпевших кораблекрушение перевезли на маяк Лакруне. Там они оставались еще сутки без пищи. За это время еще трое матросов умерли от холода и изнурения. Потом на своих гребных судах оставшиеся в живых перебрались на ближайший обитаемый остров Лехта и только там наконец получили медицинскую помощь и продукты со вспомогательного судна «Пчела». На Лехте из-за штормового ветра офицеры и матросы фрегата «Поллюкс» оставались еще трое суток, а затем, когда установилась относительно спокойная погода, были доставлены в порт Роченсальм. Только там удалось окончательно установить количество погибших и пропавших без вести. Таких оказалось больше половины команды – 140 человек. Спасшихся после кораблекрушения осталось всего 92.

Весьма красноречивую оценку обстоятельствам гибели фрегата «Поллюкс» и действиям его командира дал изучавший эту катастрофу адмирал В.М. Головнин: «Если бы капитан Тротскевич помышлял только о спасении людей, то, когда при первом ударе фрегата о каменья увидел он, что часть киля была оторвана и что он не мог уже долго держаться на воде, надлежало бы ему положить якоря и срубить мачты, чтоб фрегата не снесло на глубину, и перевозить людей на гребных судах. Но он в сем случае заботился более о своей чести, нежели о жизни, и поступил, как должно искусному и неустрашимому морскому офицеру: он не хотел вдруг оставить вверенного ему фрегата, а желал испытать все, что бы можно и должно для спасения его. Опыт имел пагубные следствия, но капитан не был виноват, а напротив – поступок его достоин удивления и подражания».

Корабль мертвых

Вот уже почти полтысячелетия он не знает покоя ни днем ни ночью. Вот уже почти полтысячелетия его непрерывно носит по всем морям и океанам страшная и неведомая сила. Ночью на его мачтах всегда холодно дрожат огни святого Эльма, а днем солнце выжигает рассохшуюся палубу. В многочисленных пробоинах плещется вода, но это не мешает ему, как и прежде, уверенно держаться на волне. Его паруса всегда полны попутным ветром, и даже в полный штиль он всегда уверенно мчится вперед. Во все времена он появлялся внезапно. В шторм и в туман, в солнечную погоду и в пургу он неожиданно возникал из небытия – призрак, несущий несчастья.

Не дай бог кому-либо встретиться с ним в море! Такая встреча обязательно заканчивается крушением для судна и смертью для его команды! И пусть по всем лоциям под килем в этот момент будет хоть несколько тысяч футов, но сразу невесть откуда появляются рифы, и обреченное судно тотчас поворачивает прямо на них. А впереди, указывая ему гибельный путь, на всех парусах летит судно-призрак. На его палубе видны скелеты, и их страшные ухмылки заставляют холодеть самые отважные сердца. Кто не знает этой самой страшной легенды океана? Но легенды ли? Ведь время от времени они появляются на самом деле – корабли мертвых.

Случилось это в 1818 году. На исходе октября, заканчивая морскую кампанию, 18-пушечный бриг «Фальк» отправился из Кронштадта в Свеаборг, чтобы остаться там на предстоящую зиму. Переход самый обыденный и ничем не примечательный. Мало ли плавали и до, и после «Фалька» наши корабли по Финскому заливу?

Командовал бригом лейтенант Семен Щечкин. Помимо командира на бриге находились мичманы Дмитрий Жохов и братья Александр и Василий Абрютины, штурман Калашников, 35 матросов и одна пассажирка с сыном-подростком.

Осень 1818 года вообще выдалась на Балтике на редкость ненастной. От штормов за считаные недели погибло сразу несколько крупных судов: английский купеческий корабль «Индастри», любекское торговое судно «Гофнунг» и российское судно «Магдалина», которое было выброшено на берег прямо у Кронштадта. Количество поврежденных, потерявших мачты и якоря судов исчислялось же в несколько десятков.

В пути «Фальк» был задержан сильным штормовым ветром. А тут и еще одна беда. У Стирсудена при отдаче якоря одной из лап пробило борт. Так как пробоина оказалась на уровне воды, вскоре началась сильная течь. Щечкин принял вполне разумное решение: как можно быстрее выбросить бриг на пологую отмель, чтобы затем, исправив повреждения и удалив воду, можно было без особых усилий бриг с этой отмели снять. Ближайшая подходящая отмель имелась у Толбухина маяка. Туда и направился терпящий бедствие бриг. Однако из-за все еще прибывавшей в трюм воды судно глубоко осело в воду и не смогло подойти близко к берегу. Вечером 20 октября бриг уткнулся в отмель саженях в ста от береговой черты. При этом вода доходила до самой верхней палубы. Штормовые валы перехлестывали через нее. Относительно безопасными оставались лишь шканцы и ют. Из опасения быть снесенными ветром лейтенант Щечкин распорядился срубить мачты. После этого вся команда собралась на юте, то и дело обдаваемая бушующими волнами. К этому времени, вдобавок ко всему, ударил еще и сильный мороз. С брига выстрелили несколько раз, привлекая к себе внимание находящихся на берегу. Однако в тот вечер из-за сильного шторма помощь оттуда так и не пришла.

Из свидетельств очевидца: «22-го числа, по утишении немного сей бури и по прочищении пасмурности, с Толбухина маяка, отстоящего от Кронштадта верст на четырнадцать, сделан был телеграфом сигнал, что от него к западу военное судно терпит бедствие. Вследствие сего сигнала приказано было от военного губернатора и главного в Кронштадте командира вице-адмирала фон Моллера отправить с дальней брандвахты гребное судно с офицером, чтоб разведать, где стоит это судно, и для оказания ему помощи».

О том, что произошло на терпящем бедствие бриге в течение штормовой ночи с 20 на 21 октября, оставил свои воспоминания один из лейтенантов флота, не пожелавший раскрыть свою фамилию и обозначивший себя как Н.А. Б-в. Позднее было выяснено, что за этой аббревиатурой скрывался известный впоследствии историк флота и декабрист Николай Александрович Бестужев. Именно он был одним из первых, кто утром 21 октября, несмотря на все еще продолжавшийся шторм, поспешил к стоявшему на отмели «Фальку».

Чтобы как можно с большей точностью передать картину увиденного, мы приведем ниже описание Н.А. Бестужева: «Подъезжая ближе, я подумал, что люди, в оном (бриге. – В.Ш.) находящиеся, протягивали руки и просили о скорейшей помощи, и потому я поспешил перегрести расстояние ста сажен или немного более от маяка до судна, удивляясь, однако, каким образом маяк, дав знать сигналом о судне, сам не подает доселе помощи, видя людей сих в таком положении. Но какой ужас объял меня, когда, приближаясь к судну, увидел я множество людей замерзших и обледенелых в разных положениях: одни лежали свернувшись, другие в кучках, третьи держались за борта, как бы прося о спасении. Первый предмет, поразивший меня, был лейтенант Щечкин, товарищ и приятель мой с самого малолетства, коего узнал я в ту же минуту, распростертый навзничь с обмерзлыми волосами и одеждой. За руку его держал денщик и, казалось, желал согреть оную своими руками. Прочие люди лежали кучами, как бы в намерении согреть друг друга взаимною теплотою. Под одною кучею лежащих людей признал я молодого офицера Абрютина, коего, вероятно, матросы хотели согреть собою. Унтер-офицер подобным же образом был обложен. Другой офицер, облокотясь на борт, казался спящим. Все вообще имели вид спящих или умоляющих Небо о своем спасении. Одна мертвенная оцепенелость удостоверяла меня, что люди сии уже умерли, и я едва мог опомниться от нового мне чувства – большего, нежели страх и сильнейшая жалость. Скрепив, однако, сердце, я думал было осматривать, нет ли еще живых людей, как приехала с маяка лодка, с коей меня известили, что старания мои будут бесполезны и что двое из сих несчастных, в живых найденные, сняты давно уже с судна. Осмотрев, однако, хорошенько и не найдя ничего, я вышел на маяк, дабы разведать о сем приключении, и нашел там двоих спасенных: комиссара Богданова и унтер-офицера Изотова, столь слабых, что едва были в состоянии отвечать на мои вопросы. Они объявили следующее: никакого знака не можно было подать на маяк; пушки и порох были в воде; огня достать было невозможно; крик не помогал им, тщетны были все усилия, чтоб их услышали на маяке; рев волн, разбиваемых о каменья, маяк окружающие, и свист ветра в снасти телеграфа, при маяке стоящего, препятствовали им быть услышанными. Темнота осенней ночи, увеличиваемая снегом и светом самого маяка, препятствовала часовым с оного видеть на несколько саженей вдаль. Таким образом, несчастные страдальцы принуждены были из боязни волн держаться друг за друга, оставаясь так без всякого движения, могшего их сколько-нибудь разогреть и избавить от холодной смерти. С 9 часов вечера до самого рассвета оставались они в сем положении. Холод увеличился до 5 градусов. Многие из них уже замерзли, многие снесены были волнами. Остальные едва дышали, оцепенев от холода. В исходе седьмого часа, лишь только можно было различить предметы, с маяка усмотрели несчастных и поспешили отправить небольшую лодку с семью человеками. Другого судна не можно было послать по чрезвычайности волнения, о камни разбивающегося. Но лодка опрокинулась на каменьях, и семь человек вброд едва спаслись сами. Однако, поймав лодку и исправив оную, по возможности пустились опять. Часа два или более прошло дотоле, пока лодка могла добраться до судна, так что, подъехав туда, нашли уже только двоих живыми, и то без всякого движения, с едва заметными знаками жизни. Прочие поодиночке умирали прежде, нежели могли дождаться спасения. Искав долго между мертвыми и не находя ни одного человека в живых, люди сии с великой радостью возвратились на маяк, где, подав возможную помощь двум несчастным, к исходу только дня привели их в состояние рассказать все обстоятельства сего пагубного случая».

Из показаний оставшихся в живых комиссара Богданова и унтер-офицера Изотова: «Военный бриг “Фальк”, нагруженный мукой, отправился 25 сентября из Кронштадта в Свеаборг под управлением лейтенанта Щечкина 1-го… вышел из Кронштадта с благополучным ветром, вскоре получили противный. Дувшие беспрерывно западные ветры заставляли бриг несколько раз спускаться в разные места и останавливаться там на якоре. Дважды он стоял за Гогландом, дважды – в Биорке, раз – за Сескаром и раз – за мысом Стирсуден. Лейтенант Щечкин, желая по назначению скорее попасть в Свеаборг и выполнить во всей мере долг свой, рассчитывал, что с первым, хотя немного благоприятным ветром он гораздо легче может сняться с якоря от Стирсудена, нежели из Кронштадта, из коего не при всяком ветре удобно выходить. В сем положении он стоял около шести или семи дней.

20-го числа началась буря; в 7 часов пополудни порыв северо-западного ветра, дувшего со снегом и морозом, был столь велик, что судно, стоявшее на одном якоре, потащило. Мичман Жохов, бывший на вахте, видя, что при достаточном количестве выпускаемого каната судно не перестает тащить, хотел бросить другой якорь на помощь первому, и для этого якорь сей, обыкновенно привязываемый горизонтально вдоль судового борта, был отвязан и оставлен вертикально в висячем положении, подвешенным к кран-балке.

Лейтенант Щечкин, уведомленный о сем в ту же минуту, вышел наверх, отменил было кидать другой якорь, но, узнав, что якорь висит уже на кран-балке, и зная опасность сего положения при качке, тотчас велел его бросить.

Не напрасно было опасение Щечкина, вследствие коего он велел отдать якорь: обледенелая веревка, на коей он висел, не могла в скорости быть развязана, надлежало ее рубить, и в это время якорь, раскачиваемый жестоким волнением, ударяя беспрестанно одним из своих рогов в судно, пробил обшивку, и вода хлынула в большом количестве по всему трюму.

Спустить якорь на кран-балку, обрубить мерзлую веревку было делом одной минуты. Шкиперский помощник первый увидел течь и известил об этом начальника. Все меры против оной оказались тщетными; наконец, после многих бесполезных усилий, решено было, отрубив якорь, спускаться прямо на Толбухинский маяк, видимый от Стирсудена, и стать там на мель, чтобы, по крайней мере, можно было поблизости к берегу спасти людей. Отрубили канаты, распустили паруса, пошли. Течь начала усиливаться.

Отчаяние овладело всеми. Увещевания начальника не действовали: близкая смерть и неизвестность, в состоянии ли будет судно дойти, не затонув, до маяка, сделали всех глухими к приказаниям. Начали прощаться между собою; все побежали переменять на себе белье по старинному русскому обычаю. Наконец вода в судне так распространилась, что переменявшие внизу белье – иные, не успев выскочить, остались там, другие выбежали в одних рубахах, и судно, не дошедши саженей ста до маяка, село на дно, так, однако, что вода не покрывала верха судна.

Со всем тем волнение столь было жестоко, что бриг начало сносить с мели. Щечкин, опасаясь, чтоб судно не потонуло на глубине, велел бросить остальной якорь и верп (малый якорь), чтобы удержаться ими на мелком месте; велел срубить мачты, на коих незакрепленные паруса более и более сдвигали судно с места. Повторяемые удары о каменья отбили руль, киль, и, наконец, нижняя часть судна начала разбиваться в щепы. Бочки и прочие вещи выносило из люков или выходов наверх, судно погрузилось совсем, одна только задняя часть оставалась сверх воды. Баркас, стоявший на палубе, был мгновенно оторван стремившимися уже через верх волнами и оными, поднимаясь, перебил многих людей, собравшихся на корме».

Оставшиеся же в живых были обречены на мучительную и долгую смерть от замерзания. Комиссар Богданов обязан был своим спасением двум шубам, а унтер-офицер Изотов был накрыт тремя матросами. «Какой пример любви к начальству в людях наших!» – так отозвался об этом поступке матросов адмирал В.М. Головнин.

Все погибшие с судна были сняты. В числе команды не доставало девяти матросов и одного офицера. Часть из них осталась внизу, в том числе и пассажирка с сыном, еще несколько человек смыло волнами.

У тридцатилетнего Щечкина в Свеаборге осталась молодая жена. Двое Абрютиных, старший восемнадцати, а младший семнадцати лет, бывшие на «Фальке», являлись родными братьями жены командира. Отец их служил плац-майором в Свеаборге. «Удар слишком жестокий для отца и матери – в один раз потерять двух сыновей и зятя!» – восклицал об этой семейной трагедии один из современников.

Разбитый волнами бриг «Фальк» в строй больше не вводился. Остатки его позднее разобрали на дрова. Никогда более в российском флоте не было с тех пор и другого корабля с этим именем. В истории же нашего флота бриг, на котором произошла такая страшная трагедия, еще долго назывался не иначе как «корабль мертвых».

Погибшие с «Фалька» были похоронены на одном из кронштадтских кладбищ. К сегодняшнему дню не осталось ни могил, ни самих этих кладбищ.

Адмирал В.М. Головнин так отозвался на гибель брига и почти всей его команды: «Страшна и жестока должна быть участь странника, погибающего среди снегов отдаленной пустыни, где нет никакого для него убежища, ни же селений, откуда мог бы он надеяться получить помощь; но стократно ужаснее и мучительнее гибель несчастного, который замерзает, так сказать, на пороге собственного дома и для спасения которого стоило бы отворить двери, если б домашние его, покоящиеся в сладком сне, знали о месте его пребывания. Подобную сей горькую чашу суждено было испить злосчастному экипажу брига “Фальк”, разбившегося при самом входе в главный наш порт Кронштадт».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации