Электронная библиотека » Владимир Шигин » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 29 января 2019, 17:00


Автор книги: Владимир Шигин


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +
«Феникс», которому не сужденобыло возродиться

Иногда корабли гибнут в одиночку, иногда по нескольку сразу. Порой гибель одного корабля неотвратимо влечет за собой гибель другого. Именно так и случилось в 1831 году на Балтике. Все началось с того, что в ночь на 20 августа в штормовую погоду от отряда кораблей контр-адмирала А.П. Лазарева (брата знаменитого флотоводца) отстала и пропала без вести шхуна «Стрела» под командой лейтенанта Шалухина. На канувшей в неизвестности шхуне находилось 56 человек. Чтобы обнаружить следы гибели «Стрелы» и отыскать, возможно, еще оставшихся в живых, были немедленно посланы два новейших брига – «Феникс» и «Усердие». Что касается брига «Усердие», то обойдя все указанные ему места и не найдя никаких следов «Стрелы», он благополучно вернулся в Кронштадт.

«Феникс», так же как и «Усердие», не обнаружил никаких следов погибшей шхуны. Командир «Феникса» капитан-лейтенант барон Карл Левендаль повернул на Кронштадт. Погода к этому времени установилась на редкость пасмурная, дул свежий зюйдовый ветер, разогнавший большую волну. Командир «Феникса», сильно простудившись за время почти непрерывного месячного поиска «Стрелы», по большей части времени находился в своей каюте, препоручив управление судном лейтенанту Тверитинову. Тем более что плавание не представлялось особенно сложным.

В 10 часов вечера 24 сентября штурман Ларионов определил место фрегата, взяв пеленг на Дагерортский маяк. После этого из-за плохой видимости плыли уже только по счислению.

– Ваше благородие! – позвал штурмана к себе рулевой матрос.

Когда тот подошел, рулевой показал ему на пляшущую стрелку в картушке компаса.

– Компас то и дело колеблется на несколько румбов! А потому править точно по курсу трудно! – сказал матрос.

– Ничего! – приободрил его Ларионов. – Мы идем по счислению верно, а стрелка прыгает от рысканий судна! Держи на курсе тверже!

Когда по счислению фрегат прошел 62 мили, штурман ожидал увидеть огонь Наргенского маяка. Однако густая пелена тумана снова не позволила точно определить место. Почти сразу же после этого «Феникс» со всего маху наскочил носом на подводный камень.

Только тогда к своему ужасу штурман понял, что «Феникс» на полном ходу выскочил на каменную отмель. Уже многим позднее будет установлено, что это были камни, окружавшие остров Юсари, который, как ошибочно полагал Ларионов, давно остался позади и в стороне.

На шканцы немедленно поднялся больной капитан-лейтенант Левендаль и взял командование фрегатом на себя. Голос его, по свидетельству одного из участников этих событий, «поначалу несколько дрожавший, вскоре принял обычную твердость, призывая всех к исполнению их обязанностей».

Ситуация для «Феникса» была весьма непростая. Носовой частью он вылез на скалу, при этом его средняя и кормовая части оставались на воде. Глубина вокруг камня была 20 саженей. Но беда крылась в другом – пробоина в носовой части оказалась очень большой. Поэтому, невзирая на работу всех помп, вода уже наполнила трюм.

Собрав офицеров, Левендаль резюмировал создавшееся положение:

– Фрегат уже проломлен и сидит на камне, как жук на иголке! По этой причине оставаться на рифе для нас безопасней, чем сойти на чистую воду, на которой мы мгновенно пойдем ко дну! Теперь наша задача сводится к тому, чтобы удержать свое место на камне и не дать накату сбросить себя с него!

Немедленно для уменьшения парусности «Феникса» были брошены все якоря. Начали рубить мачты. По древнему обычаю мореходов перед рубкой мачт Левендаль, как и полагалось в таком случае капитану, подошел к каждой из мачт и наложил на них особым способом руки, как бы прося прощения за причиняемую боль. Опасались, что имевшая большой наклон в корму грот-мачта после срубки может рухнуть на палубу, но все обошлось. Обе мачты удачно упали за левый борт, упершись своими топами в камни. Привязав их к борту, моряки получили, таким образом, некую дополнительную подпорку для фрегата. Одновременно, привлекая внимание, палили из пушек. Но вода так быстро затопила крюйт-камеру, что сухого пороха хватило всего на несколько выстрелов. Вода к этому времени уже подступила к верхней палубе. Проникающие в трюм волны швыряли находившиеся там бочки в борта, все больше и больше разбивая их. От этого корма быстро оседала в воду.

Из воспоминаний капитан-лейтенанта барона Левендаля, впоследствии опубликованных в вятских «Губернских ведомостях»: «Когда бриг стал на камень, капитан (о себе Левендаль пишет в третьем лице. – В.Ш.) приказал для облегчения судна срубить мачты и кидать все в воду, а для примера велел денщику бросить в море все его имущество. Денщик кинулся в капитанскую каюту, схватил шкатулку и бросил в воду. Этому примеру последовали офицеры экипажа и за ними все матросы».

Единственным средством спасения теперь оставались стоявший на рострах баркас и четырехвесельная шлюпка. Они могли принять не более 60 человек, в то время как команда брига насчитывала все 140. Бросать своих товарищей на верную смерть было не в традициях русских моряков, к тому же совершенно непонятно было, куда плыть. Видимость все еще оставалась почти нулевой, и ориентироваться было совершенно невозможно. Все, что можно было сделать, на «Фениксе» уже сделали. Теперь приходилось только ждать улучшения погоды, бороться за собственное спасение и молить Бога о милосердии.

Из воспоминаний очевидца: «По мере того как прекращалась деятельность, стало овладевать отчаяние… Вдруг все в один голос закричали: “С левой стороны судно видно!” Тотчас же развесили по бортам зажженные фонари и стали со всей силой звонить в колокол. Между тем снова сгустела пасмурность и все скрылось от глаз. В уверенности, что действительно подле проходило судно (впоследствии узнали, что это была мгновенно открывшаяся ближняя скала), капитан послал по тому направлению подшкипера на четверке. Едва шлюпка отвалила от брига, как скрылась из виду. Рассвело. Но туман не прочищался. Бриг, или, лучше сказать, остатки брига стояли спокойно: слышен был только стон членов его. Офицеры и команда были безмолвны. Некоторые молились. Образ был вынесен наверх и поставлен у фок-мачты. Тут же поставили и денежный сундук, при самом начале крушения сданный от часового боцману. Впоследствии только это и было спасено. Прочее все погибло».

Около 10 часов утра туман начал постепенно рассеиваться, и вскоре команда «Феникса» уже могла разглядеть поблизости и вдалеке множество торчащих из воды скал. Сомнений быть не могло – это была опушка финских шхер! Это было так неожиданно, что командир и штурман некоторое время даже отказывались верить своим глазам. Поразительным было и то, что огромное количество камней находилось и по курсу прохождения «Феникса». Так что довольно продолжительное время бриг вообще плыл между десятками подводных рифов, каким-то чудом не врезавшись ни в один из них. И сел на камень только тогда, когда забрался в сплошную гряду подводных скал, из которой уже вообще не имелось никакого выхода.

Едва осмотрелись, как с зюйд-веста показались два финских лоцманских бота. Увидев терпящее бедствие судно, боты подошли к нему. Команда кричала «ура». Все кинулись было к борту, к которому подошли лоцботы. От этого резкого перемещения пришла в движение палуба, к этому времени уже почти отделившаяся от остального корпуса. Видя, что ситуация критическая, капитан-лейтенант Левендаль закричал в рупор:

– Команда, смирно! Во фрунт!

Повинуясь грозному командирскому окрику, матросы замерли, что и спасло всех от неминуемой гибели.

Ко всеобщему разочарованию, финны согласились принять на свои боты только по пять человек. Напрасно Левендаль упрашивал их взять с собой хотя бы еще несколько человек. Лоцманы отказались выполнить его просьбу и ушли, не пообещав даже, что вернутся к бригу снова.

Теперь Левандалю ничего не оставалось как начать поэтапную перевозку команды судовым баркасом на ближайший берег. Командиром баркаса был определен лейтенант Тверитинов. Первые полсотни матросов заполнили баркас, и он медленно направился к берегу. Тем временем Левендаль вновь собрал вокруг себя офицеров:

– Господа! Кто из вас желает остаться со мной до окончания перевозки команды на бриге?

Последними покинуть «Феникс» вместе с командиром вызвались все офицеры, кроме немца-доктора.

Из воспоминаний очевидца: «Тот (доктор. – В.Ш.) еще в начале бедствия засел было в баркасе и, ни слова не говоря по-русски, знаками приглашал четырех матросов с собой, чтобы в случае, когда бриг станет тонуть, спастись вместе, не допуская других загрузить баркаса. Так он сам после рассказывал офицерам. Баркас еще не достигнул места, назначенного для пристанища, как снова спустился туман и ветер стал свежим. Добровольно оставшимися овладела досада и зависть, но мы совестились обнаружить свои чувства…»

Расчетное время возвращения баркаса давно вышло, а его все не было.

– Опасаюсь, что Тверитинов мог в тумане проскочить мимо нас, – высказался командир и велел непрерывно звонить в корабельный колокол.

Это было сделано весьма своевременно, так как баркас действительно в тумане проскочил мимо брига и уже успел удалиться от него на полторы мили. Услышав удары рынды, Тверитинов немедленно повернул обратно. К этому времени туман несколько рассеялся, и вскоре баркас был уже около «Феникса».

Лейтенант Тверитинов доложился, что доставил часть команды на берег, но в баркасе открылась сильная течь, воду едва успевают вычерпывать и еще одного рейса к бригу ему уже не выдержать. После этого в баркас спустилась остальная часть команды, и затем они были благополучно доставлены на близлежащий остров Юсари. Здесь моряки наконец развели огонь и обогрелись.

На «Фениксе» остались только командир и два офицера, которым не хватило места в перегруженном до предела баркасе. Они стояли уже по колено в воде.

– Если будет возможность, то пришлите за нами какую-нибудь лодку! – кричал лейтенанту Тверитинову командир. – Ежели не успеете, то не поминайте лихом!

Пока переполненный и поврежденный баркас добрался до берега, пока нашли лодку, пока она вернулась к «Фениксу», фрегат уже буквально на глазах разваливался. Едва барон Левендаль с офицерами спрыгнули в лодку, остатки брига с грохотом рассыпались на отдельные доски. Корма обломилась и затонула, а носовую часть перевернуло вверх дном. Храбрецов спасла какая-то минута.

Из позднейших воспоминаний капитан-лейтенанта барона Левендаля: «По выходе на берег первым делом капитана было принести благодарение Господу за чудесное свое и вверенных ему людей избавление и послать в город с требованием экипажу пищи. Когда на судне началось бедствие, и матросы, по обыкновению своему, начали надевать чистые рубашки и молиться Богу, капитан хотел взять из своей шкатулки нужные ему бумаги и деньги, но вместо их схватил второпях лежавшие на столе рапортички и положил их к себе в карман. Деньги же и все прочие остались в шкатулке (которую по его же приказу выбросил денщик. – В.Ш.). На камне он вспомнил обо всем этом и, полагая, что все нужное в них, хотел увериться в том на самом деле, для чего опустил руку в свой боковой карман и вынул оттуда, к неописанному своему удивлению и невыразимой горести, старые рапортички. Но и тут твердость его не оставила. Он подозвал к себе денщика и сказал ему: “Ну, брат, я думал, что мне придется отвечать только за погибшее судно и что все нужное со мною, но теперь уверился в противном. При мне нет ни одной копейки денег!” “Правда, ваше высокоблагородие! – отвечал денщик. – Вы лишились бы всего, если бы я вас послушался и бросил шкатулку в море!” “Ты, верно, шутишь? – возразил командир. – Я сам видел, как ты бросил ее за борт!” “Я, сударь, бросил туда кусок дерева, а шкатулку спрятал под шинель!” – и с этими словами денщик подал капитану шкатулку. Обрадованный несчастный капитан тут же щедро наградил своего верного денщика, назначив ему пенсию, и по отставке предложил ему жить у него в деревне по смерть».

Тогда же было точно определено и место гибели «Феникса». Оказалось, что свой конец бриг нашел на камне, называемом местными лоцманами Английской банкой, так как некогда на ней погибло какое-то английское торговое судно. От Английской банки до обозначенного на карте острова Юсари было 3,5 мили. Так случилось, что в плавании «Феникс» в районе острова попал в чрезвычайно сильное прибрежное течение. Ошибке в счислении могло способствовать и то, что в районе Юсари имелась некая магнитная аномалия, почему компасы там показывали не совсем верный курс.

Спустя неделю команда на пришедшем за ней бриге «Коммерстракс» и одном купеческом судне отправилась в Свеаборг, а уже оттуда была доставлена в Кронштадт. На острове Юсари оставлен на некоторое время был лишь лейтенант Тверитинов с несколькими матросами. Они собирали выбрасываемые на берег вещи с «Феникса».

Вскоре в Кронштадте было открыто и судебное заседание по расследованию обстоятельств гибели брига «Феникс» и наказанию виновных.

Рассмотрев все аспекты происшедшего и ознакомившись с представленными капитан-лейтенантом Левендалем бумагами, следственная комиссия определила: «Ширина Финского залива в том месте, которым следовал барон Левендаль, хотя и не представляет опасностей в плавании, однако он мог бы избежать гибели, если бы, при столь ненастной погоде, не удалялся от места определенного пеленгами маяка Дагерорт». С выводами комиссии, правда, оказался категорически не согласен командир Второй флотской дивизии (в состав которой и входил «Феникс») вице-адмирал Фаддей Беллинсгаузен. Знаменитый мореплаватель утверждал обратное:

– Имея попутный ветер и хорошо определенное место на Дагерорт, барон Левендаль ни в коем случае не должен был пережидать непогоды у маяка! – выступил он гневно на заседании комиссии. – Если бы при этом волнением или течением бриг отнесло к северному берегу, то командир был бы опять же обвинен настоящей комиссией за то, что не продолжил плавания, имея попутный ветер!

С мнением Беллинсгаузена согласился и главный командир Кронштадтского порта адмирал Рожнов, а следом за ним и аудиторский департамент. При этом выдвинутое капитан-лейтенанту Левендалю обвинение было весьма расплывчатым и неконкретным. Ему вменялось в вину, что «следовало иметь более опытной распорядительности к принятию возможных мер предосторожности, а паче бдительного смотрения маячных огней». Вахтенному лейтенанту Тверитинову, по заступлению на вахту, следовало донести командиру о сомнительности места, а штурману Ларионову надо было иметь «более длительности в смотрении маячных огней и записать в журнале время прохождения Оденсгольмского маяка». С этими обвинениями все три офицера и были преданы суду.

Состоявшийся суд был недолог и оправдал всех троих: «…Недоумения насчет исправности по службе этих офицеров возникли только от неполноты ответов. Капитан Левендаль, хотя и был болен, но большую часть ночной вахты находился наверху и лично наблюдал за курсом. Лейтенант Тверитинов потому не представлял о сомнительности места, что оно было известно командиру и притом не казалось слишком сомнительным. Штурман Ларионов был довольно бдителен, но прохождение траверза Оденсгольмского маяка потому не записал, что маяк не был виден. Посему, отнеся несчастный случай сей единственно к бывшему тогда необыкновенному течению и применяясь Морского устава, книга 3, глава 1, артикул 67, на основании Воинских процессов, часть 2, глава 5, пункты 9 и 10, приговорил от суда учинить свободными».

Приговор суда был быстро утвержден аудиторским департаментом Морского министерстава и Адмиралтейств-советом. А уже 30 сентября того же 1831 года император Николай начертал на поданной ему бумаге о гибели «Феникса»: «Исполнить по мнению Аудиторского департамента.»

На этом и была поставлена окончательная точка в деле гибели «Феникса». Несмотря на потерю фрегата, благодаря счастливому стечению обстоятельств, а также мужеству командира, офицеров и команды во время этой катастрофы не было потеряно ни одного человека, что было для того времени не столь уж частым явлением.

В аду пожаров

Во все времена на кораблях и судах флотов всех стран мира пожары были и остаются одним из самых страшных бедствий. Порой две противоположные стихии – огонь и вода – с какой-то поистине дьявольской согласованностью вдруг внезапно обрушиваются на моряков, и тогда спасения уже быть не может… К сожалению, сия чаша не минула и российский флот. Наверное, самым страшным за все триста лет был пожар парусного линейного корабля «Нарва» на заре создания нашего флота, в 1715 году. Сведений о той давней катастрофе сохранилось не так уж много, однако масштабы ее не могут не вызвать ужаса и сегодня…

Трагедия произошла, когда 54-пушечная «Нарва» готовилась к очередной морской кампании и, загрузив все припасы, уже стояла на внешнем Кронштадтском рейде. 27 июня разыгралась непогода, пошел сильный дождь. В небе гремел гром и блистали молнии. По совершенно трагическому стечению обстоятельств крюйт-камера корабля, где хранились уже погруженные запасы пороха, в этом момент оказалась открытой – туда догружали последние пороховые бочки. Очередной удар молнии пришелся как раз в открытый люк крюйт-камеры. Взрыв был страшен. Сила его, по воспоминаниям очевидцев, была столь велика, что несчастную «Нарву» буквально разорвало в клочья. В вихре всеиспепеляющего взрыва нашли свою мгновенную смерть более трехсот членов экипажа, от большинства из них потом не смогли найти даже останков. Чудом спаслось лишь пятнадцать обгоревших и оглушенных матросов, которых отбросило взрывной волной далеко от гибнущего корабля. Надо ли говорить, сколь ощутимой была эта потеря для молодого и не слишком многочисленного российского флота! После этого среди моряков ходило много разговоров о несчастливом названии корабля «Нарва». Все сразу вспомнили о Нарвском разгроме русской армии в самом начале Северной войны. Следствием стало то, что больше никогда корабля с таковым наименованием в отечественном флоте не было. Подводя итог рассказу о трагедии «Нарвы», следует отметить, что ее гибель стоит отнести к той категории катастроф, которые в старых морских документах именовали как «неизбежную в море случайность», а ныне называют форс-мажором. К этому можно добавить, что впоследствии руководство флота и лично Петр Первый несколько сомневались в истинности причины гибели линейного корабля. Для этого имелись основания, ведь подобного случая гибели большого боевого корабля от удара молнии не знает вся история мирового мореплавания. Так что вполне возможно, что «Нарва» и ее экипаж стали жертвой шведской диверсии или же чьей-то халатности. Узнать правду было просто не у кого, все бывшие в непосредственной близости от крюйт-камеры погибли, так что однозначного ответа о причине гибели «Нарвы» мы, скорее всего, уже никогда не узнаем.

Взрыв «Нарвы» был, увы, далеко не единственной такой трагедией в нашем флоте. В 1764 году в Ревельской гавани от огня погибли сразу два боеготовых линейных корабля. Вначале загорелся 66-пушечный «Святой Петр», на котором из-за небрежного обращения с порохом произошло возгорание, причем опять же в крюйт-камере. Затем огонь перекинулся и на стоявший борт в борт со «Святым Петром» линейный корабль «Александр Невский». Несмотря на все принимаемые меры, ни один из двух кораблей спасти так и не удалось. Оба линкора выгорели до самого днища. Однако на этот раз, в отличие от «Нарвы», основная часть команд все же сумела спастись. Погибло только 20 человек. Так как среди погибших был и заведующий крюйт-камерой, узнать причину возникновения пожара не удалось. Правда, и без этого было ясно, что виной всему была низкая организация работ в корабельном пороховом хранилище, а значит, непосредственным виновником случившегося можно считать самого капитана «Святого Петра». За гибель корабля и людей ему грозила каторга. Тем не менее, несмотря на явную вину капитана «Святого Петра» в случившемся, императрица Екатерина Вторая виновника простила… по случаю Пасхи.

Тяжелый урок, к сожалению, впрок не пошел, и в 1779 году в своих гаванях сгорают еще два российских военных корабля. В Ревеле участь «Александра Невского» и «Святого Петра» разделил линейный корабль «Всеволод». К счастью, на сей раз жертв не было. При этом причина пожара на корабле опять же осталась тайной, а потому и наказания были скорее дежурными, чем соответствующими вине каждого из должностных лиц. Фурьера-дозорного, который должен был постоянно обходить пожарным караулом корабль, разжаловали в матросы, плотника, сознавшегося в том, что накануне пожара он бросил на палубу свечной нагар, выпороли кошками.

Более трагические последствия имели почти аналогичные события того же года на Черном море. В Керченской гавани внезапно среди бела дня взорвался фрегат «Третий». На нем, как и во всех вышеупомянутых случаях, пожар начался тоже с крюйт-камеры, где в то время находилось полторы сотни бочек с артиллерийским порохом. Жертвами взрыва стали мичман Волкович и 19 матросов. Виновник трагедии на этот раз был все же найден. Им оказался артиллерийский унтер-лейтенант Багреев, с которым также обошлись на редкость снисходительно – его разжаловали на один год в канониры. Примечательно, что Екатерина Вторая, прочитав доклад о гибели черноморского фрегата, написала на докладной бумаге весьма примечательную фразу: «Подобные несчастия ни от чего иного происходят, как от неисполнения предписанию и от послабления; от чего люди гибнут, а государство слабеет, ибо теряет оборону…»

Куда более серьезным было наказание спустя несколько лет командира 40-пушечного черноморского фрегата «Иоанн Богослов» капитан-лейтенанта Марина. Во время стоянки судна у Николаева была назначена перемывка корабельной крюйт-камеры. Мероприятие это всегда довольно опасное, а потому, согласно соответствующей статье тогдашнего корабельного устава, препоручалось под личную ответственность и контроль командира корабля. Несмотря на это, капитан-лейтенант Марин покинул фрегат и отправился по каким-то личным делам в город. Во время перемывки произошло возгорание порохового хранилища, закончившееся гибелью фрегата. Вместе с кораблем погибли и 12 матросов. За преступное отношение к своим непосредственным обязанностям капитан-лейтенант Марин был разжалован навечно, лишен дворянства и сослан гребцом на балтийские галеры. Его участь разделил и вахтенный лейтенант, также оставивший крюйт-камеру без должного присмотра.

Однако самую большую известность в истории отечественного флота все же получила трагедия линейного корабля «Фершампенуаз». Возможно потому, что о ней сохранилось больше всего документальных свидетельств, возможно и потому, что она стала последней гибелью парусного линейного корабля российского флота от пожара. История «Фершампенуаза» сколь трагична, столь и поучительна. Этот линейный корабль, названный в честь одной из побед русской армии над наполеоновскими войсками во время заграничного похода 1813—1814 годов, входил в состав Средиземноморской эскадры вице-адмирала Петра Рикорда, действовавший у Дарданелл во время Русско-турецкой войны 1828—1829 годов. И корабль, и экипаж, и командир линкора капитан 1-го ранга Г.И. Платтер зарекомендовали себя в течение всего периода нелегкого средиземноморского похода с самой лучшей стороны. «Фершампенуаз» месяцами нес дозорную службу, перехватывал неприятельские суда, вел обстрел береговых укреплений противника. Что касается командующего эскадрой, то он неизменно ставил линейный корабль в пример всей остальной эскадре и часто поднимал на нем свой флаг. Именно поэтому уже после окончания войны с турками, при подготовке к возвращению на Балтику, Рикорд представил капитана 1-го ранга Платтера как лучшего из командиров кораблей к назначению на должность своего младшего флагмана с одновременным присвоением контр-адмиральского звания «за боевые отличия». Вместо Платтера новым командиром «Фершампенуаза» был назначен старший офицер корабля капитан-лейтенант Антон Барташевич, также проявивший себя за время похода грамотным и умелым офицером. Однако, принимая во внимание малую опытность Барташевича как командира линейного корабля, Платтер большую часть времени старался держать свой флаг именно на «Фершампенуазе», опекая и наставляя молодого командира. Что касается самого Барташевича, то назначение в капитан-лейтенантском чине командиром линейного корабля открывало перед ним самые радужные перспективы. Самостоятельная должность, на которой штатный чин превышает его собственный на две ступени, – да об этом мог, пожалуй, мечтать каждый из офицеров Средиземноморской эскадры! Вспомним, что во время этой же средиземноморской экспедиции отличившийся в Наваринском сражении лейтенант Павел Нахимов за совершенные подвиги был награжден Георгиевским крестом, произведен в капитан-лейтенанты и назначен командовать трофейным корветом «Наварин». Но ведь корвет – это судно всего-навсего третьего ранга, а линейный корабль – первого! При этом официальная историография Средиземноморского похода 1827—1830 годов в Средиземное море не донесла до нас каких-то особых подвигов капитан-лейтенанта Барташевича. Скорее всего, офицером он на самом деле был достойным, хотя без каких-либо выдающихся заслуг. Что же до его столь высокого назначения (и в обход многих более старших выслугой офицеров эскадры), то этому могла способствовать прежде всего личная расположенность к своему ученику нового младшего флагмана эскадры контр-адмирала Платтера, а может быть, еще некие неведомые нам кадровые механизмы.

Возвращение Средиземноморской эскадры в Кронштадт было спланировано так, что корабли совершали переход несколькими отрядами. Один из таких отрядов возглавил Платтер, свой флаг он поднял, разумеется, на любимом им «Фершампенуазе».

Плавание к родным берегам прошло вполне успешно. После нескольких лет непрерывных походов и боев моряки наконец-то увидели родной Кронштадт. По прибытии «Фершампенуаз» был поставлен на якорь на малом Кронштадтском рейде. На него передали так называемые завозы (особые тросы), по которым в самое ближайшее время планировалось втянуть корабль во внутреннюю гавань. Для этого, подняв заранее становой якорь, «Фершампенуаз» остался стоять лишь на двух вспомогательных якорях-верпах. Под свист боцманских дудок контр-адмирал Платтер отбыл на берег, чтобы доложиться по итогам перехода. Почти одновременно с его отъездом на линейный корабль для проверки состояния вернувшегося из дальнего похода корабля прибыл помощник капитана Кронштадтского порта капитан 2-го ранга Бурнашев. Обойдя все внутренние помещения, он спустился в крюйт-камеру и нашел ее в неудовлетворительном состоянии: палуба, стеллажи и переборки были плохо вымыты, а в палубных пазах проверяющий обнаружил много пороховой грязи, что было уже само по себе весьма опасно. После завершения осмотра Бурнашев был приглашен командиром корабля Барташевичем на обед в кают-компанию, после чего заполнил соответствующие бумаги и убыл на берег.

Дальнейшие события развивались следующим образом. Проводив помощника капитана порта, Барташевич вызвал к себе в каюту старшего артиллерийского офицера поручика Тибардина. Забот по подготовке корабля к разоружению и выводу из кампании у Барташевича было много, а потому он был немногословен:

– Господин поручик, надо устранить предъявленные нам замечания и тщательно перемыть крюйт-камеру! Имеются ли ко мне вопросы?

– Вопросов не имею, все будет исполнено как должно! – невозмутимо ответил Тибардин и отправился организовывать перемывку.

Время было послеобеденное, то есть священное время отдыха моряков всего мира, в том числе и наших, а потому поручику отказываться от законного «адмиральского часа» тоже не хотелось. Поэтому он вызвал к себе цейхвахтера Мякишева.

– Вот что, братец! – сказал ему поручик, позевывая. – Надо навести порядок в крюйт-камере: вымыть переборки и стеллажи, выковырять порох из палубных пазов! Как сделаешь, доложишь. Я же пока сосну маленько!

Цейхвахтер, который подобную процедуру осуществлял уже десятки раз, лишь коротко кивнул в знак полного понимания поставленной ему задачи.

Выйдя от Тибардина, он взял себе в помощь пятерых матросов и отправился выполнять приказание начальника. Чтобы лучше было видно скопившуюся в палубных пазах пороховую грязь, помимо двух специальных крюйт-камерных фонарей с залитыми водой днищами, Мякишев распорядился прихватить и два обычных ручных фонаря. Один из них поставили для освещения на порожнюю пороховую бочку, а второй – на палубу. Чтобы работа шла побыстрее, цейхвахтер после некоторого раздумья велел вызвать еще дополнительно пятерых матросов. Дело стало продвигаться значительно быстрее. Когда работа уже почти подходила к концу, в крюйт-камеру на минуту зашел поручик Тибардин. Глянув, как идут дела, он произнес всего лишь одну фразу, которая впоследствии попадет в материалы следствия по делу «Фершампенуаза». Старший артиллерийский офицер сказал: «Ну, теперь хорошо!» Сразу после этого он вышел. Следом за поручиком покинул крюйт-камеру и цейхвахтер Мякишев. Однако далеко отойти от крюйт-камеры Тибардин с Мякишевым так и не успели. Едва они поднялись по трапу в корабельный арсенал, как раздался взрыв. Огромный корабельный корпус будто дернуло в предсмертной судороге. Из люка крюйт-камеры сразу же повалили клубы густого черного дыма.

Позднее оставшиеся в живых члены экипажа «Фершампенуаза» расскажут, что взрыв был не особо сильным. Одним он показался обычным пушечным выстрелом, другим – звуком упавшей на палубу бочки, третьим вообще напомнил удар по турецкому барабану. О причине взрыва бывший в тот момент в крюйт-камере канонир Иванов рассказывал потом на следствии так: «Бомбардир Ликукис стал осматривать полки, где хранились картузы, то вдруг сделалось пламя над площадкой трапа. Вынимал ли он свечку, не знаю».

Едва вспыхнул огонь, канониры бросились бегом из пылающей крюйт-камеры. Никто из них даже не попытался тушить начавшийся пожар. Впрочем, того, кто мог бы скомандовать и организовать борьбу с огнем, тоже на месте не оказалось. В оправдание оказавшихся в крюйт-камере людей можно сказать: распространение огня было столь стремительным, что, если бы канониры остались в крюйт-камере хотя бы еще на одну минуту, все они неминуемо погибли бы от удушья. Несмотря на то что находившиеся в крюйт-камере сразу же покинули горящее помещение, несколько человек все же задохнулись, и их пришлось вытаскивать на руках. Сигнала о начавшемся пожаре никто по кораблю так и не дал, но тревожная весть мгновенно распространилась по «Фершампенуазу». Все корабельные работы были мгновенно прекращены. Офицеры и матросы бросились к очагу пожара. Здесь необходимо оговориться, что какая-либо команда была, в общем-то, не слишком и нужна в такой ситуации. Командный состав и нижние чины были весьма опытными, прекрасно представляли, чем может грозить возникновение пожара, и знали, что следует делать, поэтому отреагировали на известие о возгорании как должно в данной ситуации. За плечами у всех были долгие годы Средиземноморского похода.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации