Текст книги "Мифы и правда о броненосце «Потемкин». 1905 год"

Историк Гаврилов пишет: «Членов комиссии выбрали из наиболее авторитетных, технически грамотных и преданных общему делу товарищей. Кандидатуры для утверждения по списку, составленному социал-демократами, предлагал команде В.П. Кулик. Точный состав комиссии неизвестен. Все писавшие мемуары, называют совершенно разное число ее членов. А.П. Березовский определял число ее членов в 22–25 человек, К.И. Фельдман – в 32, С.Ф. Найда и некоторые другие – в 15, а П.П. Гришин считал, что состав комиссии доходил до 36 человек. Столь значительное расхождение вызывается тем, что на заседаниях комиссии обычно присутствовали не только ее постоянные члены, но и многие другие политически активные матросы, формально не входившие в состав комиссии».

Есть данные, что судовая комиссия насчитывала даже 65 человек. Любопытная особенность, если полистать послереволюционные мемуары потемкинцев, то окажется, что все они, или входили в состав судовой комиссии, или хотя бы принимали участие в некоторых ее заседаниях. Разумеется, что перед нами пример того, как желаемое выдается ветеранами за действительное, во имя собственного престижа. На самом деле главные вопросы решала отнюдь не аморфная судовая комиссии, а Матюшенко с его ближайшим окружением.

По наблюдениям поручика Коваленко, на «Потемкине» «…людей решительно застроенных, готовых стоять до конца, было человек полтораста, между ними душ пятьдесят были, кроме того, люди совершенно сознательные и более или менее развитые… Явно враждебных революционному направлению было душ семьдесят во главе с кондукторами и, пожалуй, прапорщиком Алексеевым. Остальная часть команды, хотя и была… в общем, проникнута революционным настроением, однако совершенно не была воспитана в этом направлении и потому являлась элементом весьма неустойчивым»

Анализируя личности лидеров мятежа необходимо отметить, что это были в основном унтер-офицеры срочной службы, говоря современным языком старшины. Унтер-офицером был и Матюшенко, и Денисенко. Практически из одних унтер-офицеров состояла и созданная Матюшенко судовая комиссия. Так что, на самом деле, говоря о потемкинском мятеже более корректно называть его не матросским, а унтер-офицерским. Именно группа старослужащих унтер-офицеров и захватила власть на корабле. Что касается рядовых матросов, то для них ситуация изменилась лишь в худшую сторону. Никаких прав на корабле они не приобрели, о том, что такое революция и для чего она вообще нужна, понимали смутно. Уже вечером после мятежа начали раздаваться первые голоса за то, чтобы освободить оставшихся в живых офицеров, и идти в Севастополь с повинной. Однако об этом говорилось лишь шепотом подальше от членов судовой комиссии и других активистов.

Ни о какой демократии в выборах нового руководства речи тоже не шло. Все решал сам Матюшенко и его ближайшее окружение. Именно поэтому Матюшенко сам себя и определил в руководители судовой комиссии, в состав которой тоже вошли его дружки. Команда, потрясенная всем случившемся, что называется, безмолвствовала… Ни о какой демократии не могло быть и речи, с точки зрения Матюшенко, и в остальных делах. На корабле с первого дня была установлена самая настоящая диктатура небольшой группы лиц, которые взяли себе право не только решать возникающие проблемы, но и карать непослушных. Из воспоминаний машинного унтер-офицера Денисенко: «В машинном отделении были собраны все машинисты. Им были объяснены все достижения матросов и предложено как можно тщательней выполнять свои обязанности; машинисты были так же предупреждены о том, что в случае халатного отношения к своим работам их ожидают строгие наказания (!)…"Этот факт говорит о том, что машинистам недвусмысленно угрожали расправой, в случае их неприсоединения к Матюшенко, это означает, что власть на броненосце перешла вовсе не ко всей команде (мнениям которой никто особо и не интересовался), а к группе заговорщиков во главе с Матюшенко, которые немедленно и стали претворять в жизнь свой собственный "Одесский план". Так как командовать броненосцем Матюшенко не мог, он назначил командиром «Потемкина» прапорщика Алексеева, кондуктора Мурзака – старшим офицером, кондуктора Шопоренко – артиллерийским офицером, а квартирмейстеров Волгина и Коровенского – вахтенными начальниками. Общее «политическое» руководство взялся осуществлять, разумеется, сам Матюшенко.

Спустя пять часов после начала восстания «Потемкин», бросив на произвол судьбы, так и не законченные установкой щиты, снялся с якоря и взял курс на Одессу. На этом переходе мятежники выбрали из своей среды комиссию, которая должна была управлять всеми судовыми делами и корабельной кассой.

Глава четвертая
За что убивали офицеров

Итак, мятеж на «Потемкине» начался с массового убийства офицеров корабля. Подобное в российском флоте произошло впервые за всю его историю, а потому на этом необходимо остановиться отдельно.

Разумеется, идеализировать морской офицерский корпус России было бы совершенно неправильно. В отношении офицеров к матросам в определенной мере сказывалась и кастовость Морского корпуса, куда брали, прежде всего, сыновей офицеров и дворян. Как и в любом другом флоте (в том числе и советском), в российском императорском флоте тоже встречались различные люди. Попадались гордые и холодные аристократы, не видящие матросов в упор, были настоящие мужланы, которые если и не били матроса кулаком в лицо, то унижали его бранью и презрительными кличками, были вообще никчемные и бездарные личности. Но, ни те, ни другие, ни третьи не определяли офицерского корпуса в целом, так как основу его составляли преданные флоту и Отечеству люди, понимавшие матросов, и видевшие в них, прежде всего, защитников Отечества и своих боевых товарищей. Таких настоящих флотских офицеров было подавляющее большинство. Подавляющее таких офицеров было и на «Потемкине». Отметим сразу, что личное отношение матросов к тем или иным офицерам на «Потемкине» никакого отношения на развитие событий на броненосце не имело. Все было предрешено заранее, и даже если бы на месте одних офицеров броненосца оказались другие, пусть даже самые демократичные и либеральные, это ничего бы не изменило.

Из общего числа офицеров во время мятежа на корабле матросы убили семерых: командира броненосца капитана 1 ранга Голикова, старшего офицера капитана 2 ранга Гиляровского, лейтенантов Григорьева, Неупокоева, Тона, прапорщика Ливинцева и судового врача Смирнова.

* * *

Начиная разговор о зверской расправе над офицерами «Потемкина», необходимо отдельно сказать о командире «Потемкина» Евгении Николаевиче Голикове, чье имя и по сей день оболгано историей. По понятным причинам в советское время никогда ничего хорошего о нем не говорили. И не зря! Дело в том, что никаким «держимордой» командир «Потемкина» не был, а наоборот, являлся одним из храбрейших боевых офицеров российского флота. Официальный историк С. Найда о расправе с Голиковым говорит скороговоркой, дескать, командир был убит во время самого восстания. Это не правда! Голикова убили позднее, когда никакой надобности в этом не было! Почему убили? По двум причинам. Во-первых, убирали главного свидетеля, а, во-вторых, надо было повязать команду кровью.

Имя командира броненосца «Потемкин» Евгения Николаевича Голикова оболгано историей. А ведь это был один из выдающихся офицеров своей эпохи! Уже юным мичманом Евгений Голиков отважно сражался с турками на Дунае в 1877-78 годах, в начале на минных катерах, которые бесстрашно ходили в атаку на турецкие броненосцы, а потом на мониторе «Систово». В 1880–1881 годах он принял предложение капитана 2 ранга Макарова, участвовать с ним в экспедиции в Среднюю Азию. Во время похода Голиков командовал ракетной установкой. Вместе с другими участниками экспедиции он мужественно переносил все тяжести похода по безжизненной пустыне и отвагу при штурме неприступного Геок-Тепе. После окончания Ахалтекинской экспедиции, завершившейся взятием Геок-Тепе и присоединением Ахалтекинского оазиса к России, генерал М.Д. Скобелев, покидая Красноводск, издал следующий приказ: "Расформирование морской батареи и возвращение господ офицеров к своим частям по случаю окончания военных действий дает мне случай вновь высказать подолгу службы господам офицерам и молодцам матросам то искреннее уважение, которое внушили они боевым товарищам… В обстановке, для них совершенно чуждой, моряки еще раз доказали, как в незабвенные дни Севастополя и турецкой войны, что им по плечу все славное, доблестное, молодецкое. Участвуя во всех крупных делах экспедиции, морская батарея показала себя на высоте доблестных преданий нашего флота и кровью закрепила за собой свою заслуженную славу. От глубины всего сердца и убеждения благодарю флигель-адъютанта капитана 2-го ранга Макарова, командира батареи лейтенанта Шемана, мичманов Голикова и Майера. Молодцам матросам еще раз спасибо: они доблестно исполнили долг присяги и службы и гордо могут смотреть в глаза товарищам. За участие в Ахалтекинском походе молодой офицер был удостоен Анны 4-й степени «за храбрость», а за штурм Геок-Тепе орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом – для мичмана награда очень и очень высокая!

Затем Голиков служил в гвардейском экипаже и несколько лет был флаг-офицером в плаваниях на императорских яхтах. Интеллигентный, грамотный и умный лейтенант пришелся по душе императору Александру Третьему, и тот всегда с удовольствием брал его с собой в море. Именно тогда будущий командир «Потемкина» достаточно близко познакомился и с будущим императором Николаем, который относился к флаг-офицеру с большим уважением и запросто называл его Женей. В 1883 году Голиков был на коронации Александра Третьего в Москве, что являлось большим доверием со стороны царствующей семьи. Однако придворная служба не удовлетворяла боевого офицера и в 1885 году он переводится на Черноморский флот старшим офицером на канонерскую лодку «Уралец». Несмотря на расположение императора, делать карьеру настоящему моряку надо было все же на боевых кораблях. А затем началось многолетнее командование Голиковым различными кораблями и судами: транспорт «Псезуапе» и шхуна «Гонец», броненосец береговой обороны «Новгород» и судно «Эриклик», канонерская лодка «Уралец» и транспорт «Березань». При этом Голиков являлся признанным знатоком парусного спорта. В 1888 году Голиков стал инициатором создания яхт-клуба в Николаеве и первым его руководителем.

В 1903 году Голиков получил назначение на достраивающийся эскадренный броненосец «Князь Потемкин-Таврический». С началом русско-японской войны вице-адмирал Макаров запросил морское министерство прислать Голикова к нему в Порт-Артур (кроме Голикова он просил прислать к нему капитана 1 ранга Миклуху и нескольких других офицеров, которых лично знал по боевым делам в турецкую войну). Однако капитан 1 ранга Голиков был оставлен на Черном море. Дело в том, что никто тогда еще не знал, как пойдет война, и в министерстве имелся план посылки на Дальний Восток отряда Черноморских кораблей, и в т. ч. и «Потемкина». Когда же этот поход был отменен, Голикову было поручен скорейший ввод сильнейшего броненосца Черноморского флота в боевой состав, чем собственно летом 1905 года он и занимался.

В воспоминаниях матюшенковца Н. Рыжего командир броненосца Голиков предстает таким: «…Выше среднего роста, борода с проседью в форме лопатки, тупое выражение лица, манеры аристократа». Насчет манер аристократа, спорить сложно, но вот насчет «тупого выражения лица» имеются сомнения. На дошедшем до нас портрете Е. Голикова, у него, наоборот, на редкость весьма интеллигентное и приятное лицо. Впрочем, для матроса Н. Рыжего идеалом интеллектуала, видимо, был приблатненный корабельный «пахан» Матюшенко.

И.И. Пономарев в книге «Герои «Потемкина» пишет: «Голиков. озверел. Он перестал уезжать на ночь домой, оставался на броненосце и каждую ночь обходил кубрики. Голиков наполовину сократил команде время на обед и стирку белья. Матросы вынуждены были стирать по ночам. С утра до вечера матросов гоняли то на ученья, то на работы. По приказанию Голикова ввели ежедневное мытье палуб с протиркой песком. Матросов избивали за самые малейшие проступки. Ухудшилось их питание».

О питании мы уже говорили. Командир, который в день мятежа договаривается с местными рыбаками о поставке на корабль большого количества свежей рыбы для улучшения матросского стола – это, скажу я вам (как человек, прослуживший в российском ВМФ более 30 лет) очень и очень заботливый командир. А в чем же остальные зверства Голикова? В том, что мало сходил с корабля и все силы отдавал приведению корабля в нормальное боевое состояние? Командир обходил по ночам кубрики! Так это, кстати, вообще вменялось в обязанность офицерам на советском флоте! Голиков делал это по собственной инициативе, что тоже говорит о нем только как о трудолюбивом и ответственном командире. То, что с утра до вечера на корабле игрались ученья и проводились работы, так для этого собственно матросы и служат, а не для того, чтобы валяться пузом кверху, на палубе. О ежедневном мытье палубы я уже молчу! Корабль на то и корабль, чтобы на нем ежедневно проводилась приборка, причем несколько раз! Так происходит на всех кораблях нашего ВМФ и сегодня! Насчет избиений, позволю себе вообще не согласиться с Пономаревым, так как даже при всей свей предвзятости, ни один из реальных потемкинцев в своих мемуарах не привел ни одного акта избиения матроса офицерами броненосца. Увы, книга И.И. Пономарева «Герои «Потемкина» одно из многих историкофантастических произведений на «потемкинскую» тему.

Отметим, что помимо командования кораблем Голиков серьезно занимался расчетами организации централизованной стрельбы отрядом кораблей в морском бою. Именно из-за отсутствия такой централизации в ведении огня в определенной мере было проиграно Цусимское сражение. После смерти Голикова его работу продолжит контр-адмирал Цывинский. Результаты этой деятельности будут потрясающими и к началу Первой мировой войны российский флот стрелял точнее всех в мире. К 1905 году по возрасту, прохождению службы и заслугам капитан 1 ранга Голиков был уже вполне достоин контр-адмиральских эполет. Скорее всего, все так бы и произошло, если бы не трагические события июля 1905 года.

Над командиром броненосца, как мы уже знаем, была утроена самая настоящая показательная казнь. Мало кому известно, но у Матюшенко с Голиковым, как оказалось, были свои старые счеты. Дело в том, что в 1903 году Матюшенко служил под началом Голикова на транспорте «Березань», Тогда Матюшенко тоже пытался спровоцировать команду на бунт из-за якобы, плохого обеда. Но командир судна в тот раз успокоил матросов, и авторитет Матюшенко был серьезно подорван. Теперь для него настала минута мести.

Капитан 1 ранга Е.Н. Голиков вел себя в день мятежа отчаянно храбро. Да, он знал, что потенциальные мятежники только и ищут предлога для бузы, поэтому был настроен решительно. Единственно, что он не мог предположить, что все обернется большой кровью, ибо ничего подобного в истории российского флота еще никогда не было. Из описания историка Ю.П. Карташева: «Когда выяснилось, что, несмотря на заключение врача и приказ командира, матросы все равно отказываются от еды, распорядился построить команду на юте… Он сказал матросам, что это уже не первых случай коллективного отказа от пищи и заявил, что, как командир находящегося в отдельном плавании корабля, пользуется особыми правами и может жестоко наказать зачинщиков протеста. Пытался помещать захвату оружия. Посылал с этой целью в батарейную палубу, где хранились винтовки, сначала кондукторов, затем офицеров, а когда это не помогло, пошел туда сам, но был выгнан матросами. Один из них – минно-машинный квартирмейстер А.Н. Матюшенко бросил в командира винтовку, штык от которой упал рядом с офицером. Предпринял попытку собрать вокруг себя «не желающих бунтовать» матросов, но их собралось только несколько десятков человек. С началом стрельбы прятался в адмиральском салоне. По требованию матросов вынужден был выйти на верхнюю палубу, где его встретили криками. расстрелян группой матросов на месте, тело выброшено за борт».

Думаю, что слова «прятался в адмиральском салоне» не слишком справедливо. Спрятаться можно, к примеру, в артпогребе, в бункере с углем, наконец, междудонном пространстве, но никак в адмиральском салоне. Скорее всего, не видя возможности сделать что-то реальное для подавления мятежа, Голиков просто удалился в салон.

Будучи не только лично храбрым человеком, Голиков до самых последних минут своей жизни оставался и заботливым командиров, заботящимся о своих матросах. Из воспоминаний матроса К.М. Перелыгина: «Ученик кочегара Староверов для своего спасения спустился по борту почти в воду, но не мог там долго держаться, так, как и туда попадали пули. Командир заметил этого матроса и приказал ему как-нибудь взобраться к иллюминатору, где ему помогли пролезть другие товарищи. Он был так рад, что бросился всех спасших его целовать».

Вот так, всюду свистят пули, вокруг убивают офицеров, самому Голикову остается жить какие-то минуты, а он занимается спасением молоденького матросика. Что и говорить, перед нами образец выполнения своего воинского долга настоящим русским офицером!

Из матросских описаний совершенно понятно, как Голиков смог уйти с палубы в каюту (да и был ли он там вообще?), уже после того как Матюшенко метнул в него штыком, когда тот отдавал запоздалый приказ строевому квартирмейстеру А.Я. Денчику отобрать надежных караульных тот собрал таких всего восемь человек).

Б.И. Гаврилов со слов матросов пишет: "Командира Голикова Е.Н. матросы нашли раздетым в адмиральской каюте, где он собирался прыгнуть в море через иллюминатор. Он валялся в ногах у А.Н. Матюшенко умоляя о пощаде. его вывели на палубу и расстреляли."

Из воспоминаний потемкинца Н. Рыжего: «Капитан Голиков был выведен из своей каюты в одном белье. Голиков был расстрелян».

Из воспоминаний потемкинца И. Старцева: «Потом вытащили командира Голикова из его каюты голым, он хотел выброситься в иллюминатор и спастись от казни народной. Когда его вытащили, он начал креститься… В этот момент раздался крик машиниста Резниченко: «Расступись!» Раздался выстрел, и Голиков падает.»

Вспоминает потемкинец матрос Е. Лакий: Тут закричали: «Давай командира!» Его нашли, вывели наверх раздетого и расстреляли его». Совершенно очевидно, что вошедшие в раж палачи раздели Голикова, исключительно, ради глумления.

Потемкинец И. Лычев так живописует расправу над командиром корабля так: «Голиков. Этот безгранично жестокий старик, лишь несколько минут назад державшийся как всемогущий «царь и бог», повелевавший жизнью и смертью сотен матросов, сразу преобразился в немощного старца. Он ползал на коленях перед Матюшенко, умоляя его о пощаде, клялся, что никогда больше не посмеет обидеть ни одного матроса. Этот жалкий, подлый трус, только что собиравшийся зверски убить тридцать матросов за отказ есть гнилое мясо, теперь просил их даровать ему жизнь. Голикова после краткого суда расстреляли. Его тело полетело в море под дружный крик сотен голосов.»

Из воспоминаний потемкинца М. Лебедева: «Началась вполне заслуженная кара над офицерами корабля. Грянул залп и, пронизанный десятками пуль, труп самодура-командира, полетел за борт». Обратите внимание на слова «десятки пуль». Откуда эти десятки? Все дело в том, что убийство командира корабля Матюшенко обставил особо. Дело в том, что подавляющее большинство молодых матросов, которые все еще сомневались в правильности происходящего. Поэтому новобранцев силой согнали в кучу и раздали им винтовки. После этого Матюшенко и его подручные вывели избитого и раздетого догола Голикова, которого поставили у борта. Некоторые матросы уговаривали Матюшенко не расстреливать командира, но их разогнали прикладами. Голиков хотел было что-то сказать матросам, но Матюшенко ударом кулака выбил ему зубы. Затем по команде Матюшенко матросы подняли винтовки и разом выстрелили в своего командира. Думается, большинство стреляли мимо или вообще не стреляли. Но это было уже не важно. Отныне все они были повязаны командирской кровью, и обратного пути у них уже не было. По некоторым воспоминаниям после залпа Голиков был все еще жив и его добил все тот же Матюшенко, после чего тело командира корабля было выброшено в море.

К.Фельдман в своей книге «Броненосец Потемкин» повторяя с чужих слов истории о червивом мясе, о брезенте и о подготовке к расстрелу, сочиняет собственный фантастический рассказ, который, с его точки зрения, должен был оправдать зверское убийство командира корабля. По версии Фельдмана Голиков, дескать, намеревался взорвать некую крюйт-камеру (возможно, так он именовал артпогреб, где хранились заряды к 305-мм снарядам) на броненосце, но, мол, бдительные матросы этого сделать ему не позволили. При этом они обиделись на своего командира и за это его расстреляли. Как мог затевать Голиков взрыв «крюйт-камеры», когда его обнаружили в собственной каюте?

Все сказанное о капитане 1 ранга Голикове – наглое и подлое вранье. На самом деле никуда Евгений Николаевич Голиков бежать никуда не собирался, как не собирался взрывать свой корабль, ну, и тем более ни у кого в ногах не валялся. Офицер, храбро отвоевавший две войны, не мог валяться в ногах у мятежников! Помните слова Скобелева о Голикове, что он после своих подвигов может «гордо смотреть в глаза товарищам». Я уверен, что командир «Потемкина» так же гордо смотрел он в глаза и своим палачам.

* * *

В потемкинской историографии традиционно принято также считать, что первой жертвой восстания стал артиллерийский квартирмейстер Г. И. Вакуленчук, которого убил старший офицер капитан 2 ранга И. И. Гиляровский. Авторы советского времени всегда подчеркивали это.

Относительно убийства И. Гиляровского историк Ю.П. Кардашев, к примеру, пишет следующие: «Во время разбирательства претензии вместе с вахтенным офицером прапорщиком Н.Я Ливинцевым задержал в строю около 30 «бунтовщиков», приказал переписать их имена, вызвать на верхнюю палубу караул и принести брезент.

Для каких целей нужен был ему брезент, осталось неизвестным. Приказы старшего офицера были восприняты командой, как подготовка к расстрелу… матросы бросились в батарейную палубу, где находились пирамиды с винтовками. Предпринимал попытки успокоить команду, и помешать матросам вооружиться, но был выгнан из батарейной палубы, при этом минно-машинный квартирмейстер А.Н. Матюшенко ударил его винтовкой. Когда вооруженные матросы начали стрелять по офицерам и выбежали на ют, в завязавшейся схватке выстрелил в артиллерийского квартирмейстера Г.Н. Вакуленчука. По его приказу одновременно с ним в Г.Н. Вакуленчука стреляли начальник караула строевой квартирмейстер А.Я. Денчик и два матроса из состава караула. Чья пуля попала в Г.Н. Вакуленчука – неизвестно. Убит восставшими, тело выброшено за борт».

Более того, режиссер С. Эйзенштейн показал в фильме его смерть как результат преследования вооруженным офицером безоружного матроса. На первый взгляд вопрос о том, кто был убит первым в начавшемся восстании, как будто не имеет принципиального значения. Однако, это не так. Г.Н. Вакуленчук с самого начала был представлен восставшими как жертва произвола, что и вызвало их ответную реакцию. Таким его считали не только руководители восстания, таким его восприняли бастовавшая Одесса и печать левых партий. Жертвой произвола он был назван и в литературе советского времени. Как говорят факты, ни руководителем восстания, ни тем более жертвой офицерского произвола Вакуленчук не был.

В действительности первой жертвой восстания был не матрос, а офицер. В самом начале восстания был убит лейтенант Л. К. Неупокоев, а уже потом произошла и таинственная история с Вакуленчуком, в него, по версии Матюшенко, стреляли И. И. Гиляровский, а также начальник караула А.Я. Денчик и два матроса из состава караула, но убийство Вакуленчука – это отдельная тема.

Имя капитана 2 ранга Ипполита Гиляровского, как и имя командира «Потемкина», тоже, к сожалению, оболгано историей. Должность старшего офицера (старпома) по своим функциональным обязанностям не предусматривает любовь команды. Если командир корабля может позволить себе быть либералом, то старший офицер должен быть деспотом и диктатором в организации всех аспектов корабельной службы. Думаю, служившие на флоте, меня поймут. Много или мало требовал с матросов Гиляровский? Наверное, столько, сколько надо. Заметим, что он перед самой войной был переведен с Дальнего Востока с должности старшего офицера броненосного крейсера «Громобой». Новое назначение не было случайностью. «Потемкин» готовился к возможному походу на Тихий океан, и офицер с опытом океанских плаваний был на нем просто необходим.

Кстати, капитан 2 ранга Ипполит Гиляровский являлся двоюродным братом Владимира Гиляровского, знаменитого «дяди Гиляя», которого знала вся Россия, друга Чехова, Куприна, Бунина, знатока московского «дна», талантливого писателя и актера. О семье Гиляровских писали, что в ней рождались люди цельные, сильные, своеобразные.

Возможно, что в последние дни перед мятежом Гиляровский и срывался на матросах. Не дай вам бог оказаться на его месте… Почти каждый день капитан 2 ранга узнавал все новые и новые имена погибших друзей. Помимо этого, буквально месяцем раньше произошла и страшная личная трагедия. Гиляровский еще не успел обзавестись квартирой в Севастополе, и семья жила в Ревеле. У старшего офицера «Потемкина» было три сына, умные и талантливые, воспитанные отцом на примерах офицерской чести. Старший был гардемарином выпускного курса Морского корпуса, а два младших близнеца, наоборот, только что туда поступили. В отпуске они пригласили знакомых гимназисток покататься на лодке на озере Юлемисте. Когда же внезапный шквал перевернул лодку, мальчики отважно кинулись спасать своих спутниц и спасли, но при этом все трое утонули. Лишиться разом трех сыновей, такого не пожелаешь и злейшему врагу!

Трупы Голикова и Гиляровского случайно обнаружат в море у Евпатории транспортом «Гонец» в начале августа 1905 года.

На таллинском кладбище Александра Невского прежде была могила со сломанным якорем. На фронтоне камня четыре мраморных медальона, на которых изображены лица трех погибших мальчиков и их отца. В могиле лежат три сына Гиляровского, для него самого могилой стало Черное море. Памятник поставила безутешная вдова и верные друзья. Теперь уж этой могилы нет, она разрушена.

* * *

Матюшенко в своих воспоминаниях писал, что первой жертвой среди офицеров стал лейтенант Неупокоев, которого, якобы, убил Вакуленчук: «Товарищ Вакуленнчук побежал за Неупокоевым и почти на бегу выстрелил в него; тот упал с прострелянной головой за адмиральский полубронированной люк».

Если по версии Матюшенко Вакуленчука смертельно ранил Гиляровский, то по показаниям других потемкинцев в лейтенанта стрелял сам Матюшенко. Но зачем тогда Матюшенко врать? Какая ему разница, сколько он убил офицером, одним больше, одним меньше, зачем озвучивать версию, что первым начал бойню не он, а Вакуленчук? Логика в версии Матюшенко есть и логика эта железная. Но об этом наш разговор еще впереди.

На первом этапе мятежа взрыв озлобления матросов «Потемкине» в значительной мере носил в себе все признаки стихийного и дикого, подогреваемый экстремистами матюшенковцами. При этом, однако, не будем забывать, что сам мятеж стихийным отнюдь не был. Все подготовлено и спланировано было заранее. При этом матросы, в ряде случаев, сводили личные счеты со своими начальникам. Именно так поступил тот же Матюшенко, убивший старшего минного офицер лейтенанта Тона. Строевой инструктор Сыров, лишенный командиром корабля своей должности за драку, кричал, стреляя в капитана 1 ранга Голикова: «Ты меня разжаловал в матросы, так теперь же умри!». Кочегар Чича вбежал в кочегарку с криком: «Дайте кондуктора Бордюкова, я его разорву!» Машинист 2 статьи Шевченко кричал своему другу квартирмейстеру Денисенко: «Дай, пойду хоть одного офицера убью!» Причем кричал Шевченко не просто так, а действительно затем самым активным образом участвовал в убийстве трех офицеров.

После публичной казни командира «Потемкина» расправа над офицерами продолжилась. Матюшенко еще не насытился пролитой кровью.

– Тащите сюда мне еще какого-нибудь офицера! – велел он, войдя в раж.

На палубу к онемевшей от ужаса команде притащили избитого лейтенанта Тона. Матюшенко потребовал, чтобы тот снял погоны. На это Тон ответил: «Дурак, не ты их мне надел, не тебе их с меня и снимать». Матюшенко ткнул Тона в погоны: «Напились крови, а вот и вам пришел конец». С этими словами он отступил на несколько шагов и выстрелил в лейтенанта. Упав навзничь, Тон пытался достать револьвер, но стоявшие рядом подручные «пахана», тут же сделали по нему несколько выстрелов. Не удовлетворившись этим, Матюшенко (по одной из версий), на глазах всей команд, размозжил лейтенанту голову прикладом винтовки, назидательно сказав при этом: «Так будет с каждым, кто пойдет против революции!» Тело лейтенанта Тона также было выброшено за борт.

Отечественные историки, пытаясь хоть как-то приукрасить жуткие события на «Потемкине», писали, что добрые мятежники хотели, было, поначалу вообще выбрать Тона своим командиром, так они его, мол, любили! Но лейтенант оказался каким-то несговорчивым. К тому же он публично послал Матюшенко куда подальше, ну и тот, надо понимать, сильно обиделся… Впоследствии говорили, что Тонн, якобы, даже первым выхватил револьвер и направил его на Матюшенко. Но ловкий Матюшенко успел выстрелить в Тона первым (дескать, Тон сам во всем виноват).

Есть и еще более изощренные выдумки. Из воспоминаний потемкинца И. Старцева: «Потом подняли наверх на ют с батарейной палубы правого борта лейтенанта Тона. Он хотел взорвать пороховые и патронные камеры (таких на броненосце никогда не было – В.Ш.). Но та как провода (какие провода, откуда? – В.Ш.) заблаговременно (!) были перерезаны, то взорвать не удалось. Матюшенко приказывает снять погоны. Тон выхватывает в судорожном состоянии из кобуры револьвер и хочет выстрелить в Матюшенко, но Матюшенко выстрелил из винтовки, и револьвер выпал из руки Тона».

Потемкинец И. Лычев в своей книге воспоминаний «Потемкинцы» буквально упивается рассказом о своем участии в убийстве офицеров: «Офицеры настолько перепугались, что даже не пытались применить оружие. Лишь один из них, лейтенант Толь (так у Лычева, на самом деле, разумеется, это был лейтенант Тон – В.Ш.), командовавший минными аппаратами, бросился в минное отделение, чтобы взорвать броненосец, но матросы заметили это и, вовремя схватили Толя, вытащили его на палубу. Матюшенко обратился к нему с предложением: «Если хочешь быть снами, то останешься в живых». В ответ он услышал – «дурак», и над головой Матюшенко просвистела пуля. Матюшенко тут же застрелил Толя. Чтоб избегнуть матросского гнева, большинство офицеров искало спасения в бегстве, бросились за борт. Вслед за ними бросились в море и некоторые кондуктора. Мы перенесли огонь за борт, начав обстреливать беглецов. Офицеры продолжали плыть. Их обстреливали до тех пор, пока они не скрывались под водой».