Текст книги "Песни китов"

Владимир Шпаков
Песни китов

Серия «Большая книга»

© Шпаков В. М., текст, 2015

© Издание. Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2016

* * *

Книга первая
Черный мухобой

1

Ожидание затягивалось. Казалось, огромные серые двери никогда не разъедутся, а значит, зря лезли через забор, скрывались от мухобоев, падали в заводскую пыль, пробирались на карьер… Севке-то не жалко треников и старую футболку, а у Лорки на новом платье – грязные разводы, отчего ему делалось стыдно. Все могла бы искупить машина, если бы показалась из дверей цеха, только створки оставались неподвижными. «Ну, выезжай, я тебя прошу!» – взмолился Севка, видя: терпение подружки небесконечно.

– Сколько можно ждать?!

Когда Лорка намерилась сбежать, Севка придержал ее за руку:

– Еще подождем, а? У них по пятницам испытания, я помню! И папаша так говорил, он в этот день всегда на работе задерживается…

Неожиданно створки дрогнули, и между ними образовалось черное зияние. Сердце замерло, а зияние увеличивалось, открывая темное нутро цеха, и вот наконец раздался рык могучего зверя, который вскоре покажется наружу и поначалу замрет на открытом пространстве. Он будет принюхиваться, вертя локатором и поворачивая башенку со спаренным пулеметом, потом рык усилится, и зверь, переваливаясь по белым барханам, двинется в сторону карьера.

– Я же говорил! – торжествующе воскликнул Севка. И, вскочив, взялся быстро стягивать одежду.

В одних плавках он бежал по белому песку, слегка проваливаясь и, как всегда, удивляясь: откуда такой цвет? На реке песок был желтым, на стройках вообще коричневые кучи лежали, а рукотворное озерцо на окраине завода окружал ослепительно-белый, не иначе, завезенный откуда-то мелкий песок. Хотя больше волновал устремленный в спину взгляд. Он буквально чувствовал легкое жжение между лопаток, оно подталкивало, ускоряло его движение наперерез ползущей через барханы машине. Иногда Севка пригибался, чтобы остаться незамеченным, или вообще падал животом на горячий песок. Он знал, что перехитрит бронированного зверя (не впервой), но дразнить его – себе дороже. Зверь может остановиться, из его нутра вылезут обозленные мужики, позовут охрану…

Добравшись до карьера, Севка выждал, пока железное чудище заползет в воду, вприпрыжку преодолел прибрежную полосу и тоже бултыхнулся в озерцо. Он долго плыл под водой, раскрыв глаза и пялясь в мутноватую воду. Когда же вынырнул и с шумом всосал воздух, до защитного цвета брони было рукой подать.

Севка подгреб сзади, уцепился за скобу и лишь потом оглянулся, отыскав глазами ложбину между травянистыми холмами – там находился схрон. Лоркина голова не просматривалась среди травы, но Севка-то был оттуда виден, он это знал. И их совместное с машиной движение по кругу было видно, а значит, не зря падали в пыль. Какое платье, когда он приручил стального зверя, тяжелого, бронированного и при этом плавающего, как моторная лодка! Зверь тихо урчал, где-то под водой месил воду зарешеченный винт, и Севка отдавался мерному движению, подчиняясь воле стального существа…

Вскоре проснулось недовольство: что тут особенного – таскаться за машиной? Так и дурак сумеет, ему же надо выдать нечто особенное, иначе вряд ли оценят лихость. Он никогда не взбирался на броню – наверняка обнаружили бы испытатели, а тогда пиши пропало. Мухобои здесь натуральные фашисты, если отдадут им на растерзание, мало не покажется!

И все-таки Севка начал перебирать руками, цепляясь за скобы, чтобы вскоре выползти наверх. Он распластался на броне, чувствуя под собой горячий металл – еще горячее песка, по которому бежал недавно. После прохладной воды тепло было приятным, а еще убаюкивающий звук мотора… Машина утюжила озерцо, поворачивала влево, вправо, а прилипший Севка был безбилетным пассажиром, которому выпало невероятное счастье. Подумаешь, «Москвич», «Жигули» или даже мотоцикл «Ява»! На них любой может прокатиться, а вот на машине, которая и по суше, и по воде, катается только Севка! А главное, за ним сейчас наблюдают, возможно, даже сравнивают с Женькой Мятлиным. И думают: а вот Женьке такое слабо!

Изменившийся звук мотора пробудил беспокойство. Обычный человек ничего бы не уловил, но Севка нутром почуял сбой, едва намечавшийся, проявленный в рваном ритме движка. Под броней билось сердце, и с этим сердцем явно что-то происходило; а если так, и легкие перестанут работать, и печень с селезенкой. То было знакомое чувство, позволявшее без труда ремонтировать мопеды, мотоциклы и прочую немудрящую технику, разъезжавшую по двору или тикающую на запястье. Часы тоже были живыми существами, и, когда существо умирало, хозяин вместо мастерской тащил его к Севке, который запросто реанимировал «покойника», получая за это полкило халвы или сетку груш. Позволь ему, он бы и движок отремонтировал, да кто позволит? По шеям надают за его геройство или в детскую комнату милиции отведут!

Когда звук под броней затих, сердце рухнуло. Не от страха – от сочувствия к тому, что только что жило, билось в ровном ритме – и вдруг умерло, пусть даже на время. Он пропустил момент, когда откинулся люк, оттуда высунулась лысая потная голова, и в Севку уперлись близко посаженные колючие глазки.

– Опять ты здесь?! Ну, погоди…

Пока из люка вылезало толстое, неуклюжее тело, Севка успел проплыть полпути до берега. Теперь его гнал вперед страх, он даже не сразу заметил, что на берегу поджидает парочка охранников.

– Лови его! – донеслось от машины, на которой маячил выбравшийся наружу лысый испытатель.

Севка повернул, изо всей силы заработал руками, краем глаза видя, как охранники трусцой направились туда, где он собрался вылезти. И на другом берегу паслись мухобои, а значит… Он еще раз оглянулся на ложбину между холмами. Лорки не было видно, возможно, она вообще струсила и сбежала. «Ну и ладно…» – подумал Севка и перевернулся на спину.

Он уже не видел, как к берегу притащили лебедку, завели трос и начали подтаскивать заглохшую машину к берегу. В это время он сидел в каптерке охраны и односложно отвечал на вопросы. Где одежда? Не было одежды, так пришел. Зачем пришел? На машине покататься. Знает ли он, что это закрытый объект и сюда запрещено проникать посторонним? Да вы что, первый раз слышу! Севка врал, он не раз слышал от папаши: «закрытый объект», «секретная зона» и т. п. Он утверждал, что и слово «бронетранспортер» не знает, и вообще, дядя, чего ко мне привязались?!

– А ну, цыц! Дядю нашел… Не первый раз тебя на карьере вижу! Надо тебя в милицию сдать, там быстро все расскажешь!

Допрашивал пожилой охранник с загорелым, морщинистым лицом, затем присоединился более молодой.

– С ним еще девка перелезла. Михалыч говорил: двое через забор перемахнули, одна в платье.

– Михалыч говорил! – раздраженно отозвался пожилой. – Если видел, почему не задержал? Почему эта шпана вообще через забор шастает?!

– Колючку по верху пустим, не будут шастать… – Повернувшись к Севке, молодой ухмыльнулся: – Где напарница? На территории? Колись, пацан: имя, фамилию говори, адрес проживания…

– Не было никакой напарницы… – опустив голову, забубнил Севка. – Один я был…

Он понимал: даже если будут резать на части или, положим, стрелять в него из пистолета, он все равно не выдаст Лорку. Внезапно он ощутил, как по спине сползает холодная струйка – так явственно вдруг увиделся черный зрачок ствола, направленный в лоб. Проследив его взгляд, молодой опять растянул рот в ухмылке и похлопал по кобуре:

– Боишься? Правильно боишься! Мы таких к стенке ставим! Пиф-паф, и в дамки!

– Хватит языком молоть! – оборвал пожилой. – А ты давай называй фамилии – свою и этой хулиганки! Учти, все равно дознаемся!

– Не знаю никаких фамилий… – упрямо нудил Севка. Спустя минуту дверь каптерки распахнулась, и на пороге появился еще один обладатель фуражки с зеленым околышем.

– Слышь, мужики, испытатели пособить просят. БТР на мель сел, а мотор не заводится…

Севка шмыгнул носом и тихо произнес:

– Там топливный насос не в порядке. Он солярку медленно подкачивает, потому и глохнет движок.

– Ах, насо-ос… – протянул пожилой. – Помолчал бы, сопля! Это из-за таких, как ты, машины ломаются!

– Не виноватый я, это насос…

Вновь пришедший взял Севку за подбородок:

– Погодите, это ж Ваньки Рогова сынишка! В нашем дворе живет!

Севка похолодел, будто еще раз нырнул в карьер. Он ни за что не назвался бы, мычал бы и хныкал, но вот обитатель соседнего подъезда (кажется, дядя Саша) его признал и теперь наверняка доложит отцу!

– Вот и выяснили твою личность! – заржал молодой. – В общем, хватит из себя корчить, выкладывай все!

– Зря накидываетесь на пацана, – проговорил дядя Саша. – Его во дворе Кулибиным зовут, он у нас все чинит. Недавно даже старый «Запорожец» починил, хотя хозяин его уже в металлолом хотел сдавать.

– Ага, – отозвался молодой, – из-за таких Кулибиных машину год до ума довести не могут! Они ж запчасти тырят! Короче, пацан, пока сиди тут, потом в милицию поедем!

Когда обитая жестью дверь захлопнулась, Севка понял, что попал. К беспокойству за себя добавилась тревога за Лорку, которая вряд ли найдет обратную дорогу. В схроне ее не обнаружат, только не будет же она там до конца смены сидеть…

Он подергал дверь – глухо. Обойдя каптерку, покрутил ручки радиоприемника, хлебнул воды из чайника, стоявшего на выключенной электроплитке. А затем обратил взор к окну, выходящему в глухую стену.

Свободой запахло, когда просунул голову между прутьями оконной решетки. Решетка расходилась веером: совсем узкая в левом нижнем углу, в правом верхнем она ощутимо расширялась, образуя прогал аккурат напротив форточки. Старое правило – если пролезает голова, пролезет и остальное туловище – сработало. В форточке Севка застрял на минуту-другую, но, подергавшись, все-таки вывалился во внутренний двор. Ворота наружу оказались незапертыми, и вскоре он уже мчался к схрону.

Одежда лежала на месте, а вот Лорки нигде не было. Севка быстро натянул треники на успевшие высохнуть плавки, надел футболку и стал вертеть головой во все стороны. Лорка обнаружилась возле муравейника, с другой стороны травянистого холма. Она сидела на корточках, в одном купальнике, и внимательно за чем-то наблюдала.

Неслышно приблизившись сзади, он застыл в смущении. Спина Лорки была пунцовой – наверное, она загорала, пока Севка совершал свои «подвиги». Трусики чуть опустились, открыв белизну ниже талии, а на границе розового и белого, где виднелся едва заметный след от резинки, отчетливо выделялась овальная коричневая родинка…

– Чего зыришь? – кашлянув, проговорил он.

– А-а, это ты… Накатался на своей машине?

– А ты разве не…

– Я смотрела, а когда стало неинтересно, сюда ушла.

Он замолк, удрученный. Его геройство, пусть и с оттенком поражения, оказалось напрасным – муравейник интереснее! Наверное, ему следовало обидеться. Следовало оставить ее здесь, чтоб попробовала в одиночку выбраться за территорию и оценила незаменимость друга Севки. Но, поразмыслив, он решил не обижаться. Лорка, можно сказать, своя в доску, и еще будет возможность доказать, что он – классный пацан.

Присев рядом, он тоже взялся наблюдать за мурашами, облепившими трупик мелкого животного, возможно, мыши. Трупик валялся в стороне, но насекомые взяли его в оборот основательно: от кучи протянулись две живые цепочки – одна текла к мыши, другая к муравейнику. А плотность муравьиного племени на трупике была такая, что шерсть не просматривалась.

– Как ты можешь на это смотреть?! – скривился Севка. – Тошнит же!

– Ничего не тошнит, – отозвалась Лорка. – Просто странно как-то…

– Что мышь сдохла? Ничего тут странного, они у нас дома в мышеловках все время дохнут. Но я к ним даже к мертвым не подхожу, их папаша в ведро выкидывает.

Лорка помолчала.

– Странно, что она умерла, а муравьям – радость. Видишь, как они оживились? Жизнь все время побеждает, я так думаю.

Чувствуя рвотный позыв, Севка отвел глаза. Фига на эту мышь пялиться?! То ли дело машина с ее теплой броней и могучим железным сердцем! Красота, само совершенство, можно сказать!

Неожиданно Лорка выпрямилась. Теперь Севка наблюдал снизу крепкий, чуть округлый живот и две небольшие выпуклости на груди, спрятанные под верхней частью синего купальника. Они давно не купались вместе, и эта верхняя часть была чем-то новым, пробуждающим неясное беспокойство…

Севка отвернулся, затем тоже встал и огляделся. Вокруг никого не было. На карьере, не видном из-за холма, слышались крики, там вытаскивали машину, и Севкино исчезновение, похоже, оставалось пока незамеченным.

– Опять через забор полезем? – спросила Лорка.

– Нет, там заловят. Я знаю потайную дырку в заборе, идем к ней.

2

Толпа в центре двора смотрелась странно. Мужчины, женщины, старики со старухами, дети – все стояли с мусорными ведрами, стыдливо прикрытыми бумажками, и глядели в сторону улицы. На лицах читалось раздражение либо усталость, а под бумажками виднелись отходы, предназначенные на выброс.

Все это Женька мог разглядеть с балкона благодаря биноклю. Припекало солнце, отчего на лысине пенсионера (даже такое было видно!) выступили капельки пота. Переведя бинокль на проезжую часть, он увидел цистерну «Молоко», рейсовый автобус № 10, желто-синий милицейский уазик, только мусоровоза видно не было. Он теперь, видите ли, раз в день приезжает, и к этому часу изволь выходить с накопленными отходами!

Женьку тоже обязали вынести мусор, а он не мог отлипнуть от окуляров. Теперь исследовал чужие балконы. У Ходакова, как всегда, поблескивает на солнце батарея пустых бутылок (в основном с этикеткой «Водка „Московская“»). А на остекленном балконе прапорщика Клыпы конечно же высятся ящики с чем-то съедобным. Женька не раз наблюдал, как к подъезду толстомордого прапорщика подкатывает крытый брезентом «Урал» и солдаты-срочники таскают на третий этаж ящики со сгущенкой и тушенкой, яйца, окорока с копченой колбасой и т. п. Ага, на балкон выскользнул Клыпа, роется в одном из ящиков и, достав шоколадку, тут же ее сжирает. Потому, наверное, младший Колька такой же мордастый, как старший, да и остальные Клыпы худобой не отличались…

Презрительно усмехнувшись, Женька перенаправил бинокль на балкон четвертого этажа, где виднелись ящики с цветами. Желто-фиолетовые цветы (незабудки? анютины глазки?) день ото дня делались пышнее и красивее. Этот балкон был гораздо любопытнее пенсионерского или Клыпиного, и Женька пялился туда, ожидая, когда мелькнет сиреневое платье. Еще имеется розовое платье, брючный костюм синего цвета, школьная форма, всякие танцевальные штуки вроде балетной пачки, но сиреневое – это обновка, сама сказала, когда в последний раз провожал из школы. Жаль, учебный год кончился, считай, а других поводов для встреч не имелось. То есть он придумал бы, но везде на пути вставал Севка Рогов, который таскает ее в такие места, что и представить трудно. Вот зачем ей лазить на завод? Таскаться в гаражи? Конечно, нелепые «ухаживания» можно было высмеять, да вот незадача – она не позволяла. Провожать из школы позволяла, а только обзовешь Рогова Самоделкиным, обрывает, мол, не смей так говорить про моего друга!

Следующим объектом наблюдения стал балкон соперника, где топорщила железные усы огромная антенна. Соорудивший ее Севка утверждал, что может ловить радиостанции со всего мира, что наверняка было враньем. Тоже мне, Кулибин! Вечно измазанный, пахнущий машинным маслом и канифолью, ковыряющийся в заводских отходах…

Вскоре Севка вышел из подъезда с матерчатой сумкой – похоже, направлялся на свалку. Когда он проходил мимо картежного стола, его подозвал уголовник Земелин по прозвищу Зема. Поздоровался за руку, подвинулся, приглашая сесть, отчего в душе шевельнулась зависть. Над ним Зема насмехался, мог запросто подзатыльник отвесить, а Самоделкина, видишь ли, приблизил!

Раздосадованный, он ушел с балкона. Сунул бинокль в чехол, плюхнулся на тахту и взял с полки «20 тысяч лье под водой». Плевать ему на двор, потому что он – капитан Немо, властитель подводного царства, навсегда покинувший несправедливый и презренный сухопутный мир. В его распоряжении несметные богатства, неслыханные возможности, а здесь чего ловить? Промышленная окраина, загазованный кусок пространства, где среди мрачных заводских корпусов дымят черные трубы, а вокруг выстроены похожие друга на друга, будто близнецы, панельные пятиэтажки. Убогий пейзаж, примитивная архитектура, потому, наверное, район и назвали – Новый городок. Не город в полном смысле слова, а именно городок вроде строительного, из вагончиков.

Городок пыжился, желая сделаться городом: обзавелся кинотеатром «Металлург», а еще парком культуры и отдыха, где вдоль аллей наставили бронзовых литейщиков и оборудовали танцплощадку, именуемую «клеткой». Однако телодвижения пьяных людей под лязг самопальных электрогитар трудно было назвать танцами, это больше напоминало ритуальные пляски первобытных у костра. И пусть Женька не видел первобытных, зато он читал Рони-старшего, «Борьбу за огонь», и представлял ритуал в таких красках, что и кино не надо. Он и себя в роли капитана Немо представил настолько живо, что комната буквально превратилась в отсек подводного корабля: окна из прямоугольных сделались круглыми иллюминаторами, и за ними вместо банальных акаций и берез плавно закачались водоросли. Куда нам плыть? А-а, куда угодно – в Новую Гвинею, в Патагонию, на острова Зеленого Мыса, лишь бы подальше от пряжской пыли и скуки, от тех, кто не может по достоинству оценить Женьку Мятлина. Его оценят, когда он вернется во всем блеске и красоте, чтобы за все отомстить. Это будет уже не капитан Немо, а граф Монте-Кристо, и вот тогда они узнают!

Мечты прервала мать, вошедшая в комнату.

– Все лежишь?

Выложив на стол стопку тетрадок, она ушла в кухню. Шлепок двери холодильника, скрип дверцы под раковиной и второе появление, с ведром в руках.

– Почему мусор не выносишь? Я же просила… Иди, там уже машину дожидаются.

Женька с неохотой отложил книжку. Но с дивана вставать не спешил.

– А машина не приедет! – неожиданно выпалил он.

– Почему это?! Нет уж, поднимайся!

– Да я тебе говорю: не приедет!

– А я говорю: бери ведро и марш на улицу!

Собираясь на улицу, он представлял, как мусоровоз, выруливая на их улицу Советскую, попадает колесом в люк. Он сочинил эту историю полчаса назад, вроде как записал ее в виде рассказа, и теперь расцвечивал деталями воображаемую аварию, чтоб была убедительней. Наполовину прикрытую крышку оставили те, кто ремонтировал канализацию. А водитель был пьян: как будешь трезвым, если каждый день возишь вонючие отходы?! В итоге крышка перевернулась, колесо ухнуло в дырку, где и застряло. Мусоровоз мог бы вытащить трактор, да приехавший инспектор ГАИ унюхал, что от водителя пахнет водкой. А тогда – в отделение! А машину до завтра оставить, пока трезвый сменщик не придет!

Спускаясь по лестнице, он продолжал усиленно дописывать в воображении историю, которая могла бы освободить от постылых домашних обязанностей. Мать почему-то считала его бездельником, обязанным выносить мусор, выбивать коврики и бегать за молоком и хлебом. Вот наверняка же заходила после школы в гастроном, но молока с хлебом никогда не купит, Женьку пошлет!

У детского грибка толпились раздраженные люди. Машины по-прежнему не было, слышался глухой ропот, но Женька, не желая вливаться в общий хор, встал в сторонке. Трудно было представить графа Монте-Кристо или капитана Немо с мусорным ведром, чье содержимое прикрыто газетой «Труд». Другое дело, если бы вышла Лорка – им нашлось бы о чем поговорить. Прочитала ли ты книжку Фраермана «Дикая собака Динго»? По-моему, очень интересная история. Да, отношения там описываются деликатные, но такое в жизни тоже бывает. Что именно бывает? Ну, как тебе сказать… Наверное, это называется…

– Тьфу ты, черт! – послышался голос пенсионера Ходакова. Рядом с ним стоял человек в робе, которого обступила взволнованная толпа.

– Расходитесь! Завтра будет машина!

– А что случилось-то?! – нервничали хозяева ведер. – Почему не сегодня?!

– Авария! На Советской люк был открыт, вот мы туда колесом и… Ремонт, короче, требуется.

Когда все разошлись, Женька остался у грибка. Требовалось переварить услышанное, он ведь сам не очень верил в свою фантазию, а что вышло?! То, что ярко представил, воплотилось в реальное событие, и как прикажете такое понимать?! Ошарашенный, он даже не смог испытать в полной мере торжество, мол, я же говорил! Мать устало махнула рукой: обычное разгильдяйство! А Женька, пройдя в комнату, взялся вспоминать похожие случаи. Он всякий раз поражался тому, что воображение может поворачивать события. Помнилось, не хотелось писать контрольную по физике, и на тебе – учитель заболевает! А как оказался в Москве прошлым летом? Билетов не было на месяц вперед, но Женька буквально бредил Красной площадью и Третьяковкой, в итоге – неожиданно два билета из брони!

Расскажи он об этом кому-то, его бы засмеяли, мол, обычное совпадение. Да и некто ехидный внутри возражал: почему тогда Лорка с Севкой бегает? А Зема почему тебе леща дает? Ему, однако, удобнее было чувствовать себя хозяином положения, всесильным режиссером, меняющим ход жизни по своему усмотрению. Еще посмотрим, что дальше будет! Любые способности развиваются, и если очень захотеть, можно даже научиться летать, как Ариэль из книжки Беляева, или жить под водой, как Человек-амфибия…

– Снова за всеми подглядывал?

Мать стояла на пороге комнаты, держа в руках бинокль.

– Не подглядывал я, – забормотал Женька, – просто смотрел…

– На тебя уже соседи жалуются. Ты что, вуайерист?

– Кто-кто?! – не понял Женька.

– Есть такие люди – не очень приличные, скажу тебе. Уроки готовы?

– Готовы…

– Тогда заканчиваю с тетрадями, и едем на дачу.

Следующие полчаса его воображение работало, будто мартеновская печь на сталелитейном заводе. Женька напрягался так, что лицо делалось пунцовым, однако мать, похоже, не подпадала под его влияние. Наверное, решил он, эта сила не действует на родственников, значит, придется тащиться на дурацкую дачу…

3

Заводы в Пряжске тянулись вдоль реки на много километров, вздымая в небо черные трубы и огромные серые корпуса цехов. Промежутков не было – заводские территории разделяли общие каменные заборы, поверх которых вилась колючая проволока. Выглядели заводы по-разному. Грязноватый сталелитейный дымил вагранками и жутко шумел, когда включали обрубочные машины. Автомобильный был чище, шумел меньше, а охранялся тщательнее (сталепрокат домой не потащишь, и с автомобильного было что слямзить). Еще пуще охраняли электромеханический, потому что: а) было что слямзить, б) там производили что-то очень секретное. На автомобильный при желании можно было проникнуть, на электромеханический – шиш, везде колючка, да еще под током. За высоченным выбеленным забором высились чистенькие корпуса, изобилующие стеклом и бетоном, но продукцию, что производилась, покрывала завеса тайны.

Завеса приподнималась на свалке, располагавшейся за территорией между забором и лесом. Выходящие к свалке ворота охраняли не меньше, чем парадные, где на серебряном фоне красовались большие синие буквы ПЭМЗ. На задних воротах ничего не красовалось, зато оттуда время от времени выезжали крытые брезентом грузовики. Проехав до ближайшего свободного пятачка, грузовики останавливались, после чего из кузовов сбрасывали на землю аппаратуру. То ли брак уничтожали, то ли устаревшую электронику – было неясно, к свалке в этот момент было не подобраться. А подобраться ой как хотелось! Стальные корпуса лязгали друг о друга, корежились, но все равно уцелевала масса радиодеталей, из которых можно было сделать приемник, усилитель, цветомузыку – много чего. Только охранники этого не понимали: облив аппаратуру бензином, чиркали спичкой, и груда сокровищ (да-да!) спустя минуту превращалась в обугленный холм. Десятки черных терриконов покрывали выжженное пространство до самого леса, откуда с бессильным сожалением на варварские костры смотрело множество глаз.

Выждав, пока корпуса охватит пламя, охранники запрыгивали в кузова, и грузовики направлялись обратно. Когда же двери закрывались, к догорающим кострам устремлялись пацаны с кусачками и пассатижами. Проволочными крюками они выдергивали приглянувшийся аппарат, после чего тушили его песком, водой или просто струей мочи. Внутри сохранялись жалкие остатки былой роскоши, но и они являли собой ценнейшее приобретение: таких транзисторов или диодов хрен найдешь в магазине, у них даже наверху специальная метка в виде звездочки имелась, мол, деталь оборонной отрасли.

Чаще других везло Севке. Вот и сегодня интуиция подсказывала, что в ближнем к лесу терриконе содержится нечто ценное. Груда источала жар, воняла горелой резиной, а Севка уже орудовал крюком, выдергивая один за другим почерневшие корпуса. Второй, третий, пятый, и вот, наконец, лишь наполовину обгоревший прибор. Севка плеснул на корпус водой из банки и, отклонившись от струи пара, переждал несколько секунд. После чего достал пассатижи и сорвал верхнюю крышку.

Требовались полупроводниковые триоды, подходящие для «Спидолы». В магазине их не сыщешь, на радиотолкучке покупать дорого, а ремонтировать придется – Зема попросил. Точнее, просто сказал, мол, приемник накрылся, а я «Голос Америки» люблю слушать. И поставил «Спидолу» перед носом Севки. Тот быстро смекнул, в чем закавыка, только где найдешь подходящие детали?

В приборе, вопреки ожиданию, ничего ценного не оказалось. Он выкусил пару конденсаторов, после чего взялся исследовать другие кучи. Увлекшись, он не замечал времени, благо конкурентов сегодня не было. Одна куча, другая, и вот она, долгожданная находка! Транзисторы были почти не обгорелые, просто сажей испачканные. Севка обтер их, сунул в сумку, но остановиться не мог. Что-то гнало его от кучи к куче, заставляя раскидывать черные вонючие останки аппаратуры, чтобы найти… Севка сам не знал, что хочет найти, но чувствовал: здесь таятся настоящие ценности. Выудив из очередного террикона металлический корпус, он заглянул внутрь и обалдел: все целехонькое! Огонь будто обошел стороной прибор, лизнул пару раз, а внутри оставил все невредимым.

Внезапно охватило странное чувство, как всегда, если оказывался тут в одиночестве. Вокруг простиралось кладбище, где хоронили отработавшие срок технические устройства. Кто-то мог сказать: да это всего лишь железки! – но Севка бы отмахнулся от дурака. Железки! На самом деле это живые существа, которые рождаются, живут, а потом завершают свой путь на кладбищах-свалках. В чреве существ что-то крутилось, вертелось, там текло электричество, будто кровь по венам, бывало, и инфаркты случались в виде коротких замыканий – в общем, все, как у людей. И жалко их было так же, как умерших людей, во всяком случае, Севка всегда переживал, если телевизор внезапно гас, а приемник погружался в молчание. Если можно было реанимировать «покойника», он в лепешку разбивался ради этого, так что Зема мог не пугать, Севке самому было интересно оживить «Спидолу».

Он не стал работать кусачками – достал отвертку и начал аккуратно отвинчивать платы. Это не какие-то детальки, целые блоки, может, даже от передатчика. Сделать своими руками передатчик было давней мечтой, хотя Севка знал: за такое по головке не гладят. Приемники почему-то не запрещалось делать, а вот выходить в эфир считалось преступлением, за это и посадить могли.

Промахнувшись отверткой раз-другой, Севка обнаружил, что уже основательно стемнело, а еще тучи набежали, и свалка быстро погрузилась в темноту. Обугленные терриконы сразу выросли в размере, подул холодный ветер, значит, пора было возвращаться.

Когда вскинул сумку на плечо, вдалеке что-то звякнуло. Он тут же замер, прислушиваясь. Раздался еще один звяк, будто кто-то шел, задевая по пути металлические корпуса. Душа ушла в пятки. Черный мухобой?! Севка пригнулся, спрятавшись за дымящуюся груду и чувствуя, как бегут мурашки по спине. Тут же вспомнились страшилки, какими пугали друг друга «искатели сокровищ», мол, по свалке ночами бродит охранник, с виду обычный, в шинели и фуражке, а на самом деле – мертвец. Он вроде как выходит из заводских ворот, только сами ворота при этом не открываются. И если кого-то застанет на свалке, тому капец!

– Этот черный как посмотрит на тебя, – округлял глаза рассказчик, – сразу ноги к земле прирастают! Не сдвинешься с места, даже если захочешь! Он уводит пацана в каптерку, запирает его и ждет, пока пацан ослабеет. Потом приходит с большим пистолетом и стреляет прямо в лоб!

– А потом чего?

– А потом съедает, ясное дело! Говорят, он на этой свалке погиб, сгорел вместе с приборами. Может, пьяный был или не успел от кучи отойти, а теперь, значит, мстит за это…

Скорее всего, это была выдумка для отпугивания конкурентов; но одно дело – слушать байки на скамейке во дворе, другое – оказаться после заката на свалке. Слева высилась пятиметровая заводская стена, справа темнел лес, а единственный путь домой пролегал как раз там, где звякало. Севка вжался в землю, забыв, что наверняка изгваздает одежду сажей. И, когда услышал еще один звяк, пулей рванул в лес.

Севка помнил: черный мухобой имеет силу только на свалке, в лесу его чары не действовали. И все равно он несся по лесной тропинке, не чуя под собой ног. В полутьме, которая вскоре сгустилась до полной темноты, тропинка белела спасительной ниточкой; вот только тянулась ниточка очень долго. Севка наконец перешел на шаг и, несколько раз оглянувшись, стал успокаиваться. Зря он, наверное, углубился в лес – не самая близкая дорога домой. Когда же деревья расступились и он вышел на открытое пространство, стало ясно: очень не близкая.

С перепугу его занесло на аэродром ДОСААФ, что располагался уже за городом; теперь предстояло пересечь огромное поле, на котором виднелись нечеткие в сумраке силуэты «кукурузников» и «яков-восемнадцатых», и сесть в электричку. Севка запустил руку в сумку – вроде ничего по дороге не потерял. И, нахлобучив кепку на лоб, двинул в сторону станционных огней.

В электричке он смотрел на заводские заборы и корпуса, что ползли за окном. Забор электромеханического давно кончился, зато сиял огнями автомобильный, работавший в две смены. Где-то там, в одном из корпусов, пропадал папаша (так говорила мать: ты пропадаешь на работе). Намечалась сдача очередного опытного образца, Рогов-старший отсутствовал дома сутками, что тоже можно было расценить как удачу. После происшествия на карьере Севка находился в ожидании: его заложат? Или дядя Саша окажется нормальным мужиком и смолчит? Пока, во всяком случае, Севку драть не собирались, и он мог спокойно отдаваться любимым развлечениям.