Текст книги "Ледяная трилогия"

Поиск

Четверо суток Ковро приходил в себя. Удар ледяного молота повредил ему грудную мышцу, она вспухла и болела. Но проснувшееся сердце помогало. Мы по очереди дежурили на даче, оберегая брата Ковро. Он был потрясен и обеспокоен. Его состояние менялось стремительно: он то восторженно целовал нас, прижимая к разбитой груди, то истерично рыдал, призывая по-немецки мать и всех святых. Тонкие пальцы его дрожали, глаза горели. А сердце трепетало.

Мы с Фер знали, что его сердцу необходимо пройти через плач. Поэтому отпускать Ковро было опасно. Просыпаясь, он кидался к двери. Мы хватали его, прижимали к себе, говорили с его сердцем. Он яростно кричал, бился в наших руках, потом успокаивался.

Мы знали, что ОГПУ ищет его. И старались быть крайне осторожны.

Наконец на пятые сутки Ковро провалился в плач. Он рыдал, погружался в сон, просыпался и снова рыдал. Сестры Пило, Джу и Орти поочередно дежурили возле него. Братья Эдлап и Бидуго охраняли их.

Мы же с Фер снова занялись поиском.

Сперва нам повезло: едва мы вошли на биржу труда, где толпились безработные мясные машины, как наш магнит обнаружил сестру. Но она оказалась грудным ребенком. Безработная мать держала ее на руках, стоя в очереди. Дождавшись, когда она, в очередной раз получив отказ, пошла домой, мы двинулись за ней. Нам стоило большого труда сдержаться и не отнять у нее ребенка. Но мы не смогли бы сохранить жизнь сестре. Пришлось просто проследить, узнав адрес. Таким образом, нам стало известно, что безымянная сестра растет в Кривоколенном переулке, в коммунальной квартире на первом этаже дома № 6. Мясная машина, выдавившая нашу сестру на свет из своего влагалища, кормила ее своим молоком. Нужно было ждать, пока грудь нашей окрепнет и выдержит удар ледяного молота. И необходимо было помочь этой мясной машине. В тот же вечер мы собрали все деньги, которые были у нас, положили их в конверт и подбросили его кормящей мясной машине. Она осталась очень довольна находкой, считая ее помощью свыше. И в этом она была права.

Продолжив поиск, мы быстро поняли: проходы по улицам в час пик слишком тяжелы для нас с Фер. Двигаясь сквозь толпу, мы надрывали наши сердца. Просвечивать магнитом толпу торопящихся мясных машин было неизмеримее труднее, чем сидящих или стоящих. Идущая толпа подавляла нас, она гудела и клубилась, собираясь унести с собой, назад в страшную и беспросветную жизнь. Она жаждала поглощать. Нас сносило толпой, заставляло держаться за братьев. Колени наши дрожали. Начиная просвечивать толпу, мы моментально уставали и через пару минут буквально валились с ног. Потом требовались сутки, чтобы наши сердца и тела пришли в себя.

Мы решили больше не работать с движущейся толпой: это становилось опасно. Решено было просвечивать мясных машин в местах, где они работают, заседают, едят, смотрят зрелища, молятся, слушают ораторов и читают книги. Такими местами были заводы и фабрики, театры и кинотеатры, библиотеки, залы для заседаний, церкви, рестораны и столовые.

Первые два захода результатов не принесли. На вечере пролетарской поэзии в Политехническом институте и на комсомольском собрании ОГПУ наших не оказалось.

Зато нам очень повезло в третий заход: нам удалось раздобыть две контрамарки в Большой театр на оперу «Пиковая дама». Протиснувшись сквозь галдящую толпу в вестибюле, мы сели на галерке, среди студентов и рабфаковцев. Ярко освещенный зал был полон. Постепенно мясные машины успокоились и расселись по своим местам. Свет погас. Заиграл оркестр в оркестровой яме. Началась опера. На сцену вышли мясные машины в костюмах начала прошлого века и запели хором. Все они благодаря врожденным данным и многолетним тренировкам могли горлом издавать продолжительные звуки разной чистоты и высоты. Сидящие в зале мясные машины не умели издавать таких звуков. Поэтому они пришли послушать поющих мясных машин. Те же изображали карточных игроков. Затем появились женщины в кринолинах. Они запели более высокими голосами. Зал зааплодировал, меломаны и студенты на галерке закричали «Браво!». Сюжет оперы сводился к двум главным темам – любви и деньгам, слияние которых, по убеждению мясных машин, гарантирует полное земное счастье. Оркестр подыгрывал певцам. Оркестранты старательно извлекали звуки из деревянных и медных инструментов, стараясь следовать особой гармонии, выработанной за тысячелетия существования мясных машин. В этих убогих звуках, сливающихся с голосами поющих, ощущалась неосознанная тоска по миру Высшей Гармонии, недостижимому для мясных машин.

Мы с Фер стали скрупулезно просматривать зал. Мясные машины, завороженные происходящим на сцене, сидели неподвижно. Они были хорошо видны нам. В партере восседало советское начальство со своими женами, видны были гимнастерки и кители военных, там же сидели иностранцы; чиновники занимали бельэтаж, интеллигенция и меломаны сидели еще выше. Просмотрев партер, мы не обнаружили никого. Но едва магнит коснулся бельэтажа, как сердца наши вздрогнули: есть! Мы содрогнулись: Фер взвизгнула и заскрипела зубами, я издал громкий стон. Сидящие рядом мясные машины зашикали, приняв нас за полусумасшедших меломанов. Но мы радовались не арии Германа, а молодой женщине в вечернем платье и меховой горжетке в третьем ряду бельэтажа. Она смотрела на сцену, часто поднося к глазам перламутровый бинокль на раздвижной ручке. Рядом с ней сидела какая-то мясная машина в морской форме. Я не пытался посмотреть ее жизнь – мы сидели слишком далеко. В антракте мы приблизились к ней. Она была из «бывших»: особняк на Пятницкой, счастливое детство с куклами, собака Рэт, пони Цора, золотые погоны отца, пухлые руки матери, сестры, брат, тяжелые месячные, страх потерять всю кровь, любовь к мичману Антоше, венчание в Елоховском, выкидыш, Италия, снова выкидыш, революция, смерть отца, бегство матери, нищета, голодные обмороки, второе замужество, тяжелый запах мужа.

После антракта мы стали смотреть балконы и галерку. Но тут по залу прошел ропот, все закрутили головами. В бывшей царской ложе появился Сталин с женой. Это было неожиданно для нас. Но не для мясных машин: Сталин часто посещал московские театры. Сразу же в проходах замаячили фигуры охранников. Мы с Фер остановились. Оставили толпу перешептывающихся мясных машин. И перевели наш магнит на нового хозяина России. Он сидел в полутемной ложе. Мы пристально смотрели его. Но он не оказался нашим. Сердце его было простым насосом для перекачивания крови. А сам он – сильной мясной машиной. Издали я смутно видел его тяжело клубящуюся жизнь: в ней не было ничего особенного, что отличало бы его от сидящих в зале и оглядывающихся на него мясных машин. Он был как многие из них. Он сильно любил власть. Но многие в этом зале любили ее так же сильно. Жена его тоже не была нашей. Мясные машины еще долго оглядывались на своего вождя. Сталин спокойно смотрел на сцену. Там полноватая мясная машина пела, что жизнь – всего лишь игра, в которой счастлив тот, кто «ловит миг удачи», а неудачник обречен плакать, кляня свою судьбу. Он закончил арию, вызвав бурю оваций в зале. И тут мы увидели второго нашего: старик во втором ярусе балкона. Он хлопал, кричал «Браво!» и радовался как ребенок. Как истовый меломан, он пришел в оперу с партитурой. Она лежала перед ним на бархатном парапете балкона.

Мы с Фер до хруста сжали руки друг другу, чтобы не вскрикнуть от восторга. В темном зале сидели двое наших!

Успокоившись, мы просмотрели верхние балконы и галерку. Третьего нашего в зале не оказалось. Опера закончилась, на сцену полетели цветы, певцов вызывали на поклоны овациями. Сталин тоже похлопал и исчез вместе с охраной. Мы встали и поняли, что передвигаемся с трудом: мы сильно устали. Держась друг за друга, спустились в гардероб раньше толпы, оделись и стали ждать наших. Вначале появилась дама. Моряк вел ее под руку. Они оделись и стали выходить. Мы пошли за ними, и я посмотрел обоих: моряк был ей дядей и жил с ней как с женой. На выходе дежурили Эп и Рубу. Я показал им на даму с моряком. И они пошли за ними. Мы же дождались старичка. К счастью, он шел не очень быстро и жил не очень далеко. Нам удалось проследить его до самой квартиры в Столешниковом переулке. Я тоже посмотрел его: он всю жизнь проработал официантом в «Славянском базаре», но оставался при этом страстным меломаном; четырежды поступал в консерваторию по классу вокала и четырежды проваливался; он был одинок, обожал кошек и боялся налетчиков, которые однажды ограбили его, проломив голову; он молился покойной матери, придумав свою молитву.

Эп и Рубу проследили даму. Она жила возле Курского вокзала.

Засыпая ночью, мы решали, как лучше похитить даму и старичка и где их простучать. Но новый день смешал наши планы: в Москву из Хабаровска приехал Иг. Мы встретились с ним на Лубянке. Обнимая его, я почувствовал, как окрепло его сердце. А вечером мы все были уже на даче в Люберцах и сидели на полу, взявшись за руки. Керосиновые лампы освещали наши лица. В центре круга сидел брат Ковро. Он прошел через сердечный плач. Мы говорили с сердцем брата. Оно робко отвечало.

Этой ночью мы выработали стратегию поиска: Фер и я ищем наших, братья отслеживают их, затем похищают, привозят на дачу, простукивают и оказывают помощь; если похищение невозможно – простукивание производится на месте. Для перевозки новообретенных Иг нашел машину. Ее владелец, Соломатин, родственник жены Дерибаса, содержавший во время НЭПа авторемонтную мастерскую, разорился, побывал в подвалах ОГПУ и был отпущен благодаря заступничеству Дерибаса. Ему он был обязан жизнью. После краха НЭПа автолюбителю было не на что не только заправлять машину, но и жить: он едва сводил концы с концами в слесарной мастерской, в московские автохозяйства его как бывшего нэпмана и белогвардейца не брали. Ради куска хлеба Соломатин был готов на все. Прежде всего наше братство нуждалось в деньгах, играющих огромную роль в мире мясных машин. И мы решили ограбить несколько богатых москвичей. Чтобы забрать у них ценности, нам даже не пришлось их убивать. Вначале я увидел их в толпе, Рубу и Бидуго проследили. Пользуясь своей возможностью видеть сердцем тайны любой мясной машины, я узнал, где они хранили свои сбережения. Один из них, бывший придворный ювелир, прятал драгоценности в кирпичной кладке, на чердаке соседнего дома. Другой, сын сбежавшего в Париж банкира, закопал шкатулку с золотыми монетами в Нескучном саду. Третий хранил семь крупных бриллиантов в подоконнике.

Как только все это стало нашим, мы решили для себя проблему денег: золотые монеты продавались на черном рынке, золотые изделия мы относили в торгсин, где их скупали по низкой цене. Цена нас не очень интересовала: я мог найти еще много золота, припрятанного мясными машинами. Бриллианты мы берегли: братству Света предстоял долгий путь к своей цели.

Наняв Соломатина с его машиной, мы приступили к делу. Сначала похитили обретенную в Большом театре даму, а на другой день – старичка. Обоих вывезли на дачу в Люберцы и простучали.

Ее звали Атлу.

Его – Пчо.

Брата Ковро отвезли в подмосковный поселок Одинцово, где он, небритый, в грязной одежде, заявился в отделение милиции. Назвав себя, он на своем ломаном русском потребовал, чтобы о нем сообщили в ОГПУ. Чекисты, две недели разыскивающие пропавшего Вольфа, тут же приехали. Ковро рассказал им, что его похитили бандиты, с завязанными глазами вывезли куда-то, держали в чулане, вымогали деньги, затем повезли на новое место. По дороге ему удалось бежать. В ОГПУ были очень довольны, что он нашелся: большевикам Вольф был крайне необходим для строительства метро и они не хотели скандала с немецкими промышленниками в случае «исчезновения известного архитектора в дикой советской России». Брат Ковро вернулся в номер люкс «Метрополя», где и проживал Себастиан Вольф, и через пару дней снова работал над своими чертежами. Сердце его крепло с каждым днем. Для нас Ковро стал первой надеждой поиска в Европе.

Имея автомобиль с шофером, мы стали более свободными в поиске. Соломатину платили приличные деньги. В подробности его не посвящали. Я знал, что он считает нас чекистами-перерожденцами, похищающими людей для грабежа, чтобы не делиться с начальством. Прикрытие Дерибаса успокаивало его. По-настоящему Соломатин боялся только мертвых детей (его старший брат утонул мальчиком) и голода.

На Пасху мы с Фер просмотрели толпу в четырех московских храмах. Но нашли только одного. Братом Цфо оказался большой, грязный и неграмотный крестьянин, сбежавший в Москву из глухой тамбовской деревни. Мужики их деревни, доведенной до отчаяния поборами советской власти, зарубили топорами государственных экспроприаторов, приехавших в очередной раз на подводах за зерном и картофелем. Председателя сельсовета вместе с тремя местными коммунистами заперли в бане и сожгли. Потом крестьяне вместе с семьями и скотиной разбрелись по тамбовским лесам. Карательный отряд ОГПУ ответно сжег их деревню и двинулся следом – ловить и расстреливать бунтовщиков. Брат Цфо, потерявший семью еще в Гражданскую войну, убегая от карателей, добрался до железной дороги и на крыше вагона доехал до Москвы. Здесь он просил милостыню и питался отбросами. Лохматый и сильный, как медведь, он яростно сопротивлялся нам. Эдлап сломал ему четыре ребра, прежде чем его богатырское сердце заговорило.

Вскоре после этого с Фер произошло то же, что и со мной в библиотеке: она перестала видеть изображения и узрела мясных машин сердцем. Преображение застало ее в женской бане, где в раздевалке висел большой плакат: СОВЕТСКИЕ ЖЕНЩИНЫ, БОРИТЕСЬ С БУРЖУАЗНЫМИ ПРЕДРАССУДКАМИ! На плакате перечислялись эти предрассудки: маникюр, педикюр, губная помада, румяна для щек, удаление родинок и волос на ногах, бритье подмышек, выщипывание бровей, ношение корсетов. На плакате были изображены две женщины: затянутая в корсет, накрашенная и наманикюренная буржуазная дама и просто одетая советская комсомолка. Фер не смогла различить их: изображения расплывались. Она глянула на себя в зеркало и не увидела своего лица. Зато она узрела сидящую рядом женщину. Восемнадцатилетней та бросила своего новорожденного ребенка. Чтобы проверить себя, Фер напомнила ей, где и как это случилось. Женщина упала в обморок. Фер вскрикнула от восторга:

– Дар Света!

Теперь мы с Фер совсем одинаково видели окружающий мир, братьев и мясных машин. Это видение открыло нам новые возможности. Просматривая вдвоем очередную мясную машину, мы переглядывались сердцами между собой. То, что ускользало от меня, подмечала Фер; то, что не различала она, видел я.

Вдвоем с Фер мы проникали в скрытые миры мясных машин. Их тайны и помыслы стали совсем прозрачны. Нам открывалась суть земной жизни.

Новая Мудрость проснулась в наших сердцах.

И она внесла новые коррективы в процесс поиска.

Ночью мы с Фер поднялись на крышу общежития, сели и взялись за руки.

Мы увидели мир.

И мы увидели его во времени. Мясные машины пришли в движение. Ранее каждая из них жила сама по себе. Теперь они объединялись. Объединяться их заставляла идея всеобщего братства. В прошлом она не имела такой силы среди мясных машин. Теперь же она собирала их в толпы. И заставляла забывать о прежней земной цели: личном комфорте. Эта новая идея заставила мясных машин вдруг ощутить новое родство: родство веры в коллективное счастье. Она сплачивала их. Вытягивала из каменных гробов на площади. Заставляла забывать про семьи и кровных родственников. Требовала жертвовать собой.

Такого объединения мясных машин не было ранее: только войны могли оторвать их от семей, от каменных гробиков, именуемых «домами», от денег и личного имущества. Но войны быстро кончались. И мясные машины, поубивав себе подобных, снова возвращались к былым ценностям: комфорту, семье, деньгам, личному счастью. Теперь же они объявили войну этим ценностям и учились жить только идеей всеобщего равенства и братства. Лишенные гармонии в себе, они яростно искали ее в толпе. Толпа клубилась коллективной жизнью. Каждая мясная машина стремилась как можно скорее раствориться в толпе. И обрести коллективное счастье. Они испытывали это новое счастье. Ради него мясные машины готовы были убивать тех, кто не разделял их идею коллективного счастья. Тех, кто не хотел объединяться и жил прежними интересами. Это была новая война, не похожая на прежние. Она надвигалась. Стремительно.

И мы поняли, почему Лед упал на Землю именно теперь, в век объединения мясных машин. Потому что в толпе легче искать! В этом была Высшая Мудрость Света. Когда мясные машины вместе, мы можем быстро найти среди них наших. Нам не нужно будет ездить по всей Земле: век объединения мясных машин соберет толпы в больших городах. И мы с Фер просмотрим их. И найдем 23 000 братьев и сестер.

Собравшись Малым Кругом в Сокольниках, мы донесли братьям и сестрам то, что осознали сердцем ночью на ржавой крыше общежития ОГПУ.

На следующий день мы продолжили поиск.

За 1929 год мы с Фер просмотрели десятки партийных, комсомольских и профсоюзных собраний. Мы сидели на политзанятиях, стояли на митингах и спортивных праздниках. По многу раз искали почти во всех московских театрах и на ипподроме. Нам не удалось проникнуть на Пятый съезд Советов СССР, но мы в течение недели просматривали 1-й Всесоюзный съезд женщин-колхозниц. Мы смотрели толпу на открытии первого в СССР планетария, на пуске первого электровоза на заводе «Динамо», на Красной площади, во время чествования летчика Громова, осуществившего перелет из Москвы по европейским столицам на самолете «Крылья Советов».

Было найдено 62 брата и 37 сестер. Но не все наши уцелели. Произошло то, к чему мы еще не были готовы. Впервые нам довелось испытать потерю братьев: Аче и Бидуго погибли во время похищения брата Са, партийного функционера; сестра Хортим, больная гемофилией, умерла от потери крови. Сначала это потрясло нас. Хортим умирала на руках у меня и Фер. Когда я увидел, что Свет покидает остановившееся сердце Хортим, а я НИЧЕМ не могу помочь, во мне все сдвинулось вспять. Каждая клетка моего тела потянулась назад, ко Льду. Я перестал дышать. И ослеп. Окружающий мир пропал. Осталась только ТЬМА. И светящиеся в ней сердца. Они висели в темном пространстве и сияли. И из одного сердца уходил Свет. И я понимал, что ни мое сердце, ни сердца братьев и сестер не помогут Свету остаться в сердце Хортим. И самыми тяжкими были эти последние мгновения угасающего сердца.

Оно погасло. Навсегда.

Но мы с Фер сразу почувствовали, что Свет, ушедший от Хортим, воплотился в новорожденное сердце. Где-то во ТЬМЕ, окружающей нас. И сердце это забилось по-новому. Оно перестало быть сердцем мясной машины. Оно стало нашим. Оно ждало нас.

И я снова увидел мир. В котором мы оказались.

Земной смерти не было для нас. Свет, покидавший одно сердце, воплощался в другом. Но тела наши были смертны. Они жили не долго. Надо было искать. И искать БЫСТРО. Чтобы поиск не превратился в мучительный круговорот. Чтобы победить Время.

Чтобы сестра Хортим, братья Аче и Бидуго снова были с нами.

И мы искали.

Среди новообретенных оказались военные, совслужащие, инженеры, партийцы, рабочие, «бывшие», спекулянты, бездомные, домохозяйки, уголовники и один подпольный миллионер. Все они прошли через наши руки, каждого из них мы с Фер смотрели сердцем, в грудь каждого стучал ледяной молот.

Дачу в Люберцах пришлось оставить: ее занял высокопоставленный чекист. Но мы сняли две другие дачи – в меру удаленные от Москвы, с большими лесистыми участками, обнесенные глухими заборами. В них было спокойно простукивать наших. Их крики и стоны не долетали до чужого уха. Никто не мешал уходу за ранеными, никто не тревожил плачущих сердцем. Пробудившись, пройдя через очистительный плач, братья и сестры возвращались к советской жизни, вливались в нее как ни в чем не бывало. Но в сердцах их горел Свет Изначальный. Они были Братством Света. И делали все для достижения нашей цели.

Поиск велся интенсивно.

Многие из наших тоже перестали видеть лица и изображения и узрели сердцем. Тайны мясных машин открылись им. Это помогало обезопасить братство, знать, где нас подстерегает опасность, куда не следует внедряться. Знание тайн городов дало нам возможность быть экономически свободными. Деньги стали нам легко доступны. Потому что мы ведали, где они хранятся.

Но в советском обществе тотального контроля далеко не все решали деньги. Только власть давала абсолютную свободу. И мы продвигались наверх. Но крайне осторожно. Сестра Мород, обретенная нами во время коммунистического субботника, занимала высокий пост в одном из московских райкомов. Брат Са был партийным секретарем ткацкой фабрики. В ОГПУ мы нашли двоих. Но они не занимали высоких постов.

Поиск шел.

Но к концу года мы с Фер обнаружили, что быстро стареем. Не зря мы рано поседели, не зря испытывали страшную усталость после каждого поиска в толпе. Сердечный магнит был только у нас с Фер. Больше никто из братства, ни одна пара не обладала таким безошибочным и точным видением наших. Только мы с Фер, вместе, находясь рядом, обладали этим могучим Даром Света. Только мы могли искать. И видеть наверняка. Мудрость Света подсказывала мне, почему – мы были первообретенными. Мужчина и женщина. Мы первыми прикоснулись ко Льду. И нам далось больше, чем другим. Но и бралось с нас больше: мы стремительно старели.

Наша ранняя седина, морщины, нездоровая бледность сразу стали заметны на службе. У нас стали дрожать руки. Поднимаясь по лестнице, мы отдыхали на лестничных площадках, как старики. Начальник направил нас к врачу. Мы пошли, хотя знали причину. Врач не нашел у нас никаких болезней, кроме «катастрофического старения». Вскоре нам пришлось уйти с работы. Братство хранило нас. Мы поселились в большой квартире брата Лонду, известного московского врача, лечащего советскую номенклатуру. У него дома нам было спокойно и комфортно. Мы берегли себя: днем спали, ели фрукты, пили настой трав, выросших в горах, далеко от мира мясных машин. Ближе к вечеру принимали ванну из теплого коровьего молока. Это восстанавливало силы, заставляло нашу кровь течь быстрее. Вечером братья везли нас на поиск. Очутившись в очередном зале, где кривлялись на сцене накрашенные актеры или мясная машина читала доклад о грядущем коммунизме, мы просматривали зал. Каждый поиск потрясал наши тела. Мы с Фер сидели, сцепившись пальцами, помогая друг другу. Это была тяжелая работа. Природа мясных машин в наших телах сопротивлялась поиску. Наш магнит разрушал ее. За увиденных братьев мы платили своими клетками. Клетки гибли. Тела наши старели и слабели. Но никто, кроме меня и Фер, не мог искать и находить. Это была наша работа. И мы должны были торопиться.

Братство росло с каждым днем.

Оно становилось мощным организмом, живущим по своему закону. По закону Света. Оно проникало в мир мясных машин, внедрялось в их структуры, занимало важные посты.

Брат Ковро, завершив работу в Москве, вернулся в Германию. Его отец умер, завещав ему половину своего состояния. В распоряжении братства оказалась большая вилла в баварских Альпах и дом под Дюссельдорфом.

Но прежде чем двигаться на запад, нужно было укрепиться в России.

Мы с Фер берегли себя. Старались жить осторожно, не тратить силы. Мы копили энергию, закрывали глаза. И дремали в креслах. Ноги наши растирали братья. Свежие фрукты подносили нам. Мы поглощали их. Мы трогали тела друг друга, берегли кости и мышцы. Тела нужны были нам, чтобы переносить сердца к месту поиска. И мы искали.

Мясные машины яростно клубились. Они собирались. Рыли землю, плавили металл, громоздили камни. И строили железные машины. Машины для убийства мясных машин. Тысячи железных машин выстраивались в ряды и цепочки. Они ползли по земле. Копились в каменных пространствах. Их натирали специальным жиром. Из недр Земли высасывали тяжелую кровь. И заливали в железные машины. Машины питались тяжелой кровью Земли. Они рычали и ревели. И готовились давить и убивать.

Другие железные машины могли летать. И сбрасывать на города мясных машин большие железные яйца. Которые яростно взрывались. И разрушали города. Мясные машины гибли в своих каменных пещерах. Города горели.

Эти летающие машины тоже строились в ряды. Их красили в темные и светлые цвета. Они тоже питались тяжелой кровью Земли.

Строились и другие стальные машины для уничтожения мясных машин. Одни из них умели держаться на поверхности воды и плавать. Хотя они были очень тяжелые. Они подплывали к городам и яростно метали в них железные яйца. Которые взрывались. И уничтожали города.

Были машины, умеющие плавать под водой. И топить машин, плавающих на поверхности воды.

Всех этих машин становилось все больше. Мясные машины очень старались. И строили железные машины днем и ночью.

Мясные машины готовились к большой войне. Чтобы убивать мясных машин, которые говорят на других языках. И разрушать их города. А потом занимать эти разрушенные города, восстанавливать их. И жить в них. И рожать новых мясных машин.

Война надвигалась. Она была необходима миллионам мясных машин. Они ждали ее. Во время этой войны должны были погибнуть десятки миллионов мясных машин. И вместе с ними многие наши. Нам нужно было искать быстрее. Пока мясные машины не начали воевать.

Мы продолжали искать среди мясных машин, говорящих по-русски. Мы искали наших в двух главных городах русскоязычных мясных машин. Поиск велся планомерно и осторожно. Меня и Фер одевали в различную форму. И привозили на большие собрания мясных машин. Эти собрания шли несколько дней. Мясные машины сидели в просторных залах. Некоторые из них выходили на трибуны. И говорили о том, что надо сделать, чтобы все мясные машины стали счастливыми. Мы с Фер держались за руки. И просматривали сидящих в зале. И находили наших. Сердца их хранили в себе Свет. Мы видели этот Свет. И вынимали братьев и сестер из толпы мясных машин. Ледяной молот пробуждал их сердца.

Прошли три земных года.

Всего в стране, где лежал Лед, нас стало 186.

Братство укрепилось в этой стране. Братья Рек, Аву, Орже, Тнола, Са, сестры Мород и Фиу вошли в руководящую элиту. Братья Иг, Ха, Зчап, Шорор занимали важные посты в карательных органах. Братья Гба и Дэ командовали крупными военными подразделениями мясных машин. Брат Пеп изобретал новые виды железных машин. Сестра Чэх возглавляла больницу, где лечились высокопоставленные мясные машины.

Теперь можно было двигаться на запад.

7 марта 1931 года при помощи братьев Иг и Шорор мы с Фер пересекли границу страны, где лежал Лед. Нас везли в железной машине, использующей для движения огонь и воду и передвигающейся по железной колее. На нас с Фер была одежда, которую носят важные для государства мясные машины. Рядом были братья Гзем и Ту. Железная машина через двое суток привезла нас в главный город мясных машин, говорящих по-немецки. В этом городе мы стали жить. У нас была просторная каменная пещера в части города, называемой местными мясными машинами Прекрасная Гора. Эта часть города считалась очень красивой. Здесь жили богатые и известные мясные машины. У них было много денег. Их каменные пещеры были уставлены предметами, которые долго и тщательно изготовляли другие мясные машины.

Нам помогал брат Ковро и братья в Москве. Через 3 месяца и 12 дней к брату Ковро приехали 18 братьев и 18 сестер. Они стали жить в его большой каменной пещере, построенной в горах на юге страны немецкоговорящих мясных машин. Еще через 2 месяца и 8 дней к брату Ковро приехали 9 братьев. Он помог им обосноваться в главном городе этой западной страны. Но мы пока не видели наших братьев.

Поиск в западной стране начался постепенно. Зимой нам доставили Лёд. Братья Иг, Зчап и Аву сумели переправить в страну, где мы поселились, полторы тонны Льда. Лед перевезли на юг страны, к брату Ковро. Там братья и сестры стали делать ледяные молоты. Их хранили в холодных местах.

Мы с Фер тщательно искали пути поиска в этой стране. И поняли, куда нужно проникать и с чего начать. В этой стране мясные машины очень любили одно развлечение. Оно было открыто недавно. Но очень быстро стало популярным. Как и большинство развлечений мясных машин, оно было достаточно простым: мясные машины собирались в зале, свет гас, и на белую материю из специального ящика проецировали тени, напоминающие мясных машин. Эти тени совершали на белой материи необычные поступки: дурачились, убивали, грабили, путешествовали по экзотическим странам, женились на королевах, уменьшались в размерах, совершали полет на ближайшую планету, бились с несуществующими зверями, жили во дворцах. Мясные машины, сидящие в зале, пристально следили за тенями и забывали о своей реальной жизни. Жизнь теней волновала их гораздо сильнее. Они мечтали о необычных поступках и приключениях. И получали огромное удовольствие от наблюдения теней. Сидя в темном зале, они то хохотали, то плакали. Некоторые теряли сознание от переживаний. Жизнь теней помогала им забыть о собственной убогой жизни. Большинство из них совершенно не представляли, как получаются эти тени на белом. Их создавали специальные группы мясных машин. Они использовали комбинацию веществ и света. А так же мясных машин, которые кривлялись в театрах. Их лица и фигуры при помощи комбинаций веществ и света превращались в тени. Эти мясные машины были очень известны. Их лица размножали на бумажных листах. Эти листы висели в людных местах. И в каменных пещерах мясных машин. Простые мясные машины хотели во всем быть похожими на эти тени. Они одевались как тени, подражали походке теней, их жестам и манерам. Тени на белом стали быстро вытеснять старые развлечения – театр и цирк. Они стали модными.

Братство решило использовать эту новую моду. При помощи брата Ковро в главном городе немецкоязычных мясных машин была создана организация, ищущая среди мясных машин тех, кто мог бы стать тенями на белом. Многие мясные машины мечтали стать тенями, чтобы на них из темного зала с восторгом смотрели другие мясные машины. К тому же в этом городе было много мясных машин, которые не имели работы. Им не платили деньги, поэтому им не на что было купить еду и одежду. Стать тенью на белом было для них спасением. Потому что мясные машины, ставшие тенями на белом, получали много денег.

Мясные машины называли тени на белом «звездами». Хотя это были всего лишь серые тени на белом. Но Братство решило использовать заблуждение мясных машин. И назвало новую организацию «Восходящие звезды». Чтобы она как можно сильнее притягивала мясных машин. За деньги мясные машины, специализирующиеся на комбинациях букв на бумаге, написали много букв о «Восходящих звездах». Эти буквы были размножены на тысячах бумажных листах. Мясные машины купили бумажные листы и прочитали про «Восходящие звезды». Они поняли, что «Восходящие звезды» ждут их. И каждая из них может стать «восходящей звездой», то есть – серой тенью на белом.