Текст книги "Лицо отмщения"

Глава 8

Я верю только в те чудеса, которые делаю сам.

Гарри Гудини

Вальдар Камдил греб что было сил, пытаясь одолеть течение и оказаться на песчаном берегу, а не на каменистой гряде, довольно неприветливо торчавшей из-под воды и очень напоминавшей нижнюю челюсть уснувшего дракона.

– Давай, капитан, греби! – слышалось рядом.

Еще мгновение, и этот звук был заглушен жутким треском, криками, звоном и скрежетом. Беспомощный дромон, окончательно предоставленный бездушному течению, врезался форштевнем в подводную скалу и опрокинулся, точно детский кораблик, пораженный метко брошенным окатышем. Море вокруг огласилось воплями ужаса, стонами и криками о помощи. Но предпринять что бы то ни было ни вчерашний крестоносец, ни его спутник менестрель уже не могли. Закованные в железо латники, посаженные на цепь гребцы шли на дно, единым воплем стараясь облегчить свою участь. Но тщетно – пучина уравняла их.

– Давай греби! – орал Лис, хватая за плечо и толкая вперед своего друга. – Понацепил тут скобяную лавку...

– Э-э-э, ты что? – попытался было противиться рыцарь, но все впустую. Ловко орудуя кинжалом, оруженосец срезал кожаные ремни доспеха, будто доставая устрицу из раковины. Плыть стало гораздо легче. Еще немного, и Вальдар Камдил без сил уткнулся щекой в мокрый песок, чувствуя, как языки волн облизывают его с пяток до самой головы, и пена щекочет ноздри.

– Але, капитан! К сведенью отдыхающих, ваш загар будет куда эффектнее, если вы снимете рубашку! Ну вставай, шо разлегся? Выжили, и слава богу! – Сидящий рядом на корточках Лис потряс его за плечо. – Давай поднимайся, не время сейчас наслаждаться красотами Южного берега Крыма.

Рыцарь притянул колени к груди, с усилием перевернулся, вставая на них, затем, опираясь на руку друга, поднялся на ноги.

– Да-а... – Сергей критически оглядел доблестного соратника. Длинная холщовая, вернее кевларовая, рубаха чуть выше колен свисала мокрой тряпкой, и лишь болтавшаяся на шее перевязь с мечом сейчас напоминала о воинском прошлом спасшегося. – Видок не плакатный. Шо-то мы как-то с этой поездкой... поиздержались. Срочно надо шо-нибудь придумать на тему представительских расходов, потому как я сильно опасаюсь, шо в этих краях не то шо «Вестерн Юнион», банальных телеграфных переводов не получишь.

– Что там у Баренса? – наконец прохрипел рыцарь.

– В смысле, у него денег занять? Прости за каламбур, но думаю, он сейчас тоже на мели.

– Ты можешь хоть сейчас не балагурить! Мы даже не знаем, жив ли он! – неподдельно возмутился Камдил.

– Да че ты взъелся? У тебя такой же символ веры, как и у меня – активируй связь и узнай. Искусственное дыхание рот в рот тебе, слава богу, делать не надо, так шо с этой сложной задачей как-нибудь справишься.

– Прости, – мотнул головой рыцарь, – это крушение... – Он коснулся рукой нательного креста, проступающего под облепившей грудь рубахой.

– Да ладно, я понимаю, – отмахнулся Лис. – Давай, пока суд да дело, ты проясни обстановку, а я пройдусь по берегу – может, еще кто выжил. Опять же, ты вон буквально как кубинский патриот – в плавках и с мачете, а у меня ж кроме ножика ничего не осталось. Куда это, на фиг, годится? Может, Нептун чем поделится.

– Давай, я на связи.

* * *

Стол – не лучшее плавсредство, и золоченые ножки его даже отдаленно не напоминают мачты. Никотея и Мафраз с максимально возможным в подобной ситуации комфортом устроились на столешнице, Анджело Майорано и Георгий Варнац, держась одной рукой за импровизированный плот, другой что есть мочи гребли к берегу. Очень скоро к ним присоединилось еще несколько «гребцов», все как на подбор из команды «Святого Ангела». Никотея напряженно вглядывалась в спасителей и вслушивалась в их отрывистые слова. Она не владела той жуткой помесью италийского, готского, лангобардского и прочих варварских языков, на которой общались спасшиеся мореходы, но благодаря сестрам-монахиням отлично знала латынь и потому в общих чертах понимала, что капитан заверяет соратников в том, что некий «Шершень» будет ждать их в гавани Херсонеса. «Это может быть очень полезно, – думала Никотея, – переводя взгляд с амальфийцев на неуклонно приближающийся берег. – Надо быть полюбезней с этим злополучным капитаном. Кто знает, чем закончится теперь вся затея с посольством. Очень хорошо, что неподалеку у этого купца есть еще один корабль. Если ему пристойно заплатить, он наверняка согласится доставить меня в Константинополь или же, наоборот, в неведомую Кияву».

При мысли о том, что пылкому италийцу придется платить, у Никотеи досадливо сжалось сердце. Кроме драгоценностей, которые были в этот момент на ней, никаких других средств у нее больше не было. Корабль, везший богатые дары Великому князю и его сыновьям, подарки архонту Григорию Гаврасу и золото для подкупа киевской знати, быстро погружался в воду. На глаза Никотеи навернулись чистые, совершенно искренние слезы. Конечно, ей не было дела до тех, кто в эти самые мгновения расставался с жизнью, но мысль о том, что очень скоро гордой севасте будет суждено предстать жалкой просительницей перед архонтом, терзала ее подобно зубной боли.

Совсем недавно, когда дядя Иоанн вздумал забрать юную родственницу из монастыря, ей уже доводилось пережить унижение. О, как искренне она тогда сыграла радость от встречи с ненавистным дядюшкой, как ластилась к нему... точно голодная собачонка, увидевшая кусок мяса в руке у живодера.

Не дай, Господь, этому повториться! Никотею передернуло, и слезы, дотоле капельками стекавшие от уголков глаз к крыльям носа, полили весенней капелью. Она глухо зарыдала, пряча лицо в ладонях, от жалости к себе и досады на сельджуков, пиратов-сицилийцев, неудачливого капитана, окрестные скалы – словом, на все, что могло именоваться злой судьбой. «Господь этого не допустит! – твердила она себе. – Какой позор! Что ты делаешь? Немедленно прекрати плакать! Никто не должен видеть твоих слез».

– Джокер 1 вызывает Звездочета! – раздалось на канале связи.

Монах-василианин продолжал грести, лишь чуть заметно оглянувшись по сторонам.

– Слава богу, Вальдар, ты жив! Где Лис? Вы целы?

– Мы оба в порядке. Вы-то как?

– Практически на берегу. Со мной обе девушки и капитан со своими людьми. Похоже, ты был прав. Этот морской волк — волк и есть. Уверен, он в доле с сицилийцами.

– Это уж точно. Не зря же их корабли держались поодаль. Куда легче и безопаснее собрать то, что выкинет море или же останется после отлива, нежели бросаться на огнеметный дромон.

– Боюсь, ты прав, мой мальчик. А потому я был бы благодарен тебе и Лису, если бы вы оба поскорее присоединились к нашей милой компании. Этот добрый малый рассказывает своим людям, что «Шершень», так он именует корабль, ждет его команду в Херсонесе. И, признаться, я весьма опасаюсь, что сеньор Майорано намерен пригласить севасту, конечно же, без меня, но, возможно, со служанкой в Палермо. Говорят, Роже II — большой любитель красивых женщин.

– Дайте маяк, мы скоро будем. Лис отправился поискать какое-нибудь оружие, а заодно и посмотреть, быть может, еще кто-нибудь выжил.

– Его лук?.. – настороженно поинтересовался Баренс.

– Увы.

– Прискорбно, весьма прискорбно. Но что ж поделаешь. Лови сигнал, я вас жду. И поскорее.

Лис появился не один. С ним пришли еще трое. Суровые дети Севера, именуемые в Константинополе варангами, а на Руси – варягами, не склонны были сдаваться даже в мгновения столь очевидной смертельной опасности. Они были намерены выжить и потому выжили. Лица воинов были мрачны, вид их, растрепанных и вымокших до нитки, вызывал скорее жалость, нежели, как подобало, страх. И все же северяне были в доспехах и при мечах. Правда, без щитов и шлемов. На поясе Лиса, хлопая его по бедру при каждом шаге, болтались ножны с кривым восточным мечом, одним из тех, что достались после вчерашней схватки в качестве трофея.

– Ну шо, мессир рыцарь, внутренний голос подсказал тебе, где искать высокое посольство?

– Подсказал, – одобрительно глянув на усмехающегося напарника, кивнул Вальдар.

– Ну, а че мы тогда сидим, в смысле, наоборот, стоим? Они ж там небось извелись в разлуке. Пошли заключать их в объятия! Тем более я вчера глазом кинул – там есть кого. – И оруженосец-трубадур пошел за своим рыцарем, напевая себе под нос древнюю походную балладу:

Куда идем с одним деньем —

Большой-большой секрет,

И не расскажем мы о нем,

О нет, и нет, и нет!

Спасшиеся встретились, едва небольшой отряд босоногого крестоносца обогнул мыс, на добрую сотню ярдов выдающийся в море. Облик грозного воителя в промокшей насквозь рубахе и шоссах, опоясанного мечом, вызвал у девушек некоторую оторопь.

– Мессир рыцарь, что за вид? – чуть зардевшись, спросила Никотея.

– Это мессир рыцарь доспехи в стирку сдал, – не давая спутнику вымолвить и слова в ответ, вмешался менестрель. – Погода солнечная, ишь как припекает. Обещали, шо скоро высохнут. Сначала чуток море, а потом сразу и они. Не, ну какая стервь! Вид ее не устраивает! – возмущенно выдал он на канале связи, едва отзвучали произнесенные вслух слова.

– По большому счету она права.

– По большому счету за нее платить будут, когда продадут какому-нибудь паше или, если тебе больше нравится, сицилийскому мафиози. Слушай, капитан, шо-то ты мне не нравишься. То ли у тебя в связи с утонутием по причине утопления солнечный удар сделался, то ли, шо куда фатальнее, ты решил втюриться в очередную голубоглазую Красную Шапочку.

– При чем здесь Красная Шапочка? – возмутился Камдил.

– Это, видишь ли, такая порода девиц, которые способны съесть волка даже среди ледовых торосов или же наоборот – прямо на лужайке перед Букингемским дворцом.

– Всадники! – указывая рукой вдаль, крикнул один из варангов.

– Где? – Лис обернулся. – А вот как раз и волки. Судя по загогулинам на шлемаках ни дать ни взять сицилийские туристы.

– Убегаем, убегаем скорей! – закричал Анджело Майорано.

– Куда? По следам Моисея, прямиком через море?

– Наверняка они ищут сокровища, которые могли быть на дромоне.

– Ага, а типа девушку в пурпуре с ног до головы они не заметили. Или она им не нужна. Такие себе бандиты-женоненавистники! От таких бежать – только запыхаться. Лучше уж тогда за стол переговоров сесть. Вот, кстати, и стол валяется.

– Чего же ты хочешь? – гневно блестя глазами, взвился амальфиец.

– Святой отец, как вы полагаете, нам удастся убедить этих несчастных, что Роже II будет крайне недоволен, узнав, что его любимого кузена, графа Вальдарио Квинталамонте, извините, ваше сиятельство, мне уж придется раскрыть ваше инкогнито, – Лис поклонился в сторону рыцаря, замершего с обнаженным мечом в руках, – вдруг решили, не побоюсь этого слова, нагло ограбить его любезные подданные?

– Это правда? – переходя на итальянский, обратился к Камдилу Анджело Майорано.

– Такая же неоспоримая, как то, что солнце всходит на востоке и погружается в воды океана на западе, – с заметным сицилийским акцентом произнес рыцарь.

– Вы – граф Квинталамонте?!

– Да, сын Драго д’Отвилля...

– Там еще один отряд! – неожиданно вмешалась Никотея, прерывая Камдила, уже сполна включившегося в предложенную напарником игру. – Куда больше первого. И... над ним орел Гаврасов.

Испокон веку надднепровские кручи покрыты густым лесом. Толстенные дубы, широко раскинувшие ветви над рекой, помнили еще те времена, когда пришедшие невесть откуда братья Кий, Щек и Хорив вместе с сестрицей Лебедью решили завязать с бродяжничеством и остановились в этих местах жить-поживать и добра наживать. Особо древние зеленые исполины помнили даже апостола Андрея, который, поглядев кругом, прикинул, что дальше идти смысла нет, и благословил эти земли перед тем, как отправиться в обратный путь.

Но ни во времена Кия с братьями, ни в годы апостольских странствий ветви дубов не были столь густо обсижены людьми, как в это очень раннее утро. Казалось, их больше, чем желудей. А уж в желудях, судя по виду местных свиней, недостатка в этом году не было.

– Тять, а тять! – мальчонка-рыбарь ткнул пальцем в сторону статного витязя на широкогрудом белом жеребце, неспешно выехавшего к самой кромке воды. – Глянь-ка, вон князь Мстислав!

– Нешто без тебя не вижу, – одернул его отец.

– Тятя, как мыслишь, заборет Мстислав Владимирович чудище али нет?

– А то как же! – чуть слышно проговорил рыбарь, глядя, как княжьи слуги тащат к берегу упирающуюся корову. – У нашего князя-то силища – ого, какая! Вона, палица с полпуда, а н ею машет, все равно как ты – ложкой!

– Ой, так ведь и чудище, сказывают, силищи огроменной! Мне Фролка с Боричева узвоза сказывал, что намедни оно лодку с рыбарями, вот как мы с тобой, сожрало в один присест, даже весла не сплюнуло.

– А ну, цыть! Чего языком рожь мелешь? – одернул его отец, чувствуя, как вдоль хребта проходит невольная дрожь. – Дурень твой Фролка. Ну кого, скажи, оно сожрало? Все ж как есть живы.

Между тем слуги втолкнули буренку в воду и издали начали кидать в нее каменья и хлестать бичом. Несчастное животное, жалобно мыча, пробовало было прыгать, но илистое дно не давало.

– О, а вон и Святослав Владимирович пожаловали, да не один, с дружиной! – выпалил мальчишка.

– Нишкни! Без тебя вижу.

Чуть поодаль от того места, где в ожидании подводного страшилища стоял князь Мстислав, и впрямь показался его брат с отрядом гридней в полном боевом облачении. Он искренне досадовал, что не ему, а Мстиславу отец велел идти биться с кокодрилом и, вдруг что, готов был ринуться в сечу, спасая брата и ища себе ратной славы. Пока же он мрачно глядел на близнеца, на жалобно стенающую худую коровенку и со смешанным чувством тревоги и досады ждал, выйдет ли что-нибудь из этой затеи.

– О-о-о-о-о! Ах! – Над днепровской водой вдруг, разбрасывая брызги, высоко поднялась длинная, в две сажени шея, заканчивающаяся разверстой зубастой пастью.

– Свя-свят-свят! – взревел лес на днепровской круче.

Шея выпрямилась, и голова монстра тараном ударила в смолкшую от ужаса корову, сбивая ее с ног. И в тот же миг палица весом в полпуда с богатырского размаха полетела меж глаз устрашающей твари. Позабыв о раненой скотинке, чудище изогнулось и, отряхнувшись, точно от легкого шлепка, бросилось в атаку, отгоняя соперника.

Новый слитный вопль ужаса раздался из дубняка. Не теряя времени, князь натянул удила, разворачивая коня и пуская его вскачь вдоль берега. Осознав промах, чудовище вновь нырнуло в пучину, вынырнуло чуть далее и снова бросилось на Мстислава. Но не тут-то было. Поудобней перехватив копье, Мономашич галопом направил коня навстречу стремительно бьющей голове страхоидолища. Наконечник копья ударил чуть левее пасти и, скользнув в сторону, будто пред витязем было существо не из плоти и крови, а из самого что ни на есть железа, прошел мимо, не причинив чудовищу никакого заметного вреда. Впрочем, голова змея как-то странно дернулась и будто бы склонилась вбок.

По инерции Мстислав проскочил чуть далее, чем следовало, и в тот же миг зубастый подводный змий ушел от следующего копейного удара и, обвив конские ноги петлей, свалил его в воду. Будь на месте князя не столь опытный в ратном деле витязь, может, на том бы для него и окончился бой. Утоп бы несчастный, так и не высвободив ноги из стремян. Да не таков был Мстислав. И брызги еще не успели упасть на взбаламученную днепровскую волну, как он уже стоял на ногах по пояс в мутной жиже, и харалужный меч его блистал в лучах восходящего солнца.

Зубастая голова снова ринулась на неподатливого врага, стремясь обвить его, сдавить, лишая сил, а далее... и подумать страшно. Но в тот миг, когда уже казалось, что спасения нет, Мстислав Владимирович выставил перед собой щит, разворачиваясь и уводя чудовищную главу мимо себя, а затем что есть мочи рубанул по мощной шее. Один раз рубанул, затем, не веря, что больше та не движется, еще раз, и еще. Чудище вдруг дернулось в конвульсиях и забилось по воде, поднимая волну. Затем исполинская шея снова взвилась над речной гладью, совсем как в начале боя, и рухнула вниз, в прямом смысле теряя голову. Огромное бурое пятно начало расползаться вокруг нее, и вопль ликования гремел над днепровской кручей, над Киевом, когда не над всей Русью.

– Велик наш князь! – кричали горожане.

– Новый Егорий Хоробрый! Истинный драконобоец!

– Тять, а тять, – белый как полотно Глеб прижался к отцу, выкрикивающему здравицу князю, освободившему днепровские воды от страшного змия, – я тако-ое видел!

– Что ж ты видел-то, Глебушка? – обернулся к нему отец.

– Как чудище князя-то нашего с коня сверзило, я глаза отвел, боялся глядеть, как пожрет оно его, как вдруг, глядь, а из-под воды очи на меня дивятся, вроде как человечьи. Смотрят, не мигают, и взор от них не отвести. А потом вдруг исчезли, точно и не были.

– Померещилось тебе с перепугу, сынок. – Рыбак взъерошил пятерней волосы отрока. – Ну, полно, более нечего бояться.

– Может, и померещилось, – вздохнул парнишка. – У-у, какой взгляд был.

* * *

Генрих Боклерк расхаживал взад-вперед по двору Тауэра, едва слушая утренний доклад секретаря.

– Король свеев разгневан. Он утверждает, что подворье в Йорке принадлежало ему и его предкам еще во времена Кнута Великого. Захват его он почитает личным оскорблением и посягательством на его земли.

– Ну и что? – Король Англии на секунду остановился. – Да, я захватил это подворье. Оно очень удобное. Мне нет дела до того, что им владел король свейский, как, впрочем, неинтересно, кто там хозяйничал до него. Но разве мыслимо, что какие-то чужестранцы на моей земле строят едва ли не крепости, забивают их товаром под крышу и ни пенни не платят за это мне? У них прекрасная гавань, и одному Богу известно, что и кого они решат спрятать в своем подворье. Там могли укрываться наши враги, и мы бы об этом ничего не знали. Нет, положительно, я не понимаю, что так взбесило короля свеев. Если он хочет, может захватить мое подворье в своей земле.

– Но у вас там нет подворья.

– Что ж, тупая твоя башка, предлагаешь мне построить его? – Генрих Боклерк с недоумением поглядел на Фитц-Алана. – Хорошо, отпиши королю, что я готов построить крепость где-нибудь недалеко от его столицы и дать ему полную возможность ее захватить, ежели, конечно, у него выйдет.

– Боюсь, что наш северный сосед не удовлетворится подобным ответом.

– Тогда ему придется удовлетвориться потерей Йоркского подворья. Впрочем, я готов сдать его в лен, если король признает себя моим вассалом. В моем королевстве могут быть только мои земли и земли моих вассалов, никак иначе. С этим окончено. Что там еще?

– Король Людовик VI интригует против вас, склоняя баронов Корнуэлла к мятежу...

В этот миг ворота Тауэра распахнулись, и в них, осаживая коня, влетел перепуганный всадник.

– Мой лорд! – Гонец скорее упал, нежели соскочил с коня. – Белый корабль...

– Что Белый корабль? – Генрих Боклерк резко дернулся, точно его огрели по спине палкой.

– Он... – Приехавший шумно вдохнул и вновь повторил. – Он...

– Ну, что такое?

– Он утонул.

– Что?! Где мой сын? Что с ним?

– Он...

Король подскочил к скорбному вестнику, хватая его за грудь и тряся так, словно надеясь вытрясти совсем другие известия.

– Что с ним?

– Принц возвращался из Нормандии, с ним еще трое, – гонец замялся.

– Да, мои бастарды. Ну, говори!

– Графы, бароны, всего триста человек, считая команду.

– И что же?

– Ночью все перепились, а корабль наскочил на скалу. Спасся один кок. Он просидел всю ночь на верхушке мачты. Утром его нашли рыбаки...

– Господи!.. – Генрих Боклерк отбросил в сторону гонца и обхватил голову. – Кок спасся. Кок на верхушке мачты. Фитц-Алан, ты слышишь? Кок спасся! Четверо моих детей пошли на дно, а какой-то жалкий поваришка – выжил! – Король пнул ногой вестника, тот растянулся на земле, даже не силясь подняться, чтобы не провоцировать новый приступ ярости государя.

– Уму непостижимо! – хватая воздух ртом, с трудом выдавил король. – Вильгельм мертв. Фитц-Алан, ты слышишь? Вильгельм мертв, у меня больше нет престолонаследника. Ты понимаешь это, Фитц-Алан?!

– Понимаю, мой лорд, – сдавленным голосом прохрипел королевский секретарь, в прежние годы бывший воспитателем юного принца.

– Сокс, проклятый Сокс! Это все его колдовство! Где он?

– В подземелье, государь.

– Идем к нему! Нет, постой. Где Матильда?

– Она еще в землях империи, но, как вы и приказали, собирается возвращаться домой.

– Я пошлю за ней отряд, пусть сопровождают ее повсюду день и ночь. Если понадобится, пусть засыпят этот чертов пролив и перевезут ее посуху. Но... молчи! Ты понял, что я тебе сказал. Теперь так. Раз уж этот кретин, эта мокрица, император, так и не удосужился сделать ей сына, вспомни и перепиши мне всех королей, принцев, герцогов, у кого есть сыновья брачного возраста. Англии нужен наследник. И как можно быстрее. Ты все уразумел?

– Да, мой лорд. Но осмелюсь сказать, это будет сложно.

– Ты что же, скотина, утратил память, или пальцы твои не в силах больше держать перо, или в Англии перевелись чернила?

– Прошу извинить меня, государь, но... вас не любят.

– А им вовсе не надо меня любить. Пусть любят мою дочь, да покрепче. К вечерне составь мне список, об остальном я позабочусь сам. У Матильды будет муж, даже если мне придется украсть его из замка Сите. А сейчас – к Соксу. Он расскажет мне все!

Взвывшие боевые трубы напоминали львиный рык в миг, когда царь зверей дает понять окрестной живности, кто в саванне хозяин. Отряд сицилийских всадников, насчитывающий не более полусотни человек, вовсе не горел желанием доблестно сложить головы у безвестного мыса на берегу Понта Эвксинского. Сотня клибанофоров[25]25
  Клибанофоры – византийские тяжело вооруженные всадники.


[Закрыть], опустив длинные, в четыре ярда копья, неслась в атаку на чужаков. Черные конские хвосты над их шлемами развевались по ветру. Флажки на древках хлопали, солнце отражалось в начищенной до блеска пластинчатой броне всадников и лошадей.

Еще целый бандон[26]26
  Бандон – кавалерийское подразделение византийской армии, около 300 человек.


[Закрыть] легкой кавалерии широкой дугой огибал прибрежную равнину, охватывая сицилийцев с фланга и стараясь зайти в тыл. Удайся этот маневр, и «гости издалека» оказались бы точно муха меж двух ладоней, сошедшихся в хлопке. Но сицилийцы решили, что жажда наживы – еще не достаточный повод расстаться с головой и потому, заблаговременно поворотив коней, со всех ног припустили прочь. Легконогие андалузские жеребцы были им хорошим подспорьем в этом благородном начинании.

Клибанофоры, неудержимые в копейной сшибке, на своих мощных широкогрудых конях не слишком хороши в преследовании, и потому, осознав, что врага не догнать, тяжело вооруженные всадники повернули к берегу, где все еще находились спасшиеся жертвы кораблекрушения.

Впереди грозного отряда гарцевал наездник в богатом чешуйчатом доспехе, покрытом темно-синим плащом с золотой узорчатой каймой. Лицо его было до глаз закрыто кольчужной маской, над вызолоченным шлемом развевался черный с красными прядями плюмаж. На лазурном миндалевидном щите всадника красовался золотой двуглавый орел, из плеч которого вырастал косой крест, поднимавшийся над орлиными головами. Тот же знак был изображен на хлопавшем по ветру знамени в руках следовавшего за военачальником дофора[27]27
  Дофор – знаменосец.


[Закрыть]. Мохноногий фризский жеребец гнедой масти горделиво выступал под командиром могучих всадников.

– Боже правый! – приблизившись к живописной группе на берегу, воскликнул тот. – Глазам своим не верю! – Наездник отстегнул кольчужную полость, открывая лицо. – Да это же сама несравненная Никотея! Надеюсь, прекрасная севаста помнит меня? Я – Симеон Гаврас. И трех месяцев не минуло с той поры, как я привез в Константинополь ко двору младшего брата, Алексея.

– Господи! – не спуская лазурных глаз с воителя, отчаянно вскрикнула севаста и, вскинув ладони, точно пытаясь закрыть ими лицо, рухнула на руки подоспевшей Мафраз.