Текст книги "Воронья стража"

Глава 8

Храбрость – сильнейшее желание жить, принявшее форму готовности умереть.

Гилберт Честертон

К моему величайшему удивлению, лорд-протектор Англии и Шотландии и не думал спать в такую рань. Сложно сказать, вскочил ли он с постели в то самое время, когда я вел содержательную беседу с матушкой свергнутой королевы, или же не ложился вовсе. Но почти ничего не говорило ни об усталости, ни о вчерашней разгульной вечеринке. Пожалуй, только тени, залегшие под глазами, робко намекали на то, что груз монаршего венца уже начал давить на бесшабашную голову искателя приключений. Но тут уж воистину – ищущий да обрящет! Как по мне, то надо либо совсем не представлять себе тяготы и лишения королевской жизни, либо уж самим провидением быть предназначенным отвечать за все невзгоды и неустройства державы. Вряд ли жизнь в музее и участие в торжественных процессиях в качестве ряженой куклы может служить достойным воздаянием за святую обязанность быть лично ответственным за все и виновным в любом чихе. Впрочем, каждому свое! Рейли сделал выбор, и, судя по успешности предприятия, вполне сознательно. Однако тени под глазами были всего лишь следом первого дня правления.

– Рад, что не разбудил вас, мессир! – склоняя голову, насколько это позволял горжет стального панциря, приветствовал старого боевого товарища лорд-протектор. – Как спалось?

– Благодарю, отвратительно, – буркнул я, не вдаваясь в объяснения, что, собственно, омрачало мой сон. – Велите сменить перину и окурить ее полынью.

– Я распоряжусь, – согласно кивнул Рейли.

– И пусть пропитают белье лавандовым маслом, – ворчливо бросил я.

– Непременно. – Губы Рейли сложились в любезную улыбку, но взгляд темных кельтских глаз остался все таким же испытующе холодным. – Мне доложили – утром вы требовали шпагу и коня?

– Да, черт возьми! – Я резко возвысил голос. – По какому праву жалкий удильщик сельди отказывает принцу в праве ношения оружия?! Если вы и впрямь считаете меня пленником, будьте любезны сообщить условия моего содержания, размер выкупа! Я, слава богу, не жалкий дворянчик из судейской братии! Я принц крови, брат законного короля Наварры и будущего правителя Франции!

– Ну конечно, конечно! Кто с этим спорит! Впрочем, король, ваш брат, пока владеет лишь той землей, на которой в данный момент находятся его ступни. Но если он и впрямь похож на вас, сир, то я верю, что скоро он действительно займет подобающее по рождению место. Но я не об этом. Вы требовали коня и оружие? Я готов вам их предоставить.

– Вот как? – протянул я несколько удивленно.

– Ну да. – Рейли вновь склонил голову, точно любуясь широким кружевным воротником, ниспадающим из горжета на стальные полированные оплечья. – Более того, я настаиваю, чтобы вы снова взяли в руки оружие.

Признаться, такой поворот меня несколько озадачил. Конечно, в крепости, переполненной вооруженным сбродом, для меня не составляло особой проблемы разжиться будь-то шпагой или же парой пистолей. При необходимости перебить и разоружить ночной конвой у дверей покоев было бы делом полуминуты. Уверен, Рейли прекрасно осознавал это. Как и то, что принц крови не станет рисковать жизнью, пытаясь совершить побег, если на такое действие у королевского отпрыска не будет крайне веских причин. Однако требование лорда-протектора принять оружие вряд ли можно было считать простой вежливостью, принятой в обращении с почетными заложниками.

– Что-то произошло, Уолтер? – настороженно осведомился я.

– Увы! – нахмурился властитель Тауэра, нервно прохаживаясь по уже знакомым мне покоям в доме констебля. – Я бы рад сказать, что все хорошо, но это не так. А потому вынужден просить вас о помощи.

– Вот как? – Я удивленно поднял брови. – В чем же дело? Что стряслось?

Рейли поморщился, точно слова, которые он намеревался произнести, были смазаны рвотным зельем.

– Со вчерашней ночи положение осложнилось. К Лондону стягиваются толпы всякого сброда от границ Уэльса. Пробираясь лесами, сюда сползаются разбойничьи банды, намеревающиеся славно поживиться, когда из города побегут сторонники Елизаветы. – Лорд-протектор шагал по неширокой зале от стены к стене, мерно, точно забивая гвозди, чекана каждое слово. – Столица почти в кольце!

Я глядел на оратора, невольно усмехаясь. Конечно, можно было бы предположить, что Рейли крайне раздосадован внезапным нашествием разбойников на лондонские предместья и, возможно, молодой Шарль де Бурбон, существуй он в реальности, вполне бы проникся негодованием боевого товарища. Но я все же не первый раз имел дело с хитрецами вроде моего собеседника.

– Нынче утром пришли дурные вести. Вчера к вечеру немалое число людей всякого звания поспешило унести ноги из Лондона, опасаясь наступления смутного времени. Поутру многих из них нашли убитыми и ограбленными близ дорог, ведущих на север. Некоторые исчезли вовсе.

– Какое горе! – покачал головой я.

– О да! – Рейли остановился и уверенным жестом положил руку на эфес шпаги. – И как лорд-протектор королевства, я не намерен терпеть столь дерзкого злодейства!

Вот в это я охотно верил. То, что входило в планы пирата-узурпатора, отнюдь не входило в планы самовластного правителя. Ясно как дважды два, что набор охотников пострелять на лондонских улицах, организованный по заказу негодующего ныне ставленника Марии Стюарт, наверняка растревожил бандитствующее население валлийского приграничья. Я бы не удивился, выяснив, что люди Грэнвилла не только вербовали наемников, желающих поквитаться с англичанами за сам факт их существования, но и понемногу, по крупинке распространяли слух о том, что вскоре в окрестностях Лондона начнется пора богатого улова. И главное, что у лорда-мэра не будет ни сил, ни возможностей заняться развешиванием разбойной братии вдоль дорог.

Ожидание разбойной братии вполне оправдались. Толпы сторонников низложенной королевы, в основном купцы и джентри,[19]19
  Джентри – в Англии мелкое дворянство.


[Закрыть] прихватив самое ценное, ринулись вон из города. Бедолаги! На пути их ожидали засады, и я не удивлюсь, если большинство вероятных банкиров и вождей сопротивления Стюартам потеряли головы и сбережения этой ночью.

Дальше все было расписано как по нотам. Ужаснувшиеся кровавому разгулу лондонцы бегут за помощью к лорду-протектору. Тот успешно громит валлийских смутьянов и получает от благодарного народа титул спасителя Лондона. Затем никчемная суета с выборами нового короля, трескотня пустопорожних речей и, в конце концов, триумфальный въезд Уолтера I в Кентерберийское аббатство, чтобы с блеском повторить виденный в Реймсе обряд коронации…

Судя по всему, мне в этой очаровательной трагедии отводилась роль главного носильщика рояля для оркестра. Во всяком случае, до поры до времени.

– Я понимаю, мессир, – продолжал искренним, дрожащим от волнения голосом Рейли, – что весьма странно и, быть может, нелепо, просить вас, француза, помочь мне, англичанину, спасти Лондон, спасти Британию. Но у меня нет иного выбора.

Рука лорда-протектора опустилась на карту Англии, расстеленную поверх разбросанных по столешнице исчерканных бумаг. Опустилась, точно закрывая центр королевства от нависшей угрозы.

– Иного выхода у меня нет. Конечно, бандитские шайки – не та сила, которая способна переломить хребет британским леопардам, но подумайте, сколько крови прольется, покуда власть юного короля или же иного правителя, которого изберет народ, окрепнет, чтобы расправиться с этой гнойной язвой бесчинства и разбоя.

Разошедшийся не на шутку узурпатор продолжал гневно клеймить притаившихся врагов революции, когда на канале связи, внося струю оптимизма в поток грозных обличений, появился наконец проснувшийся Лис.

– О, Капитан! У вас тут междусобойчик? А почему без пива?

– Сережа, какое пиво?! – возмутился я. – Во-первых, я его не люблю, а во-вторых, Рейли, как видишь, репетирует проникновенную речь для сегодняшнего выступления в палате лордов.

– А, в этом смысле! – протянул Лис. – И чем стращает?

– Потоками крови и реками слез.

– Ну, это понятно. Всех убью, один останусь!

– Нет, совсем даже наоборот. Стенания замученного бандитами отечества не дают уснуть.

– Во как! И че ему надо?

– Вероятно, чтобы я возглавил карательную операцию.

– Неслабая затея! И шо ты?

– Понятное дело, соглашусь! Как уж там с разбойниками будет – посмотрим. Но иметь под рукой хотя бы небольшое войско куда лучше, чем любоваться Лондоном через зарешеченное окно и по ночам беседовать с призраками.

– Оба-на! Что, и тебя сегодня глючило? А я думал, это только меня после ерша перемкнуло! Прикидываешь: сплю, никого не трогаю. Слышу – кто-то над ухом шасть-шасть. Глаз приоткрыл – сидит на койке голый мужик – рваный, шо из-под газонокосилки! Ну, подумал, шо он того… Ну, сам понимаешь! Навернул подушкой. Так прикидываешь… От нее только перья полетели – точно граната рванула. Но крендель этот, не будь дурак, в стену уперся и растаял, шо то эскимо! Даже палочки не оставил!

– Ты не уточнил, кто это был? – поспешил спросить я, удивленный засильем призраков в стенах Тауэра.

– Ага! Глупый его нюхал. Щас все брошу – стану у голых рваных мужиков визитные карточки спрашивать. Да он вообще токо стонал и шо-то на итальянском про Филадельфию спрашивал. Ты, часом, не знаешь, шо у них там в Филадельфии за непруха такая, шо ихний жмур аж сюда приперся?!

– Лис, постарайся вспомнить – призрак называл имя Филадельф?

– Ну а я шо говорю?

– Не важно. А что именно он рассказывал?

– Капитан, постыдись! Если бы ты вчера выпил столько, сколько я, я бы тебе таких глупых вопросов не задавал! А в чем, собственно, проблема?

– Затрудняюсь тебе ответить, – нехотя сознался я. – Но, согласись, если два призрака, находящиеся в весьма плачевном состоянии, в один голос поминают некого Филадельфа, то это что-то да значит!

– Может это палач, который их закатував? – немедля выдвинул смелую версию д’Орбиньяк. – Вот они его и клянут со страшной нечеловеческой силой!

– Нет, вряд ли, – усомнился я. – Во-первых, уж не знаю, кто там был сегодня у тебя, а меня осчастливила своим визитом несравненная при жизни леди Анна Болейн.

– Не, ну это какая-то дискриминация! – не замедлил возмутиться Лис. – Почему даже здесь тебе достаются прекрасные бабы, а мне – драные мужики! Будешь с ней общаться в следующий раз, скажи, пусть для меня подружку прихватит!

– Угомонись, Сергей! – досадливо оборвал я не в меру развеселившегося друга. – Не забывай, все они приняли мученическую смерть!

– А мы пока нет, – парировал Лис. – И не надо ускорять процесс. В горле сдержите стоны!

Спорить с ним было бессмысленно, а потому я пропустил мимо ушей его слова и продолжал:

– Так вот, Анну Болейн казнил специальный палач, выписанный из Франции. Стало быть, непосредственно к расправе Филадельф отношения не имеет.

– Из чего это следует?

– По моим сведениям, нашего таинственного незнакомца следовало бы называть лорд Эгмот. Он англичанин, а кроме того, лорд. И потому уж никак не палач. И поскольку одна весьма прелестная особа именует его дядюшкой Филадельфом, приводя в свидетели своего кулинарного искусства, то получается, что он жив, вероятно, здоров и, несомненно, проживает в Тауэре.

– Охренительно! – поздравил меня Лис. – И шо это нам дает?

– Пока не знаю. Но, вероятно, что-то в этом есть.

– Или да, или нет, или может быть, – с сомнением вздохнул Рейнар. – Эти дохлые, они, знаешь, такие затейники… Делать нечего, вот и тарахтят шо попало!

– …и хотя в моих силах предложить вам не более трех сотен городской милиции, да сотни полторы ваших соотечественников-гугенотов, верю, что в руках столь опытного военачальника даже это крошечное войско станет неодолимой силой!

– Защекочем гидру мирового терроризма в ее логове! – цветисто, но довольно точно прокомментировал услышанное Лис.

Три сотни солдат городского ополчения, обещанные Рейли, на поверку оказались лишь семью десятками обряженных в кирасы цеховых подмастерьев, имеющих понятие о военном деле едва ли большее, чем я в варке пива и в выделке кожи. Выставленные мaстерским произволом для несения военной службы, они глядели на чужестранного командира со смешанным чувством страха и угрюмой досады. Наверняка им уже виделось, как проклятый француз будет устилать их телами прогалины лесных чащоб, ожидая, когда в колчанах босоногих валлийских лучников закончатся стрелы.

Насколько я мог видеть, так думали не только они, но и цеховые старшины. Не имея мужества отказать в поддержке скорому на расправу лорду-протектору, все эти седельщики, перчаточники и прочие аптекари старательно подбирали в ряды моего войска тех, поминки по ком не будут чересчур печальны. Ловить с таким отрядом разбойничьи шайки, быть может, плохо организованные и слабо вооруженные, но все же за много поколений достигшие высокого искусства в своем ремесле, было чистейшей воды самоубийством.

То ли дело мои «соплеменники» гугеноты! Их действительно было чуть более полутораста человек – опаленных войной рубак, по большей части оказавшихся в Англии после захвата французами Кале. Многие из них сражались еще под командованием адмирала Колиньи и знали в лицо моего «братца». А потому были весьма удивлены, узрев Наваррца здесь, на острове, в тот час, когда сами отчаянные храбрецы намеревались вернуться на родину, чтобы стать под знамена славного короля Генриха IV. Понятное дело, мне пришлось произнести речь, чтобы хоть как-то объяснить этому траурному воинству и свое пребывание в туманном Альбионе, и наши ближайшие задачи.

Но что, в сущности, я мог им сказать? Что узурпатору лестно осознавать присутствие в свите французского принца? Что, ощущая шаткость положения, Рейли желает собрать вокруг меня, как вокруг магнита, здешних французов и поставить их себе на службу? Что он, возможно, планирует использовать близнеца короля-гугенота как фигуру в большой игре с Францией или же, наоборот, против нее? Не думаю, чтобы подобные объяснения вдохнули в души протестантов желание сражаться под руководством вельможной куклы опасного выскочки. Но уж сообщать им, что институтское начальство в ином, довольно сходном мире пожелало вернуть на престол свергнутую королеву руками парочки оперативников, попавших в самую гущу событий, точно кур во щи, и подавно было невозможно. И все же в предстоящем деле вся надежда была на этих мрачных бородачей да на шевалье Сержа Рейнара л’Арсо д’Орбиньяка, более известного как Лис.

Признаюсь, вытребовать его у Рейли было делом весьма не простым. Услышав, что я коварно желаю лишить наместника королевства столь ценного специалиста, «ревностный блюститель законности» едва не впал в истерику. Лишь заверения моего напарника, «шо все будет пучком и ему как раз надо присмотреть земельку под посевы», заставили Уолтера уступить мне моего собственного «офицера по особо тяжким» во временное пользование. Впрочем, скорее всего дело было в другом. Хитроумному ловцу удачи во что бы то ни стало надо было показать наличие за ним неких таинственных сил, и моя поддержка в этой авантюре ему была весьма на руку. А ради этого он готов был наступить на горло собственной песне. Не сильно, конечно. Так – легким касанием!

На следующее утро по лесной дороге на гнедом ирландском жеребце, покрытом зеленой бархатной попоной с золотыми кистями, ехал долговязый худощавый дворянин. Миланская кираса, в которую он был облачен, радостно пускала солнечные зайчики, едва лишь лучи, пробившись сквозь нависшую над дорогой листву деревьев, падали на полированную сталь. Каштановые волосы кавалера были забраны под тонкий серебряный обруч, маскировавший единственную седую прядь. Зеленые глаза его светились неизбывной врожденной хитростью, едва скрытой маской беспечности, а переносица, напоминавшая, в силу жизненных передряг, латинскую букву «S», недвусмысленно свидетельствовала, что сей достойный образчик мужественной красоты вряд ли блистает в кругу придворных щеголей. Впрочем, насколько мне было известно, кривизна переносицы никогда не мешала Лису – а это был именно он – держать нос по ветру.

 
Когда еще был я зелен и мал, —
 

горланил д’Орбиньяк во всю мощь луженой глотки, —

 
Лей, ливень, всю ночь напролет,
Любую проделку я шуткой считал.
А дождь себе льет да льет!
 

Быстроногий ирландский скакун, прядающий ушами в такт Лисовским руладам, шел неспешной рысью так, словно его хозяин выехал в лес полюбоваться весенней природой. Поводья были небрежно обмотаны вокруг передней луки боевого седла, оставляя руки всадника свободными, и, надо сказать, он весьма необычным образом пользовался этой самой свободой, подбрасывая и ловя на лету блестящую золотую монетку. Кошелек с точно такими же блестящими кругляшами красовался у него на поясе, точно демонстрируя склонность беспечного кавалера к негаданной благотворительности. Еще бы! За последние дни проезжий тракт, по которому рысил д’Орбиньяк, приобрел среди лондонцев весьма дурную славу. Разрозненные шайки валлийских головорезов всего за считанные дни собрали здесь столь богатую жатву, что в родном приграничье каждый из них мог считаться настоящим толстосумом. Стоит ли говорить, что если для былых хозяев награбленные ценности больше не представляли интереса, то лорд-протектор королевства считал их своей законной добычей и вовсе не горел желанием оставлять разбойникам честно награбленное.

Правда, несмотря на это, даже кошелек на поясе у Рейнара был выделен едва ли не специальным решением палаты общин. Но все же он был. И, как я настаивал, содержимое его составляли не медяки, не шиллинги, а самые что ни на есть настоящие золотые фунты. Ровно сто штук. Целое состояние по этим временам! Четырехлетний доход средней руки эсквайра.

 
Пусть годы меня уложили в постель,
Лей, ливень, всю ночь напролет.
Из старого дурня не выбьете хмель,
А дождь себе льет да льет! —
 

выпевал Лис, украдкой поглядывая по сторонам, по заросшим бузиной обочинам, где, по логике вещей, должна была таиться засада.

И все же, вопреки ожиданиям, ни свирепые валлийцы, ни их не менее душевные британские собратья не спешили преградить дорогу золотоносному певуну.

«Может, они днем отсыпаются?» – напряженно думал я, созерцая непривычные лесистые пейзажи лондонского графства глазами Рейнара. Уже к началу восемнадцатого века от этих непролазных чащоб не оставалось даже воспоминаний. Все эти леса сгорели в каминах Лондона, обратившись в смог. Однако сейчас он вполне подходил для засады, но, похоже, кроме меня, об этом никто не заботился. Лис преспокойно одолевал милю за милей, демонстрируя всем желающим туго набитый кошель и золотую монету, то и дело заманчиво кувыркающуюся в воздухе.

«Должно быть, у разбойников есть осведомитель среди людей ведомства лорда-мэра», – тревожно проносилось в голове. «Да нет, не может быть, – успокаивал я сам себя. – Банд на дороге много, но все они – человек пять, от силы десять. Более крупный отряд даже в чащобе незаметно разместить сложно. Хочешь не хочешь – следы останутся. А по следам с собаками не только на лис охотиться можно. Англичане – известные собачники, и доброта их ведома! Им что медведя травить, что валлийского разбойника – разницы никакой! Но суть не в этом. Шаек на дороге много, а вот связь между ними наверняка не ахти какая. Бандиты все же, а не партизанская армия! Стало быть, всех не оповестишь. Кто-то на приманку да купится!»

Мне невольно вспомнилась беседа с лордом-мэром, принесшим в Тауэр требуемые сто фунтов. Все время разговора он прижимал к груди кошелек, точно мы с Рейли, подобно озверевшим от долгого поста каннибалам, пытались оторвать и съесть лакомый кусок от самого старшины городских лавочников.

– А если они убьют вашего человека? Ведь золото попадет к этим нечестивым кровопийцам! – едва не рыдал затянутый в шелк и атлас торгаш.

– Если они убьют моего человека, – проникновенно, почти ласково вещал недавний корсар, пристально глядя на красную бычью шею лорда-мэра, выглядывавшую из жабо, – то в приграничье не останется живой души, способной поведать причину случившегося там избиения, и царь Ирод с его младенцами покажется невинным проказником по сравнению с тем, что там учиню я!

– Но ведь целых сто фунтов! – не унимался раззолоченный торговец.

– Дьяволово копыто! – Между бровей Рейли залегла жесткая складка. – Скажите, милейший, вам никто не говорил, что на блюде из кружев столь замечательная голова смотрится хуже, чем, скажем, на серебре?

– Нет, – пролепетал догадливый в силу занимаемой должности вельможа.

– Тогда я буду первым. Гони деньги, старый дуралей, и не смей мне перечить! – разрастаясь на глазах, точно ночной призрак, прорычал лорд-протектор. – Я спасаю Лондон, а ты твердишь о каких-то жалких ста фунтах! Мерзавец! Нынче же тебя ждет каземат как разбойничьего пособника! Уразумел?!

Перепуганный выразитель чаяний трудового купечества уразумел. Кошелек с золотом перекочевал на пояс Лиса. Обещанный отряд городской милиции сам собой усох до семидесяти рыл, а спасение Лондона пока что все никак не приносило сколь-нибудь заметных результатов.

Я не верил, что поднаторевшие в своем ремесле джентльмены с большой дороги пожелают вот так запросто убивать явно состоятельного олуха, по-идиотски демонстрирующего то, что все остальные пытаются скрыть. Ведь где есть сто золотых, вполне может оказаться сто пятьдесят, а то и больше! Так что, если скудоумный недотепа не схватится за оружие, чтобы отстоять приглянувшееся разбойникам добро, то с него живого толку будет куда как больше, чем от трупа. Недаром же часть состоятельных лондонских беглецов исчезла бесследно. Разбойникам мертвые тела с дороги оттаскивать недосуг. Им свои ноги уносить надо!

– О! Кажись, наш скорбный труд пропадет не даром! – раздался на канале связи возбужденный голос д’Орбиньяка. – Все, пошла рубаха рваться!

Четверо бродяг, размахивая копьями и тесаками, выскочили из лесу на дорогу, преграждая путь бесшабашному певуну. Еще один – с луком или пистолем, наверняка притаился в ближайших кустах на случай, если путник окажется буйным и несговорчивым.

– Ну? – обводя ватагу головорезов возмущенно-негодующим взглядом, сурово произнес Лис на чистейшем валлийском наречии. – И где, спрашивается, вас носит? Почему я должен разыскивать вас по всему тракту?!