Текст книги "Война ротмистра Тоота"

Владимир Свержин
Война ротмистра Тоота

Пролог

Заметив ротмистра, капрал Джарт залихватски улыбнулся и нажал на гашетку пулемёта. Дробный грохот длинной очереди повис в тяжёлом душном воздухе, и лишь радостное цоканье вылетающих гильз звучало жизнеутверждающе, словно колокольчик почтаря в зимнюю метель. Воспитуемые привычно вжались, да что там – вгрызлись в землю, стараясь уменьшиться, сжаться до размеров горошины. Ротмистр Тоот удовлетворённо оглядел воспитуемых, капрала, разлетающиеся в щепы старые патронные ящики у высокой заросшей бурым остролистом насыпи.

– Господин ротмистр, – капрал поднял дымящийся ствол пулемёта, с чувством щёлкнул стопором зенитного положения и вскинул пальцы к берету, – секция воспитуемых «Зета» проводит тактические учения по самоокапыванию под пулемётным огнем!

Закончив доклад, он обернулся к лежащим в траве серолицым мужчинам в линялых комбинезонах:

– Встать, рыла паучьи! Массаракш! Глаза растеряли, выродки?! Офицера не видите?

Воспитуемые нестройно поднялись. Без малого три десятка лиц, разных и в то же время похожих – землистым цветом, смертельной усталостью и впечатанным, точно клеймо, чувством безотчётного страха в глазах.

«Бойцы, – отворачиваясь, скривился ротмистр. – Вот тот слева, с глазами навыкате, Крыт Шара, ещё неделю назад щёлкал ножницами в своём парикмахерском салоне. Никто и не подозревал, что он выродок, пока не начало его корчить прямо у ног очередного клиента».

Воспитуемый Шара сжался под тяжёлым взглядом ротмистра, предчувствуя недоброе. Взгляд наполнился отчаянием. Шара попытался ухватить старенький карабин так, как учил на занятиях энц капрал, и от испуга выронил оружие.

За спиной офицера послышался зычный голос Джарта:

– Эт тебе не гребешок, воспитуемый Шара. В бою за потерю оружия – расстрел на месте.

– Но я…

– Молчать! В Периметр! В караул! Через день на ремень.

«Правильно говорит, – подумал Атр Тоот, – хоть фугас у ног рвани, если уж выжил – оружие должно быть при тебе». Он развернулся и, похлопывая плетёным кожаным стеком по начищенным сапогам, зашагал прочь.

«Эх, тот горец, которого вчера Зэф притащил, – вот из кого бы солдат получился! Всем солдатам солдат! Таких бы роту, а лучше – батальон, и можно… – Ротмистр задумался, что, собственно говоря, „можно“. – Да хоть бы рейд на пандейскую столицу! – Он с силой хлестнул себя по сапогу. – Это, конечно, чушь, поляжет батальон в неравном бою с пандейскими ублюдками, но геройски поляжет. Гору трупов вокруг себя наворотит».

Тут ему вспомнилась улыбающаяся физиономия горца: «Мак Сим Кмрр… что-то такое. Как только они с этими именами живут? Жаль, с головой у чужака не всё в порядке. Одно слово – мутант».

– Так ведь, господин капрал, – раздалось за спиной. – Как же одного-то в Периметр? Говорят, там ночью упырь появляется.

– Молчать, воспитуемый Грат! Вот ты вторым и пойдёшь.

Ротмистр повернулся на каблуках:

– Воспитуемый Грат, ко мне! Что тебе известно об упыре?

Глава 1

В те дни, когда граница проходила по Голубой Змее, укрепрайон был гордостью Империи. Линия фортов у самого берега, пять рубежей обороны с орудиями в бронеколпаках и долговременными огневыми точками, уходившими на три этажа под землю, полтора метра напряжённого бетона надёжно укрывали амбразуры, старательно упрятанные в складках местности. Тоннельные железные дороги позволяли быстро перебрасывать людей и боеприпасы, а к штабному бункеру – сердцу обороны – тянулись кабели шифрованной связи. Укрепленный район считался образцом фортификационного искусства!

Вплоть до того дня, когда эскадра крейсерских бомбовозов адмирала Ниро обрушила на него два десятка ядерных боеголовок. Обычные бомбы повышенной мощности после этого никто уже не считал. К счастью, те дни войны ротмистр Тоот не застал. Тогда, потрясённый коварством гнусных изменников – хонтийцев и пандейцев, он закончил последний свой урок в мужской гимназии словами: «Больше я не стану рассказывать вам об истории страны, которую создали ваши деды. С сегодняшнего дня начинается история, которую делаете вы!»

Как он узнал много позже, его любимый первый выпуск весь, как один, отправился на вербовочный пункт записываться добровольцами. Зелёных юнцов определили в истребительный батальон принца Варди, а спустя неделю новобранцы были истреблены прорвавшимся в глубь имперской территории танковыми клиньями хонтийского десанта. С тех пор мысль, сможет ли вчерашний учитель истории выстрелить в живого человека, больше не донимала Атра. А вскоре второго лейтенанта Тоота догнала следующая недобрая весть. Остатки гарнизона Торнаты – центра укрепрайона на хонтийской границе, – не имея больше возможности держаться, подорвали фугасы, заложенные ещё при строительстве цитадели. Шестая бригада Легиона, где служил новоиспечённый лейтенант, в это время безуспешно пыталась разорвать кольцо окружения Торнаты. Больше месяца сводки о боях в хонтийском приграничье не сходили с первых полос газет.

«…Они приняли на себя первый удар коварного врага, – кричали передовицы, – и держались храбро и доблестно, даже когда это было превыше человеческих сил!»

Статью, описывающую последний бой цитадели, ротмистр перечитывал много раз, точно надеясь отыскать между строк что-то для себя очень важное, – гарнизоном Торнаты командовал его старший брат, полковник Ориен Тоот.

Старый мир рухнул.

– Воспитуемый Грат, ко мне! – холодно скомандовал Тоот.

Субтильный боец заградительной секции подскочил к офицеру и заученно доложил:

– Воспитуемый Грат прибыл по вашему приказанию!

– Повторяю вопрос. Что тебе известно об упыре?

– Что он бегает, говорят, – цепенея под тяжёлым взглядом, пролепетал Грат.

– По мнению специалистов, в частности известного биолога Грата, упыри не летают. – Ротмистр Тоот согнул кожаный стек. – Идёмте за мной!

Замершая с карабинами «на плечо» секция «Зета» с сожалением глядела вслед товарищу. Ротмистра Тоота не то чтобы не любили, глупо и смешно воспитуемым любить офицера Боевого Легиона, а опасались. Даже страшились. Высокий, худощавый, подтянутый, в чёрной форме и вычищенных до блеска сапогах, он появлялся, смотрел гипнотизирующим взглядом и отдавал команды чётко, словно лязгал затвор, досылая очередной патрон в патронник. Ротмистр никого не оскорблял, обращался на «вы», не требовал лишнего. Но боялись его куда больше, чем фельдфебеля – обладателя кулаков размером с пивную кружку.

Воспитуемый Грат, понурившись, плёлся за ротмистром. Вся секция гадала, чем обернётся для бедолаги неосторожно брошенная фраза.

Кабинет командира гарнизона базы был выдержан в духе традиционной суровой простоты: массивный дубовый стол, шкаф, сейф, оружейная стойка, над которой, воздев к потолку острие, стоял полутораручный меч с древним гербом рода Тоотов; таблицы на стенах, план расчистки укрепрайона, схема форта-базы – того, что осталось от некогда могучего щита Империи. Ротмистр сел на стул, один из двух, имевшихся в кабинете, и поднял глаза на бойца.

– Воспитуемый, в прошлом вы – зоолог. В том году вы приезжали сюда из столицы в составе экспедиции.

– Так точно, господин ротмистр!

– Вы изучали возможность использования упырей для несения пограничной службы.

– Видите ли, это была идея… – воспитуемый наткнулся на холодный взгляд Тоота. – Так точно, господин ротмистр!

– Ваша экспедиция не обнаружила ни одного упыря, вы зря разбазарили казённые деньги. На эти средства можно было месяц содержать десяток солдатских вдов и детей. Как после этого вы смеете запугивать личный состав секции нелепыми историями?! Вас следует отправить в карцер!

При упоминании карцера – железной трубы, заполненной до самого подбородка холодной водой, лицо допрашиваемого приобрело мертвенную бледность, но чувство научной правоты вытеснило крепко вбитый прикладами страх.

– Господин ротмистр, вы производите впечатление умного человека. Говорят, вы в прошлом были учителем!..

– Про упырей тоже говорят, – оборвал ротмистр.

– Послушайте же! Я вас уверяю, упыри – чрезвычайно сообразительные и осторожные твари. Они чуют людей и прячутся под землёй, когда человек ещё не в состоянии ни увидеть, ни услышать их.

– Прячутся?

– Так точно, прячутся.

– Везде прячутся, а у нас на базе бегают.

– Так говорят, – понимая, что сморозил нелепицу, вздохнул бывший зоолог.

– Вот что, Грат. На первый раз я не стану отправлять вас в карцер. Вы заступите в наряд на огнемётной позиции вместе с воспитуемым Шара. Если поутру, обходя Периметр, я обнаружу два загрызенных трупа, то поверю, что вы были правы, и предприму всё от меня зависящее, чтобы изловить и уничтожить свирепую тварь или тварей, сколько бы их там ни было. Но если вы останетесь живы и ещё раз обмолвитесь об упырях на базе – сгниёте в карцере. Это понятно?

– Так точно, господин ротмистр! – с облегчением вытянулся Грат.

Тоот поглядел на часы.

– До включения противобаллистической защиты три минуты двадцать три секунды. Бегом к секции! Не хватало, чтоб вы мне тут пол загадили!

Едва воспитуемый скрылся за дверью, ротмистр поднялся и в два шага перешёл в личные покои. Его, доблестного офицера Боевого Легиона, крайне раздражали сеансы лучевого перехвата. От них звенело в ушах и ломило виски. Атр вошёл в свою комнату, повернул ключ и позвал:

– Дрым, морда лохматая, ты где?

Дрым, огромный, покрытый длинной чёрной шерстью, вылез из-под металлической кровати. Треугольные уши на его непропорционально большой голове поднялись столбиком, будто выслушивая, как где-то далеко на башне противобаллистической защиты операторы возятся с оборудованием, контролируя включение спящих лучевых установок.

– Дрым, жалуются на тебя, собачатина ты ужасная! Говорят, ночью в укрепрайоне бегаешь.

Упырь оскалил пасть, как показалось ротмистру Тооту, в ухмылке. Неподготовленного человека от такой гримасы на огромной собачьей морде охватила бы оторопь. Особенно страшно было, когда зверь появлялся вдруг практически ниоткуда, вырастал посреди ночи сзади или чуть сбоку и сидел, вот так вот пристально глядя и ухмыляясь. И клыки в его пасти, белые, острые, величиной с палец, производили завораживающее впечатление.

– Ты зачем часовых пугаешь, зверюга?

Дрым расплылся в ещё более широкой улыбке и вывесил красный язык. Время от времени он и впрямь любил появиться где-нибудь на позиции, зевнуть этак во всё горло, демонстрируя свою роскошную пасть, и уставиться вопросительно на караульных. Те разбегались. Дрым же находил котелок с бобовой похлёбкой, опустошал его в два глотка и исчезал в ночной тьме. Зная аппетит чудовища, воспитуемые предпочитали остаться голодными, чем послужить ему ужином.

Тоот ощутил ломоту в висках, и в тот же миг гордость за свою несгибаемую славную державу наполнила сердце. Как бы ни ярились, как бы ни точили зубы хонтийцы и пандейцы, какие бы ни плели козни безумные мутанты из-за Голубой Змеи, какие бы ещё субмарины ни приплывали к нашим берегам из-за океана, недрогнувшей рукой, железным кулаком сметём и раскатаем!..

И как всегда, впереди будет острие меча Неизвестных Отцов – победоносный Боевой Легион.

– Вперёд, легионеры! – самозабвенно завопил он. – Железные ребята! – И тут поймал на себе печальный взгляд круглых глаз упыря.

Дрым поднял переднюю лапу, то ли подавая её, то ли приглашая сесть.

«А чего это я вдруг раскричался? – внезапно подумал ротмистр Тоот. – Боевой Легион, конечно, несгибаем, и врагам нас не одолеть, но кричать-то чего?»

Он устало опустился на табурет и подхватил ладонью мощную лапищу мохнатого друга.

– Привет-привет, кошмар ходячий. Ты сегодня наверх не бегай. Там один высоколобый, он тебя ещё в прошлом году искал.

Атр погладил зверя по спине. Отчего-то прикосновений к голове упырь терпеть не мог. В этот миг верхняя губа его нервно приподнималась, а оскал приобретал угрожающее выражение.

Два года назад старшина проходчиков секции «Дагма» перед самой отправкой на вечное поселение принёс командиру гарнизона подарочек из разбомблённого форта у старицы Голубой Змеи. Группа проходчиков наткнулась тогда на дохлую упыриху, неосторожно подставившую бок под оставшийся с войны замаскированный пулемёт флангового прикрытия. Техника сработала безукоризненно: стоило зверю пересечь линию огня, как сработала автоматическая гашетка. Изъеденный коррозией ствол разорвало на десятом выстреле, но четырёх пуль, способных разворотить борт десантного бронетранспортёра, упырихе оказалось достаточно.

– Шерсть у них тёплая, – будто оправдываясь, пояснил старшина проходчиков, неловко протягивая крупного щенка. – Меховые рукавицы хорошие выйдут.

Он хотел ещё что-то добавить, но стушевался под взглядом ротмистра и сипло попросил разрешения отправляться в барак. Через три дня бедолага нарвался на мину-ловушку. А щенок так и прижился у ротмистра, давая повод легендам, одна страшнее другой.

– Ты один у меня друг и есть, – со вздохом проговорил Тоот, продолжая гладить спину упыря. – Жаль, что ты не разговариваешь, хоть бы словцом перекинулись.

Офицер прислушался: за окнами комендатуры слышались восторженная пальба и вдохновенные строки гимна легионеров. Ему вновь захотелось подхватить песню, но тут Дрым заскулил, вероятно требуя еды.

– Сейчас я распоряжусь, чтобы принесли, – Тоот улыбнулся. Пожалуй, за последние годы никто, кроме пса, не видел, как ротмистр улыбается. С упырем он чувствовал себя удивительно легко. Насупленная звериная морда напомнила ему шефа столичной школы субалтернов – бригадира Дрыма. Тот говорил: «Наша страна находится на глубочайшем подъёме. И хотя, массаракш, принятые нами меры увенчались безуспешными успехами, армия геройски наступает по врагу».

– Погоди, сейчас все успокоятся, накормим тебя.

Упырь развалился на полу, видом своим выражая неподдельную печаль. Обычно вопросы пропитания он решал сам, и, как заметил Тоот, это решение ощутимо сократило поголовье крыс на базе. Когда Дрым был ещё совсем щенком месяцев пяти от роду, он исчез впервые. Ротмистр вернулся после вечерней поверки и обнаружил, что дверь распахнута настежь и упыря нигде нет.

«Неужели я оставил замок открытым?» – подумал он.

Ночью щенок появился вполне довольный жизнью и улёгся спать под кроватью. На следующий день Тоот запер дверь, специально подёргал ручку и на всякий случай положил ключ от двери в сейф. К его возвращению дверь была заперта, но упырь отсутствовал. Ротмистр просто опешил от неожиданности, но, посидев минуты три спокойно, внезапно понял и, поняв, не поверил: под кроватью, скрытый камуфляжной панелью, находился люк подземного лаза в секретный бункер управления фортом. Отодвинуть панель – ещё ладно. Но вот набрать секретное число на кодовом замке люка – такого, пожалуй, не смогла бы сделать ни одна взрослая собака, не то что пятимесячный щенок. Но факт оставался фактом. Чуть свет Тоот услышал жизнерадостное фырканье под кроватью, затем оттуда показалась довольная морда Дрыма. Пока Тоот пытался назидательно вычитывать питомцу за несанкционированное проникновение на секретный объект, упырь демонстративно чесался, выкусывал блох, а затем улёгся спать, повернувшись хвостом к хозяину.

С той поры Дрым исчезал каждый день, и, вероятно, не было на базе никого, кто бы лучше него знал подземные коммуникации. Однако, словно чувствуя приближение сеансов лучевой защиты, пёс всякий раз оказывался на месте, должно быть понимая, что в эти минуты он особенно нужен своему хозяину.

Крики и стрельба за окнами стихли, ротмистр Тоот поднялся, вернулся в кабинет и услышал дробный стук в дверь.

– Входите! – скомандовал он, машинально проверяя, на все ли пуговицы застёгнут китель и ровно ли висит Пламенеющий Крест на груди.

Второй лейтенант Марч, не заставляя повторять, вошёл, щёлкнув каблуками у порога, и отрапортовал:

– Господин ротмистр, прибыла очередная партия воспитуемых. Численность ординарная – пятьдесят человек. Разрешите приступить к распределению по секциям?

– Разрешаю, – кивнул Тоот. – В секции «Дагма» сегодня трое не вернулись с Утиного Хвоста.

– Может, ещё выйдут, – с сомнением в голосе сказал лейтенант.

– Может, но вряд ли. Там на мысу противопехотных мин больше, чем у тебя конопушек. Так что зарезервируй троих в секцию «Дагма».

– Слушаюсь! – гаркнул рыжий офицер, продолжая оставаться на месте. – Осмелюсь доложить, энц ротмистр, один из воспитуемых из сегодняшней партии требует встречи с вами.

– Требует? – с неподдельным удивлением переспросил Тоот.

– Он ссылается на пункт 13.28 Приложения к Статуту Имперской войсковой службы. На всякий случай, – лейтенант Марч чуть замялся, – я принёс его дело.

Глава 2

Ротмистр Тоот уставился на первый лист папки личного дела воспитуемого Нила Кросса, механика колонны большегрузных автомобилей из Беллы. «Белла, это где-то на юге. До войны торговый порт, а теперь городишко, живущий в постоянном страхе перед обстрелами и десантами с белых субмарин. Интересно, чем там занимается колонна большегрузов? Впрочем, это не мое дело. Толковый механик всегда пригодится. Что он натворил? Сопротивление патрулю? Год исправительных работ. – Офицер ещё раз перечитал строчку приговора. – Точно, год исправительных работ. Значит, хорошо сопротивлялся. Мог бы и тремя месяцами отделаться. Если это, конечно, был не легионерский патруль… Но сюда-то он как попал? – Тоот перечитал несколько страниц и наткнулся взглядом на подшитое к делу прошение о переводе в укрепрайон, на Голубую Змею. – Что за бред? – Ротмистр хищно прищурил глаза. – Это что, глупая шутка какая-то? Всякому известно, что, согласно закону, год общих работ приравнен к четырем месяцам воспитательной службы на Голубой Змее, но чтобы кто-нибудь по доброй воле решился подать рапорт о переводе?! Это ж каким идиотом надо быть! Круглым – хоть циркуль сверяй!»

Тоот вернулся на первый лист и глянул на фотографию, потом ещё раз: мужчина средних лет, видавший виды, в лице что-то знакомое, но не понять, что. На правой скуле отчётливый след ожога.

«Нил Кросс, – повторил командир гарнизона, – имя не говорит ничего. Но, как ни посмотри, – на идиота воспитуемый никак не похож. Так, что ещё известно? В годы войны – механик в автоколонне, действительный рядовой, бои на побережье, ранения – ничего примечательного. Ожог, должно быть, как раз след ранения. Не идиот, не авантюрист, которого тянет играть со смертью, как обжору в сортир. Чем вызвано столь нелепое рвение?»

Тоот встал, поправил ремни портупеи, на всякий случай расстегнул кобуру и нажал кнопку вызова дежурного.

– Второй лейтенант Марг доставил воспитуемого?

– Так точно, ждёт в коридоре.

– Пусть войдёт. На всякий случай будьте поблизости.

– Слушаюсь! – отсалютовал рядовой.

«Что за птица?» – с интересом ожидал ротмистр. Его подспудно беспокоила одна странность. Одна из многих, которые он уже увидел в этом деле. Пункт 13.27 предписывал каждому солдату немедленно сообщать начальству имеющиеся у него сведения о пленных или попавших в окружение военнослужащих Империи. Пункт 13.28 требовал от войсковых начальников выслушивать подобные доклады, составлять протокол и подавать по инстанции. Это Положение действовало ещё до войны и в первый месяц великой бойни. Потом без лишнего шума о нём забыли. Тысячи, десятки тысяч тогда попадали в окружение и плен. Мерзавцы-хонтийцы, а за ними и пандейцы, прекрасно знавшие имперские Статуты, попросту начали отпускать попавших в их лапы перепуганных горе-вояк. Деморализованные окруженцы выстраивались очередями в штабах со своими недобрыми вестями, ломали чёткую работу командования, изматывали нервы молодых офицеров, вселяя в сердца панику, а в головы – мысль о неминуемом разгроме.

Новобранцы, призывавшиеся во вторую и третью очередь, во время краткого курса обучения уже ничего не слышали о пунктах 13.27 и 13.28. Судя по бумагам, Нил Кросс был из призыва третьей очереди и знать о них не мог.

Дежурный открыл дверь, пропуская воспитуемого.

– Вы хотели видеть меня?

– Так точно, господин ротмистр! – глядя поверх головы офицера преданным взглядом, гаркнул приведённый крепыш в застиранном грязно-сером комбинезоне.

– Слушаю вас, воспитуемый Нил Кросс, – удивляясь отменной выправке, холодно сказал Тоот. Он глядел на замершего механика, пытаясь сообразить, видел ли он его прежде, или же этот странный малый ему кого-то напоминает. – Слушаю вас. Судя по упомянутому пункту Статута, вы имеете ценную информацию.

– Так точно.

Ротмистр сел, положил перед собой лист бумаги и приготовился вести протокол.

– О ком же? – записывая дату и место опроса, уточнил он.

– О командире гарнизона крепости Торната полковнике Ориене Тооте.

– Что? – ротмистр от неожиданности выронил стило.

– О командире гарнизона крепости Торната полковнике Ориене Тооте, – не меняясь в лице, отчеканил воспитуемый.

– Что вам известно о моём брате? – Атр резко поднялся и подошёл вплотную к механику. – Вы ведь знаете, что это мой брат?

– Так точно, господин ротмистр! С вашего позволения разрешите заметить, на фотографии, что стоит на вашем столе, он третий слева.

Тоот почувствовал, что бледнеет. Семь лет назад, когда хонтийцы были отброшены за свои вонючие рубежи, он приехал на побывку к родному очагу. В Харраке род Тоота знал каждый. Они жили там без малого пять столетий. Их особняк стоял у столичного тракта, в пятнадцати минутах езды от ратушной площади. Их особняк стоял…

Пепелище, открывшееся взору ротмистра Тоота, не оставляло сомнения: крейсерский бомбовоз прицельно из пике обрушил на дом тонную бомбу. Не уцелел никто и почти ничего. Среди развалин Атр нашёл семейную реликвию – меч доблестного имперского коннетабля Рэя Тоота и обгоревший семейный альбом. На фотографии, стоявшей сейчас на столе, были изображены три поколения мужчин рода Тоотов, почти все в мундирах, при орденах и регалиях.

– Мы, Тооты, – воины, – когда-то поучал младшего брата Ориен. – Но в нашей ветви рода осталось лишь двое мужчин – ты и я. Скоро будет война, и кто-то должен выжить, а потому выбери себе мирную профессию.

Атр не мог ослушаться старшего брата, с детских лет заменившего ему отца и мать, и потому на снимке он был среди немногих в штатском. Сейчас почти все изображённые там мужчины были мертвы, другие числились пропавшими без вести. Последним оставался он, учитель истории мужской гимназии – ротмистр Тоот.

– Что вам известно о моём брате? – тихо повторил Атр, с удивлением слыша, как в груди отчаянно колотится сердце.

«Неужели он в плену? – стучало в голове. – Не может быть. Хотя почему не может? Фугасы фугасами, но всё же? Вдруг его нашли раненым или контуженым среди развалин цитадели и утащили с собой?»

– Три года назад, когда мы с ним расставались, он был жив и здоров, – тихо, словно позабыв о строгих требованиях субординации, проговорил Нил Кросс.

– Это ложь! Глупая, тупая ложь! – возмутился ротмистр. – Мой брат геройски погиб, взорвав цитадель вместе с хонтийцами, как только они туда ворвались. Могли бы лучше подготовить свой нелепый фарс! Об этом написано во всех учебниках истории!

Щёки Тоота горели, он не мог сообразить, чего желает больше: самолично застрелить негодяя или отправить на неделю в карцер.

– Как вы только осмелились!

– Господин ротмистр, вы всё ещё не узнали меня? – совсем уж не по Статуту спросил воспитуемый.

– Массаракш! Отчего это я вдруг должен вас узнать?!

– Когда-то на пустыре за уютным домом у столичного тракта я учил одного сообразительного юнца управлять бронеходом.

Атр замер на месте с занесённым стеком.

– Вахмистр Грас?!

– Так точно, господин ротмистр! Механик-водитель бронехода командира гарнизона цитадели Торната, Вал Грас!

Атр стоял с открытым ртом, не зная, что и сказать.

– Господин ротмистр, три года назад ваш брат и мой командир был жив, здоров, и, надеюсь, за это время с ним ничего не случилось.

– Это он послал вас? – пытаясь собраться с мыслями, спросил командир гарнизона.

– Так точно, вернее – никак нет! Ваш брат послал меня с заданием, которое я не по своей вине, но всё же бездарно провалил. Шанса вернуться у меня не было, полковник Тоот знал об этом. Но, отправляя меня на поверхность, от себя лично он попросил: «Если удастся выяснить, что сталось с моим братом, если вдруг он жив, расскажи ему обо мне». Вот я перед вами. Вы можете или поверить, или же прописать мне ещё пять лет весёлых забав на Голубой Змее за пользование фальшивыми документами.

– Ступайте, воспитуемый Кросс, – с трудом выдохнул ротмистр. – Передайте второму лейтенанту, что вы определены в хозяйственную секцию «Лата». Я вас вызову.

На вечерней поверке Тоот не мог думать ни о чём, кроме информации, полученной от бывшего вахмистра. Он стоял на крыльце переделанного в комендатуру блокгауза, рассеянно слушая доклады старшин секций и пытаясь найти взглядом в освещённой прожекторами толпе воспитуемого Граса.

«Брат жив. Поверить в это невозможно. Но как хочется поверить. – Тоот своими глазами видел и своими ногами обошёл руины Торнаты. Кажется, и крысы не могли выжить в этом огненном аду. – Невероятно, или всё же есть какой-то шанс? Грас что-то сказал, будто брат послал его на поверхность с заданием. Но почему? Неужели он не знает, что война победоносно завершена? Или же он полагает, что недостаточно храбро исполнил свой долг?.. Невероятно! И что такое говорил вахмистр, будто он не может вернуться?»

Вопросы короткими очередями атаковали показное спокойствие Тоота. Он слушал вполуха, что проходчики секции «Зэта» дошли до форта номер шесть третьей линии, при этом два человека убиты, один ранен. Что секция очистки «Дагма» обезвредила три фугаса, полсотни мин-скорпионов, а также подорвала самоходную баллисту, и всё это, не потеряв ни одного человека.

«А может, это всё-таки ложь? – крутилось в голове ротмистра. – Может, там наверху меня проверяют, верен ли я, чту ли Статут и повеления Неизвестных Отцов? Нет, здесь, похоже, всё не так просто. Надо приказать наблюдать за этим вахмистром, а завтра с утра устроить ему перекрестный допрос».

Тоот подумал, кому из двенадцати офицеров базы он может доверить роль ассистента в столь щекотливом деле. Он опять поймал себя на мысли, что верит в рассказ бывшего механика-водителя.

«А если он не врёт?! О Кроссе-Грасе лучше никому не знать. Надо разобраться самому, но как? – Тоот спохватился, увидев, что штаб-ротмистр Гага уже минуты три смотрит на него, ожидая распоряжения.

– Вольно! – как-то устало выдохнул Тоот. – Воспитуемых развести по баракам, патрули – на маршруты, караулам занять посты и огневые точки.

– Слушаюсь! – выпалил штабротмистр и чётко повернулся на каблуках.

– Старшину секции «Лата» ко мне! – вспоминая о недавнем желании установить наблюдение, в спину заместителю скомандовал ротмистр.

«Надо как-то отвлечься, – подумал он, шагая по коридору, – иначе навязчивая мысль взорвёт мозг. Жив или нет, как выяснить? Что делать?»

Старшина хозяйственной секции «Лата» не слишком облегчил терзания командира гарнизона. Сказать о новичке ему было почти нечего: механик толковый, скорее балагур, чем молчун, крепкий, но не злобный. Так, один из многих.

Тоот включил экран, что делал крайне редко, только когда из столицы торжественно объявляли о новых декретах Неизвестных Отцов или передавали сводку о присвоении наград и званий, о свежих назначениях и отставках. Сейчас ничего этого не было. На экране мелькали какие-то чудовищные существа, среди которых бегал некто в странном защитном снаряжении с непонятным, но, видно, эффективным оружием.

«На давешнего горца похож, – отфиксировал Тоот. – Ох и странные фантазии у них там в горах. Надо же такое вообразить!»

Ментаграмма оставалась на редкость дикой и нелепой. Какие-то странные уродцы, похожие на людей, но всё же не люди. С ними сражается герой. Вот он отскочил, схватил нелюдя за нижнюю челюсть, быстро задрал её и рубанул по горлу ребром ладони.

«Что-то не так в этой ментаграмме. – Ротмистр напрягся. – Какая-то нелепица. Что-то не так». Он мотнул головой, точно отгоняя сон. Но тут пульт взвыл сигналом тревоги и загорелась лампочка на карте укрепрайона. «Огнемётная позиция!» – вскочил Тоот.

Спустя мгновение ожил селектор.

– Господин ротмистр, докладывает воспитуемый Грат. Сработка упреждающей сигнализации на белом рубеже Периметра. Противник не опознан. Отстреляно две кассеты. Может, разведчики мутантов, может, тварь какая.

– Хорошо, – отозвался Тоот, – служите.

В голове его сам собою всплыл один из перлов бригадира Дрыма: «Часовые должны быть расставлены на расстоянии вытянутого выстрела друг от друга».

«Белый рубеж Периметра – дальние подступы, – отгоняя воспоминания, подумал Тоот. – Последнее время сволочи окончательно распоясались». Он даже для себя не стал уточнять, кого имеет в виду. В сущности, какая разница: мутанты из-за Голубой Змеи или же здешние неведомые современной науке монстры? «Каждую ночь повадились лазить. Порой и до красной линии доходят. Что ж дальше-то будет?»

Стоило ему об этом подумать, как лампочка на огнемётной позиции зажглась вновь. Тоот выждал положенные тридцать секунд – селектор не включался.

– Что ещё стряслось? – проворчал он и сам щёлкнул тумблером. Связь заработала, но вместо слов в динамике слышались крики ужаса и хлопки одиночных выстрелов. Из винтовки. Значит, прямо на позиции.

– Доложите обстановку! Что происходит?!

И вновь без ответа. Тоот схватил из стойки автомат, вогнал в гнездо толстую металлическую коробку магазина и рванулся из блокгауза.

«Неужели Дрым? Не послушал-таки?»

Ротмистр бежал, слыша, как воет сирена и выдвигается на огневой рубеж к огнемётной позиции группа тревоги. Он мчал со всех ног, понимая, что должен опередить её. Увидев перед собой упыря, легионеры, не раздумывая, начнут палить из всех стволов, пока не превратят лохматое чудище в решето.

Он ворвался на позицию первым, заученно поводя из стороны в сторону автоматным стволом, чтобы не упустить внезапно появившуюся цель. Два испуганных лица с разинутыми в немом крике ртами глядели на него, не в силах что-либо вразумительное ответить. Грат тыкал пальцем на длинный хобот огнемёта. Ротмистр глянул и в первый миг обмер, затем расхохотался, опуская автомат. Ничего более нелепого в этой ситуации и представить было нельзя: вокруг зелёной с пропалинами стальной трубы, всё плотнее сжимая кольца, обвивался гривастый питон – безглазая тварь, воспринимающая мир при помощи своеобразной гривы на хребте. Почуяв тепло и вибрацию, эти мерзкие исчадия буквально выстреливают собой, как сжатая пружина, бьют по жертве костяным выростом-клювом, затем обвиваются вокруг «обеда» и пускают в ход добрую сотню присосок – крошечных пастей по всей длине тела.

Сейчас добычей гривастому питону стал разогревшийся после стрельбы ствол огнемёта.