Текст книги "Рассказы. И все-таки интересная это штука – жизнь…"

Сел и ощутил такую пустоту, что не осталось даже сил на переживания.

Все, выкинуть из головы, забыть и не вспоминать – проехали. Со дна моря ничего не достать. Вспомнился вдруг нелепый случай из своей молодости.

В Крыму в разгар гулянки ночью одна девица стала тащить всех купаться. Море не на шутку заштормило, было прохладно и ветрено. Никто не хотел выползать из уютного укрытия. Девице наскучило сидеть за столом, набралась она уже довольно, и ей хотелось дерзать – выпустить пар как-нибудь поярче. И он решил выказать молодецкие качества: поддержать градус ее фантазии. Пошли вдвоем.

Ветер рвал черноту: ни воды, ни неба – сплошной провал. Невидимые волны сбивали с ног, подло исподтишка накрывали сверху, забивали рот противной теплой водой. Жутковато было. Девица орала от удовольствия.

Утром она появилась с заспанным, помятым лицом, злая. Сказала, что во время вчерашнего заплыва с пальца у нее соскочил перстень – для нее очень дорогой. И виноват во всем, конечно, он: не остановил, не отговорил, не запретил. Что сказать, он не знал, но решил в благородстве своем идти до конца и заверил, что непременно достанет перстень со дна морского.

Пришли на вчерашнее место. Море так притихло, почти не шевелилось. Казалось, не составит труда облазить дно и найти блестящую штуковину с ярким «камнем». Море тут резко набирало глубину, нырять пришлось на два-три метра. С первой же попытки стало ясно, что затея не так уж проста, как казалось. Там не было огрызков скал с косматыми водорослями, одна галька. Но, боже, сколько их там, камушков – больших, маленьких, разных по цвету, форме!..

Через полчаса он выбился из сил. Признал поражение и обещал купить новое кольцо. Она злобно фыркнула, сказала, что ей важно ТО кольцо.

– А что, страшно дорогое?

– Не в цене дело…

Чтоб хоть как-то разрядить обстановку, загладить, так сказать, – оставалось одно. Под полосатым тентом сели за столик пустующего кафе. Он заказал бутылку коньяку, и после второй стопки подруга была совершенно счастлива.

Вот так легко и просто надо расставаться с дорогими вещами. Да, сколько всего в жизни прошло сквозь пальцы. Что ж теперь, сидеть киснуть над всем этим? Нет – забыть, забыть.

Но совсем забыть не получалось. И в какой-то момент явилась простая мысль. Что значит потерял? – Найти ведь можно. Лихорадочно стал собирать огрызки памяти, и оказалось: так много он знает. Вот размазня, руки опустил.

Итак. Недалеко от вокзала, по пути пересекли Лиговский. Но главное дом. Стоит пред глазами, как портрет близкого человека: закопченно-зеленый или желтый – нет, зеленый, и парадное как-то с угла. Двор-колодец под аркой. Этаж верхний. Но вот улица?.. Улица…

Есть! Торт покупали у самого дома, и это была французская кондитерская. Как просто. Ехать, ехать немедленно.

В Питере от вокзала взял правее Лиговского, затем еще правее и на Суворовском сразу напоролся на французскую кондитерскую. Удивительно, проще, чем казалось из Москвы. Рядом нырнул в арку, и вот… Ну конечно, он самый: во дворе-колодце своеобразный такой угловой дом. Но дальше, в глубине двора, чернела другая арка, он вошел и понял, что не тот, увиденный первоначально, а вот этот, действительно тот самый, и подъезд, зажатый в углу, и глухая стена напротив – он помнит, как обратил на нее ТОГДА внимание. И тут увидел еще одну арку. Больше из любопытства зашел и в третий двор, и память перечеркнула все предыдущие догадки, и то, что увидел, – утвердило бесповоротно – ОН.

Но что-то ползучее поднималось изнутри, неясное еще, но ломающее уверенность. Он вернулся назад и вошел в соседнюю арку. Но и там он увидел знакомый подъезд, знакомую закопченную стену. И слева и справа – со всех сторон на него глядели знакомые окна, стены, двери. Что же это?.. – они все похожи…

Дворы-колодцы пронзали квартал и выходили на соседнюю улицу. От растерянности он просто пошел вперед, потому что не знал, куда идти дальше. Потом опомнился и решил вернуться, но сразу не мог сообразить, в какую сторону, и спросил у проходящей старухи, где французская кондитерская? Та долго озиралась по сторонам, потом ткнула пальцем:

– Туда, но мне кажется, ее закрыли.

«Старая… выжила из ума, я же только что был там». Пройдя 200 метров, сообразил, что идет в другом направлении. «Ошиблась старуха». Повернул за угол, и тут, как кувалдой по лбу, – перед ним была французская кондитерская: другая! Да что у них тут, французский район? Он зашел внутрь. Но и тут показалось, что здесь он уже был. И рядом, как и на той улице, провал арки с цепью проходных дворов. И тот образ, что вез из Москвы, стал распадаться на куски, рушиться и превратился в груду бессвязных обломков.

Неожиданно неудача разозлила его. «Нет уж, во чтобы то ни стало найду…»

И он впал в виртуальное состояние. Беспрерывно (даже во сне), с одержимостью шахматиста разыгрывал бесчисленные комбинации. Он видел ее со спины, как метнулась она в подъезд. Потом в окне на пятом этаже. Раз он встретил ее на улице, совершенно в другом районе. Он ехал на троллейбусе и вдруг увидел, как она преспокойно идет по улице, улыбается и размахивает сумочкой. Заметался по салону в страхе, что она затеряется в толпе, свернет на другую улицу, пока он выскочит из троллейбуса. Успел. Он ведь счастливый, ему вообще везет. А то в час пик едва втиснулся в вагон метро и нос к носу столкнулся с ней… Оказавшись зажатыми толпой, не имея возможности пошевелиться, они, не говоря ни слова, хохотали, глядя друг другу в глаза.

Был еще такой случай: он увидел ее с улицы. Она сидела за столиком маленького кафе, у окна. В вечернем платье черного бархата. Сидела и пила кофе. В левой руке вазочка со сливками или молоком. Он подскочил к окну, крикнул. Она не услышала. Стал размахивать руками. От неожиданности (она заметила его) рука ее дрогнула, и молоко потекло по черному бархату. И так явственны, такой реальной силы были эти ощущения…

Есть такой прием: чтобы снять напряжение, усталость глаз, надо на несколько минут закрыть глаза ладонями, расслабиться и представить абсолютную черноту. И всякий раз потом, стараясь увидеть эту черноту, – ему представлялось на черном бархате разлитое молоко.

Прошло лето, и вот он уже давит на тротуаре грязный снег, и другое лето прошло, и новая зима хлюпает под ногами, а он все топчется по осточертевшим дворам и улицам. Фанатизм его стал заметно таять, поездки в Питер стали всё реже, и не раз казалось, что он уже поставил точку, но внезапно срывался и опять в Питер. И тут появилась идея: наглая, глупая и смешная одновременно.

Снова в Питер, намозоливший глаза перекресток. Высмотрев из прохожих немолодую, несомненно местную тетку, узнал, где можно найти участкового милиционера.

Крохотное помещение, у стены пара стульев, дверь с синей табличкой – расписание приема. Называлось это «Опорный пункт».

– Да что ж я могу сделать, ведь он прописан там, – мужской голос за дверью. Его перебивал шамкающий старушечий:

– Но ведь у его своя комната имеется. А это что же, хулиганничать так – спать на общественной кухне. Растянется на полу, перебирайся через него. Да еще аккурат у порога. Третьего дня чуть борщ не пролила: скрючился как-то клубком, перешагнуть никак не могла. Что ж теперь, и управы на него нет никакой?..

Сергей стал ждать, когда кабинет освободится. Наконец старуха вышла. Внешность старшего лейтенанта не соответствовала ленивому голосу из-за двери. Милиционер был молодой, востроглазый, модно подстриженный.

– Понимаете, – начал Сергей. – У меня к вам дело особого рода… Обращаюсь к вам не как к человеку с погонами, а как если б мы с вами сейчас были в бане – к человеку просто. – Изложил проблему и за некоторое вознаграждение (это ведь не в рабочем порядке) просил помочь.

– Я понимаю, Танечка живет с мамой – информация скудноватая. Но вы ведь в своем районе и голубей всех наперечет знаете, – сыпанул Сергей порцию лести.

Востроглазый молчал. Взвешивал, видимо, ситуацию, затем коротко сказал:

– Будет результат – позвоню.

Звонок от питерского мента последовал скоро – Сергей устал удивляться и принял это как должное, хотя внутренне ликовал. В том же кабинете, отсчитав несколько сотенных серо-зеленых купюр, получил драгоценный номер-бумажку с коряво выведенным десятком цифр.

Голоса ее он не помнил, но сразу догадался, что это она. Повисла пауза. Ему показалось, что она его не слышит. Он стал кричать в трубку, но потом все вроде наладилось и договорились встретиться в субботу.

У метро на Сенной похоже было на муравейник. И сколько же их этих снующих. Сергей вцепился глазами в толпу, стараясь не пропустить ЕЕ среди мельтешащих. Он знал, что узнает ее сразу, издалека, не различая еще лица. Но вокруг все как-то деловито неслись мимо.

Кто-то схватил его за руку. Смазливая крашеная блондинка (с глянцевого журнала) улыбалась и что-то говорила. Он рассеянно поздоровался, не переставая следить за толпой.

«Этого сейчас как раз не хватало», – его всегда раздражало, когда лезут с приветствиями, разговорами малознакомые люди, которых и не помнишь толком, не знаешь, кто они и откуда взялись. И главное: в такой неподходящий момент. Он не слушал, но вежливо поддакивал. А она все не уходила и теребила его за рукав. И тут мелькнула догадка – ведь это и есть «Таня»…

– Ну и что, так и будем стоять тут, пойдем, может?

Он не мог ничего найти сказать хотя бы для приличия. Она взяла его под руку, и они пошли.

– А я теперь на Петроградской живу, разъехалась с мамой.

Толкаться в метро не хотелось, взяли такси. По дороге ОНА трещала без умолку (часто это бывает, когда люди не знают, что сказать) и про то, как она сразу его заметила, и тут же, как потеплело на днях и навалило снегу. Как летом она ездила в Италию и что море было неожиданно холодным. Сергей молчал. Потом внезапно:

– Ты кто?

– Э-э-э, у нее тут дочка родилась недавно. А я Люся, мы работаем вместе. Она хотела прийти, она тебя помнит, но что-то испугалась.

– Вы что же, действительно рассчитывали, что одна сойдет за другую?

– Зря ты так, ей просто не хотелось вот так грубо ставить тебя перед фактом. А у меня, кстати, в среду был день рождения, праздника не получилось – так что есть повод…

В квартире у нее был такой непогрешимый порядок, что следы жизни отсутствовали. Появились вытянутые узкие бокалы с кудряшками по краям, похожие на нераспустившиеся тюльпаны на длиннющих ножках, бутылка шампанского и хрустальная пепельница.

– С шампанским, надеюсь, справишься, а я на кухне займусь.

Теперь она рассказывала про перипетии со строительством загородного домика.

– …Я же лучше знаю, что мне нужно. Это ж такая красота, – выкрикивала она из кухни, гремя посудой. – «Сайтинг» – беленький, аккуратненький и моется хорошо. Это тебе не дерево. А он «деревня» говорит. «В Штатах дома из пластикового сайтинга от бедности делают и от отсутствия вкуса».

– Ха, советчик нашелся… Да ему главное языком почесать. И стены в комнате ему не такие. А у меня там вагоночкой все обшито (приедешь летом, увидишь) и лачком залито. А он – ты чего лаку-то набухала – блеск ему не нравится, – ты что, как в зеркало в него глядеться будешь? Но проводку он все-таки наладил и потом…

Из открытой бутылки хвостиком завертелся дымок, и через темное стекло было видно, как кверху бежали веселые пузырьки. Он встал, накинул пальто, перед зеркалом ловко нацепил кепку и вышел…

Мороз усилился. Белым расплывчатым блином сквозь плотно-серое обозначилось солнце. Прохожие чавкали сапогами по раскисшему от реагентов снегу. У витрины стоял человек с голыми ногами, в сандалиях, в коротких шортах, в расстегнутой клетчатой рубашке с короткими рукавами. Стоял, скрестив на голой груди руки, и рассматривал за стеклом какую-то штуковину.

7. А бывает еще и такая любовь (Детективный роман)

Меня ограбили. Дело было так. Нет, сначала, пожалуй, надо объяснить ситуацию с квартирой. Квартиру эту, что обокрали, купил я за полгода до происшествия. Купил и тут же уехал. А как раз в тот момент, когда я купил, мой приятель квартиры лишился (пришлось продать за долги). И до моего приезда на лето – летом он собирался перебраться за город в летний домик – поселились они с женой у меня; вроде как и квартиру охранять, и сделать кое-какой косметический ремонт.

Поскольку квартиру я собирался использовать главным образом для работы, а для художника главным инструментом является пространство, которого там катастрофически не хватало; квартира была малышкой, – единственной моей просьбой было не захламлять ее (квартиру) барахлом. Итак, приезжаю я летом и вижу – квартира завалена до предела: мебели как в комиссионке – негде пройти, холодильника аж два, телевизоров тоже два (один не работает). Самого приятеля нет, отправился в дальние края на заработки. А вместо него – верная их подруга Люся, оставленная охранять дом.

Оценив обстановку, надежда на хорошую работу пошатнулась. Но в любом случае вначале надо побывать в своей деревне. Решили: до моего приезда Люся остается на своем посту, затем переезжает к подруге (с жильем у нее тоже были проблемы).

Так вот, возвращаюсь из деревни; Люся в «ноги падает» – не вели казнить, катастрофа. «Идем, нас в ментовке ждут».

По пути узнаю ситуацию.

У Люси есть 15-летний сын – это ее боль, ее несчастье; наркотики, алкоголизм и т. д. и т. п. Среди бела дня, не обращая ни на кого внимания, два молоденьких, симпатичных паренька наладились колоться прямо на скамейке у нашего подъезда. Люся возвращалась из магазина. Сердце Люсино заломило от жалости, так похожи были они на ее сына, хотя и постарше. Люся кинулась увещевать их не губить себя.

«И деться-то им некуда, бедные».

– Ребятки, давайте я вам водочки лучше налью, покормлю вас. Я тут вот живу.

Ну и накормила… Те, зайдя в дом, не взглянув даже на водку, принялись Люсю вязать. Примотали к стулу и стали выносить вещи. История банальная.

Что касается вещей, тут в основном пострадал мой приятель, у меня-то считай – нет ничего. А вот он был наказан, не сдержав обещания не загромождать квартиру. И пространство ПАРНИ мне крепко расчистили. Видео, аудио и прочая аппаратура, у жены приятеля целый шкаф красивых нарядов, шуба роскошная была, ну и так далее. И тем не менее для меня это оказалось действительно катастрофой. В моей пустой сумке, что они прихватили, был паспорт. И я сразу оказался бомжом.

В милиции нас ждал следователь.

– Вот, – сразу начал он. – Написала заявление (кивнул на Люсю), квартиру, видишь ли, ограбили. А кто ограбил-то… (и опять ехидно посмотрел на Люсю). Она и ограбила.

Следователь был молодой парень. Спортивный такой, невысокий, худой, остроносый блондин. Весь какой-то вертлявый и, видно, задиристый.

– Вы чего несете, я там все написала.

– Заткнись! – и треснул по столу рукой. – Она, она это. Пусть забирает свое заявление, пока цела. Я ж тебя посажу.

– И не подумаю. Просто не хотите заниматься расследованием, грабителей искать.

– Нашел уже – вот сидит!

Мне от милиции нужна была конкретная и важная вещь. Для того чтоб начать хлопоты по восстановлению паспорта, ОН должен принять у меня заявление о пропаже и выдать свою бумагу, подтверждающую этот факт. А о поиске грабителей я и не думал.

И я примирительно сказал (хотя неожиданно слова мои оказались откровенно издевательскими):

– Люсь, ну ты посмотри на него (он стоял передо мной, и я жестом смерил его с ног до головы), ну кого он может найти? Ну сама подумай, разве такой может поймать преступника? Так что забирай свое заявлением, и дело с концом.

– Вот! Сразу видно, нормальный, трезвый человек.

Но Люську это, наоборот, взорвало. Вся красная, она уже готова была, не будь он ментом, вцепиться ему в горло.

– Не буду я ничего забирать, ищите давайте! Как я буду с Лешей расплачиваться, там столько дорогих вещей было…

– Вернешь и расплатишься, рожа воровская. Расследования захотела… Да я ж тебя посажу, стерва. Выйди вон из кабинета, пошла, я сказал! Разговор с тобой будет после, я тебе покажу, сучка такая, прошмандовка; лет пять огребешь, обрадуешься тогда. Рычать она у меня тут будет.

Только она вышла, он сразу заговорил спокойным тоном, будто мы с ним старые друзья и я пришел к нему чай пить.

– Значит, справочка вам нужна, так, сейчас сделаем, – весело так, будто это доставляло ему удовольствие. Сел, стал печатать. Закончив, протянул действительно ценную для меня бумагу.

– Пожалуйста, если еще чего нужно, обращайтесь.

Вместе вышли в коридор. Увидев Люсю, он снова взорвался.

– А!.. Ты еще здесь. Советую немедленно забрать свою заявку и валить, пока не поздно.

– Не заберу! – отрезала Люся и вместе со мной двинулась к выходу.

И тут его понесло: «Проститутка, считай, ты уже в тюрьме», – орал он во весь голос. То ли у них это норма, то ли он так разошелся, потому что кроме нас на всем этаже никого не было. И пока мы не скрылись, вслед Люсе летели самая тяжеловесная брань и проклятья. До дома шли молча. Я переоделся и отправился гулять по Москве. Люся, подавленная, накрылась одеялом, забилась в угол.

Вернулся я вечером, уставший и очень надеясь, что Люся уже ушла – можно завалиться спать. Но, войдя в квартиру, увидел совсем не то…

На журнальном столике пирамида объедков, на полу две пустых водочных бутылки и одна, кажется, пивная. В постели, разметавшись, как боги, храпели Люся и сегодняшний мент. Я пожелал им приятных снов (мысленно) и отправился к родителям. Люся уехала. Без меня. Но уже на второй или третий день, а вернее вечером, явился ко мне милиционер Сергей – так, оказывается, его звали. Явился без всякого звонка, завалился прямо в дверь.

– Люси нет у тебя?

– Нет.

– А где она, не знаешь?

– Ну это скорей ты должен знать; ты же мент, тебе и карты в руки.

Милиционер сунул мне свою визитку, просил звонить, если что узнаю. Но звонил он сам – каждый день! Долго звонил. Всякий раз становился ужасно сентиментален, возможно, слезлив – говорил, что радость ушла из жизни. Милиционер был крепко моложе Люськи, но как клещ вцепился в свою мечту.

Потом, как и в первый раз, внезапно явился перед моей дверью – вдрызг пьяный. Рубашка с одного бока выскочила из брюк, двух верхних пуговиц на рубашке не хватало. В собачьих глазах усталость, мольба о пощаде.

– Найди мне ее, найди! Найдииии! – нудил он.

– Так где ж я тебе ее найду?

– Ты давно ее знаешь, должен знать и друзей ее, знакомых.

– Знаю-то давно, но друзей, кроме тех, что у меня тут живут, не встречал.

Мне хотелось помочь парню, но помочь было нечем. Он беспомощно врезал кулаком в стену. Кулак медленно, как прилипший, пополз по стене вниз, будто давил какого-то гада.

8. Московские точки

Федор Федорович

Когда-то давно на стене висела карта, карта родного города, истыканная вся красными крестиками, вроде как рассыпанными по территории Москвы, обозначавшими мои странствия по этому городу.

Первый крестик я поставил в правом верхнем углу (красиво получилось по цвету: на грязно-бледно-зеленое пятно, изображавшее Сокольнический лес-парк, лег пронзительно-рубиновый крест). Так началась моя самостоятельная жизнь.

Есть в Москве такие места обитания, о которых мало кому известно, даже среди старых москвичей. Идешь так, гуляешь по парку, затем забредаешь в настоящий лес, и возникает вдруг уютная поляна, и где-то сбоку вылезает из старых лип, тополей, зарослей сирени и жасмина жилой дом. В общем-то обыкновенный деревянный двухэтажный барак, но так ловко он сплелся с окружающей растительностью, так по-живому ткнулся одним боком в землю, прямо как лесной гриб вырос из земли вместе с этими липами, дубами, черемухой, сиренью, голубями и самими обитателями дома. У подъезда обязательная скамейка, где старухи и косматые собаки щурятся на солнце. Мне всегда, увидев такое место, сразу хочется прожить тут всю жизнь.

А рядом грохочет город со своими трамваями, метро, шумом и бестолковщиной. Вот такой райский уголок и подарила мне судьба, да, это именно подарок, а как же иначе, ведь новая жизнь начинается и любое событие – есть знамение великой удачи.

Майским утром, теплым уже по-летнему, с приятелем тащили мы через Сокольнический лес все мое имущество: подушка, одеяло, белье постельное, кисти-краски, рулон холста и даже пару подрамников.

По пути завтракали; ели черный хлеб с молодой острой редиской и молоком. А вокруг… как в самых сентиментальных рассказах – и птицы, и воздух лесной, и запах ландышей, и прыгающие солнечные зайчики по стволам берез (но это действительно так было, куда ж это девать), и предвкушение неведомой новой жизни – ощущение беспредельного счастья перехватывало горло. Хотелось прыгнуть еще дальше этих чувств, так трудно было удержать их в себе, и не хватало сил.

– Вот, прошу, с отдельным входом! – хозяин квартиры распахнул дверь, пропустил вперед себя. Просто чудо, все жильцы, как и положено, вначале попадают в подъезд, а там уже разбредаются по своим углам. А тут прямо с улицы отдельный вход, изолированный от всего дома. Опять удача! И сама квартира выше всех моих ожиданий, просторная комната в три больших окна залита светом и абсолютно пустая (то, что нужно). Я растворил окно, и охапка сирени влезла в комнату, и так резко пахнуло свежей горечью, что даже усомнился в реальности своего положения. В лучшее просто трудно поверить. Два дня в неделю я трудился сторожем: охранял строительный объект – десяток стальных труб диаметром около метра и кучу бетонных плит. И сегодня как раз такой день, но завтра… Боже, до завтра ведь нужно пережить длинный вечер, ночь (как скучно спать) и целое утро! Но завтра зверем, пожирающим мясо, брошусь на работу.

У подъезда моего нового дома меня встретила куча моего барахла: холсты, подушка, одеяло, краски, кастрюля, Бунин, рабочие штаны – все вывалено прямо на землю. Стало ясно: каждая травинка и сам воздух – все тут враждебно по отношению ко мне. И все ж нашел силы и отправился к кому-либо из жильцов прояснить ситуацию и узнал, что Федор Федорович (так звали моего нового друга) вовсе никакой не хозяин, а простой местный забулдыга, подобравший ключи к чужой пустовавшей квартире. По указке тех же соседей хозяина своего я нашел у ближайшей пивной.

Давно уже исчезли эти символы эпохи: эдакие коробки, похожие на скворечники, любили они располагаться где-нибудь в затертом углу улицы, на пустыре или прилипнув одним боком к бане – интимного местоположения искала себе точка. Ну и конечно, некоторые своеобразные таинства там безусловно происходили.

Вокруг пивной копошилась унылая, цвета затертого асфальта масса, с ним же и сливающаяся. Маленький щуплый человечек, энергичный невероятно, крутился волчком, размахивая руками, заливался смехом, шепелявил пустым ртом и даже приплясывал, рассказывая очередной анекдот. Анекдоты Федор Федорыч называл историями и в запасе их имел несчетное количество, даром что в бытность свою был он школьным учителем истории. Федор Федорыч блистал здесь звездой – неутомимый весельчак, оптимист; солнце для него светило всегда одинаково весело и просто. Когда его спрашивали: «Как дела?», сразу принимал серьезный вид, отвечал: «На уровне стоящих задач». А на вопрос «Как самочувствие?» – так же серьезно говорил: «Отлично, скоро на Луну полечу».

Увидев меня, он ничуть не удивился, тут же взял меня под руку и пустился рассказывать новую уморительную историю. Мое же положение было таково: вещи мои свалены у дороги и, возможно, какая-нибудь косматая собака сейчас целится поднять ногу у моей подушки. Деньги за три месяца проживания, собранные не без усилий, в кармане этого весельчака (интересно, сколько он уже успел пропить к этому времени). В моем же кармане несколько бумажек, на них можно протянуть дней десять, значит, снять новое жилье возможности не представляется.

– А жить, – Ф. Ф. внезапно вставил между анекдотами, – можете в моей комнате, у меня еще вторая есть, с отдельным входом (опять с отдельным входом!).

И вот она началась, жизнь с отдельным входом. Когда-то обычную комнату перегородили тонкой фанерой и в стене со стороны коридора врезали дверь, и Федор Федорыч стал обладателем двух комнат. Однако стена была настолько символичной, что даже шорохи были слышны так, как если бы все происходило в одной комнате. Днем сосед-хозяин отсутствовал, набирался вдохновения, но зато ночью за перегородкой происходили великие события!

– Гас-па-дын Ру-зо-вэлт, этот вопрос, как Ви знаете, уже нéоднократно ставился перед нашим руководством И наше военное камандывание пришло к виводу о своевременности решения поставленной задачи.

– Господин Сталин, но Конгресс Соединенных Штатов хотел бы получить дополнительный гарантии в отношении…

– Гас-па-дын Ру-зо-вэлт, желаете бакал шампанского? – За стеной аккуратное бульканье: наполнение бокала в граненый стакан.

– Гас-па-дын Ру-зо-вэлт, огурчиков, вот, малосольных, пожалуйста, колбаска, вот, докторская, обезжиренная, – слышно, как Рузвельт тыкает вилкой в тарелку. – Грибочков тоже попробуйте из подмосковного леса. Я думаю, гас-па-дын Ру-зо-вэлт, что ващь конгресс будет доволен в полной ме… что? Водочки под грибки желаете? Это абсолютно верное решение.

– Вам какой водочки? Кубанская, вот, советую, – за стеной льется «Кубанская». – Господин Сталин, всему миру известны Ваша дальновидная стратегия, чутье исторического момента, смелые решения в самых ответственных…

– Ви палагаете, что роль личности в истории играет гла-вéн-ству-ющую роль?! А товарищ Сталин вИс-ка-зывает коллективное мнение нашего верховного командывания…

В ведро на полу сначала робко, а затем с шумом ударила струя, а голоса стихли. Интересно, кто пустил струю, Рузвельт или Сталин? А может, этот толстяк, с обязательной сигарой в зубах, вдруг обозначил свое присутствие?..

За перегородкой в разные дни появлялись и мадам Фурцева, и актриса Целиковская в очень красивом платье, и Людмила Зыкина подпевала голосом бывшего учителя истории. Но бывали и скандалы; например, на заседании ученого совета, с визгливыми криками, взаимными оскорблениями, и все вокруг имени Келдыша. Бывало, даже ситуация угрожала перейти в мордобой. Заснуть удавалось с трудом и лишь под утро.

Однажды посреди такой ночи дверь вдруг открылась, и в комнату вошел человек, симпатичный, лет тридцати пяти. Несколько секунд стоял, соображая, затем подошел, сел на кровать со мной рядом, закурил:

– Папашку моего удушить надо. Понимаешь, комната это моя, но в основном я у бабы кручусь, а как поцапаемся, так я сюда. А родитель мой, только я за порог, тут же бежит сдавать мою комнату. Вот прошлой зимой, представь ситуацию: поцапался я со своей, и она меня выставила прямо ночью на улицу. Мороз под тридцать. Пока добрался сюда, задубел, руки-ноги не гнутся, еле ключ в замок вставил. Щас, думаю, в постель сразу, отогреюсь. Вхожу, свет включаю, а в моей постели две девицы лежат – студентки… Ты не студент?

– Нет, – говорю.

– Вот, а эти носы только из-под одеяла высунули, глазами хлопают, мямлят чего-то. Так, говорю, девочки, подробности вашей биографии меня не интересуют, а кровать это – моя, и я желаю в ней выспаться. Разделся и влез посередине… А ты, ладно, спи, сегодня у меня есть куда приткнуться. Да. А денег ты моему папашке сколько заплатил?

– За три месяца, девяносто.

– Сумасшедший! – Он опять сел на кровать. – Моему отцу больше рубля давать нельзя. Слушай, есть предложение. В нашем доме довольно высокий чердак. Когда-то там располагались подсобные помещения. Начальник ЖЭКа – мой хороший знакомый, давно предлагал мне перестроить чердак в жилое помещение, отопление провести, все как положено. Но одному тут не справиться. Сейчас лето начинается, давай вместе возьмемся и к зиме, думаю, управимся. Представь, целый этаж на двоих будет, во дворце жить будем!

Для реально мыслящего человека такое заманчивое предложение не осталось бы без внимания. Но мне виделись другие горизонты. Если трудно дожить до утра, чтоб вцепиться в работу, можно ли отложить творчество на месяцы и заняться стройкой? Нет – никак нельзя было. И сколько потом было сложнейших ситуаций, когда оказывался на улице и некуда было идти, и удивительно, я никогда даже не вспомнил, что была возможность иметь в кармане ключ от роскошного дворца-чердака в Сокольниках.