Текст книги "Новая сила. Книга первая"

Как и положено любому милицейскому руководителю, Владимир был предельно серьезен и сгущал краски, не желая доносить до своих заместителей свою в целом положительную оценку о текущей рабочей ситуации в отделе. После доведения информации о текущей оперативной обстановке он зачитывал задания, телеграммы, информационные и разъяснительные письма, поступившие из вышестоящих милицейских подразделений. Кто-то периодически записывал отдельные моменты из его речи в свои ежедневники, кто-то откровенно скучал, оставаясь безучастным к информации, которую сообщал им начальник.

Откровенно говоря, Владимиру и самому уже надоело зачитывать муть, которой обильно снабжали их высокие руководители через разного рода письма и распоряжения, учитывая к тому же и то, что в большинстве случаев эти вводные обычной повседневной работе скорее вредили, чем делали ее хоть немного более полезной и производительной.

Дочитав последний документ, Серов вопросительно посмотрел на слушавших его подчиненных:

– Вопросы есть?

В ответ ему кто-то еле отрицательно мотнул головой, но большинство продолжали молча и неподвижно сидеть, напоминая каменные изваяния.

– Перейдем к делам насущным, – Серов улыбнулся краешками губ: Татьяна Иванна, сколько дел у нас на сегодняшний день в прокуратуре?

После секундного замешательства со стула поднялась среднего роста женщина с бюстом самых нескромных размеров:

– На сейчас в прокуратуре 4 дела, еще 2 должны отвезти сегодня.

– А разбой многоэпизодный среди этих двух есть?

– Нет, Владимир Сергеевич, с этим делом пока не успеваем, но сегодня отвезем квартирную кражу групповую.

– А что мешает разбой закончить? – Серов был явно недоволен таким ответом и его голос не скрывал возмущения.

– Владимир Сергеевич, ну поймите, объем дела весьма большой, ошибки сами понимаете недопустимы. К тому же, нас тормозит розыск не давая ответы на поручения, которые мы, между прочим, отправили еще три недели назад при сроке исполнения 10 дней! – с подобием такого же возмущения протараторила женщина.

Ее выпад не остался без внимания со стороны присутствовавших здесь начальника уголовного розыска, в чей огород только что был закинут камень, и начальника криминальной милиции, которому начОУР88
  Начальник отделения уголовного розыска районного отдела внутренних дел; непосредственно подчиняется начальнику КМ, т.е. криминальной милиции


[Закрыть] подчинялся.

Серов подобные склоки и дрязги среди своих подчиненных не поощрял, а давнишняя война следствия и розыска, существовавшая во всех отделах, изрядно набила ему оскомину. Будучи когда-то простым опером, он сам недолюбливал следаков99
  следователей


[Закрыть], считая их, за редким исключением, крючкотворцами и кабинетными крысами, но, став начальником отдела, быстро убедился, что подобная грызня мешает работе и стал стараться прекратить ее проявления в зародыше.

Вся суть этой вражды, кстати, заключалась в том, что оперативники всегда себя считали лицом, элитой и главной боевой силой милиции. На их плечах лежала тяжелая, на самом деле весьма тяжелая работа по вычислению и поимке преступников, которых надо было еще и «расколоть» перед тем, как все результаты своей деятельности фактически на «блюдечке с голубой каемочкой» передать в следствие. Они первые беседовали с пойманными жуликами, видя – кто и что из себя представляет, кто врет и лукавит, а кто начал говорить правду. Немаловажно еще и то, что этой правду порой приходилось искать и добиваться очень и очень подолгу, что затрачивало немало моральных сил и требовало большого профессионального искусства. Ко всему прочему нужно еще и добавить отношение преступников к операм – временами приходилось выслушать о себе столько всего «приятного», что даже самое долгоиграющее терпение быстро подходило к концу. Часть пойманных сограждан вследствие своего врожденного хамства и чувства полнейшей безнаказанности, а как следствие – опасности для нормальных людей – просто требовали применения к себе всякого рода незаконных методов ведения дознания. Для таких экземпляров физическое воздействие было столь же необходимым средством, как витаминки для дистрофика.

Нормального человеческого языка они не понимали, убивали, грабили и насиловали, не чувствуя ни малейшего угрызения совести – и как с таким можно еще обращаться, если только не языком кулаков и резиновой палки?!

Идя на вынужденные грубые нарушения закона – нанесение задержанным побоев, иногда по делу, а иногда и нет, опера оправдывали свои беззакония кто необходимостью очистки общества от отбросов и извращенцев, а те, кто окончательно превратились системой в такие же отбросы (или уже придя в милицию такими) просто необходимостью раскрытия преступления – и неважно причастен ли пойманный или нет.

Выполняя такую трудную работу, каждый доблестный сотрудник уголовного розыска, любивший денежную наличность, считал исключительно своим правом решать – отпустить кого-то за толику малую, а кого нет, даже если предлагали чемодан с деньгами. Те, кого представители уголовного розыска все же решали предать в крепкие объятия правосудия, «передавался» со всеми сопутствующими документами, собранными операми, в руки следствия, которое по замыслу законодателя должно производить допросы, очные ставки и тому подобные следственные действия.

Вся работа следователя досконально описана в Уголовно-процессуальном Кодексе, и многое, что в ней есть, сильно попахивает бюрократией и бумажной волокитой. Цель всего этого действа, как сказано в законе, – объективное и беспристрастное доказывание вины виновного и невиновности невинного.

Справедливости ради стоит сказать, что и у следователей работка далеко не сахар, поскольку часами сидя на мягком месте, беседовать с законченными ублюдками, а еще и записывать крайне подробно все последними сказанное – совсем не удовольствие. Любая «промашка» следователя может обернуться тем, что многочасовая работа и его, и оперов пойдет прахом.

На собственной шкуре ощущая все эти невзгоды, следователи считали себя властителями уголовного процесса – как запишешь – так и будет в суде, в конце концов в знаменитой фразе «казнить нельзя помиловать» исход всего дела решает одна маленькая запятая.

В случае той самой «промашки» банально «набить морду» с целью выяснения правды подследственному уже не получится – рядом с ним сидит его адвокат. Собственно говоря, многие бывалые жулики умудрялись этим прекрасно пользоваться – дабы не получить у оперов по почкам сверх меры, особо не разбираясь в подробностях – украл именно этот кошелек или нет, подписывали и признательные показания и чистосердечные признания. Попав в кабинет следователя почти непомятым, сидя рядом со своим верным адвокатом, жулик начинал сразу же «идти в отказ» – дескать, меня били безбожно, я и подписал, а на самом деле не грешнее младенца. Если никаких объективных (т.е. не просто слова, а «отпечатки» пальцев и т.п.) данных, подтверждающих его вину отыскать не удавалось, а адвокат являлся в своих делах господином весьма опытным, даже самого законченного негодяя приходилось отпускать. Причем, к сожалению для всех, абсолютно безвозмездно.

Узнавая о чем-то подобном, опера начинали обвинять во всем «прогнивших» следователей, поскольку те отпустили законченную мразь, а еще и денег взяли и не поделились.

В ряде случаев они по уже сказанным выше причинам заблуждались, а иногда дела обстояли именно так, как они и думали. В любом случае, представители следственных подразделений на таковые обвинения, высказанные чаще всего в неформальной обстановке, надрывая голос, кричали, что все произошло от неграмотности самих оперов, которые необходимые детали и нюансы не выяснили, там не доработали, здесь не дожали, а в итоге все получилось, как получилось – коту под хвост.

И опять же иногда в своих обвинениях они были правы, а иногда это являлось просто защитной реакцией, и эту показушную роль надо было отыграть от начала и до конца так, чтобы сам Станиславский сказал «верю».

Почти каждый рабочий день приносил для этого противостояния очередные поводы и факты – разбираться в конкретной сложившийся ситуации объективно никто из участников, естественно, не желал, а претензий и упреков с обеих сторон высказывалось множество…

…От приступа гнева лицо начальника уголовного розыска сменила гримаса – глаза вылезли из орбит, он уже открыл рот, готовый разразиться нелестной тирадой в адрес «грудастой сучки», как он за глаза иногда называл начальницу следственного отделения, но его опередил Пахомов, выпалив политически сдержанное:

– Я разберусь лично, мне нужны номера уголовных дел, даты и исходящие поручений по канцелярии. Если в волоките виновны сыщики – накажу.

Эта вроде безобидная и весьма примирительная в данном случае фраза заставила Татьяну Ивановну лишь обиженно поджать тонкие, ярко напомаженные губы – номера дел она-то скажет, но поручения по большей части всегда направлялись неофициально – не через канцелярию, как требует формальный подход, а лично – из кабинета в кабинет и, в лучшем случае, под роспись. Втолковать о необходимости участия канцелярии в этом процессе своим подчиненным, пришедшим к ней с институтской скамьи, она никак не могла; те же, кто на собственном горьком опыте убеждался в правоте начальницы – уже более-менее следователи опытные – в скором времени покидали районное подразделение, переходя куда-нибудь повыше, где и тише и слаще.

Не поняв тонкости хода Пахомова и видя, как Кимкина пристыженно замолчала, Серов решил, что в неготовности так нужного ему для отчетов дела виноваты все же следователи, а не опера, как было-то по правде.

– Татьяна Иванна, вы начальник следственного отделения ОВД, руководитель и следственный работник с большим опытом, – спокойным и уважительным голосом проговорил Владимир, и тут же перешел почти на крик: так какого же черта вы не можете закончить одно-единственное уголовное дело, которое так нужно и мне и вам?! Вы хотите опять стоять на трибуне в главке и обтекать? Лично я – нет! И вам тоже не советую, еще один разок-другой подобного позора и мне придется искать нового начальника следствия! Чего бы мне, кстати, очень не хотелось бы…

Последняя фраза была сказана значительно тише и лишь потому, что Кимкина покраснела, как рак, и у Владимира закралось подозрение, что она может разреветься прямо на совещании.

«Кнут был, крошки от пряника кинуты, теперь активизация и мотивация на работу» – подумал он, произнеся вслух жестким и суровом голосом:

– Значит сегодня к вечеру докладываете о готовности дела к отправке в прокуратуру и мне не нужен другой результат. Если что-то объективно не готово и нужна моя помощь – сообщайте немедля. Это ясно?

– Да.

В том, что начальник лично подключится к решению любой проблемы, если этого требует работа, никто из его подчиненных не сомневался; за такое редкое для современного начальника ОВД качество его уважали до бесконечности.

Увидев еле заметную блаженную улыбку на лице начальника уголовного розыска, который напоминал изображения Колобка по мотивам русских народных сказок, Серов продолжил:

– Но если я узнаю, что работу следователей реально тормозит уголовный розыск, то вы все, вашу мать, будете у меня дневать и ночевать на улице, пока не добьетесь стопроцентной раскрываемости.

Толстяк сделал невинную физиономию и послушно кивнул; малозаметная улыбка тут же образовалась на лице начальника следствия.

– По дознанию сколько дел? – поинтересовался Владимир у сидевшего в самом концу стола мужичонке лет сорока.

– Готово или уже в прокуратуре? – ни секунды не медля, переспросил начальник дознания ОВД с «крайне редкой» фамилией Иванов. Невзрачного вида, в очках, вечно какой-то несуразный и помятый, Иванов Алексей Владимирович, с первого взгляда казался людям человеком недалеким. На деле, лишенный от природы внешней привлекательности и статности, начальник дознания Иванов был человеком весьма неглупым, поступки и слова свои всегда продумывал наперед, что не мешало ему вместе с тем постоянно играть роль того, кем он выглядел со стороны.

Зная истинную природу своего подчиненного, Серов устал бороться с особенностью Иванова играть даже с ним роль простачка и задавать очевидно глупые вопросы:

– Давай и так, и так.

Иванов несколько секунд изучал какие-то свои записи, при этом что-то бормоча себе под нос:

– Так… готово у нас сейчас 34 дела, 16 уже подписаны, 8 на проверке, 3 на переделке. Оставшиеся 7 отвезем сегодня.

– Хорошо, – коротко похвалил его Серов и тут же подумал про себя «Молодец Лёха, не подводит».

– По линии МОБ что?

– Работаем, проблем нет, – ответил с некоторой ленцой в голосе полный в подполковничем мундире.

– Вечно у вас, Петр Анатольевич, проблем нет, только потом в округе узнаю и выслушиваю, – почти по-стариковски проворчал Владимир.

Петр Анатольевич на замечание начальника глядя на него лишь слабо пожал плечами – «Хоть ругай, хоть бей – лучше уже не станет».

В целом Серов был доволен работой и начальника МОБ и его многочисленных подчиненных; во всей работе милиции, эта линия была, пожалуй, самой объемной и трудоемкой, и поэтому всякого рода недоразумения и проблемы появлялись здесь постоянно.

Выслушав еще несколько отчетов присутствующих руководителей о работе возглавляемых ими служб, Владимир напоследок предоставил слово своему первому заместителю:

– Криминальная милиция?

– Я позже доложу, во-первых, много всего, а во-вторых, есть моменты, над которыми стоит подумать и принять правильное решение, – отрапортовал Пахомов.

– Тогда, товарищи руководители, по рабочим местам, – закончил совещание Серов.

Раздался скрип отодвигаемых стульев и люди стали подниматься из-за своих мест, когда Владимир, видимо забыв о чем-то важном, обратился к начальнику уголовного розыска:

– Тимофеев!

Лицо толстяка тут же приобрело выражение полной доверчивости и собачей верности; почти уже принявшие вертикальное положение подчиненные снова уселись на свои места.

– Тимофеев, работу сыщиков проверю лично, если со следственным отделением не наладите нормальные рабочие отношения! Ясно?

– Так точно. Владимир Сергеич, да не беспокойтесь Вы, мы с Татьяной Иванной душа в душу!

И эта попытка начальника ОВД была обречена на провал.

– По рабочим местам, товарищи, – выдохнул Серов.

Дождавшись пока все покинут кабинет, и дверь закроется за последним из уходящих, Петр Анатольевич, даже не думавший подниматься со своего стула, с добродушной улыбкой посмотрел на своего непосредственного руководителя:

– Сергеич, давай чайком побалуемся.

– Ну, давай побалуемся. Заваривай пока, я щас подпишу кое-что и иду.

Чай в персональной иерархии напитков Серова находился ровно на втором месте после кофе, поэтому все чайные принадлежности находились в смежной комнате – «комнате отдыха», а дорогущая кофе-машина занимала свое законное место на подоконнике в основном помещении кабинета.

Начальник милиции общественной безопасности, он же Петр Анатольевич Крупенин, был – напротив – фанатом чая; в нюансах чаепития он разбирался отменно и постоянно приносил в отдел какие-нибудь особо вкусные сорта.

Зайдя в комнату отдыха, Владимир с удовольствием вдохнул парящий в воздухе чудесный чайный аромат. На невысоком столике уже стоял чуть паривший носиком маленький заварной чайник и две широкие чашки с благоухающим напитком.

– Петро, вкусно как пахнет-то!

– А то, это такой сорт красного чая, – улыбаясь во все лицо начал было Крупенин, но тут же осекшись, махнул рукой в сторону Серова: ладно, не буду, знаю тебе не интересно. Пей вон лучше, пока не остыл.

На вкус чай оказался таким же приятным, как и его аромат. Некоторое время мужчины пили в полной тишине, прихлебывая горячий напиток из чашек-пиал.

– Ну чё нового? – первым прервал молчания Серов.

– Да путем вроде всё. Мишку вон в пятый класс отвел, большой уже, сорванец. Твой-то как? Видитесь?

– Хотелось бы чаще, но куда там с таким графиком! Да и Танька не любит, когда я к ним подшофе приезжаю, жили б вместе – другое дело. А так, вроде все окей. Уже в шестой ходит.

Разговор лился не спеша, словно равнинная речушка; от личной жизни плавно перешли к обсуждению машин, а там, как и водится, не упустили своим вниманием и прекрасный пол.

Разлили по второй порции чая; настоявшись, его вкус приобрел еще более ярко выраженный, чуть терпкий оттенок.

– Вов, тут такое дело, – понизив голос, проговорил Крупенин: это тебе.

Он вытащил из внутреннего кармана форменного пиджака пачку тысячерублевых купюр, перетянутую тонкой резинкой, и положил на столик ближе к своему собеседнику.

– Это откуда? – продолжая пить чай маленькими глотками, поинтересовался Серов.

– Позавчера я был ответственным1010
  Дежурным руководителем. Дежурство суточное, определяется графиком, дежурят все руководители служб и подразделений без исключения


[Закрыть], если помнишь. Наш экипаж1111
  Имеется ввиду экипаж ППСМ – патрульно-постовой службы милиции


[Закрыть] доставил молодежь – и заявителя, и воришку за кражу. Между собой знакомы, учатся в институте оба на втором курсе. Один у другого из сумки упёр мобильник. Терпила позвонил по 02, наши его в отдел доставили, а потом по-горячему1212
  Т.е. очень быстро


[Закрыть] уже и злодея нашли. В отдел приехали родители и того и другого, короче, порешили меж собой миром разойтись, без уголовщины.

– Как «встречку1313
  Условно называемое «встречное» заявление, когда потерпевший поменял свою позицию и не желает привлечения виновного к уголовной ответственности. На практике, подобное поведение грозит самому потерпевшему за заведомо ложный донос. По сути, оформляется различными ухищрениями.


[Закрыть]» оформили?

– Так, как будто терпила трубку обронил сам, а злодей ее нашел уже в конце занятий в институте – отдать решил завтра, типа все уже разошлись.

– Это правильно. Шуметь не будут?

– Да родители и одного и другого так перепугались, что уж точно и писку не будет. Терпила-то этот, тоже не одуванчик: у злодеюшки девку увел, трахаться с ней начал. А потом, чтобы его достать, записал на телефон как она ему минет делает и в Интернет обещал выставить. Ну а тот взял и телефон подрезал, говорит, типа запись стер бы и подбросил обратно.

– Ясно, санта-барбара в общем. Сколько тут? – Владимир оглядел почти сантиметровую по толщине пачку.

– Семьдесят пять. Ну, там ребятам же еще, в розыск, дежурку…

– Правильно все, сойдет. Себе-то оставил?

– Да-да, это всё твое.

– Ну что ж, отлично, – ухмыльнулся Серов, убирая деньги также во внутренний карман пиджака.

Допив свою порцию чая, начальник МОБа, сославшись на кучу несделанных дел, ушел.

Оставшись наедине и попыхивая сигаретой, Владимир погрузился в раздумья. Думалось «обо все и ни о чем» – и о работе, которая порядком поднадоела своим маразмом, и о жене, с которой он уже давно вместе не жил, о сыне, который уже взрослый мальчик в общем-то, а папка его толком и не видит. Тут же надоедливой стаей каких-то птиц-попрошаек прилетали мысли о результатах деятельности отдела, о раскрываемости, о том, что в этом месяце преступлений зарегистрировано больше, чем в прошлом, а в соседнем ОВД почему-то спад регистрации…

Из почти медитативного состояния его вывел тревожный звонок мобильного телефона. За последние годы Владимир научился слышать тревожные нотки или признаки нависающей угрозы во вполне стандартной мелодии звонка своего мобильника.

И вот теперь он звучал именно тревожно; на дисплейчике трубки высветилось «УУМ Серенин». Серов нажал на кнопку приема вызова:

– Алё.

– Товарищ подполковник, это участковый Серенин, – участковый говорил почти скороговоркой и сбивчивым от волнения, почти истерящим голосом; Владимир напряженно вслушивался в его монолог, понимая, что чутье не подвело его и на это раз: товарищ подполковник, у нас тут чэпэ, совершенно нештатная ситуация.

– Четко доложи в чем дело, Серенин, – оборвал его начальник: предельно четко.

Серенин глубоко вздохнул: совместно с оперуполномоченным Буздылиным по указанию замполита мы проследовали для отработки жилого сектора по двум автомобильным кражам. На участке в 4 доме по улице н-ская проживает один хмырь – только что вернулся из мест лишения свободы, фамилия Утесов, 1964 года. Случайно встретили его с Буздылиным мы на улице, решили подойти побеседовать, а он деру дал, увидел, что я по форме. Ваня его быстро догнал, я подбежал чуть попозже. Смотрю – Ваня за живот держится и на землю падает, а этот на меня с ножом.

– И?! – прерывая затянувшуюся паузу в монологе участкового взревел Серов.

– В общем, я, это, застрелил его, по ходу. То есть применил табельное оружие, товарищ подполковник.

Снова повисла пауза; мозг Серова моментально активизировался, превратившись в подобие компьютера сверхвысокой производительности. «Надо успокоить парня, от него сейчас многое зависит» – пронеслось в голове с запредельной скоростью.

– Так, Дима, слушай меня внимательно, – начальник ОВД говорил спокойным и твердым голосом: ты сделал все правильно, все по инструкции. Где ты сейчас и какая обстановка на месте?

– Я сейчас у 9 дома по н-ской улице, со стороны двора. Буздылин и подозреваемый лежат на земле без сознания, первую помощь я им оказал, как мог. У Буздылина ножевое в живот, кровь идет очень быстро. У злодея три огнестрельных, два в ноги, одно в грудь, пульс есть – Серенин немного успокоился и говорил значительно внятнее.

– «Скорую» вызвал?

– Так точно, Владимир Сергеич.

– Молодец, Дима, молодец. Все правильно ты делаешь. В округ уже доложил?

– Нет, я Вам набрал сразу же…

– Правильно, Димон, все верно. Я щас к тебе уже выезжаю. Скоро буду, жди и успокойся, – Владимир уже успел одеть и пиджак, и пальто. С размаху плюхнувшись в свое кресло, он вызвал дежурку, проорав в микрофон селектора:

– Машину мою к подъезду срочно, Пахомов и Крупенин чтоб в ней были через тридцать секунд. По отделу ЧП, всем готовиться к окружной проверке, особенно МОБу и ОУРу.

– Владимир Сергеич, а что случилось то? – оперативный дежурный был уже напуган.

– Буздылина порезали, Серенин застрелил нападавшего. Направляй срочно СОГ на место – н-ская, дом девять, со стороны двора, докладывай в округ, подробности узнаешь у Пахомова по мобильному. Исполнять!

Ответ «так точно» оперативный дежурный произнес уже частым гудкам в телефоне, а спустя пару минут все три руководителя отдела пролетели мимо его окна, быстрым шагом направляясь к уже стоявшей у подъезда служебной машине.

– Гони, – скомандовал водителю Пахомов, занявший переднее пассажирское кресло; взвыв сиреной бело-синий «форд» сорвался с места. На дороге, как всегда, был затор, и, пугая водителей диким завыванием и кряканьем, милицейский автомобиль то мчался по встречной полосе, то, оттесняя других участников дорожного движения, первым заныривал в нужный поворот, повизгивая резиной.

Экипаж бешено несущегося автомобиля периодически нещадно болтало в его утробе, но на эти мелочи никто не обращал внимания. Единогласно решив, что с учетом недостатка информации делать какие-либо выводы преждевременно, все трое жаждали попасть на место происшествия как можно скорее.

Наконец, прочертив шинами длинный черный след, «форд» замер у невысокого заборчика, отделявшего изгибающуюся полукругом асфальтированную дорожку от некого подобия газона. Прямо по курсу их движения, стоял милиционер, а рядом с ним в метрах семи от друга на асфальте лежали два мужчины, один в позе эмбриона, а один на спине, свободно раскинув руки по сторонам.

Увидев машину, милиционер побежал к ним навстречу.

Вид у Серенина был словно у нашкодивший собаки; «с другой стороны – как тут еще выглядеть? Прав, не прав – все одно по особкам и прокуратурам теперь затаскают. До чего ж милицию довели» – думал Серов, пока участковый подробно рассказывал им как все произошло.

Буздылин действительно был без сознания; по словам Серенина, кровотечение замедлилось, но попытаться перенести его никто не решился. Свою куртку под голову ему еще до приезда руководства подложил участковый, а сейчас собственным пальто, чтобы не замерз, его заботливо укрыл Пахомов.

Что же касается нападавшего, то одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять его текущее состояние. Крупенин осторожно прикоснулся пальцами к его шее, и после нескольких секунд тщетных попыток отыскать пульс, лишь отрицательно покачал головой.

Увидев это, Серенин побледнел еще больше, став похожим на приведение, сбивчиво объясняя при этом, что никого убивать не хотел. Заметив это, Серов попытался на корню пресечь первые признаки истерики. Он положил ладонь на плечо уже трясшемуся от страха участковому:

– Дима, слушай меня очень и очень внимательно. Сейчас сюда прилетит целая стая коршунов – прокурорские, окружные, с главка и нас всех, а в особенности тебя будут рвать на части. И если ты сейчас же не успокоишься и мы не договоримся обо всех деталях всем нам будет плохо. Понимашь?

Под тяжелым взглядом Серова, который, казалось, был устремлен в самую душу, Дима только утвердительно кивнул.

– Ты поступил правильно, абсолютно правильно, и если бы сейчас там не лежал он – лежал бы ты. Ты стрелял в воздух?

– Я не успел, Владимир Сергеевич, быстро все очень произошло.

Владимир огляделся по сторонам – рядом находится два многоквартирных дома, покопаться – найдутся свидетели, слышавшие, что выстрела было именно три – и поверят, естественно, сторонним наблюдателям. Значит, пытаться сфальсифицировать количество выстрелов, забрав один патрон у Серенина, не имеет никакого смысла.

– Когда ты пил последний раз? – продолжал допрос Серов.

– В субботу, в прошлую.

– То есть, неделя, как минимум, прошла, так?

– Да, Владимир Сергеич, клянусь.

– Когда тебе будут задавать вопросы, кто бы их ни задавал и как бы тебе ни угрожали – ты стоишь на своем. Если вопрос каверзный и ты не знаешь, что ответить, начинаешь, как попугай, повторять всю историю целиком. В дежурку округа сообщал?

– Да, после звонка Вам, сразу же позвонил и коротко доложился.

– Умница, все верно.

Владимир не успел заметить, как на место событий приехали врачи «скорой помощи». Положив Буздылина на носилки и опутав его целой сетью непонятных трубок и проводков, медики спешно отнесли его в свой автомобиль, и умчались, распугивая прохожих воем сирены. Оставшаяся часть медработников, скучая, курила около трупа Утесова, ожидая приезда кареты трупоперевозки.

Владимир, понимая, что до приезда «коршунов» из вышестоящих ведомств остаются считанные минуты, спешно отдал указания срочно возбудить уголовные дела по кражам из автомашин, по которым потенциальным подозреваемым был застреленный, и срочном допросе всех, кто видел «черного плаща», блуждающего у данных автомобилей. Повезет, и кто-то может укажет непосредственно на Утесова, и в этом случае можно будет говорить, что Серенин застрелил законченного рецидивиста и выбора в тот момент у него толком и не было.

Прекрасно понятно, что выбирать в таких обстоятельствах ему не приходилось – на тебя бежит здоровенный мужик с окровавленным ножом – не самое лучшее время вспоминать про права человека и неприкосновенность личности. В какой-нибудь нормальной стране полицейского в данной ситуации поощрят, и никто не будет задавать лишних вопросов «можно ли было обойтись без применения оружия?», а в любимом отечестве Серенину будут душу выматывать полгода точно, а потом, в лучшем случае, строго погрозив пальцем, велят нести службу дальше.

Спустя полчаса на крохотной пешеходной дороже собралось не менее пятидесяти человек. Следователь следственно-оперативной группы ваял уже второй лист протокола осмотра места происшествия – и это он только начал, один из экспертов, как заправский папарацци, фотографировал пейзажи дорожки в разных ракурсах, не забывая захватить в объектив и остывающий труп Утесова, которым увлеченно занимался судебно-медицинский эксперт.

Начальник окружной службы криминальной милиции Сомов руководил целым сонмом своих подчиненных, часть из которых побежала искать свидетелей и очевидцев из числа жителей ближайших домов, часть отправилась домой к Утесову опрашивать его родственников и знакомых, а оставшаяся часть находилась подле руководителя, ожидая своего задания.

Представители отдела собственной безопасности уже успели устроить Серенину допрос с пристрастием и обвинить во всех грехах, начиная от незнания закона «О милиции» и заканчивая коррупцией, записывая при этом ответы перепуганного участкового своими Parker и Watermann в ежедневники с переплетами из натуральной кожи.

Прибывший на место начальник милиции общественной безопасности Сафронов, не стесняясь в выражениях, распекал Крупенина за «недостаточную воспитательную работу» с подчиненными, на что сам Крупенин кивал и соглашался, не забывая при этом при каждом удобном случае указать своему руководителю на факт «обоснованного применения табельного оружия».