Текст книги "Amor"

– Его это работа! Точно его! Он мне тоже говорил: «У нас здесь выбор один: вербляди или верблядихи, а у него, видите ли, кубинка». Завидует.

– На самого-то его не особенно прельщаются местные чувихи. Вот он ему и завидует.

– Вот-вот, точно, завидует, – Капитан берет прикуп, – Я говорю ему: «Ершов никого никому не выставляет и женой не хвастает». А он гнет свое: «Все равно, – твердит, – этого выскочку проучить надо, чтоб в следующий раз на русских женился, а не на иностранках разных. Что ему, наших татарок, молдаванок, украинок, чукчей, наконец, мало? И какой-то он, – говорит, – слишком уж независимый, гордый такой, на меня сверху вниз смотрит, со снисхожденьицем, хрен столичный. Строптивый такой! Ничего, – говорит, – мы его строптивость-то пообломаем! Шелковым станет».

– Это точно его рук дело. Закусывайте, закусывайте, господа, – Придвигает поближе к игрокам тарелочку с колбасой и огурчиками хозяин. – Да, Кюхля дошел до ручки. Вспомните, за последние два года, что только он не делал, чтобы его перевели в другую часть. Надеется, что получше нашей будет, где-нибудь в средней полосе. И напивался, и хулиганил, стекла бил, даже своровал. А добился только понижения в должности и в звании. Звездочку сняли. И никуда не перевели.

– Это точно его, гада, рук дело. Закусывайте, закусывайте, господа. Я случайно обратил внимание как неделю назад шел наш Кюхельбеккер себе домой, да вдруг завернул туда, где хулиганье обретается. Знаете наш пивбар? С чего бы, думаю, это? Мы туда не ходим. Нам в часть, в буфет, пиво привозят. Чего в этом баре мочу, разбавленную хлебать?

– А давайте за «кубинца» ему тоже врежем! – Предлагает Беднорук.

– Как? – Вскакивает капитан.

– А «темную» ему устроим, – предлагает лысый.

– И у меня на этого подлеца давно руки чешутся, – Капитан потирает руки.

Капитан скребет левую руку правой.

– Ой, как чешутся. Сволочь этот, бакенбардистый! Нельзя же так!

– А я считаю, черт с ним, с этой гнидой. Руки об него марать не хочется. Мы ж офицеры. А насчет того, что нам отсюда не скоро выбраться, в этом он, к сожалению, прав. Но Ершов-то здесь не при чем! Мало ли кому где угораздило родиться! Давайте выпьем-ка за наше скорейшее возвращение. Чтоб в этом плане что-то изменилось. А Кюхле скажем, что мы знаем, что это он подговорил зэков Володьку избить. И, если еще только раз попробует что-нибудь подобное сотворить, мы ему сразу все припомним. А Володьку поддержать надо. Морально.

– Обязательно. Пулю допишем и сходим к нему. Навестим?

– Сходим, сходим. Ты сам сначала, давай, ходи, дружок. Твой ход.

– А я уже его вчера навешал. Я потом к нему, в другой раз, загляну.

Военный городок. Однотипные серые, четырехэтажные домики. Асфальтовые дорожки к ним. Волейбольная и баскетбольная площадки. У домов деревянные столики со скамеечками да небольшие деревца с запыленными редкими листочками. На спортивных площадках островки желтой, высохшей травы, да бледно-зеленые шары «перекати– поле», замершие в ожидании ветерка, чтобы покатится дальше. За домами – изгородь из ряда белых бетонных столбиков с натянутой на них проволокой. В метрах пятидесяти, на воле, пасутся одногорбые верблюды. Вдалеке, в дребезжащей сизой дымке, видны песчаные холмы. Типичная полупустыня, одним словом.

Мария в легком платьице кубинского фасона, с офицерской панамой на голове несет домой ведра с водой. Смугленький Энрике идет рядом с мамой. Ему уже три годика. Из-за угла дома навстречу им выходит командир части. В одной руке у него коробки, обернутые в жесткую коричневую бумагу и перевязанные розовой шелковой ленточкой, а в другой фуражка, которой он обмахивается.

– Здравствуйте, сеньора!

– Я компаньера. Или камарада. Здравствуйте, Николай Иванович. Командир части гладит по головке Энрике.

– Раз Вы замужем, значит Вы сеньора. Хотите быть компаньерой, сеньоритой, пожалуйста! Как пожелаете. Итак, компаньера, как поживаете? Как ты, хлопчик, не болеешь? Дай, девонька, я тебе помогу. А как Ваш младшенький?

Мария все же уступает ведра полковнику, забирая у него из рук пакеты и фуражку.

– Что Вы! Я сама.

– Как Ваш младшенький Хуанито?

– Посапывает себе. Спит.

Полковник, поднимаясь по деревянной лестнице.

– Рассказывайте, как Вам живется? Есть ли какие просьбы, пожелания, жалобы? Никто не обижает? Продуктов хватает? Или стесняетесь говорить? Скромничаете.

– Не обижают, все нормально. Спасибо. Все хорошо.

– Нам непросто доставать требуемые продукты в полном объеме. Вы должны нас понять.

– Я это знаю. Мы все это знаем и понимаем, как здесь не просто доставать пропитание.

Полковник входит в квартиру Ершовых на третьем этаже и ставит ведра на табуретки. От знойного солнца окна в квартире заклеены газетами.

– Спасибо.

– Я Вашему супругу говорю, если чего детишкам не хватает, не стесняйся, скажи. Все найдем, что надо. В лепешку расшибемся, а для детишек все что требуется, ну, хотя бы минимум, а достанем!

– Ну что Вы беспокоитесь. Вроде бы все у нас есть.

– Смотрите. Если что…

Полковник распаковывает на столе коробки.

– Вот, Мария. Это Вашим детям. Сладости. Это конфеты. Разные. Шоколадные: «Мишка на Севере», «Белочка» с грильяжем. А этот торт «Птичье молоко» называется.

Мария очень удивлена и тронута.

– Ой! И это все нам?

– Вам! Вам! Я только из Москвы прилетел. С совещания. Успел, однако, перед отъездом отовариться. В кулинарии ресторана «Прага» три часа отстоял, а четыре торта в одни руки вымолил.

– Я не возьму, Николай Иванович. Правда. У Вас своя семья есть.

– Берите, берите. Нам с женой хватит. А у Вас детки еще маленькие. Им сладости требуются. Их и побаловать иногда надо. Берите. Шоколад он полезен. Берите, а то я обижусь.

Полковник, развернув шоколадку, дает полплитки Энрике.

– Спасибо, Николай Иванович. Огромное! Вы нас так балуете. Вы… Как бы это сказать… Вы настоящий советский командир! Как мой отец!

– Да, ладно Вам. Скажете тоже…

К воротам подъезжает военный «ГАЗик» с красной надписью на борту «Военная Комендатура». Из машины выходит майор с повязкой на правой руке «Военная Комендатура». Он подходит к дежурному по части. Офицеры приветствуют друг друга. Майор показывает какую-то бумажку дежурному, затем садится в машину и, пыля, машина едет в часть, в направлении штаба.

Кюхля в белом халате с повязкой «Дежурный по блоку питания» ходит с важным видом по кухне и смотрит, как солдаты-повара кашеварят. То туда заглянет, то сюда. Дает указания солдату вытереть тряпкой пол, другого пинком ноги подгоняет, мол, давай шевелись. Видит, как повар льет что-то из мензурки в чай.

– Побольше, побольше добавь сосункам брома, чтобы крепче спалось и поменьше моглось!

Солдат еще отливает брома из мензурки в кастрюлю.

– Товарищ лейтенант, больше никак нельзя, а то плохо им будет.

– Ничего, ничего! Не жалей! Наш солдат! Для него бром, что дробинка. Он стойкий!

Дверь распахивается, и в кухню заглядывают два старших офицера из военной комендатуры.

– Кто тут будет старший лейтенант Бякинов Вадим Николаевич?

– Я Бякинов, – отвечает Кюхля, – А в чем дело?

– Идите-ка сюда, товарищ старший лейтенант!

Майор берет Кюхлю цепко за руку.

– Вы арестованы.

Кюхля дергается.

– За что?

– Без разговоров. Пойдемте с нами. Вам все расскажут, за что и почему.

Офицеры комендатуры берут под руки старшего лейтенанта и ведут его, ослабевшего в ногах, к машине.

В актовом зале, посредине, стоит красавица елка, натуральная, пахучая, до потолка, украшенная игрушкам и со звездой наверху. В зале в праздничной гражданской одежде сидят офицеры части с женами, со взрослыми и маленькими детьми. Кто-то успокаивает своих плачущих или слишком разбаловавшихся ребятишек.

Люди перешептываются:

– Какую елку достал наш командир! И где ему только удалось такую найти? Вот это подарок нашей детворе и всем нам!

– Золотой человек!

А Владимира рядом с женой нет. Он стоит за кулисами с гитарой. Художественная самодеятельность части. Два офицера разыгрывают интермедию Романа Карцева «Доктор, сшейте мне костюм!». Один офицер в белом халате и шапочке, другой в обычном костюме.

– Это поликлиника.

– Я знаю.

– Хирургическое отделение.

– Я понимаю.

– Я врач. А это больные.

– Я все понимаю, доктор! Я ж не дурак. Я все понимаю! Но войдите и в мое положение. Я уже в этом не могу больше ходить! Сшейте мне костюм. Троечку, такую, троечку. Карманы врезные. Наискось. Брюки двадцать четыре.

– Достали Вы меня! Материал у Вас с собой?

– С собой.

– Давайте! Через неделю придете на примерку. И запишитесь на прием! Без этих штук! Скажете, что у Вас правосторонняя грыжа. Понятно?

– Понятно. Гомо сапиенс!

Зрители восторженно хлопают в ладоши. Конферансье объявляет следующий номер и приглашает на сцену Ершова исполнить песню барда Вахнюка «Твои глаза». Ершов под гитару поет. Звучат бурные аплодисменты публики. Владимир поет еще одну бардовскую песню. Все танцуют под музыку вокально-инструментального ансамбля части.

– Сходи, скажи музыкантам, – говорит один офицер другому, ведущему концерт, – чтобы сделали перерыв. Я сейчас для разнообразия поставлю кубинскую музыку, которую я у Ершова с магнитофона переписал. Потом, когда я включу кубинскую музыку, ты громко попросишь Ершова и Марию станцевать для всех кубинский танец. Ясно? Давай, действуй!

ВИА уходит на перерыв. По местной трансляции из динамиков начинает тихо звучать кубинская мелодия. Офицер выходит на середину зала к праздничной, живой елке.

– Внимание, друзья! Давайте попросим наших «кубинцев», семейную пару Ершовых, показать нам какой-нибудь кубинский танец пока оркестр отдыхает. По Туркмении ходят слухи, что они здорово танцуют, но скрывают свои таланты от общественности. Пришло время показать себя народу! Попросим их! Мария! Владимир!

Из динамиков несется страстная, зажигательная кубинская музыка. Владимир берет за руку Марию и, переглянувшись с ней, выводит ее в центр фойе, и они исполняют зажигательную сальсу. Не дожидаясь окончания танца, к ним присоединяются другие пары. Все азартно, как могут, у кого как получается, танцуют сальсу, яростно вращая бедрами. Потом танцующие и зрители хлопают себе и Ершовым. Всем радостно и весело!

В полупустыне бушует песчаная буря. Воет ветер. Не видно ни зги. Сквозь щели оконных рам просачивается песок и откладывается кучками на подоконниках. А с подоконников стекает на пол. Мария с сырой тряпкой обходит квартиру и собирает везде песок в совочек. Подметает пол. Володя держит на коленях сынишку.

– Так, Энрике. Мы здесь пока с тобой живем. Тут пески, верблюды. Знаешь теперь, кто такие верблюды?

– Знаю!

– Но ведь Россия, она большая, сынок. Она очень большая, наша страна. Там и леса есть, и озера, и моря, и снега, и горы. Вот послушай стихи о России. Я сейчас тебе почитаю. Там про все это говорится. Хочешь?

Володя сажает сына в кресло, подходит к этажерке и выбирает одну из книжек.

– Мария, посмотри, как там наш …. Спит?

Мария, поцеловав Володю в щечку и пощекотав ему игриво грудь, уходит в другую комнату, а Володя садится на корточки перед Энрике.

– Смотри, как здорово написано о нашей красивой Родине.

В бору, где барсучьи петляют следы…

Энрике его перебивает.

– Пап, а что такое «бор» и что такое «барсук»?

– Бор-это такой лес, где растут деревья с широкими такими листьями, а барсук, барсук-это хищный зверек из семейства куниц. Знаешь, кто это, куница?

– Не-а!

– Я тебе книжку с картинками завтра принесу. О зверятах. Барсук… барсук-это такой звереныш с неуклюжим телом и острой мордочкой.

Володя сдвинутыми пальцами изображает мордочку зверька.

– И с густой, длинной, грубой шерстью.

Отец взъерошивает пальцами свои волосы.

– Теперь понятно?

– Ага!

Володя начинает читать стихи.

– Итак!

 
В бору, где барсучьи
петляют следы,
таращатся сучья
в оплаве слюды.
И словно в белёсом
студеном стогу
белеет береза
на белом снегу.
На фоне сугроба
не слишком бела.
Но дышит утроба
живого ствола,
который упрямей
в ледовом плену
корой и корнями
сосет белизну.
Что в зиму накопит,
то лету отдаст.
Залетная копоть
вминается в наст.
Залётное древо
в сосновом бору.
Но смотрит без гнева
сосна на сестру.
Ей ведомо: к зною,
набравши разбег,
завьюжит сквозь хвою
березовый снег,
чтоб дрожью по коже
зелёная грусть,
чтоб видел прохожий,
что вот она – Русь!
 

– Как, тебе стихи, нравятся?

– Нравятся.

Володя убрал книгу и пошел в другую комнату, где, увидел, что там, склонившись над кроваткой сынишки, плачет Мария.

– Что с тобой, моя ласточка?

– Влади! Так хочется домой съездить на Кубу. К маме, к отцу! Уж столько лет…, – всхлипнула Мария – Как они там?!

– Как я тебя понимаю, солнышко. Но… деньги. Где же их взять столько? Знаешь, сколько на Кубу авиабилет стоит? Можно, конечно, продать машину, но тогда на чем ездить будем, когда в Москву вернемся. Нам еще и квартиру снимать придется.

Мария тяжело вздыхает.

– Знаю. Давай будем понемногу откладывать. Я вот скоро воспитателем в детсад или ясли пойду. Как только там место освободится. Или попросим отца продать машину, и ты слетаешь. Давай подумаем, как лучше сделать.

– И Хуанито с тобой рядом там будет. Под присмотром. Что-нибудь придумаем, дорогая. Будем на всем экономить и потихоньку копить на твою поездку домой. Успокойся, родная моя, съездишь, съездишь… Подожди, потерпи еще немножко.

В штабе сидят человек двадцать офицерского состава части. Перешептываются. Смеются. Один офицер убивает муху газетой на плече другого. Тот в шутку начинает возню. Их успокаивают и разнимают.

– А чего он? Своих мух пусть бьет! Вон на нем сколько сидит!

Дверь вдруг распахивается и в комнату входит командир части. Встает полковник с краю.

– Товарищи офицеры!

Все офицеры встают по стойке смирно. Полковник всех оглядывает. Показывает на пуговку одного капитана. Тот застегивает пуговицу на воротнике.

– Вольно. Садитесь.

Офицеры части занимают свои места на скамейках, стулья и табуретках.

– Товарищи офицеры, нам поставили новую задачу. Превратить нашу воинскую часть в учебный центр для иностранных обучающихся. Срок установлен нереально малый, но мы должны уложиться. Кровь из носа. Работа найдется каждому. Спрашивать буду по всей строгости. У нас здесь проходить обучение военнослужащие из разных стран. И мы должны так обустроить наш центр и так себя культурно вести, чтобы быть обще-показательным примером. Нас будут и из Москвы постоянно проверять. В индивидуальном порядке я ознакомлю каждого из вас с новым кругом ваших новых обязанностей. И помните: «Болтун – находка для шпиона!» За секретностью будет следить Начальник особого отдела. Не огорчайте его. Спрашивать будем по всей строгости закона. С Вашими семьями встретится замполит и расскажет им, как себя надо вести, что можно, а что нельзя. Все частные и личные контакты с моего разрешения. Со всеми вопросами тоже ко мне. Но не думайте, что мы отгораживаемся стеной от иностранцев. У нас будут совместные концерты, вечера отдыха, танцев, экскурсии в Баку. Только вот заходить к ним в квартиры запрещается. А так дружите, общайтесь. Будем строить метрах в пятистах отсюда учебную площадку для ракет и штабных кабин управления зенитными комплексами для практических занятий по наведению, перехвату, ведению, сопровождению и сбиванию целей. Построим новую баню для иностранцев, три жилых корпуса, один с квартирами для офицеров и два казарменного типа для рядового состава. Столовая будет отдельная для иностранцев. Прибудут около семидесяти переводчиков со всего Советского Союза. Их поселим в крайнем от части двухэтажном доме.

– Там, где сейчас парашютоукладчицы?!

– Да. Рота девушек, укладчиц парашютов, будет переведена в расположение соседнего аэродрома. Хватит с нас конфликтов.

Офицеры зашумели. Возмущенно, недовольно, с усмешками.

– Спокойно! Спокойно, товарищи офицеры. Сколько мы, я имею в виду нас с замполитом и Ваших жен, натерпелись от Ваших походов к этим дамам за эти годы. Сколько было конфликтов, семейных драм, слез, драк, разборок из– за этих молодых особ. Хватит с нас. Не хватает еще, чтобы наши Монтекки, я имею в виду наших офицеров и рядовых, устраивали нам здесь поножовщину из-за наших Джульетт с иностранцами, тоже теми еще Капулетти. Это был бы международный скандал. Мы этого не допустим. Так что прощайтесь со своими зазнобами и возлюбленными и, если хотите, ходите к ним через пустыню пятнадцать километров. Кто действительно влюблен. Или вон развлекайтесь с девицами в Красноводске или в Баку. В меру! Для холостяков у нас квартир, вы сами прекрасно знаете, свободных нет, так что женитьба не поможет. К нам приеду преподаватели высшей категории с семьями для обучения иностранцев и управления всем комплексом. Для них построим один блочный дом, потому что приеду они надолго. За полгода обучим этих, потом на полгода приедут другие. Готовьтесь к новой жизни. Вот пока все. Обдумайте. У кого какие будут вопросы, соберемся здесь еще не раз и все обсудим и Вам разъясним. Свободны. Расходитесь.

Возбужденные новостью, офицеры, переговариваясь, сразу хватаются за сигареты, мнут их в руках, вставляют в рот, вываливаются толпой из кабинета. В штабе остаются командир части, его заместитель, начальник особого отдела, замполит, начальник по материально-технической части, снабженец и начальник медсанчасти.

– Ну, что-ж, товарищи, давайте осуждать наши первоочередные планы и действия. Завра ждем комиссию из Генерального штаба. Будем их встречать. Записывайте, что кому делать.

Мужчина смотрит в окно и спешно одевается тайком от жены, которая на кухне. И хочет незаметно улизнуть из дома. Но на пороге двери его уже встречает его супруга.

– Не пущу! Что хошь со мной делай! Не пущу и все! Хоть убей! Через мой труп!

Мужчина мнется, хочет жену отстранить от двери, но та упирается и наконец встает на колени перед мужем.

– Остынь! Не пущу. Себя зарежу и тебя!

Муж возвращается в комнату¸ садится на диван и обхватывает голову руками…

На асфальтовой дороге перед подъездами дома стоят несколько автобусов: два «ЛАЗа», «ПАЗ» и два грузовика. Девушки выносят из дома свои пожитки с бирками, отдают их солдатам. Те грузят вещи в грузовики. Девушки в гражданской одежде рассаживаются грустные по автобусам. Смотрят из окон на своих подруг, которых пришли проводить, свободные от службы, их любимые. Одна парочка целуется. Не могут оторваться друг от друга. Другая девушка со слезами на глазах машет своему возлюбленному из окна автобуса. Один офицер не может отпустить от себя свою любимую.

– Я, я, я к тебе буду ездить! Часто! Каждое воскресенье! Мы с тобой теперь на веки! Пустыня, ничто и никто не разлучит нас. Нашего ребеночка береги! Выходи за меня замуж!

– Наконец-то! Где ж ты раньше был? Дождалась! Любимый! Я уволюсь и выйду за тебя замуж и к тебе приеду.

– Буду ждать! Да! Надо было раньше это сделать!

– Быстренько, быстренько. Время ограничено. Поймите же, девушки! Ну, товарищи офицеры. Давайте, заканчивайте! – Подгоняет всех офицер с повязкой на рукаве– ответственный за освобождение помещения и отправку парашютоукладчиц. Он вытирает платком шею. Смотрит на часы. В отчаянии машет рукой. Прощание с парашютоукладчицами затянулось и надолго. Другая девушка держится за руку офицера, который не хочет отпускать ее от себя. За другую руку офицера в другую сторону тянет его жена.

– Ну, все! Хвати уж! Пошли домой! Уехала, так уехала.

– Я тебя никогда не забуду!

Подбегает офицер в форме и бросается в объятии ожидавшей его девушки.

– Ты же на дежурстве! Знаешь, что с тобой сделают, дорогой мой?

– Да, пусть хоть расстреляют. Я не мог не прийти тебя проводить. Увидимся. Я не прощаюсь.

– И я не прощаюсь, милый.

Но вот все рассаживаются по машинам. Кавалькада трогается. Офицеры провожают машины до выезда из части. Последние возгласы провожающих и уезжающих:

– Навсегда с тобой! До встречи! Береги себя! Люблю! Люблю! Люблю!

Машины уезжают и скрываются в пыли. Офицеры стоят грустные, машут автобусам вслед. Некоторые смахивают со щек слезы…

Кирпичный дом в подмосковном городке утопает в цветущем жасмине. Сирень уже отцветает. Во дворе на сдвинутых друг к дружке скамейках сидят девчата и ребята. Один из парней заканчивает настройку гитары.

– Ну, что, грянем?!

– Грянем!

К ватаге подходит статный смуглый юноша в военной форме в звании лейтенанта.

– Привет, певцам! Как всегда поем?!

– Здорово, Энрике! Присоединяйся к нам. Конечно, поем!

Энрике присаживается. И не сводит глаз с белокурой девушки. Высокий кудлатый парень с гитарой говорит Наташе.

– Вы вместе с Энрике исполните нам, пожалуйста, что-нибудь эдакое!

Наташа берет лежащую рядом с ней гитару и устраивается поудобнее на скамеечке.

– Нашу любимую? Эту? «Как я люблю тебя тысячу раз»?

– Точно!

Энрике ждет, пока не начинает играть Наташа, и тогда тоже трогает струну.

В скромно обставленной комнате Мария смотрит телевизор. Володя, стоя на цыпочках на стуле, вставляет в люстру лампочку.

– Влади, – не оборачиваясь, зовет его жена.

Володя занят своим делом.

– Я к тебе обращаюсь, Бобо, – якобы сердится Мария, – Ты меня слышишь? Понимаешь? Или к тебе особое обращение, по-испански, требуется?

– Бобо слушает, хотя я не бобо, не дурачок, то есть.

– Ты знаешь? – Энрике тебе уже говорил, что собирается ехать на Кубу? В Лурдес. Он же электронщик. Со знанием языка. Это по его специальности.

– Нет, еще не говорил, – Владимир включил магнитофон. Зазвучала мелодичная кубинская джазовая музыка.

– Загорелся! «Обязательно, – говорит, – поеду. Это ж наш аванпост! И мой долг Родину защищать!»

– Правильно говорит. Пусть едет. Посмотрит, где мы там с тобой когда-то гуляли. Помнишь?

– Всё, всё помню, родной! – обняла мужа Мария, – «Репарто Коли», Малекон, парк Художеств… Все помню!

А во дворе ребята Наташа и Энрике в две гитары задорно поют песню Юрия Визбора «Турбины ТУ»:

– За орденами в Душанбе два капитана К!Г!Б! Всю ночь таранят темноту турбины ТУ, турбины ТУ!

Наташа смотрит многозначительно и игриво на Энрике, который улыбается ей в ответ. Ребята им хором подпевают.

В столовой сидят за бутылочкой водки двое седых мужчин, журналист газеты «Красная Звезда» Альберт Потапкин и тоже полковник в отставке Артем Яхонтов и предаются воспоминаниям о своих таких уже далеких годах пребывания на Кубе. Артем хитро прищуривается.

– А мне, знаешь, как удалось, провезти попугая с Кубы? Я в Марокко купил килограмм апельсин и в «Шереметьево» сунул их под нос таможенникам, а попугай мой сидел в это время напичканный димедролом в мешочке у меня подмышкой, на растяжках, ну как в кобуре пистолет. Таможеннику я апельсины со скандалом отдал, зато от попугая его внимание отвлек. И провез. Этот попугай у меня долго жил пока его один мой гость на вечеринке ветчиной не угостил.

– Вот был еще случай. Чтобы провести попугая, один парень накачал его кагором и посадил попку в самолете на полке для ручной клади под или шесть соломенных шляп. Попугай молчал всю дорогу, а когда приземлились и стали готовится к выходу, парень с ужасом увидел, что попугай за время перелета прогрыз насквозь все шесть или пять шляп. Вот, оказывается, почему он, паразит, все время молчал. Делом занимался. Времени зря не терял.

– Да, старик, я знаешь, кого здесь недавно встретил около метро «Текстильщики»? Володьку Ершова! Помнишь? Того, что на кубинке в шестьдесят восьмом году женился? Помнишь эту историю о настоящей, верной, чистой, преданной всепобеждающей любви. Ведь к этой кубинке столько наших генералов и адмиралов клеилось. Но эта кубинка всем от ворот поворот! И Володька этих генералов и полковников так отшивал! Вот поэтому—то он до сих пор майор, когда все его однокурсники уже полковники и генералы.

– Да ты что? На самом деле? И вы друг друга узнали?

– Узнали! Еще как! И жена его…. Такая гранд-дама. Величава! Идея! Ты же корреспондент «Красной Звезды». А напиши в своей газете статейку об этом удивительном случае! Напиши про ту международную, интернациональную, молодежную свадьбу в «Репарто Коли».

– Я бы написал, но, чтобы написать, надо бы освежить в памяти те дни, хорошо бы с Ершовыми встретиться и побеседовать. Как они к этому делу отнесутся? А ты его адрес, телефон не взял?

– Не взял, дурак я. Как-то в спешке все произошло.

– Но ничего. Я тебе дам телефончик моего приятеля из ФСБ. Он тебе кого угодно разыщет. Идет?

– Это уж в крайнем случае. Сначала я попробую Ершова по своим каналам разыскать. У меня есть база данных. Купил по случаю в электричке. Какой-то ханурик ходил и предлагал за сто рублей дискету с телефонами всех жителей Москвы и Подмосковья. Я и купил. На всякий случай. Вот теперь и попробую этой дискеткой воспользоваться. Как только их найду, тебе сразу перезвоню. А мысль твоя интересная. Ну, давай! Бриндемос! Выпьем за нашу Кубу!

Приятели запели чуть охрипшими голосами:

– Небо надо мой, небо, небо надо мной как сомбреро, как сомбреро!

Берег золотой, берег золотой, Варадеро, Варадеро!

Куба далека. Куба далека. Куба рядом!

Это говорим, это говорим мы!

Дома журналист вставляет дискету в компьютер и обнаруживает, что в Москве и Подмосковье проживает много Ершовых.

– Девяносто девять Владимиров Ершовых! А отчества его я не помню. Придется обзванивать всех по очереди.

Он набирает первый номер телефона.

– Извините, это квартира Владимира Ершова?

– Да, а кто его спрашивает? – отвечает ему женский голос.

– Скажите, а Владимир бывал когда-нибудь на Кубе? Я разыскиваю своего товарища. Я, полковник, в свое время тоже был военным переводчиком на Кубе.

– Нет, никто у нас на Кубе не бывал.

– Извините.

– Не за что.

Журналист звонит по второму телефону:

– Простите, это квартира Ершовых?

– Да. А что Вам надо?

– Я ищу приятеля своего, Владимира. Мы с ним в семидесятых годах служили вместе на Кубе.

– Проснулся! Мой отец уже умер, но он никогда на Кубе не был. Это точно. Привет!

После нескольких часов поиска, сделав более шестидесяти звонков, журналист услышал в трубке приятный голос женщины с легким акцентом:

– Да, мой муж был на Кубе переводчиком.

– А Вас зовут, случайно, не Мария?

– Мария. Я супруга Владимира Максимовича.

– А я… я Альберт, Альберт Потапкин. Может, вспомните? Я жил рядом с домом Володи в районе «Репарто Коли». Ну там, где жили наши военные советские советники, специалисты и переводчики.

– Не могу так сразу вспомнить. Извините. Столько времени с тех пор прошло.

– Мария, а когда Владимир Максимович будет дома? Я хотел бы с Вами встретиться. Надо бы поговорить. Это можно? Вы не возражаете? Я корреспондент газеты «Красная Звезда».

– Я думаю, можно. Он вечером придет со службы. Перезвоните ему часиков в девять и договоритесь. Только мы не в Москве живем.

– Я знаю. Отлично! Я Вам перезвоню вечерком. Нам есть, что вспомнить, о чем поговорить. Очень, очень рад Вас, Марусечка, слышать. Столько лет! Куба! В общем, до встречи! Привет Владимиру Максимовичу от Потапкина Альберта! До свидания!

– Передам. Звоните, Альберт. Володя будет рад. Hasta pronto, – по-испански попрощалась Мария.

– Hasta la vista, – тоже по-испански отвечает ей радостно Илья и, потирает удовлетворенно руками, – Получилось!

Журналист едет на электричке в подмосковный городок на встречу с Владимиром Максимовичем Ершовым и его супругой. Задумчиво смотрит в окно.

– Интересно, как они отнесутся к моему предложению?

И вот перед ним сидят на диване его знакомые по Кубе. Мария. обхватила руками левую руку мужа, прижалась к нему, склонив голову ему на плечо. Потапкин включает диктофон и ставит его на стол перед Владимиром Максимовичем.

– Не страшно? Или, может, без него?

– Нет. Не из пугливых! Можно начинать?

– Включаю, – Альберт не может оторвать глаз от этой удивительной супружеской пары.

Вскоре, – Начинает свой рассказ Владимир, – после окончания Института военных переводчиков, весной, или, может, уже летом, не помню, тысяча девятьсот семидесятого года я, новоиспеченный молоденький лейтенант, был направлен в качестве военного переводчика для выполнения интернационального долга в мою первую и последнюю служебную загранкомандировку. Ничего мне после Кубы не светило и уж не светит. А и ладно! Итак, я летел на Кубу в огромном, по тем временам, турбореактивном «Ту-114», с большими планами на будущее…

Владимир Максимович, ласково поглаживает смуглую руку прильнувшей к нему его верной супруги.