Текст книги "Никто, кроме нас"

СТРАТЕГИЧЕСКАЯ БАЗА ШАТТА-УНВЕ
Система Тсурры, империя Унве шат-тсур (формально – Система Тсурры, метрополия одноименной доминанты)

1.

Это был тяжелый цикл – Тсурра и база Шатта-Унве совершили вокруг светила почти полный оборот. И за все это время ничего не произошло.

Ничего.

Когда Император У иве окончательно убедился, что вместо искателей на погибшей Замххад-2 захватили подставных хомо и когда персональный лидер императора с группой «Блеск» на борту неожиданно потерял парламентерский бот азанни в периферийном секторе, казалось: все рушится. Проклятые хомо сумели обмануть шат-тсуров и сохранить местоположение генератора нуль-перехода в тайне. Оставалось наудачу отслеживать перемещения поисковых баз союза и смешанных групп, куда входили как военные, так и гражданские корабли. Чтобы изучить генератор, к нему нужно перебросить исследовательский модуль, причем большой модуль, а значит, хомо это непременно сделают.

Активность действительно была отмечена, причем именно в ожидаемый период. Только на след генератора шат-тсуры так и не напали.

Унве задумался: как бы поступил он сам на месте лидеров хомо? Как бы спрятал исследовательский модуль? Ответ напрашивался: модуль следовало поместить по ту сторону перехода. И изучать парный генератор, а ближний – прикрывать издалека.

Тем временем война вошла в равновесную фазу: поиски и патрулирование загрузили основную часть армады, а боевые соединения захватили столько, сколько могли удержать, и осели в охранении. Мелкие стычки и рокировки общей картины не меняли. Унве ждал начала активных действий от союзных сил, ждал массового высева генераторов, чтобы попытаться захватить хотя бы одну пару.

Тщетно. Что это могло означать?

Во-первых, что генераторы оказались для ученых союза слишком крепким орешком. Во-вторых, пресловутое захоронение, наследие исчезнувших исполинов, нужно было также отыскать, а если действующий переход на самом деле ведет в иную галактику, поиски могут занять тысячи циклов. И если союз до сих пор не приступил к высеву генераторных пар, значит никаких подсказок о местоположении захоронения исполины оставить не соизволили.

Можно было рискнуть, плюнуть на наблюдение и патрулирование и всей мощью имперской армады навалиться на ключевые миры четырех старших доминант, подавить их, а оставшиеся расы добивать спокойно, но по возможности быстро. Тогда даже находка и умение активировать генераторные пары союз не спасут. Нужно только действовать решительно и умело.

Император зрел к принятию этого решения последние несколько суток.

ЗАГОРОДНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ СИНДИКАТ-КЛАНА ВАЙРА-САУТА
Оа-Дирати (Иншуди), доминанта Оа

1.

Зеленое солнце кому угодно могло показаться жарким, но только не оаонс-перевертышу. Соотечественники Иен-Яскера проработали метаморф-форму для Иншуди несколько тысяч циклов назад. Прогрессивный механизм охлаждения, дополнительные светофильтры на роговицу и плюмаж, слегка замедленный метаболизм, перевод почек из режима водовыделения в режим водосбережения… Тонкостей много, однако даже специалисты по метаморфозу вряд ли осмелятся утверждать, что изучили процесс всесторонне. Оаонс – раса оборотней; и хотя Творцом им дарован разум, тело во многом остается во власти инстинктов. Однако разум помогает унифицировать линейный метаморфоз, направить его по нужному пути.

Иен-Яскер начал изменять тело еще при подлете к планете, на которой появился на свет. Родовой кокон все еще хранится здесь, в его семье, – женщины существа сентиментальные, особенно в отношении детей и всего, что связано с продолжением рода. Довольно долго Йен-Яскер пребывал в телесной оболочке, почти неотличимой внешне от организма хомо, представителей доминанты Земли, и скрываясь за нейтральным прозвищем Нути-Нагути. Пережил довольно неприятные дни на Табаске в обществе туристов-хомо, но, к счастью, подвернулся удобный случай примкнуть к союзникам, шат-тсурам. События на Табаске с самого начала представлялись Йен-Яскеру неоднозначными, и хотя с тех пор прошел уже без малого годовой цикл Иншуди, сказать, что они проанализированы окончательно, все еще нельзя. Например, тот же разведчик хомо Семенов. Как он оказался в одной туристической группе с Йен-Яскером? Не случайно же.

Значит, разведка хомо отслеживает перемещения высокопоставленных лиц Оа? Каким образом? Йен-Яскер немедленно спланировал и провел операцию по выявлению утечки. Результаты – нулевые, что опять же наводит на определенные размышления. Больших трудов стоило убедить императора Унве отпустить захваченных лже-искателей. Интересно, Унве действительно полагает, что снятие максимально подробных ментоматриц двоих выживших землян ему чем-то поможет? Йен-Яскер сомневался. Еще больших трудов стоило убедить императора не имплантировать лже-искателям маячков.

Его план был куда тоньше и строился не на слепом поклонении технике, которым, увы, грешат союзники шат-тсуры, а на психологии хомо и жизненном опыте долгожителя. И сейчас Йен-Яскер ждал завершения ключевого этапа по воплощению своего плана в жизнь. Каковы на самом деле возможности разведки Оа, неизвестно никому в галактике, кроме руководителей самых влиятельных кланов синдиката. Долгожители могут себе позволить не торопиться и осуществлять отточенные в размышлениях интриги и десятками циклов, и даже сотнями.

Вот и сейчас Йен-Яскер не нервничал и не глядел то и дело на часы, как поступил бы на его месте шат-тсур или тот же хомо. Он сидел в приемной беседке и любовался маревом над серыми песками. Дюны цепочкой вставали за оградой резиденции. Йен-Яскер пил подогретый чай (редкий случай позитивного вклада людей в культуру межзвездного сообщества) и в который раз неторопливо перебирал в памяти факты и мысли, выстраивая их то так, то эдак.

Агент явился лишь ближе к вечеру и к моменту его появления Йен-Яскер так ни разу и не взглянул на часы. Слуга дважды приносил свежезаваренный чай и убирал пустую посуду, а Йен-Яскер так и сидел, любуясь дюнами и маревом над песками. Наконец доложили, что агент прибыл.

Вошел Йен-Ридт. Старший сын. Воплощение отцовских надежд и один из лучших оперативников резидентуры. Выглядел он уставшим; следы недавнего взрывного метаморфоза все еще явственно просматривались на его теле. Сын до сих пор был неприятно похож на хомо, хотя уж кому-кому, а Йен-Яскеру вроде бы не привыкать к облику землян.

– Садись, – велел Йен-Яскер и пододвинул ближе к сыну сосуд с чаем и чистую чашу; слуга только-только ополоснул её кипятком.

Йен-Ридт с готовностью опустился на подвес и скрестил ноги. С нескрываемым удовольствием отведал чаю, поднял глаза на отца. Впрочем, нет: в данном случае скорее на шефа, а не на отца.

– Ну? – позволил говорить Йен-Яскер.

– Записи удалось раздобыть только на одного – того, которого на Табаске звали Семенов. С ними все в порядке… почти.

Йен-Ридт, или, как чаще его называли друзья и коллеги, Рин-Риду, вынул из скрытой полости в теле плоскую кассету с мнемокристаллами.

– Двадцать три записи, включая базовую. Мы сумели прочесть двадцать две. Одна, увы, была с дополнительной защитой. Насколько я могу судить, та, которая относится к периоду обучения в разведшколе. Данные утрачены безвозвратно. Остальные читаются, копии я оставил в лабораторном архиве, как ты и велел.

– Хм! Дополнительная защита? Интересно, с чего бы? Впрочем, понятно с чего: хомо берегут методики обучения. Ручаюсь, что эта запись единственная находилась в кассете не по хронологии и под ложным ярлыком. Так?

– Откуда ты знаешь? – Рин-Риду смешно двинул кожей над глазами, хотя никакого подобия человеческих бровей у него уже не просматривалось. – Именно так. Она стояла четырнадцатой, хотя маркирована как «ноль-бис». Первые пять мы проверяли по полной программе, базовую – нулевую – и первые четыре задания, остальные – только по входной маркировке. На этой первичная маркировка была обычная, вплоть до молекулярных меток, а защита стояла по низкому уровню, от двухпарольного считывания. Требовались дополнительные пароли, которых, впрочем, у нас все равно не было. Мы не сумели бы вскрыть запись и обойти защиту, даже если бы знали о ней.

– Этих паролей в общем хранилище, скорее всего, нет и никогда не было, – пояснил Йен-Яскер. – Если нужно восстановить память за тот период, прибывает специалист непосредственно из разведшколы. С паролями. И вводит их самостоятельно, не открывая мнемоникам хранилища. По крайней мере, я бы поступал именно так.

Рид-Рину отпил еще чаю, ожидая распоряжений шефа.

– Ладно, сын, ты хорошо поработал. Кого-нибудь потерял?

– Двоих из прикрытия. Так было надо.

– Что ж… Вполне приемлемая для клана цена. Иди отдыхай. О записях я позабочусь сам.

Йен-Ридт уважительно наклонился и встал с подвеса.

– Мама здесь?

– Здесь. Хочешь ее увидеть?

– Да.

– Похвально. Ступай. Она спрашивала о тебе утром.

Снова наклонившись, Йен-Ридт покинул беседку. А глава резидентуры притронулся к кассете с кристаллами лишь после того, как опустел сосуд с чаем.

ШТАБ ФЛОТА ПРИКРЫТИЯ «КВАЗАР»
Галактика-2, окрестности финишного створа генератора нуль-коридора

1.

– Все равно, – проворчал Раджабов. – Здесь все чужое. Звезды – чужие, их из Солнечной не видно.

– Из Солнечной много чего не видно! – Маримуца пожал плечами. – В нашей галактике миллиарды звезд. Большую их часть из Солнечной не видно. Так что ж теперь?

– Я не о том, – Раджабов поморщился и несколько секунд размышлял, прежде чем развить мысль. – Пусть их не видно глазом. Но ведь всегда знаешь хотя бы, в какой стороне они находятся. А где мы сейчас? Куда моей маме глядеть, чтобы пожелать сыну удачи? Где сейчас Солнечная – ты можешь показать? Мы словно в преисподнюю провалились, когда прошли нуль-коридором. Перестань он действовать – мы ведь так никогда и не узнаем, как далеко забрались от Солнечной и где искать нашу родную галактику на этом чужом небе…

– А зачем тебе это знать? – недоуменно протянул Маримуца. – Коридор работает миллионы лет. С какой стати ему ломаться? И вообще, что ты заладил: неизвестно где, неизвестно где… На кой ляд знать, в какой сектор здешнего неба тыкать пальцем, если для возвращения все равно нужно идти в сторону коридора?

Раджабов протяжно вздохнул:

– Ничего ты не понимаешь, Дари! Человек потому и человек, что родину любит. Если мне грустно и тоскливо, я могу отыскать среди тысяч звезд одну маленькую и слабенькую звездочку, но я знаю, что это наше Солнце, я гляжу на него – и мне становится легче. Если Солнца не видно, я просто гляжу в небо и знаю, что там, за килоунами пустоты, по ту сторону сияния каких-нибудь чужих цефеид, оно все равно есть, родное наше Солнышко. И мне снова легче. Понимаешь?

– Нет, – буркнул Маримуца сердито. – Что-то тебя, Рафик, пробило на ностальгию. Ты сколько в космосе?

– Двенадцать лет, – признался Раджабов.

– А, – понимающе кивнул Маримуца. – Кризис первой дюжины. Не переживай, через пару лет пройдет.

– Да ну тебя, – Раджабов говорил тихо и беззлобно. – Я не хочу терять корни.

– А ты их и не теряешь. В доминанте Земли большинство людей никогда не видело нашего Солнца. И родиной считает совсем другие миры. Вот я, к примеру: я ведь родился на Офелии. А в Солнечную попал по чистой случайности – бате выгодную работу предложили, вот всей семьей и переехали. Мне два года всего было. Не получи батя эту работу, я бы считал родиной Офелию, а не Солнечную. И вообще, я думаю, что раз уж галакты приняли нас как равных, надо и самим становиться галактами. Наша родина – космос. Теперь уже даже не только изначальная галактика. Вот тут наш дом и есть, понимаешь? Наш дом – везде, куда дотянут икс-приводы.

– Сюда они не дотянут…

– …а теперь – не только икс-приводы, но и нуль-коридоры, – невозмутимо поправился Маримуца. – В общем, не ной, Рафик, какая разница – видно Солнце, не видно? Оно есть, и ты это знаешь. Вот и грейся знанием. Знание – свет, знание – сила, понял?

Раджабов не ответил. Он глядел на экран, где чужие звезды складывались в чужие созвездия. Где в кромешней пустоте незримым пятном лежал финишный створ нуль-коридора.

– Кстати, – Маримуца поглядел на часы. – Сейчас должен транспорт пройти. Минут через пять. Давай-ка запросы…

Унтер Раджабов потянулся к пульту мгновенной почты.

Теоретически мгновенная почта могла бы работать и напрямую, но между родной галактикой и галактикой-2 не были описаны промежуточные гравитационные очаги, а стало быть, невозможно было выстроить корректный роутинг м-потока. Союз решил эту проблему посредством двух ретрансляторов вблизи стартового и финишного створов коридора. Правда, пришлось ставить еще и целую сеть ложных, «шумовых» ретрансляторов: хоть и ничтожен был шанс заселения м-потока противником, он все-таки существовал.

– Экспедиционный бот свайгов, – сообщил Раджабов спустя пару минут. – Водолазы. Ишь ты, видать, находочка наша затонула…

– Ты бы помалкивал, а Рафик? – укоризненно посоветовал Маримуца. – Ну его… Раз в году и мгновенка подслушивает. Оно тебе надо?

– Ладно, ладно, – фыркнул Раджабов. – Дурацкая ситуация. Все всё знают, но делают вид, что ничего такого не происходит. Не люблю.

– Не люби, никто не просит, – отозвался офицер. – Однако предписания изволь выполнять. Давно, блин, небо в алмазах не видел? Так можно устроить!

Рафик усмехнулся, но ответить не успел: на контрольном экране из финишного створа показался нос экспедиционного модуля.

Как и многие корабли постройки свайгов, модуль имел стремительные обтекаемые очертания и стремился к классической форме наконечника копья. Почему-то раса разумных рептилий сочла эту форму наиболее целесообразной для большинства некрупных кораблей. Огромные крейсеры свайгов обыкновенно имели форму тора – эдакие исполинские бублики. А вот малые почти всегда – как этот модуль.

Он вырастал из пустоты – стремительно и неудержимо.

В реальности проход коридора осуществлялся за доли секунды. Но на экраны выводилась замедленная запись. Зачем это делалось, никто толком не знал. Возможно, чтобы визуально контролировать проход и быть уверенным, что нежелательных хвостов никто не притащил.

Модуль давно уже проскользнул в пределы галактики-2 и удалился от финишного створа на несколько тысяч килоун, а Маримуца, Раджабов и остальные вахтенные следящей все еще созерцали его проход коридором.

Погасив паразитный дрейф, модуль переориентировался, обменялся с флагманом прикрытия несколькими депешами и минут через пятнадцать ушел в пульсацию.

– К Тахиру, небось, – вздохнул Раджабов, но, перехватив сердитый взгляд капитана Маримуцы, торопливо добавил: – Все, молчу, молчу!

Маримуца только досадливо покачал головой.

До окончания вахты оставалось около получаса.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ МОДУЛЬ СОЮЗА, ПРОЕКТ «КВАЗАР»
Галактика-2, система Тахир, четвертая планета (Тахир-4), стационарная орбита

1.

Саня в последний раз проверил готовность комплекта, запахнул длинный плащ и уселся в нишу. Тут же отстрелились ремни; Саня распутал их и тщательно пристегнулся.

Правильно. Планета обитаемая. Местные летательные аппараты уже дважды пускались преследовать искательские боты, невзирая на работающую маскировку. Радиолокация, применяемая аборигенами, вообще-то не могла помочь в обнаружении ботов. Каким образом пилоты умудрялись отслеживать незваных гостей Тахира-четыре, искатели тщились понять вот уже который день.

В соседних нишах располагалась группа свайгов – из положения сидя Сане они представлялись буро-зелеными бурдюками. Одежды на них был самый минимум, да и ту свайги носили в основном из-за кобур и карманов под инструмент и приборы. На Санин плащ свайги с первого же выхода неодобрительно косились, да и не только они. Абсолют тоже встретил нештатную одежду бригадира критическим взглядом, но ни слова против в итоге не сказал. А Сане плащ нравился: во-первых, не так жарко, во-вторых, лучемет не видно, ну и, в-третьих, недолюбливал Саня новомодные методы маскировки – ну их эти голографические проекции… Куда надежнее старый добрый плащ-обманка, могущий притвориться камнем, лужей, кустом, кучей земли.

– Капсула, готовы? – проскрипел автомат-переводчик. Спрашивал свайг-инженер, ведающий отстрелом разведкапсул.

Свайги-искатели коротко просигналили гребнями.

– Готовы, – отозвался Саня.

– Даю старт!

Перегрузка при отстреле была минимальная, Саня ее не заметил, знал только, что она длится микросекунды, а потом компенсируется системой искусственной гравитации капсулы.

– Поехали, – пробормотал Саня традиционную фразу.

Говорят, это «Поехали!» ввел в обиход первый землянин, побывавший в космосе. Почему-то традицию нынче поддерживали в основном искатели: перед каждым поиском старший по должности бормотал это заклинание себе под нос; считалось, что после этого поиск не может закончиться неудачей. Не в смысле гарантированных сногсшибательных находок, а в смысле предотвращения нежелательных аварий, происшествий, травм. Скажешь: «Поехали!» в момент отстрела, и считай все это искательской команде не страшно.

Капсула углублялась в атмосферу Тахира-четыре. Насколько объединенная команда модуля успела выяснить, планета пребывала на стадии первичного освоения собственной солнечной системы. Политически планета делилась более чем на две сотни государств, достаточно сильно разнящихся по уровню технологического развития. Государства пребывали в довольно напряженном соперничестве друг с другом, а область, где было обнаружено захоронение предтеч-исполинов, как раз располагалась в приграничной зоне. А границы государствами охранялись весьма ревностно.

Все это, разумеется, не способствовало скорейшему освоению захоронения. На маскировку и прикрытие исследований уходило едва ли не больше сил, средств и времени, чем на изыскания. Хорошо еще, что Саня быстро принял неочевидное для многих решение: привлек к работе свайгов, для которых водная стихия была столь же привычной, как и воздушная. И впрямь: водолазов лучше, чем свайги, в союзе пришлось бы еще поискать. В итоге основную часть рутинной поисковой работы взяли на себя гребенчатые союзнички; Саня же сотоварищи осуществлял общее управление, обеспечивал связь, проводил первичную обработку собранных данных, координировал усилия различных подразделений.

Неожиданно для самого Сани бригадирская работа далась ему без особых трудов. Возможно, влияло постоянное присутствие Абсолюта – Веселов нисколько не сомневался, что если сдуру он совершит что-либо не то, его мягко поправят. Здорово помогали советами старички и просто бывалые искатели – начиная от Васи Шулейко и заканчивая Гелием Мостом. С подчиненными у Сани сложились ровные и вполне перспективные отношения, потому что начальника из себя Веселов не строил, если чего не знал – спрашивал не стесняясь, пахал наравне со всеми, да и вообще не слишком тяготился бригадирской ответственностью.

А главное – он любил эту работу. Особенно такую, когда не приходится тыняться в заведомо пустом секторе поиска, уныло глядеть на дремлющий локатор и совершенно точно знать, что сегодня, и завтра, и послезавтра, и впредь ты ничегошеньки не выловишь из выделенного тебе сектора, равно как и вчера, и позавчера, и неделю назад. Поиск в живом и населенном мире – что может быть интереснее? Планируешь очередную вылазку, а наблюдатели сообщают, что в означенном квадрате обнаружены аж четыре аборигенных судна, все неизвестного типа, что разведчик-автомат расстрелян на пролете замаскированным спутником, что разрушенный намедни фиксатор второй капсулы, оказывается, пострадал не от внезапной коррозии, а от местных микроорганизмов, и что Ринат Файзуллин на самом деле не упился вчера до чертиков, а поразила его злая аллергия.

В общем, скучать не приходилось.

– Что там за корабли в зоне, а командир? – спросил из ниши один из свайгов-водолазов.

– Не знаю пока, – вздохнул Саня. – Думаю, рыбаки. Кто там еще может болтаться?

Свайг не ответил. Свайги вообще не любили домыслов и догадок – предпочитали информацию проверенную и подтвержденную документально. Если таковая отсутствовала – детально разбирались на месте.

В принципе, похвальное качество. Работать со свайгами тоже оказалось интересно, а главное – такое сотрудничество давало прекрасные результаты.

Саня покосился на экран, на котором отображались корабли аборигенов.

«Что-то не похожи они на рыбаков, – подумал Саня озабоченно. – Скорее на военных похожи. Очертания какие-то… хищные».

Капсула тем временем нырнула в море; свайги стали готовиться к выходу. Вода в океане была слишком жесткая для их чувствительной кожи, поэтому приходилось либо защищаться перепонкой, либо ограничивать время рейдов. Второе никому не нравилось: ни Сане, ни Абсолюту, ни самим свайгам. Но перепонка-скафандр лишала свайгов одного из органов чувств, образования вроде боковой линии земных рыб. Без этого ориентироваться в воде свайгам было заметно труднее. Поэтому они натирались специальной мазью из каких-то своих специальных водорослей, а перепонку периодически отключали.

– Водолазы пошли! – сообщил старший из галактов.

Саня представил, как зеленоватые туши рептилий-союзников, окутанные шлейфами пузырьков, выстреливаются из кессонов; от кажущейся неуклюжести и грузности не остается и следа: в воде свайги удивительно подвижны и грациозны. Саня когда-то видел тюленей в родной стихии – очень похоже.

Свайги трудились двумя группами: одна разведывала и наносила на карту границы захоронения, вторая собирала бурильщиков-пескоедов для работы под грунтом. Именно эта группа подала сигнал тревоги уже через полчаса после начала работ.

Саня, изучавший снимки близкого берега, оторвался от визора.

Свайги-техники встревоженно копошились у стоек с аппаратурой поддержки.

– Группа атакована! – пробулькал один из них.

– Какая? – растерянно спросил Саня. – Разведчики или бурильщики?

– Бурильщики. Они бросили пескоедов и спасаются бегством.

– Уточнить место на карте! Разведгруппе – немедленный возврат, по возможности подальше от места атаки! Эберхартера на связь!

– Я слушаю.

– Что делать? Полагаю, с этой минуты командование лучше осуществлять вам.

– Первым делом – не паниковать, – спокойствие майора начало передаваться даже свайгам. – Водолазам поставить перепонки – они, по идее, выстрел из б ласта держат – и быть внимательнее. Не лезть на рожон. Возвращаться по пеленгам. Капсуле также поставить камуфляж и быть в любой момент готовой к старту.

– Корабли аборигенов взяли курс на капсулу, – доложил наблюдатель.

– Надеюсь, погружаться они не в состоянии, – проворчал Вася Шулейко, зыркая на экраны.

– Зря надеешься, – наблюдатель ничем не мог успокоить. – Вижу два подводных корабля. Идут сюда же.

Капсула, ведомая хитроумными азанни, совершила ряд сложных эволюций. Но аборигенов провести не удалось, они практически сразу же подкорректировали курс.

– Дьявол! – в сердцах выругался Саня. – Мы не можем всплыть, не подобрав водолазов!

– Мы на подходе, – невозмутимо сообщил Эберхартер. – Покрутитесь еще минут десять, и с кораблями мы разберемся.

Наблюдатель не замедлил вывести зенитное сканирование на обзорник; искатели с немалым облегчением увидели четверку боевых атмосферных кораблей-штурмовиков, с одинаковым успехом способных сражаться в атмосферах любой плотности. Бывают ведь планеты с атмосферами плотнее воды.

Вскоре вернулся первый водолаз; выглядел он испуганным, гребень прижат. На боку, как раз под левой рукой, застывал ком лечебного коллоида – значит, свайга ранили под водой.

– Кто это был? – немедленно принялся выдавливать информацию Саня.

Раненый свайг, по прежнему прижимая гребень, ответил:

– Аборигены в костюмах для подводного плавания. Вооружены гарпунными метателями. В меня попали. Да Нуш тоже ранен, его, по-моему, унесли бурильщики, но я не уверен, нас как раз разделили, пришлось рассеиваться.

– Дьявол, – снова пробормотал Саня. – Ну где ж ты, майор?

Словно услышав его, штурмовики вывалились в небо над кораблями аборигенов, построились ромбом, зашли на цели и дали первый залп.

Эберхартер не собирался быть гуманным или справедливым. Он собирался спасти разведгруппу. Любой ценой и за максимально короткое время.

Атака штурмовиков была ужасна, даже с точки зрения повидавшего боев Сани Веселова. Величавые морские суда серо-стального цвета вдруг вспухали где-то под надстройками черно-алыми дымными клубами, некоторое время были даже видны хаотично и беспокойно мечущиеся по палубам и трапам моряки. А потом корабли просто разваливались на части и шли ко дну. В считанные минуты группа прикрытия потопила все суда аборигенов – все до единого. Для этого асам-азанни и канонирам Эберхартера понадобилось всего два захода. Потом четверка штурмовиков ушла под воду. Тут все разворачивалось несколько медленнее, нежели наверху, хотя крупных целей под поверхностью океана обнаружилось всего две. Строй при атаке азанни-пилоты изменили; канонирам же было все равно, в кого и из какого строя стрелять.

Подводным судам повезло еще меньше, чем их собратьям на поверхности. Выстрелы штурмовиков сопровождались белесыми шлейфами, взрывы были темно-багровыми и распад корпуса на отдельные части следовал почти мгновенно за первым же взрывом, так что последующие попадания терзали уже не целый корабль, а отдельные обломки. Вряд ли там кто-либо выжил. Кроме того, взрывная волна умертвила и вражеских водолазов-одиночек – они всплывали на поверхность безжизненными комками кровоточащей плоти вперемежку с пластиком и резиной. Всплыли и свайги, но эти хотя бы находились под защитой пустотных комплектов, в пузыре незримой, но несокрушимой силовой перепонки.

Капсула подобрала свайгов минут за десять. Один водолаз был мертв. Остальные пребывали в разных степенях оглушения: по-видимому, аборигены пытались захватить их живьем, но не успели.

– Капсула! Как там вы? – возник на связи Эберхартер.

– Подобрали всех, – мрачно отозвался Саня. – Есть один труп.

– Поднимайтесь на орбиту, – посоветовал майор.

Можно подумать, что у Сани имелась какая-нибудь альтернатива!

«Как все бездарно! – подумал он. – Бездарно и тупо. Почему Абсолют велел оставить штурмовики в стратосфере? Чтобы не привлекать лишнего внимания? Нечего сказать, не привлекли… Но реакция аборигенов по всем раскладам невероятно быстра! Как они, черт возьми, вычислили нас? Где хваленый камуфляж? Где поглотители излучений? Бардак… Везде бардак!!!»

2.

В принципе, Саня подозревал, что его как старшего выдернут, что называется, на ковер и состоится подробный и вряд ли приятный разбор полетов. То бишь последнего рейда. Поэтому вызову в пресловутую хозчасть ничуть не удивился.

Однако действительность превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания.

Впрочем, началось все достаточно буднично: в каюту постучался один из лбов Абсолюта и негромко сообщил, что Саню ждут на совещании.

К тому, что Абсолют и его развеселая компания игнорируют внутреннюю связь и предпочитают обмениваться информацией через вестовых, Саня уже привык, хотя и считал это морально – блажью, а по содержанию – пережитком каменного века. Но Саниного мнения никто не спрашивал, приходилось мириться.

– Иду, – буркнул Саня и потянулся за комбинезоном. Вестовой тактично слинял за дверь и принялся ждать в коридоре.

Миновав все препоны перед хозчастью, в число которых теперь входил и вооруженный пост, Саня вслед за вестовым вошел в зал совещаний.

И оторопел. Помимо Абсолюта в зале собралось очень много народу, весьма разношерстного. Десятка два людей, трое азанни, четверо свайгов и парочка цоофт, в одном из которых Саня узнал начальника исследовательской базы Онзулиламая.

Долго торчать в дверях Сане не дали, подтолкнули в спину к свободному креслу за громадным столом, который людям показался бы, пожалуй, низковатым.

– Добрый день, – поздоровался Саня на интере.

Ему никто не ответил. В зале продолжала висеть гнетущая тишина. Саня сел, недоверчиво зыркая направо-налево.

Теперь он заметил, что в сторонке пристроилось несколько а’йешей, незамеченных ранее.

– Добрый день, Александр, – сказал вдруг один из людей, сухопарый лысый старик в старомодных очках. Очки были без диоптрий, просто затененные. – Коллеги, это он. Бригадир искателей, руководитель разведработ на Тахире. Человек, обнаруживший генератор нуль-коридора и независимо предсказавший местонахождение захоронения.

Саня почувствовал себя лабораторным образцом под пристальным взглядом исследователя-исполина. Это было неприятно и тягостно. Но уж лучше окуляр микроскопа, нежели скальпель – попытался успокоить себя Саня.

Нужно было что-то сделать. Как-то отреагировать на представление очкастого. Поэтому Саня привстал и кивнул головой – ничего умнее придумать не удалось.

– Скажите, Александр, – продолжал тем временем очкастый, – вы не чувствуете в себе каких либо изменений? За последний год?

– Изменений? – тупо переспросил Саня и покраснел от досады на собственную недогадливость и скудоумие. Ведь намекает же очкастый на что-то, однозначно намекает. Но на что?

– Бригадиром, вот, недавно сделали, – пробормотал он через несколько секунд. – Не понимаю почему.

– Не понимаете?

– Не понимаю, – беспомощно признался Саня под прицелом десятков обращенных к нему взглядов.

– Мы теряем время, коллеги, – пробасил самый крупный из свайгов, одновременно разворачивая потрясающе красивый гребень на голове. – Предлагаю рассказать ему.

– Поддерживаю, – скрипнул цоофт Онзулиламай, начальник базы.

– Мы тоже за то, чтобы рассказать, – подал голос предводитель азанни.

А’йеши почему-то отмолчались.

– Ну, что ж… – вздохнул очкастый. – Алексис, прошу вас.

Человек рядом с очкастым встрепенулся, погладил браслет на руке, словно освежал в памяти какие-то документы, и попытался встать.

– Можно сидя, – сказал очкастый. – К чему официоз?

Саня заметил, что у него за ухом имеется не то нейродатчик, не то универсальный разъем. Дорогая штука, тонкая. Мало кто может себе позволить подобное. Саня пока не мог.

Тот, которого назвали Алексисом, поерзал в кресле, откашлялся и начал:

– Для тех, кто не знает: я здесь представляю земной филиал Фонда единого знания. Инспектор Алексис Мауро Брита. Полагаю, что все собравшиеся уже в курсе того, что я сейчас намереваюсь изложить, кроме, собственно, Александра Веселова. Поэтому заранее прошу прощения, если мой рассказ покажется вам скучным или неинтересным.

Мауро Брита сделал паузу, после чего взглянул Сане в лицо.

– Вы, Александр, были одним из первых, кто прошел обнаруженным вами же нуль-коридором…

– Ну, если говорить совсем точно, то первыми были Тахир Плужник и Регина Фрейман, – поправил Саня. – Но они погибли на Табаске. Остальные участники рейда прошли коридором примерно пятнадцатью минутами позже.