Текст книги "Мужество не имеет возраста. Юные защитники Отечества 1941—1945 гг."

Дочь пограничной заставы

Нюра Кижеватова навечно золотыми буквами занесена в раздел «Книги Памяти» музея Брестская Крепость-герой, и посмертно удостоена ордена «Красная Звезда». Как юная защитница Родины и Отечества. В период моей службы в Брестском пограничном отряде, мне часто приходилось встречаться с защитниками Брестской цитадели и в том числе с бывшим сыном 333 стрелкового полка Петей Клыпой и другими сынами-воспитанниками частей Брестского гарнизона. Все они всегда строго по-военному отвечали: «Мы защищали свою советскую Родину-мать, свое Отечество. Мы строго выполняли приказ командира 333 СП. Героя Советского Союза майора Петра Михайловича Гаврилова и начальника пограничной заставы – Героя Советского Союза лейтенанта Андрея Митрофановича Кижеватова и их заместителей».

В период обороны Петя Клыпа со своими сверстниками были схвачены фашистскими карателями и брошены за стены Брестской тюрьмы. Через некоторое время, сделав подкоп, бежали из тюрьмы и по дороге убили 4-х немецких часовых и взорвали склад с боеприпасами. Им удалось вывести большую группу военнопленных красноармейцев и командиров в лес. Однако, в конце 1944 года, Петя Клыпа и его товарищи были вновь схвачены карателями и на этот раз отправлены в Польшу в концлагерь смерти «Майданик».

После освобождения нашей армией и польскими патриотами Петя Клыпа служил в Советской Армии, был награжден орденом «Отечественной войны I степени» и многими другими правительственными наградами.

Харьковский Юнга

Дома никого не было, когда хлопчик с отцовским вещевым мешком, последний раз взглянув на родное подворье старого дома, вышел на Москалевскую улицу своего любимого города Харькова. Пройдя мимо больницы, повернул на знакомую дорогу, что вела к южному железнодорожному вокзалу. До Новороссийска, где служил его друг Миша, пришлось добираться на товарных и пассажирских поездах и на других видах транспорта, около недели.

…Как же был удивлен юнга батальона Мишка, когда он увидел своего Харьковского земляка и закадычного дружка! Правда сильно утомленного тяжелой военной дорогой, измученного, но как всегда веселого и счастливого.

– А я подумал, что ты просто трепался, что найдешь меня! Просто не верил! – обнимая Леню, говорил Мишка. – У тебя морской характер.

Долго говорили друзья, каждый имел что сказать и вспомнить. Хорошо, Леня… – Мишка поднялся и сказал: «Идем к командиру». Будем просить, чтобы взял тебя в наш морской батальон. Командир очень внимательно слушал Мишку-юнгу молча не перебивая. Только изредка кидал быстрый свой взгляд на Леню в простенькой одежде и в стоптанных сапогах. В конце Мишка сказал, что Леня все равно не вернется обратно домой. Вы знаете в Харькове немцы. Комбат еще раз взглянул на Леню и подумал, что такой и в самом деле не вернется обратно к фашистам на оккупированную территорию, а, скитаясь, может нарваться на опасность. И нет его вины, что он рвется на фронт бить лютого врага. Это мы, взрослые, родители, наша советская школа, так воспитываем своих детей. Они тянутся к ратному подвигу своих отцов, чтобы быть рядом с ними.

– Что же, убедил ты меня, Миша. Веди Леню, своего товарища, во второй взвод к Петрову. Передай, что он зачислен в батальон юнгой и пусть принимает пополнение. С этого дня Леня стал юнгой батальона морской пехоты. Лене подобрали морскую форму, научили стрелять, кидать гранаты, каждый боец должен знать военное дело. И юнга – тоже. После боев у Новороссийска, батальон получил приказ идти на Керчь. Леня впервые оказался на боевом судне. Выходит он все-таки идет на Керчь и будет драться с фашистами.

Леня напряженно прислушивался к тому, что делалось наверху, но шум машины все заглушал. Ему казалось видно, что судно упорно борется с морскими волнами: оно раскачивалось, ложилось то на один борт, то на другой, и он тоже наклонялся то в одну, то в другую сторону, крепко держась за стропилу лестницы. Внезапно сильный взрыв перекрыл шум машины, и Леня кинулся на палубу. Матросы стояли, готовые к встрече. Судно, маневрируя среди больших волн и фонтанов воды, которые поднимали взрывы вражеских снарядов, мчалось к берегу. В какой-то миг раздалась команда: – Вперед! – это крикнул командир, который первым бросился в воду. Враг встретил десантников шквальным пулеметным огнем, намериваясь сбросить в море. Моряки залегли на миг, чтобы сориентироваться, но тут же поднялись и бросились в атаку.

Леня бежал вместе со всеми, посылая короткие автоматные очереди врагу. И тут на узкой полоске отбитого у гитлеровцев берега, от взрыва мин и снарядов, от вражеских пуль и осколков, падали и не поднимались матросы.

«Батальон! Вперед!» – раздался голос командира. Боясь отстать от первой цепи атакующих, Леня снял рюкзак, засунул в какую-то широкую щель скалы, и побежал следом за командиром, но тут же упал, все поплыло перед глазами.

Очнулся Леня в медсанчасти, ощупал ногу, руки и перевязанную голову. Шея ворочалась, значит все в порядке. Леня прислушался к разговору в соседней комнате и услышал, что батальон выбил немцев с атакующего плацдарма. Значит, мы одолели фашистов – захватили важный участок плацдарма. Кусочек этой отбитой земли принадлежал и ему – юнге. Через некоторое время на Крымский плацдарм были брошены новые полки и батальоны морской пехоты.

10 апреля 1944 года началось массовое наступление по освобождению Крыма. Юнга Леня Перегудов прошел с боями от Керчи до Севастополя. Прошел год с тех пор, как Леня стал юнгой десантного батальона морской пехоты. И за это время много было пройдено фронтовых дорог, много было и боев с врагом. Но каждый бой уже приближал нашу Победу. Каждый день на каком-нибудь из фронтов советские войска освобождали города и села. И поэтому радостно было на душе мальчика, когда он слушал сообщения Совинформбюро, а особенно не было предела радости и счастья, когда было передано по радио, что город Харьков освобожден от фашистских захватчиков.

Закончится война и он вернется домой, а пока надо было служить, воевать и беспощадно громить фашистов. Во второй половине 1944 года на одной из морских пристаней четырнадцатилетний юнга салютовал вместе с черноморцами в честь их победы на Крымской земле. Шло время, линия фронта уже где-то проходила за Дунаем, за пределами нашей границы, за пределами территории СССР, но Черное море прятало в себе еще много опасностей. Война оставила после себя смертоносные следы. Да и немецкие подводные лодки иногда появлялись в наших морских водах. Юнга Леонид Перегудов об этом хорошо знал, и вахту на большом охотнике нес бдительно.

И вдруг: Не может быть, наверное, ему показалось? Нет-нет это торпеда – закричал Леня. Она шла прямо на впереди идущий тральщик. Взрыв. Огонь. И тонущий тральщик. С судна в воду прыгали моряки. На этом корабле был юнга Мишка. Мишка, где ты Мишка? – дрожащим детским голосом кричал друг Ленька. Неужели он тоже утонул: спросил Леня у командира. Нет, нет, мальчик жив, его спасли братцы моряки. Но он сильно ударился. Когда Мишка совсем выздоровел и вышел из госпиталя, его ждал сюрприз. Командир ему сообщил, что он направляется на учебу в Нахимовское училище. В этот период была вновь сформирована десантная бригада морской пехоты, которая направлялась в Приморье.

Леня добровольно изъявил желание, вместе с бригадой отправиться служить на Тихоокеанский флот. И вот настал день прощания. Командир бригады, капитан третьего ранга, Иван Васильевич Петров собрал своих боевых десантников, которые отправлялись на Тихий океан, обошел строй, каждому сказал благодарное слово, пожал руку, юнгу Леню Перегудова крепко поцеловал и прижал как родного сына.

В период с 9 августа по 3 сентября 1945 года Леня Перегудов в составе своей десантной бригады морской пехоты, принимал участие в кампании советских вооруженных сил на Дальнем Востоке.

В результате боев с 11 по 25 августа войска 16-й армии во взаимодействии с кораблями Тихоокеанского флота прорвали сильно укрепленный оборонительный рубеж противника в районе Котон и продвинулись вглубь Южного Сахалина.

К 1 сентября советские войска очистили от японцев все острова Курильской гряды. Таким образом, Южный Сахалин и Курильские острова были полностью очищены от японских захватчиков. Потерпев полное поражение во второй мировой войне, японское правительство вынуждено было подписать акт о безоговорочной капитуляции Японии. В 10 часов 30 минут 2 сентября 1945 г. (по токийскому времени) состоялось подписание этого акта, в 21 час 3 сентября (по московскому времени) столица СССР Москва салютовала доблестным войскам Советской Армии, кораблям и частям Военно-морского Флота, одержавшим эту замечательную победу.

30 сентября 1945 г. Президиум Верховного Совета СССР подписал Указ об учреждении медали «За победу над Японией». Юнга Тихоокеанского Флота Леонид Перегудов был удостоен этой боевой медали.

1 августа 1946 года юнга Леонид Викторович демобилизовался и взял курс в родной город Харьков. Возмужавший, закаленный в боях возвратился Леня, в свой родной дом и доложил матери, Полине Ивановне, что ее сын прибыл, здоров и невредим.

В этот период, я, после расформирования Сталинградского танкового училища, проходил службу воспитанником в Харьковском пограничном училище. Через некоторое время Леня Перегудов, мой двоюродный брат по линии моего родного дяди Виктора Ильича Перегудова, который в 1939 году погиб в период службы по охране Государственной границы СССР в Даурском пограничном отряде, был зачислен воспитанником в пограничное училище. Однако наши армейские дороги разошлись. Леня стал профессиональным музыкантом, артистом, а я, после окончания пограничного училища, стал офицером пограничных войск. Леня Перегудов, бывший юнга Черноморского и Тихоокеанского флотов, через всю свою жизнь, имя и боевые традиции Советского моряка, пронес с честью и достоинством.

Братцы! … Ленька вдруг сказал.

Все обернулись к Лене

Вчера «Очаковский канал»

Подбит врагом в затоке.

Я видел в трюме пулемет

Винтовки и гранаты

В затон со мною кто идет?

Все поднялись ребята.

Тревожной мглой спустилась ночь.

Камыш дрожал неровно.

И каждый думал: чем помочь

Стране в беде огромной?

А. Дрозд

Сын Полка

Один из трёхсот тысяч детей, воевавших в годы Великой Отечественной войны – один из многих тысяч, оставшихся в живых к концу ее: Прокопов Виктор Антонович. «Утром 22 июня 1941 года я, как всегда полный своих мальчишеских забот, выскочил на улицу», рассказывает сын полка, – и увидел, что все вокруг вроде что-то неуловимо изменилось. И тут я заметил, что людей на улицах почти нет. Даже детворы во дворах не видно, а редкие прохожие идут какие-то понурые. В 12 часов дня репродукторы на улицах передали сообщение советского правительства о начавшейся войне.

Вскоре ушли на фронт все три мои брата, и мы с тревогой ловили сообщения о ходе боевых действий, о наступлении фашистов, об их зверствах на нашей родной земле. Я и мои сверстники, такие же мальчишки и девчонки, всеми своими помыслами были на фронте, громили врага и ни на миг не сомневались в победе Красной Армии. Мы все рвались на защиту своей Советской Родины, мы постоянно крутились возле военкомата, но никто, конечно и слушать не хотел об отправке нас на фронт. С тяжелыми боями советские войска отступали вглубь страны, оставляя один за другим города и районы.

К концу лета война катилась уже по Запорожской области. А где-то в двадцатых числах августа в Мелитополь вошли наши войска командира армии генерал-лейтенанта Смирнова А. К. Измученные непрерывными боями, утомленные затянувшимся отступлением, бойцы нуждались в отдыхе и восстановлении сил. Однако обстановка требовала почти ежедневных полевых учений. И командиры, и красноармейцы приезжали вечером уставшие, ужинали, и почти сразу ложились спать.

Два командира жили у нас. Когда вечером я видел их после учений, мне всегда хотелось хоть чем-то порадовать их. Я брал баян, на котором давно и неплохо играл, и начинал под него петь песни. И те, что я знал, и те, что они заказывали из своих любимых. А потом они несколько раз по моей просьбе, брали меня с собой на полевые стрельбы. Когда мне впервые дали подержать в руках боевое оружие – радости и гордости моей не было границ! Каждый день я играл для них на баяне, сдружился и с командирами, и с красноармейцами части. А они привязались ко мне.

Вот и попросился я в полк, чтобы взяли меня с собой. Все равно, мол, убьют меня немцы, как убивают всех пионеров и комсомольцев на оккупированной земле. Лейтенант обрадовался. Но было одно препятствие. Мама. Что она скажет? Ведь мне всего одиннадцать лет. Мать вначале не соглашалась. Но командир поддержал меня:

– Соглашайтесь, Мария Захаровна. Он нам большая моральная поддержка, а рисковать его жизнью мы понапрасну не будем. И я ушел из родного дома с отступающей армией. Так началась моя дорога через четыре невыносимо тяжкие и славные немеркнущие героические годы Великой Отечественной войны.

23 сентября 1941 года стал я военным человеком, красноармейцем Красной Армии и в свои одиннадцать лет был рад и несказанно горд этим.

Но мы отступали. Наседавшие фашисты не давали передышки ни днем, ни ночью. Измотанная непрерывными боями армия под командованием генерал-лейтенанта Смирнова А. К., отбивая их атаки, медленно продвигалась в сторону Бердянска, но где-то в районе Андреевки или Черниговки была окружена. Заняв круговую оборону, мы ожесточенно сопротивлялись. Немецкие снаряды и авиабомбы сыпались на наши головы сплошным потоком, их вой и грохот разрывов не прекращался ни на секунду. Как мы оставались живыми, да еще отбивались в этом аду, я до сих пор не могу понять. И не просто отбивались, – мы шли на прорыв!

Однако сил разорвать кольцо окружения не хватило. Ждать поддержки тоже было неоткуда, – все другие были далеко и вели такие же ожесточенные бои. Ставка Верховного Главнокомандующего, оценив создавшееся положение, направила самолет, чтобы спасти хотя бы штаб армии. Но командир загрузил его ранеными и отправил назад. А сам лететь отказался. Пять раз, по личному приказу И.В.Сталина, прилетал самолет. И опять командир отказывался покидать поле боя. Он эвакуировал раненых, документы штаба, знамена полков. Это благодаря ему ни один из полков не был расформирован за утерю знамени.

В один из прилетов самолета, вместе с ранеными было приказано отправляться и мне: полки спасали своих сынов полков, завещая нам жить. За эти пять рейсов были эвакуированы все женщины и дети.

Мы взлетели под непрерывный грохот боя. Земля, мои оставшиеся товарищи, из зенитных орудий прикрывали наш взлет от немецких самолетов. Этот рейс оказался последним, больше прилетать было не за кем, – штаб армии погиб.

Для немцев такое мощное, а главное, такое результативное сопротивление оказалось неожиданным. В этом бою они понесли большие потери. Нет, это была не «прогулка по Европе»!

Неожиданным оказалось и то, что увидели они, добравшись до штаба. Не застали они ни документов, ни знамен, ни раненых, ни, тем более, живых. Одни лишь убитые были вокруг. Командир Смирнов А. К. и его адъютант – лежали рядом, не выпуская из мертвых рук оружия. Видно было, что они не отстреливались из личного оружия, а отражали вражеские атаки наравне с остальными бойцами. Даже врагов поразил этот взлет воинской доблести, твердости духа советских бойцов и командиров, до последнего вздоха защищавших свою Родину.

По приказу своего командования, немцы согнали жителей из окрестных сел и в их присутствии похоронили нашего командира с воинскими почестями.

После эвакуации из окружения, всех нас распределили по назначению: раненых в госпитали, сопровождающих – в новые армейские части. Так я попал в шестнадцатый дивизион 73-го полка противовоздушной обороны Черноморского флота дислоцировавшегося в г. Туапсе.

Полк был одесским и знаменит тем, что оставил Одессу последним, пропустив и прикрыв своим огнем от фашистов все отступающие войска. Возможно, именно о нем пел Леонид Утесов: «Одессу оставляет последний батальон». Уж не знаю, служил ли в нашем полку одессит Мишка, но старшина II статьи Лунев, блестяще выполнивший задание командования, по заминированию оставляемого на берегу оборудования, и последний, в шлюпке, покинувший Одессу – точно служил. Хотя и не в моем дивизионе.

За беспримерное мужество и героизм личного состава полк был награжден орденом «Боевого Красного Знамени». Вручать награду к нам в Туапсе приезжал сам Семен Михайлович Буденный. Вот, в каком прославленном военном коллективе выпало мне счастье прослужить войну.

Туапсе был важной военно-морской базой, и немцы рвались туда прямо озверело, потому что через Туапсе шло снабжение практически всего Кавказского фронта. Ежедневно в небе над городом появлялось от 20 до 120 вражеских самолетов, так что противовоздушной обороне засиживаться без работы не приходилось.

В мои обязанности входила обычная армейская работа сходить за почтой, доставить на батарею паклю, протереть и подготовить к бою снаряды, отдежурить на камбузе… Но, если объявлялась воздушная тревога, я был обязан бежать на ближайшую от меня батарею и там наравне со взрослыми, вести бой. Как правило, мне доставалось подносить к орудиям тяжелые снаряды. Как и всем. Проходили дни за днями, наш полк насбивал уже больше полусотни вражеских самолетов, не подпуская их к городу.

Осенью 1942 года немцы находились от Туапсе всего в четырех километрах. Готовилась операция, чтобы отбросить фашистов от города подальше, а для подготовки прорыва на этом участке фронта посылались наши разведчики. Однако они или возвращались ни с чем, или пропадали без вести. Однажды меня позвали к командиру дивизиона. У него находилось несколько командиров из штаба полка. Меня пригласили к столу, на котором была разложена карта:

Ты карту читать умеешь?

Конечно.

Нам неизвестна причина исчезновения разведчиков, но район и приблизительное место мы уже засекли. Не согласишься ли ты сходить туда? Больше послать некого, а взрослому идти нельзя.

Я согласился. Больше двух месяцев меня тщательно готовил к операции сержант разведроты А. Пузыня. Он детально отрабатывал мои действия, придирчиво подбирал одежду, даже походку и взгляд мой изучил и тоже давал советы. Весь мой вид должен был показывать, что я случайно оказался на этом прифронтовом участке. На интересовавшем разведку месте, через которое не смогла пройти ни одна из наших групп, раньше выращивали овощи. Я должен был продержаться на нем менее двух-трех часов, чтобы проследить, не появятся ли где-нибудь за кустами засевшие немцы.

И вот я отправился в путь. В поношенной одежде сельского мальчишки, с холщовой сумкой через плечо. Группа матросов проводила меня до передовой, а дальше двинулся один. Добрался до указанного поля и стал осторожно с края заходить в него. Я радовался каждой найденной картошке или морковке, и все это аккуратно вытирал и складывал в сумку. Постепенно я так «развеселился», что стал бегать за птицами или бросать камушки, иногда они садились поблизости от меня. Ни вглубь поля, ни к кустам на его обочинах я не подходил. Так было мне приказано разведчиками. И зорко смотрел вокруг. Но ничего не заметил. Я вернулся на базу, меня посадили попить чаю и немного отогреться. Рядом со мной сел лейтенант и заговорил о пережитом мною на этом поле, по пути к нему. Я удрученно заметил: – Вот чувствовал, что за мною следят, особенно спиной. Смешно, правда? А не увидел никого. Оказывается наш разговор слышали старшие командиры у стола с картой и сразу пригласили меня к столу: Расскажи, где ты больше чувствовал, что за тобой следят? Показали на карту, и я вновь подробно рассказал, где и как стоял и бегал, когда чувствовал посторонние взгляды на себе, куда был повернут спиной.

– Всегда, когда я поворачивался спиной к кустам на обочине поля, я словно третьим глазом ловил чужое присутствие. А ночью группа краснофлотцев вновь пошла в разведку и именно в этом месте обнаружили и уничтожили немецкую засаду. И больше уже разведчики не пропадали без вести, а меня наградили моей первой боевой наградой, – медалью «За боевые заслуги». А вскоре присвоили мне звание старшего краснофлотца.

Через некоторое время, когда я утром отправлялся за почтой, дождь только накрапывал. Возвратившись через несколько часов, застал весь дивизион на ногах. Чертыхаясь, поминая недобрым словом войну и хлынувший как из ведра дождь, моряки вызволяли из жидкой грязи землянки, орудия и блиндажи. Я кинулся им помогать. Но, увидев, что я и без того уже устал и весь промок, меня отправили отдохнуть. Сколько они там еще работали, точно не скажу, но к моменту их возвращения успел обсушиться и выспаться. Все повалились отдыхать. И в это время прервалась связь дивизиона с батареей. Старшина Панасенко Н. Н. вошел в блиндаж: «Иди, Витек командир дивизиона нас зовет».

Капитан Кушнир как-то не по-уставному спросил: «Ты отдохнул? – Да. – Получишь инструктаж от сержанта Пузыни и пойдешь на восстановление связи. Больше некому, все мокрые и уставшие. Выслушав наставления сержанта, я отправился в путь. Дождь припустил по-осеннему настырно. Земля раскисла, да еще и темень непроглядная. Мне пришлось взять провод связи в руки, и я тащился, пропуская его через ладонь, по лужам, камням и целине, ничего не видя и не слыша, кроме шума дождя. Продвижение мое превратилось в бесконечное движение. Мне стало страшно и совсем одиноко.

Через какое-то время нашел я оборванный провод. Второй конец его нашелся метрах в пятнадцати от первого. Вырезан. Вот это да! А я еще горевал, что ни души вокруг. Значит, не дождь это чавкал, а все-таки человек прошел вблизи. Ну, спасибо дождю, что спрятал, не дал с такой «душой» встретиться.

Соединил я дивизион с батареей, доложил обстановку. Капитан приказал мне идти на батарею, а зенитчикам мне навстречу. И минут через двадцать мы встретились.

На батарее меня накормили, обсушили и отправили спать. Не отправляться же среди ночи обратно, да еще и одному. Мы хотя и находились на освобожденной уже территории, но недобитые немцы все еще скрывались в балках и оврагах. А по ночам выходили на охоту за людьми и на диверсии. С одним из них я, видимо и разминулся только что в ночной степи. Утром меня в полуторке отправили в дивизион, и капитан при всех пожал мне руку и поблагодарил за выполнение задания.

Вскоре за эту и несколько других операций я получил вторую награду: медаль «За отвагу». За время моего пребывания на фронте, я получил два ранения. Одно под Туапсе, а второе ранение догнало меня по пути к Севастополю. Километров за шестьдесят – семьдесят до Перекопа остановились мы у Новотроицка. Остановились на один день, а простоять пришлось почти неделю. Так сложилась фронтовая обстановка.

Мы занимались каждый своим делом, кому, чем положено по распорядку, когда противник начал обстреливать нашу позицию противопехотными минами, я кинулся к батарее, на свой пост. На бегу прислушивался к вою мин, стараясь определить, куда они упадут. Вдруг одна завыла совсем близко, и я кинулся в какую-то ложбинку, пытаясь укрыться в ней от взрыва. Ложбинка оказалась мелкой, голова и руки в ней не поместились, и меня изрешетило осколками. Медики вытащили их из меня, не знаю уже и сколько! А из левой руки так и не смогли все полностью вытащить, по сей день сидят. Мало того, что кистью руки работать затруднительно, так из-за них еще на каждую перемену погоды рука ноет. Да, война никого не жалеет и с возрастом не считается. Ей все равно – взрослый или ребенок. Вот и меня не обошла она своими метками, обе руки повредила. Однако не стал я в жизни беспомощным калекой. Советская страна подняла, поставила меня на ноги: получив высшее образование, более сорока лет проработал я педагогом в школе.

В настоящее время Виктор Антонович Прокопов почетный директор музеев «Юных защитников Родины» в г. Нижневартовске Тюменской области и в г. Мелитополе, член Президиума «Союза юных участников Великой Отечественной войны 1941—1945 г.г.» Участник парада Победы в Москве в честь 50-й годовщины.

Юные безусые герои

Юными остались вы навек,

Перед вами, вдруг ожившим строем

Мы стоим, не поднимая век.

Боль и гнев тому причиной

Благодарность вечная вам всем

Маленькие стойкие мужчины

Девочки достойные поэм

Сергей Наровчатов