Текст книги "Люска"
Автор книги: Владимир Воронин
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
4 кадр
Мальчик
Однажды, ближе к вечеру, у загона с лошадьми остановился большой белый джип. За ним притормозил большой крытый грузовик. Из джипа вылез довольно высокий, крупный шарообразный человек, пошёл к лошадям. Кони его знали.
Большой человек и раньше к ним приезжал. По своей комплекции он, при всём своём желании, не смог бы взгромоздиться ни на одну из имеющихся в наличии лошадей. Даже если бы к лошади приспособили лестницу. Коней любил он бескорыстно.
Часто заходил в самую середину табуна, глубоко держа руки в карманах. Затем вынимал руки, разводил их в стороны и раскрывал ладони. На ладонях лежали вкусные солёные сухарики.
Первой подходила, как всегда, Девочка. Затем и остальные лошади обступали человека плотным кольцом. Человек стоял, закрыв глаза и блаженствовал.
Лошади осторожно, почти не толкаясь, брали мягкими тёплыми губами сухарики с его ладоней, дышали на него тёплым духом, самые смелые обнюхивали и облизывали лицо, тыкались мордой в карманы в поисках ещё одной порции сухарей.
Через время, человек открывал глаза, вытирал большим носовым платком обслюнявленное и обсопливленное лошадьми лицо, подтягивал распущенный галстук, глубоко вздыхал и направлялся к поджидавшей его машине. Лошади заряжали его своей энергией для дальнейшей работы.
На этот раз, по команде большого человека, шофёр с конюхом открыли задний борт грузовика, установили широкие деревянные сходни. По сходням свели лошадь.
Это была не просто лошадь, это был жеребец. Будущий жених кобыл, теснящихся в загоне. Могуч и красив, тёмно-гнедой масти, с чёрными хвостом и гривой. Хвост доставал почти до земли, длинная лохматая нечёсаная грива развевалась на ветру.
Два человека висли у него на поводу: водитель и конюх Андрюха. Они с трудом свели его по сходням. Жеребец брыкался, пытался встать на дыбы, громко ржал, учуяв запах кобыл.
Его отвели в конюшню и поставили в отдельный денник. Не время было знакомиться, привыкнуть надо, отдохнуть с дороги.
Увидев жеребца, на грудь Александра Прокофьевича, а это был именно он, бросилась Ленка. Это она, увидев жеребца тракененской породы на одной из сельскохозяйственных выставок, пробилась на приём к Прокофьевичу и каким-то способом сумела убедить его, что нужно купить кобылам жеребца, и именно этого тракенена.
Тракенены, или как их проще называют тракены – это немецкая порода лошадей, вернее прусская. Вывели её в Германии, специально для офицеров прусской армии.
Рослая, сильная лошадь, с несколько большеватой головой, выводилась для военных действий, а вовсе не для соревнований. Достаточно послушная, легко поддающаяся обучению, чуть ли не на генетическом уровне, способная держать строй и не бояться выстрелов и взрывов.
Но Германия проиграла войну. После Второй Мировой, конезавод, а вместе с ним и все производители, как жеребцы так и матки, были вывезены в победивший Советский Союз, где и происходило дальнейшее развитие породы.
Лошадь активно использовалась в соревнованиях различного уровня, поставлялась в армию. После того, как кавалерийские части были упразднены, остался только спорт и киносъемки.
Мальчик, так звали жеребца, тоже участвовал в соревнованиях, часто побеждал в них. Но, по неудачному стечению обстоятельств, сильно повредил ногу.
Ни о каких спортивных успехах речи быть уже не могло. Его перевели в разряд производителей, а потом, выставив на сельскохозяйственной выставке, вознамерились продать.
Там его и увидела Ленка.
5 кадр
Ленка
О Ленке следует сказать особо. Эта довольно симпатичная рыжая девица, с весёлыми конопушками по всему лицу, была родом из этого самого степного хутора, теперь почти заброшенного людьми.
Сразу после окончания школы, она оставила мать с двумя малолетними братьями и подалась в большой город, может даже и в Москву.
Чем она там занималась, доподлинно неизвестно, известно только, что посещала уроки верховой езды на тамошнем знаменитом ипподроме. Делала успехи, участвовала в соревнованиях.
Городской жительницы из неё не получилось. Через какое-то время ей так всё обрыдло, что жить не хотелось.
Она вернулась на родину, в хутор. Стала помогать престарелой матери поднимать двух своих, не совсем здоровых, братьев-близнецов.
С удовольствием учила братьев, а заодно и всех хуторских детей обращению с лошадьми. Учила не как-нибудь, а как принято в конном спорте, со всем знанием дела.
Лелеяла в душе мечту, что кто-нибудь из её учеников, станет знаменитым спортсменом-конником. Может даже и олимпийским чемпионом. Почему бы и нет? Мечтать не запретишь.
Хуторские дети её боготворили. Взрослые уважали. Хозяин лошадей, ей даже зарплату платил. Небольшую, но всё-таки зарплату.
Кони её тоже любили, как и она их. Особенно выделяла Ленка Люську. Обе были, в прошлом, спортсменками.
Иногда они устраивали показательные выступления. Люська выкладывалась по полной. Она легко и грациозно брала самодельные препятствия, сделанные самолично Ленкой.
К восторгу зрителей, большинство из которых составляла хуторская малышня, танцевала под музыку.
Вообще-то, как уверяют серьёзные учёные и маститые знатоки, лошадь не может танцевать под музыку. Она просто её не воспринимает, не чувствует ритм.
Поэтому в цирке не лошадь танцует под музыку, а оркестр подстраивается под лошадиные движения, ускоряя или замедляя ритм и мелодию. Но откуда оркестр в хуторе?
Люська танцевала под старенький магнитофон. Магнитофон не может подстраиваться под лошадь. А Люська всё равно танцевала!
И заканчивала каждое своё выступление грациозным реверансом с поклоном, согнув одну переднюю ножку и далеко выставив вперёд выпрямленную другую. При этом она несколько раз кланялась, опять же, в такт музыке.
Люська, конечно же, не слышала никакой музыки. Вернее, не обращала внимания на тот шум, который исходил из пластмассового ящика на высоких ножках, стоявшего на краю поляны, именуемой гордо «манеж».
Музыку слышала Ленка. А Люська слышала Ленку. Вернее, она воспринимала всем телом те мельчайшие, незаметные даже опытному глазу движения рук, ног, всего корпуса наездницы и подчинялась им. Она кружилась в вальсе, ходила боком, приседала на задние ноги. Со стороны казалось, что Люське нравится танцевать и она получает от этого удовольствие. А ей доставляло удовольствие подчиняться этим самым микродвижениям. Лошадь как будто полностью сливалась с наездницей, её тело выполняло команды, посылаемые мозгом человека.
Ребятня отбивала ладоки, хлопая артисткам, взрослые удивлённо поднимали брови, Люська получала поощрительный шлепок по шее маленькой ладошкой и добрые слова уверенным ласковым голосом. Все были довольны и даже счастливы.
Но такое взаимопонимание, даже можно сказать, взаимопроникновение, было у рыжей кобылы, только с Ленкой.
6 кадр
Характер
Характер у Люськи оказался тот ещё. Как и у всякой артистки. Случай продемонстрировать его, выдался Люське весной, в конце апреля, начале мая.
К хозяину прикатила развесёлая компания горожан, решивших отдохнуть на природе. В числе прочих была девица, разодетая в пух и прах по последней парижской моде. По крайней мере, так она сама считала.
Барышня очень эффектно смотрелась в короткой, ярко-красной куртке-безрукавке, высоких сапогах-ботфортах и только-только входивших тогда в моду, колготках-лосинах, хищной тигриной расцветки.
Модная городская гостья, брезгливо-аккуратно подошла к загону с лошадьми по деревенской грязищи. Оказывается, там, в городе, она занималась конным спортом. У самых лучших и дорогих тренеров.
Если ей дадут лошадь получше, то она покажет высший класс верховой езды. Только для этого ей обязательно нужен стек.
Что такое стек, знали не все присутствующие, но конюх Андрюха знал. Стека в наличии не было.
Андрюха срезал большим складным ножом длинный прошлогодний акациевый побег, очистил его от острых шипов, протянул наезднице. Та презрительно улыбнулась, но снисходительно взяла самодельный стек в руки.
Андрюха подвёл к ней Люську. Люська, несомненно, по всем статьям, была лучшей лошадью в табуне. Да ещё и спортсменкой. Хоть и бывшей.
Городская наездница критически оглядела лошадь, осталась ей довольна. Даже похвалила немного.
Андрюха расплылся во всегдашней улыбке, притащил седло. Это, конечно, было не спортивное седло. Седло было обычное, казачье. Другого, на конюшне не нашлось.
Девица поморщилась, но ничего не сказала. Андрюха подтянул подпруги, она проверила, осталась довольна. Сама отрегулировала длину путлищ – стременных ремней.
Люська стояла спокойно. Девица легко поднялась в седло. Люська стояла. Она никак не реагировала на посыл вперёд.
Появилась заспанная и удивлённая Ленка. Люська покосилась на неё блестящим лиловым глазом, но ничего не сказала. Она не умела говорить, она стояла.
Девица занервничала, взяла повод короче, слегка ударила «стеком» лошадь по крупу. Люська как взбесилась. Она сильно поддала задом, пошла боком, скозлила, пытаясь сбросить наездницу.
Та сидела крепко. Люська рванула вперёд и резко остановилась перед самым забором, уперевшись в вытянутые вперёд ноги и низко опустив голову.
Ожидалось, что наездница кубарем скатится через голову лошади в грязь. Та сидела.
Люська вставала на дыбы, приседала, шла боком, неожиданно прыгала вперёд, пятилась назад. Наездница сидела!
Наконец, она тоже решила проявить характер. Подобрала покороче повод и, привстав на стременах, со всей силы огрела лошадь по морде импровизированным стеком.
Люська опешила. Её так никто и никогда не бил. Удар длинного гибкого прута, пришёлся как раз по чувствительному носу лошади, задел своим кончиком обе губы.
Люська взвилась. Потом неожиданно успокоилась, пошла размеренным шагом по леваде.
Наездница выпрямилась гордо в седле. Она победно улыбалась зрителям.
Люська всё шла и шла, размеренно и спокойно, чуть помахивая, в такт шагу, головой и косясь на Ленку.
Круг, затем второй, третий. Круги постепенно становились всё шире.
Люська спокойно подошла к шершавым жердям лошадиного загона, прижала к верхней дубовой жердине ногу наездницы в щегольском сапоге и пошла дальше.
Сначала, никто ничего не понял. Потом закричала наездница. Она бросила прут и обеими кулаками била лошадь по голове.
А та всё шла и шла. На заборе оставались ошмётки сапога, обрывки дорогущих лосин, привезённых прямо из Парижа, живая человеческая кожа.
Первой пришла в себя Ленка. Она бросилась в загон, стала перед лошадью, схватив её под уздцы. Люська остановилась.
Подоспел вечно улыбающийся Андрюха, снял наездницу с седла, вывел, почти вынес, из левады.
Мало кто мог вспомнить потом, что говорила городская фифа, но Люськин поступок помнили все. И удивлялись: неужели лошади тоже умеют думать?
Барышню срочно увезли в город и думать о ней забыли бы, если бы не разноцветные ошмётки лосин на заборе.
Но и их смыли весенние дожди.
7 кадр
Табун
Этой же весной кобылы познакомились поближе со своим кавалером. Их выпустили из надоевшей тесной левады на просторный зелёный луг у речки. А потом подпустили к ним жеребца.
Он нёсся к ним от конюшни, флагом подняв и распустив по ветру роскошный хвост. С ходу ударил и укусил подвернувшегося на пути мерина, посчитав его, хоть и неполноценным, а всё же соперником.
Потом принялся за кобыл. Он согнал их, разбредшихся было по лужку в беспорядке, в плотный косяк, внимательно обнюхал, знакомясь, каждую.
Все кобылы были жерёбы от неизвестных жеребцов, так что в его услугах, как производителя, не нуждались.
Он сразу определил, что серая в яблоках кобыла, уже и не кобыла вовсе, она никогда больше не придёт в охоту и не принесёт потомства. Жеребец отогнал её в сторонку.
Ещё дальше он прогнал несчастного мерина, которому очень хотелось пастись вместе со всеми. Но жеребец был непреклонен.
Мерин и кобыла – непригодные для продолжения рода существа. Пускай и достанутся, в случае чего, хищникам.
Косяк он с того дня охранял властно и уверенно, следил за порядком изо всех сил, не подпускал к кобылам никого, даже хозяина.
Единственный, кто пользовался его расположением и доверием, так это конюх Андрюха. И не из-за морковки вовсе, а потому, что он обращался с ним как с равным. Мог и кнутом, в случае чего.
Может показаться странным: как же так? Без жеребца кобылы жили, а все беременны? На самом деле, странного здесь мало.
Дело в том, что кобылу, «пришедшую в охоту», мало что может остановить. А тем более, забор из жердей. Пусть даже и жердей дубовых, которым была огорожена левада.
Время от времени, забор оказывался разрушенным и хозяин недосчитывался одной кобылы.
Кобыла может учуять жеребца за много километров. Уходили беглянки всегда на ветер и никогда по ветру. Хозяин со временем научился отыскивать своих гулён. Не сразу, но научился.
Первых двух своих кобыл, он купил в разваливающемся местном колхозе. Это были обычные рабочие лошади донской породы, крепкие и выносливые. Звали их Девочка и Звёздочка.
Сначала ушла Девочка. Она вернулась сама через несколько суток. Видно, нашла себе жениха где-то неподалёку.
Когда ушла Звёздочка, хозяин отыскал её километров за шестьдесят от своего хозяйства, в соседнем Краснодарском крае, на конеферме. Нашлась почти через месяц. Этот месяц её держали в загоне, вместе с другими коннозаводскими кобылицами. Но при этом честно объявили по местному радио, что приблудилась кобыла. Знакомые фермеры позвонили хозяину. Он и привёз беглянку обратно. Так закладывался костяк будущего табуна.
Потом появилась пони. Её купил городской товарищ хозяина. Не смог устоять перед просьбами детей. Купить-то купил, а где держать? Не на балконе же двухкомнатной квартиры в центре города?
Отвёз в хутор. Он же привёз через время старого мерина с грустными глазами. Того самого, которого обменяли на Люську.
Увидел большие грустные глаза и породистую горбоносую морду, когда того привезли к воротам мясокомбината. Купил по цене говядины, продлил коняге жизнь. А не то, быть бы лошадиному пенсионеру колбасой.
Старую серую кобылу в светлых яблоках, подарили, а вернее, сбыли с рук, старик со старухой из соседней деревни. Им она была уже без надобности, а продать на колбасу жалко. Хозяин взял.
Ему она была тоже без надобности, но взял. Ему и другие лошади были без особой надобности. На них не пахали не сеяли. Для этого в хозяйстве были современные мощные трактора.
Лошадей хозяин держал так, для души. Кроме хлопот, от них никакого проку не было. А хлопоты были порой серьёзные.
В хуторе оставались, в основном, пенсионеры да безработные. Какая работа в деревне? Жили огородами. Но понятие «огород» было чисто условное.
По причине длительной советской власти, скотины в хуторе давно уже никакой не было. Так, кое-где коза на длинной привязи крутилась вокруг колышка перед домом.
Поэтому огороды никто не огораживал. Из живности держали, по большей части, птицу. И не так заметно, и не очень накладно, и с мясом в любое время года.
Хоть и говорят, что за год двенадцать куриц съедают зерна столько же, сколько одна лошадь, в хуторе не только лошадей, но и коров не было. Советская власть научила быть тихими, серыми и незаметными.
Хуторяне выращивали кукурузу для птицы, картошку, кое-какие овощи для себя и, если повезёт, на продажу. Птицы держали много, кукурузы сеяли тоже немало.
Кукуруза – культура весьма урожайная, но труда требует. Особенно прополки и окучивания. И это всё тяпкой. Адский труд. Да и картошка, тоже нелегко даётся. А овощи вовремя полить – прополоть?
А тут – лошади вышли погулять. Почти двадцать голов. А это двадцать голодных ртов. И ещё страшнее, почти восемьдесят ног, украшенных большими и крепкими копытами.
Лошади в огороде не столько съедят, сколько потопчут. Они же не знают, что не всё, что растёт из земли, растёт само по себе. Им всё равно где пастись. На лужку в диком поле, или на чужом огороде.
После каждой такой лошадиной прогулки, хозяин заводил старенький ржавенький грузовичок, грузил в кузов мешки с зерном и ехал по дворам извиняться.
Зерно служило компенсацией ущерба. Он не жадничал, зерна давал много, так как знал: лошади прогулялись не в последний раз.
Сначала местные жители, в основном пенсионеры, ругались и возмущались. Потом сообразили, что если пересчитать на деньги, то весь огород, окупался за один визит лошадей, с последующим визитом хозяина.
При всём желании, не вырастишь на клочке земли столько зерна, сколько получали они за потраву. Некоторые даже попытались воспользоваться.
Один местный алкаш, к которому лошади давно не заходили, как-то рано утром, ещё затемно, сам открыл ворота загона и выпустил кобыл. Это заметил Андрюха-конюх и доложил хозяину.
Алкаш ничего не получил, кроме бранных слов и даже одной зуботычины от своего же соседа. Потому как всех потерпевших в этот раз, хозяин отправлял за «контрибуцией», как говорили местные, именно к нему. А что взять с алкаша, кроме как дать зуботычину?
8 кадр
Тайны рыжего мерина
Самым безобидным, спокойным и терпеливым существом в табуне, был, конечно, рыжий мерин.
Однажды, он зацепился за шляпку большого гвоздя, оставленного торчать нерадивыми рабочими, в ограде загона для лошадей, резко дёрнулся от боли и вырвал у себя на груди огромный лоскут кожи в две человеческие ладони шириной.
Андрюха прибежал к хозяину. Шепелявя и брызгая слюной, он, при помощи привычного мата, рассказал о происшествии. Ветеринара в хуторе, естественно, не было. Откуда в хуторе взяться ветеринару?
Хозяин посмотрел на огромную, сочащуюся сукровицей рану, попробовал приладить треугольный кус кожи на место. Подумал. Взял крепкую суровую нитку, пропитал её йодом, вставил в ушко большой «цыганской» иголки, которой зашивают мешки и, крупными стежками, заштопал мерина.
Тот стоял спокойно, придерживаемый Андрюхой под уздцы. Только вздрагивал всем телом от боли. Терпел. Как будто понимал, что ему делают больно для его же блага.
Дети любили мерина, лазили и по нему, и под ним. Совершенно не боялись, несмотря на его огромность и вес.
Гостей хозяина, ни разу до этого не видевших лошадь вблизи, сажали в первый раз, именно на этого мерина, зная, что спокойнее скотины не найти.
Но и у мерина была своя тайна.
У лошадников есть суеверие, что лошадь, убившая человека, приносит несчастье. От такой лошади лучше поскорей избавиться.
Рыжий мерин был убийцей.
Он родился на одном из больших конезаводов в Сальских степях. Был резвым стригунком, потом жеребчиком. Там впервые надели на него седло и слегка объездили. Конь приглянулся зоотехнику, приехавшему отработать свои три года после института по распределению.
Они путешествовали. Часто и подолгу. Это на первый взгляд, степь пуста и однообразна. Неопытному человеку заблудиться в степи проще, чем в дремучем лесу. Видно-то далеко, но что видно? Небо да бескрайняя равнина.
Но в этой бескрайности есть своя прелесть. Есть в степи рощицы и балки, озерца и речки, отдельно стоящие деревья и целые лесопосадки.
Зимой необозримое пространство сверкает белым снегом, искрящимся и сияющим под низким солнцем. Особенно красиво после снегопада, когда снег белый и рыхлый.
Но бывает, снег подтаивает на солнце. Или того хуже: по выпавшему снегу идёт лёгкий дождичек, изморось, как часто случается на юге. Тогда из конюшни лучше не выходить.
Поверху снега образуется плотная ледяная корка. Блестящая и острая, как стекло. Тонкий наст не выдерживает веса лошади, ломается. Копыто легко продавливает тонкую ледяную корку и проваливается в рыхлый снег. А лёд режет кожу на ногах. Бывает, до крови и серьёзных ран доходит.
Если в степи зимой неожиданно поднялся ветер, началась пурга, невозможно не то, что направление определить, где верх, а где низ затруднительно понять. Снег летит во всех направлениях. И сверху вниз, и снизу вверх, и справа налево, и наоборот.
Путешественников не однажды застигала пурга в степи. Зоотехник, хоть и молодой, поступал мудро. Бросал поводья на шею коня, во всём полагаясь на своего четвероногого друга. И правильно делал. Каким-то шестым чувством, неведомым людям, конь всегда находил дорогу к дому.
Хорошо в степи летом. Желтеет выгоревшая на солнце трава, бегают суслики, тепло и даже жарко. Удача, если удастся, в это время года найти степную речку и часа два понежиться в прохладной солоноватой воде.
Бывает, что слепни, мухи, комары и прочая кровососущая сволочь достаёт. Но подует лёгкий ветерок, и нечего. Относит ветром надоедливых насекомых. А ветерок всегда можно сотворить. Пробежавшись галопом, например.
Осенью в степи тоже интересно. Поспевают в лесопосадках жердёлы. Потом сливы, тёрн, дикая груша и прочие вкусности. Алеет крупными ягодами шиповник, по берегам степных речек встречается сизая ежевика – ажина, по-казачьи.
Выгоревшая было до корней на жарком летнем солнце трава, политая осенними дождями, снова трогается в рост. Степь становится изумрудно-красивой.
Но эта красота не буйная, весенняя, а спокойная и медленная. Последний всплеск жизни перед приготовлением к долгому зимнему сну.
Но самое интересное и красивое время года, это, конечно, весна. Весна чувствуется задолго до её наступления. Чернеет и становится ноздреватым снег, удлиняются дни.
На юге весна наступает как-то сразу, вдруг. Вчера ещё лежали сугробы, а сегодня они потекли множеством ручейков, степь запела, зажурчала.
Верхний слой земли, дернина, переплетённая множеством корней растений, пропитывается постепенно водой. Чернозём разбухает и не пропускает дальше влагу. Образуются огромные весенние степные озёра-ильмени. Кажется, нет им конца и края.
Можно полдня брести по лошадиное колено в воде. Кажется, вода везде, даже за горизонтом. Только тёмно-коричневые восковые колокольчики краснокнижного тюльпана Шренка, торчат кое-где из мелкой воды. Красивые, но абсолютно невкусные, а значит, совершенно бесполезные с лошадиной точки зрения.
Потом вода уходит. Степь слегка подсыхает и становится лазоревой. Это зацвели тюльпаны. Настоящие. Дикие. И все разом. Встречаются среди них изредка жёлтые. Но, в основном, лазоревые. Тысячи лет, каждый год, расцветает степь.
Неизвестно как лошадь, но человек, хоть раз в жизни видевший степь, покрытую сплошным ковром цветущих тюльпанов, может считать себя счастливым.
Зоотехник, из чистого любопытства, решил однажды выкопать степной дикий тюльпан с корнем. Выкопал. Луковица тюльпана оказалась на глубине более сорока сантиметров.
Это в какие же незапамятные времена зацвёл впервые этот цветок в степи? Сорок сантиметров земли! Пусть по миллиметру в год, добавляли выросшие, увядшие и перегнившие в чернозём окружающие растения. Это сколько же лет получается?!
Довольно быстро тюльпаны отцветают. Наступает пора сладкого степного ветра. Сладким он становится от того, что зацветает чабрец, богородская трава, или, по-простому, чабер.
Его яркий и сильный запах, смешиваясь с запахом молодой полыни, создаёт тот неповторимый сладковато-свежий запах, разносимый ветром.
Трава буйно растёт, поднимаясь под брюхо лошади. Трава спешит. Скоро палящее летнее солнце отберёт живительную влагу. Высушит растения до ломкой желтизны. Останутся зеленеть только низкорослые кусты чабреца да сизые будылки полыни. А пока всё радуется жизни.
Радовались жизни и жеребец со своим зоотехником.
В один из таких счастливых дней, неслись они по степи во весь опор, слившись воедино. Конь и человек. Почти кентавр. Неслись не куда-то, а просто так, от переполнявшей их молодой силы и радости начинающейся жизни.
Ровная степь стелилась под копыта зелёными травами, светило солнце, лёгкий встречный ветерок развевал гриву и кучерявил чуб. Вдруг случилось непредвиденное.
Жеребец, а за секунду до него и человек, увидели препятствие. Это была глубокая яма. Может быть, даже воронка, оставшаяся от авиабомбы времён войны. Хотя, что бомбить посреди голой степи? Края воронки густо поросли травой, она была незаметна даже вблизи.
Останавливаться было поздно. Не было никакой возможности остановиться на такой скорости.
Жеребец прыгнул. Уже в воздухе он понял, что не долетит до края воронки.
Изогнувшись в полёте всем своим гибким молодым телом, жеребец изменил траекторию полёта и приземлился в полуметре от края ямы на все четыре ноги.
В следующее мгновение, спружинив всем телом, он выскочил на её край. Но человека на нём уже не было.
Человек не успел понять, что происходит. Он вылетел из седла. Ударившись со всего маху о землю головой, зоотехник потерял сознание. Но не это было самое страшное.
Увлечённый скачкой, зоотехник слишком глубоко вставил носки сапог в стремена. Теперь он висел вниз головой под конём, запутавшись в стременах. Конь стоял смирно, не чувствуя привычной и даже приятной тяжести на спине.
Обвисшее тело всадника тянуло несколько вбок. Конь переступил ногами и наступил человеку на руку.
Почувствовав под копытом что-то мягкое, присел от испуга и переступил ещё раз. Хрустнули кости. Это была голова.
Конь испугался и понёсся по степи. Уздечка свободно болталась на шее, по боку и под брюхо постоянно что-то било, мягкое и тяжёлое.
Под вечер, вымотавшийся и усталый конь, добрался, наконец, до конюшни. На нём висело измочаленное, с вывернутыми и раздробленными костями, тело его друга.
Что он мог сказать в своё оправдание? Лошади не умеют говорить.
Жеребца кастрировали. Директор конезавода, видевший в молодом зоотехнике своего возможного преемника, велел продать мерина с глаз долой. Его и продали.
Попал мерин в город, на большой ипподром. Возил на тяжёлой телеге опилки на подстилку другим лошадям, солому, сено, иногда воду в огромной бочке. Стоял после работы в отдельном деннике, отдыхал, скучно и медленно жевал сено.
Дни текли однообразно и долго. Мерин разжирел, отяжелел, стал медлительным и солидным. Почему ему было не солиднеть? Кобылы его, с некоторых пор, не интересовали. А раз не интересовали кобылы, пропал интерес и к жеребцам, возможным соперникам.
Так и дожился бы мерин до колбасы, обычной концовки жизни лошадей на больших конюшнях, если бы не случай. Случай опять нехороший.
Однажды, он уже заканчивал свою работу. Притащил тяжёлый воз опилок и стоял спокойно в узком проходе конюшни в ожидании разгрузки.
Дежурный конюх рассыпал опилки по денникам не спеша. Да и мерину спешить было особо некуда.
К нему подошла девочка, дочь конюха. Протянула пучок свежей травы, которую сорвала во дворе. Не Бог весть какое лакомство, но мерин проголодался за день и потянулся к угощению.
Он сделал всего лишь шаг навстречу девочке. Даже полшага. И надо же было такому случиться, что колесо телеги наехало на ногу конюху, разгружавшему воз.
Конюх громко заматерился и ударил мерина деревянной лопатой. Тот, от испугу и неожиданности, сунулся было вперёд, но там был ребёнок. Мерин сдал назад.
Колесо съехало с ноги конюха. Тому не было особенно больно, потому как колесо было в толстой надувной резиновой шине. Но его взяла досада на то, что мерин не стоит спокойно на месте, а ходит чего-то туда-сюда, мешая ему работать. Он ещё раз ударил мерина.
Просто так, на всякий случай. Мол: «на тебе, скотина непонятливая!». А мерин в самом деле не мог понять, за что же его бьют? Он сдал ещё немного назад и чуть в сторону в узком проходе конюшни.
Тяжеленная телега сложилась пополам и прижала конюха к открытой двери свободного денника. На его крик сбежались люди. Они кое-как освободили человека из-под телеги.
Он был жив. Но раздробленные кости таза, сделали конюха инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Шансы мерина стать колбасой, сильно увеличились.
Рыжему мерину повезло, его опять продали. Купил лошадь, не зная её истории, фермер, сосед хозяина по хутору, в подарок той самой рыжей Ленке.
Фермер был сравнительно молод, но уже вдов. Его единственная дочка, днями пропадала у Ленки на конюшне, осваивая азы конной подготовки, расчёсывая хвосты и гривы, заплетая их в мудрёные косички.
Возможно, фермер имел виды на Ленку. Она видов на него не имела. Как должное приняла подарок и пустила мерина в общий косяк.
Если бы мерин был человеком, он бы подумал, что попал на лошадиный курорт. На нём ничего не возили, а кормили вволю. Вокруг была большая компания весёлых кобыл. Загон был большой и просторный, с видом на зелёный луг и речку. Красота!
Пользуясь мирным нравом его, всякое начальное обучение верховой езде, Ленка проводила именно на мерине.
Деревенская ребятня любила его. Особенно заботилась о нём девочка, отец которой и преподнёс такой подарок Ленке, а на самом деле ей.
Дети мерина совершенно не боялись, как и он их. Именно он стал первой лошадью в жизни для многих и многих. Как детей, так и взрослых.
Приезжая из города на хутор, в гости к хозяину, городские жители частенько просили научить их обращению с лошадьми. Мерин был здесь незаменим.
Он с покорностью переносил неумелые действия прозелитов, которые часто считали, что научиться ездить на лошади, это примерно тоже самое, что освоить мотоцикл, или даже велосипед.
Новички довольно быстро убеждались в своей ошибке. Кажется, чего проще: потянул за правый повод, лошадь пошла направо, потянул за левый, пошла налево, натянул оба повода, лошадь остановилась? Чем не велосипед?
Но лошадь, в отличие от любого механического средства передвижения, имеет свою волю. И воля эта, между прочим, сосредоточена в мощном теле. Почти в полтонны весом.
И совсем не факт, что если вы судорожно потянули за правый повод, то лошадь пойдёт направо. Совсем даже наоборот! Животное может пойти налево, вперёд, вообще остановится. Или ещё хуже: пустится вскачь.
К тому же лошадь – живое существо. И между вашей командой, особенно если она не очень понятна, и ответным действием, обязательно пройдёт какое-то время. Поэтому всадник, вернее, «ездок», должен сначала научиться понимать лошадь. А потом уж может и она поймёт его.
К тому же, лошадь не мотоцикл, который можно отставить на время в сторону. Которому кроме бензина и масла ничего не нужно.
Лошадь, как и человек, должна пить и есть. Она отправляет, время от времени, естественные надобности. Её нужно учить, тренировать, ухаживать за ней. Убирать навоз, наконец!
В общем, с лошадью нужно подружиться. Но дружба должна быть на равных. Нельзя заискивать перед лошадью каким-либо образом. Нельзя дать понять, что она сильней. Хотя это действительно так.
Лошади – это животные. Животные стадные. Они не любят и не уважают слабых. Но и не прощают излишней жестокости. Жесток тот, кто боится.
Арсенал противодействия неумелому ездоку у лошади обширен. Она может заупрямиться и не сделать ни шагу. Может даже укусить за коленку. Вы видели лошадиные зубы?
Может ударить головой. Тоже мало не покажется. Особо хитрые, могут стать на колени и «ездун» скатится через голову коня как с горки.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?