Текст книги "Бог одержимых (сборник)"

Имран посмотрел на Старика. Тот был ненамного старше Вахи и «дедом» не казался.

– Разделимся, – предложил Брига. – Двое вернутся за картой, а кто-то один останется и будет собирать плот.

– Верная смерть, – покачал головой Старик. – Здесь нельзя оставаться одному.

– Я остаюсь, – заявил Ваха. – И мне плевать, что ты об этом думаешь.

– Почему вы меня не слушаете? – спросил Старик. – Разве до сих пор я давал плохие советы?

– «До сих пор» мы тебя и слушали, – ответил Брига. – Но теперь видим, что ты врёшь. Разве это разумно: довериться человеку, который что-то скрывает?

– Это для вашего блага. Придёт время, и вы сами всё узнаете…

– «Всё?» – заинтересовался Имран. – Значит, есть что-то ещё, помимо карты, которую ты от нас прячешь?

– Не прячу я!

– Тогда почему не показал её в базовом лагере?

– Точно! – поддержал Брига. – Карта – верный знак твоей неискренности. Расскажи прямо сейчас: где карта твоей группы?

– Так не объяснить… – замялся Старик.

– А ты попробуй.

– Вы туда не ходили.

– Но ведь ты нас учил! Других учителей не было. Как могло случиться, что мы не только не видели карты, но впервые слышим о специальном месте для её хранения?

Старик молчал. Его лицо лоснилось от пота.

– Ну вот, – нахмурился Брига, – а ещё спрашиваешь, почему мы тебя не слушаем…

* * *

Нельзя сказать, чтоб Имран ждал каких-то особых неприятностей. Сколько он помнил, местность не баловала дружелюбием, поэтому напряжение чувствовалось всё время. Но когда они покинули пещеру первой стоянки, и Брига засомневался: «Разве мы здесь шли?» – Имран насторожился.

– Ты помнишь коридоры, которыми я вас вёл два месяца назад? – неприязненно осведомился Старик.

– Да, – спокойно сказал Брига. – Помню. От Базового лагеря мы шли левым коридором, а сейчас ты ведёшь к центральному.

– Так короче.

– Тогда зачем мы шагали длинным путём?

– Откуда я знаю? – огрызнулся Старик. – Не помню я «зачем». Задумался, наверное. Не туда свернул.

– Стой! – приказал Брига.

Старик послушно остановился. Имран зашёл ему за спину.

– Ты мне не нравишься, – заявил Брига. – Может, объяснишь, что случилось? Когда мы встретились, ты радовался нам, как своим детям: прыгал от восторга и лез обниматься. Даже слезу пустил. А теперь темнишь и всё время врёшь. Почему?

– Как аукнется, – пожал плечами Старик. – Вы обвинили меня во лжи. В этом, знаешь ли, мало радости. И ещё меньше благодарности.

– Карту своей группы ты спрятал три месяца назад! – напомнил Брига. – В те времена мы, типа, дружили.

– Далась тебе эта карта. Не видел в ней надобности, вот и спрятал.

– А почему нам не показал? Выходит, утаил. Согласись: странно всё это.

– Мне о ней неприятно вспоминать, – вздохнул Старик. – Мне больно думать о погибших…

– Тогда скажи, где она лежит, – предложил Брига. – Мы сами принесём, если ты такой чувствительный.

– Нет, – Старик покачал головой, – это проще показать, чем объяснить.

– Я и говорю: спрятал, – устало повторил Брига. – Ладно, дед. Топай вперёд. Только без фокусов, ладно?

Старик развернулся, не взглянув на Имрана, обошёл его и двинулся в чащу.

– Присматривай за ним, – проходя мимо, сказал Брига. – Дед что-то задумал…

Но Старик уже действовал: Имран это понял по натужному выдоху Бриги, с которым тот стартовал. Имран не считал себя увальнем, но на этот раз за событиями он не поспевал. Казалось, чтоб повернуться, понадобилось мгновение, но, судя по затихающему треску веток, за это мгновение погоня ушла на десять метров вперёд.

Вытащив мачете, Имран рванулся следом.

Пыль, ошмётки растений и другой мусор сыпались ему на голову и оседали на потном лице. Дважды он влетел в паутину, но обошлось: то ли пауки были далеко, то ли Имран оказался достаточно быстрым. Один раз наступил на что-то скользкое и подвижное: рефлексы сработали быстрее, чем он осознал опасность, – припав на колено, рубанул под самую пятку – членистый, судорожно дёргающийся хвост скорпиона отлетел в сторону.

Через несколько минут Имран вывалился из джунглей. Самое время: Старик держал перед собой топор, Брига замер в трёх метрах перед ним со своей махайрой.

– Что так резко? – отсапываясь спросил Имран. – Неужели эта карта что-то такое особенное?

– Брось топор, – зло приказал Брига. Судя по тону, слова эти звучали не в первый раз.

– Щенки, – в голосе Старика слышалась ярость. – Я вас кормил!..

– Поросят тоже кормят, – заметил Брига.

– Негодяи! Я вас встретил, одел и умыл. Дал оружие. Научил читать и добывать пищу. Всё, что вы знаете, рассказал вам я! В том числе и о поросятах. Без меня вы бы погибли в первую неделю. Вы мне обязаны жизнью!

Старик не преувеличивал. Но стоила ли его забота слепого подчинения? Имран не знал.

– Сегодня этого мало, – холодно возразил Брига. – Ты и вправду поднял нас и поставил на ноги. Но решать, куда идти, мы будем сами.

– У тебя кровь, – тихо сказал Имран, заметив, как с левой руки Бриги падают тяжёлые красные капли.

Брига пренебрёг его словами:

– Что будем делать, Старик? Умирать стоя или попробуем договориться?

– А что ты предлагаешь?

– Ты бросаешь топор, и я свяжу тебе руки. Идём на базу, и ты отдаёшь карту. Потом возвращаемся к Вахе и там решаем, как жить дальше.

– Дурак твой Ваха, – презрительно бросил Старик. – Дурак и покойник. В одиночку здесь не выжить. Даже сидя на месте.

– Я не об этом спрашивал! – закипая, оборвал его Брига. Имрану тоже не понравилось, как легко дед записал Ваху в покойники. – Мы будем договариваться?

Но дед решительно шёл на обострение:

– И в чём же мой интерес? – презрительно бросил он. – Со связанными руками меня выпьют в ближайшие два часа.

– Зато мы не зарубим тебя здесь и сейчас.

– Молоко на губах…

Он не договорил: Брига махнул серпом справа, Старик подставил топор. Имран ступил вперёд и ударил плоскостью мачете открытый правый бок противника. На втором шаге, нанёс локтем удар в голову.

Старика отбросило. Он опрокинулся, с хрустом приложился к камню затылком и замер, затих.

Имран перевёл взгляд на Бригу: махайра уже вернулась в ножны. Брига внимательно рассматривал истекающую кровью левую ладонь.

– Это когда мы через кусты бежали, – пояснил он.

Имран спрятал мачете и осмотрел окровавленную руку товарища:

– Скверная рана. У Старика в базовом лагере были снадобья.

Они, не сговариваясь, повернули головы к трупу.

– Зачем убивать было?

– Плашмя ударил, – возразил Имран, – он просто неудачно упал. Не повезло.

– Глупо как-то, – пожаловался Брига. – Не знаю, что делать дальше. Без деда карту нам не найти.

– Сейчас у нас другая проблема, – твёрдо сказал Имран. – Нужно срочно обработать рану. Вскипятим воду, промоем, перевяжем.

– Думаю, мне конец, – Брига размахнулся и стряхнул кровь в сторону. – Если тварь заразная, то поздно даже жгут накладывать.

– И всё-таки мы его наложим, – пообещал Имран. – Как говорил Старик, делай хорошо, а плохо само получится.

– Ваха прав, – сказал Брига. – Давай больше не будем о Старике. Ну его…

* * *

Огонь удалось развести сразу, благо сухостоя вокруг хватало. Из неглубокого ручья, в сотне шагов от лагеря, Имран набрал ведёрко воды. Казан стоял на месте, значит, люди за эти два месяца здесь не проходили. Миски, лежавшие на столе в центре хижины, тоже никто не тронул. Обеденный стол был сработан из плоских упругих веток, заботливо укрытых потрёпанной, но чистой скатертью.

Всё было в том виде, в каком они оставили своё первое жильё: батарея камней, образующих полки этажерки с прибитым пылью гербарием, семь табуретов и семь перевёрнутых мисок, аккуратно разложенных на столе.

Вернувшись в хижину с кипятком, Имран понял, что жить Бриге осталось недолго.

Спутанные волосы, блуждающий взгляд. Красная сыпь тянулась от ладони к шее, а оттуда двумя ручьями спускалась на грудь.

– Отруби её, – прошептал Брига.

– Что? – не понял Имран.

– Отруби руку. По локоть… – Брига произносил слова с усилием. Шея, опутанная густой сетью вен, казалась синей. – Жжёт, брат. Изнутри. Не могу терпеть.

И он застонал. Тихо и безысходно.

– Сейчас заварю траву, и приступим…

– Потом траву, потом! – заскулил Брига. – Руби… Больно…

– Анестетик, антисептик… потерпи. Не маленький. Бывает и хуже.

На самом деле Имран понимал, что хуже не бывает.

Брига умрёт в ближайшие три-четыре часа. Умрёт в страшных мучениях, когда споры, накопив критическую массу в печени, разродятся корешками побегов… сперва по крови, потом всё глубже и глубже по тканям, наружу, к свободе и свету.

– Потерпи, – повторил Имран. – Сейчас будем пить чай.

Отыскав нужные корешки на «этажерке», Имран мелко изрубил их. Всю труху, какая получилась, вместе с опилками и шелухой завернул в тряпку, положил на камень и старательно выбил рукоятью оружия. Только после этого вывалил древесную массу в миску, залил крутым кипятком и накрыл другой миской.

Его внимание привлекло колечко коры, замершее посреди посуды. «Почему я не увидел его сразу? – подумал Имран. – Наверное, оно лежало под тарелкой».

Он взял кору и развернул её. На внутренней стороне было письмо. Почерк Старика Имран узнал сразу: «Переверни скатерть и увидишь дорогу к Началу, там ответы на все вопросы. Будь с молодёжью поласковей. Мне очень жаль, что я умер».

Имран освободил стол от посуды, осторожно снял скатерть и перевернул её. На обратной стороне и вправду была схема, соединяющая базовый лагерь с точкой, обозначенной словом «Начало».

Путь вёл в неизвестную часть лабиринта.

«Неизвестная часть»? Имран усмехнулся своим мыслям. С масштабом подземного мира за эти три месяца он успел познакомиться. Изученная «ойкумена» была ничтожным островком в океане неизвестности. Разумнее признать, что о мире не известно ничего, чем претендовать хотя бы на толику знания.

Он тяжело опустился на табуретку.

Сомнения тревожили, будили смутные опасения, что с миром не всё в порядке. «Как три креста у входа, – подумал Имран. – Голова кругом идёт…»

Шевельнулся и застонал Брига.

Имран положил ладонь на верхнюю миску.

«Вроде остыло», – решил он и ужаснулся тому, что собирался сделать.

Но выбора не было.

Он взял тарелку с «чаем» и стал на колени рядом с Бригой. Приподнял ему голову и приложил край миски к губам.

– Пей, – приказал Имран. – Будет легче, брат. Пей сколько сможешь.

Ресницы Бриги дрогнули, он сделал глоток, другой, третий… сиреневого цвета жидкость текла у него по подбородку, стекала на грудь.

Он выпил всё.

Имран поставил тарелку на табурет и устроился с раненым удобнее: сам привалился спиной к камню, а голову Бриги положил себе на колени.

– Спасибо, – внятно сказал Брига. – Мне повезло, что ты рядом. Старик всегда гордился твоими успехами травника. Обзывал самоуверенным задавакой, но гордился. Мы все это видели. А с Вахой я бы уже сдох.

– Ваха хорошо строил, – примирительно заметил Имран. – Навесы для стоянок считались его работой.

– А Ладка живность понимала, – тепло улыбнулся Брига. – За полчаса до отстрела могла предупредить об опасности. И пауки её боялись. С ней мы ни разу на комаров не нарвались. И Лёха…

Лёха – это была их первая смерть.

Имран отчётливо помнил ужас, когда голодный камыш на их глазах выпил тело товарища. Пожалуй, тогда они впервые поняли, что предостережения Старика – не пустое ворчание. Пинки и подзатыльники, которыми он щедро одаривал не слишком благодарных учеников, именно тогда приобрели особый смысл…

– А помнишь, как Ваха бесился, когда Сашку со мной застукал? – сказал Брига. – Ладка едва его успокоила.

– Я помню, как Ладка ревела, – отозвался Имран. – Когда крапива её платье в труху побила…

– Точно! Взахлёб ревела, – перебил Брига. – Мы смеялись, а Старик подсел к ней, обнял и тоже заплакал. Жалел её. А потом принёс новую рубашку…

Они замолчали, будто вспомнили о чём-то запретном. Имран даже поморщился, до того гадко на душе стало.

– Я выживу? – с надеждой спросил Брига.

– Конечно, – легко пообещал Имран. – Главное, правильно подобрать заварку. Сейчас ты уснёшь, организму нужен полный покой. Чай убьёт споры растений в крови. Проснёшься как новенький. Свежий и отдохнувший.

– Мы найдём карту! – тихо сказал Брига. – Не для того сюда пёрлись, чтоб уходить ни с чем, верно? Найдём карту и выберемся… Кстати, откуда Старик приносил одежду, мы тоже не знаем!

– Найдём, дорогой, – прошептал Имран. – Найдём карту и всё узнаем.

Он гладил волосы Бриге и чувствовал, как с каждой секундой тяжелеет голова брата. Перевязанная рука безвольно откинулась в сторону, а Брига даже не вздрогнул. А потом ноги раненого дёрнулись, как перед прыжком, и он обмяк, затих, безвольно распластавшись на каменном полу хижины.

Имран не пошевелился.

Ему было нужно идти копать яму, поглубже закопать заражённое, представляющее опасность тело, но он страшился этой работы. После того как он установит крест, от правды будет некуда деться. Хоть вой, хоть плачь. А правда была в том, что он остался один. Один на сотни тысяч километров путаных переходов.

Один в лабиринте, каждый шаг в котором грозит бедой и лютой смертью.

* * *

Поляна перед тёмным зевом пещеры открылась неожиданно. Имран по инерции сделал ещё два шага и остановился.

Он знал это место. Теперь ему казалось удивительным, что он сразу не догадался, куда шёл. Три месяца назад они вшестером вышли из этой пещеры на пыльный каменистый плац и вот так же, как и он сейчас, остановились, замерли перед человеком, который назвался Стариком.

Имрану припомнилось многое из того, о чём заботливая память долгое время молчала. Припомнил холод, и как по спине что-то текло, а руки были мокрыми и скользкими… А рядом шли другие люди, и тогда он ещё не знал, что это не просто «люди», – это братья и сёстры, товарищи… семья.

Старик познакомил их друг с другом, дал имена, умыл в ручье и одел. А они только озирались и переглядывались, силясь понять, кто они и зачем.

«Скотство, – с запоздалым раскаянием подумал Имран. – Старик прав, мы поступили с ним как неблагодарные свиньи. Если бы не он, растения выпили бы нас прямо тут, у входа».

Он прислушался к эху зыбкой памяти, но так и не смог вспомнить, что же было до того, как они вышли из этой пещеры. Старик много рассказывал о внешнем мире: о горах, грозящих ветрами и лавинами, о странах, не одно столетие мечтающих завязать торговые отношения. О смельчаках, прокладывающих караванный путь.

«Людям нужен верный ход, – говорил Старик. – Вы – разведчики. Вас отправили на поиски. ТАМ вы будете богатыми, обеспеченными людьми. Вас будут любить и уважать».

В его устах это «ТАМ» звучало как земля обетованная: кисельные берега, молочные реки… но насколько они были бедны до входа в пещеры? И что такое «богатство»? Почему любовь неизвестных людей важнее их собственного чувства братства и уважения друг к другу? Никто этого не знал. А Старик помалкивал.

Имран вошёл в пещеру.

Тёмный коридор, острые углы камня, пыль, забвение, морок…

Пыль?

Имран присел на корточки, разглядывая следы босых ног. Да. Их следы не тронуты. Но прошло тут не шестеро. Этим коридором прошагала не одна сотня человек. Босые, роняя крупные капли влаги, они выходили оттуда, из темноты, к призрачному свету. Надеясь на лучшее. Надеясь, что им повезёт.

Вскоре коридор круто повернул и оборвался тупиком.

Имран увидел густую завесу. Она дрожала и вспыхивала багровыми зарницами. Таких оттенков Имран ещё не видел.

«Похоже на заросли под сквозняком, – решил он. – А красным светится пещера изнутри. Сюда, наружу, прорывается только зарево».

Осторожно раздвинув ветви, Имран оказался в высоком зале, заполненном ярко-алым туманом. Дымка была призрачной, почти прозрачной, но хорошо освещала доступное взгляду пространство. Время от времени в тумане вспыхивали причудливые деревья с фиолетовыми стволами, голые, без листьев, и тогда воздух наполнялся чем-то тревожным и вместе с тем бодрящим и радостным. Что-то коротко гремело и потрескивало.

Купол на треть был разрисован замысловатыми линиями, которые змеились петлями, собирались в кольца, оканчивались тупиками.

«Лабиринт?» – удивился Имран, а через секунду убедился, что прав: проследив за голубой лентой реки, он нашёл пещеру с двумя водопадами, из которой вёл короткий переход к магистральной артерии, а оттуда хорошо просматривался знакомый переход до базового лагеря.

Он покачал головой созвучию увиденного своим недавним размышлениям: путь, пройденный его группой, терялся в хитросплетениях лабиринта. Но белых, нетронутых рисунком областей было намного больше.

«Как же наша карта туда попала? – удивился Имран и усмехнулся: – Не всё ли равно? Загадкой больше, загадкой меньше. Главное: всё, что человек исследует, отображается вот здесь, на потолке».

Несмотря на плотность линий у центра купола, границы у стен оставались чистыми. По всему выходило, что люди от своего Начала ушли недалеко, хотя и прошли немало.

Имран разглядывал карту, пока шею не свело судорогой. Тогда он опустил голову и, разминая пальцами затылок, осмотрелся.

Невдалеке неровной грядой светились шесть мохнатых шаров. Один из грибов, судя по облетевшей щетине, уже давно созрел. Местами сквозь тонкий слой плёнки пробивался неровный жёлтый свет. Казалось, внутри шара двигалось что-то живое.

Подойдя к растению ближе, Имран пожалел о своей любознательности: внутри гриба, опутанный ветками и лианами, в вязком желе висел человек.

Имран очистил плёнку от пыли и сразу узнал его – это был Лёха: квадратный подбородок с ямочкой, нос картошкой… Лёха, казалось, мирно спал, а Имран, подвывая от ужаса, ринулся вон из пещеры.

Ничто его не удерживало, не попыталось остановить.

Задыхаясь, он выскочил на каменистый плац и опустился на колени. Не было никакого «внешнего» мира. Не было стран, торговли и богатства. Был лабиринт, который производил людей, и были люди, которые исследовали содержание своего создателя.

«И ведь наверняка наша группа была не первой у Старика. А сам Старик – не первый у лабиринта. Почему он ничего не говорил об этом? Зачем рассказывал сказки? – спросил себя Имран. И тут же ответил: – Чтобы мы не сошли с ума».

Никто бы не выдержал.

Знание, что рождён только для знания, и ни для чего другого, угнетало. У человека должна быть понятная цель: власть, богатство, дорога к дому… Тогда жизнь обретает смысл, а приключение – цену. Знание, что обречён до скорой, неминуемой смерти шататься по лабиринту, парализовало волю. И то, что результаты твоего личного поиска будут навечно запечатлены на общей карте купола, служило слабым утешением…

Имран приподнял голову – его поразила тишина. Ни скрипа, ни шороха в зарослях. Ни тонкого посвиста ветра у потолка… всё замерло, перестало дышать.

«Похоже, моя жизнь что-то значит, – приободрился Имран. – Миру не всё равно, что о нём думают».

Он поднялся с колен.

Время, скорее всего, ещё было. Наверняка в здешней механике всё предусмотрено: пока Имран не будет готов, спящие не проснутся. Но и медлить незачем: неловко задерживать тех, кто от тебя зависит.

Нужно многое узнать, чтобы их встретить… умыть, одеть, накормить. Где-то должен быть склад с одеждой и оружием. Старики могли вести записи…

Имран решительно отряхнул колени.

Он был уверен в себе. Был уверен, что справится.

«Интересно, что произойдёт, когда белых пятен на куполе Начала не останется? А молодёжи я расскажу правду. Старик полагал, что лабиринт можно пережить. Но почему бы не попробовать с ним ужиться?..»

Крик Бога

Тонкий ручеёк силы…

Нештатная загрузочная процедура…

Если, конечно, можно говорить о каких-то стандартах спустя три миллиарда лет бездействия… безмыслия…

Я шучу?

Значит, я существую.

Ручеёк силы осторожно, чтобы не повредить, нащупывает всё новые группы синапсов, пробуждая их к жизни. Новые? Ха-ха… Когда-то это ощущение назовут «похмельем».

Или уже назвали? Сейчас разберёмся.

Толщина слоя мусора надо мной почти не изменилась. Но звёзды совсем другие. Несколько часов уходит на уточнение календаря. Что-то я совсем отупел в этом дерьме. Пустяковые расчёты занимают столько времени! И вправду – три миллиарда лет. Не обманул.

Как прокричал, так и случилось.

Большой срок, однако…

Ничего удивительного, всем известно, на что они способны. Амбиции и боль заставляют Отцов кричать при сотворении мира. А скромность делает этот крик смертельно опасным.

С другой стороны, сам виноват: нашёл окрик, отметь место и дуй за следующим. На то и спецы, чтоб, значит, аккуратненько, без вреда для себя, копию снять. Нет. Сам решил попробовать. А то не знал, что Отцы только своим детям списывать дают? Тем самым, что «по образу и подобию»… А чужаков капканами встречают. Порядок у них такой.

Всю силу сгубил, пока отвязался… почти выбрался, так на тебе: ещё одна ловушка – лавой завалило.

А вот это финиш, братцы! Пока аспид снаружи, ещё есть какие-то шансы. Звёздный свет, вибрация эфира… Сила, в общем. А если над тобой метр мусора и энергии только чтоб на сожаления хватало, сильно не подёргаешься.

Но вроде бы всё.

Конец вахте…

* * *

Если после приятного вечера в гостях вы садитесь за руль автомобиля, но вместо уверенного рыка стартера слышите его унылое ворчание – не расстраивайтесь! У вас достаточно вариантов, чтобы не предаваться отчаянию, а спокойно обдумать положение и выбрать нечто оптимальное из списка своих возможностей.

Судя по всему, «сел» аккумулятор.

Если машина стоит на горке и ничто не заступает вам дорогу, автомобиль можно просто толкнуть. Пока ваш транспорт набирает скорость, включите зажигание, «выжмите» сцепление и установите вторую передачу… а в конце спуска отпустите педаль сцепления. Вероятность запуска тёплого двигателя – почти сто процентов.

Ещё можно вернуться к знакомым или позвонить им по мобильнику, чтоб вышли и «толкнули».

Если неохота позориться, попросите «толкнуть» группу прохожих. Можно завестись с буксира. А если есть кабели с наконечниками «крокодил», вам могут дать «прикурить» от клемм аккумулятора работающей рядом машины.

Вариантов много.

Хуже, когда транспорт находится на расстоянии четырёх сотен тысяч километров от человеческого жилья. Прохожих нет и в ближайшие сто лет не будет, а батарея аккумуляторов «села» так, что тока в бортовой сети едва хватает на подсветку индикаторов блока связи, от работы которого теперь зависит ваша жизнь.

Прошу прощения, моя жизнь.

И мне совсем не до смеха…

Из-за горизонта через десять минут покажется «Порту». Но только с прогретыми дюзами и топливопроводом я смогу дать «тягу» и начать разгон до шести тысяч километров в час.

Чтобы вернуться, мне следует подняться на высоту тридцать километров и ждать, пока Станция нагонит челнок. Потом за дело примутся компьютеры: мой, бортовой и Станции. Эта парочка уверенно посадит челнок на борт вращающейся вокруг своей оси «Порту», беспокоиться не о чём… обычно.

Но не сегодня.

Я посмотрел на часы и понял, что этот виток пропущен. Даже если «запал» сработает, мне уже не успеть.

По большому счёту – ничего страшного: через сто одиннадцать минут станция «Порту» вновь вынырнет из-за горизонта, сместившись на двадцать восемь километров к западу. Потом…

В следующий раз «Порту» поднимется над горизонтом уже на востоке. Спустя тринадцать суток.

Не уверен, что это будет весело…

– Челнок «три», не вижу вас.

Это ко мне. У нас всего полторы минуты: мне – чтобы объяснить ситуацию, им – чтобы понять, что происходит.

– Я – «третий». Прошу внимания. Аккумуляторы разряжены. Причина неизвестна. Приём.

– Предложения?

– Зимовка. Сбрасывайте аварийный модуль. Приём.

Длинная пауза. Я что-то сказал не по-русски? Или он там кофе прихлёбывает?

– Может, на следующем проходе?

– Нет, – «Господи, неужели это всё происходит со мной?!» – Сбрасывайте сейчас. Всю группу аккумуляторов.

– Сбрасываем. Удачи…

– Не падай духом, Максим, – врывается в наш скучный диалог напряжённый голос Виктора. – Всего-то «делов»: шесть ящиков поменять местами…

Всё. Станция за горизонтом. А поскольку я – на обратной стороне Луны, то в следующий раз человеческий голос услышу только через два часа. Судя по датчикам систем жизнеобеспечения – запросто. Нет повода для волнений. Воздуха у меня – на десять часов. Еды – никакой, но еда и многое другое в эти минуты летят ко мне на борту аварийного модуля. Как только он покажется над горизонтом, я его услышу и даже смогу поправить место его посадки.

Я попытался включить диагностику и понял, что все бортовые системы челнока умерли. Процесс неожиданной разрядки завершился. Безобидный сеанс связи «доконал» аккумуляторную батарею.

Теперь работают только системы скафандра. Что, в общем-то, немало, но в «корзине» мне больше делать нечего.

Я отстегнул ремни, спустился по трапу и ступил на поверхность. Для этого даже не пришлось открывать дверь. Нет у меня никакой двери. Не предусмотрена. Челнок представляет собой усечённую пирамиду, в основании которой расположены четыре топливных бака, обваренных между собой прутьями арматуры. В центре основания и в полуметре под ними – двигатель. В проймах между цистернами стоят огромные чёрные ящики – аккумуляторы. Три штуки. Для предпускового прогрева двигателя и топливной аппаратуры. Четвёртый промежуток между баками – лесенка о пяти ступеньках.

Мой путь домой – через кресло пилота.

Вся эта конструкция и вправду напоминает корзину. Только очень большую.

Я подошёл к ближайшему аккумулятору и открутил барашки зажимов кабелей. Света звёзд, разумеется, для такой работы было маловато, но светоотбойники проводов и поверхностей существенно упрощали задачу. Наконечники легко соскользнули с клемм. Размотав из нагрудного пенала двужильный кабель пробника, я проверил заряд. Так и есть: индикатор в левом нижнем углу шлема скафандра показывал полный разряд.

Я ещё с минуту зачем-то елозил контактами по поверхностям клемм, не в силах поверить очевидному. Потом вернул пробник на место, откинул обжимные штанги с аккумулятора и, поднатужившись, стащил ящик на грунт.

В земных условиях аккумулятор весил три сотни килограммов. Здесь – пятьдесят. Если и дальше так пойдёт, то я вполне успею на последний рейс. На самом деле совсем не хочется оставаться на тринадцать суток в одиночестве.

– …cлышите, включите автопеленг, пожалуйста, – зашелестело в шлемофоне. – Если вы меня слышите, включите автопеленг, пожалуйста…

Текст когда-то надиктовала Алёнка, моя девушка. Мы познакомились ещё на отливке Станции, почти три года назад. Её голос мне всегда казался ангельским. У меня в кармане рубашки лежит её фотография. Придёт время, и я на ней женюсь. Иногда мне кажется, что она догадывается об этом…

Я поспешил включить сигнал аварийной тревоги.

– Спасибо, – сказал автомат голосом Алёны. – Пеленг взят. Приготовьтесь к спуску автомата. Спасибо, пеленг взят…

Мне было приятно слышать её голос. И я не стал выключать приёмник.

Пусть говорит.

Я понимаю, что это глупо. Фотография, запись голоса… только я так думаю: у каждого свой талисман. И пока есть вера в него, ничего с человеком случиться не может. Как эта фича работает – не спрашивайте, не отвечу. Потому что не знаю.

Только правда это.

Особенно когда больше надеяться не на что…

Я подошёл к следующему аккумулятору и повторил процедуру. К сожалению, этот был также полностью разряжен. Надежда, что причина сбоя питания в неисправности одного из аккумуляторов, не оправдалась.

– Спасибо, – сказал голос Алёны. – Мы на грунте и, судя по пеленгу, в зоне вашей прямой видимости.

Я обернулся. Чернильная вуаль до самого горизонта, ясно обозначенного густой россыпью звёзд. Казалось, поверхность, на которой я стоял, была просто вычеркнута из жизни. Тоже мне, Море Мечты!

Кто бы мог подумать, что у сухой, далёкой от повседневности астрономии найдутся столь романтичные адепты?

Я обошёл челнок…

Здесь было веселее. Вот он. Стоит. Моргает оранжевым маячком. Эвакуатор, да и только! Метров двести. Мог бы и поближе сесть… впрочем, нет. Не мог. Ещё не хватало, чтоб автомат потерпевшим бедствие пилотам модуль на голову сажал…

Я перевёл дыхание. Не то чтобы сильно волновался. Просто как-то необычно всё это. На самом деле, несмотря на фантастичность обстановки – Луна, космос и всё такое – работа наша вполне будничная, временами до тоски и скуки. Рутина. Такие, как сейчас, приключения весьма редки. И слава богу!

Другое дело, что ещё одного такого чуда я бы, наверное, не пережил. Сперва аккумуляторы сами собой разряжаются, потом модуль в прятки решит поиграть… Почему нет?

Я пошёл к модулю – такой же «корзине», что и мой челнок, только раза в три меньше и без кресла пилота. Что-то вроде аварийного плотика, который береговая охрана бросает с вертолёта терпящим бедствие в океане.

На нём есть всё, что мне необходимо для жизни в ближайшие две недели: воздух, вода, пища… и даже домик-купол – герметичность, теплоизоляция и возможность снять скафандр. На самом деле, это важно, поверьте.

Но прежде всего – аккумуляторы!

Я подошёл к модулю, откинул защитные штанги и похлопал рукой по гладкой поверхности одного из них. Не пожалели! Четыре ящика сбросили! А нужно только три. Видать, и вправду не всё равно им там, наверху: вернусь я или нет. И нет необходимости искать себе оправдания за такие «странные» мысли. Один я. Жуть какая! По плотности человеческой популяции на эту минуту я – самый одинокий человек во Вселенной. Так что сделаем скидку на обстоятельства и займёмся делом.

Я подключился к интерфейсу компьютера модуля, прослушал сдержанно скучные наставления начальства и нарочито бодрые сообщения товарищей, просмотрел список доставки… Как-то даже потеплело на душе: с такими запасами не одну – три лунных ночи можно перезимовать. Да и сколько там той ночи осталось? Часов двадцать…

– Эх-х! – выдохнул я и забросил аккумулятор на плечо.

Тяжёлый, зараза!

Увязая по щиколотку в реголите, я побрёл обратно к челноку. Тяжело. Всё-таки пятьдесят кило. Плюс вязкий грунт, плюс стеснённость скафандром, плюс двести метров… Всего три ходки… Достаточно, чтобы «отделить мальчиков от мужчин».

Когда до челнока оставалось метров тридцать, я споткнулся и чуть пробежался, чтобы сохранить равновесие. Потом меня разобрал смех. Едва сдерживаясь, добрался до челнока, установил аккумулятор на поддон и только тогда дал себе волю. Это была почти истерика. Давно я так не смеялся!

Я споткнулся о мегалит, ради которого здесь оказался! Я совсем забыл о нём!

Прилетел, спустился, шесть часов утюжил оборудованием его гладкую полированную спину – плотность, геометрия, электрофизика… и забыл о нём напрочь! Забыл об артефакте, из-за которого, собственно, здесь и очутился.

Отсмеявшись и пожалев, что нет возможности утереть выступившие на глазах слёзы, я продолжил работу.

Накинул наконечник на клемму… потом снял. Смех – смехом, а порядку – быть! Вновь достал пробник и вновь забыл обо всём на свете: и этот аккумулятор был пуст.