Текст книги "На переломе эпох. Том 1"

1.14 (84.04.) Прошлое. Трагически погибла здесь

Зимой, три месяца назад, 9 февраля 1984 г., умер Юрий Владимирович Андропов – Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической Партии Советского Союза, на смену ему пришёл Константин Устинович Черненко. В 1984 г. СССР, в ответ на бойкот Московской олимпиады США и их союзниками, бойкотировал олимпиаду в Лос-Анджелесе.

Зима ушла. Пришла очередная весна. Конец апреля. Тимофеев сидел в курсантской столовой на подоконнике, уже полностью подготовившись к сдаче наряда, дописывал письмо домой в ожидании смены. На плацу шёл развод очередного суточного наряда.

«…Стало хорошо, тепло. Зеленеет травка в местах, где проходит теплотрасса. Скоро по всей земле сибирской начнёт всходить эта прелесть. Только вот добить бы скорее до конца куски снега, завалявшегося в прохладных местечках.

Сейчас взял В.И. Ленина, «Материализм и эмпириокритицизм» изучаю. Тактик-преподаватель тут как-то сказал, что соц. революция – это исключительно плод гения Ленина, на почве революционной ситуации в стране. А при отсутствии Ленина социализма бы нам не видать! И я тоже думаю, что все разговоры о возможности рождения «другого Ленина» – чушь. Не могло же тогда рождение Ленина помешать родиться другому такому «Ленину»! Но Ленин был только один, а без него не было бы той партии, той теории, той морали и той революции! Я решил изучать тщательно Ленина. Без него как без рук, полный разброд личных мнений, отсутствие абсолютной истины.

Я сейчас опять в наряде по столовой официантом, научились тут управляться со всем за час-два, а потом читаем, спим на подоконниках, вот письмо сейчас вам пишу. Ещё ломаю себе голову, нужно будет где-то подыскивать коммунистов со стажем, чтобы получить от них рекомендации в Партию. Всё, с комсомолией пора кончать! Сейчас к этому прилагаю все свои усилия. Теперь главное – зубами прорывать себе дорогу в партию. Здесь я все силы приложу. Это я уже твёрдо сказал. А на прошлой неделе снова отделениями бегали по азимутам, получили тройки. А другие отсиделись, начертили в тепле красиво маршрут и получили пятёрки. Но ведь я больше их сумею. А ведь сейчас главное – получить знания. Т. к. придёт время, и всё всерьёз придётся делать. И оценивать будет не препод, а противник. И платой будет кровь! Были ещё в марте ночные тактические занятия в разведке. Брали «языка». Я был в огневой поддержке. Целый час ползли по снежной целине. А когда нужно было стрелять, то не смог! Патрон не заходил в патронник, тот забился снегом. Вот как! А в боевых условиях это бы могло стоить жизни! А ещё, когда другой раз полз, у меня расстегнулся ремень, я даже не почувствовал и потерял прицел от своего гранатомёта. Когда понял, то меня прошиб пот. За это могут и из училища выпнуть! Так я в ночной темноте так и уполз назад в лес по сделанной мною же борозде. Метров через пятьдесят я его нашёл-таки! Под одним деревом, где с полчаса лежал в засаде! Ух! Слава богу! Ещё, в феврале было у нас наступление ночью с боевой стрельбой. Я, как обычно, с гранатомётом. Было страшно, чтобы не угробить своих же! Ведь ни спереди, ни сзади никого быть не должно! А то ведь пороховыми газами контузить можно, если не угробить вовсе! А тут ещё лыжи, ОЗК, снаряжение, всё путается. Из десантных отделений мы буквально вываливались на снег со всем барахлом, и тут же нужно на валенки напяливать лыжи и идти по снегу впереди БМП цепью, да ещё стрелять боевыми по целям! И всё это в кромешной темноте ночи. Когда можно всё попутать. А когда укачанный до тошноты, из десантного отделения БМП, ледяного, пропахшего соляркой, вываливаешься, вообще не можешь сразу понять, где ты есть и куда тебе нужно бежать. А во всей одежде, снаряжении, валенках, шубенках, с оружием падаешь в глубокий снег и нет сил даже подняться. Где уж тут воевать! Это только в кино всё так просто кажется!

Тогда мы целые сутки были в поле. Сперва была тревога, потом шли ночью десять километров на лыжах. По полям ещё ничего. А вот с пригорков! Несёшься меж деревьев с трубой-гранатомётом за спиной на «дровах». Да ещё и со сломанным креплением, рискуя потерять лыжу. Хотелось пить, но было невозможно остановиться. Казалось, жажда иссушила всё, и язык прилип к нёбу. Было страшно упасть, так как со всем снаряжением было бы просто не подняться. Один тут у нас упал, не смог встать, так просил даже себя или бросить, или застрелить на полном серьёзе. Когда мы дошли до цели, я, как и многие, рухнул на снег. Пытались снегом утолить жажду, но было бесполезно. Снег только иссушивал рот и всё. Мокрые все. Так несмотря на мороз под сорок, почти все раздевались догола, переодевались в сухое подменное нижнее бельё, кто имел с собой в вещмешке. Уже научены! А раньше на себе сушили! Приготовили пищу, поели, погрузились в БМП и в атаку…

Тут ещё такая история приключилась. В Новосибе, как-то, на вокзале, электричку ждал. Там пирожки продавали. Ну, я встал в очередь. Вскоре за мной вырос хвост. Один мужик, лет тридцати, сзади нас, с перебитым носом, покосился так на меня и зло забормотал своему приятелю, курсант, дескать, солдат гонять, цензурно выражаясь, будет. Когда подошла моя очередь, продавщица, женщина лет пятидесяти, воскликнула: «Да ты ведь зря, сынок, стоял, подошёл бы так. Я своим сынкам всегда без очереди пирожки даю. В другой раз так вот прямо сюда подходи и бери, не стесняйся!»

Мужик сзади: «А чё это без очереди-то? Ну, ни хрена себе!

Женщина: «Ты не чёкай мне тут! Поучись сперва вот так, как он, потом узнаешь!»

Мужик: «Поучись! Да я тоже служил!»

А она ему: «Чего служил, чего служил! Ты вот поучись, а не «служил». Тож мне, нашёл сравнение – служить или учиться! Служить – это одно, а вот учиться – совершенно другое, я-то знаю!»

Очередь сзади не выдержала: «А кто это там без очереди идёт?

– Так не пускайте без очереди-то!

– Зачем же пускать?

– Кто пускает?

– Да там!

– Кто?

– Иш, что, без очереди!

– Совсем обнаглели!»

Тут продавщица вскинула по-орлиному голову и ка-а-к гаркнет: «Чего вы мне тут разгалделись, я сама тут знаю, кому без очереди давать, а кому – нет! Иш вы мне, разодрались!»

Я взял пирожки, завёрнутые в здоровенный кусок серой бумаги, которую до этого продавщица экономила, поблагодарил добрую женщину. А не разобравшаяся в ситуации толпа ещё долго гудела за спиной, вероятно, найдя подходящий момент, чтобы выплеснуть весь свой негатив, выражая всё своё возмущение, накопленное за день. Ну, вот и всё…»

– Тимофеев! Пора! Идём сдавать наряд, – товарищ его пихнул, едва услышав, как смолкла барабанная дробь на плацу, свидетельствуя об окончании развода суточного наряда.

Сдав наряд, курсанты, пропахшие противными запахами столовой, вошли в расположение роты. Здесь царил бардак. Хотя за внешним кажущимся беспорядком скрывалась стройная система действий. Шла чистка оружия после очередных стрельб.

Очередной наряд по роте придирчиво принимал территорию у замученных товарищей, зло плюющихся на их занудство.

– Привет! Прикинь, нам на днях молодых подселили. Солдат из батальона обеспечения! Они у нас в роте будут карантин проходить! – курсант Асваров ткнул Тимофеева локтем.

– Привет-привет! Да не тычь ты меня своими локтями! Терпеть не могу! – возмутился тот.

Тимофеев, проведя несколько последних дней подряд в наряде по столовой, куда его «упёк» старшина за «примерное поведение», немного отстал от жизни. Он с удивлением разглядывал вдруг появившиеся в расположении двадцатой роты двухярусные кровати, так не привычные для курсантов, спящих исключительно в одном ярусе. От молоденьких солдатиков исходил специфический «слонячий» запах, состоящий из сочетания запаха нового обмундирования и какой-то труднообъяснимой «желторотости». Курсанты разглядывали солдатиков с любопытством. Так, вероятно, практикующиеся студенты мединститута смотрят на своих будущих пациентов. Солдаты также с любопытством, осторожно по-воробьиному, всматривались в процесс чистки курсантами в расположении оружия.

– А чего их у себя, в батальоне обеспечения, не поселили?

– Да, видно, боятся солдатской дедовщины, хотят, чтобы у нас тут пока пообтёрлись. Им тут у нас как у Христа за пазухой! Здесь их никто не посмеет тронуть! Здесь у нас для них безопасно!

«…вчера, 20 апреля 1984 года, в ФРГ прошли демонстрации протеста против размещения в Западной Европе американских ракет…», – вещал телевизор.

– Эх! Американцы нас пытаются ещё больше ракетами окружить! А Черненко[31]31
  Константин Устинович Черненко, по праву считаясь Брежневским преемником, был весьма талантливым государственным деятелем. Однако, когда 73-летний Черненко получил высшую должность в советском государстве, у него уже не осталось ни физических, ни духовных сил, чтобы руководить страной. Он оказался самым престарелым из всех советских лидеров, когда-либо получавших пост Генерального Секретаря.


[Закрыть] мышей совсем не ловит, – курсант Шаталов прошёл с пулемётом в руках к своему стулу. Приступил к чистке.

– Да на что он уже способен? Ему бы на пенсию! – пожал плечами Тимофеев. – Был бы жив Андропов!..[32]32
  После смерти Брежнева, в 1982 году, Андропов был освобожден от должности Председателя КГБ СССР в связи с избранием его Генеральным секретарём ЦК КПСС. Он интеллектуально выделялся на общем сером фоне Политбюро застойных лет, был человеком творческим, не лишённым самоиронии. В кругу доверенных людей мог позволить себе сравнительно либеральные рассуждения. В отличие от Брежнева он был равнодушен к лести и роскоши, не терпел взяточничества и казнокрадства. В принципиальных вопросах Андропов придерживался жёсткой консервативной позиции. Генерал КГБ СССР Филипп Бобков вспоминал: «Он унаследовал лучшие качества революционеров старой закалки… был настоящим строителем нового общества… высокообразованным человеком… много читал и следил за литературой, любил музыку, писал стихи».
  В первые месяцы своего правления он провозгласил курс, направленный на социально-экономические преобразования. Однако все изменения во многом свелись к административным мерам, укреплению дисциплины среди работников партаппарата и на рабочих местах, разоблачению коррупции в близком окружении правящей верхушки. В некоторых городах СССР силовые органы стали применять меры, жёсткость которых в 1980-е годы населению показалась необычной. Например, в рабочее время стали проводиться милицейские облавы в кинотеатрах, крупных универмагах и других местах скопления людей, во время которых тотально проверялись документы с целью выявить прогульщиков работы. Твёрдость проверок была такова, что в некоторые из них попадали прогуливающие уроки школьники, решившие посетить полуденный сеанс кино. Через несколько дней на имя директора школы приходило официальное письмо из силовых органов, докладывавшее о поимке прогульщиков с указанием фамилий.
  Существует мнение, что Андропов заметил также, что разделение по национальному признаку не характерно ни для одной страны мира, кроме СССР, и первоначально ставил задачу проработать концепцию о создании 15–16 экономических регионов СССР по образу штатов в США.
  Но здесь Андропов заболел, и дело отложили. А в следующий раз, когда они пришли с новой картой, Андропов лежал в больнице. Последние месяцы своей жизни Андропов был вынужден управлять страной из больничной палаты кремлёвской клиники. Вскоре он умер, и великая реформаторская идея не реализовалась.
  При Андропове начался массовый выпуск лицензионных грампластинок популярных западных исполнителей тех жанров (рок, диско, поп), которые раньше считались идеологически неприемлемыми – это должно было подорвать экономическую базу спекуляции грампластинками и магнитными записями. Андропов особенно ценил Высоцкого, любил его песни.
  Во внешней политике усилилась конфронтация с Западом. Андропов умер 9 февраля 1984 года, в 16 часов 50 минут. Согласно официальной версии, причиной смерти стал отказ почек вследствие многолетней подагры. Некоторые эксперты, однако, подвергают сомнению официальную версию смерти Андропова. Существует также мнение, что к его смерти причастна, затем покончившая с собой, супруга министра МВД Щёлокова, ранее отстранённого от занимаемого поста. Согласно этой версии, она стреляла в генсека. Что и явилось причиной внезапно возникшей «болезни» Андропова.
  На траурную церемонию прощания прилетели главы государств и правительств многих стран, в том числе Маргарет Тэтчер, также присутствовал Джордж Буш-старший.
  (По материалам открытых источников.)
  «…Общее усиление позиций социализма заставило империалистов отказаться от попыток сломить социализм путем «лобовой атаки». Эти перемены, безусловно, отвечают нашим интересам. Вместе с тем нельзя не видеть того, что противник не отказался от своих целей. Теперь, особенно в условиях разрядки, он ищет и будет искать иные средства борьбы против социалистических стран, пытаясь вызвать в них «эрозию», негативные процессы, которые бы размягчали, а в конечном счете, ослабляли социалистическое общество.
  В этом плане немалые надежды возлагаются империалистическими силами на подрывную деятельность, которую империалистические заправилы осуществляют через свои спецслужбы…
  …На первоначальном этапе предусматривается установление контактов с разного рода недовольными лицами в Советском Союзе и создание из них нелегальных групп. На последующем этапе намечается консолидировать такие группы и превратить их в «организацию сопротивления», то есть в действующую оппозицию.
  …Недавно некий Аллен фон Шарк в книге, посвященной борьбе против нашего государства, писал: «если СССР предпримет какие-либо шаги против подобного рода отщепенцев, (обратите внимание, он сам называет их отщепенцами), необходимо как можно шире афишировать эти меры как несправедливые, чтобы вызвать, с одной – сочувствие к ним, к отщепенцам, а с другой стороны, недовольство коммунистической системой».
  Империалистическим разведкам неважно, что люди, которых они поднимают на щит, подонки и отщепенцы, важно, что это дает им повод лишний раз выступить с нападками на нашу систему, бросить тень на нашу партию, а в этом и состоит их главная цель.
  В последнее время органами КГБ проведены профилактические мероприятия в отношении ряда лиц, вынашивавших враждебные политические намерения в форме злейшего национализма.
  На Украине, в Литве, в Латвии, в Армении ряд националистов привлечены к уголовной ответственности за откровенную антисоветскую деятельность. Почти во всех этих случаях их деятельность инспирировалась подрывными центрами, находящимися на Западе… Только в прошлом году была выявлена и пресечена деятельность свыше 200 таких эмиссаров, направленных в Советский Союз для передачи своим подопечным инструкций, денег, средств тайнописи и печатной техники.
  Идеологическая диверсия осуществляется в самых различных формах: от попыток создания антисоветских подпольных групп и прямых призывов к свержению Советской власти (есть ещё и такие) до подрывных действий, которые проводятся под флагом «улучшения социализма», так сказать, на грани закона…
  (Из выступления Ю. В. Андропова на пленуме ЦК КПСС 27 апреля 1973 г.)


[Закрыть]

– Бах, – вдруг раздался резкий сухой хлопок. Все замерли.

Шаталов Максим с недоумённым испугом сидел на стуле с ПК[33]33
  Пулемёт Калашникова


[Закрыть] в руках. Курсанты ошалело вертели головами по сторонам. Молодые солдаты, чувствуя себя в полной «безопасности», испуганно таращились на полуголых курсантов с оружием.

– Ша-та-лов! Твою-ю мать! Дебило-о-оид! Студент! – заорал замок, сумасшедше выкатив глаза из орбит. Шаталов молчал, затаив дыхание, боясь даже подумать о возможных последствиях, втянув голову в плечи.

– Ты чё, олух царя небесного, забыл что ли, что это тебе не автомат! Тут патрон просто так затвором не выбросишь! Крышку открывать нужно, патрон вытаскивать, прежде чем на спусковой крючок жать!

– Эй, там, на барже! Все живы там? А-а-а? – переходя на сиплый фальцет, воскликнул комод.

– Кто-о стреля-я-л? – из канцелярии нарисовался грозный профиль ротного…

К счастью, пуля, просвистев среди сотни человек, никого не зацепила, бесследно, совершенно мистически исчезнув в районе ружейной комнаты…

– Старшина! Стройте роту! И с замкомвзводами в канцелярию! – профиль ротного исчез.

Вскоре довольные сержанты гнали обильно матерящуюся роту на знаменитую «Е-н» гору.[34]34
  В «Поле чудес», наверное, легко бы нашли пропущенные две буквы, для получения полного, хотя и совершенно нецензурного названия горы, примерно в километре от училища, обильно политой потом не одного поколения курсантов. При приближении к которой те обычно переходили на «гусиный шаг» на корточках


[Закрыть]

Рота пыхтела, кляня всеми возможными проклятьями Шаталова. Ушитые по моде галифе трещали по швам в коленных изгибах. Вдруг Тимофеев заметил: что-то блеснуло в темноте среди деревьев на косогоре.

– Смотри! Обелиск какой-то появился! – тот толкнул Юрку.

– Ты раньше его видел?

– Раньше не замечал, не знаю точно.

Среди берёз и пожухлой листвы, недалеко от дороги, круто уходящей вверх, по которой они так часто то шли гусиным шагом, то брели, обвешанные оружием, на полигон, как-то нечаянно заметили маленький обелиск с фотографией черноглазой девушки, почти девочки, и черной надписью: «Трагически погибла здесь».

* * *

 
Остановись, идущий мимо
Вдохни в себя печаль мою
Мой кроткий взгляд застыл незримо
И с ветром песни я пою.
Листвы унылое молчанье.
Луч света с синей вышины.
Несёт печаль со мной свиданье,
Не знать мне радостей весны,
Не знать мне жаркий трепет сердца,
Не видеть свет любимых глаз,
Не прижимать к груди младенца,
Огонь звезды моей погас.
Но я была когда-то с вами!
Тоска ужасная в груди,
Вы задыхаетесь слезами,
Ведь все, что было, позади.
Не слышать вам мой смех счастливый.
Глядите вы в мои глаза.
Навек я стала молчаливой,
А на траве росой – слеза.
 

Автор В. Земша. 1980-е

1.15 (87.09.05) Чешская контра

«…Служба идёт нормально. Уже начинаю втягиваться. Здесь, за границей, – настоящая служба. Без праздников и выходных. Как впрягся, так и тащи «телегу». Деньги здесь называются «кронами». Кроны все ценят больше рублей. На них можно что-то купить. Рубли меняют на кроны только один раз и то только тридцать рублей. Зарплата неплохая, но денег вечно не хватает. Вот я один, и кормят ведь худо-бедно, но бесплатно, в офицерской столовой, а вот улетают кроны. Чёрт его знает куда. И купил-то пока только один будильник да спальный мешок со спортивным костюмом. Местные жители относятся здесь к нам хорошо. Шёл как-то по городу в парадке, словаки выражали восторг. Некоторые даже щупали блестящие голенища глаженых сапог, трогали погоны. А их солдаты даже отдавали честь! Да, что ещё интересно, у них тут туалеты платные! Представляете?! Служить трудно. Неприятности подстерегают на каждом углу. Повернешься вправо, а слева – на под дых. Ухватишь, казалось, быка за рога, а он тебя – копытом выше колен!.. Рота мне досталась трудная… Бывает, ставишь административно задачу, от которой и самого уже тошнит, и назревает конфликт. Но нужно вместо того, чтобы распсиховаться и дать волю эмоциям, снять эмоциональное напряжение с людей и мобилизовать их на выполнение задачи, чтобы твои идеи до них дошли как их собственные. Но пока это даётся трудно. Бывают срывы и конфликты. Действительно, это самая трудная работа с людьми в звене «рота», да еще, если это худшая рота!.. А в остальном, всё же хорошо в стране Советской жить!.. Особенно здесь, в Чехословакии, где трудящиеся имеют практически всё, что можно пожелать. Но при том и трудятся спозарани, да балду не пинают. От того-то, видно, и живут совершенно иначе. Да, есть чему поучиться! Никак коммунизм они здесь вперёд нас построят! Да! Настала пора перемен! Настала пора нового социализма. На основе «плюрализма мнений», «творчества масс» и «инициативы снизу»!..»

Майер отложил письмо, услышав стук в дверь. Темнело. Было ещё не поздно. Но солнце нырнуло за сопку, и наступили сумерки. На пороге стоял Хашимов.

– Что, Майер, уже кайфуешь?

– Кайфую.

– А ты чё-то рановато кайфуешь. На отбой что, не пойдёшь?

– А идём лучше на пиво! Гражданка есть? – ответил вопросом на вопрос Альяр, проигнорировав обращение младшего по возрасту, званию и должности. – Буду знакомить вас с местными достопримечательностями. В городе-то уже были?

– Да, я тут в первый день уже поймал себе приключений на голову по полной!

Тем не менее Тимофеев, недолго раздумывая, полез в скрипучий шкаф искать «гражданку» для поиска новых запретных приключений. На пол выскочило из дверной петли тараканье семейство…

– Гадость какая!

– Бей гадов! – все жители комнаты как сумасшедшие подскочились давить тошнотворно-омерзительных несчастных насекомых в панике спасающихся бегством, от которых лейтенантам не было никакого спасу. Они водились в изобилии везде, и ничто на них не действовало. Вместо одних быстро заселялись новые и даже с ещё большим энтузиазмом! Страха за своё будущее у них не было никакого, да и совесть у них почему-то также отсутствовала… Лишь страсть к репродукции в арифметической прогрессии и, как следствие, сокровенные тараканьи «чемоданы» с пополнением!

* * *

Товарищи топали по улице, наполненной вечерним теплом и свежестью. Дорога шла мимо красивых аккуратных домиков с черепичными крышами. И всё, всё в цветах! Такого в Союзе юные офицеры никогда не видели.

– Как здесь хорошо! Вот иду я по городу и фигею от красотищи вокруг. И знаете что, мужики?! Влюбился я! – Майер посмотрел на товарищей с нотками грустного восхищения.

– В кого?

– В страну эту! Это как любовь с первого взгляда, – его грусть была вызвана, скорее, осознанием того, что «хороша Маша, да не наша!»

– Да, здэсь красива. Магазины, шмотки, – Хашимов в подтверждение ткнул пальцем в свою модную куртку.

– Да не в вещах дело. Нет такой как у нас жестокости что ли, суеты, вечной погони за дефицитными вещами. Эти тихие маленькие домики среди елей мне нравятся больше, чем шашлычно-кооперативная гарь нашего Медео, где одна обдираловка и суета! Везде очереди и бардак. Здесь какие-то человеческие отношения между людьми. И никто ни к кому не цепляется.

– Просто словаки – соплежуи. У них даже бабу из-под носа уводят, а они не могут по морде дать. Ноют, как плаксы, да и только! На их «забавах»[35]35
  Забава – это, навроде, дискотеки.


[Закрыть] даже драк нет! Потому что ссыкли они! Тихони!

– Это мне и нравится, что нет у них лишней агрессивности, согласен с Сашкой, – вставился Тимофеев, всё время до этого молчавший.

– Хм, – Хашимов лишь усмехнулся, – мож, вы и правы, у таких сопляков баб уводыть можно без последствий! Ха! И мне это тоже начинает нравиться! Ха! Ха! Ха!

– Ну, ты! Вывернешь все вечно, всё о бабах беспокоишься!

– А я и не беспокоюсь совсем! Мужики здесь нэ мужики, чё беспокоиться-то тогда?! Ничего, вот куплю тачку, тогда посмотрым! Все бабы будут наши! Точно вам гаварю!

– Машину-у-у? А сколько она стоит?

– Ну, смотря что. Я хочу какую-нибудь не очень дрэвнюю «Волжану». Тысяч дэсять крон, я думаю.

– Ну, тут уж зарплаты не хватит, до замены копить будешь! Или «прощай пиво»!

Альяр посмотрел на Майера из-под очков.

– Хочешь жить – умей крутытся! Слышал когда-нибудь? Кто тут на голую зарплату машины покупал?

– Как крутиться-то?

Хашимов достал пачку «Мальборо».

– Запалки маете? – обратился он к товарищам.

– Чё-ё?

– Спички есть? – пояснил он, усмехаясь. – Никогда местным не говорите «спички», говорите только так: «запалки».

– «Запалки!» Это на словацком так чуднó!

– Точно. А за «спички», можно и на грубость нарваться!

– Чего так?

– Это созвучно их грубому местному ругательству!

– А-а-а!

– Ну, да ладно, «к нашим баранам»… собираюс я оформить сюда вызов родне. Для «вызванных» рубли мэняют в Союзе на бумажки, а здэс – бумажки на кроны. Количество бумажек завысит от количества оформленных при выезде месяцев. Рублики – то в Союзе на книжке уже накопылись! Есть что менять! У вас вот также через годик-другой на сберкнижках в Союзе «рублёвая» часть оклада соберётся прилычная, так что в будущем отпуске всё не пропивайте на радостях! А ещё можно из Союза телек там прытащить или фотоаппараты, загнать словакам. Да и ещё есть варианты… – Альяр загадочно замолчал, продолжая смотреть на юных товарищей из-под очков, набивая ценность своему опыту.

– Короче, когда куплю тачку, хочу съездить в «Низкие Татры». Словаки вон, как выходной, так в машину, а она здэс почти у каждого, и на отдых. По скалам лазят, в отелях пиво тянут. Отстроили сэбе дома-усадьбы, с гаражами, дачи, какие нам и во сне не привиделись.

– Кстати, я заметил, что их участки свободны от грядок, одни террасы, клумбы, скамейки, всё просто охренеть! У нас бы всё до забора запахали бы под грядки, в центре Алма-Аты сейчас даже городские клумбы у домов в грядки превращают порой.

– И здесь я никогда не видел очередей!

– Откуда очереди-то? Смотрыте, все спят давно, чудики! А кто нэ спит, тот пиво пьёт по кабакам. Правда, и встают рано, в патруле стоишь на вокзале, глядишь, полшестого утра, вдруг толпа набэжит, все куда-то едут, а через полчаса уже всё пусто. А потом после четырёх часов снова – аврал, толпы, только уже с работы! Пробежали, как наши тараканы по магазинам, а в шесть – снова тышина.

– Организованные, черти! Дисциплина! Вот бы наши в Союзе так!

– Андропов, тот хотел навести порядок!

– Помню, я как-то в отпуске попал в облаву в кинотеатре. Каждого проверяли, кто, что, откуда, почему не на работе! Во, палево было!..

– Окупанти сакра, говадо! – два прохожих мимо словака вдруг выругались в их адрес.

– Во, чёрт! Что это было? – Тимофеев опешил.

– Да это контрики нэдобитые с шестьдесят восьмого! – пояснил Хашимов и бросил вслед уходившим, злобно озиравшимся людям. – Пошли до пичи! Курвы!

– Тргни си ногоу! – ответили те.

– Я те щас «дрыгну», контра, ногой промэж глаз! – Хашимов свирепел.

– Тише ты, не реагируй на провокации, ну их! – Майер хлопнул по плечу разъяренного Хашимова, чья «горячая кровь» начала уже бить фонтаном ярости.

– Ну их в «спички»! В гробу я их выдел! – Хашимов зло выругался, – и такие здесь, хоть и рэдко, но встрэчаются. Нэдобитки! Контра чёртова!

– Я встречал таких и у нас, в Забайкалье, – Тимофеев с грустью выдохнул, – это было на учениях во время стажировки, в летний зной. Кто бывал в этих краях знает. Сопки, холмы совершенно голые. Никаких деревьев. Так. Мелкая поросль. Трава. Редкие кусты. Песок. Ветер. Пересохшие русла некогда, сотни лет назад, судоходных рек. Вода в дефиците. Даже зимой там всё так же сухо. Снега почти нет. Он не удерживается. Уносится куда-то ветром вперемежку с песком. Странное чувство, когда в рожу летит морозная песчаная смесь. Бр-р-р-р-р… Так вот, в тот знойный июльский день, мой БМП остановился возле деревушки.

– Слушай, ты бреши да не забывайся! У тебя что, в знойный июльский день мороз с песком летел в рожу? – заржал Хашимов.

– Да не, это я о другом! Про мороз-то – это я зимой. А случай тот был летом! – сконфузился Тимофеев.

– Ладно, ладно, не оправдывайся! Валяй дальше!

– Ну, так вот, нам нужно было раздобыть воды для своей роты. Я сказал своим бойцам: «Давайте вдвоём дуйте вон к той избе с колодцем. Видите бабульку? Термос не забудьте!»

Я уже знал, что офицеров, в том числе и будущих офицеров-курсантов в этих краях недолюбливают. Дескать, они солдат дрючат, козлы там и всё такое… Но каково было моё удивление, когда я увидел возвращающихся назад рядовых бойцов с совершенно расстроенными лицами и пустым термосом!..