Текст книги "Камень заклятия"

Я успел проглотить дрянные сосиски и допивал паршивый, пахнущий портянками кофе, когда показался Сергеев, в тех же вельветовых брюках, лишь футболку заменила рубашка в клеточку. Он шел не спеша, похлопывая свернутой в трубочку газетой по ноге, видимо, без газеты он чувствовал себя скованно. Я уже встал из-за стола, как заметил слежку… За Сергеевым явно следили двое парней в спортивных брюках и футболках. Я бы не обратил на них внимания, если бы Сергеев не остановился и, зажав газету под мышкой, не присел, завязывая шнурок. Его преследователи были неопытные, они растерянно топтались на месте, пока Сергеев не тронулся дальше. Тут и они двинулись вперед, но Сергеев снова остановился и оглянулся, провожая взглядом девчушку лет пяти в розовом платьице, катившую на роликах. И опять парни растерянно затоптались, уставившись в голубое небо. Проходивший мимо старик остановился с ними рядом и тоже задрал голову. Сергеев дошел до скамьи, уселся и развернул газету.

Я вышел из кафе и направился к фонтану. Остановившись неподалеку от Сергеева, я подождал, вдруг он подаст предупреждающий знак, ведь не заметить слежку он не мог. Но Сергеев глянул на меня спокойным равнодушным взглядом. Я поздоровался и сел рядом.

– Читали? – Сергеев похлопывал по газете тыльной стороной ладони. – Не осталось в нашей истории ни одного заметного события, ни одного из великих людей, которых господа демократы не тронули бы. Всех обосрали. Хамье! Итак, Кукарев выезжает в субботу. Проводника вы, скорей всего, знаете, ваш ровесник, Валерий Балаев…

– Вчера я нарисовал ему план Жердяевки. Вы заметили за собой слежку?

– С утра ходят. Головорезы Кукарева. Произошла утечка, он знает про копию, предложил объединить усилия по раскопке, но на всякий случай следят. Почему за мной? Думаю, «крот» доложил Кукареву, что именно я отвечаю за доставку сундука господину Х-ву. Теперь они последуют за вами, Кукареву нужен не я, а тот, с кем я связан. То есть вы. Оторветесь от них без труда, главное – сделайте вид, что не замечаете слежки. Шли спокойно и вдруг испарились. Но будьте осторожны, как бы не затащили в машину. Перейдем к делу, винтовку принесут на дом в пять тридцать, конец рабочего дня, никто внимания не обратит.

– Можно вопрос? Почему в субботу, а не раньше?

– В четверг Кукарев справляет пятидесятилетие. Вы знаете его в лицо? Нет? Тогда внимательно посмотрите, – Сергеев протянул фотографию.

Ничего бандитского, обычное лицо служащего, с таким лицом сидеть в тихой конторе, говорить о футболе, женщинах, погоде и пить растворимый кофе. Смущала лишь его шея – шея борца, о чем я и сказал.

– Угадали, он мастер спорта по самбо и имеет высшее экономическое образование. Несудим, – Сергеев забрал фотографию. – Хорошо запомнили? Они арендовали «Зарю» и в понедельник будут на месте. Ваша задача несколько облегчается. Будете следить за раскопками, ничем не выдавая своего присутствия. Когда сундук будет извлечен и Кукарев его откроет, в эту минуту вы должны его убрать. Но ни в коем случае не раньше. Это очень важно. Потом действуйте по обстановке. Не забывайте, ваша свобода прямиком зависит от нашей удачи. Винтовку постоянно носите с собой, Кукарев очень осторожный и может прочесать близлежащий лес. Поэтому и лагерь разбейте подальше. Только не вздумайте нас одурачить, за это поплатятся и ваша девушка, и ваши родные. Кстати, заезжать к ним не следует. Ну что ж, задачи ясны, цели определены. До встречи, – Сергеев развернул газету и углубился в чтение.

Я буркнул: «До свидания!» – и двинулся к автобусной остановке, один из парней последовал за мной. В автобусе я его хорошо рассмотрел, первым делом в глаза бросался его нос, про такой говорят – рубильник, все остальное лицо как бы подчинялось ему, ссуживаясь и вытягиваясь, словно старалось стать не основанием носа, а продолжением. Я вышел возле почты, месяц назад в ней делали ремонт и со двора был ход, этим я и решил воспользоваться, благо, носатый за мной не последовал. В окно я видел, как он с кем-то переговаривался по телефону. Под возмущенные крики почтовиков я пересек помещение и выскочил во двор, потом попетлял между гаражами и оказался возле своего подъезда.

Теперь можно было обдумать, каким транспортом мне добираться до Жердяевки. Ближайший аэродром от нее в стапятидесяти километрах, оттуда можно добраться на «Заре», но нет гарантии, что не встречу знакомых, ехать придется как раз мимо деревни Красное, где живут сестра и мама. Им обязательно доложат, что видели меня, и Николай тотчас примчится проверить, чем я занимаюсь в Жердяевке. По этой же причине отпадал и пассажирский пароход. Сергеев предупредил – в Красном не светиться, это понятно и козе.

Но выход был, в речном порту диспетчером работал мамин брат, раньше он ходил капитаном, но потом повредил руку и сошел на берег. После школы я одну навигацию проработал у него матросом. Может, он пристроит меня на теплоход, идущий в сторону Жердяевки? И я поехал к дяде.

Мне повезло, в порту под разгрузкой стоял теплоход «Можайск», через день намечался отход. Договорились с капитаном насчет питания и отдельной каюты.

Время было обеденное, и мы зашли с дядей в привокзальное кафе, взяли котлеты с макаронами и пива. Естественно, его интересовало, куда я направляюсь и почему не на пассажирском. Пришлось соврать, еду, мол, к сестре, а по пути хочу написать репортаж о жизни речников, чтоб зря не тратить отпускное время. Про Жердяевку я сказать не мог, Кукарев арендовал «Зарю» в порту, и дядя мог нечаянно проговориться.

Попрощавшись с дядей, я прошелся по магазинам, купил все необходимое (список у меня был с собой), кроме водки и пива.

Теперь, когда с транспортом было улажено, надлежало решить самое трудное – говорить или не говорить Ольге, что из-за меня ей угрожает опасность. Сказать – надолго испортить ей настроение, к тому же сундука может не оказаться вообще. Конечно, лучше было бы перестраховаться, взять ей отпуск и на время уехать. Сказать или не сказать, я думал об этом до самого вечера.

В пять тридцать в дверь позвонили и сказали – от Сергеева. Мужчина в темных очках передал мне продолговатую картонную коробку, перевязанную алой лентой, и тут же ушел. В коробке оказался футляр, в нем винтовка с оптическим прицелом. Последние сомнения отпали – я одна из фигур в игре и на карту поставлена жизнь матери, сестры и Ольги. Единственная надежда, что они не найдут сундук и игра не состоится. Но Ольгу все же нужно предупредить, я не могу оставить ее в неведении.

Я купил бордовых роз, вина и направился к Ольге. Я впервые шел к ней без приглашения и очень волновался. В первые месяцы нашего знакомства я был уверен – у нее нет другого мужчины, конечно, легкие сомнения были. Но за год многое изменилось, не застану ли я у нее другого мужчину по вызову? И вообще, как она отреагирует на мой приход, удивится, обрадуется?

Ольга не сразу открыла дверь, после того как я назвал себя, а когда все же отворила, была спокойно-равнодушной:

– Вчера ты ушел, не позвонив, ради того, чтобы сегодня так же внезапно появиться? Но, увы, ты мне пока не нужен, может быть, через месяц. Жди – позвоню.

Казалось бы, после такого оскорбления я должен был тут же уйти. Но… я был рад такому приему, Ольга явно обиделась на то, что я вчера ушел. Обиделась! Значит, ей очень хотелось, чтоб я остался.

– Меня не будет, уезжаю.

– Счастливого пути! – у нее на лице не дрогнул ни один мускул, глаза по-прежнему смотрели равнодушно.

– Меня вынуждают уехать. Отъезд некоторым образом касается и тебя… Сам того не желая, я втянул тебя в ужасную историю и хотел бы объясниться. Поверь, это очень важно.

Ольга молча отступила внутрь коридора, а затем удалилась в комнату. Я разулся и только тут заметил, что один носок рваный, у нас в родове у всех большой палец на ноге задирается вверх и протирает не только носки, но и туфли. Шлепанцев видно не было, и пришлось идти в дырявом носке.

Ольга стояла возле овального стола, касаясь рукой столешницы, бриджи и футболка, обтягивающие ее фигуру, словно слились с телом, которое я так любил. Я поставил на стол вино, положил цветы и сел на диван. Ольга, не отрывая руку от стола, медленно обошла его кругом:

– Надеюсь, ты не придумал затею с отъездом как предлог для встречи.

– Увы, – я рассказал ей о звонке Сергеева, о встрече с ним, его предложении и угрозах. – Послезавтра рано утром уезжаю.

– Но почему я? – Ольга взяла розы, поднесла к лицу, вдыхая аромат. – Почему не твоя жена или та, с которой ты спишь? Почему угрожают мне?

– Потому что жены у меня нет, а девушка, с которой я сплю, – это ты.

– Я? Разве у тебя никого нет?

– Есть. Красивая девушка Ольга.

– Тогда почему ты вчера ушел? И даже не предупредил, не позвонил.

– Я не хотел дожидаться того часа, дня, когда ты укажешь на дверь. Потому что после этого я больше не смогу к тебе прийти.

– А раньше мог?

– Раньше я думал, раз тебе хочется, пусть будет по-твоему. Но это слишком затянулось, и я не хочу больше быть приходящим.

Ольга растерянно спросила:

– Ультиматум?

– Признание.

После недолгого молчания, его хватило как раз для того, чтобы Ольга подошла ко мне, она сказала:

– Тогда признаюсь и я. Мне приятно, что я подвергаюсь опасности по причине… что я твоя женщина. Наверное, я дура, но я даже рада этому…

Я начал было приподниматься с дивана – мне хотелось обнять Ольгу, но она толкнула меня на место и села мне на колени. Я попытался ее поцеловать, но Ольга прикрыла мне рот ладонью.

– Подожди. Когда год назад ты сказал, что не сможешь больше приходить, так как не желаешь обманывать свою подружку, я готова была убить, но не тебя, а себя. Ведь сколько раз я собиралась сказать, чтоб ты не уходил, а оставался со мной, сколько хочешь, и приходил сам, а не по вызову. Но ты ни разу не попытался остаться подольше и я… я не хотела быть назойливой, не хотела навязываться.

Я поинтересовался, где шлепанцы. Ольга поначалу сделала вид, будто ищет, а потом призналась, что вчера вечером выкинула их, заодно и зубную щетку. И разозлилась окончательно, когда поняла, что больше выкидывать нечего.

– Понимаешь, только шлепанцы и щетка, я ревела от того, что нет даже твоей рубашки, майки, фотографии, чтоб было что выкидывать и рвать. Это так обидно и можно сойти с ума, если в доме нет следов присутствия любимого мужчины. Я поняла, нельзя жить, стараясь втиснуть себя в придуманные самой же рамки.

Ольга принесла вазу с водой, опустила туда розы:

– Твой второй букет.

– Ты звала всегда вечером, и я сразу мчался к тебе.

– Не оправдывайся, я не укоряю, – она прошла на кухню, через мгновение выглянув оттуда. – Есть сильно хочешь?

– Не очень.

– Тогда подам к вину сыр, я тоже не голодна.

Она принесла на тарелочке нарезанный тонкими ломтиками сыр, фужеры, открывашку. Я вынул пробку:

– Подождем, пусть испарится сивушный запах.

– Хорошо. А твоя девушка, ты ее разлюбил? Если не хочешь, не отвечай.

– Ее отец назвал меня бесперспективным, и она ушла. Я ее понимаю, честное слово, одно дело журналист, другое – охранник. Я не пытался ее удерживать, это ее жизнь. Зачем мне вмешиваться? Хотя иногда думаю, что поступил не совсем честно.

– Она красивая?

– Очень. Ты ее видела на дне рождения, такая хрупкая, нежная и застенчивая. Жалко, что не хочет освободиться от влияния отца.

– Кстати, о журналистике. Я читала твои статьи. Все. Отличная подача материала и слог хороший.

– Спасибо! – мне и в самом деле была приятна ее похвала.

– Почему ты ушел из журналистики?

Я точно знал почему, но объяснить это было трудно, во всяком случае Нина меня не поняла.

– В селе Красном, где живут мама и сестра, есть известная сплетница Кузьмичиха. Так вот, она просто изводилась, если кто-то другой вперед ее узнавал какую-либо новость и рассказывал другим. Она ненавидела этого человека, завидовала ему. На Кузьмичиху в такие минуты даже наваливалась слабость, и она едва передвигала ноги. Но зато как она преображалась, когда могла сообщить односельчанам какую-нибудь скандальную новость и хоть немного побыть в центре внимания.

Ради новостей она с утра бродила по деревне, к одним зайдет, к другим, но если говорили о делах серьезных, сразу уходила. Ей нужны были драки – да чтоб до ножей, до крови, семейные скандалы, измены, пожары, да чтоб кто-нибудь заживо сгорел. Старуха она добрая, а вот новости любила прегадкие. Газета в наше время – это Кузьмичиха, но если старуха сама бегала вынюхивала новости, то у газеты много журналистов – кузьмичихиных детей. Люди они добрые, умные, но жизнь заставляет писать не то, что душа требует, а что надобно хозяину, потому как свободная пресса – блеф. Да и вообще, газета потеряла то значение, которое имела, вот я и ушел. Это была, пожалуй, главная причина моего ухода. Сидишь ночами, пишешь, переживаешь, а люди прочитали и тут же забыли. Пережевали, сглотнули и тут же начали жевать другое…

– И зря. Охранником может работать каждый здоровый мужик, а журналистом – единицы, – Ольга взяла мою руку, приложила ладонь к своей щеке. – Независимо от того, как будут развиваться наши отношения, я рада, что мы вместе.

– Я тоже. Скажи, как ты оказалась у ресторана?

– Это мистическая история, – Ольга, не отпуская мою руку, положила ее на колени. – Я обычно раньше одиннадцати не ложусь, но если даже лягу – не усну. А тут сидела на диване, смотрела телевизор и задремала. И снится мне солдат, я его так четко увидела, вот как тебя сейчас. Честно сказать, до сих пор не знаю, спала я или мне привиделось наяву. А солдат говорит: «Ольга, иди помоги своему мужику. Иди быстрей, а то потеряешь его». Сразу подумала о тебе, больше мне помогать некому, да и терять. Что работаешь охранником, мне Вера сказала. Только подъехала к ресторану, ты бьешь Х-ва и шофер вызывает милицию.

Меня от Ольгиного рассказа аж в жар бросило. Неужели ей приснился Сизов?

– Солдат не в выцветшей гимнастерке был, и фуражка выцветшая?

– Да! – вытаращила глаза Ольга.

– Если бы не знал твою фамилию, то подумал бы, что ты Сизова.

– А это как ты узнал? Я, действительно, по отцу Сизова, а Михайлова – материна фамилия.

Тут уж удивляться пришлось мне:

– Ты Сизова?..

– Да, а в чем дело, Андрюша? Скажи. Я ничего не понимаю.

– У красноармейца, что тебе приснился, фамилия – Сизов, и это его убил и похоронил в Жердяевке Полупанов, в доме Балаевых, в подполе рядом с сундуком. На листке, мне дал его Сергеев, было написано: «Красноармейцу Сизову, что помогал вырыть яму для сундука, я приказал охранять золото и закопал его рядом с сундуком».

– Боже мой! – Ольга прижала к щекам ладони. – Я помню, дедушка рассказывал, что его отец служил в ВЧК и без вести пропал где-то на Лене. Подожди, но откуда ты знаешь, что именно он приснился мне?

– Он мне тоже приснился и все пытался что-то сказать, даже показал обвалившийся подпол. И снится он мне только у тебя, наверное, думает, раз я сплю в твоей кровати, значит, мы муж и жена. То есть я его родственник.

– Разве такое бывает? Нам снится человек, которого мы даже не видели.

– Выходит, бывает. А почему сменила фамилию?

– В детстве мы все максималисты. Когда родители разошлись и отец женился на другой, я его возненавидела и решила, раз он такой-сякой, фамилию его носить не буду. И при получении паспорта взяла фамилию мамы.

Мы снова выпили вина, и у меня проснулся аппетит, Ольга принесла ветчину, хлеб. И глядя, как я с удовольствием все поглощаю, неожиданно предложила:

– А если нам взять и уехать? Навсегда! Не будут же они искать тебя по всей России. Можем к маме, она в Омске, давно зовет.

– Искать не будут, но они узнали, где живут сестра и мама, и угрожают им. Так что ехать мне надо, в этом сомнений нет.

– И ты будешь вот так ни за что стрелять в людей? Пусть даже они бандиты? Хотя еще надо доказать, кто они. Ты ведь точно не знаешь?

– Не знаю.

– А стрелять будешь?

Ну что я мог сказать?

– Я поеду, чтобы на месте разобраться в обстановке. А вот тебе не мешало бы взять отпуск и на время уехать.

– И быть в неведении, где ты, что с тобой? Только обрела тебя и вот. Лучше я поеду с тобой в Жердяевку.

Я разлил вино, отпил глоток и только потом отклонил ее предложение:

– Ты даже представить не можешь, что значит месяц прожить в тайге, в палатке.

– Я давно мечтала об этом. С милым и в шалаше рай, – она смущенно улыбнулась.

Мне было приятно ее смущение. В прошлые встречи мы никогда не говорили о наших чувствах друг к другу, мы просто занимались сексом. Мы были партнеры. И смущение Ольги – это поворот, начало нормальных человеческих отношений между любящими людьми.

Мне удалось убедить Ольгу, что в тайге ей не место. Мы просидели допоздна, вспоминали родителей, детство. Больше спрашивала Ольга, а я выступал в роли рассказчика.

А ночью снова приснился красноармеец Сизов, мы шли с ним по улице Жердяевки – она заросла, но еще хорошо угадывалась. Миновали сельсовет, вернее, стелу – она стояла на площади перед сельсоветом. Я даже успел заметить – верхние ряды мартиролога занимала фамилия «Балаев». В годы войны погибло девятнадцать жердяевцев, из них одиннадцать Балаевых. Затем мы прошли то, что осталось от «хлебо-обувного» магазина, а остался тротуар длиною метров двадцать, единственное бетонное покрытие в деревне, сделанное из списанного цемента, неизвестно для чего привезенного в Жердяевку и пролежавшего много лет. После магазина я не находил ни одной зацепки, подсказки и, когда Сизов подвел меня к зарослям лебеды и кустарника, сквозь которые проглядывал полуобвалившийся провал, я не мог определить его местонахождение. Я подошел поближе к подполу и осторожно ступил на верхнюю перекладину лестницы, проверяя ее на прочность… И вдруг дикий, животный страх обуял меня, и в то же самое мгновение Сизов цепко, до боли, схватил меня за руку и отбросил в сторону. Я сильно ударился локтем и проснулся… Но что-то холодное успело прикоснуться к ноге…

Рука болела в двух местах – локоть и плечо, видимо, Сизов при жизни был сильным человеком. Потрогал локоть – ссадина.

Больше Сизов в эту ночь не снился.

Утром, целуя меня в плечо, Ольга удивленно спросила:

– Откуда у тебя синяки? Вечером их не было. И вроде как кровь, – она потерла засохшее пятно на простыне. – Откуда?

Я показал локоть.

– Что-то я не слышала, чтоб ты ночью вставал. Обычно я чутко сплю. Обо что мог удариться?

Я знал, откуда ссадины и синяки, но не желал в это верить. Да в это не поверил бы любой, окажись на моем месте.

– Андрюша, ты почему молчишь? – Ольга вопросительно и тревожно глядела на меня.

Наконец-то кому-то есть дело до меня. И я не стал скрывать, Ольга теперь была для меня тем человеком, которому можно сказать все, без утайки:

– Во сне бродил с Сизовым по Жердяевке, только подошли к подполью, обвалившемуся, засыпанному землей, как снизу повеяло таким холодом, что меня обуял ужас. Вот тут Сизов схватил меня за плечо и отбросил в сторону. Падая, я разбил локоть. Но ко мне все же прикоснулось что-то холодное, вот сюда, – я откинул одеяло, чтобы показать место прикосновения, и не поверил глазам, чуть повыше щиколотки ногу обвивала коричневатая полоска, какая обычно бывает при ожоге.

– Е-мое! – невольно вырвалось у меня.

Это было первое наше с ней утро, когда мы не занялись сексом, а говорили и говорили, пытаясь понять, что же со мной случилось на самом деле и возможно ли такое…

Я всегда говорю – «занялись сексом». «Занялись любовью» – это принижение любви, свержение ее с той недостижимой высоты, которую она занимает, отождествление с простой физиологической потребностью. Получается, как в анекдоте: «Ваня, ты меня любишь?» – «А я чо делаю?»

За завтраком – овсянка, крепкий кофе – мы снова вернулись к моим ночным приключениям. Ни Ольга, ни я никогда не увлекались книгами по черной, белой магии – и вообще мистикой, но отрицать мое короткое пребывание в ирреальном мире не стали, а задумались о последствиях. И договорились до того… Ольга вдруг вытаращила глаза и шепотом спросила:

– А Оно не могло попасть в наш мир вместе с тобой? Оно успело схватить тебя за ногу, а ты, возвращаясь, на секунду, на миг открыл окно, брешь, не знаю, как правильней сказать, и притащил Оно с собой.

– Если это так, то мы вскоре об этом узнаем, – я был удивлен совпадению мыслей, я тоже подумывал, а не проникло ли вместе со мной нечто ужасное в наш реальный мир.

– Все, этой ночью я не дам тебе уснуть.

– Я буду только рад, – ухмыльнулся я, хотя было совсем не до смеха.

– Да ну тебя. Будь серьезным, – Ольга глянула на часы. – Все, пора собираться на службу. Ты не мог бы меня сегодня встретить? А то один козел достал, сил нет терпеть. Козлов из администрации Х-ва, его левая рука или нога, или что другое.

– Может, ему внушение сделать? – я постучал кулаком по ладони.

– Что ты, он какой-то чемпион. Черный пояс и все такое. Ходит, как павлин. Конечно, я сама виновата. Ты не стал приходить, вот я и попыталась найти замену. Переспала с Козловым и сказала, что больше встречаться не желаю. Он страшно обиделся, мол, я его использовала как фаллоимитатор и теперь у меня нет другого выхода, как трахаться с ним, или он меня убьет. Я, конечно, соврала, сказала – замужем. Но ему на это наплевать. Раз задержалась на работе, чуть не изнасиловал. Хорошо, охранники были недалеко.

– Я тебя обязательно встречу.

– Чем будешь заниматься без меня?

– Вымою посуду и пойду по магазинам, надо купить кой-какого товару.

Я вымыл посуду, посмотрел по телевизору новости и уж потом двинул в магазин. Но не дошел. Проезжающий джип вдруг резко тормознул, тут же «жигуленок» ткнулся ему в зад, послышался звон разбитых фар. Крепкий на вид водитель «жигуленка» с матом начал вылезать из машины, но тут же юркнул обратно. От джипа в мою сторону шел человек-нос, которого я ловко обул, уйдя через заднюю дверь почты. И с ним три амбала. Видимо, все это время они искали меня.

Я рассказываю медленно, а в действительности все происходило быстро, я даже не догадался убежать. Правда, потом, вспоминая, так и не мог решить – не догадался или меня удержала на месте какая-то сила. Потому что я должен был убежать, справиться с двумя, если, конечно, повезет, еще можно, но с четырьмя качками, причем один с битой – дохлый номер.

Первый без всякого базара замахнулся битой, но опустить ее мне на голову не успел, я ударил его в лицо, и он по-киношному пролетел несколько метров и рухнул у джипа. А я, не ожидая, пока он закончит полет, схватил второго, поднял над собой и опять по-киношному – других слов не нахожу – бросил на «жигуленок». Третьему, выхватившему нож, я легко, словно делал это много раз, сломал руку, и он, поддерживая ее другой рукой, орал благим матом. Четвертый кинулся бежать, но я пустил вслед биту и угодил точно в ноги, тот упал и с диким криком корчился на асфальте.

Начал собираться народ, и я поспешил удалиться, однако успел заметить, как шофер «жигуленка» вылез из машины, поднял руки и подмигнул, может, это у него было нервное. Ударом правой я отправил его в нокаут.

Уже петляя между домами, подумал, зачем я его ударил, и не нашел ответа, как не нашел его и на другой вопрос. Откуда у меня взялась такая сила? Конечно, я владел некоторыми приемами рукопашного боя, да и Костя кое-чему научил, и так просто меня было не взять, но чтоб такое… В одном из дворов я увидел лежащую сваю и, ухватившись за арматуру, легко поднял ее. Тут уж отпали последние сомнения. Оно, коснувшись меня, наделило частью своей силы, и хорошо это было или плохо, мне еще придется узнать. Но настроение испортилось сразу.

В узком переулке между домами – где, спрашивается, была пожарная инспекция? – встретилась группа парней. Я уложил их всех, хотя они и не думали задираться, а я мгновение назад не собирался на них нападать.

В своем подъезде я чуть не двинул по зубам соседа, хотя он только спросил, где я пропадаю.

И я решил из квартиры никуда не выходить, моя агрессивность пугала. Была она пассивной, мне не хотелось куда-то бежать, кого-то бить. Но надо было все же себя чем-нибудь занять, отвлечься.

Начал с поливки цветов, мама в каждом письме спрашивает, как там чувствуют себя амариллис, хойя, цикламен. Кроме этих цветов, у нас еще есть доброе утро, невеста, фиалки, бегония, ну и, конечно, герань. Мама оставила мне инструкцию по поливке, которой я строго придерживаюсь, так цикламену нужно периодическое круговое опрыскивание воздуха, а хойе нужно опрыскивание уже самих листьев, кроме периода цветения. А цветет она такими восковидными, словно искусственными небольшими звездочками и вечерами наполняет комнату удивительным ароматом. Цветы долго не опадают, и все это время мы словно находимся в южном экзотическом саду. А вот амариллису, соседка называет его гиппеаструмом, полив увеличивают лишь с появлением цветочной стрелки, которая быстро достигает тридцатисантиметровой высоты и распускается четырьмя похожими на саранки цветами, жизнь которых продолжается недолго. Еще мне нравится бегония, ее тонкие свисающие стебли украшаются в период цветения нежными, неземными цветами.

Кроме полива, мама подробно написала, как делать подкормку, обрезку, пересадку. Все это время я строго соблюдал инструкцию, и ни одно растение у меня не погибло, я даже подарил цикламен, у нас он цветет нежно-белыми, небесными цветами, Нине. Они с матерью просто помешаны на цветах, и, узнав, как я старательно ухаживаю за своими растениями, были приятно удивлены. Я предстал в образе крутого мужчины с нежным сердцем.

После поливки занялся тщательной приборкой, легко передвигая мебель. Проблемы с этим не было.

Затем сходил в душ и долго гляделся в зеркало, но никаких внешних изменений не заметил.

На обед сварил остатки пельменей, только уселся за стол, как позвонил неизвестный и сообщил, что говорит от имени Сергеева. Сергеев просил меня больше не светиться и побыстрее покинуть город. Я пообещал уехать вечерней лошадью. Только положил трубку, снова звонок. Сказал, у меня стынут пельмени, и попросил не беспокоить. И отключил телефон. Чтоб съесть магазинские пельмени, надо бросить побольше перца, тогда уж точно не стошнит. Обычно я готовлю сам, но перипетии последних дней вынудили перейти на эрзац. После перца во рту все горело, потушить удалось лишь тремя бутылками пива. Вымыл посуду и уселся перед телевизором. Показывали всем известную потаскушку, но почему-то упорно называли светской львицей. Голос у ведущего был такой слащавый, что я сразу решил – педераст, петух. Петух хвалит кукушку, а потом она на очередной телевизионной тусовке назовет петуха светским львом. Такая уж у нас богема. Понизил рейтинг передачи и включил телефон. И сразу звонок – Нина:

– Съел пельмени?

– А вас чем порадовала Полина Захаровна?

– Приходи, узнаешь. Я только хотела пригласить тебя на обед, а ты не дал и слова сказать и телефон отключил, – голос у Нины был мягкий, добрый.

К чему бы это? Я решил отмолчаться. Но Нину это не смутило:

– Папа сказал, ударить господина Х-ва и как ни в чем не бывало расхаживать по городу – это надо иметь очень высокого покровителя и как можно иметь такую крышу и работать простым охранником, тебе нужен руководитель, чтобы втолковать, как правильно, грамотно, воспользоваться этим преимуществом.

Мне не надо было долго думать над ответом:

– Нина, к сожалению, папа ошибся. Нет у меня никакой крыши, господин Х-в – очень большая шишка и решил не марать руки об такую мелюзгу, как я. И мой тебе совет (ох как не люблю я давать советы) – пошли папу… куда сама захочешь, и живи своим умом. Найди хулигана Колю и выйди за него замуж.

– Дурак!

Пожалуй, это слово стало последним в наших отношениях с Ниной. Зря она обиделась, ей давно пора выйти из-под папиной опеки. В девятом классе она была влюблена в мальчика Колю, но папа сказал, им в семье хулиган не нужен. Коля избил старшеклассника, оскорбившего Нину, и был поставлен на учет в инспекции. Избитый оказался сыном высокого чиновника.

Помню, выслушав эту историю, я намекнул Нине о ее предательстве по отношению к Коле, она обиделась:

– Как ты не понимаешь? Папа был против!

Не знаю, любила ли она меня, не может любовь исчезать или появляться в зависимости от тех или иных высказываний папы.

Мне жалко Нину. На кого теперь укажет папа, кого выберет ей в мужья? С другой стороны, Нина сама не хотела жить с простым охранником. Мне не хотелось плохо думать о Нине, все же я виноват в ее нынешнем положении, не надо было скрывать о переходе в детский журнал.

Но я не стал по этому поводу посыпать голову пеплом, а начал собираться в дорогу. Какую книгу возьму с собой, сомнений не вызывало – письма Чехова. Он мой любимый писатель и, надеюсь, сможет отвлечь от агрессивных поползновений.

Когда ездил с дядей на подледный лов, приобрел большой рюкзак защитного цвета, в него я сложу вещи и винтовку. А для продуктов у меня имеется камуфляжный рюкзачище, с ним я побывал в Чечне.

После окончания университета я погостил месяц у сестры, а вернувшись, узнал, Костя на полгода уехал в командировку в Чечню. Я посчитал, мое место тоже там, и заключил контракт на год. Сейчас некоторые умники говорят, мы защищали и защищаем в Чечне интересы наших нефтяных олигархов. Я думаю, уверен, мы защищали Родину.

Собираясь встретить Ольгу, я вместо джинсов и футболки надел черную рубашку с короткими рукавами и светлые брюки. Хоть и вышел заранее, все равно запоздал, так как пробирался окольными путями, боясь засветиться. Ольгу увидел издали, ее «Мазда» стояла в ряду других машин, почти уткнувшись в зеленый штакетник сквера, сзади загораживал дорогу серебристый «Мерседес». Его владелец стоял вплотную к Ольге, почти прижимая ее к «Мазде» и упираясь о капот руками. Ольга словно попала в клетку. Немногочисленные сослуживцы обоего пола не спешили разъехаться по домам, а наблюдали, стоя возле машин. Мужчин, подобного тому, что стоял рядом с Ольгой, я хорошо знал. Высокого роста, широкоплечие, обладающие силой, с мужественными чертами лица, волнистыми волосами, обязательно пробор, небрежная походка и оценивающий взгляд. Они самовлюбленны и считают себя покорителями дамских сердец. Их часто можно увидеть на пляже, они не спеша прогуливаются, оглядывая загорающих женщин и производя на некоторых очень даже сильное впечатление, вплоть до увлажнения лона. Я не собирался ни ругаться с ним, ни драться, решил просто подойти к Ольге, обнять ее, поцеловать, то есть показать – я ее муж. Убедившись, что настроен на мирный исход дела, я, как поет одна безголосая певица, «легкой джазовой походкой» подошел и отправил красавца в нокаут. Кое-кто из глазевших женщин с кудахтаньем кинулись к лежавшему, мужчины злорадно улыбнулись. Я легко перевернул «Мерседес» под восторженно-удивленные возгласы и лишь после этого обнял Ольгу и поцеловал. Растерявшаяся было Ольга от поцелуя пришла в себя и гордо объявила: