Текст книги "Россия 2000-х. Путин и другие"

Но на дворе был не 1992-й, а 2003 г. Второе письмо от имени российских предпринимателей было гораздо мягче, больше походило на предложение переговоров на основе некоего «нового общественного договора»: государство обязуется не пересматривать итоги приватизации и защищать демократические институты, бизнес – стать прозрачным, платить налоги и «вытеснять коррупционные схемы».

Вообще, в связи с «делом ЮКОСа» эпистолярный жанр получил новое развитие. Были письма от «деятелей науки и культуры», одни – в защиту Ходорковского, другие – в поддержку решения суда. Были письма и статьи самого Ходорковского – четыре («Кризис либерализма в России» и три «Левых поворота») посвящались выбору между либеральной и неосоциалистической моделями развития страны, пятая, появившаяся в журнале «Власть» в июне 2009 г., – реформе судебной системы. Правда, авторство самого Ходорковского многими оспаривалось – в его соавторы или просто в авторы статей записывали Леонида Белковского, Михаила Делягина и других.

Но ни Ходорковского, ни его компанию письма-статьи не спасли. С уходом в отставку главы кремлевской администрации Александра Волошина в октябре 2003 г. внесудебных ресурсов обороны внутри России у ЮКОСа не осталось. Очень быстро стало ясно, что и в российском суде руководителям ЮКОСа нечего противопоставить правоохранительным органам. Поэтому основная деятельность по юридической защите Ходорковского и ЮКОСа была перенесена за границу, тем более что крупнейшие страны Запада не остались безучастными к судьбе российского олигарха, и это несколько раз вызывало мини-скандалы и перепалки на уровне министерств иностранных дел и резкие ответы Владимира Путина на вопросы иностранных корреспондентов во время пресс-конференций.

Гибралтарская Group MENATEP – владелец контрольного пакета акций ЮКОСа – инспирировала несколько громких судебных процессов. В их числе – уже упомянутое решение техасского суда по банкротству, обойденное при аукционе по ЮНГ; масса исков мелких акционеров к ЮКОСу (на самом деле они были направлены против новых владельцев активов компании); иск против Российской Федерации, «Роснефти», «Газпрома» и ряда высокопоставленных российских чиновников с обвинениями в заговоре с целью ренационализации ЮКОСа, поданный в 2005 г.

Внутри России попытки спасти «ЮКОС» велись, скорее, не в юридическом, а в договорном поле, в духе тех же 1990-х гг. В феврале 2004 г. Леонид Невзлин заявил о том, что он и еще два акционера готовы продать лицам, указанным Кремлем, свои акции ЮКОСа в обмен на освобождение из СИЗО экс-главы компании Михаила Ходорковского и его арестованных коллег. Сам Ходорковский гневно отверг это предложение, требуя гласного суда над собой без какого-либо торга. В Кремле же назвали возможность такой сделки «абсурдом».

Последней, пожалуй, серьезной попыткой добиться чего-либо путем переговоров было назначение на пост председателя совета директоров ЮКОСа Виктора Геращенко. Ради этого назначения он покинул Госдуму и несколько месяцев пытался найти компромисс с государством. Михаил Ходорковский предложил сместить Геращенко с его поста, а тот сначала отказался добровольно сдавать полномочия, а затем резко и язвительно прокомментировал заявление Ходорковского.

При этом оценки Ходорковского и Геращенко друг другу не противоречили. Они лишь подтверждали, что к лету 2004 г. ЮКОСа как субъекта сопротивления силовому давлению государства уже не существовало, были лишь несколько очагов корпоративной власти, представители которой не координировали свои действия. Более того, складывалось впечатление, что и атаку на ЮКОС единовластной назвать было нельзя. Судя по всему, делом ЮКОСа на каждом из его этапов управляли разные чиновники – каждый на свой лад. МНС посчитало это распоряжение основанием насчитать ЮКОСу максимальную сумму налогов. Близкие к власти бизнесмены – основанием рассмотреть активы ЮКОСа как свое потенциальное приобретение. Чиновники либерального крыла – возможностью увеличить налоговые поступления в бюджет. Чиновники силового крыла – возможностью национализировать компанию. Непосредственные исполнители в суде, в службе приставов, в Генпрокуратуре, в МНС – основанием для любых жестких действий в деле ЮКОСа для демонстрации служебного рвения и получения новых звездочек на погоны. При этом действия разных заинтересованных сторон зачастую противоречили друг другу. Хаос внутри ЮКОСа противостоял хаосу внутри власти.

Формально вся направленная на поиски компромисса деятельность закончилась 12 января 2005 г., когда Михаил Ходорковский заявил, что передал подконтрольные ему 59,5 % акций гибралтарской Group MENATEP в управление проживающему в Израиле другому ее совладельцу – Леониду Невзлину. «Я избавлен от ответственности за оставшийся бизнес и деньги группы вообще. Все, точка», – заявил он. В ответ Невзлин распространил заявление о том, что он «намерен действовать в интересах всех совладельцев ЮКОСа, используя для их защиты максимально эффективные механизмы». Это означало, что Group MENATEP займет более жесткую позицию в борьбе за имущество ЮКОСа.

К 2007 г. фронт борьбы за ЮКОС и за судьбу Ходорковского переместился в Страсбург, в Европейский суд по правам человека. В 2009 г. суд начал публиковать первые решения. Первое же из них, от 29 января, – по корпоративной жалобе ЮКОСа на российское правительство – оказалось очень жестким для России. Аргументы о том, что ЮКОС уже ликвидирован и поэтому дело не может быть рассмотрено, суд отклонил, признав приемлемой жалобу ЮКОСа на то, что налоговые претензии (по продаже «Юганскнефтегаза», а также в части удвоенных налоговых штрафов) предъявлялись с целью разрушения компании и отчуждения ее активов. Суд усмотрел и возможное нарушение права ЮКОСа на справедливое судебное разбирательство: компания вовремя не смогла получить и, соответственно, обжаловать решение суда о взыскании налогов, что привело к немедленному исполнению этого решения.

В мае 2009 г. коллегия судей Европейского суда по правам человека единогласно признала обоснованной личную жалобу экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского в отношении Российской Федерации (в той ее части, что его «уголовное преследование было политически мотивированным»).

Между тем в Хамовническом суде Москвы стартовал процесс по второму делу ЮКОСа, открытому тоже в 2004 г. Михаил Ходорковский и Платон Лебедев обвинялись в «хищении путем присвоения» чужого имущества в крупном и особо крупном размерах (почти 350 млн тонн нефти) с использованием служебного положения. Обвинение считало, что подсудимые в 1998–2003 гг. похитили нефти и нефтепродуктов на 892 млрд руб., а также легализовали средства от их продажи на сумму 450 млрд руб. и $7,5 млрд. По совокупности этих преступлений им грозило до 22 лет лишения свободы.

3 марта 2009 г. начались предварительные слушания, зимой 2009/10 гг. перешедшие в самую, пожалуй, интересную стадию – допрос свидетелей. Среди них оказались глава Сбербанка Герман Греф, министр промышленности и торговли Виктор Христенко, бывший премьер-министр Михаил Касьянов и, конечно, Виктор Геращенко. Правда, не оказалось премьер-министра Владимира Путина, о вызове которого в качестве свидетеля ходатайствовали адвокаты.

Во время слушаний Ходорковский и Лебедев неоднократно заявляли, что не понимают сути предъявленных им обвинений. Защита Ходорковского и Лебедева определила обвинение как «набор… бездоказательных утверждений о якобы совершенном хищении и легализации всей нефти, добытой за шесть лет деятельности НК «ЮКОС». По словам Ходорковского, то, что обвинение назвало «легализацией», представляло собой «отдельные примеры большого количества обычных сделок размещения (временного) средств вертикально интегрированной нефтяной компании “ЮКОС” казначейством компании на российском и международном финансовом рынке».

В ходе процесса обвинение придерживалось излюбленной тактики: было представлено гигантское количество документов, но при этом никак не объяснялось, что эти документы доказывают. Высокопоставленные же свидетели защиты фактически подтвердили: ни присвоения денежных средств, ни их отмывания в действиях «ЮКОСа» не было. Михаил Касьянов заявил, что деятельность этой и других нефтяных компаний тщательно контролировалась правительством и потому обвиняемые похитить нефть не могли.

В октябре 2010 г. стало известно, что прокуратура снизила претензии к Ходорковскому и Лебедеву: к этому времени они уже обвинялись в хищении не 350 млн, а 218 млн тонн нефти. Обвинение заявило также о намерении смягчить требуемое наказание, однако продолжало настаивать на том, что вина бывших руководителей ЮКОСа доказана, и требовало для них по 14 лет заключения.

Драматургии в ход процесса добавили и руководители государства. В прямом эфире программы «Разговор с Владимиром Путиным» 16 декабря 2010 г. (до вынесения приговора), отвечая на вопрос о Ходорковском, премьер-министр процитировал фразу из популярного фильма «Место встречи изменить нельзя»: «Вор должен сидеть в тюрьме». Через неделю президент Дмитрий Медведев на встрече с главредами центральных телеканалов мягко пожурил премьера: «Ни президент, ни иное должностное лицо не имеет права высказывать свою позицию по этому делу или по какому-то другому делу до момента вынесения приговора». В середине мая 2011 г. Медведев на вопрос журналиста «Коммерсантъ FM» о том, опасен ли для общества выход Ходорковского на свободу, ответил: «Абсолютно ничем не опасен».

Но к тому времени Ходорковский и Лебедев уже были признаны виновными по второму делу. 30 декабря 2010 г. их приговорили к 14 годам заключения, отсчет которых начинался с 2003 года.

Комментируя эпопею Ходорковского и ЮКОСа, в интервью журналу «Коммерсантъ Деньги» 14 ноября 2011 г., Леонид Невзлин сказал: «Ходорковский был уверен и нам всем внушил уверенность, что Путин не тот человек, который из-за мести, ненависти, каких-то иных эмоций и уж тем более меркантильных целей даст разрушить такой выстроенный и перспективный механизм, как ЮКОС… Ходорковскому казалось, что он знает Путина. Я думаю, он переоценил в нем президента и чиновника и недооценил оперативника… Ситуация с ЮКОСом, когда забрали все без компенсации, единственная только на этом уровне бизнеса. А про менее крупные мы не знаем, очень много чего происходит и в регионах, и в Москве».

Ходорковский продолжал писать послания «граду и миру». Его публицистические статьи регулярно появлялись на страницах ведущих СМИ как в России, так и за рубежом. А 13 января 2010 г. в Овальном зале Библиотеки иностранной литературы были вручены награды журнала «Знамя». Премию в номинации «Глобус», которая присуждается «за развитие диалога между культурами», получил проект «Диалоги», состоящий из серии писем, которыми экс-олигарх обменялся с Людмилой Улицкой. Книга стала бестселлером. Ходорковский – признанным литератором и трибуном, оставшись, пожалуй, единственным из олигархов и богачей, по кому прошелся каток 2000-х, но который сумел доказать своей жизненной позицией, что человеческое достоинство – это неразменная монета.

Ходорковский вышел на свободу лишь спустя 10 лет после ареста, 20 декабря 2013 г., в соответствии с президентским указом, в ответ на просьбу о помиловании и в рамках амнистии к 20-летию российской Конституции.

Враг губернатора

В духе нулевых было окончание истории про Михаила Живило, владельца компании МИКОМ. Он потерял Новокузнецкий алюминиевый завод, затем Кузнецкий металлургический, а сам был вынужден уехать за границу. В итоге Живило обвинили ни много ни мало как в подготовке покушения на губернатора Кемеровской области Амана Тулеева.

В 1990-е гг., создав вместе с братом Юрием, а затем возглавив «Металлургическую инвестиционную компанию» (МИКОМ), Живило занимался налаживанием толлиноговых и приватизационных схем, расширением бизнеса, а главное – укреплением связей с милицией и тогдашним кемеровским губернатором Михаилом Кислюком. Но в конце 1997 г. Кислюка сменил Аман Тулеев, и позиции МИКОМа пошатнулись.

К КМК Живило начал подбираться еще в 1995 г. До лета 1998 г. КМК управляла команда менеджеров, близких Аману Тулееву. За время работы этой команды производство на КМК сократилось, из десяти мартеновских печей работали только две, рабочие не получали зарплату. С приходом МИКОМа ситуация изменилась. К осени 1999 г. на КМК работали уже девять печей. Объем продукции вырос в четыре раза, экспорт – вдвое, зарплату рабочие получали регулярно. Однако Аман Тулеев не собирался уступать лакомый актив. Борьба кемеровского губернатора с предпринимателем развернулась на всех фронтах. Редакции ведущих газет заполнили толстые пачки компромата на обе стороны.

Реальная прибыль КМК оседает в офшорах, утверждал Тулеев и был прав. Сбыт продукции КМК, а также поставки сырья на комбинат осуществлялись через посреднические структуры, близкие МИКОМу, – «Эрго» и Base Metal Trading Ltd. Там и оказывалась прибыль КМК. Но, по словам Живило (интервью газете «Коммерсантъ» 21 мая 2001 г.), он занимался «только тем, что является нормальной мировой практикой». Ведь «что подразумевается под откачкой денег за рубеж? Взял, вывез на Запад, были обязательства возвратить – не возвратил? Мы этим не занимались. Это преступная деятельность. Заработал деньги, не показал в России прибыль, не уплатил налоги и вывез? Мы этим не занимались».

Тулеев довел область до банкротства, отвечал Живило и тоже был прав. В июне Счетная палата проверила управление налоговой инспекции Кемеровской области. Проверка показала, что дефицит областного бюджета составил 42 % (из-за того, что Аман Тулеев давал налоговые поблажки «своим» предприятиям, которых в регионе было большинство).

МИКОМ цинично банкротит КМК, настаивал Аман Тулеев. И снова был прав. МИКОМ не гнушался подлогом и подтасовками. В ответ МИКОМ обвинял Тулеева фактически в шантаже областного бизнеса. Губернатор создал специальный «фонд риска», предложив работающим в области предпринимателям перечислять туда определенные суммы. Живило отказался наотрез. Более того, он перерегистрировал Новокузнецкий алюминиевый завод в Московской области. Возможно, это стало последней каплей.

Конфликт быстро вышел за пределы областного, и тут опытный и гибкий политик Тулеев имел заведомое преимущество. В Москве он вполне мог рассчитывать на поддержку главы РАО «ЕЭС России» Анатолия Чубайса: между ними установились тесные деловые связи. Умело вбрасывая провокационные «сливы» вроде письма Геннадию Зюганову с требованием рассказать, не финансируется ли КПРФ «грязными деньгами» группы МИКОМ, он мастерски вел интригу. Недаром Живило говорил, что «конфликт с Тулеевым – это политика… Критический момент в наших отношениях наступил, когда в 1999 г. появилась новая команда администрации в Кремле и сформировала свою команду: министр внутренних дел, генпрокурор… И вход в эти коридоры власти показали Тулееву наши конкуренты… Страна занималась выборами, всем было не до нас, а нами занимались прокуратура и МВД. А когда они заодно – это смерть» (интервью газете «Коммерсантъ» 21 мая 2001 г.).

К концу 1999 г. Аман Тулеев обеспечил себе окончательный перевес, получив серьезнейшую поддержку в Москве. Так, в середине ноября тогдашний премьер-министр Владимир Путин на пресс-конференции с министром внутренних дел Владимиром Рушайло, рассказывая, как в России процветают олигархи, коррупция и организованная преступность, в качестве примера привел лишь группу МИКОМ, действия которой «вышли далеко за рамки правового поля». В общем, в конце года Тулеев отстранил от работы на КМК управленцев МИКОМа.

После этого последовала атака на Новокузнецкий алюминиевый комбинат (НкАЗ). В начале февраля 2000 г. президент группы «Сибирский алюминий» Олег Дерипаска и глава МИКОМа Михаил Живило все же сели за стол переговоров. Они договорились о том, что НкАЗ возобновит производство первичного алюминия. Однако МИКОМ не согласился с предложением «Сибирского алюминия» о том, чтобы структуры этой группы стали поставлять сырье на НкАЗ. Михаил Живило также отказался обсуждать предложение о продаже акций НкАЗа (это «легализовало» бы работу менеджеров «Сибирского алюминия» на заводе), он упрямо отказывался признать себя побежденным в противостоянии с кемеровским губернатором.

Вот только это казалось бравадой, позой. Михаил Живило не мог не понимать, что уже проиграл. Причем даже не Аману Тулееву: 11 февраля 2000 г. стало известно сразу о трех крупных сделках, кардинально изменивших российский алюминиевый рынок, – с пакетами акций Братского, Красноярского и Новокузнецкого алюминиевых заводов.

Владельцами контрольных пакетов акций КрАЗа и БрАЗа стали акционеры компании «Сибнефть», а НкАЗ якобы купил «ЛогоВАЗ». Однако за этими сделками стоял один человек – Роман Абрамович. Как депутат Госдумы он формально не имел права заниматься коммерческой деятельностью, но оставался крупнейшим акционером «Сибнефти» (через номинальных держателей). В свою очередь, «ЛогоВАЗ» был связан с ним и «Сибнефтью» партнерскими отношениями.

У акционеров «Сибнефти» и «ЛогоВАЗа» остался только один серьезный конкурент на алюминиевом рынке – группа «Сибирский алюминий». Именно продажей акций НкАЗа «ЛогоВАЗу» объясняли эксперты неуступчивость Живило в переговорах с Дерипаской. Правда, тут же выяснилось, что акции НкАЗа еще не проданы, но их продажа считалась вопросом нескольких дней. Тем более что чуть позже «Сибирский алюминий» и подконтрольная Абрамовичу Millhouse Capital договорились совместно управлять принадлежащими им алюминиевыми и глиноземными активами, и была создана новая компания – ОАО «РУСАЛ».

Михаил Живило потом комментировал это так: «…мы к Роме (Абрамовичу. – Ред.) по НкАЗу обращались. Нужен был кто-то равносильный, кто еще мог бы купить. С Дерипаской вообще немногие хотят работать. Понимают, кто за ним стоит. И никто не был уверен, что у него есть деньги, чтобы расплатиться. Мы обратились к Роме, чтобы он помог урегулировать этот конфликт. И акционеры НкАЗа, БрАЗа. Просто как к влиятельному лицу. Он счел, что это предложение для него выгодно – серьезное влияние, минимум денег и огромный ресурс. А потом через какое-то время я на даче у Ромы встречаю Дерипаску» (интервью газете «Коммерсантъ» 21 мая 2001 г.).

«Алюминиевые короли» планировали консолидировать всю собственность до осеннего собрания акционеров, которое должно было принять решение о выводе акций «Русского алюминия» на открытый рынок. «Русскому алюминию» были жизненно необходимы акции НкАЗа, которые до лета 2000 г. принадлежали МИКОМу. Живило срывал стратегический план развития алюминиевого гиганта.

Именно в этот момент было объявлено о раскрытии покушения на Амана Тулеева. В ночь на вторник 8 августа 2000 г. легендарный советский биатлонист, 13-кратный чемпион мира, 19-кратный чемпион СССР Александр Тихонов, был задержан и отправлен в следственный изолятор «Лефортово». На следующее утро информагентства наперебой передавали сенсационную новость о предотвращенном покушении на жизнь Амана Тулеева, которого хотели отравить, и об «исчезновении» главного врага Тулеева, главы группы МИКОМ Михаила Живило.

Днем раньше, 7 августа, в 17:00 в офис МИКОМа нагрянули сотрудники Новосибирского УФСБ, Западно-Сибирского РУБОПа и управления Генпрокуратуры РФ в Сибирском федеральном округе. Самого Живило они не застали, но провели обыск. А 9 августа Михаил Живило отправился в отпуск «в одну из европейских стран». На следующий день Александру Тихонову было предъявлено обвинение в соучастии в подготовке покушения на Тулеева. Был взят под стражу его брат Виктор, который сразу начал сотрудничать со следствием и дал признательные показания, подтверждающие версию правоохранительных органов: в администрацию Кемеровской области был внедрен наемный убийца, в задачу которого входило отравить Тулеева или подложить в его кабинет радиоактивные материалы. Александр Тихонов от дачи показаний отказался. А Виктор получил срок.

Эксперты сразу же предположили, что операции правоохранительных органов могут сделать Живило сговорчивее в вопросе с продажей акций НкАЗа, а то и вовсе заставить «исчезнуть». Оправдались оба предположения.

В сентябре 2000 г. в прессу просочились сведения о продаже этих акций компании Григория Лучанского «Центр инвестиционных проектов и программ». По неофициальным данным, акции Лучанскому не продавались, а лишь были переданы для продажи – Тулееву или «Русскому алюминию».

В октябре 2000 г. Михаил Живило был объявлен в международный розыск, а 22 февраля 2001 г. арестован в Париже. Прокуратура и УФСБ Новосибирска подготовили к отправке во Францию документы для его экстрадиции.

И вот 16 мая 2001 г. в Париже открылось заседание апелляционного французского суда. Суд должен был решить, удовлетворить ли запрос российских властей на экстрадицию в Россию предпринимателя Михаила Живило, арестованного по ордеру Интерпола. В начале заседания судья спросил, не хочет ли подсудимый домой, то есть согласен ли он на добровольную экстрадицию. Предприниматель коротко ответил: «Нет!» После этого судья зачитал обвинительное заключение, в основу которого были положены материалы дела о подготовке покушения на Амана Тулеева, присланные из России, и предоставил слово адвокату, который заявил, что «выдача Живило правоохранительным органам, которые располагают подобными доказательствами его вины, означала бы, что правосудие перестало бы быть правосудием». Даже прокурор, перед тем как суд удалился на совещание, высказался против экстрадиции. Вердикт был оглашен через сорок минут. Председательствующий, отклонив просьбу о выдаче, распорядился немедленно освободить Живило из-под стражи. Михаил Живило вернулся в свою парижскую квартиру.

Успех в апелляционном суде Парижа стал если не главным, то единственным юридическим успехом Михаила Живило.

Еще в марте 2001 г. Григорий Лучанский договорился с компанией «Русский алюминий» о продаже ей контрольного пакета акций НкАЗа.

Генпрокуратура России предупредила, что будет добиваться его выдачи на основании новых обвинений. А Аман Тулеев в интервью газете «Коммерсантъ» 18 мая 2001 г. сказал, что «Живило – прожженный преступник и вор. Я думаю, это прекрасно понимают и на Западе. Но Живило им нужен потому, что он занимался незаконным переводом криминальных денег в западные банки. Собственно, только этим он интересен Западу. Им нужно выявить схемы перевода денег, каналы, механизмы, банки, людей и прочую связанную с этим информацию. И как только они это получат, Живило станет им неинтересен. И это еще вопрос, где ему лучше быть – там или бежать бегом прямо в российскую тюрьму, потому что они его все равно в покое не оставят». На вопрос о том, не стал ли причиной «личной неприязни» тот факт, что Живило просто не дал Тулееву денег на предвыборную кампанию, губернатор гордо ответил: «Это полная чушь. Как я мог взять деньги у врага?!»

Решение французского суда, с одной стороны, было несомненной победой Михаила Живило и его адвокатов. С другой стороны, оно стало началом целого юридического сериала: российское следствие отыскивало все новые улики против Живило, переквалифицировало его дело (вместе с делами братьев Тихоновых) и готовило новые запросы на его экстрадицию. Французское правосудие их прилежно рассматривало и отклоняло. Дело приостанавливали – до появления новых материалов.

Состояние здоровья Александра Тихонова также не способствовало скорой передаче его дела в суд. В марте 2001 г. он выехал из Новосибирска в Москву на операцию. Летом того же года – в Австрию. До 2006 г. его местонахождение считалось неизвестным, поэтому дело Александра Тихонова было выведено в отдельное производство, а потом и приостановлено до его возвращения в Россию в 2007 г.

Постепенно дело о несостоявшемся покушении на кемеровского губернатора стало, казалось, забываться. Михаил Живило также не привлекал к себе особенного внимания. Если первые годы во Франции (пока еще шел процесс над Виктором Тихоновым) он пытался выйти на диалог с российскими правоохранительными органами, предлагая дать показания во французском суде, активно вел тяжбы с «РУСАЛом» по всему миру, то после 2003 г. о нем почти ничего не было слышно.

Получив территориальное убежище во Франции (а весной 2005 г. – статус политического беженца), он занимался инвестиционным бизнесом, торговлей акциями, целиком и полностью игнорируя российские компании. В 2005 г. он заключил мировое соглашение с «РУСАЛом», правда, по его словам, ему все равно недоплатили $200–300 млн.

Но российские правоохранительные органы дело о покушении отнюдь не закрыли. В начале 2007 г. в Россию вернулся Александр Тихонов для участия в оргкомитете по проведению чемпионата России по биатлону. Ему пообещали свободу до суда, но попросили больше не игнорировать следственные органы.

А 29 января 2007 г. в Новосибирском областном суде начался новый процесс по старому делу: в подготовке покушения обвинялся Александр Тихонов. Он находился на свободе и проживал в Москве по подписке о невыезде. Один из главных свидетелей – Виктор Тихонов – выступил на процессе только в мае 2007 г. Сначала он показания давать отказался, объяснив это плохим самочувствием, но потом неожиданно попросил выслушать его заявление. «Никакого покушения на Тулеева не было. Сразу после моего задержания я был вынужден принять версию событий, предложенную мне оперативными сотрудниками ФСБ и РУБОПа, а затем придерживаться ее до окончания следствия, – сказал Виктор. – Весь заказ от начала до конца придуман мной и оказался неудачной аферой».

Заявление свидетеля было приобщено к материалам дела, но не повлияло на решение суда. 23 июля 2007 г. многократного олимпийского чемпиона признали виновным в подготовке покушения на губернатора Кемеровской области Амана Тулеева, приговорили к трем годам, но от наказания освободили, применив амнистию, приуроченную к 55-летию Победы.

Этот приговор позволял следственным органам вернуться к вопросу об экстрадиции в Россию главного врага Амана Тулеева – бизнесмена Михаила Живило, который на чужбине превратился в рядового обывателями с деньгами. Каким он по сути своей всегда и был.