Текст книги "Миссия невыполнима (сборник)"

Судьба человека

– В одном прекрасном городе, населенном чистыми и светлыми людьми, в один не очень прекрасный день появился ужас. Ужас предстал в виде черного-пречерного человека. Звали его черный налоговый инспектор. Никто не знал, откуда он появился, и когда наступит его час вновь уйти. Шли годы, но ужас оставался и с каждым годом становился все сильнее и сильнее.

Как я уже сказал, ужас имел имя. Имя собственное. Каждое его утро начиналось с выбора жертвы. Он читал черно-желтые газеты и подтачивал клыки, торчащие у него изо рта, с помощью сурового напильника. У него была только одна мечта – нанести как можно больше вреда окружающим его красивым, отзывчивым и добрым людям.

У него были такие же черные, как и он сам, мертвенно-бледные глаза. Из уголков вечно опущенных в угрюмой гримасе кончиков губ сквозило угрозой и наслаждением от пыток себе подобных. Он любил заглядывать в замочные скважины и подслушивать телефонные разговоры. Он выслеживал свою добычу подобно зомби-первопроходцу, наслаждаясь страхом, унынием и бессилием жертв.

Черный налоговый инспектор всегда был один. Женщины и девушки в беспричинном ужасе обходили его стороной, а мужчины ненавидели лютой ненавистью. И было за что. Все, к чему он прикасался, тут же становилось подозрительным и содрогалось от необходимости держать отчет в виде черных балансов, черного движения денежных средств и черного отчета о прибылях и убытках.

И так проходило год за годом и каждый квартал. От черного налогового инспектора веяло жуткой безысходностью. Он искал, как ищет ищейка, он алкал новой крови новых жертв. И если на горизонте таковых не имелось, он выдумывал поводы и предлоги для того, чтобы подобно черному урагану ворваться в благопристойную жизнь добропорядочных и вечно притесняемых черным налоговым инспектором граждан.

Он вытряхивал из шкафов грязное белье и ковырял стены в ванной комнате в поисках несуществующих сокровищ. Он требовал предоставить ему реальные цифры с реальным оборотом, требовал нарисовать на бумаге черные схемы ухода от налогов и начинал жутко, скорбно и пронзительно верещать где-то за гранью добра и зла, если потерпевшие не могли ему быстро объяснить, откуда взялись лишние пятьдесят две тысячи рублей в несгораемом железном ящике под столом.

Черный налоговый инспектор никогда и ни к кому не испытывал жалости. Он наслаждался людскими страданиями, но больше всего ему доставляло удовольствие отнимать у честных и благородных, и занимающихся благотворительностью граждан потом и кровью, и честным трудом заработанные сбережения.

И тогда наступал черный день, и ему всегда предшествовало появление черного налогового инспектора. Он приходил под разными личинами, которые, впрочем, никак не могли скрыть его насквозь черную и напитанную ядом и злобой натуру. К охоте на очередную жертву он тщательно готовился – у него всегда были при себе черный-пречорный пенал, набитый черными-пречорными шариковыми ручками и карандашами, огромный черный диктофон для дачи показаний и стопка листов с предписаниями и постановлениями, которыми он до полусмерти любил запугивать смиренных граждан, которые очень любят детей, жен и матерей и жертвуют честно заработанные деньги на восстановление храмов и в помощь детским домам и приютам.

Ничего не могло тронуть или хотя бы заставить более учащенно биться черное сердце черного налогового инспектора. Люди молили о помощи, пытались разжалобить, взывали к его человеческим чувствам и даже шли на огромное моральное внутреннее унижение, предлагая на месте искупить свою потенциальную но, впрочем, всегда надуманную вину. Но никто никогда так и не смог выдавить у инспектора хоть каплю жалости, каплю сострадания и понимания. Он всегда оставался черств и холоден, как тяжелая и черная мраморная гробовая плита, он всегда смотрел на свои жертвы мертвенным взглядом полузомби, и они цепенели, у них опускались руки, мутнел взор, и они начинались готовиться к самому худшему, что только может случиться в их и без того не сильно радостной и наполненной тяжким и упорным трудом за корочку хлеба без масла жизни.

Так проходили годы и годы, черный налоговый инспектор становился все более совершенным в своей лютой злобе и лютой ненависти к честным труженикам, которые своими ежедневными трудовыми подвигами и свершениями делают жизнь окружающих их детей и больных ожирением и перееданием гораздо светлее и радостнее, чем она есть на самом деле.

И вот в один черный день, когда от ужаса от всего происходящего Солнце так и не вышло из-за горизонта, черный налоговый инспектор обнаружил в поле своей видимости самого чистого, самого беззащитного и наиболее духовно очищенного и доброго представителя рода человеческого. От радости он завизжал и начал водить грифелем по оконному стеклу в своем гнусном черном логове. И вот тогда вечно опущенные уголки губ скривились в сумасшедшей ухмылке, он выпустил когти и взял в руки свой черный саквояж, в котором находились изощренные орудия пыток – карандаши, ручки и диктофон, и листы с предписаниями. А еще там находился черный протокол, который черный инспектор всегда носил собой, и который наводил настоящий ужас на его жертвы.

И вот пробил его час, и он застал жертву врасплох. Он терзал и мучил ее, измывался и в голос смеялся над мольбами о помощи. Он лапал ее своими кровавыми пальцами, сверлил злобным бледно-мутно-черным взглядом и, наконец, выдавил из нее всю ее белую финансовую жизнь – постепенно, каплю за каплей. На крики жертвы слетелись все херувимы, но даже и они ничем не смогли помочь жертве черного налогового инспектора.

Вот такая грустная история.

Но сейчас будет совсем другая, светлая, но трагическая. Итак, я начинаю.

В одном прекрасном чистом городе жил человек. Он родился в обыкновенной трудовой семье, где папа работал в три смены на заводе, а мама ухаживала за тяжелобольными детьми в круглосуточном детском садике. Родители не жалели живота своего, каждый день повышая производительность труда и совершенствуя трудовые навыки. Они были добрыми и честными, и простыми людьми. И их сын рос добрым, честным и простым. Он с детства привык рассчитывать только на себя, а когда пошел в школу, принял решение во всем быть примером своим одноклассникам, учиться лучше всех, быть всех добрее и честнее и помогать взрослым.

Он стал изучать науки, стал самым умным, потом стал помогать малышам в их нелегкой жизни, потом стал комсомольцем, а потом – пионервожатым. Всю свою жизнь он любил доброту и честность и ненавидел, когда кто-нибудь в его честном и искреннем окружении обманывает, т. е. занимается обманом.

Он был настоящим идеалом. Его любили все – и мальчики, для которых он был опорой в честности и в доброте, и девочки, которые просто любили его, как ангелочка. Школьные годы пролетели быстро, и он поступил на юридический факультет, горя желанием нести людям доброе и вечное. Там он с усердием изучал юриспруденцию, гражданское и уголовное право, криминалистику и деловые взаимоотношения, был душой компании, примерным студентом и образцом для подражания. При его появлении слезы умиления текли из глаз всех его одногруппников, он олицетворял собой все хорошее, что может дать нам вселенная.

Он окончил университет с дипломом и устроился на работу в коммерческую организацию по специальности. Следует заметить, что он, как идеал честности и чистоты, выбрал самую светлую и чистую организацию, которая существует на белом свете, и в которой всегда был полный порядок с бухгалтерской и финансовой отчетностью, с выплатами зарплат персоналу и делопроизводством.

Он начал трудиться. Его честность и благородство были по достоинству оценены начальством, и вскоре он получил повышение. Его сделали начальником отдела по юридической поддержке новых направлений в бизнесе компании, и он с великим рвением, всегда присущим ему, взялся за дело. Перво-наперво он искоренил в деятельности своего отдела любые отступления от гражданского, налогового и – тьфу-тьфу, изыди, сатана! – уголовного законодательств. Его девиз был и есть: «Только чистым ты силен!». Так что вы можете понять, каким человеком он был и до сих пор остается.

Под его началом деятельность отдела засверкала новыми чистыми и честными красками. Была искоренена вся финансовая неправда и зло, которое до этого иногда-таки стучалась в наивные и широко распахнутые сердца сотрудников. Я могу с уверенностью и с полным осознанием своей правоты утверждать, что то, что сделал этот человек в качестве начальника отдела, не сделал бы никто другой. Он в буквальном смысле вычистил, вымыл, пропылесосил и покрыл лаком Авгиевы конюшни, которые достались ему по наследству.

Он трудился, не покладая рук. Он изыскивал пути честно вести бизнес, общался с населением и отвечал на жалобы и анонимки трудящихся. Да, ему приходилось несладко, и он плакал по ночам от недопонимания и от черствости и жесткости окружающего его такого прекрасного, но хрупкого мира.

Несколько лет назад он начал работать над одним проектом. Этот проект сулил принести большие налоговые поступления для развития нашего прекрасного города и нашего прекрасного государства. Он заключался в приобретении нового бизнеса и выдворении оттуда присосавшихся к нему пиявок на теле трудового народа, которые не уважают законы, не платят заработную плату сотрудникам и задолжали государству миллионы рублей. Он разработал кристально честную и открытую для обсуждения широкой общественностью юридическую схему, которая позволила его компании реализовать свои планы и сделать счастливыми тысячи жителей нашего города. И он ничего, просто совсем ничего, не требовал за свой бескорыстный труд, но разве что только небольшое вознаграждение в виде участия в этом новом честном бизнесе.

Теперь вы понимаете, о каком светлом человеке здесь идет речь. Каждый из нас может смело взять его, как образец для подражания, и попытаться прожить такую же искреннюю и открытую и сострадательную жизнь, как и он. Только сейчас он находится в смертельной опасности. Черный рок уже склонился над ним и терзает его ни в чем не повинную душу изощренными пытками. И мы все прекрасно знаем имя этого рока – это черный налоговый инспектор.

Так давайте же ответим на простые вопросы!

– Разве может такой чистый и светлый человек, как тот, о котором я здесь рассказываю, быть запятнанным в каких-то нечистых и не светлых делишках?

– Разве имеет право черный налоговый инспектор – это адское порождение тьмы и серых равнин – причинять боль и нестерпимую муку окружающим его благородным согражданам?

– И последний вопрос: кто из вас добровольно посмеет отдать этот образец чистоты на поругание демону зла, представшему перед нами сегодня с саквояжем, набитым протоколами?

Я закончил. Теперь решение за вами.

Голос судьи: Уважаемые присяжные! Вы только что прослушали речь адвоката подсудимого. Вы должны принять честное решение, виновен ли обвиняемый Извернувшийся Жорж Аркадьевич, юрист ООО «Дымовая завеса», в рейдерстве и уклонении от уплаты налогов, как на этом настаивает межрегиональная налоговая инспекция и государственный обвинитель. И помните, на весах правосудия – судьба человека!

На курорт!

2012 г.

Судорожно прогремел будильник, пытаясь избавить лежащих в постели от последних иллюзий субботнего сна. Он тяжело приоткрыл глаза и сел на край кровати. Голова ничего не соображала. Она сделала вид, что звонок будильника ее не касается, перевернулась на другой бок и сладко засопела. Он легонько толкнул ее и хриплым голосом произнес: «Давай, милая, пора вставать. Уже утро, нужно ехать». Пошатываясь, встал и пошел в столовую. Она покорно поднялась и направилась в ванную комнату принимать душ.

Зажурчали струйки воды. Он включил электрический чайник, достал из коробки пакетик элитного цейлонского чая и кинул в кружку два кусочка тростникового сахара. Поморщился и включил телевизор. Переключил канал на новости и, убедившись, что ничего в мире за прошедшую ночь не изменилось, налил кипятка в кружку. С удовольствием сделал первый глоток. Крепкий черный чай был для него настоящим спасением, особенно с тех пор, как он бросил курить. Он часто думал, что мало чего существует на свете лучше этот душистого напитка с сахаром рано утром – когда так хочется спать, и кошки скребут на душе.

Она вышла из душа. Прохладная вода наполовину сделала свое дело – ее глаза начинали приобретать осмысленное выражение. Она вытирала полотенцем намокшие снизу волосы и улыбалась. Он посмотрел на нее. Она была хороша. «Что же – в конце концов, с кем-то рядом должны быть красивые женщины! Не все же им олигархам прислуживать», – подумал он. Поднялся из-за стола. Чай всегда влиял на него благотворно. Вот и сейчас горячая жидкость привела его в почти нормальное состояние.

В соседней комнате посапывали дети. Сегодня они должны будут поехать с ними. Такое бывало нечасто, а в столь ранний час – почти никогда. Но сегодня был особенный день. Он еще не определился, нравится он ему или нет, и какие перспективы сулит. «Пожалуй, что нравится», – подумал он. Этот день обещал ему долгожданную свободу, долгожданный отдых от надоевших опостылевших дел. Долгожданную возможность проводить больше времени с семьей и, может быть, даже попутешествовать по миру в свое удовольствие. Еще полчаса на сборы, и нужно будет их поднимать. Как всегда, младший начнет плакать, а старший сядет на кровати и будет спать сидя. Но ничего не поделаешь – так было всегда, и так всегда будет. Раннее пробуждение предусматривало определенные жертвы с их стороны, и к этому нужно было быть готовым.

Она уже одевалась. Достала из шкафа новые шорты и яркую майку, купленную тоже совсем недавно по случаю наступления лета. Как всегда, лето начиналось с новых покупок для всей семьи. Как-то само собой случалось, что вся – ну или почти вся прошлогодняя одежда уже не подходила, а только вызывала сочувствие к их обладателям со стороны друзей и знакомых. Так что нужно было соответствовать имиджу. Поэтому все силы бросались на обновление гардероба. Зато в хозяйстве сильно прибавлялось ярких тряпок, которым было удобно вытирать пыль или мыть посуду. Но чаще всего старые вещи стирали, гладили, раскладывали по пакетам и выносили к ближайшим мусорным контейнерам. Обычно хватало и трех минут, чтобы пакетов с одеждой и след простыл.

Она одевалась. Расчесала волосы и застегнула часы на руке. Открыла шкатулку с бижутерией, придирчиво осмотрела содержимое и выбрала несколько браслетов и пару цепочек. Браслеты были массивные – из дерева и камня. Цепочки – тоже с большими разноцветными камнями и обилием полированных медных колец.

Он всегда думал, как же можно вот так спокойно на протяжении всего дня выдерживать вес такого количества бижутерии на шее и запястьях? Впрочем, вопрос был достаточно фигуральный и не требовал ответа. Он ничем не отличался от подобных ему – из разряда: «Как можно так долго ходить на таких высоких каблуках?», и: «Как можно вообще не упасть с таких каблуков?» Или, например, почему обязательно нужно, чтобы пойти за хлебом или на пляж, полдня рыться в шкафу в поисках подходящей одежды?

Он и так знал, что ничего не понимает в женщинах и в их поступках, поэтому никогда не задавал вопросов, на которые не надеялся получить вразумительный ответ. Она была красива – даже слишком красива для него одного, и он отдавал себе в этом отчет. Иногда его посещали определенные сомнения в ее верности, но он старался не акцентировать на них внимание. Еще когда-то в детстве его отец, стараясь донести до него свет житейской мудрости, наставлял его следующим образом: «Красивую женщину никогда не будет устраивать только один мужчина, находящийся рядом с ней. Каким бы богатым и влиятельным он не был. Она всегда знает, что у нее слишком много вариантов. И всегда будет этим пользоваться. Как минимум – в своих мыслях или мечтах».

По правде сказать, слог, с помощью которого отец разговаривал с сыном, был весьма далек от вышеизложенного, но смысл был понятен. Папа частенько любил залить за воротник и тогда становился разговорчивым и пытался учить всех смыслу жизни. В том числе и его. Почти все, что он говорил, представлялось чистым бредом, но иногда и у отца проскальзывали светлые мысли.

Она одевалась. Пришел черед макияжа. Яркий электрический свет и громадное зеркало были необходимым атрибутом каждой уважающей себя женщины. Зеркало имело над ними сакральную власть. Оно звало, манило и притягивало. Приятно собой любоваться и сознавать свою красоту! Она любила зеркала. Особенно, зеркала в магазинах одежды, которые вытягивали и стройнили фигуру. Хотя и понимала, что это в определенной степени иллюзия. Впрочем, она была красива, и специальные зеркала ей были не нужны.

Она задумчиво повертела в руках роскошный косметический набор. Хотелось чего-то утонченного. Она решила только подвести глаза и подкрасить губы. Для раннего сонного утра и этого было вполне достаточно. «И для него тоже будет вполне достаточно! – подумала она, – я и так для него чересчур красива!»

Он не спорил. Он был уже немолодой мужчина, не красавец. Не Ален Делон и не Жан-Поль Бельмондо в лучшие годы. Но разве что только еще достаточно строен и подтянут. Спорт он любил и уделял много времени поддержанию хорошей физической формы. Он посмотрел на себя и подумал: «А может, я все-таки чуть-чуть прибедняюсь – находит же она во мне что-то особенное!»

Она не спорила. Он был для нее в определенной степени привлекателен. По правде говоря, ей было с ним хорошо. Уютно и тепло. Он обладал какой-то гипнотической силой, которая заставляла окружающих людей его уважать. Она тоже иногда чувствовала перед ним определенную робость. Но вида не показывала и старалась держаться прямо и независимо. В конце концов, у нее всегда были варианты, хотя и считалось, что всех хороших парней давно уже разобрали.

Он не спорил. Он никогда не причислял себя к хорошим парням, иногда был груб и безжалостен, иногда угрюм, иногда даже мрачен и зол. Так бывает со всеми. Жизнь – она всегда похожа на волну, которая то поднимает наверх, то опрокидывает вниз. Он понимал, что пока он будет наверху, она будет с ним. Если окажется внизу – она уйдет. Такова C`est La Vie, как говорится.

И она всегда знала, что будет с ним только до тех пор, пока ее будет это устраивать. Она была хищницей – охотницей. Ее не сильно волновали красота или мужественность находящегося рядом с ней мужчины. Она признавала только материальное. Материальное правило миром – она это знала доподлинно. И готовилась проявить себя во всей красе с самого детства. Она всегда мечтала о богатстве и славе, и когда была возможность, прокладывала себе дорогу по головам других – таких же, как и она – ее конкуренток.

Сначала были кружки хорового пения и бальных танцев, потом – студия современной пластики и конкурсы детской красоты. Потом папа проплатил фотосессию в одном глянцевом журнале и наскреб денег, чтобы его дочь снялась в нескольких рекламных роликах. Борьба на кастинге была, как говорили, сверхнапряженной, но как всегда, деньги одержали верх.

Дальше – больше. Вперед, по карьерной модельной лестнице! Через некоторое время ее кое-кто даже стал узнавать. Она была счастлива, но время от времени червячок сомнения давал о себе знать. Пока что ее известность редко конвертировалась в деньги, и приходилось вести образ жизни совсем не такой, о котором она мечтала. Но красота, молодость и абсолютное отсутствие всяких принципов были по-настоящему грозным ее оружием. Которым она владела в совершенстве и пускала в ход, не задумываясь. Карьера потихоньку продвигалась вперед, и уже были значительные победы на амурном фронте. Мужчины ее любили – она была красива. И вот в один прекрасный день она оказалась с ним. Завоевать такого, как он, было для нее всего лишь делом техники. Не Аполлон и не Юлий Цезарь, и даже не Калигула. Невысокий нескладный «папик» – таких она обычно ела на завтрак, и даже без соли.

Он вошел в спальню. Она закончила краситься. Он критически осмотрел ее со всех сторон и подумал: «Действительно, шорты и майки – это ее все. Недаром она так их любит». В окно светило солнце. Веяло утренней прохладой. Она вышла на лоджию. Посмотрела вниз. Внизу было пусто, и только одинокий дворник возился со своей любимой газонокосилкой вдалеке у высокого каменного забора. Пахло свежестью и росой.

Он принял душ. Оделся – в первый раз за многие годы так, как хотел. На нем был строгий костюм-тройка шоколадного цвета, шикарный шелковый галстук в крупную розовую клетку и колониальные мягкие туфли производства Бангладеш. Она осталась в майке и шортах.

«Пора будить детей», – подумал он и направился к детским спальням. В коридорах уж хлопотали горничные и няньки. Он посмотрел на них и подумал: «Интересно, будет ли мне не хватать всего этого, или я спокойно переживу? А как она? Сколько времени пройдет до того момента, как она решит меня бросить? А с другой стороны, ну и что с того? Приспичит, так найду еще кого-нибудь, теперь я свободный человек!»

Детей разбудили. Младший плакал. Старший пытался спать сидя. «Придется им сегодня потерпеть», – подумал он и решительно направился во двор, где водители и швейцар дружно паковали чемоданы в багажные отсеки. Он посмотрел на небо. Солнечные лучи начинали лизать крышу особняка, наполняя воздух светом. Неподалеку суетилась охранники, подготавливая их отъезд.

Она вышла – красавица в шортах и майке без лифа. Она ловила на себе восхищенные взгляды. Следом вывели детей и усадили их на заднее сидение лимузина. Она поедет с детьми. Он – отдельно. Теперь уже не было смысла соблюдать формальности – они, наконец, почувствовали себя по-настоящему свободными. Майка и шорты – как хорошо! Даже лучше, чем галстук в розовую клетку!

Ворота особняка отворились, и колонна выкатила на широкую автомагистраль, ведущую в аэропорт. Набирая скорость, автомобили понесли их навстречу судьбе. Загорался новый день, который будет лучше, чем все предыдущие до него – он был в этом абсолютно уверен.

Жан Пьер, не торопясь, шел по пустынной улице. Скоро начиналась его смена в парижском метро. Вдруг мимом на огромной скорости пронеслись несколько автомобилей с тонированными стеклами, обдав его жарким воздухом и чуть не сбив с ног – он еле-еле успел отскочить в сторону и долго потом махал кулаками им вслед.

«Интересно, кто это такие, и куда они так летят в такую рань?» Он купил газету. С первой полосы на него смотрело улыбающееся тонкими безжизненными губами, похожее на бледную поганку лицо вновь избранного президента. Надпись над фотографией гласила: «Сегодня я выполнил главное свое предвыборное обещание и отправил своего предшественника вместе со всей семьей в ссылку на остров Эльба!» Жан Пьер рассеянно прочитал заголовок, свернул газету и засунул ее в задний карман джинсов. Настроение испортилось – он голосовал против. Но новая эра поборников социальной справедливости вступала в свои права и без его голоса.