Текст книги "Нейронный мир – полное объяснение эмпирической реальности. Введение"

2.11. АМНМ: общие замечания

1. Научный антропоцентризм

Некоторые учёные-невежды любят выискивать отсутствие навыков, которыми обладает Homo. s., у других видов: например, они указывают [5, стр. 608] на то, что только человек (квотербек) способен попасть мячом в движущуюся цель, а шимпанзе – близкий вид – якобы не может: 1) шимпанзе попадут любую цель, если им это надо; 2) даже если предположить, что шимпанзе не может попасть в движущуюся зигзагом цель, то что это меняет? Ведь это не отрицает детального НМ, создаваемого мозгом шимпанзе; 3) подобные броски – неадаптивная форма поведения, поскольку она не нужна шимпанзе: легко выделить множество навыков других видов, например, феноменальную пространственную память белок, помнящих тысячи мест спрятанной пищи, т.е. развитый гиппокамп – АМПНМ, которыми не обладают лысые обезьяны.

2. АМВНМ

На АМВНМ зиждется счёт, т.е. на чистом нейрональном изменении: но и здесь проявляется парохиализм ЭМНМ. Представим, что мы едем на велосипеде по грунтовой дороге, усыпанной огромным числом мелких камней: мозг моделирует все эти камни, т.е. в ЭМПНМ каждый камень наличествует: в данный момент, пока дорога моделируется, камни содержатся в ЭМНМ, но теперь попробуем их сосчитать. Окажется, что это невозможно, хотя, казалось бы, камни созданы мозгом как нейронные модели материи (ЭММНМ). Т.е. мозг создавал дорогу буквально за миллисекунды, поскольку ехали мы быстро, однако не способен их сосчитать. Либо то же самое с травой в поле: эта неспособность зиждется на парохиализме АМНМ – АМП – АМВ в данном случае. АМНМ – это ГРП, которое эволюционно узко, т.е. не включает в себя множество компонентов ЭМНМ, т.к. это неадаптивно. Получается, что в мозге наличествует врождённое ограничение, ведь очевидно, что мозг всё же способен обработать огромный объём сенсорных данных, а это значит, что каждому камню соответствует либо нейрон, либо группа нейронов. Однако счёт – это выделение нейронного ресурса – внимания – на обработку объектов ЭМНМ и задействование «арифметических» сетей в случае устного счёта – АМСНМ (модель счёта) и ЭМСНМ.

Данный пример указывает на разрыв между АМНМ и ЭМНМ, невозможность вторжения одну в другую в случае здорового мозга: можно предположить, что сосчитанное количество объектов присутствует на уровне ЭМНМ, но не переходит просто так на АМНМ, а счёт – это как раз процесс перехода информации с ЭМНМ на уровень абстрактной. Для того чтобы сосчитать количество объектов ЭМП, нейросети внимания должны потратить какое-то время, чтобы зафиксироваться на каждом объекте, передав информацию в угловую извилину – АМСНМ из нижней височной извилины – зоны, определяющей форму объектов.

3. Детализация АМНМ

АМНМ обусловлена системами, отвечающими за конкретные формы поведения: те нейросети, что отвечают за точные действия, будут формировать абстракции, т.е. воображение, связанные с точными движениями. Воображение, в свою очередь, облекается в понятийную форму в височной доле и при необходимости вербализуется. Поэтому понятия, абстрагирующие цвета, связаны с зоной V4, образуя АМЦНМ (модель цветов): в данном случае корректно выделить связь V4 (ЭМЦНМ) – височная доля (АМЦНМ). Разрушение нейронов V4 приведёт к уничтожению абстракций, а также всех воспоминаний, связанных с цветами. Точно так же понятия, абстрагирующие движения, т.е. нейроны АМДНМ (модели движений), связаны с соматосенсорной и моторной корой. Исходя из того, что АМНМ преимущественно складывается в височной доле левого полушария, следует, что связь «височная кора – корковые сети» образует динамическую систему абстрактно-эмпирической модели НМ с обратными связями. Интересно, что обработку глаголов, выражающих действие, осуществляет левое полушарие, ответственное за детализацию движений, а существительных – оба полушария, что указывает на филогенетическую связь: способность – АМНМ.

4. Познавательные способности коннектома

Истоки мышления следует искать в двигательном подражании – нейронном расширении модели тела. Это следует из того, что более фундаментальные и филогенетически ранние модели ветвятся, создавая синаптические контакты и значимые связи: изначальными можно считать 1) модель мира (ЭМНМ), без которой невозможна ориентация в пространстве; 2) модель тела, без которой невозможно движение. Более поздние – 1) я-модель; 1.1) модель субъекта 2) ты-модель; 2.1.) теория разума; 3) модель причинности. Я-модель поддерживает иллюзию субъектности, но сама предполагает иллюзию объектности, т.е. детальную модель мира, распадающуюся на разнообразные спецификации тоннелей НМ. Когда две базовые модели НМ – я-модель и модель мира – транспарентно связываются мозгом, становится возможным познание, исходящее из двигательного подражания: более абстрактные формы познания – математические навыки – предопределяются АМНМ, ведь, как было доказано, АМНМ представляет диссоциацию ЭМНМ – двигательных программ преимущественно.

Теперь обратимся к конкретному примеру для подтверждения этой мысли: Медди Хоппер предложил шимпанзе коробку, открывающуюся с помощью лески, в которой лежали фрукты: коробка некоторое время «сама» открывалась и закрывалась за счёт движения лески, но это наблюдение ничего не объяснило шимпанзе, т.к. основывалось на модели мира (ЭМНМ), а, как мы предполагаем, познание исходит из модели тела (ЭМТ) и требует демонстрации движений. Действительно: как только обученная обезьяна в присутствии других продемонстрировала, как открывать коробку, дёргая за леску, так буквально сразу остальные шимпанзе разобрались в её механизме и научились открывать коробку самостоятельно, что подтверждает тот факт, что познание изначально зиждется на двигательном подражании, являясь его расширением на более абстрактных уровнях, т.е. основывается на модели тела (ЭМТ), а условием познания является детальная модель мира (ЭМНМ), без которой коробка не будет моделироваться и, следовательно, модель тела бесполезна. В ходе познания ЭМТ диссоциируется в АМТ – в невербальное либо вербальное о теле представление, из которого корковые сети выводят следствия-заключения. Если бы познание филогенетически исходило из ЭМНМ, то обезьяны раскрыли бы механизм коробки без наблюдения за обученными шимпанзе. Это в очередной раз указывает, что стимул-специфичные нейроны, реагирующие на эмпирические модели особей своего вида, с большей вероятностью активируют двигательно-познавательную сеть ЭМТ – АМТ. Косвенное подтверждение этой мысли состоит и в том, что запоминается лучше та информация, которую мы записали от руки, чем та, что напечатали на клавиатуре.

5. Соотношение АМНМ и ЭМНМ

Подпороговая активность нейронов является воображением, т.е. именно слабая активность формирует абстрактную модель мира (АМНМ). Нейроны моторной коры демонстрируют подпороговую активность: она моделирует воображение движений, а более высокая активность – сами движения. В случае абстрактной модели НМ центры бодрствования подавляют её активность, поддерживая таким образом воображение.

Выходит, абстрактная модель мира выступает в форме воображения до тех пор, пока активно подавляется. Исходя из того, что осознанные сны индуцируются именно воображением движений либо попыткой двинуться, следует, что в данном случае моторные подпороговые нейроны приводят абстрактную модель НМ в действие: примечателен тот факт, что при индукции ОС зрение либо какой-то аспект ЭМНМ отсутствует, либо модель мутная. Это объясняется тем, что моторные нейроны, активируя абстрактную модель мира и переводя её в разряд эмпирической, могут не включить, например, зрение, что зависит от каузальных интерферирующих волн электрической активности, их распространения: тогда мы применяем техники сенсоризации, чтобы активировать недостающий аспект.

Получается, что раз базовым условием активации абстрактной модели НМ и её переходом в ЭМНМ является REM-фаза сна и закрытые глаза (при некоторых нарушениях мозга абстрактная модель переходит в эмпирическую сразу при мсыкании век, т.е. индивид видит яркие модели материи), то ясно, что активация эмпирической модели обусловлена сенсорной стимуляцией: на фоне сенсорной стимуляции мы способны воображать что-либо, и воображение, т.е. абстрактная модель НМ, всегда будет однородным (в норме). И при открытых глазах, и при закрытых воображение одинаково, что говорит, что абстрактная модель одинаково подавляется в обоих случаях, покуда центр бодрствования работает корректно.

Однако что является воображением в ОС? Ведь и в его рамках воображение сохраняет привычные свойства: если то, что в бодрствовании было воображением – абстрактная модель в ОС стало эмпирической, то что стало абстрактной? Т.е. не произошёл ли в данном случае своеобразный рециклинг, когда абстрактная и эмпирическая модели поменялись местами, и первичные зрительные зоны стали абстрактной моделью? Нет. Скорее всего дело обстоит так: эмпирической моделью НМ является то, что наиболее активно в данный момент, а раз в ОС наиболее активна абстрактная модель НМ, то она становится эмпирической, а абстрактной становятся нейроны с подпороговым значением активности. Либо возможно иное: в ОС активируется та же эмпирическая модель мира, т.е. всё остаётся на своих местах: но как тогда объяснить нередкую мутность ОС без сенсоризации? Ведь когда мы открываем глаза утром, мир предстаёт в максимально реалистичной форме, т.е. эмпирическая модель активируется, сразу становясь детальной, тогда как абстрактная требует «раскачивания» для детализации. Хотя возможно, что эмпирическая модель требует «раскачки», когда активируется из мозга, точнее, не через сенсорные системы. На данный момент склоняюсь к первому варианту, отталкиваясь от явления галлюцинаций.

Галлюцинация – это элемент абстрактной модели НМ, который, превышая подпороговое значение вследствие сбоя в центре бодрствования, стал эмпирическим объектом. Антипсихотики и нейролептики действуют так, что подавляют этот объект, воздействуя на дофаминовые D2 рецепторы и блокируя 65%: значит, абстрактная модель мира так или иначе связана с метаболизмом дофамина. Серотониновые же антипсихотики также окольным путём воздействуют на дофамин, т.е. механизм перехода абстрактной модели на уровень эмпирической связан с повышением интенсивности метаболизма дофамина. Однако очевидно, что многие нейромедиаторные системы опосредуют переключение «абстрактная модель – эмпирическая», а не какая-то одна. В этом отношении уместно вспомнить состояние сонного паралича, когда абстрактная модель НМ сливается с эмпирической и получается так, что активны как объекты сенсорных воздействий, так и объекты абстрактной модели, которые не были подавлены центром бодрствования.

Деперсонализация представляет подавление модели субъекта (ЭЯМНМ), её нейронных компонентов: исходя из того, что деперсонализация и дереализация нередко сопутствуют друг другу, необходим вывод, что их возникновение, т.е. сбой соответствующих нейромедиаторных систем и нейронных модулей, имеет общую природу. В первом случае нарушаются обширные зоны мозга, предположительно, затылочно-теменные, опосредующие эмпирическую модель мира, а во втором схема разума (височно-теменной участок), теория разума – сети ментализации, модули внимания. Всякое «психическое» расстройство связано с тем или иным аспектом НМ, поэтому имеет конкретную нейрональную природу. Не существует расстройств, не имеющих основания, т.е. как раз таки «психических», т.к. психики не существует. Наоборот, дереализация – это подавление эмпирической модели мира, в рамках которой НМ становится притупленным, декоративным и нереальным, теряет объём и краски: возможно, это как-то связано с тем же центром бодрствования, его нарушением, но скорее всего проблема в нарушении нейромедиаторного баласна, который, как следствие, влечёт сбои модулей, конструирующих эмпирическую реальность (ЭМНМ).

3. Детальность нейронного мира

О возникновении смутного, но тем не менее хоть сколь детального нейронного мира можно говорить уже на уровне числа нейронов, не превосходящем тысячу. Плоский червь, например, превосходно справляется с навигацией, следовательно, его НС уже достаточно для возникновения модели мира в целом и модели пространства в частности. Следующий уровень  – ганглиозный, несомненно, представляет собой развитую модель мира, включающую в себя точную пространственно-временную ориентацию: муравьи способны путешествовать до 10 км от муравейника, что требует развитых «нейронов места», кодирующих пространство, а также нейронов, моделирующих эмпирическую модель. Относительно мозга всё ясно: именно в его рамках нейронный мир обретает наиболее детальные черты – в зависимости от распределения и числа нейронов и глиальных клеток.

Однако нельзя недооценивать ганглии, да и вообще любую нервную систему, называя её примитивной. Дело в том, что НС развита ровно в той степени, в какой это необходимо для успешного выживания и передачи ДНК, в соответствии с чем и складывается нейронный мир в пределах доступного числа кирпичей – нейронов и бетона – синхронизации нейронов и нейромедиаторов: ганглии позволяют выстраивать сложную иерархическую систему, что неизбежно следует из быта муравьёв, их поведения: поэтому для социальных взаимодействий не нужен развитый мозг. Общий принцип таков: чем больше клеток в нервной системе, т.е. чем больше кирпичей, тем и более детальным будет нейронный мир, а с ним и более сложным поведение, поскольку мозг генерирует ответ в качестве поведения на созданный им же портрет реальности.

Таким образом видим, что по мере нарастания сегментов, т.е. усложнения НС, нейронный мир становится всё более детальным. Истинный критерий детальности нейронного мира, как и сложности поведения, уровня нейронного интеллекта, это, в первую очередь, количество, а также плотность упаковки нейронов в мозге. При этом EQ (индекс энцефализации) – критерий недостаточный для оценки детальности нейронного мира и его многоаспектности, т.к. отношение веса мозга к весу тела не отражает плотность распределения и количество нейронов. НМ существует только за счёт активности нейронов, поэтому так важно их количество, а также типы, характер связей и распределение: например, мозг африканского слона состоит из 257 млрд нейронов, но 97,5% содержится в мозжечке, т.е. 251 млрд, поэтому очевидно, что нейронный мир африканского слона детализирован преимущественно в области модели тела (ЭМТ и АМТ), планирования движений, тонкого управления хоботом и менее – на уровне модели мира (АМНМ). Тело Caenorhabditis elegans состоит из 959 клеток, из них 302 – нейроны. Однако мозг белого кита весит всего 15 кг при общей массе 200 тонн. При этом очевидно, что нейронный мир кита более детален, чем нейронный мир нематоды: у кита 30 млрд нейронов, что обуславливает сложное поведение, детальные модели пространства, тела, субъекта, модули ментализации [5, стр. 40].

Таким образом, сложность и детальность нейронного мира и поведения напрямую коррелирует с плотностью, количеством и распределением нейронов в мозге, что справедливо в отношении всех землян: при этом сложность и детальность нейронного мира возрастает пропорционально сложности задач страждущих существ: цветное зрение, например, необходимо приматам для идентификации спелости плодов, чего не наблюдается у хищников.

Т. е. НМ тем детальнее, чем сложнее и многообразнее задачи и потребности: при это ясно, что многие аспекты объективной реальности не входят в нейронный мир за ненадобностью, например, цветового спектр ЭВМПНМ млекопитающих парохиалистичен. Самое удивительное, что каждый, казалось бы, незначительный аспект НМ крайне целесообразен: ведь всяккое свойство развилось в результате успешного решения необходимый для выживания задач и, таким образом, закрепилось в структуре ДНК в качестве общей программы развития НС. Например, не будь у травоядного существа модуля конструирования движения – MT, то он бы не мог заметить надвигающегося хищника. Общая тенденция НМ – образование сплетений нейронов-ансамблей для формирования более коротких связей, что позволяет повысить эффективность конструирования, уменьшая трату энергии: в этом отношении нейроны подобны галактикам, образующим всё более тесные гравитационные взаимодействия между планетами и звёздами, либо корневой системе грибов, которая стремится к объединению элементов и созданию микориз. Посему каждый аспект нейронного мира, например пространство, обусловлен строго определённой группой нейронов, которая имеет для этого наиболее эффективные связи, описываемые т.н. топографическими картами, коннектомами, отражающими взаимодействия между различными зонами мозга и выделяющими функциональные нейросети, например внимания – DAN (dorsal attention network).

Детализация НМ обусловлена адаптацией к среде, которая, например, происходила 8 млн лет назад в результате тектонического сдвига в восточной Африке: потепление, вероятно, убило неандертальцев, но способствовало выживанию Homo. s. Но не следует обольщаться на этот счёт, поскольку все виды (99%), жившие на адской Земле, уже вымерли: любой вид вымирает за 10 млн лет [5, стр. 42]. У вида Homo. s. осталось около 7 млн лет, если что-то не уничтожит его ранее [28].

Именно адаптивное поведение привело к качественному развитию мозга млекопитающих: мозг большего размера требует больше энергии, больше фруктов, как у паукообразных обезьян, чей мозг весит 107 г, а рацион на 72% состоит из фруктов; мозг же меньшего размера требует меньше фруктов, как у обезьяны-ревуна, чей мозг весит 50 г, а рацион состоит на 42% из фруктов: развитость мозга позволяет выполнять сложную навигацию, планирование движения, социальное познание, ментализацию, цветное зрение для поиска фруктов: ведь они содержат много углеводов, которые, перерабатываясь в глюкозу, становятся основанием нейронного мира, его транспарентности [5, стр. 43].

Подобно тому как дистрофия сетчатки ведёт к выпадению частей поля зрения, так же и воздействие на мозг нейротоксинов – этанола, никотина, кофеина и иных – способствует снижению детальности НМ за счёт разрушения нейронных связей. Подобно тому как участок сетчатки, не проводящий сенсорный сигнал, вызывает сужение поля зрения, так же и нейросети, повреждённые воздействием нейротоксинов, больше не опосредуют тот аспект НМ, какой на них лежал, ведя к парохиализму как мышления, так и восприятия: при этом большему ущербу подвергаются нейронные модули, отвечающие за познавательные способности, т. е. АМНМ. Именно поэтому те, кто травится нейротоксинами, утрачивают познавательный потенциал пропорционально степени «нейронального истощения».

4. Развитие нейронного мира

Чем обусловлено развитие индивидуальной нервной системы? Во-первых, свойствами молекулы ДНК. Сохранность и неповреждённость ДНК детерминирует свойства НС, всего организма: если какой-то из участков «кода» будет нарушен внешними факторами, то с неизбежностью последует патология. Угнетение строго детерминировано: если яйцеклетка была повреждена, например, ядом этанолом, то неизбежна дегенерация и патологический вектор развития плода: нервная трубка начнёт «раздуваться» с уже заложенным сбоем, который проявится на одном из этапов её развёртывания либо после рождения в ходе жизни: это может привести к отклонениям в интеллектуальном развитии, к болезням: аутизму, шизофрении, рассеянному склерозу. Проще говоря, любое воздействие на репродуктивные клетки ведёт к сокрушительным последствиям для будущего землянина: это касается всех видов в равной степени. Подобно тому как повреждение зерна растения ведёт к его патологическому развитию, так и повреждение гамет детерминирует будущие отклонения землянина. Поэтому абсолютная трезвость – повышает вероятность здорового потомства, однако нужно ли вообще рожать, учитывая огромную вероятность сильных страданий?

Когда в случае млекопитающих возникает нейронный мир в мозге? Возникает он ещё в утробе в крайне смутной форме: известно, что уже в утробе детёныши Homo. s. начинают усваивать основы языка, заучивать и различать голоса матери, отца. Тот факт, что те зоны мозга, что отвечают за синтез модели мира, созревают первыми и не остаются способными к нейропласичности после двух лет – зрительная и слуховая кора, тогда как зоны, абстрагирующие содержание эмпирических модулей, ответственные за абстрактное мышление, способны к нейропластичности и у зрелых особей, подтверждает, что для нейронного мира модули эмпирической реальности (ЭМНМ) имеют первичное значение, ведь только на их основании формируется абстрактная модель мира, диссоциирующая содержание. Поэтому малолетний землянин пребывает в следующем положении: сенсорные области достаточно миелинизированы и передают сенсорные сигналы быстро, тогда как зоны, отвечающие за абстрагирование, реализуют передачу медленно.

В случае, когда у землянина смещён глаз, как при косоглазии, корковые нейроны не научатся моделировать глубину: для этого необходима стимуляция зрительной коры из двух сенсорных дверей: если развитие нейронов не произошло, то неспособность станет перманентной. Это отчасти связано с нейронами, содержащими белок первальбумин: они окружают себя перинейрональной сетью, бетонируясь на месте. Миелин и эта белковая оболочка формируют устойчивые сети, являющиеся основанием НМ.

Если пик синаптического производства заканчивается в визуальной коре в два года, то в префронтальной – с пяти до десяти лет. Подтверждает первостепенность эмпирической модели мира миелинизация: первыми миелинизируются нейроны сенсорных областей: иначе и не может быть, поскольку в другом случае, если бы модули абстрагирования развились раньше, то им просто нечего было абстрагировать, ведь эмпирическая модель мира не обрела достаточной детальности.

Спор о tabula rasa, как и все философские споры, можно считать разрешённым с момента прихода нейронауки и нейрофилософии. Новорождённый любого вида уже имеет в мозге нейронную модель мира, которая должна «активироваться» с помощью сенсорных воздействий. Таким образом, то, что Шопенгауэр и Кант называли априорными формами созерцания – есть уже готовый нейронный мир, который детализируется по ходу образования все большего числа синаптических связей. Т.е. мир действительно, уже в готовой «априорной форме» находится в мозге до того, как произойдёт появление на свет из утробы. Т.е. до всякого опыта пространство, время и причинность уже заложены в мозге: как писал Шопенгауэр, они являются условиями всякого опыта, а не его следствиями, т.е., чтобы воспринять какое-либо изменение, условие этого изменения – причинность – уже должно быть в мозге или, по терминологии Шопенгауэра, в «рассудке». Поэтому можно признать, что априоризм в какой-то степени верен, хотя и ясно, что чисто априорного нет, т.к. ведь само по себе развитие плода в утробе – уже эмпирическое изменение, т.е. опыт. Плод на 30 неделе беременности уже способен слышать простые звуки и отвечать на них: НМ уже сформирован на этом этапе: модели пространства и времени обуславливают восприятие звука, поскольку оно невозможно без времени, т.к. объективное время – это и есть изменение, которое является основанием НМ: если бы плод был лишён модели времени, то он не сумел бы антиципировать звук. К 37—42 неделе плод способен различать типы звуков: согласные и гласные буквы [27, стр. 93].

Априоризм верен лишь в том отношении, что условия познания уже заложены в мозге, а не возникают в ходе обучения. Важно отметить, что в мозге детёнышей всех видов заложен нейронный мир во базовых аспектах, т.е. в нём содержатся и языковые, и математические, и иные интуитивные модели, касающиеся 1) модели мира; 2) модели субъекта. Только что вылупившиеся цыплята имеют чёткое представление об объектах, математические интуиции (Rugani R, 2009, 2015), [163—164]: иначе и не может быть, т.к. все нейроны, составляющие НМ, есть в мозге. То же касается и модуля ментализации у младенцев: они способны идентифицировать интенциональность, намерения, исходя из траектории и характера движения объекта: если объект движется равномерно по прямой линии, значит, предполагает мозг младенца, он не живой, а если виляет и изменяет траекторию – живой (витализм) [27, стр. 91]. Тут необходимо пояснение: мозг не воспринимает реальность, а создаёт её (эмпирическую), поэтому коли он сконструирует НМ, значит, способен и формировать гипотезы и опровержения по байесовскому принципу вычисления вероятностей. Кант и Шопенгауэр правы: это и есть те априорные (эволюционные) нейронные модели, что составляют основу нейронного мира. Если бы в мозге детёныша не было соответствующих модулей, то им неоткуда было бы взяться, поскольку материал НМ – нейроны и глиальные клетки, нейромедиаторы – в полном объёме присутствуют в мозге новорождённого существа: мухи, обезьяны, черепахи, синицы, червя. Дети и детёныши других видов с первых месяцев после рождения способны применять принципы Байеса: точнее, то, что назвали теоремой Байеса, есть не что иное, как нейронные модули вычисления вероятностей: вообще все, что открывается учёными и мыслителями, это не более чем вербализация имеющихся нейронных моделей, а не создание их, как это преподносят некоторые профессора философии и постмодернисты (Xu & Garcia, 2008), [30]. Мозг новорождённых способен формировать вероятностные гипотезы [27, стр. 87] в отношении НМ, а также выискивать скрытые причины явлений: последнее, впрочем, указывает на то, что модель причинности развивается довольно рано, поскольку если бы она была инактивирована, то младенцы не демонстрировали способность выискивать причинностные основания, т.е. для того, чтобы «воспринять» изменения, исходящие из объективной реальности, условия этого изменения в виде пространства, времени, причинности и материи уже должны быть в мозге в качестве нейронных моделей (Denison & Xu, 2010), [29]. Мозг младенцев способен рассуждать в двух направлениях: на основании случайной выборки вычислять характеристики множества, а на основании множества – свойства случайной выборки. То, что младенцы имеют представления об объектах, доказывает, что ЭММНМ закладывается в перинатальном периоде.

Способность младенцев к построению силлогизмов была доказана философом Люка Бонатти [27, стр. 89], который провёл эксперимент, где младенцам демонстрировались объекты за ширмой: один из них прятали в горшок, а второй показывали младенцу, в результате чего он совершал правильный вывод об объекте, находящемся в горшке, не выражая удивления, но удивлялся, когда в горшке оказывался объект, им ранее увиденный.

Распознавание лиц начинается еще в утробе, что было доказано в одном исследовании, где младенцам подавали световые сигналы в форме лица и в форме пирамидки: реакция на лицо была более явная (Reid et al., 2014), [31]. Также младенцы уже в утробе способны различать родной и иностранный языки, что подтверждает «априорность» речи (Mehler et al., 1988), [32]. Способность младенцев к различению объектов говорит об активном развитии височной доли (Baillargeon R, 1991, 2008), [161—162].

Основные четыре столпа, на которых зиждется познание это:

1. Внимание – система нейронных сетей, которая обрабатывает и усиливает, передаёт сигналы, определяемые как релевантные: т.е. silence network (SN), переключающая внимание между экстероцепцией, интроспекцией и интероцепцией, а также dorsal attention network (DAN), участвующая преимущественно в зрительном внимании, т. е. ЭВМПНМ.

2. Активное вовлечение – подразумевает мотивацию и любопытство; обуславливается системой дофаминергической мотивации.

3. Обратная связь – коррекция АМНМ в рамках познания отношений между объектами нейронного мира, их отношения к модели субъекта.

4. Консолидация – мозг консолидирует, группирует и свёртывает, конвергирует и корректирует данные в ходе сна [27].

Вообще обучение – это и есть формирование нейронного мира (АМНМ), интернализация, происходящая посредством усиления связей между нейронами. Вычисления, производимые мозгом, не доходят до модели субъекта: они скрыты в закулисье. Только наиболее вероятный результат доходит до «я-модели» в качестве, например, моделирования формы тарелки, антиципации цветов, уточнения глубины, интерпретации лиц. Все эти вычисления – строгая химическая каузальность, основы которой закодированы в 750 мегабайтах ДНК кода, что, кроме всего, самоорганизуется: например, при отращивании аксонов направление движения конуса роста детерминирует филоподий, реагирующий на определённый градиент концентрации: именно так разрастается «древо» нейронного мира. Филоподий буквально вынюхивает химические метки, распластованные по коре.

Основное свойство обучения мозга – это корректировка АМНМ, заключающаяся в детализации и подстройке под параметры: при смещении, например, угла зрения с помощью специальных очков, нейросети зрительной коры начнут перестройку, в результате чего через какое-то время индивид сможет адаптироваться к соответствующему изменению. Мозг организован в виде иерархии нейронных моделей, каждая из которых ответственна за какой-либо аспект нейронного мира либо за множество аспектов. Вербальное обучение – это, в частности, регулировка «позиции вершины» при интерпретации грамматических языковых конструкций в зависимости от языковой группы (SVO – subject – verb – object), (VSO, VOS, OVS, OSV):

1. Организм реплицирует ДНК (SVO)

2. Организм ДНК реплицирует (SOV)

3. Реплицирует ДНК организм (VOS)

4. Реплицирует организм ДНК (VSO)

5. ДНК реплицирует организм (OVS)

6. ДНК организм реплицирует (OSV)

Позиция вершины детерминируется в ходе научения в раннем возрасте в зависимости от того, к какой языковой группе относится язык. Грамматика всех языков может быть описана 50 бинарными параметрами. Словарный запас в 50 000 слов укладывается в 250-килобайтный файл. В языках нет ничего особенного. Они – линейная комбинация нейронных связей. Каждый уровень обработки – от фонетического до синтаксического – не более чем иерархическая система обнаружения «закономерностей в закономерностях». В целом мозг обучается по принципу обратной связи: анализа ошибок и коррекции состояния, формирования иерархии репрезентаций, многоуровневых линейных процессов обработки данных: чем выше уровень обработки, тем большее число нейронов учится реагировать на комплексные признаки. Посредством группировки признаков происходит абстрагирование содержания. В частности, Джанет Веркер, изучившая способность младенцев обрабатывать речь, обнаружила, что младенцы способны различать звуки речи на разных языках, однако эта способность снижается в течение года, т.к. синапсы, обрабатывающие инородную речь, не активируются и, следовательно, отмирают по указанной причине. Несмотря на общее уменьшение плотности коры мозга, в течение первых 20 лет жизни речевые зоны уплотняются, что и обуславливает развитость речи у Homo. s.