Текст книги "В объятиях мертвецов"

Лёше удалось сбросить мертвеца. Он встал на колени и бил, и бил по голове зомби. Встал, повернулся и закричал от боли. В его плечо вцепился зомби и вырвал кусок мяса. Фенрир налетел на обидчика своего хозяина и, яростно защищая его, откусил ему голову. Алексей закричал:

– Фенрир! Ко мне! Рядом! Домой!

Собака повернула голову и побежала, прихрамывая, к хозяину. Бросив биту, они побежали вниз по улице и между домами свернули во дворы, увеличивая расстояние от места схватки с мертвецами.

Они подошли к детской площадке, огороженной маленьким детским заборчиком, которая стояла напротив их дома. Алексей сел в песок, облокотившись на столб под горкой. Вытаскивая руку из одной лямки ранца, так как вторая порвалась, посмотрел на собаку. Фенрир стоял напротив весь в крови и грязи, тяжело дыша.

– Что же ты наделал, друг мой?!

Собака поскуливала от боли и держала на весу заднюю лапу с вырванным куском мышц и торчащей костью. Из шеи и морды сочилась кровь от многочисленных рваных ран. Он смотрел прямо в глаза своему хозяину. Алексей встал, снял спортивную сумку и стал отстёгивать патронташку. Когда последняя застёжка была расстёгнута, волкособ повалился на бок и стал чаще и тяжелее дышать. Алексей подтащил тело ближе к опоре горки и достал верёвку из спортивной сумки. Из ножен достал разделочный нож, разодрал этикетку, распутал верёвку и стал обматывать тело Фенрира. Привязал к опоре горки. Затянув последний узел, посмотрел на свою рану. Он понимал, что это конец. Но он понятия не имел, что с собаками происходит то же самое. Алексей заплакал.

Фенрир продолжал лежать и тяжело дышать. Его глаза уже не горели огнём янтаря, как ранее, а медленно тускнели. Он лежал и не двигался, иногда поскуливая. Мокрый песок становился темнее. Лёша в слезах гладил шею своего друга, в другой руке сжимая разделочный нож.

– Прости меня, мой друг. Прости. – Не сдерживая слёз, когда грудная клетка перестала двигаться и не стало слышно дыхания, а кровь прекратила течь из ран собаки, Алексей сделал небольшой замах, и с хрустом разделочный нож вошёл под нижнюю челюсть Фенрира.

Алексей покатился назад. В глазах всё было размыто. Тело горело изнутри, словно лампа накаливания. Он протёр рукавом глаза. Стало тяжело дышать. Куртка, футболка были пропитаны кровью.

Он просидел около двадцати минут и смотрел на тело своей собаки, которая лежала метрах в трёх от него. Он не знал, что делать. Вдруг послышался резкий рык, и Алексей заметил подёргивание конечностей собаки. И тут он понял, что воткнул нож неправильно, но встать уже не мог.

Алексей смотрел, как оживает Фенрир. Он смог встать, но сдвинуться с места не смог. Его глаза были как бездна, как будто их нет. Он со звериным оскалом смотрел на Алексея.

– Надеюсь, Глейпнир удержит тебя.

Алексей закрыл глаза и услышал, как рвётся от натяжения верёвка…

Во власти демонов. Один день от начала апокалипсиса

– Доброе утро! – произнёс громко и отчётливо вошедший в ординаторскую молодой человек, где сидел дежурный врач за столом, сжимая свою кружку, из которой шёл пар свежеприготовленного кофе.

– Чего ты так орёшь? Доброе утро, – произнёс мужчина в ответ. – Я вот смотрю на тебя и не могу, поражаюсь. Ты всегда с таким энтузиазмом идёшь на работу, добросовестно работаешь, прямо вылитый я в начале своего пути. Наверное, нужно дать этому явлению подходящее определение. Какое вот? Вопрос… – Владимир взял горячую кружку и поднёс к своим губам, над которыми были густые, но опрятные чёрные усы. Громко отпил горячий смоляного цвета напиток и поставил кружку на место.

– Синдром интерна, – продолжил доктор. – Хотя юношеский максимализм – определение, которое не потеряло актуальность в наше время. Поэтому напрашивается вывод какой?

– Не нужно придумывать велосипед, – рьяно и с улыбкой ответил Саша.

– А что в этом плохого, Владимир Степанович? – спросил Александр, продолжая переодеваться в свой белоснежный выглаженный халат – рабочий облик.

– То, Александр Николаевич, что потом больно наблюдать, как спустя несколько лет рабочей деятельности этот энтузиазм пропадает в неизвестном направлении. И остаётся пустое безразличие. Как, собственно, и случилось со мной. – Он отпил кофе.

– Разве в нашем отделении может быть доктор безразличным? Столько разных случаев, все уникальны. Это же тоже люди, им нужна помощь. Они не виновны в том, что с ними произошло, вследствие чего они становятся такими.

– Скажи, а какая цель нашей деятельности? – перебил его Владимир Степанович, откинувшись на спинку стула и скрестив руки.

– Облегчить жизнь, помочь прийти в себя и излечить от душевной боли, – ответил Саша, закрыл шкаф с верхней одеждой и подошёл к столу. Включил чайник. Достал пакетик с чаем и бросил в красную кружку с надписью «Нескафе». Сел за стол напротив своего собеседника.

– А разве мы можем излечить душевное состояние своих больных? Нет, не можем. И это факт. Облегчить страдания, говоришь. А страдают ли они? Вопрос риторический. За те деньги, которые мы тут получаем, оно того не стоит. Главное – самому умом не тронуться, как Ларин, например. Ладно, всё это вода.

Владимир встал, в пару приёмов опустошил свою кружку, взял журнал, который лежал на краю стола, и направился к выходу.

– А кто такой Ларин? – вдогонку спросил Саша, заливая свой чай.

Доктор остановился в дверях и сказал:

– Это пациент наш из девятой палаты. Коллега. Работал у нас. Так увлёкся, что сам поехал. Кстати, твой на сегодня пациент. Историю возьмёшь в папке, а начальство я предупрежу. Ты парень вроде не тупой, вот интересно, как ты справишься, и интересно посмотреть на твою реакцию. Завтра вечером на дежурстве расскажешь мне своё впечатление.

Доктор вышел из ординаторской, громко захлопнув за собой дверь. Александр повернулся к своей кружке и занялся попытками повторить приём горячего напитка. Обжёгшись, расстроился.

– Как они его пьют таким горячим? – Разочарованно поставил кружку на стол, вышел из ординаторской.

Пройдя по слабоосвещённому коридору, вышел, спустился на второй этаж. Подошёл к двери, ввёл определённую комбинацию цифр, замок открылся, и Александр зашёл в отделение. Напротив двери был огромный стенд. На нём крепились списки с фамилиями больных, в каких палатах лежат, меню, правила поведения в отделении и распорядок. Саша прошёл по коридору в холл, где находился стол со светящейся лампой. Возле стола стояли три женщины, а одна сидела за столом. Поздоровавшись, Александр попросил историю болезни Ларина из девятой палаты. Все стоящие рядом резко прекратили разговор и вопросительно посмотрели на молодого доктора.

– Александр… – замешкалась, даже смутилась, запнулась красивая, молодая медсестра, сидевшая за столом.

– …Николаевич! – продолжил доктор. – Извините, Александр Николаевич, вы будете вести Ларина? – Саша провёл взглядом по всем четырём парам глаз, которые с недоумением смотрели на него и ждали ответа.

– Да, Самойлов сказал, чтобы я его вёл.

– А заведующий в курсе? – спросила медсестра.

Одна из стоявших мужеподобных тёток, по-другому никак не назвать, прокуренным, грубым голосом стала причитать.

– Та едрит твою в м… Ты чего пристала к доктору, как на допросе? Субординация где? Вы простите, Александр Николаевич, молодая ещё не всё понимает, что и как.

– Чего вы? Всё нормально. Не переживайте, – ответил Саша и продолжил: – А скажите, если не секрет, что такого страшного в этом Ларине, что вы все так посмотрели с удивлением на меня?

Две медсестры, которые стояли рядом, услышав вопрос, откланялись и пошли курить, сказав Надьке, третьей, чтобы догоняла, и быстрым шагом скрылись из виду. Надежда Адольфовна, не сдерживая негодования, провожала их взглядом и сказала:

– А вы, сучки климактерические, ну и пизд… Валите! Доктор, простите. – Она повернулась и дальше продолжила выражаться нецензурной бранью в спину уходящим, затем ещё раз повернулась и извинилась.

Надежда Адольфовна Еромянц была одной из длительно работавших санитарок психиатрического отделения. Проработав двадцать лет на «Победе», так называют в народе эту психбольницу, она всегда оставалась в весёлом расположении духа.

Повидав многое, женщина, с виду лет шестидесяти, не больше (и то не дашь), за словом в карман не лезла, была смешная, прямолинейная, объёмных габаритов, с широкой спиной и крепкими, массивными руками, маленького роста, что не мешало ей заламывать буйных больных и фиксировать для инъекций. Она нравилась всем. И любили, и уважали её все. Многие врачи её даже побаивались, потому как иногда сами не справлялись, а для неё не составляло труда утихомирить больных.

– Сергей Анатольевич был доктором этого отделения. Он как рыцарь был тут. Все бабы хотели вду… В общем, все его любили и уважали. Он из тех докторов, которые не стыдились ничего. И утку вынести, и помочь всем нуждающимся, персоналу, и выпить, и пошутить, короче – настоящий мужик с большой буквы. Но что-то поменялось в нём. Может, баба не давала, прошмандовка ещё та была, прости Господи. Хер знает, что случилось с ним. Но изменился очень. Резкие перепады настроения, агрессия, даже манера разговора поменялась. И вот уже третий месяц, как стал пациентом своего же собственного отделения, вот такая, сука, ирония. И смех, и грех. Нам до сих пор никто и ничего не рассказывает. А заведующий сам смотрит и лечит его, и историю не даёт на пост, мы бы уже давно прочитали. И соответствующие распоряжения были к его уходу. Баба у него была такая шалава, как только он попал сюда – сразу же ушла к другому еба… любовнику, короче.

– Ух ты! – воодушевился Саша. – Значит, история у заведующего?

– Да, – ответила молодая медсестра.

– А почему он в одиночке находится, буйный? – посмотрел доктор на Надежду.

– Не-е-ет! – протяжно и громко ответила Надежда Адольфовна. – Он спокойный, как удав. Но нам запрещено с ним контактировать. А мы, если честно, и сами боимся. А в одиночке по распоряжению.

– Заведующий сам лично ведёт его? Я думал, что он не ведёт пациентов, только консультирует, – почесав затылок, сказал Саша.

– А все другие отказались его вести, – ответила сразу мужеподобная тётя. – Он лучший был как доктор и как человек, а все остальные завидовали.

– Спасибо вам, – поблагодарил Саша и пошёл в ординаторскую.

– Доктор! – в спину крикнула молодая сестра. – Вы же нам расскажете, если что?

– Та закрой ты хайло своё уже, пристала к доктору, – крикнула в отместку Адольфовна, посмотрев на него, и положа руку себе на грудь.

– Узнаю, скажу, – ответил Саша, улыбнулся и покинул отделение.

Спустя несколько часов Саша всё же застаёт заведующего отделением в его кабинете. Подошёл к двери и, услышав разговор, решил подождать, пока освободится Олег Ярославович. Саша присел на кушетку, которая стояла рядом с кабинетом, и посмотрел на часы. Скоро был полдень. После десяти минут ожидания дверь кабинета заведующего открылась. Из-за неё вышел маленького роста и объёмный мужчина в форме работника общественного правопорядка, со званием майора; следом за ним – Олег Ярославович. Задыхаясь, майор достал из кармана платок, вытер красное, мокрое лицо и покатился, семеня своими маленькими ногами, прочь по коридору в сторону выхода. «Типичный Пиквик», – про себя подумал Саша.

– Вы ко мне, Александр? Заходите, – пригласил в кабинет заведующий и протянул правую руку. Александр пожал её, но что-то было не так. Олег Ярославович стоял в очень дорогом костюме бежевого цвета, который сливался с цветом деревянных стен в кабинете. Александр поначалу начал переживать, потому как не видел никогда, чтобы посреди рабочих будней заведующий был в костюме, а не в халате, надетом поверх хирургического костюма.

Олег Ярославович стал заведующим всего год назад – молодой, высокий, худой мужчина лет тридцати с коротко стриженными русыми волосами и маленькими круглыми очками на продолговато вытянутом лице. Он сел в кресло за столом и, перебирая бумажки, некоторые складывал в папку.

– Что там у тебя? Давай кабанчиком, потому как меня вызывают в город, – не отвлекаясь от своей макулатуры, сказал Олег.

– Олег Ярославович, Владимир Степанович должен был вас предупредить, я пришёл за разрешением и историей болезни Ларина из девятой палаты.

После этих слов заведующий замер на несколько секунд в недоумении. Положил бумаги, снял очки, положил на стол и облокотился на спинку мягкого кожаного кресла. Он поменялся в лице и побледнел от услышанного.

– А ты уверен, что справишься? Лично я считаю, что тебе не хватает опыта работы с такими пациентами. Только без обид. Сергей – очень сложный человек и пациент, – ответил Олег таким образом, чтобы дать возможность молодому доктору передумать.

– Он такой же пациент, как и все, кто к нам обращается. Я вынужден буду настаивать. Если у меня будут проблемы и сложности, то я обращусь к вам за помощью или к дежурным. Как мне набираться опыта, если не брать в разбор разные клинические случаи, – неуверенно сказал Александр, так как смута сомнений охватила его. Но, поборов в себе неуверенность, добавил: – Дайте мне историю.

Сказать, что Олег Ярославович был удивлён, – всё равно, что ничего не сказать. Он громко выдохнул. Надел очки, встал и сказал:

– Ну, хорошо, пойдём. Мне будет даже любопытно. Историю не дам, давай так: ты с ним сегодня пообщаешься, если справишься, то будешь его вести. От дневников и другой работы я на сегодня освобождаю тебя. Потому как будет над чем подумать. Пойдем, я вас познакомлю. – Они вышли вдвоём из кабинета и направились в отделение. По дороге туда они шли молча. Саша себе в голове уже накидал разные картинки и события: что может быть сложного и какие последствия могли быть после всего этого. Подойдя к палате под номером девять, Олег достал кожаную ключницу и, подобрав ключ, открыл металлическую дверь.

В палате было зябко, накурено и темно. Свет серого весеннего дня из окна и включённая настольная лампа, загнутая внутрь, были единственными источниками света. Сразу, войдя в палату, Александр почувствовал, как его пробрала дрожь. Словно многочисленные мелкие иголки по очерёдности пронзили его от шеи вниз и до кончиков пальцев. Его аж передёрнуло, но он посмотрел на Олега Ярославовича, и тот дал понять, что всё нормально. Саша закрыл дверь и стал рассматривать палату. Палата была стандартных размеров, что не характерно для одиночки. Стол, один табурет, большая функциональная кровать с фиксаторами и старое деревянное окно, которое закрывали решётки с внешней и внутренней стороны, с чуть приоткрытой форточкой.

У окна стоял Сергей. Он не повернулся и никак не отреагировал на открытие и закрытие двери, просто стоял, всматриваясь и изучая вид из окна. Мужчина с тёмными короткими волосами, астенического телосложения стоял в белой футболке и синих спортивных штанах, скрестив руки за спиной.

Олег Ярославович положил руку на плечо Александру, второй указательным пальцем приложил к губам. Саша кивнул и повернулся, продолжая смотреть в сторону стоящего у окна, не понимая, что вообще происходит.

Минутную театральную тишину, которая уже давила на пришедших, прервал тихим спокойным голосом, не отрываясь от окна, Сергей:

 
– Уйди в тишину —
и поймёшь, кому
нужен. Растают как дым,
с кем когда-то был дружен,
решат, что «того»,
и начнут сторониться
иль просто плести
за спиной небылицы…
Останутся те,
для кого без условий
ты дорог и мил,
хоть больной, хоть здоровый,
Кто примет тебя
и в лохмотьях, и в злате,
кому наплевать
на чины и печати.
Кто помнит добро
и прощает огрехи,
с кем можно делить
и беду, и успехи,
да просто делить
незатейливый ужин…
Уйди в тишину —
и поймёшь, кому нужен.
 

Сергей повернулся и подошёл к Олегу.

– Здравствуй, Сергей, – сказал Олег Ярославович.

Они обнялись, похлопывая по спине друг друга.

– Прекрасные слова, кто автор? – спросил Олег с лёгкой улыбкой на лице.

– Это тебе будет задание на дом, найдёшь – расскажешь мне завтра, – с колкостью ответил Сергей.

– Сергей, позволь представить тебе нашего интерна. – Олег положил руку на плечо Саши. – Александр Николаевич Носов. Вот вызвался быть твоим врачом.

Сергей протянул правую руку.

– Сергей… – Александр от изумления открыл рот и стоял, словно истукан. По дороге в палату он писал себе разные сценарии, но такого исхода явно не ожидал. Придя в себя, пожал руку в ответ.

– Сергей, я пойду, меня в город вызывают. Оставляю тебе его на съедение. Только давай без жёсткого гнета. Работать и так некому.

Олег подмигнул Сергею. Отдал ключницу Александру, дал указания, чтобы запер двери, проверил их и зашёл к нему в кабинет, когда Олег вернётся. Саша дал знак, что понял, и проводил взглядом уходящего Олега Ярославовича. Как только двери закрылись, Сергей подошёл к окну, прижал форточку и залез с ногами на кровать, оперевшись о стену.

– Присаживайтесь, доктор. О чём вы хотели бы поговорить? – указав рукой на табурет Александру, сказал пациент.

Саша пододвинул табурет к кровати, сел напротив.

– Скажите, Сергей… – начал Саша.

– Сергей! – перебил его, улыбаясь, собеседник. – Давай так, Саша, пока у меня нормальное расположение духа, мы просто поговорим без всякого официоза, на «ты», без субординаций и явных психологических приёмов, которых ты начитался. Что тебя интересует, спрашивай. Хотя неинтересно общаться с человеком, о котором уже прочитал его историю.

– Мне не дали вашу… твою историю, – с облегчением ответил Саша. Ему по нраву был такой метод общения. Он был слишком заинтригован этим персонажем.

– Тогда мы с тобой на равных, – ответил Сергей. – Давай поиграем: вопрос ты – ответ я, вопрос я – ответ ты. Ответы «не знаю, не буду говорить» не допускаются. Ответ должен быть полным.

Саша не знал, что спрашивать, его всё интересовало.

– Давай попробуем, – ответил он с охотой.

– Тогда начинай, – подвёл итог вступительной части Сергей.

– Ты считаешь себя больным? – спросил Саша, пододвинув вместе с собой табурет к противоположной оппоненту по игре стенке.

У Сергея сразу поменялось лицо: сузились глаза, заострились черты, напряглись желваки.

– Здоровых людей не бывает, бывают недообследованные, – ответил Сергей. Александр заметил, что у того поменялся тембр голоса, он стал чуть осипшим и грубее: – Все мы больны. Кто-то физически, кто-то душевно. Вопрос заключается в том, что мы считаем отклонением от нормы, а что нормой.

Сделав паузу, Сергей лёг на кровать и закинул руки за голову.

– По-моему, всё достаточно очевидно? Болит – не норма, не болит – норма, слышишь голоса – патология, не слышишь – молодец, – ответил вопросительно Саша.

– Хорошо, теперь я, – продолжил Сергей. – Мы живём в эру доказательной медицины. В целом, ты прав, болит – патология, не болит – здоров. Но всегда есть НО. В том случае, когда болит, мы можем исследовать кровь и сделать всевозможные лабораторные анализы, провести осмотр, выполнить инструментальный метод исследования и купировать боль. Найти, доказать, устранить. Всё логично, ясно и понятно. А теперь вопрос, как ты можешь подтвердить, слышит ли действительно голоса пациент и почему он, я имею в виду этого слушателя голоса или голосов – не важно, обязан, должен, делать всё то, что он говорит и приказывает? Конкретно ты и конкретно сейчас.

– Никак, – не раздумывая, ответил Саша. – Просто спросить.

Сергей встал, подошёл к столу и выгнул настольную лампу к стене.

– А ты, Сергей, слышишь голоса? – спросил Саша Сергея. Тот в ответ посмотрел на него своими зелёными глазами.

– Нет. Я голоса не слышу, – однозначно констатировал Сергей. – Ответь мне, почему люди до такой степени неоднозначны? Почему постоянно врут и не хотят знать правду, обманывают и изменяют? Хвастаются, кто сколько украл, а не заработал. Как применили запрещённый приём, пока судья не видит. Создаём лучшее и мощное оружие для моментального уничтожения противников ради мира. Почему требуют того, что сами не могут дать? Почему женщина всегда будет ущемлена в правах, хоть и кричит о равноправии. Почему люди так жестоки и беспощадны? Почему сейчас все те ценности и качества, которые нам прививали в детстве родители, такие как дружба, ответственность, нравственность, потеряли свою актуальность? Почему доктором руководит бухгалтер? Почему церковь и её служители кричат и учат нас жить, а через час они же в сауне с этими крестами с малолетними проститутками? – уже почти перейдя на крик, эмоционально жестикулируя, задавал вопросы Сергей и глядел Саше в глаза.

– Почему все говорят и учат, как делать, а сами делают наоборот?

Саша сидел и молчал, потому как не знал, что ответить на все эти вопросы и не знал, что делать. В нескольких вопросах Сергей четко показал, как низко пало человечество. Но ничего не сказать – всё равно, что принять поражение.

– Потому что мы – люди! – тихо сказал Саша.

Сергей успокоился, выпрямился и снова поменял тембр голоса и манеру общения.

– Повтори, пожалуйста, что ты сказал? – тихим и спокойным голосом переспросил Сергей.

– Люди мы! – Саша повторил чётче и встал, чтобы быть на равных с Сергеем. – Мир меняется, меняются стереотипы, как стили искусства, и люди идут вперед.

Другие ценности, другое мнение, другие цели. Сейчас актуальнее показывать сиськи в интернете и зарабатывать куда больше, чем просто работать на заводе, в банке, в больнице. Люди не меняются – меняется время. Мы всегда были такими: жажда денег и власти. И тот сильнее, у кого их больше. А что касается нас? Мы знали, куда мы идём и зачем, потому что мы – часть машины, которая должна работать. Мы – часть системы, которая в последующем обновится, но мы никуда не денемся. Мы архив. Мы часть того мазка кисти, который рисует творец в своей эпохе. А конечный продукт оценят наши дети. И им судить, но не нам.

Сергей подошел к окну и задумался. Минут пять в палате царила тишина.

– Люди… Глупы. И Мир не падёт, пока есть истинная ценность прошлого. Пока мы помним, пока любим, пока боремся…

Прошло около трёх часов, пока Саша с Сергеем дискутировали на разные темы. Неожиданно зазвонил мобильный телефон.

– Извини, Сергей, это Олег Ярославович, нужно ответить.

Александр попрощался, вышел из палаты, закрыл двери, проверил, запер или нет, и снял трубку.

– Алло! Олег Ярославович.

– Саша, собирай всех, кто на дежурстве, в срочном порядке заводи в ординаторскую всех врачей, санитарок. Распорядись готовить вторую одиночку. Быстро! – чуть ли не в истерике кричал в телефон Олег.

– Что случилось, Олег Ярославович? – со страхом в глазах спросил Александр.

– Бегом! Я сказал! Я еду. – Саша положил трубку, дал всем в отделении распоряжение согласно приказу заведующего. Надежде Адольфовне сказал готовить вторую одиночку, та в ответ с матами пошла выполнять. А сам пошёл собирать остальных.

Через десять минут в ординаторской были собраны все сотрудники отделения, которые были на суточном дежурстве, и сменщики дневной смены. Все шептались, никто ничего не знал и не понимал, как в ординаторскую забежал Олег Ярославович – весь на взводе, задыхаясь, поздоровался со всеми, встал у окна, где стояли Саша и дежурный доктор Карина Вячеславовна.

– Я прошу всех помолчать, у меня очень важная информация! – закричал Олег Ярославович. – В течение двух часов по распоряжению города, министерства здравоохранения, к нам приедет конвой с особо опасным заключённым. И он будет находиться у нас.

– Ярославыч, ну и что? Сколько у нас их было до суда, сидели нормально. Нахер кипеж-то поднял, – с уважением спросила Адольфовна. Все сразу поддержали её, пошёл галдёж и смех.

– Да! Вы правы, мы с этим сталкивались уже, и пока всё обходилось без всяких возможных проблем. Но в руках у меня документы, подписанные руководством города, и разработан специальный план действий. Почему мы – никто мне не ответил. Но повесили на нас. А также я прошу быть чрезвычайно осторожными и выполнять все предписанные правила и инструкции.

– А кого везут-то? – спросили из толпы.

Олег Ярославович посмотрел на врачей, стоявших позади него, и отвернулся обратно.

– Через два часа в нашу одиночную палату номер десять приведут под конвоем серийного маньяка по прозвищу Лунный Жнец! – В ординаторской наступила гробовая тишина. Олег снял пальто, отодвинул стул, сел на него, достал из внутреннего кармана платок, снял очки, протёр лицо и шею.

– Я сделал всё, что мог, – сказал Олег.

– Да пошло оно всё на…! – сказал громко кто-то из толпы и вышел из ординаторской, громко захлопнув дверь. Следом молча вышли все. В ординаторской остались Олег, Карина, старшая медсестра, Надежда Адольфовна и Александр.

После минутной тишины Олег встал, взял пальто со спинки стула и направился в сторону выхода из ординаторской со словами, чтобы все приступали к своим непосредственным обязанностям и были наготове.

Спустя час после разговора Саша сидел один в ординаторской с кружкой свежезаваренного кофе и обдумывал сегодняшнюю полученную информацию. Он остался на дежурстве, чтобы помочь и Карине Вячеславовне, невзирая на то, что по графику он должен был выходить на суточное дежурство только завтра. Но это его беспокоило меньше всего. Его тревожили мысли разного характера. Он действительно задумывался о том, что сказал ему сегодня Ларин. Пытаясь расставить всё по своим логическим местам, он до сих пор не понимал, почему такой человек, как Сергей, находится в неподобающем для него месте. По сути, всё, что он сегодня сказал, имеет место быть, но точной определённости в этом не было – «догадайся, мол, сама». Что это было? Психологическое воздействие? Или бред сумасшедшего? Почему он так сказал? Почему именно мне? Вопросы, вопросы… Вопросы требуют ответов, а ответов нет. Только каша в голове. Но от мозгового штурма отвлекла открывшаяся дверь ординаторской, куда после обхода вошла Карина.

Положив истории на стол, она подошла к столу, включила электрический чайник, стала засыпать свой чёрный крупнолистовой чай в кружку. Аромат чая ударил Саше в нос, что сразу привело его в чувство, и он повернулся вполоборота в сторону источника приятного аромата. Когда клацнул чайник, Карина заполнила свою кружку кипятком и накрыла сверху специальной крышечкой. Она сняла резинку с аккуратно собранных в гульку волос и сделала хвостик, тоже аккуратный.

Саша, наблюдая за Кариной, испытывал разные чувства: умиление, зачарованность и сексуальное влечение к данной особи. Ему нравилась Карина во всех смыслах. Высокая, стройная брюнетка с шикарными чёрными длинными волосами, шикарными формами как спереди, так и сзади; маленький аккуратный розовый хирургический костюм подчёркивал её фигуру. Словно моряк, изумлённый голосом сирен, он смотрел на неё с открытым ртом.

Карина села с кружкой за стол напротив, посмотрев на Сашу.

– Саша, с тобой всё в порядке? Я тут.

Саша от услышанного тоненького, как колокольчик, голоса потерялся в пространстве. Вытер рукавом халата лицо, повернулся в сторону звука.

– А? Что? Да, в порядке, замечтался. У вас такой изумительный запах чая, прям пьянит, – дрожащим голосом ответил Саша.

– Да, мне из Индии привезли, настоящий. Денег стоит немерено. Хочешь попробовать?

– Нет, я уже кофе себе заварил, спасибо. Жду, когда остынет.

– Ты знаешь, я хочу тебя поблагодарить за то, что решил остаться мне помочь. Я так боюсь, – сказала Карина, отливая свежеприготовленный чай.

Сашу в очередной раз поразил тот факт, как можно спокойно пить такой горячий напиток и при этом не получить ожог.

– Да без проблем. Справимся, – ответил Саша и отпил из своей кружки уже холодный, как весенний дождь, остывший кофе и продолжил: – У меня вопрос есть, а кто такой этот заключённый? Лунный… как там его? – запнулся Саша.

– Жнец, – закончила фразу Карина. – Ты что, телевизор не смотришь и интернета нет у тебя? Этого маньяка искали полгода. Он по всей стране убил около полусотни людей, оставляя свой почерк, – типичный маньяк. Всех умерших мужчин, женщин, детей находили в поле с перерезанным горлом и полулунными порезами. Его так СМИ и окрестило: Лунный Жнец. Некоторые теории говорят, что убивал в разные фазы Луны серпом, трупы всегда находили в полях у дорог. Псих конченый.

От рассказа Карины Саша оживился.

– А как же поймали тогда?

– Не знаю, – кратко и лаконично ответила Карина. – Давай узнаем.

Карина достала телефон, стала часто двигать и жать пальцем по экрану своего очень дорогого телефона. Саша чуть не поперхнулся, когда увидел его. Он слышал по рассказам других врачей, что Карина Вячеславовна – корыстная девушка. Мол, всегда во всём дорогом, мужчины у неё всегда знатные и зажиточные. И каждый раз разные. Женский персонал сплетничал по-своему: кто завидовал, кто осуждал. Но героиню сплетен это абсолютно не волновало. Даже как-то была такая размолвка с Адольфовной. Когда санитарка, злорадствуя, пошутила над Кариной, назвав её проституткой в завуалированной форме, та ответила ей, что может дать номерок одного из своих бывших для того, чтобы она, сделав определённые манипуляции в интимном плане, заработала себе на приличную одежду. И после подобных высказываний с переходом на личности развязался конфликт. Как говорится: «Понеслась душа в рай, а ноги – в милицию». С тех пор Адольфовна с негативизмом, но соблюдая субординацию контактирует с Кариной Вячеславовной, обязательно посылая её каждый раз в разные направления с разными размерами и прочими бранными словами, обозначающими места ниже пояса.

– Блин. Ни связи, ни интернета в этой глуши нет, – сказала разочарованная Карина и положила телефон обратно в карман своего костюма.

– Не расстраивайтесь, – ответил Саша. – Может, телевизор включить, там-то скажут.

Саша подошёл к тумбочке, стоящей в правом углу комнаты, взял пульт, долго вглядывался в кнопки, нашёл ту единственную и навёл в сторону низко стоящего маленького старенького телевизора. Переключая каналы один за одним, нашёл новости, где диктор сообщал о том, что пойман серийный маньяк по прозвищу Лунный Жнец. Дело совершенно секретное: имя и фамилия, а также место содержания заключённого не разглашаются. Пойман донецкими оперативными сотрудниками. Следите за подробностями в специальных выпусках. Дальше были какие-то новости о новых вспышках человеческого бешенства. Зафиксированы многочисленные случаи укусов и даже летальных исходов. Тут Саша выключил телевизор со словами:

– Понятно, всё как всегда! Мы все умрём.

Положив пульт на место, Саша взгромоздился на свой стул. Посмотрев на опустевшую кружку Карины, из которой ещё выходил пар, очередной раз удивился, спросив:

– Как вы так все пьёте столь горячий чай, кофе и не обжигаетесь? Вы, Владимир Степанович.

Карина заулыбалась и ответила:

– С опытом придёт. Это когда совсем нет времени поесть, только чай заваришь, сразу нужно срочно, немедленно бежать. Так и научишься пить на ходу. – Саша удивился. – Да шучу я! – засмеялась Карина, увидев изумлённое лицо Саши. – После перенесённого ковида, который был тогда, помнишь? У некоторых, у кого пропадал вкус и запах, а также у тех, кто тяжело пережил контакт с вирусом, хоть и вернулись они, но остались искажёнными, это касается и тактильной чувствительности. Это то, что касается меня, а остальные меня не интересуют.