Текст книги "Вперед, Команданте!"

«VG», Осло, 23 июня 1955-го

В давке у входов в бомбоубежища, от автомобильных катастроф и сердечных приступов умерло свыше тридцати человек – что превосходит жертвы при занятии нашей столицы нацистами 9 апреля 1940 года. Однако обращаем внимание, что паника (вызванная сообщениями шведского радио) началась более чем через час после того, как бомбардировщики пролетели мимо Осло. То есть, если бы у американцев было желание, они бы сделали со столицей Норвегии то же, что с китайским Сианем пять лет назад. В то же время они не решились нарушить воздушное пространство СССР, ни над Балтикой, ни возле Нарвика или Буде, – потому что знали, как их там встретят, а даже бешеным ковбоям очень хочется жить. Так встает вопрос, ту ли сторону выбрала наша страна – не ради какой-либо политической идеи, а ради собственной безопасности?

«Пари матч», Париж

Общеизвестно, что в вооруженных силах США очень распространена наркомания – даже американские газеты называют одними из главных поставщиков опиума и его производных в Соединенные Штаты своих же военнослужащих, вернувшихся из Вьетнама. Страшно представить, что будет, если экипаж бомбардировщика, находясь в обкуренном состоянии, пролетая над столицей европейского государства, вообразит, что под ними Москва!

«Таймс», Лондон

Быть союзником США сегодня – все равно что плыть в лодке со слоном. Не пора ли вернуться к идее Антанты – военного, политического, торгового союза европейских некоммунистических стран ради защиты от возможной советско-германской агрессии? Огромный перевес московского блока в традиционных вооруженных силах может быть уравнен атомным оружием – могущим нанести агрессору неприемлемые потери. В свете этого нам стоит лишь приветствовать усилия Франции по созданию собственной Бомбы и ее носителей. Так как война между нашими державами невозможна даже в теории – а вот совместное сопротивление как нападению с востока, так и заокеанскому диктату более чем вероятно.

«Милитари обсервер», Лондон

Официально объявлено о переброске во Вьетнам 16-й пехотной дивизии Армии США. Вопреки названию, эта дивизия полностью моторизованная, имеет более трехсот единиц бронетехники и по боевой мощи не уступает танковым дивизиям вермахта минувшей Великой войны. Так как Сайгонский порт все еще не функционирует в полном объеме, то местом разгрузки дивизии назван Бангкок, Таиланд. Напомним читателям, что в этой стране уже находятся свыше 30 тысяч военнослужащих США – но до сего дня это были тыловые части и ВВС. Теперь же появляется значительная группировка сухопутных войск. Означает ли это, что в Вашинтоне решили открыть против коммунистического Индокитая еще один фронт – западный?

Валентин Кунцевич (в 2012-м – старлей СпН СФ РФ)

На войну бы мне – так нет войны! Эти слова из песни – прямо про меня. Вернее, война-то есть, во Вьетнаме каша заваривается все круче, и на Ближнем Востоке какое-то нездоровое шевеление – но после случая с Борей Рябовым (секретоноситель из будущего, и в Сайгоне чуть в американский плен не попал) о том, чтобы мне (или кому-то из нас, иновременцев) выехать за пределы СССР, ну в крайнем случае советского блока, и мечтать нельзя! С ностальгией вспоминаю, как я в Китае оттянулся в пятидесятом – приезжаю в Монино, музей авиации, и смотрю на выставленный там бомбардировщик В-47, один из тех наших трофеев. А Ли Юншен, которого я в том самом деле из ефрейторов сразу в капитаны произвел (для вида, надо же было кого-то журналистам представить как командира «китайского партизанского отряда»), в нашей Академии отучившись и получив чин, умотал в свою ридну китайщину с гоминьдановцами воевать. Высоко взлетит, если не накосячит и товарища Сталина не разочарует – генералом, а то и маршалом помрет, став экспонатом истории, как у нас пока еще здравствующий Буденный или Ворошилов. Единственный пока китаец, награжденный нашей Золотой Звездой. Ну, Конфуций ему в помощь – и моя белая зависть.

Так что тренируюсь до посинения и гоняю молодых. Благо сороковника еще нет, и как в песне, тридцать лет (от двадцати пяти до сорока) – это возраст вершины. Официально числюсь замом у нашего Юрки Смоленцева – а ведь когда сюда попали, в равных званиях ходили, оба старлеи. Теперь вот – в силовом обеспечении у Службы партийной безопасности (они же «инквизиция», они же «опричники») служим. Пока безымянные – не привилось ни одно название вроде «Альфы» или «Вымпела». И работы особой не попадалось – слава богу, не может в сталинском СССР быть ни Беслана, ни захвата заложников, не доросли еще до того отечественные бандиты. И в отличие от прочих иновременцев, кто здесь уже семьями обзавелись и детьми, – я по-прежнему один. Два года уже как Машу схоронил. Хотя любил ли ее, не знаю – да, перевернулось что-то в душе, как узнал, что нас трое будет, – но вот к ней тянулся, или к той, на кого она очень похожа была? Которая другому отдана, ему навеки верна – и не светит мне тут с ней ничего. И еще польскую пани вспоминаю – которую я сам допрашивал и приговор ей подписывал, – смеяться будете, но показалась она мне чем-то на ту, другую, похожа, чьего имени я не назову – не внешне, как Мария, а что-то в характере, в уме было. А в Тамарочке Корнеевой, что возле меня вьется, – этой схожести ни на грамм нет. Так что прости, красивая ты и правильная – но не моя совершенно.

Из Львова вернулись – и снова скука. Впрочем, на войне геройство, как в атаку вперед или стоять насмерть, тоже занимает малое время. А большинство же это рутина, вроде снабжения, комендантской службы и, конечно, «копай, бегай, таскай». Сам раньше думал по дури, что штабные и интендантские – это презренные тыловые крысы, пока лично этим не занялся, и понял на своей шкуре, какую роль в победе занимает настоящая штабная работа и логистика. Даже простая передислокация воинской части – это решение множества вопросов в динамике реального времени (а на войне и при активном противодействии врага). Но и без этого в мирное время скучать не приходится – анализу и обобщению боевого опыта здесь большое внимание уделяется еще с Отечественной. И вопросы бывают самые неожиданные – вот поверите, что приходилось мне, в наш ракетно-атомный век, заниматься боевыми верблюдами?! А ведь пришлось!

Я ведь не случайно упомянул товарища Буденного. Довелось мне с ним тут пообщаться – и скажу, вот напраслину на него возводили в наше время! Очень толковый мужик, вовсе не чуждый технического прогресса и самообразования. В сорок первом не блистал – так ведь никто не блистал тогда! – зато показательно, что ни один фронт, где Буденный командовал, в окружение не попадал. Лошадник – так с кавалерией в Советской армии в войну и сейчас, одиннадцать лет спустя, ситуация интересная: в Отечественную гвардейские кавалерийские корпуса успешно воевали до самой Победы – будучи использованы правильно, не с саблями на танки, а как высокомобильная пехота, при вводе в прорыв на лесисто-болотистой местности имеющая даже большую оперативную подвижность, чем мехчасти, поскольку гораздо меньше зависит от топлива и дорог. А спросите товарища Ковпака, что у него основным транспортом было в его героических рейдах? Если у фронтовой пехоты главное занятие копать, то у спецуры и партизан – бегать. Причем все тылы – что унесете, и уж точно не по проезжим дорогам. И вот тут ездовые и вьючные животные играют огромную роль! Так же и в «малой» войне – у егерей, погранцов. И в этом ключе кавалерия в Советской армии еще очень востребована. Пока вертолетов в большом числе нет – да, наверное, и тогда для лошадок работа останется.

А при чем тут верблюды? Ну так уж география сложилось, что помимо собственной Средней Азии в сфере интересов СССР здесь лежат такие территории, как Синьцзян-Уйгурия или северный Иран… а в будущем, может, и до Мекки дойдем или по пескам Сахары, как знать? И тут верблюд незаменим: в отличие от лошади, вполне переносит сильнейшие перепады температур, от минус сорока до плюс сорока, причем может идти по лютой жаре без «дозаправки» (пищи или воды) десятки часов, таща на горбу до двухсот кило – или же в упряжке парой, груз в тонну с хвостом (пушка ЗиС-3, например). В минусе, что верблюд категорически не боевой зверь: даже в былые времена на строй пехоты, ощетинившийся пиками или штыками, не шел категорически, как ты его ни дрессируй, – так что даже у арабских халифов и турецких султанов на верблюдах только лучники были, а доспешных всадников для ближнего боя (аналога европейских рыцарей) не бывало никогда. И бегает верблюд хуже лошади, и влажность переносит очень плохо (так что вдали от родных пустынь и степей даже как тягловая сила плох), – а еще злобен, упрям и своеволен, даже больше, чем ишак, так что от погонщика большое умение требуется. В истории Армии США было еще в девятнадцатом веке, когда там всерьез пытались принять верблюдов на вооружение для службы на мексиканской границе – в итоге плюнули и не придумали ничего лучше, как выгнать скотину в пустыни штата Нью-Мексико, где эти животные одичали, расплодились и до сих пор бегают наподобие мустангов[8]8
  Реальная история. Последний раз дикого верблюда в пустыне Нью-Мексико видели в 1941 году.


[Закрыть]. Мы не янки, любого в строй умеем загнать, хоть ты четвероногий, – исторический факт, что какое-то количество мохнатых двугорбых честно провоевали от Сталинграда до Берлина, таская пушки и повозки (фотография есть, русский верблюд на фоне Бранденбургских ворот). И если эти животные числятся в строю Советской армии (и спецчастей), то надо подумать об их ветеринарии и принципах дрессировки – в атаку им не ходить, но что будет, если с седла выстрелить из РПГ? Как было тут – когда в сорок девятом в Уйгурии близ городка Чугучак наши погранцы выпустили против банды курбаши Махмуд-бека (который, когда его поймали, оказался чистокровным славянином, сбежавшим из лагеря власовцем) такую вот живую версию «джихад-мобилей» в качестве артиллерийской поддержки. Тогда же выяснилось, что флегматичные верблюды после выстрела из гранатомета прямо над своим ухом впадают в панику, – но басмачам большего было и не надо: ушли в степь, были добиты авиацией, и остатки выловлены патрулями (на тех же верблюдах). А нам забота – писать «методичку» об использовании спецназом этого экзотического зверья.

И вот вызов на ковер к нашей «Анне Великой». Редкий тип женщин, которые, взрослея, еще расцветают – в тридцать с гаком выглядит, двадцатилетних затмевая. И власть во взгляде, в манерах – так если подумать, этой реальной власти у нее сейчас побольше, чем у английской королевы, не говоря уже о какой-нибудь герцогине Люксембурга. Вполне понимаю, отчего Лючия Смоленцева, «самая знаменитая из женщин Италии» и реальная претендентка на итальянское дворянство с титулом (что там по этому поводу в статусе ордена Святого Сильвестра, которые она из рук самого папы получила, говорится?), смотрит на нее с восторгом, как на образец для подражания. А уж для таких, как Тамара Корнеева, она вообще – богиня, высший авторитет! В то же время около нее уж точно не соскучишься – как недавно совсем было, в Львов послали, один вопрос прояснить, а вышло такое![9]9
  См. «Красный бамбук».


[Закрыть]

Так кого прибить или живьем притащить надо – исполню с величайшим удовольствием! Неужели на войну отпустите – хоть в Народный Китай, моему крестнику Ли Юншену в помощь? Или еще на каких-нибудь пиратов поохотиться – как в прошлом году мы в Красном море, было дело, учили диких негров-авеколистов, что советских трогать нельзя… интересно, на том пиратском берегу сейчас все еще мертвая зона или кто-то уже живет? Или с товарищем Ефремовым сходить в Синьцзян, вот мечтал он «кладбище драконов» увидеть, а там до сих пор басмачи бегают, как у нас в двадцатые, обидеть могут наше светило фантастики, так что придется все вокруг зачистить километров на сто, чтоб ни один суслик пустынный не смел против что-то злоумышлять. А то я ж от рутины просто озверею!

– Валя, тебе задание. Первого июля в Москву прилетит один интересный человек. Надо его встретить, обеспечить безопасность, ну это само собой, – а главное, чтобы он вернулся на все сто нашим и правильным. Над этим не ты один работаешь – но твои предложения тоже интересны.

Книжка на столе, и имя на обложке. «Дневник мотоциклиста» – вышла в СССР в пятьдесят четвертом, в «Иностранной литературе». Ну ядрена вошь, вот мечтал когда-то… а вдруг я после и Фиделя с Раулем увижу? Эрнесто Гевара, пока еще не Че, на фото без своей знаменитой бородки и берета.

Знаю, что товарищ Сталин, ознакомившись с историей кубинской революции, был очень впечатлен. И здесь тоже был штурм казарм Монкада в пятьдесят третьем, почти по тому же сценарию, вот только после Фиделя не поймали, он каким-то образом с Кубы сбежать успел – не с нашей ли помощью? А товарищ Че Гевара с друзьями совершил свое путешествие на мотоцикле – однако если в той истории мотоцикл, старая развалюха, и до половины пути не доехал, то здесь были они (не вдвоем, а шестеро) на железных конях до самого конца – ну, надо думать, если наши его опекали, то и техникой обеспечили. Также знаю, что успел Че отметиться и в Гватемале у Арбенса – тут без подробностей. И в той истории он познакомится с Фиделем в этом году в Мексике и присоединится к отряду на «Гранме» в качестве врача. А что здесь будет?

Стоп! «Че – герой», но я не восторженный левак-студент из двухтысячных. А какими военными талантами обладал Че Гевара? «Классик партизанской войны» – да, написал в моем времени широко известную книгу, где изложены азы партизанской тактики. Однако же в сравнении с нашими методичками на основе опыта Ковпака, Сабурова, Федорова и других товарищей-партизан Отечественной ничего принципиально нового нет. Еще он (в нашей истории) был с 1957 года командиром одной из «колонн» Повстанческой армии – но противник у него был послабее, армию кубинского диктатора Батисты с вермахтом ну никак не сравнить! Не припомню я, чтобы там против кастровцев воевали ягдкоманды, специально обученные егеря – с этим самым опасным противником партизан товарищ Че лишь в Боливии встретился. И проиграл, сделав кучу всех мыслимых ошибок: имея весьма малые силы, при отсутствии поддержки населения, оборудовал капитальный лагерь с электростанцией, куда всякий посторонний народ шлялся как через проходной двор, – а еще совершенно не заботился разведкой и контрразведкой. И главное, зачем он вообще в Боливию полез – в той конкретной обстановке, даже команда таких зубров, как Юрка Смоленцев, в лучшем случае сумела бы оторваться без потерь и уйти через границу, ну и какая польза в итоге для СССР и мирового коммунизма? Но Че Гевара ошибочно принял за постоянную величину то, что сложилось на Кубе, когда народ так «любил» Батисту, что одной искры было достаточно, чтобы все заполыхало. А в Боливии было не так – сырые дрова одной спичкой не разожжешь, их высушить надо. Однако Че ленинского учения о революционной ситуации, когда «верхи не могут, низы не хотят», не видел в принципе. Ну и нарвался – когда против него играли уже не бумажные батистовские солдатики, а американские «зеленые береты» с опытом Вьетнама. А ведь в этой истории Вьетнам для США начался на десять лет раньше – так что и опыта у противопартизанских войск будет побольше. И вполне могут эти спецы малой войны даже на восставшей Кубе оказаться – ох, и оттянусь я, если отпустите! У наших такого опыта все ж побольше будет – так что сыграем.

Мое мнение касаемо товарища Че: его предел – это «полевой командир» под хорошим политическим вождем. Уровня комбата, ну максимум комбрига. Политической фигурой, знаменем – его сделали уже после смерти. Хотя авторитет в глазах масс у него, безусловно, еще при жизни был. Но стоит ли игра свеч, и что конкретно мы получим, разыграв эту фигуру, – большой вопрос.

– Валя, а если подумать? – ответила Аня, когда я высказал ей эти мысли. – Во-первых, все источники сходятся, что из всей компании – оба брата Кастро, Че, Камило Сьенфуэгос – истинным коммунистом с самого начала был один Че Гевара. Ну а братья Кастро вполне могли скатиться в подобие аргентинского Перона, будь американцы чуть поумнее, Сьенфуэгос же при всех его талантах так и остался анархистом до самой смерти. Так что Че нужен – и как «агент влияния», и, уж прости, как резервный вариант в вожди. Во-вторых, есть мнение, что даже если тут революция на Кубе не победит и США вмешаются с самого начала – то пусть они получат там не вторую Гватемалу, а второй Вьетнам, с тысячами гробов, ну а кто может справиться с этим лучше, чем авторитетный в массах «полевой командир»? Короче, решение принято, дело на контроле у товарища Сталина – и придется из командира делать вождя. Который, если революция победит, вовсе не погибнет глупо. К примеру, зачем Боливия – если в Центральной Америке, куда ближе, гораздо более перспективные страны есть? Но это разговор будущих времен. Вот тебе материалы, ознакомься и работай – завтра жду твои предложения.

На папке гриф «ОГВ» – «особой государственной важности», в советском делопроизводстве высшая ступень, даже над «сов. секретно» – как правило, под ним идут все знания «из будущего». Ну, если Королева приказывает – как можно отказаться? Будем «отделывать щенка под капитана». Надеюсь, выйдет не труднее, чем с Ли Юншеном?

Эрнесто Гевара (пока еще не Че)

С чего началось это приключение? Завершившееся здесь, в далекой стране, – новым приключением? Или началом великого дела?

Может, с атмосферы в родительском доме – где родился наш герой. Если отец (тоже Эрнесто) был обычным плейбоем из аристократического, но обедневшего рода, учился на архитектора – бросил университет, не доучился; пытался заняться бизнесом – прогорел, не обнаружив в себе таланта; наконец, опустив руки, стал все реже бывать дома, искать счастья на стороне и прикладываться к бутылке, то мать – Селия де ла Серна да ле Льюис, была личностью очень примечательной!

Среди ее предков был последний вице-король испанского Перу. Сама она, окончив католическую гимназию в Буэнос-Айресе, увлекалась литературой и философией, свободно говорила на трех языках. Была одной из основательниц движения феминизма в Аргентине, сама водила автомобиль (редкость для женщины в начале века!) и подписывала чеки своим именем (а не мужа – что также было в те годы нехарактерным). А еще она читала труды Карла Маркса и восторженно отзывалась об идее социализма. Хотя, выходя замуж за Эрнесто (красивого молодого человека, покорившего ее сердце), считалась одной из богатейших невест Аргентины – принеся в приданое большое имение и капитал.

Первенец – тоже Эрнесто – родился 14 июня 1928 года. Через год – дочь, которую назвали в честь матери. Еще через три года – второй сын, Роберто. И, наконец, вторая дочь, Анна-Мария, и третий сын, Хуан-Мартин. Но старший, Эрнесто, был материным любимцем и фаворитом. Мать искренне хотела вырастить из него героя.

Отчасти из-за этого он получил болезнь, мучившую его всю жизнь. Мать воспитывала его вовсе не в тепличных условиях – сама плавала великолепно и купала сына в реке в любую погоду. После одного такого дня, очень холодного и ветреного, у Эрнесто начался кашель, и приступы приходили снова, врач сумел лишь поставить диагноз: хроническая астма. Иногда приступ был так силен, что мальчик не мог гулять и должен был лежать в постели. Тогда мать читала ему вслух – Жюль Верна, Майн Рида, Джека Лондона. Благодаря этому сам Эрнесто стал читать в четыре года. Но мать не забывала и о его физическом развитии, подвижных играх – делала все, чтобы ее любимый сын не чувствовал себя из-за болезни ущербным. Она была его первой, домашней учительницей – Эрнесто пошел в школу в десять лет и вовсе не в начальный класс, – но для того, чтобы воспитать у сына лидерские качества, Селия приглашала в дом соседских детей бедняков, при этом обеспечивала им игры и развлечения и питание дважды в день. Став подростком, будущий Че Гевара любил сделать «что-нибудь такое», чтобы покрасоваться перед одноклассниками, тянулся к славе (пусть даже иногда дурной). И даже его приступы астмы и ингалятор в кармане – выглядели не признаком слабости, а таинственными атрибутами юного мачо.

А отец, Эрнесто-старший, тем временем все отдалялся от семьи. Все его коммерческие начинания неизменно проваливались, семья жила исключительно на капитал Селии. Которого хватало даже на то, чтобы всем детям в школе, где учился Эрнесто-младший, каждый день давали кружку молока. А отец пытался играть плейбоя, безудержно тратил деньги (когда они у него заводились), крутил романы с юными красотками и все чаще прикладывался к бутылке. Даже когда ему повезло наконец получить высокооплачиваемую работу управляющего в строительной фирме – что позволило семье Гевара купить и новый дом, и даже теннисный клуб (ведь теннис очень способствует развитию организма подростка – а мать хотела, чтобы ее любимый сын поменьше вспоминал о своей болезни), – это не способствовало восстановлению прежней душевной близости между родителями. Однако разводы в Аргентине запрещены – и супруги вынуждены были жить вместе, ради счастья детей.

В 1941 году Эрнесто-младший поступил в колледж, вместе с сестрой Селией-младшей. Это было в тридцати пяти километрах от дома – и чтобы дети не мучились в душном автобусе, мать ежедневно отвозила, а после забирала их на своей машине. Учеба давалась юному Геваре легко, особенно точные науки – но он также увлекался шахматами, рисовал акварелью и даже сочинял стихи. И делал успехи в спорте – гольф, теннис, регби, верховая езда, велосипед. Успел прочесть все книги из домашней библиотеки – в том числе французских философов (в подлиннике, выучив язык), а также Маркса, Кропоткина, Ленина. И стихи – Пабло Неруды, Гарсиа Лорки. Эрнесто учился – а где-то далеко, на другой стороне земного шара, пылала великая война: Перл-Харбор, Сталинград, Гуадаканал, Днепровский рубеж, Каир и Багдад, вторжение японцев в Индию, сожжение Ватикана и, наконец, взятый русскими Берлин, гибель Еврорейха. Затем капитулировала и Япония – а Эрнесто Гевара-младший окончил колледж. И тогда в доме семьи Гевара появился дон Педро Бельмонте.

В Аргентине правил генерал Перон, который искренне пытался сделать страну великой, а народ счастливым – так, как сам это понимал: считая за эталон «корпоративное государство» Муссолини, где он с тридцать девятого по сорок первый служил военным атташе. После падения рейха упоминать в речах дуче, а тем более Гитлера (про которого Перон также когда-то отзывался с восторгом) стало дурным тоном – но практическая политика генерала-президента не изменилась ни на миллиметр. Национализм, индустриализация, «классовый мир» – который официально считался «третьим путем» между капитализмом и социализмом: улучшить благосостояние рабочих, надавив на капиталистов, и обещать хозяевам стабильность, жестоко подавляя всякое инакомыслие, особенно с коммунистическим уклоном. Простой народ вздохнул свободнее, и аполитичным богачам тоже было раздолье – ну а замеченные в «левых» взглядах арестовывались, нередко без соблюдения юридических формальностей, а бывало, и исчезали бесследно – или же, спустя время, где-то находили труп со следами пыток. Хотя не было концлагерей и газенвагенов – подобно тому, как в Европе в минувшую войну режим дуче был заметно мягче гитлеровского. И тех, кто молчал, никак не участвуя в политике (особенно в провинции, а не в Буэнос-Айресе), как правило, не трогали. Но если Эрнесто Гевара-старший всячески подчеркивал свою аполитичность, то Селия живо интересовалась политикой, имея по всем вопросам собственное суждение. Собирала в своем доме самых разных людей – художников, поэтов, профессоров университета. А также эмигрантов и политических беженцев из Европы – причем если кому-то требовался кров, тот мог остаться на неделю или даже на месяц. Так что дон Педро, имевший рекомендации одного из старых друзей семьи, был принят со всем радушием – обед, затем беседа в гостиной. И, конечно, первой темой были новости из Старого Света.

– Европа в закате, – рассказывал дон Педро, – то, что от нее осталось, во всех отношениях, в военном, экономическом, политическом, даже вместе взятое, Англия, Франция, Испания, кто там еще – слабее каждого из двух великих игроков, Советов и США. А скоро и всем в мире придется выбирать, кому подчиниться, коммунистам или гринго. Кажется, у русских есть выражение «хрен редьки не слаще».

– Вы воевали? – спросил Гевара-старший. – Если не тайна, то на чьей стороне?

– Вы давно были в столице, сеньор Гевара? – ответил вопросом гость. – Месяц назад там открылось русское посольство. И в «Атлантике» уже показывают русский фильм про «обыкновенный фашизм». Я не люблю большевизм – но нацистов я не люблю гораздо больше. И если вы посмотрите фильм, то поймете почему. За последние двадцать пять лет мне довелось пожить в Югославии, Италии, Чехословакии, Испании, Штатах и даже некоторых диких экзотических странах, я видел людей многих национальностей и рас, – и мне глубоко претит, что для нацистов лишь тот, кто принадлежит к так называемой «арийской расе», достоин считаться человеком, ну а все прочие – это даже не негры, а что-то вроде говорящих животных. Окажись я там, где правил Гитлер, – закончил бы жизнь в печи концлагерного крематория. И русские вместе с янки сделали великое историческое дело, раздавив эту угрозу для всего цивилизованного мира. Вам известно, что под конец Гитлер даже христианскую веру объявил вне закона, прямо обратился к врагу рода человеческого и велел Ватикан сжечь? И на чьей стороне должен воевать идальго?

– Вам приходилось видеть советских? – спросила донна Селия. – Я очень много читала о той великой стране, даже мечтала когда-нибудь там побывать.

– Да, случалось, – кивнул дон Педро, – когда я был в Италии год назад. Их армия великолепно обучена, вооружена, с отличной дисциплиной, – а как они умеют драться, можете судить по тому, что стало с Еврорейхом. Беспощадны к врагу, но не жестоки, а с друзьями даже вежливы – итальянцы, а особенно итальянки, были от них в восторге. К сожалению, я не могу сказать больше, так как вынужден был уехать в Испанию, по некоторым причинам. А оттуда – в вашу прекрасную страну. Про которую еще полвека назад говорили в Европе – «богат как аргентинец».

– С тех пор многое изменилось, – заметил Гевара-старший, – сегодня богатство нации в большей части создается не на пастбищах и фермах, а на заводах и в шахтах. Наш славный президент Перон тоже понимает это, раз объявил об индустриализации…

– Дуче тоже этого хотел, – ответил гость, – «автаркия», чтобы все необходимое итальянцам производилось в самой Италии. Однако когда началась война, итальянская армия оказалась едва ли не самой плохо вооруженной. На итальянских кораблях не было радиолокаторов, итальянские танки имели тонкую броню и слабые пушки, итальянская артиллерия в массе была образцами прошлой Великой войны, торпедоносцы «Савой» были летающими мишенями, современные истребители хотя и имелись, но в явно недостаточном числе. Зато у солдат были очень красивые мундиры с галстуками – больше подходящие для парадов, чем для окопов Восточного фронта. И сейчас, насколько мне известно, самыми боеспособными частями армии Народной Италии являются бывшие бригады гарибальдийских партизан, обу ченные русскими и имеющие русское оружие и технику. Что ж, может, президент Перон окажется более удачливым, чем дуче. И хорошо бы, если это не придется проверять войной – уж очень это страшное и грязное дело.

– Странно слышать такое от кабальеро, – произнес Гевара-старший, – так уж заведено, что долг настоящего мужчины…

– Поверьте, сеньор Гевара, что никто из истинно воевавших, кого никак нельзя упрекнуть в трусости – и с кем я имел честь беседовать! – не считал войну тем, что на плакатах: сплошные подвиги, знамена, ордена. Война – это тяжелое, страшное и грязное занятие, я сказал это и повторю. Но настоящему мужчине надлежит им владеть в совершенстве – потому что иначе его убьют, его дом сожгут, его семью угонят в рабство. Так было во времена древнего Вавилона – и по большому счету осталось и сейчас. С той лишь разницей, что войнушки местного значения, между двумя крохотными по современным меркам народами, – превратились в пожар, охватывающий полмира. Или целый мир – если случится и третья великая война, в которой будет применяться что-то подобное из романов Уэллса «Освобожденный мир» и «Война в воздухе», бомбы на основе атома и флоты летающих кораблей. В этой войне не будет нейтралов – те, кто поначалу отсидятся в стороне, после станут лакомой добычей для победителя, просто по праву силы.

– Трудно назвать иные войны древности или Средневековья «крохотными» и «местного значения», – заметила донья Селия. – Поход Александра Македонского от Балканского полуострова до Индии, через территории Малой Азии, Египта, Ирана и Средней Азии, – по преодоленному расстоянию намного превосходит походы на восток Наполеона и Гитлера. Или монгольские полководцы, орды которых прошли путь от Китая до Чехии, создав крупнейшую империю в истории человечества… которую превосходит территорией разве что современный Советский Союз. Времена могущественных держав, огромных империй и войн, охватывающих почти весь известный тогда мир, уже бывали в истории. И те войны были куда более жестокими, чем современные, – если взглянуть на долю от численности населения в то время. Считается, что Чингисхан в своих походах в Китай и Среднюю Азию истребил треть всех живущих в тех землях – даже Гитлер не был так жесток. А древние римляне истребляли и продавали в рабство целые народы. По иронии, племя тевтонов, в честь которых любили называть себя немцы, постигла именно такая судьба: во время всеобщего похода тевтонов на Италию римляне разгромили их армию, истребили солдат, а всех остальных продали в рабство, и это было около ста тысяч человек. Позже та же судьба постигла и вандалов, тоже около ста тысяч рабов. В те времена любой полководец Древнего Рима имел полное право сжечь город противника дотла и истребить всех его жителей – и его упрекнули бы разве что за то, что упустил прибыль – выгоднее было продать жителей в рабство. Точно так же Александр Македонский поступил с Фивами и другими городами, которые оказали ему особо упорное сопротивление… В Средние века охватившая Европу Тридцатилетняя война тоже истребила не менее трети ее населения. Нет, все же к нашему веку человечество заметно облагородилось. Мы уже не считаем нормой целиком истребить население городов даже врага, массово продавать его в рабство, а пленные могут рассчитывать на гуманное отношение под охраной Международного Красного Креста.