Текст книги "Война Польши против Советской России. Воспоминания главнокомандующего польской армией. 1919—1921"

Характеристики Варшавской операционной территории

Территория, ограниченная на востоке Неманом и Бугом, на западе Вислой, является гласисом северного и восточного передового рубежа Варшавы, границу которого можно провести по линии Модлин – Дембе – Зегже – Радзымин – Окунев – Каршув.

На этот гласис ведут два главных пути: с северо-востока и с востока. Первый, как мы сказали, наиболее важен; он проходит по территории, ограниченной на севере рекой Бебжа и Августовским каналом, на востоке Неманом до Волковыска, на юге и западе участком железной дороги Волковыск – Варшава до Нарева, затем Наревом.

Этот проход, сухой на всем своем протяжении, лишен естественных препятствий, за исключением Белостокского леса. В нем имеется целая серия коммуникаций, ведущих с севера Польши; его центр – Гродно, тогда как Брест – над-Бугом – обязательный этап наступления на Варшаву с востока.

Это направление фланкировано Люблинским операционным театром, естественным плацдармом для армии, готовящейся атаковать во фланг противника, наступающего с востока на передовой рубеж обороны Варшавы.

Действительно, район Люблина имеет форму возвышенности; но главное, из него исходят многочисленные дороги, ведущие на север, через Варшаву на Брест, через Парчев на Бялу-Подляску и Медзыжец, через Лысобоки на Лукув, Седльце, через Демблин на Седльце и Миньск-Мазовецкий.

В центре Мазовии находится Варшава, кульминационный пункт Мазовецкой равнины, на высоте 110 м над уровнем моря. Простая рыбацкая деревушка еще в начале XVII в., позже оживленный город с миллионом жителей, развивающийся с головокружительной быстротой за счет старых провинциальных центров. Расцветом Варшава обязана своему необычайно выгодному с коммерческой точки зрения положению. Сеть сходящихся в ней речных и сухопутных путей сообщения увеличивает ее естественную стратегическую ценность.

Окрестности Варшавы очень открыты. Двигаясь из столицы на Радзымин, видишь зоны болотистых равнин и тут же скопище песчаных дюн. Эти дюны, закрывающие горизонт, придают пейзажу Мазовии особенный характер.

Дюны позволяют вести наблюдение перед позициями и облегчают оборону передового рубежа Варшавы артиллерийским огнем, тем более что окружающие болота затрудняют маневры противника, а дороги на обычно зеленом фоне этого пейзажа видны далеко. Это единственная военная преграда в регионе; она способствовала остановке победоносного русского наступления в 1920 г. после падения Радзымина. В остальном местность мало стесняет маневр, но и не благоприятствует ему, не представляя ни значительных укрытий, ни путей сообщения.

Следовательно, мобильная и энергичная оборона передового рубежа восточнее Варшавы с опорой левого фланга на Зегж (такая же удачная позиция, как и Модлинская), а правого на Вислу позволяет успешно сопротивляться даже численно превосходящему неприятелю. Хотя эта ровная, малопересеченная местность представляет обоим противникам примерно равные возможности, тем не менее район передового рубежа обороны Варшавы скорее благоприятствует обороняющемуся, нежели наступающему.

Впрочем, в 1920 г. мы сумели воспользоваться преимуществами местности лучше, чем наш противник, благодаря нашему явному преимуществу в материально-техническом оснащении, в первую очередь в артиллерии.

Часть первая
Прорыв Северо-Восточного фронта и наступление Тухачевского на Варшаву

Глава 1
Решающий удар русских войск на Авуте

Тухачевский, командующий русским Западным фронтом, сосредоточил свои армии на реке Авуте; 2 июля 1920 г. он обращается к ним с пламенным революционным приказом, в котором, в числе прочего, объявляет, что «войска Красного знамени и войска хищного белого орла стоят перед смертельной схваткой». Он призывает мстить за «поруганный Киев» и «утопить в крови разгромленной польской армии преступное правительство Пилсудского».

«На западе решаются судьбы мировой революции. Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару», – взывает красный командующий, завершая свой исторический приказ боевым кличем: «Пробил час наступления. На Вильну, Минск, Варшаву – марш!»

Для того чтобы русский мужик разделил порыв своего вождя, тот заранее подготовился к победоносному походу против «прогнившего Запада». В течение нескольких месяцев поток бесчисленных листовок и брошюр затоплял ряды русских войск.

В них русскому крестьянину и честному красному бойцу четко объяснялось, что история призывает их освободить угнетенный всемирный пролетариат, вызвав мировую революцию.

Поскольку виртуозы красноармейской пропаганды не были уверены в эффективности своей революционной аргументации, они, на всякий случай, задействовали на втором плане националистические козыри.

Согласно этой аргументации второго порядка, война русских Советов против Польши в первую очередь является национальной: всякий истинный русский должен жаждать мести польским преступникам, которые нарушили права Великой России, «единой и неделимой», создав независимое украинское государство и осквернив в 1920 г. священные ворота Киева.

Впрочем, красные комиссары на фронте не думали, что героизм красного воина подвергнется чересчур суровым испытаниям.

Международный пролетариат полностью на стороне русской революции; он не даст Польше получить от Франции, ее естественной базы, вооружение, необходимое для ведения войны.

Морской путь уже перерезан. За этим бдит данцигский докер; солидарный с большевиками, он не позволит загрузить в своем порту боеприпасами ни одного вагона. Если же поляки хотят перевозить вооружения сухопутным путем, Советы сумеют затерроризировать нейтральные государства и заставить их объявить блокаду. На этот счет у них уже есть заверения австрийских и чешских трудящихся, которые не пропустят через свою территорию ни одного эшелона с военными грузами, предназначенными Польше.

Таким образом, Польша была изолирована от остального мира. Поскольку у нее нет ни значительных запасов, ни военной промышленности, она быстро будет побеждена.

Внутри страны невозможно было предвидеть сильного сопротивления польских рабочих и солдат. По мнению Тухачевского, внутренняя революция в Польше была неизбежна. Польский крестьянин, говорили большевистские агенты, с нетерпением ждет Красную армию, от которой ожидает раздела земли. Что же касается польского рабочего, он полон классовой ненависти и жажды мести: «коммунистическое польское советское правительство» будет с энтузиазмом встречено в Варшаве. «Железной пехоте и лихой коннице»[9]9
  Из приказа Тухачевского № 1423 от 2 июля 1920 г. войскам Западного фронта. (Примеч. пер.)


[Закрыть] красных не придется много сражаться, чтобы смести своим потоком «белое отребье». Для того чтобы данная возможность стала реальностью, главком Западного фронта красных обеспечил своим армиям минимум двукратное численное и техническое превосходство, а на решающем участке даже большее.

Два нежданных сюрприза опрокинут расчеты Тухачевского. Первый, на Авуте, покажется приятным, когда красные войска слишком быстро прорвут польский фронт. Второй, чреватый большими историческими последствиями, станет фатальным для России; подготовленный на Висле, в сердце Польши, он, как будет показано ниже, разрушит все надежды советских революционеров.

Тухачевский, начиная свое наступление на Варшаву, обладал полной свободой стратегического маневра, за исключением местности и коммуникаций.

Равномерное распределение польских дивизий по всей протяженности фронта, отсутствие у нас сильных резервов, эшелонированных на направлении главного удара, обеспечило первоначальный успех командующего Западным фронтом.

Тухачевский в своем произведении «Поход за Вислу» заявил, что выбрал направление для атаки так, чтобы правое крыло русских упиралось в Литву и Восточную Пруссию, с целью отбросить польские войска в полесские болота.

Наступление вели четыре русские армии: III, IV, XV и XVI, а также III кавалерийский корпус Гая.

Театральный план уничтожения польской армии скоро был оставлен; глубокий охват левого фланга генерала Шептицкого сорвался. Весь первоначальный замысел при исполнении претерпел изменения, сделавшие его более скромным, но все равно дал положительные результаты первого удара.

Командующий Красной армией, сын революции, хорошо знал солдат. Он знал, что их больная душа нуждается в поддержке. Солдат не переносит неудач, первая же из которых легко ввергает его в панику. «Краснознаменные железная пехота и лихая конница» для победоносного наступления нуждались в наркотике первоначального успеха. Продолжительные успехи и победы не были свойственны Красной армии. Поэтому следовало задеть чувствительные струны революционных бойцов, и, признаемся, на сей раз это очень хорошо удалось.

Под тяжестью морального и материального превосходства, которое противник себе тщательно создал, под ураганным ударом левый фланг нашего Северо-Восточного фронта рухнул. Рациональной деятельности и методичным усилиям неприятеля мы не смогли противопоставить достаточные силы, хотя за много дней до начала сражения отдавали себе отчет в силах и намерениях противника, сосредоточившегося на Авуте.

Протяженность польского фронта была слишком велика для тех сил, которыми в 1920 г. располагал главнокомандующий. Проблема была тем более острой, что бесконечная борьба с 1-й Конной армией Буденного на юге осложняла проблему резервов и их переброску на северный операционный театр.

Легко критиковать то, что сделано, но в тот момент сделать что-либо было трудно. Сегодня можно рассуждать о том, какая тактика была наилучшей в решающей схватке с Тухачевским. В числе прочих решений можно было бы, как на Юго-Восточном фронте в июле 1920 г., прибегнуть к отступлению, даже не имея резервных дивизий, но соединив его с контрударом во фланг наступающим главным силам русских. Этот маневр имел шансы на успех, но тоже был рискованным.

Точно так же сегодня легко отмечать допущенную в тот момент стратегическую ошибку. Однако если мы рассмотрим проблему в целом, то должны будем вспомнить недостаточность различных ресурсов у польской армии в 1920 г.; я расскажу об этих нехватках в третьей части данной работы, поскольку они способствовали успеху Тухачевского в сражении, которое он начал 4 июля 1920 г. своим наполеоновским жестом.

Нарушенное на Авуте равновесие было восстановлено лишь на Висле, где мы оказались в начале августа после беспрецедентного в военной истории отступления, преодолев за месяц 600 км на севере и 400 км на юге.

Взять в руки войска, уносимые таким гигантским потоком, и бросить их в контрнаступление – дело совсем не простое.

Не будем говорить о деморализации солдата, теряющего веру в своих командиров и в свою армию, переоценивающего силы противника; нужно как минимум собрать силы для контрудара.

Перегруппировка войск и подтягивание необходимых резервов требуют времени и пространства. До тех пор, пока эти предварительные условия успеха не будут обеспечены, все приказы о прекращении отступления и контратаках останутся неисполнимой теорией[10]10
  Обеспечение этих условий было целью приказов главнокомандующего № 7269 от 5 июля 1920 г., 7344/3 от 9 июля 1920 г. и 7630 от 11 июля 1920 г.


[Закрыть]. Останавливать отступление на рубеже внутри страны, чтобы перейти к пассивной обороне, тем более не следовало.

Эти соображения делали химерической и невыполнимой общую директиву Главного командования от 9 июля 1920 г., которая, согласно книге маршала Пилсудского о 1920 г., не получила одобрения главнокомандующего. Действительно, она предписывала остановить противника на линии Вильны, на старых германских позициях по Стыре и Збручу и вести на этом рубеже активную оборону.

9 июля мы оказались слишком близко к старым германским позициям, чтобы можно было думать о перегруппировке и закреплении на них.

Активная оборона фронта очень эффективный метод; но она возможна лишь в период относительного затишья. Второе условие ее эффективности заключается в наличии резервов, без чего невозможна никакая инициатива. У нас же совершенно не было резервов, и мы продолжали отступление; даже если бы нам удалось на некоторое время задержаться на германских позициях, мы не смогли бы собрать достаточные силы, чтобы остановить продвижение Тухачевского. На юге в особенности мы были скованы действиями Конной армии по нашим тылам.

Эта директива слишком общим образом определяла цели того, что Главное командование коротко именовало «энергичное контрнаступление по всему фронту», не давая никаких средств для его осуществления; это был просто приказ, невыполнимый в указанные сроки, отвести одну дивизию Полесской группы в резерв Главного командования, что не решало проблемы.

Точно так же невозможно было удержание линии Неман – Щара – Стырь; несмотря на теоретический приказ, мы вынуждены были оставить ее, не сумев организовать оборону, не говоря уже о том, чтобы перехватить оперативную инициативу, что показывали наши безуспешные попытки занятия этой позиции[12]12
  Приказ Главной квартиры № 7656/3 от 21 июля 1920 г.


[Закрыть].

Итак, во второй половине июля 1920 г. мы оказались на последней природной преграде, прикрывающей внутренние районы страны, сначала на Немане, затем на линии Буга.

В Варшаве очень надеялись на реку Буг и крепость Брест, считая их значительными стратегическими преградами.

Согласно оперативному приказу Главного командования от 27 июля и письму от 3 июля 1920 г. генерала Анри генералу Розвадовскому, планировалось воспользоваться этими преградами для стабилизации фронта по линии Буг – Островец – Граево и Буг – Остроленка – Омулев, нанеся контрудар резервами, сосредоточенными, во-первых, в районе Бреста, а во-вторых, в районе Острува.

В это же время, то есть к 1 августа, 2-я армия, опираясь на кавалерийскую группировку, спешно сформированную в районе Замосця (две кавалерийские дивизии), должна была разгромить Буденного, чтобы затем прийти в Седльце в распоряжение Главного командования и оттуда выступить для решающего контрудара[13]13
  Приказ Главной квартиры № 7945/3 от 27 июля 1920 г. Подпись: генерал Розвадовский.


[Закрыть].

Идея контрнаступления прямо на север, с помощью сил, освободившихся на юге, из района Ковеля или Бреста, не может находиться в работах Верховного главнокомандующего. Сформулированная не ранее 30 июля (дата выезда главнокомандующего в Хелм), она потеряла всякую актуальность к моменту его возвращения в Варшаву (3 августа).

Лишь в письме, которое полковник Генерального штаба Юлиан Стахевич, начальник Оперативного управления Главной квартиры, направил мне 29 июля по приказу главнокомандующего, содержался следующий общий набросок предполагаемого контрудара, после пессимистической оценки ситуации:

«Контрудар предполагается в любом случае, с действием главных сил из района Бреста в северо-восточном направлении. Для этого необходимо удерживать Брест и его передовые рубежи, а также переправы через Буг, которые защищают Брест и железную дорогу с тыла… Следует принимать во внимание, что, пройдя Кобрин, вся большевистская XVI армия обрушится на вас, так как она наступает на Брест. Ваша задача, господин генерал, принять на себя удар этой армии и одновременно готовить контрнаступление…»

Находясь в Бресте, я серьезно обдумывал наилучший способ исполнить это требование Верховного главнокомандующего. Задача, поставленная Полесской группе, даже только в первой своей части превосходила силы этой группы; тем более что, имея большевиков перед собой и в своем тылу, невозможно было оторваться от них и попытаться собрать резервы, необходимые для контрнаступления.

Итак, я ожидал более четких инструкций Главного командования, которые бы уточнили его идею маневра. Но так ничего и не получил вследствие оставления этого плана.

Осуществление данной комбинации требовало продолжения обороны нами Бреста и линии Буга на участке Брест – Модлин, а кроме того, организации непреодолимой обороны на линии Малкин – Острув либо отсрочку отхода войск Северо-Восточного фронта минимум на десять дней. Главное командование, действительно, стремилось к этому, постоянно усиливая Наревскую группу, находившуюся сначала под командованием генерала Врочинского, затем генерала Рои.

Однако провал попыток войск Северо-Восточного фронта отбить у противника линию Щара – Неман, отбрасывание нашей 4-й армии советской XVI армией на Березу – Картузскую 22 июля, неудача нашей 1-й армии 23 июля полностью опрокинули все наши планы. Эти события заставили нас отвести Полесскую группу из ее чрезмерно удаленного восточного сектора, хотя войска Северо-Восточного фронта еще держались на Стыри, а наша 18-я пехотная дивизия вела с Красной армией бои в Бродах.

Оставление линии Дрохичин – Камень – Каширский Полесской группой, которой я командовал, вызвало оккупацию Каменца-Литовского и Черемхи русскими войсками.

Приехав 26 июля на вокзал Кобрина с моим штабом, я констатировал, что, вследствие отхода 14-й Великопольской дивизии из Кобрина, слева от меня абсолютно никого нет. Также я убедился в том, что красные войска пытаются отрезать нам пути к отступлению, так как большевистские отряды всех родов войск уже пытались овладеть вокзалом Жабинки, расположенной между Кобрином и Брестом.

Уже не в первый раз в ходе отступления от Днепра Полесская группа, соединявшая Северный и Южный фронты, испытывала вместе с 14-й дивизией последствия дезорганизации фронта, который мы постоянно открывали с севера со времени поражения 4 июля.

Армии Северного фронта, среди которых одна лишь 1-я выдерживала натиск имевшего огромное численное превосходство противника, отступали со средней скоростью 30 км в сутки, и это без боя. Поскольку этот поток вовлек в себя 14-ю пехотную дивизию и Полесскую группу, возникла угроза с севера для Южного фронта, хотя его оборона была еще крепка и он отходил свободно и организованно.

На этот раз соединения XVI армии большевиков начали явно, хотя и осторожно, продвигаться в сходящемся направлении на юг, чтобы атаковать Жабинку и 27 июля потревожить Кобрин с севера. Приказ Главной квартиры от 27 июля[14]14
  Оперативный приказ Главной квартиры № 7945 от 27 июля 1920 г.


[Закрыть], предписывавший 14-й дивизии и 17-й пехотной бригаде отойти в резерв, стал неосуществимым; никто и не требовал его исполнения. Было очевидно, что Полесской группе и 14-й дивизии предстоят тяжелые бои, поскольку они сражались против всей советской XVI армии, которая не встречала серьезного сопротивления со стороны других соединений нашей 4-й армии.

Выбив войска красных из Жабинки и временно обеспечив безопасность Кобрина, мы поспешили завершить организацию обороны Бреста; эта передовая позиция была ориентирована на тыл, поскольку была сооружена фасом на запад; приведенные ранее планы делали ее центром всего польского фронта.

Полковник Слупский, руководивший переоборудованием русской крепости, располагал 32-м пехотным полком, тремя этапными батальонами и 16-м полком тяжелой артиллерии. Ценность этого гарнизона была не велика. 32-й пехотный полк, измотанный тяжелыми боями при отступлении, должен был, согласно первоначальным приказам, передохнуть в крепости, а не оборонять ее. Этапные батальоны всегда были слабы в бою; в данном случае их разнородное вооружение и нехватка боеприпасов лишали их серьезной ценности.

Одновременно с моим командным пунктом в Брест прибыла группа инженерных офицеров, находившихся в распоряжении Главного командования. Их запоздалое прибытие служит еще одним доказательством того, что концепция контрнаступления от Бреста начала осуществляться слишком поздно.

При известии о приближении советской 10-й дивизии к северным фортам Бреста мы поспешили туда в ночь с 27 на 28 июля с 16-й пехотной дивизией, чтобы закрыть русским доступ в крепость.

Однако за плечами 16-й дивизии было отступление от Речицы и Днепра до Бреста; она дважды прорывалась из окружения; она была истощена физически и морально и насчитывала менее 2000 штыков.

К тому же ее командир позволил советской 2-й дивизии опередить себя и занять северный форт Тюхиничей; он ошибочно ограничился занятием одноименной деревни, что облегчило атаку на город, предпринятую войсками красных 1 августа.

К этим причинам слабости следует добавить разрушенное состояние составлявших передовую позицию на востоке построенных прежде германцами полевых укреплений, которые мы не успели своевременно подготовить.

Чрезмерная растянутость передовой позиции, необходимость защищать северный сектор Буга со стороны Пратулина, защита железнодорожного пути на Ковель, по которому продолжали прибывать воинские эшелоны, охрана бреши более чем в 100 км, разделявшей Полесскую группу и 3-ю армию, ведшую бои на Волыни, – все эти трудности превосходили силы Полесской группы, чья численность не превышала 8000 штыков (15-я дивизия – 3000 штыков; 17-я бригада – 2000; горная дивизия – около 2400; 32-й полк – 700; этапные батальоны – 700).

Полесская группа, координируя свои действия с 14-й пехотной дивизией, которая прокладывала себе путь из Кобрина на Каменец-Литовский, 28 июля отступила в Брест.

Отступая от Днепра, мы на всем пути не бросили ничего, что представляло бы хоть какую-то ценность. Эвакуация операционной зоны группы была осуществлена аккуратно. Бывали моменты, когда отступление группы приостанавливалось для спасения ценного снаряжения; как, например, в случае с Полесской военной флотилией, которая задержала нас в Петрикове и Пинске, или в случае со ста вагонами угля, стоявшими на железнодорожной станции в Лунинце. Все это стоило того, чтобы эвакуировать вглубь страны. На вокзале в Бресте мы нашли стоявших вперемежку более 3000 вагонов с военным снаряжением для Северного и Южного фронтов. Станция была забита ими. Запасы продовольствия и боеприпасов еще не были эвакуированы квартирмейстерской службой. Отправка всего этого за Вислу требовала сверхчеловеческих усилий офицеров и служащих, на которых была возложена эвакуация Бреста, а также опыта железнодорожных служащих. Лихорадочно перешив железнодорожные пути на Демблин, мы сумели спасти из-под огня противника ценные грузы, отправив их по железной дороге с широкой колеей.

Атаки крепости, начавшиеся 29 июля, были в тот день отбиты по всей линии. На следующий день они были безуспешно возобновлены частями советских 57-й, 10-й и 2-й дивизий. Одновременно 8-я дивизия красных форсировала Буг севернее Бреста в районе Янува; другие неприятельские части овладели западным берегом Буга вокруг Немирова и Мельника.

Кроме того, падение крепости Осовец, разгром нашей 4-й армии 29 июля и одновременное поражение нашей 1-й армии вывели русские войска на линию Брест – Буг– Остроленка, указанную в качестве базы начала контрнаступления, запланированного приказом Главного командования от 27 июля.

Концепция контрудара из района Брест – Ковель, какой ее задумало Главное командование, окончательно рухнула.

Приказы, предписывавшие 3-й армии и остаткам войск Северо-Восточного фронта контратаковать, остались без последствий[15]15
  Оперативный приказ Главной квартиры № 8137/3 от 2 августа 1920 г. Подпись: генерал Розвадовский.


[Закрыть]. Командование фронта, располагая лишь разбросанными частями, без каких-либо резервов, не могло рисковать, беря на себя инициативу. В Остроленке была сформирована конная группа (три полка) генерала Сушинского; приданная позднее оперативной группе генерала Врочинского, она недостаточно защищала левое крыло фронта от опасности обхода с севера, где успешно действовал III кавалерийский корпус русских; она не могла вовремя нанести мощный контрудар. Генерал Юзеф Галлер, принявший 31 июля командование Северо-Восточным фронтом, прекратил слабо скоординированные попытки контратак и начал готовиться к битве за Буг, прелюдии решающего сражения войны, которое генерал Вейган, прибывший в Польшу 25 июля, советовал дать на линии Буг– Остроленка – Омулев.

Осуществлению предшествующих планов помешала критическая ситуация на нашем Украинском фронте, поскольку надежда быстро покончить с Буденным не оправдалась. 2-я армия, так же как кавалерийская группа и 18-я пехотная дивизия, 28 июля были спешно введены в бой в районе Берестечко – Броды; они не могли быть легко высвобождены для контрудара, запланированного Главным командованием 9 июля.

Во второй половине дня 1 августа советские войска, получив подкрепление, предприняли атаку по сходящимся направлениям на Брестскую крепость. Советская 2-я дивизия, в частности, яростно атаковала с севера участок нашей 16-й пехотной дивизии, где отличился 63-й полк. Советская 10-я дивизия энергично наступала вдоль железнодорожной линии Жабинка – Брест, на фронте нашей 32-й пехотной дивизии. Наконец, советская Мозырская группа атаковала нашу горную дивизию.

Начало атаки застало меня с начальником штаба Полесской группы подполковником Воликовским в Бяле, куда я был вызван генералом Юзефом Галлером, совершавшим инспекционную поездку по фронту. Как только я был проинформирован об этом, сразу же вернулся в Брест, не дожидаясь генерала.

В Бресте по всему фронту отразили штурм красных, которые атаковали несколькими линиями, в соответствии с русской традицией. Около 17 часов форт Речица, обороняемый в основном одним этапным батальоном, пал после новой атаки, что вызвало большое смятение. Мой заместитель, генерал Галица, и майор Генерального штаба Ростворовский, начальник оперативного отдела, воспротивились всякому предложению оставить крепость. К моменту моего возвращения артиллерия, выведенная из Бреста, была возвращена на правый берег Буга. Мы суровыми мерами восстановили дисциплину в войсках и отбили форт Речица в результате штыковой контратаки силами свободных горных батальонов.

Ожесточенное сражение продолжалось до поздней ночи по всей линии внешних фортов. 32-й пехотный полк, понесший тяжелые потери, в конце концов, подался назад, и большевики через эту брешь ворвались в город. Около полуночи они (совместно с группами местных коммунистов) атаковали цитадель, где работал штаб Полесской группы; они овладели телефонной станцией и захватили ее персонал; там был смертельно ранен майор Мерак, квартирмейстер группы.

В этих условиях я приказал оставить передовые позиции, но удерживать цитадель и линию Буга на всей протяженности моего участка. Этот приказ был исполнен 2 августа на рассвете, некоторым подразделениям горной дивизии пришлось прокладывать себе путь штыками. Тем не менее все войска вышли из города в полном порядке и заняли свой новый участок обороны, не будучи побеспокоены большевиками, ослабленными своими потерями. Утром 2 августа в Брест вошли 57-я стрелковая дивизия, 2-я и 10-я дивизии советской XVI армии. В это же время сводный советский отряд Мозырской группы (47-я и 58-я стрелковые дивизии) продвинул 58-ю дивизию дальше на юг, чтобы перерезать коммуникации между Брестом и Ковелем, между Полесской группой и нашей 3-й армией.

Несмотря на падение Бреста и, что было гораздо серьезнее, на отступление нашей 4-й армии (кроме доблестной 14-й дивизии), проходившее в полном беспорядке, при наступавшем ей на пятки противнике, несмотря на то что наша 1-я армия, разбитая 31 июля на Буге, была отброшена на запад, к Брянску и Тыкоцину, – генерал Розвадовский, который 22 июля 1920 г. принял на себя обязанности начальника Генерального штаба, упорствовал в своем проекте контрнаступления из района Седльца.

Он намеревался контратаковать на Брест и одновременно подготовить сражение на левом фланге Северного фронта[16]16
  Оперативный приказ Главной квартиры № 8112/3 от 30 июля 1920 г. Подпись: генерал Розвадовский.


[Закрыть]. Для этой цели он требовал передать в его распоряжение из Полесской группы 17-ю пехотную бригаду и 4-й горнострелковый полк, обеспечивавшие связь этой группы с 3-й армией.

Борьбу, которая велась на юге против Буденного, по-прежнему невозможно было остановить, и 17-я бригада была необходима на этом участке. Кроме того, 2 августа противник перешел Буг от Пратулина (северо-западнее Бреста) до Дрохичина. Таким образом, 8-я и 27-я дивизии 16-й армии большевиков вышли на левый берег Буга, а затем попытались перерезать пути к отступлению Полесской группе, атаковав Бялу-Подляску, куда после оставления Бреста был переведен Оперативный отдел штаба Полесской группы.

Когда я получил эти сведения, счел бесполезным продолжать удерживать цитадель, для обороны которой был задействован целый пехотный полк; я, с согласия командующего фронтом, приказал ее эвакуировать.

В этих условиях контратака на Брест была иллюзией. Напротив, резерв, созданный благодаря оставлению цитадели, был собран в Бяле с целью организации контрудара на север и обеспечения наших коммуникаций на запад. Это было тем более необходимо, что положение группы осложнилось: 2 августа 14-я пехотная дивизия, наша соседка, в соответствии с приказом командующего 4-й армией, отошла на линию Сарнаков – Терликов, обнажив тылы Полесской группы.