Текст книги "Война Польши против Советской России. Воспоминания главнокомандующего польской армией. 1919—1921"

Глава 4
Создание 5-й армии

Первое извещение о моем назначении командующим 5-й армией было передано мне подполковником Воликовским, начальником штаба Полесской группы, 6 августа, до полуночи. Оно исходило от полковника Генерального штаба Загорского, исполнявшего в течение нескольких дней обязанности начальника штаба фронта, который одновременно сообщил подполковнику Воликовскому о решении отвести весь фронт на Вислу и о плане, разработанном в этой связи этой ночью командующим фронтом.

В любом случае я был убежден в необходимости срочно привести этот план в исполнение, так как видел, что мы не можем выиграть войну на Буге, хотя генерал Галлер и генерал Загорский настаивали на этой идее; с другой стороны, генерал Розвадовский по телефону предложил мне немедленно прибыть в Главную квартиру. Однако я не мог сейчас же покинуть Полесскую группу: отрыв от противника, который следовало совершить в 80 км от остальных групп Северного фронта, был предприятием рискованным и требовал особых распоряжений.

Кроме того, на следующий день Полесская группа была атакована на участке Коден – Пишчаль. Я начал с того, что отразил эту атаку и ускорил движение на Янув, которое 14-я пехотная дивизия приостановила накануне. Затем я уладил все детали отхода Брестской группы на Лукув. Наконец, я внезапно высвободил свои охранные подразделения и 7 августа, около полуночи, начал приказанный стратегический отход.

Быстрый прыжок Полесской группы назад, без которого невозможно было бы осуществить идею маневра 6 августа, подвергал серьезной опасности левое крыло Юго-Западного фронта под командованием генерала Рыдз-Смиглы. Этот фронт был, помимо прочего, ослаблен отводом 18-й пехотной дивизии, направленной на Модлин, и потерей 1-й и 3-й дивизией Легионов, которые были переданы 3-й армии и образовали ударную группу. Генерал Рыдз-Смиглы, чье правое крыло еще вело тяжелые арьергардные бои между Серетом и Стрыпой, воспользовался временным ослаблением Буденного и намеревался любой ценой удержать левое крыло своего фронта на Буге, чтобы обеспечить эффективное прикрытие Варшавской операции. Его распоряжения ввиду активной обороны Бугского сектора требовали тесной связи между Полесской группой и 3-й армией; это соглашение еще более отсрочило мой отъезд в Варшаву.

Лишь 9 августа я передал командование Полесской группой генералу Конаржевскому и отбыл в Варшаву. Я явился к генералу Розвадовскому, который благодаря своему спокойствию, рассудительности и методичности нашел в данных обстоятельствах случай использовать в полной мере свои стратегические взгляды, свою неистощимую энергию и свою несгибаемую волю, уверенность глазомера и решительность. Эти качества отличали также и генерала Вейгана, работавшего вместе с ним.

Он сориентировал меня относительно намерений Главного командования, в соответствии с которыми контрнаступление должно было начаться у Варшавы не позднее 19 августа. Он изложил мне, чего сам просит от 5-й армии, и заметил, что в случае, если 5-я армия окажется в тяжелом положении, ее возможно будет усилить 10-й пехотной дивизией, размещенной с этой целью в Яблонне.

Командующий Северным фронтом генерал Юзеф Галлер, пользовавшийся у солдат всеобщим доверием, позднее рассказал мне, как видел ситуацию со своей стороны; он уточнил мне задачу и роль 5-й армии в структуре Северного фронта.

Генерал Вейган считал наше положение севернее Буга– Нарева серьезным. Он не скрыл от меня, что оно не совсем ясное и что наши представления о противнике, на которых основываются принятые решения, нуждается в проверке. Перейдя к будущему участку действий 5-й армии, он подчеркнул огромное превосходство противника, оговорившись, что собранные сведения не позволяют точно установить его намерения. Предвидя сюрпризы с этой стороны, он выразил убежденность в том, что этот участок будет управляться с решительностью и энергичностью, которых, по его мнению, требовала обстановка.

Таким образом, я смог удостовериться в том, что концепция сражения на Висле, принятая 6 августа, какой я ее знал в целом, к 9 августа глубоко изменилась. Решение главнокомандующего от 6 августа основывалось на сведениях о противнике, которыми мы располагали на тот момент. Эти последние не только не давали точного представления о положении сил красных, осуществлявших решающее наступление в северной части фронта, но и вводили в заблуждение относительно положения противника в целом.

Нашей главной ошибкой было предположение, что главное направление наступления войск красных на Варшаву находится южнее Буга – Нарева, тогда как в действительности оно было севернее этой реки. Только позднее мы обнаружили охватывающий маневр, осуществляемый советской 4-й армией совместно с III кавалерийским корпусом.

Наблюдая за действиями III кавалерийского корпуса, который 7 августа перешел Нарев в окрестностях Ружана, оттеснил нашу 8-ю кавалерийскую бригаду, пытавшуюся оказать ему сопротивление на реке Оржиц[24]24
  Приказ главнокомандующего № 8391/3 от 7 августа 1920 г.


[Закрыть], и продолжил продвижение на запад, мы задались вопросом, не является ли его целью Поморье, то есть Гданьский коридор. Это сомнение было достаточно мотивировано желанием русского командования лишить Польшу снабжения военными материалами из-за границы. Оно подтверждалось характеристиками советской 4-й армии. Действительно, ее взаимодействие с кавалерийскими частями значительно увеличивало огневую мощь и боеспособность III кавалерийского корпуса и позволяло ему совершать глубокие рейды, превращая в действительно высокомобильное соединение из разных родов войск.

Как следует из беседы полковника Генерального штаба Пискора с командующим Северным фронтом генералом Ю. Галлером[25]25
  Разговор между полковником Пискором, начальником Оперативного управления Главной квартиры, с генералом Ю. Галлером, командующим Северным фронтом, 8 августа 1920 г.


[Закрыть], с 8 августа стало известно, что часть советской 4-й армии продвигается в северо-западном направлении; из этого был сделан общий вывод, что ее задача – обойти наш левый фланг. На основании этой информации был серьезно пересмотрен только что разработанный план операций. Было решено в первую очередь разбить советскую северную группу при помощи фланговой атаки, нанесенной из района Модлина и Пултуска, с целью укрепления нашего фронта вдоль реки Омулев, а затем по линии Ружан – Пултуск – Зегже.

Одним из первых и основных условий успеха этого маневра было обладание Пултуском. Уже не в первый раз этот стратегический пункт играл в военной истории главную роль. В 1806 г. маршал Даву дал там сражение, которое стало началом наполеоновской кампании 1806–1807 гг. В 1914 г. Пултуск, согласно плану Штиффена, должен был стать целью германского наступления из Восточной Пруссии, одновременно с австрийским наступлением на Люблин. В 1920 г. нам необходимо было удержать Пултуск, чтобы обеспечить успех контрнаступления, решение о котором было принято 8 августа. Действительно, в соответствии с решением Главной квартиры от 8 августа наше правое крыло должно было обойти вокруг Пултуска, чтобы отбросить русские войска на восток. Потеря этого города разрушала эту концепцию и аннулировала задачу, поставленную 5-й армии и заключавшуюся в том, чтобы помешать Красной армии обойти левое крыло польского фронта, двигаясь вдоль германской границы.

Вторым условием успеха маневра, задуманного полковником Пискором, была ранняя переброска в район Модлина и Пултуска свежих войск, которые и должны были осуществить контрнаступление. Однако при самом беглом изучении ситуации становилось очевидно, что это невозможно по причине продвижения правого крыла русских и крайней измотанности нашей 1-й армии. Эта армия, ведшая непрерывные изнурительные бои, не могла представить резервов, необходимых для задуманного контрнаступления. Однако мы оценивали ситуацию столь оптимистично, что, желая перенести наш фронт на Нарев и Омулев, хотели не только обеспечить достаточную безопасность нашего левого фланга, но и получить отличную базу для контрудара с севера на юг по противнику, атакующему Варшаву. Таким образом, было бы возможно или охватить русские войска двумя флангами, или заменить намеченное с Вепша контрнаступление ударов от Омулева в противоположном направлении.

Этот план был быстро отвергнут по очевидным мотивам. Маршал Пилсудский провел 8 августа совещание с генералами Розвадовским и Вейганом и немедленно решился на частичную модификацию ранее утвержденного плана; он решил создать в районе Модлина более мощную маневренную группу, которая включала бы 18-ю пехотную дивизию и Сибирскую бригаду[26]26
  Соединение, сформированное в Войске польском из поляков – участников Белого движения в Сибири, составлявших 5-ю дивизию польских стрелков колчаковской армии, бывших военнослужащих русской армии польской национальности, а также сибиряков – потомков ссыльных поляков. (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Это решение было оформлено приказом Главнокомандующего от 9 августа[27]27
  Особый оперативный приказ генерала Розвадовского, начальника Генерального штаба, под фиктивным номером 10 000.


[Закрыть], написанным от руки начальником Генерального штаба и переданным напрямую генералам, которым он адресовался. В начале этого приказа утверждается, что распоряжения, отданные 6 августа, стали известны противнику. Таким образом мы объясняли переброску дополнительных сил на их правый фланг, который наша разведка сумела более или менее выявить. Мы тогда предположили, что цель данных действий – позволить главным силам русских отразить готовящееся нами контрнаступление с юга на север.

Мы допускали, что Тухачевский, до которого дошли сведения об угрожающей ему опасности, отказался от своего первоначального плана штурма Варшавы и организовывал энергичное сопротивление на своем угрожаемом фланге (левом), лихорадочно укрепляясь за линией Буга на участке Брок – Брест; он намеревался прикрыть это сопротивление, направив 12-ю армию и 1-ю Конную армию Буденного на Люблин, то есть во фланг и в тыл маневренной группе главнокомандующего; а сам он тем временем бросил бы главные свои силы на Варшаву – Зегже – Модлин и польский Гданьский коридор.

Это предположение приближалось к реальности в том смысле, что допускало существование мощной группировки сил русских на правом крыле советских армий, созданной в момент битвы на Авуте и сохранившейся с тех пор.

Однако оно стало типичным примером того, как мы зачастую представляем себе на войне положение противника; мы приписываем ему силы и намерения, которых более всего опасаемся, потому что они представляют собой логический ответ на наши собственные меры.

Наша гипотеза и наши выводы от 9 августа перевернули наши предположения о намерениях Тухачевского, базу нашего решения от 6 августа; в частности, наш сильный страх перед атакой Буденного и советской 12-й армии в столь опасном направлении Люблин – Демблин, мог отвратить нас от нанесения удара, намеченного от Вепша. К счастью, этого не произошло, и принципиальное решение 6 августа осталось неизменным.

Напротив, опасность, конкретизировавшаяся на севере, стала причиной усиления 5-й армии, которая должна была действовать севернее Модлина.

Тогда в мое распоряжение, в дополнение к соединениям, уже входившим в состав 5-й армии, были переданы 18-я пехотная дивизия и Сибирская бригада. Поскольку они были взяты из войск варшавского передового плацдарма, их передача исправляла ошибку, совершенную при создании слишком мощной 1-й армии. Следовательно, мы начали отдавать отчет в превосходстве сил русских, сосредоточенных на неприятельском правом фланге.

Одновременно с усилением 5-я армия получила и более сложную задачу. Она была должна:

а) помешать противнику углубиться дальше между Модлином и германской границей;

б) прикрыть железную дорогу Модлин – Млава;

в) не допустить большевиков в Поморье.

Эта задача была однозначно оборонительной.

В дальнейшем 5-я армия должна была атаковать северный фланг противника, обойти его правое крыло и отбросить к югу за Нарев; это была в первую очередь задача для ударной группы генерала Крайовского, включавшей 18-ю пехотную дивизию и 8-ю кавалерийскую бригаду. Эта группа должна была отделиться от 5-й армии в нужное время, то есть в момент, когда советская армия ввяжется в бои под Варшавой, и атаковать через Остроленку тылы русских войск.

Осуществить большую часть этих предписаний на практике не получится.

Не удастся осуществить ни проект наступления 5-й армии из района Пултуска, ни создание ударной группы генерала Крайовского, которая должна была действовать совершенно независимо на левом фланге. Останется только усиление 5-й армии и, главное, идея задействовать в контрнаступлении левый фланг фронта. Одобрение этой идеи 9 августа главнокомандующим стало радикальной и капитальной модификацией решения от 6 августа. Это последнее заключалось в наступлении одним флангом, от Вепша в направлении, параллельном стабилизировавшемуся фронту, до границы Пруссии. Оно превратилось в обхватывающее наступление обоих флангов, действие, которое генерал Вейган постоянно предлагал в своих записках и которое, как мы признаем позднее, логически отвечало реальному военному положению севернее Модлина.

Помимо этого, вышеупомянутый приказ предусматривал ближайшие операции на Юго-Восточном фронте; он рекомендовал генералу Ивашкевичу парализовать инициативу противника высокой активностью подразделений; он уточнял деликатную, как мы знаем, роль 3-й армии. Эта армия, прежде чем высвободить две дивизии для участия в контрнаступлении движением на Медзыжец и Брест-над-Бугом, получила приказ энергично атаковать правый фланг советской 12-й армии, чтобы обмануть противника и обеспечить себе свободу действий. Общие направления атаки, намеченные 6 августа Вепшской маневренной группе, были изменены. Одновременно начальник Генерального штаба занимался угрозой, представляемой 1-й Конной армией Буденного, которая в любой момент могла прекратить борьбу за Львов и атаковать в направлении Люблин – Демблин. В таком случае конная группировка нашего Юго-Восточного фронта ударила бы по флангам и тылам 1-й Конной армии с целью замедлить ее продвижение[28]28
  Оперативный приказ Главной квартиры № 835. Подпись: генерал Розвадовский.


[Закрыть].

Приказ № 10 000, несмотря на некоторые оговорки, по-прежнему допускал, что решающая атака русских будет нанесена с востока по варшавскому передовому плацдарму; гипотеза эта лежала в основе инструкции от 6 августа. Это общее направление русской атаки завораживало в то время моих информаторов в штабе Северного фронта.

В соответствии с предположениями генерала Галлера, который принял соответствующие меры, продолжительные ожесточенные бои с целью измотать противника должны были развернуться перед Прагой[29]29
  Имеется в виду варшавское предместье на правом берегу Вислы, в настоящее время – район польской столицы. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. За ними тотчас же последовало бы наступление 5-й армии, назначенное на 15 августа, тогда как маневренная группа главнокомандующего заканчивала сосредоточение 16 августа и переходила в наступление 17-го утром.

Я незамедлительно покинул Варшаву вместе с майором Ростворовским, чтобы осмотреть вверенный мне участок. Сначала я отправился в Пултуск, который оборонял генерал Барановский, командовавший с 8 августа бывшей группой Рои. Делая это, я убедился в том, что дорога Модлин– Сероцк – Пултуск забита обозами, отходящими за Вислу, а также мелкими подразделениями, покидающими поле боя по собственной инициативе. Четыре ряда автомобилей и повозок бегущих затрудняли движение до такой степени, что часто приходилось прокладывать себе путь силой. Останавливая разрозненные группы, я убедился, что среди беглецов находятся храбрые солдаты, потерявшие веру в победу и с отчаянием подчинившиеся общему гипнозу отступления.

Ситуацию в самом Пултуске я нашел катастрофической. Около 2000 солдат сражались с многократно превосходящими силами русских и пытались укрепить вокруг города повсюду прогнувшийся фронт. Численное превосходство русских под Пултуском было столь значительно, что только яростное сопротивление наших войск вынуждало советскую 15-ю армию и часть их 3-й армии, сражавшихся тогда в этом районе, продвигаться с относительной медлительностью.

Не могло больше быть и речи о том, чтобы остановить русскую лавину на линии Оржица, даже на несколько дней, то есть до подхода 18-й дивизии и Сибирской бригады, а также об организации эффективной обороны на этой реке. Подобное использование наших последних свежих резервов вызывало серьезные сомнения. Действительно, можно было истощить 5-ю армию, не давая взамен перспектив крупного успеха.

Падение Пултуска было тем более вероятно, что части группы Барановского очень сильно потеряли свою боеспособность. Эта группа была сформирована в последний момент. Она обладала всеми достоинствами, но и всеми недостатками наспех сколоченных соединений: ее солдаты горели пылом, но были недостаточно обучены; командиры воодушевлялись глубоким патриотизмом, но им, особенно унтер-офицерам, не хватило боевого опыта. В момент вступления в битву группе катастрофически не хватало снаряжения; после тяжелых боев в ходе отступления от Ломжи до Пултуска она имела удручающий вид. Полки понесли тяжелые потери (до 50 % боевого состава) и ослабели. В них, даже в первых рядах, встречались босые люди в лохмотьях. Голодные, измученные усталостью, они показались мне в Пултуске живыми трупами. Тем не менее они упорно удерживали назначенные им позиции.

И все же Пултуск следовало оборонять во что бы то ни стало. Быстрая потеря этого города имела бы неисчислимые последствия. Даже временное обладание данной стратегической позицией увеличивало шансы 5-й армии на успех и делало осуществимым запланированное наступление, базирующееся на Нарев.

Получив в Пултуске телефонную связь с полковником Тьелем, командиром 17-й дивизии, я договорился о взаимодействии двух групп (17-й дивизии и Барановского), сосредоточив их усилия на Пултуске.

Из Пултуска я направился в Цеханув, где, в соответствии с указаниями начальника Генерального штаба, должен был организовать командный пункт 5-й армии. Но возле Цеханува мы наткнулись на весьма недружелюбно настроенный патруль большевиков, поскольку русская 4-я армия овладела этим городом 10 августа.

Личный осмотр местности показал мне, что в Варшаве имеют ложное представление об общей ситуации и о наших возможностях на левом крыле польского фронта. Это крыло было отброшено к польско-германской границе. Мощные волны большевистского вторжения врывались в разверстую брешь между Пултуском и Восточной Пруссией; они катились на запад с такой быстротой, что 5-я армия 10 августа уже не могла выполнить поставленную ей задачу, ни достичь целей, определенных двумя последними приказами главнокомандующего и приказом командующего фронтом. В тот момент, когда 5-я армия еще не могла вступить в бой, поскольку находилась в стадии формирования на основании только что определенных принципов, красная конница уже появилась западнее железнодорожной линии Модлин– Млава, из-за чего невозможно было больше говорить об успешном удержании переправ через Нарев и Оржиц и противодействовать обходу левого крыла польского фронта на севере, как того хотела Главная квартира. Точно так же невозможно было, в соответствии с приказом командующего фронтом, прикрыть линию Цеханув – Пултуск или хотя же железнодорожную ветку Модлин – Млава, упомянутую в инструкции от 9 августа, поскольку эта линия уже находилась в руках III кавалерийского корпуса. По веской причине не могло уже быть и речи о независимой операции группы генерала Крайовского, слишком слабой, чтобы атаковать противника, столь превосходящего ее числом и пользующегося полной свободой маневра против нас.

Взгляд на место наших будущих операций выявил лишь одно природное препятствие, за которое мы могли зацепиться: река Вкра, к которой генерал Вейган привлек мое внимание 10 августа.

Теоретически, эта преграда не имела большой ценности. В обычное время Вкра не составляет стратегического препятствия даже против советских войск. В своем среднем и нижнем течении она протекает по обычно сухой долине шириной в несколько сотен метров, с пологими склонами; дно у нее песчаное, течение медленное, средняя глубина меньше метра, ширина в нижнем течении достигает 60 м, берега плоские. Почти всюду она проходима вброд, в случае необходимости через нее легко перебросить мосты. Она не представляет собой серьезной преграды для конницы и совершенно не стесняет маневров артиллерии. Правый берег, поросший в нижнем течении густым невысоким лесом, облегчает противнику внезапное форсирование.

Тем не менее Вкра имела большое моральное значение. В обстоятельствах того времени, когда войска обеих сторон были явно утомлены войной и тяжелыми боями, Вкра в глазах русских приобретала образ преграды, которую необходимо преодолеть, а в наших – эффективной защиты, укрывшись за которой мы могли бы завершить сосредоточение наших сил в относительной безопасности.

Стратегическую важность Вкры увеличивала крепость Модлин, расположенная возле места впадения Вкры и Буг – Нарев и слияния последнего с Вислой. Модлин, со своего положения на высоком правом берегу Буга – Нарева, господствует над всем районом и охраняет выход из долины Буга в долину Вислы. Развилка Буг – Нарев и Висла закрыта целой серией фортов, расположенных в две линии; первая идет от Помехув – Вымпелы до Закрочима; вторая окружает крепость на большем расстоянии, от форта № 16 через Торунь, Голавице, Блендовку и линию фортов западнее Печологи – Закрочим.

На западном берегу Вислы был оборудован мощный укрепленный район из шести отдельных небольших фортов. Левый берег Буга – Нарева усилен группой фортов Янувек и фортом № 17.

Несмотря на частичное разрушение укрепленного лагеря, внутренние форты, дополненные полевыми укреплениями и заграждениями, сооруженными во время мировой войны, в 1920 г. представляли собой серьезную силу; они в достаточной степени защищали центр крепости. Прислонившийся к последней городок Новы – Двур позднее стал местом расположения главной квартиры 5-й армии.

Многочисленные затопления и болота места слияния Вкры – Буга – Нарева значительно увеличивали стратегическую ценность этой последней реки, шириной в 300 м в Модлине. Отделенные от Модлина форты, разумно распределенные по местности, еще более усиливали его оборонительную способность. Поэтому Модлин в нашем положении становился одним из первостепенных центров сопротивления, который, при правильном использовании, мог сыграть важную роль в битве на Висле.

Но даже в Модлине я нашел в целом неблагоприятную ситуацию. Крепость не была должным образом приведена в оборонительное состояние, а боевая ценность ее гарнизона была проблематичной. Крепостные батальоны состояли из добровольцев, не прошедших индивидуальную подготовку, не умеющих даже стрелять, не привычных к автоматическому оружию, и уж тем более не умеющих действовать в бою. Большая часть артиллерии состояла из экземпляров, способных сильно заинтересовать исторические музеи, но не пригодных для войны; невероятно разнородная, без конной тяги, без складов боеприпасов, без прицелов, она не имела даже моральной ценности, разве только у тех, кто не разбирался в сути вещей. Все это снижало, но не уничтожало важности Модлина, который мог и должен быть стать естественной базой операций, готовившихся в зоне 5-й армии.