Текст книги "Случайный билет в детство"

Вот мля! На всякий случай отхожу на пару метров по проходу. Мощность рации не больно велика, чтобы навести в детонаторах ток, но кто знает?

– «Штаб», я «Курс-раз», у нас проблема. Подгоните трап ко второй двери и сапёров сюда. Код два!

– Понял, «Курс-раз».

Я присел рядом с Истоминым и сказал Карачаеву, пропуская его мимо себя:

– Миша, иди дальше, во второй салон. Там должен сидеть ещё один «тихушник» с бомбой.

Предполагалось, что «тихушник» с зарядом будет сидеть именно во втором салоне, где рядом, в крыльях, находятся топливные баки. Значит, их двое.

Карачаев кивает и уходит, а я склоняюсь к Истомину:

– Валера, сколько сможешь держать?

– Хрен его знает, Серёга, – тяжело дышит он, – пока держу, но лучше всех удалить к чертям.

Слышавшие эти слова пассажиры вздрогнули. Женщины, тонко заскулили, кто-то из пассажиров начал читать молитву. Поднимаю голову и показываю бойцам из группы «Борт-раз» на передние кресла.

– Начинайте людей выводить через первую дверь. Там примут.

Первый салон небольшой, всего двадцать четыре кресла, из них пустует пять. Отхожу, нажимаю тангенту и говорю в рацию:

– Внимание, начинаем вывод людей из первого салона. «Конвой», принимайте.

И пассажиров начинают выводить. Передние кресла быстро пустеют.

– Трап у борта, – доложил боец у центрального прохода.

– Хорошо, выводите остальных. – И в рацию:

– «Штаб», я «Курс-раз», где сапёры?

– Сапёры у борта, пропускают заложников.

Всё, первый салон пустой. Склоняюсь к Валере:

– Ты как, держишься?

– В порядке. Шел бы ты, а?

– Счас, только стельки смажу.

Поднял голову и сказал оставшимся бойцам:

– Так, мужики, валите во второй салон и помогайте выводить людей.

Они уходят. Появляются два сапёра.

– Что тут?

– Сюрпрайз, мать его, – кряхтит багровый Истомин, – Александрыч, невмочь уже, руки затекли.

– Давай…

Перехватываю и сжимаю мертвые пальцы, держащие кнопку. Валера тяжело поднимается, отходит назад и опускается в кресло. Сапёры откидывают мешающие спинки и перелезают вперёд. Подсвечивая фонариком, внимательно изучают конструкцию заряда. Немного погодя Орлович выносит вердикт:

– Всё руки закрывают, и не понять, как тут и чего. Выносить надо, тут не обезвредим.

Оживает рация:

– «Курс-раз», доклад.

– Валера, ответь, только отойди подальше от заряда, – говорит Орлович.

Истомин шагнул от нас на пару метров.

– Так нормально? – спросил он, сапер кивнул.

– Заряд на месте не обезвредить, – доложил Истомин. – Что там во втором салоне?

– Всё ещё выводят пассажиров.

– Понял вас, «Штаб». Ждём.

Переглядываемся.

– Как будем выходить?

Тащить тело и держать активатор? В тесноте салона-то?

– Мужики, – говорю сапёрам, – надо фиксировать. Иначе никак.

Сапёр достал скотч.

– Перемотать руки и можно нести, – говорит он, разглядывая клубок пальцев.

Мертвец держал устройство левой рукой, прикрывал её правой. Даже удивительно – как смог Истомин успеть перехватить пальцы, готовые отпустить кнопку. Хватал так, как успел схватить – и я перехватил, как было удобнее, но теперь из-за такого переплетения безопасно зафиксировать кнопку – проблема.

– Мотай поверх.

– Что?

Приподнимаю клубок пальцев с детонатором в центре и повторяю:

– Мотай поверх, говорю. Вместе с моими. Так надёжней будет.

– Не очень хорошая идея, – произносит Истомин, наблюдая, как сапёр фиксирует скотчем наши руки.

Как ни старался убирать пальцы, но три, которыми я прижимал кнопку, вместе с пальцами террориста, оказались примотаны лентой.

– Всё, хватит, – останавливаю сапёра. – Ждём полной эвакуации и выходим. Валера, запроси обстановку.

– «Штаб», я «Курс-два», что с эвакуацией?

– «Курс-два», половина салона выведена. Ждите.

Что-то медленно они выводят заложников. Первый салон вон как быстро эвакуировали, правда, во втором кресел больше в четыре раза, чем в первом.

– А-а-а!

– Лежать! На пол! Руки!

– А-а-а!

Бах! Бах!

Истомин рванул во второй салон, за ним следом один из сапёров.

– Стоять!

Что там случилось? Я, примотанный к самодельной бомбе, остался в компании с мертвым террористом и вторым сапёром. А из второго салона зазвучал голос Истомина:

– Спокойно! Спокойно, я сказал!

– Я держу, я держу, – хрипло кричит кто-то.

Это ещё кто? Чего он держит? Голос какой-то странный.

– Глянь, что там?

Сапер кивает и исчезает за занавеской. Через полминуты появляется и сообщает:

– У меня две новости. Хорошая – второй «тихушник» объявился и был сразу обезврежен. Как очередь на выход подошла, вскочил и сразу активировал детонатор. Но тут закричал и вцепился в него пассажир, что сидел рядом. Плохая новость – теперь мы имеем два трупа террориста и два аналогичных заряда.

Он приседает на кресло и мрачно говорит:

– Там Орлович фиксирует руки скотчем, так же как и здесь. Только кнопку держит тот пассажир, что не дал террористу подорвать заряд. Вцепился, как клещ в детонатор и не отпускает.

– Понятно. Просто заклинило от адреналина. Поторопи «Штаб» с эвакуацией, да и транспорт нужен.

Поспешаев кивает и, отойдя, говорит в рацию:

– «Штаб», я «Спец-раз», ускорьте эвакуацию. И приготовьте кары для транспортировки зарядов в безопасное место.

– Вас понял, «Спец-раз», – прошипела рация голосом Белкина, – не кипишуйте, о транспортировке уже позаботились.

– Я не кипишую, просто некоторым держать бомбу в компании с трупом, как-то не комильфо.

Подробностями «Штаб» пока не стал интересоваться, а я свободной рукой грожу кулаком шутнику.

– Последний! – раздалось в проходе самолёта и в рации:

– «Штаб», я «Борт-два», эвакуация из салона закончена.

Ну, наконец-то!

– Внимание! – прошипела рация. – Всем группам покинуть самолёт. Обеспечить безопасную зону. Эвакуировать персонал на безопасное расстояние. Группам «Курс» и «Борт-четыре» приготовиться к выходу.

Из второго салона вернулся Истомин.

– Так, там я трёх парней оставил, – сказал он и показал на двоих, – ты и ты, поможете вынести, остальные – на исходную.

Бойцы вышли. Истомин достал откуда-то свёрток и развернул кусок брезента. Двое бойцов, что остались, помогли приподнять труп и подсунуть брезент.

– Группа «Курс» к выходу готова.

– Понял вас, «Курс», выходите. Группа «Борт-четыре» приготовиться к выходу.

Захотелось перекреститься, но правая рука примотана, а левой как бы не крестятся.

– Ну, пошли, с Богом! – выдохнул Истомин и вдруг сам перекрестился.

Начали пятиться, таща за края брезента труп в связке со мной. Рядом семенит сапёр, контролируя заряд. В коридоре свернули на выход. Только на воздухе заметил, что в салоне было прохладно. Из самолета как в парную вышли.

У трапа ждали два транспортных кара с багажным прицепом. Медленно, чтоб не оступиться, спускались по трапу. Аккуратно положили труп в тележку, а я сел рядом.

– Всё, мужики, дуйте отсюда, – сказал сапёр. – Дальше мы сами.

Бойцы потрусили в сторону КП.

– Валера, тебя это тоже касается, – говорю я Истомину.

Он отрицательно качает головой.

– Счас, только стельки смажу, – отвечает он и садится за руль кара.

Тележка мягко покатилась, а сапёр начал детально обследовать взрывное устройство. Я больше смотрел на трап, где в это время должна была выйти группа «Курс-два» со вторым взрывным устройством.

– «Штаб», – зашипела рация, – я «Борт-четыре», мы выходим.

Ага, вот и они. Выходят пять человек. Один из них гражданский, и видно, что ему совсем плохо. Еле идёт и его поддерживает один из бойцов. Понимаю, от таких «сюрпризов» всяко поплохеет, но уж впрягся в эту упряжку, то тащи. Хотя упряжка не совсем обычна – мертвец, бомба и… скованы одной цепью, мля.

– Имеется шесть пет-бутылок, – бубнит сапёр, – наполненных маслянистой или, скорей всего, желеобразной жидкостью. Цвет желтый с красным оттенком.

– Слушай, а это не нитроглицерин, часом?

– Нет, не нитроглицерин, – покачал головой Поспешаев, – он бы давно рванул, тепла он не любит. Да и не стали бы они заморачиваться с нитроглицерином. Очень эта сволочь нестабильная.

– Если только они не на всю голову звезданутые, – добавил Истомин, крутя руль.

– Нет, всё-таки они звезданутые, – говорю, косясь на мертвеца. – На что эти придурки надеялись, а? Думали, выйдет угнать борт?

Валера обернулся и, усмехнувшись, ответил:

– А на руководителей, что в таких ситуациях теряются, понадеялись, да на привычную сумятицу при этом, но не предвидели, что у нас есть «Большой аврал». И мы тут, кстати, хорошо сработали.

– Это, скорей всего, акватол, – сказал Поспешаев, почесав пинцетом лоб, – но не уверен. Возможно, какая-то подобная самопальная взрывчатка. Химиков, мля, развелось…

– Далее, – продолжил он, – каждая бутылка оплетена проводами. Очевидно, это типа «неизвлекаемость» такая. В каждой бутылке – детонатор… тоже самопальный. Все соединено с активатором в виде джойстика с кнопкой. Так, посмотрим…

Сапер пинцетом сдвинул один из проводов, вглядываясь куда-то под руки.

Пи-и-и-и!

Тележка заметно дёрнулась и остановилась.

– Ой! – отдёрнул руки сапёр и уставился на активатор в руках мертвого террориста.

– Что!

Несмотря на жару, по спине потек холодный пот.

– Не знаю, – пробормотал побледневший сапёр.

– Я подумал, что сейчас рванёт, мля. – Свободной рукой я вытер лоб. – Даже показалось, что мертвец улыбнулся.

– Давай больше без этих «ой» и «извините», – зло бросил через плечо Истомин. – Это, любезный, без нас. Не наш профиль. Наш профиль морды бить.

Да, Истомин прав, лучше бы против ста террористов с автоматами, чем в обнимку с бомбой, хрен знает из чего сделанной.

– А сильно бы вдарило? – уже спокойней спросил Валера.

– Достаточно, чтоб тонким слоем размазать нас по бетону, – ответил Поспешаев. – Если я точно определил вещество.

– «Курс», я «Борт-четыре», – зашипела рация, – у вас пищало?

Это спросили с кары, что на расстоянии двухсот метров ехала вслед за нами. Та группа тоже встала. Сапер отошел от тележки и спросил в рацию:

– Пищало. А что?

– У нас тоже. Сильно не газуйте, а то мы отстали, – ответила рация, – возможно, устройства имеют меж собой связь. Будем держать расстояние в пятьдесят метров.

– Группы «Курс» и «Борт-четыре», поосторожней, ребята. Успокойтесь и разберитесь там. Вы мне живые нужны.

Ну, Белкин, ну и успокоил! Поосторожней, блин.

Поспешаев отошел от тележки, нажал кнопку на рации и спросил:

– «Спец-два», насчет состава идеи есть? Предполагаю акватол.

– Возможно, но с добавками, так как слишком жидок.

Истомин дождался приближения второго кара, тронул наш.

Кары медленно катились в сторону леса по бетонке, где была какая-то площадка с бочками. Очевидно, там и будут работать сапёры. Остановились недалеко от бочек.

– Сейчас мы подумаем – как обезвредить заряды, – сказал сапёр. – А вы посидите тут не шевелясь. Ладно?

Подбадривает, шутник?

– Я-то посижу, куда денусь? – отвечаю и показываю на труп террориста. – А вдруг он опять что-нибудь угнать захочет?

Сапёр слабо только улыбнулся.

– Слушай, в порядке бреда, – говорю ему вдогонку, – может, просто выкачать жидкость шприцами?

Тот кивнул и направился к другой тележке.

* * *

Аэропорт жил своей обычной жизнью. Взлетали и садились самолёты. Возможно, там и не представляли о том, что творится на этой дальней площадке. В таких ситуациях информация придерживается насколько возможно. Даже родственники заложников порой узнают о случившемся только после освобождения последних. Может, журналисты что-нибудь и пронюхали, но «Большой аврал» не зря хлеб ест – оцепление выставлено, да и инфу придержать должны. Если только с борта кто-нибудь не отзвонился.

За нами с КП наблюдают, только молчат что-то последнее время. А борт со взлётки убрали и сейчас шерстят на наличие других ВВ.

Мы в глухом месте, почти рядом с лесом. Отсюда и аэровокзал-то не видно. Это, наверное, старый аэродром или запасные стоянки. По крайней мере, коммуникации кабелей для питания бортов есть. Недалеко присутствует болото или пруд, так как нас начала атаковать всякая «гнусность» в виде слепней и строк, вдобавок перемешанная комарами. Хоть и вечер, а солнце всё ещё палило, и мы, потные как тягловые лошади, представляли для них лакомый кусочек. Мне деваться некуда, как говорится – сижу на попе ровно, одной рукой отмахиваясь от летающих тварей, другой держась за надоевший труп с бомбой.

Истомин матюгнулся, присев рядом, и замахал руками, помогая отгонять гнус.

– Вот ведь, наказание-то! Слушай, – спрашиваю у Истомина, вспомнив его выражение на борту, – а с каких пор ты Бога поминать начал?

– Ну, так, работа у нас такая, – Валера прихлопнул укусившего его овода и показал вверх. – С ней, родимой, у него можно очень быстро оказаться.

– М-да, все там будем… – Я посмотрел на мертвеца, затем на полторашки со смесью. – Я понимаю, что своих не бросаем, но шел бы ты, Валера, отсюда лесом, а? – Кивнул в сторону города. – Не забыл, что дома жена и дети ждут? Если эта смесь бабахнет, кто домой-то вернётся?

– А ты меня не гони, сам уйду, – оскалился Истомин, – вот вытащу твою задницу и уйду.

– А вот не уйдёшь, – оскалился в ответ я, – сначала все вместе в «Погребок» причащаться пойдём.

– Точно… – вздохнул Валера. – Такой стресс снимается только алкогольным «забвением».

Подошли сапёры.

– Ну как, – спрашиваю у них, – что решили?

– Твоё «бредовое» предложение откачать жидкость принято с поправкой – можно просто прорезать бутылку и слить, но видишь, какое дело, – нахмурился сапёр, – конструкция на устройствах больно замудрённая. В бутылках могут быть датчики давления.

– Да ну, не думаю. Откуда у них такие штучки? – Я даже привстал, заглядывая под пробку, где угадывались трубки детонаторов. – Мне интересно другое – почему они не подорвали заряды? Ведь времени было достаточно. Ни первый, которого Валера перехватил, ни второй, в которого тот гражданский вцепился…

– Вот у того, как раз времени было достаточно! – поддержал меня Истомин. – В своего я сразу вцепился, как только тот активатор достал и кнопку нажал.

– А может, это не взрывчатка вовсе, а сироп какой-нибудь? Ну не смертники же они в натуре?

Я не то чтобы нервничал, просто достало уже это всё – жара, труп, бомба и твари эти, кровососущие. Устал. И ребята устали.

– Ведь время было, чтоб подорваться, но ничего…

– Смертники не смертники, – задумчиво говорит сапер, – но исходить надо из худшего. Тогда стоило ли им всё это городить?

– Ну, чтоб достоверней…

– Внимание группе «Курс», – прошипела радиостанция, – есть новости.

– О, проснулись наконец, – прокомментировал Истомин.

– Новости хорошие, – продолжала вещать рация голосом Белкина, – Олега прооперировали. Жить будет.

Новость действительно хорошая, даже стало легче. Тем временем Белкин продолжал:

– Служба безопасности аэропорта прошерстила все данные регистрации и досмотра. Личности преступников уже установлены. Один сотрудник, что находился на пункте досмотра, вспомнил, что такие бутылки были у многих. Но у четверых их было по три.

Ага, на нашем трупе шесть полторашек. На том тоже.

– На вопрос – почему так много – пояснили, что сироп везут для пчел.

– Вот идиоты! – засмеялся Истомин. – Теперь при досмотре каждая бутылка будет вскрываться, а ещё на вкус проверять будут.

Видно новости кончились, так как Белкин вещать перестал. Мы переглянулись.

– Может, действительно сироп? – спросил я.

– А что тогда они подорвали там?

– Да хе их зе, – разозлился Валера, – может, жидкости у них было с гулькин хрен, так, для демонстрации. А эту лабуду соорудили для запугивания пассажиров с пилотами. Поэтому и не подорвали.

Истомин резко поднялся, отошел от тележки и нажал на тангенту:

– «Штаб», я «Курс-два», а что на этот счет сказал задержанный?

Все уставились на рацию, но молчание затягивалось. Только Валера собрался повторить запрос, как она шипнула и выдала:

– Клиент пока не сможет говорить, – скорбно сообщили нам, – по техническим причинам.

– Техническим, – передразнил Белкина Истомин, – наверняка ребята перестарались. Или Серёга вместо ноги что-то другое отстрелил.

– Стрелял куда положено, – отрезал я, – чтоб шок обеспечить и клиента живым взять. Конвою его вполне живым сдавали, – и повернулся к саперам:

– Ну что, так и будем сидеть и трепаться?

– Да, – кивнул Поспешаев, вытирая потный лоб, – раз другой инфы нет, то начнем с этого заряда.

Он показал на Истомина и Орловича:

– Отойти, буду работать я один. Тот труп с зарядом снять с тележки, перевернуть и укрыться за ней. И гражданского успокойте.

– Ну, Серёга, помни, тебе ещё за отпуск проставляться, – шепнул Истомин, – так что не отлынивай тут.

И вместе со вторым сапером удалился ко второй тележке. Там он помог перевернуть кару, затем вместе с бойцом отошел на двести метров, а Орлович остался с гражданским.

Поспешаев достал нож.

– Так, приступим.

– Надеюсь, мы правы, предполагая, что там нет датчиков давления.

– Будет смешно, – говорю я, – если там окажется простой сироп.

– Будет ещё смешнее, – бурчит сапер, – если там окажется настоящий акватол или что-то подобное. Иногда эти доморощенные Менделеевы изобретают такое…

Смех смехом, а по спине опять побежали ручейки пота. Холодного. Тем временем Истомин докладывал в «штаб»:

– «Штаб», я «Курс-два», начинаем разминирование.

– Ни пуха, ни пера, – отзывается Белкин, – вы осторожней там, ребята.

– К черту, – одновременно говорим мы с сапером.

Тот склонился над зарядом, а я, отмахиваясь от гнуса, смотрю на его осторожное шевеление.

– Красный… желтый… зелёный… – пинцетом перебирает провода Поспешаев, – а ещё белый и черный.

Замер, размышляя – какой провод резать.

– Мне зелёный больше нравится, – предлагаю я, – режь его. Или, может, сразу сливать начнём?

Тот что-то пробурчал под нос и обтер пот на лице.

– Ты меня не торопи, – тихо бормочет он, – тут надо осторожно и вдумчиво, а то, как в присказке – пух-х-х! И мы уже с Господом беседуем.

И развёл руками, изображая взрыв.

– Типун тебе на язык, – отвечаю, – твоё бормотание и так на заупокойную похоже. Лучше бы ты в семинарию пошел. Тоже к Богу близко.

Тот убирает руки от проводов и смеётся.

– Не смеши, блин. Я тут и так сосредоточиться не могу из-за этой летающей заразы.

– Извини, это у меня от стресса. И чем так воняет?

Переглянулись. Затем посмотрели на труп.

– Нет, не может он так быстро, того…

– Скорей всего ветром навевает.

Прихлопнув на щеке слепня, сапер говорит:

– С проводами полный песец. Ничего не разобрать. Ладно, будем резать бутылку. Надеюсь, там нет датчиков давления.

Поворачиваем террориста боком, так чтоб бутылки оказались над краем тележки. Сапер сходил к бочке, зачерпнул воды и подставил ведро под край, затем приподнял одну из полторашек и сделал маленький надрез. Тихо пшикнуло. На миг замерли.

– Пока живы, – бормочу я, глядя, как сапер осторожно начинает расширять разрез.

– Густая, зараза. Не вытекает… о, пошла.

Я, вытянув шею, смотрел, как желтовато-красная масса огромной каплей вытянулась и медленно потекла в ведро.

– На вид действительно похоже на сироп или мед.

Сапер кончиком ножа поддевает немного состава и нюхает.

– Пахнет ванилью и чем-то кислым. Скорей всего ароматизатор и добавлен для досмотра. Чтоб понюхали и убедились, что сироп.

– А ты языком попробуй, – шутливо советую я, – может, на вкус тоже, на мед похоже.

– Этим пусть другие занимаются, – бормочет он и делает надрез на следующей бутылке.

– А в воде она растворяется?

– Должна, – пыхтит сапер, направляя тягучую струю в ведро, – если спецдобавок нет. Потом подъедут и уберут эту гадость.

Потекла жидкость из последней бутылки. Сапер слабо улыбнулся:

– Ну вот, нет никаких датчиков.

– А я говорил.

– Да, но в этом деле лучше семь раз перебдеть.

Мы вместе смотрим под кару, где в ведре, вытеснив воду, образовался темный кисель.

– Так, я счас ведерко в сторону отнесу, а потом займёмся вторым зарядом.

Поспешаев не поленился отнести ведро на сотню метров в сторону леса. Вернулся ко мне.

– Ты только рук пока из-под ленты не вынимай, – предупреждает меня он, – мало ли что. У нас ещё один заряд. Вдруг они на самом деле имеют связь.

Пожимаю плечами.

– Да ничего, мы ещё посидим. Правда, дружище? – И толкаю труп в плечо. – Вот видишь, молчание – знак согласия.

– Ладно, – хмыкает сапер, – я туда.

И, направляясь ко второй тележке, на ходу докладывает:

– «Штаб», я «Спец-два», из первого заряда состав слит.

Рация отзывается нейтрально:

– Принято.

Принимаю удобное положение, чтоб видеть, что творится на второй тележке, и отмахиваюсь от кровососов, которые к вечеру обнаглели окончательно. Как всё закончится, первым делом положу в разгрузку репеллент, лишним не будет.

Истомин со вторым бойцом с самого начала отошли на двести метров и ждут, лежа на газоне рядом с бетонкой. Со вторым зарядом тоже все идет нормально. Вижу, что оба сапера выпрямляются и вытирают пот. Затем Орлович относит ведро подальше, а Поспешаев направляется ко мне.

– Все. Можно убирать руки с детонатора.

Начинаю шевелить пальцами, потихоньку вытаскивая их из-под ленты. Ух, вытащил и затряс рукой, только сейчас стало понятно – как она затекла. А у террориста ничего и не сдвинулось. Его мертвые пальцы продолжали удерживать кнопку.

– Пошли, мы своё дело сделали.

От той тележки быстро идут сапер и гражданский.

Делаем шаг, и вдруг аппарат в руках мертвого террориста прерывисто запищал.

– Бежим! – орет сапер.

Уже на бегу спрашиваю:

– Чего бежать-то? Вроде слили всё.

– Не всё. На стенках осталось достаточно для хорошего бабаха.

От второй тележки тоже резво бежали двое. Что-то лицо мне этого гражданского знакомо.

Да-да-дах!

Двойной взрыв хорошо приложил по ушам и солидно подтолкнул в спину. Справа от меня рухнул гражданский, слева сапер. Слышу его голос:

– Наверное, пальцы с кнопки сползли.

Приподнимаюсь и смотрю назад. Транспортную кару перевернуло и отбросило метров на десять. Но ведра с акватолом, стоящие вдалеке, целы.

– Вот так сироп! – Это приседает рядом Истомин. – Я с этих пор и к мёду буду осторожно относиться. Вдруг бабахнет?

Осталось одно – доложить, а то со всех сторон к нам летят машины, сверкая синими маяками. И Белкин там наверняка с ума сходит. Докладываю «Штабу»:

– «Штаб», у зарядов самоподрыв. Жертв нет. Все целы.

Затем снимаю каску и подставляю под ветерок лицо. Благодать!

– Сергей? Вязов, это ты?

Поворачиваюсь и пристально смотрю на того гражданского.

Вот это да! День неожиданных встреч. А я думаю, что это лицо такое знакомое? Это же мой учитель по математике и физике Василий Владимирович Коротов. Постаревший, лет за шестьдесят наверное, но такой же поджарый, как я его всегда помнил.

– Здравствуйте, Василий Владимирович.

Нас прорывает, и начинаем сыпать друг другу вопросы, вспоминая прошлое. Рядом тормозят машины, окружают люди. Коротова уводят к машине скорой помощи. Он хоть и крепкий старик, но годы берут своё. А после того что случилось, возможны нервные срывы. Нам-то проще, заточены мы под такие ситуации, хотя стресс постоянно снимаем – в баре «Погребок», что находится недалеко от управления.

Рядом возникает Белкин, сияя как новый червонец.

– Живы! Мать-перемать! – Он сминает нас в объятиях. – И руки-ноги целы!

– Выпить бы, Николаич, – улыбается Валера, – за удачное завершение.

– И за «мон колонель», – добавляю я.

– Выпьем, непременно выпьем, – спокойно говорит наш пока ещё подполковник. Но мы знаем, что своё слово «Большой аврал» всегда держит.