Текст книги "Тропой мужества"

– Я тут не выдержал… – вздохнул Жуков, – и лишнего, похоже, наговорил.

– А чего ты наговорил?

– Про Гитлера, Паулюса, Курскую дугу. С матюками, правда.

– Если с матом, то никто ничего не понял.

Через полчаса друзья спорили – стоит ли сейчас делать следующий выход, или прерваться.

– Понимаете, мы скоро свихнемся, – говорил Сергей. – Мало того что две личности в голове, так смерть переживаем каждый раз.

– И мне иногда кажется, что они рядом, – сказал Свешников. – И Миша Майский, и Иван Григорин.

– Ты прав, – вздохнул Вася. – Будто в нас частичка их душ осталась.

– Помни – так сказал мне Иван. И я помню. Как такое забыть?!

– Да, – кивнул Маргелов. – Я в танкисте пробыл всего ничего, и то такой след в душе остался! Я не говорю про Резеду… – Вася на мгновение задумался, – не знаю, хватило бы у меня духа под танк лечь? А вот у Ярослава хватило!

– Я много болел, – тихо сказал Свешников, – было обидно – все гуляют, делают что хотят, а я как неприкаянный. Плакал много. Да, плакал! Но никто не видел моих слез. Я считал, что все должны видеть меня сильным. Такие не плачут. А теперь… теперь я не могу сдержаться. И мне все равно, что скажут.

– И правильно! – согласился Вася. – Мне еще дед говорил – настоящий мужик ничего не стыдится, даже своих слез, если они искренние.

– Пусть придется переживать смерть раз за разом, но прерывать выходы не стоит! – твердо сказал Паша.

– Согласен, – сказал Вася и посмотрел на Сергея.

Тот кивнул со вздохом:

– Черт с вами, работаем. Но один раз, потом отдохнуть придется, а то точно свихнемся.

На «выход» пошел Маргелов. Для начала переставили датчики «правильно» и запустили аппарат, и прототип томографа выдал череду снимков. Вася смачно зевнул, и пока друзья переставляли датчики по-старому, быстро просмотрел записи для освежения памяти. Вновь готовность.

– Поехали? – спросил Свешников, запуская программу. Но Маргелов не ответил.

Глава 10

Внезапная матерная тирада отвлекла лейтенанта от тяжких дум.

– Что случилось? – встрепенулся Петров, с удивлением замечая, что полуторка остановилась.

– Колесо пробили, тащ лейтенант, – с досадой ответил шофер и, открыв дверь, полез из кабины.

Петров огляделся. Из-за своей задумчивости он не смотрел по сторонам и теперь не представлял, где они находятся. И было отчего. Ведь от того, что на него навалилось, поистине растеряешься…

А началось все с ночного кошмара. Никогда еще Петрову не снились такие сны. Это было что-то ужасное – в него стреляли со всех сторон, пули рвали тело, а он шел к цели, и когда осталось сделать последний шаг, случилось нечто еще более…

Виктор вскочил, обливаясь холодным потом. Перед глазами еще стояло что-то ужасное, подавляющее волю. Большое, раздавливающее, закрывающее собой небо. Лейтенант вышел в коридор и под удивленным взглядом дневального жадно выхлебал несколько кружек воды. Стало легче, страшный и непонятный образ из кошмара отодвинулся и стал еще расплывчатей. Петров вернулся в комнату, а вслед ему сочувственно смотрел боец, и на его лице читалось – хорошо вчера командир на грудь принял.

Виктор прикрыл дверь, немного постоял, успокаиваясь. До подъема еще два часа. Он прилег на койку, в надежде еще поспать, но тут начался даже не кошмар, безумие. Перед глазами вдруг возникло изображение, похожее на киноагитки, которые всегда демонстрировали перед фильмами. Но он-то не в кинотеатре, даже не на сеансе кинопередвижки…

Взрывы, стрельба. Двигались танки. Вражеские. Колонны весело шагающих немцев, и вдруг на фоне всего этого проступила карта, на которой побежали темные стрелки. И Виктор с ужасом узнавал названия населенных пунктов и городов, в которые упирались эти стрелки. Минск, Гродно, Киев, Могилев… Ленинград в окружении. Большая стрелка уперлась в Москву. В Москву! И все это сопровождал голос. Низкий, с трагической интонацией, немного похожий на Левитана. Он звучал как бы издалека, но слова были жуткими: «Немецко-фашистские войска в нескольких десятках километров от Москвы…»

Во рту мгновенно пересохло. Петров вскочил, в стремлении выбежать на свежий воздух и надеясь избавиться от наваждения.

«Стоять!» – голос прозвучал как гром и заметался в голове звонким эхом. Протянутая к двери рука замерла, не в силах двинуться дальше. Даже сделать шаг не удалось. Тело будто уперлось в невидимое препятствие. Вот отступить неожиданно удалось. В голове кто-то хмыкнул, и Виктор решил – рехнулся. Появилось острое желание выпить. И было что – в тумбочке имелась фляжка с НЗ. Он шагнул к ней, однако рука вновь не смогла добраться до дверцы.

«Сядь и смотри!» – вновь громом раздалось в голове.

Направиться в какую-либо сторону кроме кровати не вышло, и Петров подчинился – уселся на койку.

И вновь страшные и невероятные кадры перед глазами. Гибнущее ополчение, курсанты-мальчишки… и вдруг кадры в цвете. Четкие. Насыщенные. Ломаная линия окопов. Все изрыто взрывами. Перед рубежом застыли горящие вражеские танки. Но приближаются цепи немцев, и врагов много, а в окопах застыла в ожидании горстка бойцов. Гранат нет, патроны давно закончились. Однако никто не струсил, не побежал, не отступил – некуда, позади Москва!

Виктор затаил дыхание, завороженно смотря на решительность в глазах бойцов. Они приготовились умереть в бою и захватить с собой как можно больше врагов. Вооружились кто чем – штык, топор, нож, саперка…

А враг приближается, уже рядом, вот-вот начнется последняя смертельная схватка. И вдруг на фланге оживает пулемет. «Максим» кинжальным огнем выкашивает вражеские цепи. Немцы залегают, пытаясь укрыться от беспощадных свинцовых трасс. Но за «максимом» виртуоз. Раненый, с мужественным лицом парень перекатывающихся и пытающихся перебежать немцев истребляет мгновенно. Пулемет замолк, а перед окопами осталось много замерших навсегда тел. И вдруг несколько врагов вскочили. Но пулеметчик начеку, и вражеские солдаты не успели укрыться за горящим танком… и вновь глаза бойцов. Выжившие собираются вместе и смотрят на закат. В них уже нет той решительности – умереть в бою, у них другой взгляд…

И тут вновь черно-белые кадры. На них Сталин. Сталин! Лейтенант невольно встает. А народный комиссар обороны начинает говорить: «Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники…»

Петров вновь завороженно смотрит, подтянувшись, словно на параде.

«…Война, которую вы ведете, есть освободительная, справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»

Сердце у Виктора начало биться чаще. Слова-то какие! Сталина! Самого Сталина!

«Пусть осенит вас непобедимое знамя великого Ленина! За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость! Под знаменем Ленина – вперед, к победе!»

И на Красной площади начинается парад. Припорошенные снегом, стройными колоннами, с развернутыми знаменами войска шли, чеканя шаг, по брусчатке. Батальоны курсантов училищ, стрелковые, кавалерийские и танковые полки прямо с парада уходили на фронт.

«А через месяц 5 декабря началось контрнаступление Красной Армии под Москвой, в котором немецкие войска потерпели ощутимое поражение и были отброшены на 250 километров».

С удивлением Петров понял, что последнее прозвучало уже тем же голосом, который приказал смотреть и слушать. Он огляделся и, облизнув пересохшие губы, заикаясь спросил:

– К-кто вы?

То, что «голос» сообщил, повергло Петрова в шок. Как такое может быть? Как? Мысли спутались. Потомки… рождены через полвека… решили помочь… долгие годы войны и десятки миллионов погибших. Рука потянулась к тумбочке, и «гость» не стал на этот раз вмешиваться. «Выпей. Я понимаю – такое трудно осознать, – неожиданно поощрил его гость, и добавил: – Но без фанатизма!»

Водка провалилась внутрь словно вода, но напряжение слегка отступило. Виктор вдруг вспомнил те взгляды выживших бойцов. Сможет ли он так, как они? Погибнуть в бою за родину.

«Не так. Надо добиться, чтобы враг погибал за свою родину. Но если придется…»

Чуть подумав, Петров решил, что голос прав.

«Что мне нужно сделать?»

«Это правильный вопрос, – ответил гость. – Для начала сделай вот что…»

…Петров вышел и еще раз осмотрелся. С кузовов обеих машин выглядывали бойцы. Он махнул рукой, мол, сидите пока, и отошел к обочине. ГАЗ-АА неудачно раскорячился аккурат посередине дороги и в самом узком месте. Где именно они находятся и далеко ли до моста, определить тоже не вышло.

«Что скажешь? Где мы?» – «Ничего не скажу. Ты по сторонам не смотрел». – «А чего не подсказал?» – «Сам просил не вмешиваться и дать спокойно подумать».

Виктор поморщился и обошел машину. Шофер тихо ругался, присев у левого колеса.

– Ну что тут?

– Как и говорил, тащ лейтенант, – колесо пробито, – ответил боец и смачно сплюнул в дорожную пыль.

– Долго менять?

– Полчаса, это если помогут.

– Где мы? – спросил Петров у полезшего в кабину водителя. – Я тут задумался и по сторонам мало смотрел. Далеко до моста?

– Та не, тащ лейтенант, – ответил тот, гремя чем-то железным, – вон за поворотом еще немного.

Виктор посмотрел в ту сторону. В ста пятидесяти метрах грунтовка огибала куст ивы и терялась в лесу. Обернувшись, крикнул:

– Степаненко!

Подбежавшему сержанту приказал:

– Организуй тут помощь, а я пойду, гляну, не проще ли пешком добраться, пока ремонт идет.

– Есть! – козырнул сержант и крикнул бойцам: – К машинам!

А Петров зашагал по дороге. Обогнув куст, он увидел мост и неожиданно отпрянул назад.

«Ты чего?» – удивился Виктор, поняв, что это вмешался гость.

«А ты незаметно через кусты посмотри. Внимательно посмотри».

Недоуменно пожав плечами, лейтенант протиснулся сквозь стволы и, сдвинув чуть ветку, пригляделся.

Собственно, ничего в самом пейзаже особого не было. Этот берег был выше, и дорога спускалась к мосту по ложбине. Противоположный берег был низкий, по краям болотистый, и с обширной поляной, в отличие от этого. Слева от моста стояла сараюшка. Сам мост был деревянным, три метра в ширину, с одним рубленым быком посередине.

Вот что озадачило – обилие народа на том берегу. Слева стояла толпа людей, примерно в сотню-полторы. Картину дополняли несколько телег и большое коровье стадо справа, заполняющее поляну полностью. Особо выделялся десяток красноармейцев с лейтенантом, стоящие на этом берегу. Четверо перекрывали проход через мост, остальные цепкими взглядами осматривали окрестности. Сам лейтенант что-то выслушивал от маленького мужичка на том берегу и отрицательно качал головой. Виктор пригляделся к лейтенанту – тулья у фуражки синяя.

«НКВД? – удивился он. – Странно».

«Вот именно! – подтвердил гость. – Сам посуди – что тут делать НКВД, если с охраной моста может справиться и простой вояка. И почему перекрыли проезд? Какова причина?»

«Мало ли какая…» – недоуменно предположил Петров.

«А ты помнишь, я говорил – куда наступают немцы?»

«Сюда».

«Вот тебе и ответ, – хмыкнул гость, – и вновь подумай, для чего перекрыли проход через мост? А еще к вооружению приглядись».

Виктор вновь смотрит и поначалу недоумевает – что же не так с оружием? Затем понимает – у всех ППД, а когда он был в райцентре, ни у одного сотрудника НКВД их не видел. Даже вспомнил сетование друга о том, что у них автоматов даже нет. Однако это тоже не причина подозревать в них врагов. «Даже если ППД у простых бойцов? – хмыкнул гость. – Петлицы у них пехотные. Если и это тебя не убеждает, тогда остается единственное средство…»

Послышались шаги, и лейтенант двинулся назад.

– Тащ лейтенант? – удивился сержант, увидев появляющегося из кустов командира. – А вы что там…

– Да так… – неопределенно ответил Петров. – Как дела, Степаненко?

– Колесо сняли, Даниленко сам занимается.

– Так, Петрович… – неформально обратился к заму Виктор, – тут ситуация сложилась… подозрительная. Выяснилось, что мост уже охраняется. Десятком красноармейцев под командой целого лейтенанта из НКВД. Именно это и подозрительно. И есть уверенность, что это немецкие диверсанты.

– Почему? – удивился сержант. – Мало ли приказ какой?

– Нет, Петрович, я точно знаю, их тут быть не должно. Я о лейтенанте. У меня друг именно из НКВД в районе, так он говорил, что всех отправили в город на усиление. А лейтенантов в отделе всего двое, и я их знаю.

– Так мож он из другого отдела, – возразил сержант. – Проверить бы как. Вдруг не диверсанты.

– Вот я и думаю – проверить надо. Хотя факты… вот что сделаем! – решился Петров. – Я возьму шесть бойцов и на машине подъеду к мосту. Там проверяю документы у лейтенанта. Если они в порядке, то согласуем наши действия. Если выясню, что это диверсанты, то их уничтожаем.

Тут Виктор прервался, так как вмешался «гость» и посоветовал сделать умное и задумчивое лицо. Мол, командир думу думает. И Петров постарался, сделав знак сержанту – помолчать.

«Немного подкорректирую твои намерения, – хмыкнул гость, реагируя на мимику замкомвзвода, – так как ты решил взять тех бойцов, что имеют лучшие показатели по стрелковой подготовке, а остальных расположить на яру».

«Ну да, а что?» – удивился Виктор.

«То, что меткость нужна на большем расстоянии, – пояснил голос, – а в упор и так промазать сложно, лишь бы бойцы не растерялись. Я предлагаю сделать так – с собой берешь бойцов физически сильных и ловких. Самых метких размещаешь на гребне. Причем обязательно согласуй условный сигнал на открытие огня и втолкуй это всем бойцам, чтобы случайно не выстрелили невпопад. Определи сектора и цели для каждого бойца. Это обязательно. Потому что обязательно надо взять лейтенанта живым. Понимаешь почему?»

«Обижаешь».

«Не стоит, – вновь хмыкнул гость. – Ясно, что это “Бранденбург”, а вот кто именно, “соловьи” или еще кто, надо выяснить обязательно. И куда направлены другие группы тоже. Потом эти сведения и пленного передашь командованию или Грушину. Он хотя бы внятным оказался».

«Юрка такой всегда был, – подтвердил Виктор. – Значит, ты уверен – это диверсанты».

«Без сомнений, – усмехнулся гость. – Проверка только для тебя и твоих бойцов. Увереннее действовать будут».

«Хорошо, так и сделаю, – согласился Виктор. – И это, ты подсказывай, если что, вмешивайся, не стесняйся».

Сержант стоял в ожидании решения командира, и по мимике было видно, что он хочет задать вопрос. Важный.

– Говори, что хотел спросить, – поощрил его Петров.

– А если лейтенант взъерепенится? – выпалил Степаненко, – Откажется предъявлять документы и письменный приказ?

«А замок-то соображает!»

«Насчет приказа?»

«Именно!»

– Об этом не волнуйся, Петрович, – отмахнулся лейтенант. – Предъявит, никуда не денется. Иди, строй бойцов, объясним обстановку и задачу поставим.

Петров пристально смотрел на приближающийся мост. Руки подрагивали, и лейтенант старался это скрыть. Сказывалось напряжение и волнение от непривычной ситуации.

«Не волнуйся, – подбодрил его гость. – Все получится».

«Лишь бы бойцы не подвели…» – подумал в ответ Виктор.

«Ребята у тебя хорошие. Все поняли правильно. Не сомневайся. Ты ДОЛЖЕН, – выделил интонацией “голос”, – быть уверенным как внутри, так и внешне. “Бранденбурги” считают, что ты видишь в них своих. И твоя уверенность – преимущество. А твои ребята сделают все как надо».

Бойцы, когда командир озвучил обстановку, подобрались, лица стали суровее. На них читалось – вот, уже фронт, на который каждый так рвался, и враг. Упоминание о том, что это диверсанты, переодетые в красноармейцев, вызвало краткое недоумение, но и правильное понимание – враг коварен…

Двоих красноармейцев Петров выделил в охрану машины и заканчивающего ремонт водителя, остальных распределил по позициям. По совету «гостя» справа он разместил пятерых бойцов, остальных расположил по левую сторону склона. Причем каждому бойцу объяснил, как выбирать цель, одновременно инструктируя своего зама, которого оставлял за старшего. В Степаненко лейтенант был уверен – тот прошел хорошую школу в финскую и обеспечит скрытность и своевременное открытие огня. После чего Петров вернулся к исправному ГАЗ-АА, с которого предварительно перегрузили два ящика со взрывчаткой и боезапасом. Виктор сел в кабину, бойцы в кузов, и ГАЗ-АА, осторожно объехав по обочине раскорячившуюся посредине дороги полуторку, поехал к мосту.

«А нас уже ждут».

Расстановка у моста изменилась – двое остались у настила, двое с лейтенантом направились навстречу, остальные разошлись в стороны и сместились ближе к воде. И все, кроме двоих у моста, направили оружие в сторону приближающейся машины.

«Как по плану», – отметил Виктор.

«Так же действовал бы в подобных условиях».

«”Бранденбургов” этому учили, ну, действовать именно так?»

«Всему учили, включая захват любых стратегических объектов, – ответил гость. – Спецназ, блин, строительный».

Петров и удивиться не успел, как «гость» пояснил:

«Для секретности их тогда называли “800-я учебно-строительная рота особого назначения”». «Что за спецназ, ты хотел сказать ОСНАЗ?»

«Это я по привычке».

«Ты служил…»

«ВДВ! – веско сказал гость. – Воздушно-десантные войска. Считай ОСНАЗ».

«Ого! А звание? Лейтенант? Капитан?»

Тут Виктор почувствовал некоторое смущение «гостя». «Всего лишь старший сержант». После чего добавил: «Не смущает тебя, что тебе советы младший по званию дает?»

Немного подумав, Виктор ответил: «Видно подготовка в войсках качественно возросла, что тактике и младший начсостав обучают. И знаешь, нисколько не смущает. Вон Степаненко поболе моего знает и умеет, и ничего. И командир советовал прислушиваться к опытному заму».

«Да, хорошего зама ты имеешь. Кстати, есть байка подходящая, отец рассказывал. В дальнем гарнизоне жена одного из командиров рот собралась рожать, а роддом далеко. Снарядить машину в райцентр не проблема. Вот кого в сопровождение послать? Командир части распорядился – выделить в сопровождающие наиболее подготовленного оф… э-э-э… командира. Ему отвечают: все заняты – тот там, этот там… остальные, мягко сказать, в плане медподготовки – не очень… Тогда командир части распорядился: пошлите любого прап… э-э-э… старшину».

Виктор невольно улыбнулся и вдруг обнаружил, что напряжение его отпустило. Тем временем они уже подъезжали. Осталось два десятка метров до намеченного для остановки места.

– Готовность, – сказал Петров. – Ты патрон дослал?

– Дослал, тащ лейтенант, – ответил водитель.

Действие водителя заключалось в следующем – он выходит из кабины, карабин на плечо, находится рядом с дверцей и имеет скучающий вид. По сигналу падает и перекатывается под грузовик, стреляет в ногу ряженого лейтенанта, потом ведет огонь по выбору.

– Прими вправо и вставай.

ГАЗ-АА остановился, и Петров вышел.

– К машине! – крикнул он бойцам, после чего одернул гимнастерку, прошелся пальцами вдоль ремня, загоняя складки назад, укрепил фуражку и направился к ряженому лейтенанту.

– Лейтенант Петров, N-ский стрелковый полк, – вскинув в приветствии руку, представился Виктор.

– Лейтенант госбезопасности Петерсонс, – представился ряженый, не ответив на воинское приветствие. – Предъявите документы, лейтенант.

Петрова взяло зло. Стараясь не выдать своих чувств, он расстегнул клапан кармана и, выудив книжку, протянул ее лейтенанту.

«Чего он грубо-то?»

«Спокойно. Естественно, нам тут не рады. На акцент внимание обратил?»

«Обратил, но это еще ничего не доказывает. Латыш или эстонец…»

«Как удобно-то, чтоб акцент объяснить! Ты на глаза его и остальных посмотри».

Да, взгляды были неприветливые, даже больше враждебные. Однако и тут у Петрова имелось сомнение – враждебность можно объяснить подозрительностью, исходя из обстановки…

– Товарищ лейтенант, поясните причину блокировки проезда, – неожиданно для себя произнес Петров.

Ряженый оторвал взгляд от документа и посмотрел на Виктора. И Петров увидел откровенную угрозу.

«Ты что творишь?»

«Не мешай! – отмахнулся гость. – Я специально».

– Неужели приказ фон Ланценауера?[17]17
  Оберштурмбанфюрер Пауль Хелинг фон Ланценауер. С 30 ноября 1940 года командир полка «Бранденбург».


[Закрыть] – невозмутимо спросил Петров.

На миг показалось, что ряженый растерялся, но тут же взгляд стал жестким и красноречивым. И после пассажа «гостя» в глазах лейтенанта читалась уже не угроза, а приговор. Рука энкавэдэшного лейтенанта скользнула к ремню, сначала к тому месту, где у офицеров вермахта обычно располагается кобура, затем уже к боку. И все сомнения разом пропали. В следующий миг Виктор шагнул к ряженому, заблокировал руку, которая уже ухватилась за рукоятку пистолета, и одновременно нанес удар в кадык. Затем схватил за ворот, рванул лейтенанта на себя и изо всех сил крикнул:

– Бей!

Виктор упал, закрываясь ряженым лейтенантом, одновременно пытаясь вырвать из его рук пистолет. Удалось с трудом.

Грянувший залп оглушил. Ответные очереди были немногочисленные и короткие. Дольше всех отстреливался успевший скатиться под берег диверсант ниже от моста, но бойцы, что укрылись в канаве, и те пятеро, что на холме, плотным огнем заставили его замолчать.

Стрельба стихла. И Петров, осторожно приподняв голову, осмотрелся. Никто из диверсантов не двигался. Судя по ранениям, в каждого прилетело минимум по пять раз. И если на этом берегу установилась относительная тишина, то на другом наоборот.

Коровы, что спустились к воде, с началом перестрелки, взбаламутив воду, рванули на берег. Все стадо отшатнулось и начало быстро отодвигаться от моста. Люди тоже запаниковали, заголосили и попытались ретироваться, однако стадо быстро перекрыло все пути. И люди заметались меж испуганных коров.

Петров откинул замершего лейтенанта и встал. Взгляд зацепился за кровь на лацкане. На миг он запаниковал. Быстро оглядел себя, но ран не обнаружил.

– Веселков, Масютин… где вы там?! – крикнул Виктор, держа наготове отобранный ТТ и контролируя обстановку. – Ко мне, бойцы!

Красноармейцы поднялись из канавы, держа наготове винтовки. Не забыли инструктаж, отметил про себя Петров и показал двум бойцам проверить диверсанта под берегом, а четверым взять под контроль остальных – мало ли кого недострелили. Затем повернулся к лесу и дал отмашку Степаненко, и через пару секунд к мосту выдвинулся весь личный состав его взвода.

А сам Виктор склонился над ряженым. Тот не двигался, и Петров перевернул его, недоумевая – он что, убил диверсанта одним ударом в кадык? Все стало понятно, когда на правом боку Виктор увидел огнестрельную рану. Пощупал пульс с подсказки «гостя», но надежда не оправдалась – мертв главный диверсант. В досаде сплюнул, ведь в комплекте с «языком», да таким важным, все, что он ранее передал командованию, выглядело бы достовернее. Но делать нечего… что вышло, то вышло. А как вышло? Прикинув направление раневого канала, он поднял голову и пристально посмотрел под грузовик, где до сих пор находился водитель.

– Голубев, ну-ка иди сюда, – поманил он бойца. – А винтовочку на месте оставь от греха!

Водитель выбрался, весь трясясь как осиновый лист. Пот градом стекал с испуганного лица.

– Я… я, тащ к-к-комндир… я… – начал, заикаясь, говорить боец, – я как вы приказали…

– Голубь мой сизокрылый, – прищурился Петров, – я приказал по ногам стрелять, а ты за малым своего командира чуть не убил!

«Не ругай бойца, – сказал голос, – случилось то, что случилось. Смотри, как его трясет. Адреналин так и бурлит, вот-вот в обморок свалится».

Что за адреналин такой, Виктор узнал сразу же. «Это фермент, выделяющийся организмом в стрессовой ситуации, – пояснил гость, – так сказать, в опасной ситуации. Или при испуге. Сам-то ничего не чувствуешь?» И действительно, ощущалась какая-то эйфория, легкость в теле. Казалось – все по плечу. Диверсанты? Да хоть весь их батальон сюда подавай!

«Не обольщайся, – обломал его гость, – диверсов одолел и теперь круче гор и яиц? А действие адреналина недолгое, и с непривычки последствия бывают разными, иногда плачевными, в нашей ситуации. Не у всех, как у тебя, проходит. Вон, водителя твоего как колбасит-то!»

Хмыкнув на пассаж гостя и отмахнувшись от сбивчивых объяснений испуганного красноармейца, Виктор принялся обыскивать ряженого лейтенанта. В правом кармане гимнастерки нашлась красная книжка с гербом и надписью «НКВД». Книжка выглядела потертой и видавшей виды, однако год стоял 1941! «Фрицы явно перестарались в старении ксивы. Дальше ищи». Последующий осмотр принес еще одно удостоверение – серую книжку с нацистским орлом и свастикой, плюс овальный жетон с проточкой посередине и на бечеве. Открыв зольдбух, Петров прочитал – обер-лейтенант Карл Краузе.

«Я же говорил! – хмыкнул гость. – Осталось сломать пополам жетон и нижнюю часть сунуть в рот мертвеца».

«Обойдется», – ответил Виктор.

– Масютин! – позвал он бойца. – Обыскать всех. Ищите вот такие документы и жетоны. Книжек должно быть две!

И лейтенант показал какие.

«Правильно, – согласился гость, – пусть бойцы сами убедятся. – И внезапно добавил: – Гражданских поскорее успокой!»

Действительно, подумал Петров, оборачиваясь. Мало ли чего они вообразили за прошедший скоротечный бой. Подошедшему Степаненко он приказал:

– Трупы, как обыщут, убрать. Машину со взрывчаткой сюда, организуй минирование моста и рубежи обороны. Я пока с гражданскими разберусь.

Виктор направился через мост и за будкой обнаружил того мужичка, что переговаривался с ряженым. Мужичок от неожиданности вздрогнул, круглыми от страха глазами смотря на Петрова.

– Ты кто? – ткнул пальцем Петров.

– П-пастух, – заикаясь, ответил тот, – старший.

Послышался тарахтящий звук, и Петров тут же насторожился. Но тарахтение шло с того берега. Он увидел мотоцикл, который на спуске обогнал второй ГАЗ-АА, и узнал сидящего в коляске.

– Раз пастух, то организуй свое стадо, – вновь наставил палец на мужичка. – И вот тем растолкуй – бойцы Красной Армии уничтожили немецких диверсантов! Ясно?

Мужичок быстро закивал.

– Действуй, – махнул рукой лейтенант. – И быстро!

Придерживая свернутый кольцами кнут, пастух потрусил в сторону сгрудившихся в дальней части поляны гражданских, а Петров посмотрел на приближающийся мотоцикл.

– Какого черта его сюда принесло? – спросил сам себя Виктор и направился навстречу.

Переходя мост, он заметил, что в руках до сих пор держит наготове ТТ. На ходу попытался сунуть его в кобуру, однако там уже имелся свой, штатный. Тогда собрался сунуть его в карман, но голос с ехидцей спросил: «Сам себе ногу прострелить хочешь?» Виктор отсоединил магазин, затем, оттянув затвор и вытряхнув патрон, вернул боеприпас в магазин и вставил его в рукоятку. Только после этого ТТ оказался в кармане. Тем временем лейтенант спрыгнул с остановившегося мотоцикла, сделал знак бойцу оставаться на месте, поправил фуражку и, придерживая командирскую планшетку, направился к Петрову. Взгляд его скользил по суетящимся вокруг красноармейцам. Заметив сложенные в стороне трупы диверсантов, лейтенант словно на преграду налетел. Он подошел ближе, присел, взял в руку фуражку ряженого, задумчиво повертел ее, рассматривая. Затем поднялся и посмотрел на подошедшего Петрова. Взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Почему ты нарушил приказ? – с ходу спросил он Виктора. – Почему изменил маршрут? Что тут произошло? Кто эти убитые? Почему тут сотрудник НКВД?

Каждый вопрос произносился на тон выше, при этом лицо друга багровело, глаза становились злее.

– Это немецкие диверсанты! – рявкнул в ответ Петров. – И нечего так орать!

И не давая другу опомниться, протянул заранее приготовленные документы с жетоном.

– Вот, посмотри.

Лейтенант схватил удостоверение с зольдбухом и принялся их изучать.

– Обрати внимание на дату выдачи и внешнее состояние документа, – сказал Виктор. – Затем сравни фото в удостоверении и в зольдбухе.

Дождавшись, когда лейтенант сравнит фотографии в обоих документах, Петров решил добавить фактов в копилку:

– А вот оружие. Кто причитал, что автоматов в отделе мало? А тут сразу в одном подразделении у всех! Причем… – тут в глаза Петрова бросились некоторые несуразицы, на которые прежде он внимания не обратил. – Мля! Это же «Суоми»! А издалека на ППД похож…

Лейтенант удивленно посмотрел на автоматы и тут же схватил один из них.

– Это тоже как факт, – добавил Виктор, – и если этого мало, тогда глянь сюда…

Наклонившись, Виктор оттянул ворот гимнастерки убитого, второй рукой потянул майку – и перед взорами предстал нацистский орел со свастикой.

– Видишь? Они в наглости своей даже белье на наше не сменили! – торжествующе произнес Петров. – Что скажешь, Юра? Думай пока…

Пришлось отойти от друга к подбежавшему старшему пастуху.

– Товарищ командир, можно ли перегонять стадо? – выпалил тот.

– А народ? – кивнул Петров в сторону вновь столпившихся у сараюшки людей.

– А они следом. Это же коровы, добро колхозное!

– Люди важней, коровы могут и вплавь. Короче! – прерывая возражения пастуха. – Гони, как сможешь, но и люди пусть переходят одновременно. Ясно? Выполняй!

И повернулся спиной, мол – разговор окончен и возражения не принимаются. Вернулся к задумчивому другу. На лице Чичерина отражалась сложная гамма чувств. Явно сбитый с панталыку лейтенант не знал, что и сказать.

– Но как ты узнал? – с недоумением спросил он. – Как? Когда? На какой странице это записал?

Петров явно не ожидал последнего вопроса и тоже удивился.

– Ты читал тетрадь? – сузил глаза Виктор. – Вместо того, чтобы передать куда следует?

– Я должен был знать, что я передаю, – ответил Чичерин. – И прочитав часть, я понял, что ты являешься более ценным, чем сама тетрадь. Поэтому выяснив, куда ты направился, двинул следом. Понимаешь?

Мотивы друга Петрову были ясны. Во взгляде его читался не только профессиональный интерес, но и простое любопытство, основанное на том, что они хорошо знали друг друга. Что Виктор, что Юрка вместе с детства – игры, школа… всегда неразлучно. Только в училище их дороги разошлись, после того как Чичерин отличился! Его заметили и направили проходить службу в Наркомат внутренних дел. И теперь друг хочет знать…

– Откуда ты это все взял? Что за позывной такой – Феникс?

– Юра, – проникновенно произнес Петров, – как военнослужащий и особенно сотрудник НКВД, ты должен знать, что означает ОГВ! И слышать от тебя подобные вопросы мне дико.

– Я знаю, что такое ОГВ! – раздраженно отмахнулся друг. – Однако я знаю тебя.

Ответить Виктор не успел. Подбежал Степаненко.

– Товарищ лейтенант госбезопасности, – вытянувшись во фрунт и козырнув, обратился замкомвзвода, – разрешите обратиться к командиру?

– Разрешаю.

– Товарищ лейтенант, заряды установлены, – доложил Степаненко, – куда тянуть провод?

Виктор перешел ближе к краю съезда и посмотрел на центр моста. Бойцы, что устанавливали заряд, уже перебирались по внешнему краю вдоль перил, так как по мосту уже шли коровы. На центре у «быка» остался только красноармеец с катушкой.