Текст книги "Сказки про нас"

СКАЗКА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Миша приехал на своеобразный педсовет лично. Он появился в дорогом белом костюме. Петр Смеянов, работник его строительного предприятия, рекомендовал для солидности пристегнуть под пиджак накладное пузо, а на лицо наклеить бороду. «Эти люди только так воспримут тебя как хозяина школы», – говорил маляр-шутник. Однако Михаилу шутить над людьми никогда не хотелось. Собравшимся пришлось тут же узнать своего недавнего попутчика со всеми вытекающими для психики последствиями… Честно говоря, сначала Миша вообще хотел прийти в своих любимых трениках и майке-борцовке, но он, как и Ева Эдуардовна, обладал полезными знаниями об этикете…

Стоит отметить, остальные долго ждали из туалета Евлампию Егоровну. Оказалось, что после отправления своих нужд она задержалась там, чтобы убраться и починить смывные бачки. В кабинет она вкатила сама себя со словами «Никакого порядка в стране не будет, если туалеты поломаны, да еще засраны…». Она была единственной из приглашенных, кого не удивил возраст хозяина школы. Ей было на это откровенно наплевать. Она думала, что «буржуенка» скоро все равно прикончат «краснопузые», всюду перешептывающиеся о «новой кровавой продразверстке». Женщина больше удивилась своему зятю, («если он здесь, значит опять работу просрал»). Зять же вообще не ждал, что теща-инвалид выживет в лесу. Пока ждали бабушку, чуть было не завязался разговор, однако вербальная активность собравшихся быстро перешла в монолог Зацепиной, в который раз посвященный оргиастическим культам Древней Греции.

Итак, все были в сборе. Михаил кивнул директору и тот сообщил, что приглашенные приняты на работу. Руководитель школы начал разъяснять обязанности новых работников. Зацепина удивилась уже тому, что Шиварукову брали преподавателем, а не вахтером. Когда же она узнала, что Евлампия Егоровна преподаватель труда и ОБЖ, да еще завхоз, изумлению ее не было предела. Как нам уже известно, Зацепина не умела удивляться молча:

– Идиотизм какой-то, не находите… Это же глухая, необразованная бабушка-инвалид! Ее надо пожалеть, а не заваливать работой…

Дальнейшее происходило так стремительно, что первые минуты никто не мог понять, что же происходит. Шиварукова буквально выпрыгнула из коляски, схватила Зацепину за волосы и начала бить ее головой об стол:

– Это тебе за глухую, это тебе за необразованную бабушку, это тебе за инвалида, а это за то, что такие как ты, интеллигенты, довели страну до Гражданской…

Первые секунды Ева Эдуардовна была как-бы парализована происходящим. Имея полезные знания о том, что «колясочники» никогда не встают из колясок и о том, что в храме «вечного и доброго» никого не могут бить головой об стол, она просто не знала, как ей следует себя вести в подобной ситуации. Благодаря этому она внезапно погрузилась в состояние измененного сознания, где секунды растянулись в часы. Всю жизнь вокруг Евы вращались только интеллигенты. Мама никогда не повышала на дочь голос, имея полезные знания о том, что до пяти лет на ребенка нельзя давить. Евочка ходила в садик для одаренных детей, откуда исключали даже за беготню по коридору, не то что за драку… В школе она училась за одной партой с детьми дипломатов и профессоров. В институте и библиотеках молодые люди, которых она постоянно перебивала и над которыми шутила, все равно посвящали ей стихи и дарили цветы. Замуж ее, правда, брать не спешили, потому что жалели. Но Ева об этом не догадывалась… Она не понимала в чем дело, будучи уверенной: она готова стать идеальной женой. Молодая Зацепина долго собирала в книгах полезные знания на тему супружества.

Шиварукова била проникновенно и с упоением. В новом состоянии, (так как голова ее во время экзекуции была неестественно вывернута), Зацепина в буквальном смысле взглянула на реальность в другом ракурсе. Вспомнились глубинные подозрения (исключительно ночные), что она часто делает не то, что надо… А ведь что она, собственно, знает о жизни кроме миллиона слов об оргиастических культах Древней Греции? А утром Ева уже снова была уверена, что в ее жизни все правильно, и что именно в этот день она получит хорошую работу. Она даже каждый день повторяла это.

Первым (из профессиональной привычки) среагировал на инцидент сторож Суровый. Он начал разнимать дерущихся. Тут же подоспел и Реброадамов, скинув с себя постылый пиджак. Он обнял обеих женщин, и внезапно в душе у каждой из них что-то ярко засветилось. Свет заметил даже Федор Степанович, а когда Реброадамов обнял и его, то вообще чуть не потерял сознание. В принципе, он его и потерял. На место старого сознания пришло новое, а он не успел этого заметить. Заметил лишь, что впервые с трехлетнего возраста обмочился… Пришло внезапное внедрение чего-то Всеобъемлющего, как-то сами по себе полились слезы. Федор и Евлампия Егоровна увидели, что Гражданская война закончилась, а Зацепина почувствовала, что оргиастические культы Древней Греции должны оставаться исключительно в Древней Греции.

В ближайшем будущем Шиварукова и Зацепина стали лучшими подругами, за похожесть имен их звали Большая Ева и Малая Ева. Ева Эдуардовна получила от Евлампии Егоровны блестящие кулинарные навыки и даже открыла затем ресторан «Казачий». Здесь звучали станичные песни, пол сотрясался от плясок. Шиварукова с того важного для нее дня поняла, что может передвигаться без коляски, а месяцем позже выбросила и костыли… Благодаря своей подруге она узнала, что в истории России были не менее интересные периоды до и после Гражданской войны. Она занялась даже их изучением. После преодоления инвалидности пожилая женщина сразу же получила дополнительную ставку – должность физрука. Зарплата ее стала такой огромной, что Евлампия Егоровна смогла приобрести в ипотеку квартиру. Реброадамов заручился перед банком, что она проживет еще очень долго… С тех пор она жила в городе, не мешая семье своей дочери. Через год работы в школе Федор Суровый опять уволился. Он извинился перед своим бывшим шефом и принял его предложение о работе начальником смены. Через 12 месяцев работы в этой должности он уже был замом шефа. Мария устроила сына в садик и разрешила ему общаться со всеми, с кем он захочет. Она стала работать в том же садике нянечкой, ведь Зацепина в свое время отказалась от этой работы.

СКАЗКА СЕМНАДЦАТАЯ

Вспоминая тот день, когда Валентина убило кирпичом, в общем-то создающий Самвел всем нутром ощутил, что стал другим человеком. Он стал задумываться об энергетическом порядке Вселенной, это нельзя было описать словами, по крайней мере идиомами из русского или армянского языков…

«Внутри себя» он увидел, что приехал в этот город издалека не для того, чтобы всю жизнь работать плиточником. Он вспомнил свою мечту, ту самую, про которую ему постоянно напоминала дочь. Она даже выкинула как-то, что не хочет быть иждивенкой, не желает отвлекать его от стремления к Цели. Но он все время называл ее слова юношеским максимализмом. В конце концов она ушла – нашла работу и поселилась в общежитии.  Наверное, пыталась доказать, что отвечает за свои слова… Ради Эльвиры, и даже ради Валентина он теперь просто обязан реализовать ЭТО.

Самвел много лет грезил об огромном хозяйстве. Он тянулся к тому, чтобы продавать людям фрукты и овощи, выращенные лично, с любовью. Лучшие друзья – Ашот и Нарек, повторяли, что это глупое и тяжелое занятие, пытаясь склонить его к тому, чем занимались они – перепродаже. Но Самвел не унимался. В России, в центре собственноручно высаженного сада у него должен стоять свой дом, наполненный теплом и светом… Деньги на землю и первоначальный капитал он отложил, недостающую сумму добавили бы Ашот и Нарек…

Последней загвоздкой был земельный комитет местных властей. Его председателем был мерзкий потный толстяк Максим Червяков. Именно он в свое время отговорил Самвела от затеи с землей. Максим Лазаревич несколько раз объяснял «горячему» кавказскому мужчине, что ждать оформления документов придется годами. При этом чиновник каким-то сальным взглядом посматривал на молодую, стройную, крепкозадую южанку, которая один раз приходила с Самвелом… В тот день он отвел просителя в сторону и шепотом обещал ускорить процесс. Требовалось лишь познакомить Максима Лазоревича с Эльвирой. Та, в тот же миг смекнув что к чему, настоятельно предложила отцу обратиться в прокуратуру. «Эээй! Наивная ты Эля, да. Нет здесь справедливости для людей с такими носами как у нас», – вздохнул обеспокоенный отец и махнул на свою Мечту рукой.

У Эльвиры были на тот момент свои огорчения, с ней не хотел общаться Кеша Призраков. Слабость отца и безразличие молодого человека убили в Эльвире и ее собственную Мечту. Она ее так никому и не рассказала… Похоронив всякую надежду на свой жизненный успех, она переехала в общагу, во дворе которой познакомилась с эмо.

Вспоминая все это с какой-то озлобленностью, потомок гордых урартов решил сегодня до конца проявлять настойчивость. С каким-то остервенением он негромко повторял про себя мантру « все у меня получится», произносил ее всю дорогу до кабинета председателя комитета. Пассажиры троллейбуса недоумевали…

Как всегда чиновник стал «петь старую песню». Мол, зачем тратить деньги на такое направление в предпринимательстве как сельское хозяйство? Оно убыточно и не имеет должной государственной поддержки… Если бы наивный Саня–Самвел знал биографию Червякова, то давно бы догадался, что тот все это время иносказательно намекает на небольшую взятку.

Червяков родился в буквальном смысле весомой личностью. Его вес составлял более шести кило. В роддоме сначала думали, что будет двойня, при прощупывании живота роженицы акушеры принимали ягодицы будущего ребеночка за головы небольших близнецов. Первое, что сказал отец, лингвист по образованию, «Какой же ты максимальный!». Решено было даже назвать сына Максимус. Разумеется, это имя впоследствии фигурировало лишь в паспорте. Оно неприятно резало слух русскому человеку.

Максим являл внушительные показатели не только в размерах, но и в разбухании своего эго. Он очень рано обнаружил талант склонять людей к выгодным для него решениям, ощутив себя противником всех. Для начала он отговаривал их от всего хорошего… Имея крупные черты лица, громовой голос и пылающий каким-то сатанинским светом взгляд, Максимус заставлял затухать робкое пламя едва созревших идей, предназначенных для достижения целей. После этого жертвы Червякова, даже не подозревая об этом, решали его собственные задачи. В первую очередь досталось родителям. Разозлившись как-то на отца, (Максим был злопамятным), сын два года потратил на то, чтобы уговорить свою мать развестись с супругом. Отметим, что Червяковы до того, как их чаду исполнилось 12 лет, вообще редко ссорились…

Избавившись от отцовского контроля, Максим уже не боялся материнского. Вместо того, чтобы слыть отличником по химии и биологии, (в перспективе мать видела своего сына врачом), Червяков-младший с 16 лет зависал в кафешках. Здесь он уже создавал себе полезные связи на будущее. Городской прокурор, главный дорожный полицейский, военный комиссар города, несколько предпринимателей были уверены, что за стаканом пива общаются с 30-летним опытным чиновником. А все из-за того, что Червяков весил 120 килограммов, имел два запасных подбородка, крупный красный нос и наизусть знал текст всех просмотренных криминальных сериалов. Так как самым занятым людям города некогда было смотреть телевизор, они и не подозревали, что советы, которые давал им Червяков – всего лишь монологи сериальных героев. Выразительный взгляд и жестикуляция никого еще не заставили усомниться в правдивости Максимуса. Некоторые его рекомендации действительно помогали людям. Это происходило лишь потому, что на самом деле они были рождены не в больном мозгу подростка-акселерата, а в сметливых умах сериальных сценаристов…

Кое-что запомнив из уроков истории, Максимус открыл, что является тезкой одного римского сенатора. Когда парился в бане с представителями городских властей, перезревший отрок инстинктивно закладывал правую руку за складку простыни, проходящую через плечо. Вспоминая картинку из учебника, он представлял, что облачен в тогу кандиду.

Попав в воинскую часть, молодой «сенатор», почему-то сразу же стал замом начштаба. В казарме он только ночевал. Причем пружины кровати провисали до самого пола, Макс к тому времени весил уже 130 килограммов… Сдавать зачеты по физической, огневой и политической подготовке ему было некогда, так как в штабе он был незаменим. Впрочем, во время приезда генерала его аккуратно подвесили на турник. Кряхтя и потея только от того, что удерживал свой вес, Червяков объяснял генералу, что подтягивание – малоэффективный способ физических упражнений и много еще что про израильскую армию… Вместо того, чтобы приказать посадить Червякова на гауптвахту, высокопоставленный гость зачем-то записал его фамилию в свой блокнот. Благодаря данному обстоятельству, после демобилизации Червякова уже ждало место военкома в его родном городе.

Зная, что предложенные им реформы, «креативные» предложения и прочие рекомендации не приведут ни к чему хорошему, Червяков, (пока «не запахло жареным»), заранее писал заявления об увольнении по собственному желанию. После военкомата его пригласили посидеть в правлении нескольких заводиков, далее он сам оказался в разрешительных отделах различных государственных учреждений, в кресле секретаря городского судьи, в офисах начальников различных инспекций и других «рыбных» местах. Все дипломы у него были настоящие, помогли давние связи… С определенного времени все свои должности Червяков получал «не благодаря, а вопреки». Он просто отговаривал остальных претендентов на вакансию от дальнейшего ее соискательства. Когда работодатели обзванивали уже понравившимся им кандидатов, то слышали в трубке, о том, что человек отказывался не только от места, но и от своей профессии. Зачем, мол, брать на себя ответственность, когда можно жить легче и проще… Вакансии надо было срочно заполнять, (время было потеряно), и тут появлялся Червяков, который своим огромным 160-килограммовым телом мог занять сразу несколько должностей… Харизма данного соискателя всегда перевешивала желание отдела кадров разглядывать его трудовую книжку.

К 24 годам Максим отрастил бороду и стал выглядеть еще солиднее. Наняв специалиста по генеалогии, он узнал, что род Червяковых происходит от какого-то Евно Азефа, который, оказывается, был лидером какой-то там партии. После этого Червяков осознал –  он рожден для политики. Идти, разумеется, надо было в оппозицию. Необходимо удовлетворять грядущие чаяния недовольного властью народа. С деньгами для раскрутки имиджа у потомка хитрого эсера не возникло никаких проблем. Червяков мог достать деньги, устроившись всего на неделю куда-нибудь, причем в первый же день просил выдать ему зарплату за месяц. Один костюм Червякова стоил дороже зарплаты какого-нибудь управляющего супермаркетом или директора маленькой коммерческой конторки, поэтому в солидности и честности Червякова никто не сомневался… Иногда Максиму было лень трудиться даже на неделю, он желал получить много денег в первый же день. Червяков рисовал какой-нибудь транспарант, брал коробку из прозрачного пластика и выходил в входной день на главную площадь. Собирал средства якобы на разные благотворительные дела или хозяйственные нужды города. У полиции к нему претензий никогда не было… С помощью хороших членских взносов новоявленный политик завоевал доверие у «несогласных». Максим стал главным заводилой на большинстве несанкционированных митингов, шествий и демонстраций. Он провоцировал толпу на столкновения с представителями власти. Самого Червякова никогда не били по-настоящему, хотя догнать его можно было двигаясь по-пластунски… Командиры всех отрядов ОМОНа имели при себе его фото, распространяемое партией власти. Задачей госбезопасности было всячески сохранять таких как Червяков. Ведь они-то и разваливали все революционные ряды, отговаривая вожаков от действительно перспективных,  адекватных обстановке лидерских решений. И все же СМИ и активисты политических организаций должны были получить представление о том, что политическая борьба ведется по-честному. Поэтому по сигналу «сверху», командир того или иного спецотряда полиции должен был иногда перед объективами камер колошматить Червякова эксклюзивной дубинкой. Она была изготовлена из резины, служившей для производства детских игрушек для купания – утят, пупсиков и так далее. Эффект всегда достигался. Зрители видео, размещенных в сотнях интернет-блогов, ужасались «дикости карателей», избивающих человека так, что «дубинка вдвое сгибается».

В 25 лет Макс заметил, что сотни его бывших соратников теперь ищут его, чтобы убить, видимо, за внесенный в ряды оппозиционного фронта раскол…

Он залег на дно, развлекаясь тем, что отговаривал домохозяек и пенсионерок своего дома устраиваться на работу или садиться на диету. «Работа в лес не убежит, а хорошего человека должно быть много», – вещал Червяков, лузгая с бабками семечки. Дабы иметь соответственный собеседникам вид, он одевался в старую фланелевую рубашку, вытянутое на коленях трико и перевязывал себе поясницу большой шалью, связанной из собачьей шерсти. «Здоровый образ жизни – это сказка, которой «кормит» нас государство, отказывая в льготах на простейшие лекарства», – часто повторял он раскрывшим рот от одобрения и умиления старушкам». Так он понял, что является прирожденным учителем и пора бы уже передавать богатый жизненный опыт молодым поколениям.

Тем более в 26 лет Червяков уже выглядел как заслуженный 50-летний педагог. Слегка изменив себе лицо у знакомого пластического хирурга, он вышел из тени, устроившись работать директором передовой государственной школы, быстро превратив ее в самую обычную… По своему обыкновению, Максим Лазаревич отговорил от этой «неблагодарной и чреватой педофильными скандалами» работы сразу четырех человек. Закинув в удобное кожаное кресло свой неподъемный зад, Червяков первым делом не стал знакомиться с обстановкой во вверенной ему школе и документацией. Он в первый же день стал подыскивать в злачных местах любовницу. Получая новую должность, Червяков всегда заводил и новую подругу, это было его доброй традицией. Внезапно на его жизненном пути подвернулась приехавшая из другого города Полина Бездухова, представившаяся бывшей моделью, пострадавшей от коварной конкурентки. Таланты и умения Бездуховой пришлись по вкусу Максиму Лазаревичу… Как всегда, он не стал содержать куртизанку на средства из собственного кармана, так как он проедал, прокуривал и проигрывал в казино столько, что директорская зарплата едва покрывала его расходы. Червяков посадил Бездухову на оклад преподавателя истории. Чтобы избежать скандала в первые дни, он даже заставил Полину провести несколько уроков. Однако вместо напряжения умственного старшеклассники-мальчики испытывали при виде «телки» в короткой юбке напряжение иного рода… В связи с этим, практику таких «занятий» пришлось быстро свернуть и дать объявление об открывшейся вакансии… Всем соискателям по отработанной схеме устраивался «промыв мозгов». В виду этого, они не только не возмущались непонятной причиной отказа в работе, но даже благодарили Максима Лазаревича («А ведь и правда, сейчас все законы против учителей, случись что, меня родители засудят до тюрьмы…»).

Неблагодарной оказалась лишь некая Зацепина, бросившая «Я этого так не оставлю!». Максимус принял это тогда за очередной блеф, однако вскоре в школу нагрянула прокурорская проверка, а затем и делегация из ОБЭП… Если бы не связи Червякова, то пришлось бы ему платить огромный штраф. В данном же случае великого комбинатора и его подругу просто попросили уволиться по собственному желанию. Причем даже в вежливой форме.

Тем не менее, с Максимом Лазаревичем такая «проруха» произошла впервые, что его очень расстроило. Странно, что на Зацепину его харизма не подействовала… «Неужели старею», – задумчиво грустил одетый в древнеримскую тунику 26-летний толстяк, привычно крепко сжимающий в теплом джакузи ягодицы своей «Клеопатры». С того дня он стал параноиком… Теперь ему всюду мерещились засады правоохранительных органов. В кабинете он каждый день прощупывал, (не без явного удовольствия), Бездухову на предмет «жучков» или маленьких видеокамер… Вскоре подвернулась должность в земельном комитете…

Сегодня ухо Червякова было также востро. Опять пришел этот армянин. И опять, глупец, без денег.

– Упертый вы человек, Самвел Арамович, – громким кряхтящим голосом произнес толстяк, неприятно пахнущий потом.

– Ну ладно, ваша взяла… Через 10 месяцев приходите, регистрация будет готова.

– Но почему так долго, господин Червяков?

– Неужели вы не понимаете, что у русских все долго. Мы – бесполезная нация, которая ничего не умеет делать четко. Какой народ – такая и государственная машина. Неповоротливая и циничная…, – инстинктивно Червяков снова положил руку таким образом, будто был одет в тогу кандиду. Вместо того чтобы смотреть в глаза посетителю, он смотрел в зеркало. Да, он прирожденный сенатор…

Именно в это время в кабинет влетела Зацепина. В руках у нее был огромный пакет с несколькими бутылками дорогого коньяка и палками импортной колбасы, а также конверт с деньгами. Счастливая и влюбленная в весь мир преподаватель истории, (причем в престижной коммерческой школе), просто решила отблагодарить Червякова, узнав новое место его деятельности. Ведь он не взял ее тогда на работу в государственную школу! Если было бы наоборот, то она не встретила бы Реброадамова. Все пошло бы по-другому… Объяснение содержалось в пламенном спиче на открытке, вставленной в букет цветов, прилагавшийся к подарку.

Зацепина, быстро исчезнувшая из помещения, даже и подумать не могла, что произойдет благодаря ее мимолетному визиту. Бывший школьный директор даже не притронется к презенту, тем более не найдет здесь открытку. Он увидел во всем произошедшем некий акт возмездия, «разорвавшийся бомбой» в его и без того тронутом манией преследования мозгу. Налицо факт, что Зацепина и этот армянин заодно. Они – подставные марионетки ОБЭП, который проверяет его «на вшивость» после скандала в школе…

– Готовим документы для Самвела Арамовича в кратчайший срок! – заорал он на своих подчиненных, подойдя ближе к букету, где, как он был уверен, спрятан микрофон…

Услышал этот крик и удаляющийся из кабинета Самвел. Он твердо уверился, что мечты сбываются,… если их сбывать.

ЭПИЛОГ

Мария Суровая обнялась с матерью, они простили друг другу ВСЕ, снова зажглись родственной любовью. Теперь Евлампия Егоровна жила в отдельной квартире. Она, в связи с огромной занятостью, редко видела родственников. Однако от этого каждая встреча была более теплой и долгожданной…

Сегодня Евлампия Егоровна устремила свои стопы в ресторан «Казачий», чтобы пообщаться с его хозяйкой – своей лучшей подругой. Заодно личным примером она поддерживала тамошнюю культурную программу, основанную на казачьем фольклоре. Как всегда, не обошлось без конкурсов…

Уже вечером, достаточно разогревшись слабеньким вином, Шиварукова несвойственным ей «знойным» взором начала посматривать на интеллигентного вида мужчин. Они часто общались с Евой Эдуардовной. 65-летняя женщина такими вот вечерами понимала, что могла бы любить не только детей, целующих и обнимающих ее за «золотые руки». Она могла бы… Впрочем, потребность в любви людей, не приходящихся ей родственниками, до сих пор вгоняла ее в краску, хотя она уже знала, что это вполне естественное чувство любого порядочного человека. Наверное, даже калмыцкого профессора-шахматиста Ухатаева, о котором ей часто рассказывала «Малая Ева» и за которым она сейчас наблюдала. В этот час она с каким-то постыдным, на ее взгляд, любопытством таращилась на статного с виду 60-летнего мужчину с узким разрезом глаз, одетого опрятно и носящего бороду-«эспаньолку». Всю свою жизнь Шиварукова положила на то, чтобы добиваться любви дочери, а сейчас поняла другое. То, что до нее дошло, должно было прийти к ней еще лет сорок назад…

– Нравится Герман Адыкович? – спросила подругу Ева Эдуардовна.

– Видный мужчина, да только он, наверное, умный, а я кто? Мне с детства внушили, что все эти интеллигенты-шахматисты – ЗЛО. Я даже не знаю, как с ним разговаривать. С тобой вот только научилась…

– Давай я тебя с ним познакомлю.

Через несколько минут они уже общались втроем. Женщины послушали про буддизм и лучшие шахматные партии с президентом Калмыкии. Во время разговора посвященного тому, что любит есть президент, Евлампия Егоровна аккуратно перевела тему на кулинарию.

– …Так вот, помидоры режем очень мелко, огурцы также, соус для заправки делаем сами, – развивала общую тему Шиварукова. Внезапно к ним без приглашения и представления подсел знакомый Германа Адыковича – Всеволод Аристархович Клаус, потомок купцов первой гильдии – немцев Поволжья. Он сразу же внедрился в беседу:

– Вы говорите про соус для салата? Я – самый главный специалист по соусам. Ребята, вы сейчас закачаетесь… Вот послушайте, какие рецепты в моей коллекции…

Ева Эдуардовна и в общем-то порядочный Герман Адыкович молчали и не раздражались, поэтому Евлампия Егоровна, уже сообразившая как надо пнуть незнакомца побольнее, вдруг кое-что поняла. Если она потерпит чуть-чуть, не осуществит задуманное зло, то Герман Адыкович подумает, что она тоже интеллигентная женщина. Это хорошо.

Все целый час слушали Всеволода Аристарховича.

– А в каких странах вы были? – обратился Герман Адыкович к Евлампии Егоровне.

– Вы говорите о загранице? Я – самый главный специалист по загранпоездкам, – снова включился Всеволод Аристархович. – Ребята, вы сейчас закачаетесь… Я вам сейчас такое расскажу…

Прошел еще час.

– А что вы любите делать в свободное время? – попытался Герман Адыкович хоть как-то развить знакомство с Евлампией Егоровной.

– Ну…Я…В общем… Я пою и пляшу в этом ресторане…

– Вы говорите про народный пляс? Я – главный специалист по фольклорной хореографии. Ребята, вы сейчас закачаетесь… Вот когда я работал массовиком-затейником в Анапе…

Прошел еще час.

– Ну, друзья мои, как говорят у нас, Менд ба! – откланялся Герман Адыкович. – Надо ложиться спать. Завтра с утра меня зовут дела… Надеюсь, увидимся еще.

– А я, пожалуй, останусь, – широко улыбнулся потомок немецких купцов своими гнилыми зубами. – Должен же кто-то развлекать прекрасных дам.

Зацепина проводила хорошего знакомого теплым взглядом и как-то съежилась. Она знала, что бить сейчас будут не ее, но ей все равно было как-то не по себе…

Участь в общем-то приличного Всеволода Аристарховича была спасена двумя более солидными незнакомцами. Они представились, указав что являются депутатами расположенного в 800 километрах отсюда города. В общем-то ответственные мужчины в дорогих костюмах принесли с собой литровую бутыль дорогой водки и несколько рюмок. Они объяснили, что именно в этот день на протяжении четырех лет поминают хорошего человека – бывшего спикера их Думы Сергея Бездухова, причем поминают везде, где бы они не находились в эту дату. Выяснилось, что какой-то Сергей Бездухов пропал без вести. Ленивые полицейские даже толком не пытались его найти. А ведь сколько, мол, этот человек сделал для города!

Из-за соседнего столика, проникнувшись рассказом, к ним подсел человек, представившийся Самвелом.

Вначале радостно потиравший руки Всеволод Аристархович, (он всю жизнь обожал выпивать за чужой счет), на второй рюмке как-то погрустнел. Он узнал, какими бывают великие личности. Ему стало стыдно за эгоистично прожитые годы. Вроде бы он и плохого ничего за свою жизнь не сделал… Но и хорошего ничего вспомнить не мог. А вот взять, к примеру, Сергея Ивановича Бездухова. Пообещал он своим лучшим друзьям (вот этим вот широкоплечим господам с большими лицами), что отомстит за наркотическую смерть их детей. И выполнил же обещание! Уже совсем скоро в том городе накрыли всю наркосеть… А как он помогал своему городу восстанавливаться после кризиса! За свой счет, между прочим… Внезапно изрядно подпитый Всеволод Аристархович (водку с иногородними посетителями распивал только он) обнаружил, что уже несколько минут плачет.

Депутаты достали фотографию «виновника» сегодняшнего церемониала. Зацепиной и Шиваруковой фотка ни о чем не сказала, а вот Самвел как-то вздрогнул и у него затряслись руки. Тем не менее, он так и не вспомнил чьи же это были до боли знакомые черты…

– Эеее, братишки, наверное это очень хороший человек, – приобнял незнакомцев Самвел. Если бы можно мне было его где-нибудь встретить, то я бы его очень сильно обнял.

Компания, сложившаяся на спонтанных поминках, даже не заметила, что остальные завсегдатаи ресторана, а также танцоры с интересом таращатся на экран большого плазменного монитора, висящего под потолком. Картинка новостей показывала как полицейские одевают наручники одетым в какие-то «доисторические ночнушки» людям, вытаскивая их из большого джакузи. Ведущая одного из популярных каналов вещала: «Как сообщили нам только что компетентные источники, час назад из-под стражи сбежали два человека, обвиненные в серьезных преступлениях против общества. Речь идет о Максиме Червякове и Полине Бездуховой. Кадры их вчерашнего задержания вы видите сейчас на экранах. Обоих, как пояснил нам секретарь городского суда, в случае признания судом их вины, ждал почти пожизненный тюремный срок. Он должен был стать наказанием за более, чем сто эпизодов мошеннических действий на территории различных городов нашей страны. За последние три года Червяков и Бездухова успешно вовлекали денежные капиталы доверчивых граждан в фиктивные бизнес-проекты, финансовые кооперативы, обреченные на гибель пирамиды и так и не начатое долевое строительство. Иногда Червяков и Бездухова не брезговали даже грабить пенсионеров, проникая в их квартиры под видом работников службы газа и социальных ведомств. Во время задержания сибарит Червяков торжественно сжимал бокал. Правда, эксперты выяснили, что это было не шампанское, а валерьянка. Все эпизоды преступной деятельности арестованных были доказаны следствием, так как в отделы полиции десятками нахлынули  жертвы махинаторов. И вот, накануне суда, подсудимые ускользнули от властей прямо из изолятора временного содержания. Влиятельные чиновники, лично знакомые и с Червяковым, и с Бездуховой, уверяют, что побег осуществлен при использовании личных связей подсудимых. Внимание, фигуранты уголовных дел до сих пор представляют опасность. Уважаемые телезрители, запомните лица, транслируемые на ваши экраны. Обратите внимание, подсудимые могут менять одежду, пользоваться имитацией волосяного покрова разных цветов и театральным гримом».