Текст книги "Следы на воде"

Владислав Вишневский
Следы на воде

…Следы остаются, но ненадолго, пока камешек по воде скачет, не более.

© Вишневский В.Я.

© OOO "Горизонт"

* * *

Часть I

1

Длинноногий и худой Валька Чижов, несмотря на то, что шёл торопился, был занят разными своими тинейджерскими мыслями, важными и часто удивительными, расслышал всё же с правой стороны от себя чьё-то еле слышное тонкое, писклявое мяуканье. Мимо уже прошёл, но тревожный сигнал, угасая, пробился-таки сквозь мрачные Валькины размышления: что сегодня делать, чем опять заняться, и вообще. Он ещё шёл туда, куда и должен был идти, к Серёге, к другу, брату, но скорость механически сбавил, и голову на звук повернул, а глаза уже сами собой отыскивали бедное животное. Что именно котёнок попал в беду, маленький, пушистый, беззащитный, Валька догадался сразу, безальтернативно: а кто же ещё, не корова же, правильно? Где же она там, в мусорке, может поместиться, отмахиваясь от глупой мысли, скептически хмыкнул Валька, даже головой крутанул, и придёт же такое в голову…

Почему именно корова ему на ум пришла, Валька уточнять для себя не стал: пришла и пришла. На то она и голова, чтобы мыслями и образами ворочать. Считай, главный в жизни предмет. И она, голова, ещё ни разу его, кстати, не подводила. Ноги – да, не успевал порой убежать, и руки тоже – не могли красиво отмахаться, но интуиция, например, как свисток на чайнике, всегда на стрёме была. Это Валька твёрдо уже знал. Иной раз голова вместе с интуицией кричали ему – не надо, Валя, не ходи, или не пей, а он с пацанами шёл, или пил, или… жалел потом. Не при всех, конечно, жалел, а сам с собой. Долбил его потом, гадство, внутренний голос, как дрель по бетону (в его доме, каждый вечер и все выходные кто-то с упорством шахтёра непременно дырявил стены и дырявил). Короче, именно она – интуиция, сейчас его и остановила, не ноги.

Валька огляделся.

Призывный звук доносился точно из мусорки. Из этой, коллективной свалки отходов от бытовой жизнедеятельности человека. Вернее, жильцов. Неприглядный вид контейнеров, особенно, порой, запахи, могли рассказать, инопланетянам, например, о многом, если не о главном. К счастью, в Валькиной жизни их не наблюдалось, пришельцев этих, даже и не предвиделась встреча, на жизнь он смотрел своими глазами, земными. А они у него большие, порой огромные, но красивые. Когда серо-зелёные, больше серые, холодные значит. Когда и наоборот, солнечной зелёной лужайкой светятся. Но чаще ироничные, естественно любопытные и жутко избирательные. Иногда он видел всё и всех, причём насквозь, как рентгенолог, он так считал, в других случаях события и целые явления пропускал мимо «головы», как тот невод с дырками с расчётом только на авианосец. И вообще, глобальные вопросы переустройства общества, как и его развитие, Валентина не интересовали совершенно, личных проблем хватало, остальное было пофиг. К тому же, мусор домашний – если уж про контейнер, он не выносил, а если когда и приходилось, по причине глубокого презрения, пакет бросал издалека, как заправский баскетболист. В других случаях, дальней стороной этот тёмный квадрат жизни обходил, потому что – проза, российская действительность.

И ещё. Особо сердобольным Валька себя не считал, нет. Запросто мог когда в воробья камнем запустить, когда в кошку, когда в ворону, а мог и защитить живность, любую… То метким стрелком себя видел, то яростным защитником всего малого и слабого, включая природу. Сейчас остановился быть может потому, что рано ещё было, утро же, охотничьи инстинкты в Валентине Чижове ещё не проснулись, Валька сделал несколько шагов задним ходом, – иногда он себе казался большой и тяжёлой машиной, ледоколом, например, – потом всё же развернулся, кренясь, как самолёт в воздухе при развороте, и уже обычной походкой, неторопливой и независимой, в раскачку, как все пацаны его возраста и те, что старше, пошёл на посадку. «Убавив обороты двигателей лайнера, и выпустив шасси», кривя в остром любопытстве и брезгливости лицо, Валька осторожно приблизился к мусорным бакам, вытянул шею.

Призывный писклявый голос стал чуть громче, но явно угасал. Нужно было спешить, понял Валька. Палкой попытался раскидать горой наваленный мусор, пакеты в основном, но до страдальца не добрался, потому что его вовсе и не было, вместо этого – наткнулся на… на мобильный телефон. Да, представьте себе, на мобильный! Серебристый такой. С цветным дисплеем. Настоящий! Валькино лицо и глаза вспыхнули радостной, счастливой улыбкой, он коротко оглянулся: не подстава ли… Такое в его мальчишеской жизни случалось сплошь и рядом, влёгкую. Но, сейчас, нет, похоже. Вокруг не души. Бомжи ещё не прошли, не сняли пенки. Валька был первым.

Повезло, мелькнуло в голове, сильно повезло. Телефон для него, как мешок с золотом для кладоискателя. Лицо Валькино, потемнев веснушками, ещё ярче засветилось, он обрадовано засуетился. Почему засуетился? Всё просто: cобственного, своего телефона, личного, у Вальки ещё не было. Вернее, он был, но один на двоих с другом, старенький «Сименс» А-40. Сегодня по графику он был у Серёги Панова, друга и корефана, брата, как говорят. Его очередь. Но этот! Тоже «сименс», совсем новенький вроде, крутой, дисплей расцвечен красками, – вот он! Ё моё, радовался находке Валька. Спасибо интуиции, это она его тормознула. Да и сам он, Валька, чего там говорить, молодец – орёл-голова! – сам себя послушал, сам и остановился, а ведь мог и мимо протопать… И пролетел бы, если бы в карманной музыкалке батарейки не сдохли, без наушников и шёл, без привычного рёва в ушах любимой рок-группы «руки вниз, задницу вверх». Потому и услышал. Ур-ра!

Нашёл!

Клёво!

И у него теперь будет свой телефон, подпрыгнул Валька. Не один мобильник, как раньше, по-очереди, а целых два телефона на двоих. У Вальки даже круче. Правда разглядывать название модели возможности не было, телефон требовал внимания. Выудив из мусора двумя пальцами мобильник, Валька машинально мазнул им по штанине, нажал на кнопку ответа, поднёс к уху…

– Рекрут, рекрут, ответь… – почти обречённо, монотонно, с ноткой недовольства, взывал чей-то капризный женский голос. Голос на некоторое время в мобильнике умолкал, потом вновь включался. – Рекрут, рекрут…

Корпус телефона приятно холодил Валькину руку, остужал горящее от нечаянной радости ухо.

– Рекрут… – безуспешно взывал угасающий «кислый» голос.

Валька с глупой улыбкой размышлял ещё – как быть. Ни фига себе!! Ништяк! И работает! Ещё раз оглянулся на всякий случай по сторонам… Нет, никого. Только Валька, мусорка и телефон. Телефон – удача! Сам голос в телефоне приятным назвать было нельзя, женский и женский, где-то девчоночий, наверное, но уж точно не кошачий, хотя…

– Рекрут, рекрут…

Ещё раз глянув на экран, Валька решился.

– Алё! – не показывая радость от находки, почти по-деловому, глухо и небрежно, как и положено новому русскому (сейчас он был именно им: полностью упакованным новым, не банкиром, это мелочь, круче!), ответил Валька.

Женский голос мгновенно ожил.

– Алло, рекрут! Это ты? Ты? Наконец-то! – радостными интонациями полыхнул голос в Валькино ухо, но тут же неожиданно сменился на арктически холодный. – Ты где это, ублюдок, был? Почему не отвечаешь? Ты хочешь под раздачу попасть, да? Ты играешь с нами, да? Я чуть с ума не сошла! Ты всё срываешь! Ты понимаешь это, а? Отвечай!

В Валькино непонимающее ухо билось сильное недовольство, прямой разнос, более того, вместе с гнилостными запахами свалки пахло чьей-то раздачей. И без того сильно округлив глаза, Валька моргнул, извините, мол, он-то причём…

– Аллё, я это… – машинально отходя на несколько шагов от запахов, хрипло промямлил он и умолк, его перебили. Тцц!

В свои пятнадцать лет Валька множество раз попадал под различные разносы и прочую ругань, но тогда он точно знал за что, или догадывался.

– Короче, недоносок, фак ю, если ты хочешь получить за работу свои баксы, – бился в ухо визгливый, как пилорама, голос, – к девяти будь в Макдоналдсе, что у плешки, понял? Подойдёшь к старшей смены, Галей её зовут, фигуристая такая – ничего особенного! – крашеная шатенка с короткой стрижкой, скажешь, что ты «рекрут», она даст тебе пакет…

– С биг-маками что ли?

– ?!

И не глупо совсем переспросил Валька, он ещё не завтракал, где-то собирался только, в перспективе, у друга, как обычно.

– Заткнись, дурак! Я передам кому надо, как ты придуриваешься, тебе покажут биг-мак, умоешься. Короче, подойдёшь, она даст тебе пакет, ты его отнесёшь куда надо.

– А куда надо?

– Там скажут куда, – по кошачьи фыркнул голос, и снова в Валькино ухо противно прошелестело, как шершавой доской по душе проехалось. – Пакет не открывай. Не вздумай! Это запрещено. Ты понял?

Точно – корова, вконец обиделся Валька, даже – две в одной.

– Ага! – машинально сглотнув, кивнул он, теряясь в своих ощущениях, правда больше с уклоном на еду, про неё бы сейчас – ой, не надо.

– Не «ага», а так точно! – с ноткой превосходства, поправил успокаивающийся уже вроде тёлкин голос. – А за то, что чуть не сорвал мне работу, с тебя три бонуса. Я записала. Ты в штрафниках, товарищ. Ещё два, и – плохо будет.

– Кому будет? – машинально запнувшись на обращении товарищ, переспросил Валька. С такими саркастическими интонациями – он помнил, – митингующие коммунисты к своим заклятым оппонентам по телику обращались, тоже бывшим товарищам. Но Валька не оппонент, скорее абонент этой козе, значит, извините, такой козе не товарищ. Машинально, как это он всегда поступал в тупиковых ситуациях, перед училкой, например, дурашливо сморщил нос, мол, ничего не понимаю, ничего не слышу, и вообще я слепой. И затупел. И ведь было от чего затупеть. Напрочь противный голос человеку настроение испортил. Ему всё сейчас было странно и непонятно – кроме тёплого уже в руке мобильника, и голос из трубки, и имя странное – Рекрут… Кликуха, наверное, издёвка, позывной, или… точно позывной. Наверняка позывной! Конечно, – мелькнула радостная мысль. Валька расцвёл. Он теперь разведчик! Он этот, как их… секретный агент. Да-да-да, как Лёха в фильме про национальную безопасность или… «Улицы разбитых «фунфырей». Нет-нет, только не они. Они Вальке не пример. Там менты водку всё время пьют, то на троих, то на четверых, стресс вроде бы снимают, на самом деле эчистые алкоголики. Вот если «Терминатор», да! Если Шварценеггер, это катит! Потому что Терминатор ему ближе. Таких фильмов он пересмотрел уйму. Про заслуги сотрудников наших спецслужб он тоже знал не мало, но больше по разным американским фильмам, так что, кое-что понимал в этом. Настроение у Вальки непроизвольно улучшилось.

Держа телефон в руке, продолжал сам себе улыбаться. Вот удача! Такой двойной везухи у него давно не было, как два трояка за неделю по физике… Да какой физике?! Физика здесь не катит, она и близко не лежала. Здесь слава, деньги, женщины… Баксы, казино и разные Куршавели с тайками, или таитянками, короче, с титьками. О-о-о… с ти-и-и…

Но противно-ехидный голос из «трубы» перебил его мысли, смял настроение, как пачку сигарет в сильной руке. Кстати, относительно сигарет. Валька только-только, на днях, бросил курить, сразу и при всех. Сигареты – это не серьёзно, не катит. Решил, что с сигарой в зубах он будет выглядеть лучше, солиднее. Как мачо! А ещё лучше с трубкой и с бородой. Но бороды и усов у него и в помине не было, как и денег на такие понты, но молва среди его сверстников уже прошла, значит, нужно было заявленному перед пацанами соответствовать, проблему решать. И Валька решит её, только с мобилой сначала разберётся.

– Тебе, конечно, плохо будет, – с угрозой, на нерве, ехидно уточнила телефонная трубка. – И мне, с тобой, может быть!

Последнее, голос произнёс несколько неуверенно. Женщина явно усиливала его вину. Валька это понял.

– Ну всё, слава богу, нашёлся! Отбой! – Вздохнув с облегчением, сладко пропел в ухо женский голос, и всё же, угасая, сурово пригрозил. – И не вздумай мне что-нибудь напутать, юноша. Найдём. Сам знаешь, что будет. Всё! Покеда, товарищ! Бывай! – И телефон отключился.

– Сама фак ю! – запоздало выругался Валька, вглядываясь в тупо подмигивающий символ полной разрядки аккумулятора.

Стоял, разглядывал телефон, не мог пока в толк взять, что же сейчас произошло, и как всё это понимать.

2

Ситуацию разрулил Серый. Скорее не разрулил, а запутал. С ног на голову поставил.

С трудом проснулся – едва его Валька растолкал, – разошлись по домам поздно, тёлок своих за полночь прогуливали. Но Валька привык рано вставать, позднее встанешь – себе дороже, мать обязательно к чему-нибудь придерётся: где вчера был, почему поздно вернулся, когда пользу домой приносить будешь, – это она в смысле работы, или потребует пол помыть, либо мусор вынести, либо чего ещё. Валька научился избегать вопросов. Мудро и однозначно. Будильник поставит на шесть утра, только тот дрыньзнет, Валька прыг с кровати, ноги в штаны, сверху майку с коротким рукавом, на босу ногу кроссовки, и… «Я на зарядку, ма», – торопливо буркнет, быстренько закрывая за собой дверь. Мать и не успевала остановить. Так и сегодня, как всегда, не считая телефона, конечно. А как его не считать, если «мыльница» в руке, и вот она.

Серёга, разглядывая, спросонья щурит глаза, вертит мобильник в руке. Не верит.

– Где взял? Отобрал? Это статья, брат!

– Ты чего, Серый, какая статья, я его нашёл!!

Серёга ещё не верит, но одобрительно замечает:

– Ничего штучка. Классная! Работает?

– А как же. Всё ништяк! Только зарядке копец.

– А где нашёл? – зевая, интересуется Панов, прицеливаясь фишками «папа-мама» к мобильнику – оп! – благополучно совершив стыковку, восторгается. – Стыкнулись… Унификация!

– В мусорке.

– Заметно, – морща нос, лениво произносит Серый. – И что?

Сергей Валькин ровесник, но по характеру полная ему противоположность.

Валентин тонет в эмоциях, Сергей легко плавает в рассудительных решениях. Правда его решения часто отличаются от оценок взрослых, но это его не смущает, наоборот, подогревает. «У них свой ум, старый, у нас свой, молодой, современный, говорил он Вальке, – айда». И они шли… Не важно куда, шли и всё. Сначала на рынок, там можно было полтишок – другой сшибить, то есть заработать. Было где.

Телегу с товаром туда-сюда откатить-укатить, например, это раз; мешки с картошкой, либо мукой заштабелевать, уже два; бочки с солёными огурцами или капустой перекатить – три; за товаром присмотреть, пока какая знакомая торгашка в туалет сбегает, это чет… Да мало ли чего, – рынок. К обеду можно было и перекурить на свои, пообедать, то есть. Да и народу вокруг, как на вокзале, только лучше. Кстати про вокзал. Валька с Серым на всех вокзалах уже как-то побывали, исследовали от нечего делать «окрестности», изучили. Вонючими поездами пахнет, это точно, дальними городами, новыми знакомствами – женщинами в смысле, неизведанными ощущениями… Это да! Но, там везде видеонаблюдение – улыбнитесь, вас снимают скрытой камерой – шутка! Менты гоняют – совсем не шутка! – короче, не уютно всё там. Чувствуешь себя тараканом на стенке, перед глазами хозяйки с «шлёпалкой» в руках. А на рынке всё по-другому, хоть и азеры с чурками разные. Но все свои. Да и запах другой, аппетит нагоняет. К тому же, взрослым себя чувствуешь, при деле. А дома, у-у-у!.. У Серого не так. У него мать проводницей на железке работает, две недели нету, две недели «тута», дома, значит, а отец, отчим, на заводе с утра до позднего вечера мастером вкалывает, в литейке где-то.

Серёга рассказывал, сходил, говорит, как-то, раз, приобщиться к труду, мать заставила, но только один раз. Больше ни ногой. «Прикинь, – округляя глаза, жаловался он Вальке, – вокруг как на фронте, всё в искрах, в огне, в дыму, грязно, шумно, голоса не слышно. Глаза щиплет, в горле першит. Конец света. Завод называется!» Серёга тогда засмотрелся по сторонам, говорит, ну и споткнулся обо что-то чугунно-бетонное, чуть лоб не расшиб, но колено и локоть точно содрал… Мать лечила потом. Целый медсанбат дома развернула. Главное, жалея Серёгу, с заводом больше к нему не приставала. У Валентина сложнее. Но об этом как-нибудь потом, позже.

– Ты понимаешь, Серый, мы с тобой можем баксы сегодня какие-то оказывается срубить, да! Эта сказала… Кучу!

Сергей недоверчиво хлопает глазами, вновь зевает, садится на кровать. Сам по себе он тоже худой пацан, и тоже длинный, как и Валька. Только Валентин светлый, а Серёга тёмный, и усы у него уже чётко под носом пробились, и под мышками волосы, и в паху. А у Вальки только редкий белёсый пушок обозначился, всего лишь. Хоть и везде. Но оба с запущенными, отросшими причёсками – каникулы! – оба глазастые. У Вальки нос курносый, у Серёги прямой, и на подбородке ямочка. У Вальки ямочки тоже есть, но на щеках, гадство! То есть не к месту. От этого Вальке стыдуха! Комплекс такой. Не мужские, на его взгляд, ямочки, девичьи. Валька часто старательно надувает щёки, чтобы ямочек не заметно было, но их всё равно видно. Это Вальку расстраивает.

– Я щас, – в ответ говорит Сергей, направляясь к двери.

– Ты куда?

– В туалет. Отлить надо.

– Я с тобой, – говорит Валька.

– Кто это сказал? Про зелень… – шлёпая босыми ногами по-полу, ехидничает Сергей. – Приснилось?

Валька топает рядом.

– Нет, телефон. Вернее, тёлка в трубе.

– А может это подстава какая, а? Нормальный телефон в мусорки не выбрасывают. Я, например, не видел.

– Ты что, не веришь? – почти задохнувшись, прикладывая руки к груди, с жаром возмущается Валька.

– Да верю, верю. – Добродушно отмахивается Сергей, но недоверие в голосе всё же звучит.

В принципе, как не верить, если он – телефон – совсем новенький, с цветным дисплеем, всеми положенными, наверное, электронными примочками, к тому же «Сименс», на подзарядке сейчас в Серегиной комнате на проводе завис.

– И что? – пристраиваясь в маленьком туалете к унитазу, спрашивает Панов.

Через плечо заглядывая в Серёгино лицо, Валька быстро пересказывает задание той самой тётки. В отместку за свой тон, она уже фигурирует не как девушка, а именно тётка, причём из мусорки.

– Угу! Понятно! – бурчит Серёга, покачиваясь, и заглядывая в унитаз. – А сколько баксов причитается, она тебе не сказала? – закончив процесс и подтягивая трусы, под шум воды, уточняет он. Из большого зеркала на Вальку смотрят внимательные глаза товарища. Сна в них уже нет. Серёга похоже верит.

– Нет, но много, наверное, или… Будут, короче, баксы, должны быть, – теряясь в своих и её оценках, информирует Валька.

– Угу, – так же неопределённо бурчит Сергей, открывает воду над раковиной, берёт зубную щётку. – Ладно. Давай, Чиж, сначала. Интересное кино вырисовывается.

– Да это не кино, Серый. Это реалии. Правда жизни. Я тебе говорю. Кстати, чуть не забыл, ещё она сказала, нам присвоен позывной… этот… как его… эээ… Терм, нет… О, вспомнил, «Рекрут», какой-то, да. Я – «Рекрут – Один», ты значит, «Рекрут – Два». Так что, быстренько собирайся, завтракаем, слетаем за баксами, и – в Куршавель.

– Ага, в Куршавель, – ухмыляется Серёга. – С твоей Галей, что ли?

– С какой это моей Галей? Ты чё!

– Ну, с этой, из 9-го «Б».

– А, с этой… А можно и с ней, если она того-сего… Хотя, с бабками мы себе каких хочешь там найдём, хоть…

– Не, я предпочитаю только Шарапову, или только Кабаеву. Ты ж знаешь!

– Знаю, – согласился Валька. – Я б тоже с ними потрахаться не возражал, но… – Оборвал себя, и укоризненно выговорил другу. – Мы ж договорились: с девчонками друг другу дорогу не переходить. Тебе – твои. Мне – мои. Так что, можешь ехать со своими… – С кем именно другу ехать Валька уточнять не стал, у того уже усы растут, пусть сам и решает. Панов понял, кивнул, и, застыв с зубной щёткой во рту, мечтательно вздохнул.

В отличие от Валентина, который влюблялся в день по-два, три раза, Сергей Панов давно и страстно, правда безответно, любил только Шарапову и только Кабаеву. Это такие секс-символы России, секси, кто не знает. Обаятельные и привлекательные. К тому же знаменитые и богатые. Для Серёги последние обстоятельства значения не имели, как и предпоследнее. Он их любил не за деньги и за их славу, а потому что… любил… Любил, и всё. Трепетно и нежно, крепко и давно. Несколько лет уж… Об этом знали и в школе, и дома, кроме самих объектов. Они и не подозревали. Хотя об этом красноречиво заявляла вся стена над Серёгиным раскладывающимся диваном. Даже без света стена в комнате лучезарно светилась обаянием этих двух молодых женщин в массе фото-, журнальных вариантах, улыбаясь только Серёге Панову, соблазняя только его. Валька Чиж, хоть и друг, права на них не имел. Ни вообще, ни в частности. Потому что договор такой между ними был, потому что друзья, потому что как братья.

В третий раз выслушав Валькину историю, это происходило уже на кухне, под сладкий чай и бутерброды с колбасой и сыром, Серёга неожиданно заявил:

– Хорошо, Валька, я согласен, катит. Но с телефоном пойду я. Я человек оптимальный. Меня не наколешь. А ты, перец, можешь всё испортить. Идёт?

– Ты? А я?! – Валька едва не подавился. – Она же меня…

– Ты не понял. Если что не так, подстава какая, я скажу, что я не я, и голос не мой. А телефон я нашёл. И все дела.

– Так «рекрут-Один», это же… – всё ещё заикался Валька.

– Да не боись, если всё нормально, потом поменяемся. Я только посмотрю. Подстрахую. Я помню, что ты – «рекрут-Один», а я – второй. Кстати, а нас не подстригут? – Сергей взъерошил на голове свои густые тёмные волосы.

– Нас? За что?

– Это же из армейского лексикона что-то, про рекрута. Хотя, жизнь, Валька, не предсказуема, как говорил один…

– О, о, о! Ты только не понтись сейчас, ты не в школе, я сам такой. Дело серьёзное. Вникни! А про армию она точно ничего не говорила, я помню, про пакет только, и чтоб не открывать.

– Угу-угу, – глядя куда-то в пространство, раздумчиво буркнул Серёга. – Интересное кино.