Текст книги "Сказание о наших готских предках"

В 1928 г. в грузинском местечке Земо Ахвала, советские археологи нашли захороненные останки сарматской девушки-воительницы. Она была погребена в согнутом положении, с подогнутыми коленями, в полном вооружении. Рядом с амазонкой покоился в могиле ее двуострый топор. Захоронение датируется III в. до Р.Х. Эту необычную находку британский археолог русского происхождения Тамара Талбот Райс (в девичестве – Тамара Елена Абельсон) считала последним пристанищем сарматской воительницы, возможно, даже лишившейся жизни в бою со скифами. В VI в. до Р.Х. савроматы помогли скифам изгнать полчища Дария I Ахеменида. Но в III в. до Р.Х.. сарматы осмелились поднять руку на самих скифов. И заняли Причерноморские степи, отрезав Скифию от греческих эмпориев-колоний, с которыми скифы так долго и успешно торговали.

Можно сказать, что готские мигранты с Севера пришли почти «на все готовое». Ибо фактически сарматы разделались со скифами еще до прихода готов в «Ауйом». Очевидно, даже до готов, проживавших в прибалтийском «захолустье» античного мира, «на задворках Экумены», доходили слухи (как всегда в подобных случаях, преувеличенные) о богатстве скифских племен и земель. Ибо торговые пути, маршруты которых нам подробно описывает Геродот, уже существовали к моменту прихода готов в дельту Вистулы. А где курсируют торговцы, там курсируют и сведения. Слухи, рассказы и их зримые подтверждения в виде греческих монет, украшений и керамики. Да и многого другого. Надо полагать, что готские первопроходцы, закрепившиеся на Янтарном берегу, с каждым годом подвергались все большему давлению. Как со стороны вновь прибывавших соплеменников, так и со стороны соседних народов, в равной степени нуждавшихся в «жизненном пространстве». И потому, возможно, готы на протяжении жизни целых поколений толковали и мечтали о богатой скифской земле у теплого моря. О земле, казавшейся им, вероятно, «земным раем», «краем всеобщего благоденствия». Хотя – благодаря чему, собственно, скифам жилось так хорошо? Благодаря простым вещам, не считавшимся в других местах большим богатством. Они привольно жили за счет хлеба, меда, воска, мяса, молока, кож и мехов. Поскольку скифы, в отличие от жителей иных, более удаленных от теплого моря, земель, имели постоянных покупателей в Греции. Стране высокоразвитой городской культуры. Стране высокоразвитого общества. Достаточно богатого, чтобы позволить себе приобретать в большом количестве и за хорошую плату все эти товары. Обогащая этим скифов, продающих грекам все эти товары.

По мнению Тамары Талбот Райс, каждое значительное скифское племя евразийской степи переживало в своей истории собственное «золотое время». Скифы Кубанской группы одними из первых достигли уровня, позволившего им жить в роскоши и изобилии. Их захоронения (самые роскошные из которых датируются ранним VII – поздним VI в. до Р.Х.) содержали великолепные художественные изделия из золота, подлинные шедевры высочайшего ювелирного мастерства. В этой области проживания скифов число лошадей, приносимых в жертву при похоронах князей, исчислялось сотнями. Хотя власть тамошних скифских владык носила патриархальный характер. Погребальная утварь, найденная во многих подобных захоронениях, указывает на то, что и простые скифы занимались торговлей, приносившей им богатство, сравнимое с богатством их правителей.

Современными учеными вполне допускается также возможность прямых, непосредственных контактов германцев со скифами на протяжении столетий, предшествовавших Великому исходу готов. Ибо скифы не были безропотными верноподданными своих государей, покорно кочующими или пашущими землю строго в отведенных им местах. Богатые, гордые и воинственные, скифы постоянно восставали против своих князей. Хотя власть последних была, вероятно, не наследственной, а выборной. Во всяком случае, в районе Пазарыкских захоронений – несомненно, самых богатых. Нам известно одно такое мятежное скифское племя, откочевавшее от Евксинского понта к нынешнему казахстанскому озеру Балхаш («Белому морю» древних тюрок, именуемому древними китайцами «Западным морем»). Другое же скифское племя, судя по всему, перекочевало в прямо противоположном направлении, вдоль древнего торгового пути по территории сегодняшней России, на территорию нынешней Польши, и дошло до Пруссии, т.е. зоны германских племен. Местом этой встречи скифских мигрантов с мигрантами германскими была нынешняя Нижняя Лужица. Поскольку именно туда почти одновременно со скифскими переселенцами пришли германские племена, переселившиеся с северо-запада, спасаясь от наступившего там резкого ухудшения климатических условий (о котором у нас еще пойдет речь). Все более усиливавшиеся в Бойугейме кельты, германские мигранты и скифские «кентавры» стали вытеснять туземное население нынешней Нижней Лужицы – иллирийцев. Нам известно, что скифы напали на иллирийские укрепленные городища Визен и Нимич (и, вероятно, захватили их). Во всяком случае, при раскопках этих укрепленных городищ на территории Лужицы археологами были найдены типичные трехлопастные наконечники стрел, употреблявшиеся только скифами. Эти находки позволяют нам проследить путь скифских мигрантов через современную Силезию в сегодняшнюю Лужицу.

Однако самым впечатляющим свидетельством этого глубокого рейда скифов в германские области служит т.н. Феттерсфельдская находка, или Феттерсфельдский клад. Обнаруженный в 1882 г. нижнелужицким пахарем (если верить чешскому историку Яну Филипу и его немецкому коллеге Герману Шрайберу). Крестьянский плуг во время пахоты наткнулся на скифскую княжескую усыпальницу конца VI в. до Р.Х. Самым ценным артефактом, найденным в могиле, было золотое, украшенное тонкой фигурной резьбой, изображение рыбы, длиной около сорока сантиметров. Снабженное притом семью отверстиями. Наводящими нас на мысль, что владелец этого роскошного, крупного ювелирного изделия носил его при жизни пришитым к одежде. В качестве талисмана-оберега. Вероятно, на груди, чтобы его видели другие воины (возможно, подчиненные ему). Кроме того, усыпальница содержала предметы парадного вооружения. Нагрудный панцирь (вообще-то не типичный для скифов), щит из белого золота, накладки на колчан и налуч, декоративные круглые бляхи, ювелирные изделия в скифском «зверином стиле», украшенные фигурками животных и орнаментами. И ножны меча драгоценной работы в древнеионийском стиле. Подлинный шедевр архаического греческого искусства. Сокровище, попавшее, при посредстве скифов, на территорию Нижней Лужицы из жаркой, далекой Ионии.

«Платить по счетам» тогда пришлось туземцам-иллирийцам. Судя по всему, этот народ был совершенно перемолот между скифским «жерновом» и «жерновом» германским. Никаких следов выживания иллирийцев на территории Нижней Лужицы не сохранилось. А их победители – сильные германские племена и воинственные скифы, видимо, разошлись, не войдя в боевое соприкосновение (несомненно, грозившее перерасти в войну на уничтожение). Отложив неизбежную схватку на пару столетий.

Что же доказывает «дальний поход» скифов через позднейшую Силезию в нынешнюю Нижнюю Лужицу, за семьсот лет до «дальнего похода» готов в противоположном направлении? То, что еще народы доисторической Европы были способны преодолевать расстояния во много тысяч километров. И это случалось не раз на протяжении истории. Укажем в качестве примера на стремительные конные рейды скифов, гуннов, обров-аваров и угров-венгров (предшественников, в этом отношении, монголов). Или на народы, странствующие, как готы и другие германские переселенцы, в пешем (или в смешанном, конном и пешем) строю, имея в авангарде воинские контингенты в качестве тарана.

К концу II в. до Р.Х. в северо-западной части Римской «мировой» империи и в прилегающих к ней извне областях скифских племен начали множиться признаки приближения новой волны воинственных народов, мигрирующих с бескрайнего Севера, вниз до Гипанису и Данапру. А поскольку там больше не оставалось незаселенных земель, давление передавалось от одних народов к другим, со все более далеко идущими последствиями, согласно известному закону физики. Что вселяло в скифов и римлян все большую тревогу.

Греко-римский военачальник и историк Аммиан Марцеллин писал о военных трубах, звучавших почти во всей Римской империи, против которой поднялись самые дикие племена и народы, начавшие вторгаться в ее пограничные области. О том, как одновременно с аламан(н)ами, опустошавшими Галлию и Рецию, сарматы и квады грабили Паннонию. А пикты, скотты и аттакотты постоянно досаждали бриттам (тогда еще – римским подданным):

«…в то время пикты, делившиеся на два племени, дикалидонов и вертурионов, а также весьма воинственный народ аттакотты и скотты, бродили повсюду и производили грабежи, а в приморских областях Галлии франки и соседние с ними саксы там, куда только могли прорваться с суши или с моря, производили грабежи и пожары, забирали людей в плен, убивали и все опустошали. А в Африке с самого начала правления Валентиниана (римского императора Флавия Валентиниана I – В.А.) свирепствовали варвары (мавры – В.А.), совершавшие дерзкие набеги, сопровождавшиеся убийствами и грабежами. А в Исаврии разбойники, расходясь шайками по соседним местам, с полной свободой предавали грабежу города и богатые виллы, принося страшный вред Памфилии и Киликии (…) аламаннский царек Рандон осуществил свой давнишний замысел и тайно проник с легким грабительским отрядом к Могонциаку (нынешнему Майнцу в Германии – В.А.) не имевшему гарнизона. И так как именно в это время праздновался христианский праздник, то он беспрепятственно увел в плен мужчин и женщин всякого звания и награбил много домашнего имущества. Квады с сарматами, племена, отличавшиеся особой умелостью в деле грабежей и разбоев, распространяя все шире и шире круг своих набегов, уводили в плен мужчин и женщин, угоняли скот, злобно радуясь грудам пепла от сожженных селений, страданиям убитых жителей, и без всякой пощады избивали последних, нападая на них врасплох» (Аммиан Марцеллин. «Деяния»).

Разные мавританские племена беспокоили своими набегами римские колонии в Африке. Фракия же страдала от разорявших ее готских грабительских шаек.

Римская Фракия занимала восточную часть современного Балканского полуострова, т.е. его части, расположенные между нижним течением Дануба, современного Дуная, и Босфором. А готские разбойники нападали на нее, по старому скандинавскому, а если быть точнее – шведскому – обычаю не со стороны материковой суши, переправляясь через реки Тирас (ныне – Днестр) и Дануб, а по воде, переплывая Черное море, северного побережья которого достигли незадолго перед тем. Другие группы готов стали нападать на скифские города и сарматские кочевья. Судя по усилению оборонительных сооружений, городское население было начеку и своевременно подготовилось к отражению готских нападений. Богатые торговые города Припонтиды оставались господами положения еще на протяжении многих поколений. Отсиживаясь под защитой мощных стен и многочисленных гарнизонов, они могли вести с новыми завоевателями Тавриды переговоры о подвозе всего необходимого, перевалочной торговле и поставках на регулярной основе готовых изделий городских ремесленных мастерских. И заключать соответствующие договоры.

Одной из скифских крепостей, успешно противостоявшей как сарматам, так и готам, и не сумевшей устоять лишь под натиском гуннов, была упоминавшаяся нами выше резиденция царей Тавроскифии. Неаполь Скифский, выстроенный царем Скилуром и его сыновьями (на территории нынешней столицы Крыма – Симферополя) для защиты от понтийского царя Митридата VI Евпатора (обожествленного еще при жизни как воплощение бога Диониса и много лет боровшегося с Римом за власть над Ойкуменной). В ходе раскопок скифского Неаполя, начатых еще в 1926 г. под руководством крымского археолога, историка, филолога и педагога Николая Львовича Эрнста, и продолженных в 1945–1960 г.г. Тавро-скифской экспедицией под руководством видного советского ученого Павла Николаевича Шульца (которой, в свою очередь, пришли на смену другие археологи), были обнаружены следы упорной осады города, датируемые концом II в. до Р.Х. Тогда осаждавшим Неаполь грекам из Херсонеса Таврического и понтийцам – удалось поджечь немало городских домов. О чем свидетельствуют черные и серые слои пепла между предшествующей времени осады и последующей застройкой.

В результате археологических раскопок городища был обнаружен мавзолей с пышными и богатыми захоронениями (целых семьдесят два погребения, в т.ч. царя, знати, с конями, оружием, множеством золотых украшений). Были отрыты остатки мощной (восемь с половиной метров толщиной) оборонительной стены с двумя привратными башнями, выявлены остатки жилых и культовых построек с интересной настенной росписью. Найдены портретные рельефы, обломки статуй, постаменты с греческими надписями – посвящениями богам.

Исследовано свыше двухсот погребений – богатые фамильные склепы, вырубленные в скале, земляные склепы и грунтовые могилы рядового населения.

Судя по результатам раскопок таврического Неаполя, скифы давно уже привыкли жить не только в войлочных шатрах или кибитках. Но и в многокомнатных каменных домах. И делать запасы на случай осады, недорода и природных катастроф, Археологи нашли подземные хранилища зерна, домашние мельницы-зернотерки, полные вместительных амфор кладовые, искусно сложенные печи и высеченные в скалах хранилища для горшков, котлов, чаш и кувшинов.

Конец существованию столицы Позднего Скифского (Новоскифского, или Тавроскифского) царства, скифского «Новгорода», положили явно не явившиеся с севера готские вооруженные мигранты (преимущественно пешие). Судя по всему, готам удалось как-то договориться, по крайней мере, с частью местных жителей Тавриды. Неаполь погиб совершенно внезапно. О чем свидетельствуют брошенное его жителями ценное имущество, детские игрушки, разбросанная повсюду домашняя утварь. Все это указывает на поспешное бегство.

Возможно – на бегство перед лицом внезапно появившихся в городе врагов. Вероятно, построенная при царе Скилуре мощная крепость была взята не правильным штурмом, после долгой осады, а хитростью или с налета. Неаполь Скифский пал в IV в. п. Р.Х. Враги – аланы или гунны – видимо, явились неожиданно, без объявления войны, без стычек в подожженных городских предместьях (или, как говорили у нас на Руси – посадах). Нежданно и негаданно. Свалившись скифам, как снег, на голову. Именно такой «блицкриг» был излюбленным способом ведения войны степными конниками – «орками-кентаврами» из кочевых племен. Не имевшими ни стенобитной техники, вроде таранов, виней, осадных башен-гелепол и т.д. Ни «артиллерии» – метательных орудий, вроде катапульт: баллист, карробаллист, онагров, скорпионов. Ни навыков, необходимых для обращения с осадными машинами. Ни терпения для взятия вражеских твердынь измором. И умевших брать города лишь одним способом. Проскакать, пригнувшись к конской холке, через открытые городские ворота мимо ошеломленной стражи. И выпрямиться на спине лихого скакуна, лишь оказавшись в самом сердце города. Когда страх при виде внезапного появления «всадников ниоткуда» уже овладел сердцами горожан, лишив их воли к сопротивлению.

Истина, скрытая в могилах

После трехсот лет активных и все-таки скрытых от мира действий и передвижений готские мигранты дошли, наконец, до Евксинского понта. Успели смениться семь поколений готов, выступивших в поход в поисках новой родины, так и не обретенной ими, прежде чем восьмое поколение, наконец, достигло берегов далекого южного моря. Которое, возможно, большинство из странствующих готов считало сказочным, а не реально существующим. Или путало его со Средиземным морем. После казавшегося бесконечным пути через необъятную Восточноевропейскую равнину, широкие, бурные реки и безлюдные степи, их взорам предстало желанное теплое море. Море, о котором сообщали купцы и разведчики. Морское побережье с большими, хорошо укрепленными портовыми городами. Море, по которому в припонтийские гавани то и дело приплывали корабли изо всех градов и весей Римской «мировой» державы. Море, способствовавшее благорастворению воздухов и произрастанию плодов земных, выражаясь языком христианских священников и проповедников. И позволявшее собирать на землях Припонтиды богатый урожай.

Однако берега этого Евксинского понта, Гостеприимного моря (которое поэт Овидий, сосланный основателем Римской империи принцепсом Октавианом Августом из Рима на Тибре в далекие Томы, близ современной румынской Констанцы, «на край света», и тоскующий там по «великосветской» римской жизни, именовал в своих «Письмах с Понта» совсем иначе – «Аксинским понтом» – «Негостеприимным морем») были плотно населены. Народами, ведшими там весьма активную и довольно комфортабельную жизнь. Надо было быть столь избалованным столичной роскошью «мажором» , как Овидий, чтобы считать Черное море «негостеприимным» , а жизнь на его берегах – «неуютной» и достойной разве что «скорбных элегий». Припонтийские скифы, сарматы, бургунды, готы и гепиды точку зрения Овидия не разделяли. И потому старались силой завоевать себе «место под солнцем» на землях казавшихся римскому ссыльному «негостеприимным» черноморского побережья (где именно с тех пор, как, например, на месте найденного в наше время археологами городища Белинское, обнаруживают предметы связанных с готами черняховской и вельбарской культур типа керамических сосудов с нанесенными на ручки по сырой глине гребнем расчесами – свидетельством культа волос, характерного для готов, помещавших в захоронения гребни -, погребений в восточно-германской одежде – как, например, в Танаисе, каменных кругов скандинавского типа и т.д.). Суливших им наилучшие условия жизни и наилучшие пути сообщения с «главою мира». С «центром обитаемой Вселенной», куда стекались все деньги, где сосредоточены власть и могущество и главные потребители жизненных благ. Короче говоря, с Римом – «главой мира». «Рома капут мунди». Не будь в римском Средиземноморье густонаселенных территорий древних культурных народов и построенных ими мегаполисов с вечно голодным пролетариатом, все то, что добывалось и производилось на берегах Евксинского понта и складировалось для вывоза в «цивилизованный мир» , не имело бы никакой ценности. Видимо, и среди готов нашлись разумные, сообразительные, опытные люди. Люди, сказавшие себе: «Все добро, что накопили здешние скифы, явно не нажито и не произведено самими здешними скифами. И не привезено к ним другими скифами. Нет, все это добро привезено из совсем иного мира. Из мира с совсем иными, более высокими, запросами. Из мира с более высоким уровнем жизни. Из мира с совсем другими проблемами. С проблемами, решить которые можно лишь с помощью здешнего зерна».

Тогдашняя ситуация весьма напоминает современную. Ни одно из природных богатств Припонтиды не представляло собой некой абсолютной ценности, само по себе. Как и нефть в наше время. Ведь современные арабы со всей своей нефтью не могли бы вырастить в пустыне даже самого крошечного растеньица, если бы не достижения современной техники искусственного орошения. Техники, полученной арабами (как и многое другое, вплоть до опреснителей воды) в обмен на нефть. И потому готы, завоевав силой меча новое «жизненное пространство» в Северном Причерноморье, этим отнюдь не удовлетворились. И на этом отнюдь не успокоились. Долгие странствия пробуждают в людях жажду. А жажда сродни жадности. Слово «жаждать» или «алкать», сродни слову «алчность». Продолжительные военные действия пробуждают в людях воинственность и нетерпеливость. Эти давно вошедшие в привычку воинственность и нетерпеливость невозможно утолить, если только лишь пахать, сеять и месяцами ждать очередного урожая – сколь бы богат он ни был…

С учетом этих соображений, можно найти объяснение двум историческим процессам, могущим показаться, на первый взгляд, неожиданными. Во-первых, пиратским рейдам готских морских разбойников, терроризировавших всю Припонтиду, а также все восточное средиземноморское побережье. Хотя, казалось бы, поколение готов, достигшее, после долгих странствий, Евксинского понта, не имело опыта плавания на кораблях в открытом море (ведь со времени, когда их предки переплыли Янтарное море, прошло столько лет!). Тем не менее, готские переселенцы, обосновавшиеся в солнечной Тавриде и в устье полноводного Данапра, принялись (возможно, с помощью местных корабелов – кто знает?) валить лес, распиливать бревна на доски и спускать на воду корабли. Вроде тех, на которых приплыли со «Скандзы». Снабжать их корабельными командами. И, как впоследствии другие выходцы из «Скандзы» – викинги-норманны – ходить по морю, нападать на острова и побережья. «Шарпать берега Натолии», как писал Николай Васильевич Гоголь в «Тарасе Бульбе» о позднейших козаках (возможно – отдаленных потомках припонтийских готов, о чем еще будет сказано далее). В-общем – так пиратствовать, как в Средиземноморье не пиратствовал никто уже давно. С тех самых пор, как римский полководец Гней Помпей Великий (Магн), снарядив огромный флот, смог положить конец бесчинствам киликийских и североафриканских морских разбойников. А Марк Випсаний Агриппа, зять императора Октавиана Августа – бесчинству морских разбойников сына этого самого Гнея Помпея Великого – Секста Помпея (унаследовавшего от своего действительно великого, хоть и разбитого Юлием Цезарем, отца, прозвище «Магн» лишь по недоразумению). «Вивере нон эст нецесситаре – навигаре нецесситаре эст». Т.е. «Жить не необходимо, плавать по морям необходимо». Плавать – и попутно грабить…

На все эти особенности поведения готов в Припонтиде следует обратить особое внимание. Ибо они отличали его от поведения других германских народов. Скажем, гепидов и бургундов, скиров и прочих мелких этнических групп. Образовавшихся из обломков племен, разбитых или недорезанных готами в ходе их дальних странствий. Все эти побежденные готскими мигрантами племена «северных варваров» дали готам себя вытеснить из густонаселенных припонтийских областей дальше на Запад. И несмотря на трудности преодоления пересеченной местности, направились к Карпатской горной дуге, принявшись беспокоить римскую провинцию Дакию.

С учетом этого столь разного поведения мигрировавших с севера германских племен при их появлении на границах Римской империи представляется необходимым перепроверить правильность тезиса, на протяжении многих поколений господствующего в историографии. В первую очередь – в историографии немецкой. Однако не только немецкой, но и, скажем, шведской. Ибо шведы гордились (и даже хвастались) своими готскими предками не меньше, чем немцы из Восточной Пруссии, Померании и Лаузица, хвалившиеся тем, что их родная земля в прошлом – пусть и ненадолго – была завоевана и заселена «славными готами, взявшими Рим».

Шведский историк академик Андерс Магнус Стриннгольм (1786– 1862), настоящий кладезь всевозможных сведений о завоевательных войнах, утверждал в своем труде о государственном устройстве, нравах и обычаях древних скандинавов, что общей и единственной целью всех германцев было сокрушение Римской империи.

Насколько сильными должны быть вера в величие германства и неразумность составляющих его народов, если труд, столь знаменитый по сей день, начинается с настолько ложного утверждения! Ибо, во-первых, у германцев никогда не было общих целей (тем более – одной единственной). Вплоть до II половины XIX в. (да и тогда, скажем, баварцы, в отличие от прочих германских народностей, не желали «шагать в едином германском строю»). Во-вторых, германские племена воевали, главным образом, не с Римом, а друг с другом. Это – непреложный факт. Сказанное относится и к «славным готам, взявшим Рим». Ведь даже в легенде об их «великом исходе» говорится, что готы первым делом победили герулов (германцев, как и сами готы). Вслед за тем готы, как это подтверждается историческими свидетельствами, одолели гепидов (германцев), бургундов (германцев) и (по крайней мере – частично) бастарнов (опять же германцев). Не говоря уже о величайшей в мировой истории битве между древними германцами – сражении на Каталаунских полях, близ Шалона-на-Марне, в 451 г., считающейся традиционно «битвой римлян с гуннами». В этой «битве народов» готы сражались против готов, франки – против франков, гепиды – против бургундов. Если бы столь усердно постулируемое Стриннгольмом (и многими другими историками после него) пресловутое германское единство существовало в действительности… Если бы германцы уже в первые века Христианской эры достигли уровня организованности, позволяющего им совершить совместную «массовую акцию» … Тогда такие выдающиеся вожди древних германцев, как князь (или герцог) херусков (предков нынешних саксонцев) Арминий (получивший, до того, когда восстал против римлян, римское гражданство и титул римского эквеса-всадника за верную службу в римском войске) и царь маркоманов (предков нынешних баварцев) Мар(о)бод (проведший юность в Риме и пытавшийся править своими германскими подданными на манер римского императора) не сошлись бы в смертельной «братоубийственной» схватке, а плечом к плечу двинулись бы совместным походом на «ненавистный Рим». Не было бы никакого продолжения императорского периода римской истории. И на долю Алариха почти не осталось бы «победных лавров». Но именно отсутствие единства среди древних германцев обогатило мировую культуру еще несколько столетиями античности. Именно отсутствие единства среди германцев позволило достичь наивысшей точки расцвета античной цивилизации. Цивилизации, которой вплоть до времени правления римского принцепса-императора Октавиана Августа приходилось тратить немалую часть своих творческих сил и материальных средств на укрепление военно-политического могущества Рима. Позволившего ей в дальнейшем развиваться под своей защитой, в условиях «римского мира».

Конечно, автора этих строк могут упрекнуть не в попытке развеять «германский миф» , а в попытке сознательно принизить все «готско-нордическое». Тем не менее, следует отдавать себе отчет в следующем. К моменту Рождества Христова германцы были неописуемо бедным, прямо скажем – нищим, первобытным народом. Во всяком случае, ни в чем не превосходившим две другие крупные этнические группы, которым было суждено, в конце концов, создать, вместе с германцами, европейскую семью народов. А именно – кельтов и славян. Тогдашние кельты, несомненно, превосходили тогдашних германцев. Как в сфере материально-технической цивилизации, так и в сфере духовной культуры. Славяне населяли самые плодородные земли, требовавшие меньших усилий для своей обработки. И потому имели больше свободного времени. Чтобы предаваться на досуге развитию прикладного искусства, ремесел, рыболовства, торговли и транспорта. Всему этому германцы противопоставляли целый ряд идеальных (т.е. не приносящих практической пользы, материальных доходов) добродетелей. Таких, как гордость, чувство собственного достоинства, чувство чести и – понятное, с учетом перечисленного выше – вечное недовольство, постоянное чувство неудовлетворенности. Неприхотливые славяне жили припеваючи (или, во всяком случае – неплохо, по своим понятиям) за счет такого монотонного занятия, как рыболовство, и кое-чем приторговывали. Привыкнув довольствоваться малым. И не желая для себя ничего большего и лучшего. Германцы же, начиная с неизвестного нам сегодня момента времени, начали ощущать в себе нечто, что можно назвать поэтически «беспокойством и тягой к перемене мест» (вспомним главу Х «Евгения Онегина»). Или, высокопарнопатетически, «харизмой воли к власти». А говоря прозаически, попростому – жаждой добычи. Ибо передвижения народов никогда не инициировались довольными собой и всем на свете неимущими людьми. Нет, они инициировались совсем другими людьми, у которых к первейшему и самому естественному побудительному мотиву – голоду – добавлялись иные мотивы и цели. И которые они привыкли (а точнее – приучили себя) считать более высокими мотивами и целями. Как долго многочисленные и достойные во всех отношениях уважения народы могут оставаться на уровне каменного века, при отсутствии материального благосостояния и этих самых более высоких целей, мы наглядно видим на примере североамериканских индейцев. Многие из племена индейцев были так бедны, что не обладали даже гончарными изделиями. И согласовывали свои кочевые странствия со временем созревания тех или иных диких плодов, трав, кореньев и овощей.

С другой стороны, современные историки пишут, например, по поводу недавней находки в английском графстве Дорсет массового захоронения обезглавленных англосаксами скандинавских викингов, что помочь идентифицировать скелеты последних именно как норманнов помог их анализ, показавший, что покойные жили в регионе с гораздо более суровым климатом, чем английский. Ученые установили, что в питании этих людей было много богатых протеинами продуктов – мяса, молока, яиц. Такая диета, помогающая наращиванию мышечной массы, была характерна для викингов, останки которых были найденных на территории Швеции. Правда, речь идет об останках IX-X в. В общем, «темна вода во облацех» …

Как бы то ни было, современные историки, исследующие жизнь древних германцев, видят многие ее особенности яснее, чем – при всем уважении! – Генрих фон Трейчке и его современники. Чей взор был, вероятно, затуманен слишком воодушевленным и усердным чтением Тацита (несомненно, идеализировавшего в своей «Германии» германцев – дабы современным ему «римлянам, сравнивая себя с германцами, стало стыдно за свои пороки») и гордостью за только что состоявшееся в Версале провозглашение, под скипетром королей Пруссии из дома Гогенцоллернов, Германского империи («Второго») рейха, казалось, идущего на смену как средневековой «Священной Римской империи» («Первому рейху»), так и «классической» Римской империи времен античности. Все это мешало им видеть очевидные, несомненные факты. Но, с другой стороны, эти талантливые исследователи еще не имели в своем распоряжении так много фактов и материалов, как сегодняшние историки, открывающие их в результате археологических раскопок в Скандинавии и Германии.

Небольшая группа хорошо осведомленных ученых, результаты работы которых, право, стоило бы популяризовать гораздо шире, чем это делалось и делается до сих пор, относится к столь долго чрезмерно восхваляемым и превозносимым древним германцам как к обычному, скромному во всех отношениях, первобытному народу. Раскапывая их скрытые в могилах останки с помощью лопат, зондов и сит. Стараясь подобраться к ним как можно ближе – насколько это сегодня представляется возможным. Ибо германцы, поступали со своими покойниками иначе, чем, скажем, древние египтяне. Т.е. не бальзамировали их выпотрошенные предварительно тела, чтобы затем замуровать их навечно (как им думалось) в гробницах. Германцы (как, кстати, и древние греки, и римляне) долгое время, придерживались обычая кремации. Т.е. трупосожжения. Хотя (к счастью для археологов) не полного, а частичного. Да и то – не всегда с необходимой последовательностью. Эта непоследовательность дает археологам возможность обнаружить и изучить тот или иной костный фрагмент. Во-первых, в силу того, что мертвые тела сгорали не дотла, т.е. не до полного превращения в пепел (как это делается в современных крематориях). Кости очень часто оставались не сожженными, в отличие от бренной плоти, и вместе с остатками погребального костра опускались в могильную яму, после чего засыпались землей. Даже в тех случаях, когда часть пепла помещалась в погребальную урну. Во-вторых, эта непоследовательность проявлялась в том, что даже у народов, хоронивших своих сожженных мертвецов в таких погребальных ямах, периодически встречались не сожженные трупы и могилы с не сожженным погребальным инвентарем.